Конфабуляция

— Так как Рождество уже на следующей неделе, то я призываю вас, ребята, организовать творческий конкурс! — с улыбкой объявяла психолог, хлопая в ладоши. В классе воцарилась давящая тишина. Напряжения не было. Было лишь дикое желание закрыть голову руками, чтобы женщина не смотрела так прицельно и чётко.       На щеках запылал стыдливый румянец. Он знал, что она ждёт от него инициативы. Ждёт, когда проявит себя и даст себе чуть больше возможностей. Но миссис Гейт выбрала не совсем хорошее время. Лучше закрыть глаза, представить, как все замолкают и оставляют его, чёрт возьми, в покое. — Ну же, ребята, вы можете показать все свои таланты. — в её глазах мелькнуло разочарование и искренняя наивность. Ожидать многого от них не стоило. И это стало её главной ошибкой. В классе поднялась лишь одна рука. Джуди поправляла светлые волосы, ожидая, когда на неё обратят внимание. Образцовая ученица. Таких любят все преподаватели. — А можно представить фотографии на конкурс? — в её глазах, казалось, загорелся азарт, а Хелен предпочёл замереть и задержать дыхание. Притворись мёртвым и она тебя не заметит. Так ведь делают опоссумы? — Конечно! Ты можешь сделать коллаж и представить его. — женщина, обрадованная вниманием к затее, похлопала в ладоши. И ключевой ошибкой Отиса было пересечься с ней взглядом на долю секунды, вновь скрывшись за грудой из тетрадей, сумки и блокнота. Зажмуриться, надеяться, что она ничего не видела, что не утащит его в свой кабинет и не начнёт снова затирать про уверенность в себе в его, и без того, слабый от недосыпа мозг, — Хелен, а ты не хочешь поучавствовать?       Обречённо упал карандаш на пол, извещая, что кролика всё равно съест удав. Сколько не прячься. Сейчас просто хочется оказаться дома, в своей кровати, а может даже с Джоном в парке, но без этих вечно следящих глаз. В безопасности. Где-то, где нет скалящихся зубов, хитрых ухмылок. Где всё просто. Он качает головой, пытаясь выглядеть расслабленно. Вряд ли Гейт воспримет отказ серьёзно. Но Хелен старается показать своё полное безразличие. — Хорошо, как хочешь. — она ещё пару секунд что-то рассказывает заинтересовавшимся, а после с улыбкой покидает кабинет. Хелена от этого тошнит. Такая притворная забота, что следует за тобой по пятам. Нелепая попытка сделать тюрьму домом. На самом же деле им плевать на каждого здесь, что директору, что Гейт. Они вынуждены оставаться с этими кровососами, чтобы прокормить своих. Не верит он ни в одно слово, сказанное с елейной улыбкой и добрым тоном. И показывать своё личное он никому за будет. Это не то, что можно выворачивать из себя перед всеми.       Парнишка вновь поворачивает голову к окну, где небо покрывается белыми, похожими на клубки ваты, облаками. Совсем скоро всё небо превратится в белый холст, а после из него посыпется мелкими хлопьями побелка. Отис опускает взгляд в тетрадь, где ни слова о сегодняшней теме занятия, но зато поля расписаны узорами и завитками, похожими с первого взгляда на ленточных червей. Это ещё нормально. В голове у Хелена строятся гораздо более откровенные и ужасающие картины, которые он, увы, не может воплотить в жизнь из-за риска оказаться в психиатрической больнице. Но зато он может взять в руки красную ручку, перекрутить её пару раз в пальцах и подрисовать глистам лапки. И вот, они уже не черви, а самые настоящие сколопендры.       Усмешка проскользает на невинном лице, а сам юноша переводит взгляд на экран телефона, который со вчерашнего дня ни разу не откликнулся сообщением от контакта "Джон". Неужели он настолько занят? А может Хелен ему просто надоел? Вполне возможно. Тонкие пальцы тянутся к мобильнику, открывая вчерашнюю переписку и читая последние сообщения. *** «Нам завтра на учëбу. Пора спать.»       Пишет он сам и себе же не верит, ведь ещё час пялился на послание в мессенджере с глупой улыбкой на губах. «Веееерно. Эй, Хел, мне понравилось с тобой, мы бы могли встретиться ещё раз? Скажем... На неделе? Покажешь мне интересные места;)»       Пишет Джон и Отис с головой утыкается в одеяло. Боже, этот парень даже не понимает насколько его откровенность поражает. Хотя нет. Нет, нет, нет. Хелен мотает головой, отгоняя глупые мысли. Это же Джон. Насколько юноша смог его понять, он никогда бы не стал давать словам двойные смыслы или иллюзии.       Джон добрый, открытый и слегка наивный. А ещё он до боли в сердце милый и по-детски честный. Джон тот, кому хочется доверить секреты, а потом поклясться на мизинцах, что никогда-никогда не расскажешь.       А самое главное, с ним было легко. Хелен удивлённо отмечал, что испытывает стыдливое чувство вины, когда Блейк с улыбкой принимал его грубость и не оставлял на свой счёт. Как будто... Он не заслужил этих иголок. Но держать в тонусе собеседника стоило, ведь он улыбался приятно только до тех пор, пока они вместе. «Можно было бы. А теперь спать. Бегом.»       Он угрожающе ставит точки, надеясь, что это не выглядит так по-идиотски, как у самого в голове. Джонатан отчего-то молчит довольно долго. Проходит минута, вторая. Может он обидел его? Джон часто замолкал, когда Хелен говорил что-то грубое. Словно раздумывая как ответить или промолчать. Может он настолько ощетинился, что даже не замечает, когда из его рта вылетает грязь? Но звук сообщения отвлекает от раздумий. «Да, ты прав. Доброй ночи, мелкий, увидимся»       Хелен ничего не отвечает. Он лишь видит как под контактом высвечивает надпись "был в сети ****". А сердце пробивает электричеством так, что парнишка подпрыгивает на кровати и улыбается как дурак. Казалось бы, обычное обращение к младшему.       Даже, в некотором роде, издевательское. Но кровь струится с новой силой и спать уже совсем не хочется. В чернявой голове это "мелкий" звучит ласковым и немного смущëнным голосом, которым Блейк говорил обычно. Ноги сами несут из кровати, шлёпая по полу босыми ступнями.       Холодный паркет ощущается под пальцами, но пока это затмевает ощущение горящего изнутри органа, отбивающего сбитый ритм. Скорее, пока не потерялась эта тонкая нить реальности и вымысла. К столу, к раскрытой работе. И вновь рука берётся за кисть с матовой чëрной краской, а затем за перламутровым золотом. И вот уже вырисовываются сияющие лучики солнца, попадающие на кожу, закрывающие мерцание звёзд. Когда эта работа будет закончена, Хелен наверняка её даже никому не покажет. Застыдится, найдёт кучу изъянов, лишь бы не доставать её под свет глаз-рентгенов. Потому что это его, личное, сокровенное. Что-то, что он никому не покажет даже на секунду. Что-то должно оставаться только между сознаньем и сердцем, не выходя наружу.

***

      Кто-то взвизгивает рядом. Хелен тянется руками закрыть уши, но голос звонко щебечет и тыкает в экран телефона с радостной улыбкой. Джуди. Та, из-за кого началась вся ненависть и злобные взгляды. Девушка с светло-русыми волосами, стройная и удивительно безвкусная. Она не была статусной или популярной особой. Совсем нет. Подлиза и ребёнок с золотой соской во рту, которую так заботливо обеспечили ей родители. И за это Отис тоже осуждать её не может. Никто не виноват, что её родители позаботились о будущем дочери. Но терпкая зависть внутри бурлила и лопалась пузырями, оплетающими пищевод и горло. Джуди весело рассказывает подругам о чём-то. Уши улавливают знакомое название и Хелен напрягает слух, чтобы услышать диалог с другого конца класса. — Да! Университет искусств устраивает театральную постановку ближе к Рождеству. — говорит девушка, а следом звучат смешки от её подруг. Хелен прислушивается, вжимая голову в плечи. Университет искусств часто давал концерты или постановки. Некоторые из них были даже удачными. Но всё же, любительскими, ведь играли и ставили их никто иные, как сами студенты. — Джуди, расслабься. Думаешь хоть там подцепишь какого-нибудь красивого парня-актёра, а потом будешь жить с ним в Нью-Йорке? — насмешливо поднимает брови брюнетка напротив. Улыбка её снисходительна и сама она не скрывает пренебрежения. Джуди отводит взгляд, фыркая и скрещивая руки на груди. Смущённый жар касается её ушей, когда она хмурится. — Зато не буду жить с бывшим футболистом-пьяницей, Кэт. — смеющийся голос отдаёт обидой. И Хелен усмехается, чувствуя и зная, как это больно. Он берёт в руки телефон, заходя в знакомый чат. Джон не появлялся в сети со вчерашнего дня.       Почему он ничего не сказал? Он тоже участвует в этой постановке? Знает ведь, что Хелену это тоже было интересно. Заманчиво. Губы трогает робкая улыбка. Отчего-то в голове рисуется образ какого-нибудь аристократичного костюма, хоть и понятно было, что они зачастую более забавные, чем представляешь. Блейку бы пошла на пользу сцена. Может это сделает его более уверенным. Отис усмехается, начиная тыкать по буквам на экране. "Ваш университет устраивает рождественскую постановку?" "Ого, как быстро распространяются слухи. Да! Ребята уже во всю готовятся, Рождество ведь уже совсем скоро. Придёшь посмотреть?"       Юноша не может сдержать улыбки. Когда он начал ощущать такое терпкое тепло, расползающееся от груди до конечностей? Не знает, но за то время, что они с Джоном дружат, Хелен не раз его чувствовал, а рядом с парнем ощущение возрастало в разы, давя зависть и слабую тоску. Отис кусает губу, тыкая то на иконку профиля, то снова на чат, открывая и закрывая фотографию, на которой молодой парень в клетчатой зелёной рубаке улыбается и не стесняется ни своих ярких веснушек, сливающихся в одно месиво со следами акне; ни вьющихся на кончиках каштановых волос. Отчего-то в душе поселяется тяжесть, давящая на горло. Хелен ощущал такое лишь тогда, когда очень хотелось плакать, но сейчас не было ни единой причины. Просто при взгляде на Джона в нём расцветала горечь, а он сам не мог объяснить почему. "Конечно, Джонни. Обязательно приду, если ты проводишь меня за кулисы."       Собеседник медлит. Их маленькая игра в прозвища затянулась и теперь, наверняка, можно считать это победой. Маленькой победой. "Конечно, Хел;)"       И вот опять они кажутся такими странными, когда их переписка превращается в соперничество. Это заставляет голубоглазого тихо хихикать, прикрывая рот рукой. Хорошо, что все уже давно ушли из класса, а то подумают ещё чего. "Я хочу встретиться. Ты свободен сегодня?" "У меня занятия закончатся через час. Но, если ты непротив подождать меня..." "Буду у выхода."       Отвечает юноша, не давая даже возможности увильнуть от встречи. Ну вот, Джон же хотел, чтобы ему показали город. Будет ему город. Как на ладони. А заодно куча вопросов о постановке. И о самом Джоне, конечно. Осталось лишь дожить до конца этого чёртового часа. Хелен обращает внимание на часы, чья стрелка лишь немного сдвинулась с момента, как кабинет покинулась маленькая женщина-психолог. И так всегда. Когда ты чего-то ждёшь, время, словно нарочно, движется мучительно медленно, растягиваясь до предела своих возможностей.       Равномерное тиканье было неслышно за внезапным голосом учительницы, начавшей тему урока.       Чёртово время.       Юноша искреннее старался сосредоточиться. И иногда даже в тетради проскальзывали слова по теме предмета. Но тут же перемежались с резкими чёрточками карандаша. Они складывались в причудливые формы или образы насекомых. Букашки Хелена всегда привлекали. Их маленькие блестящие тела из хитина и крошечные тонкие лапки, которые по неосторожности так легко ломаются. Было время, когда в юной голове даже проскальзывала идея изучать этих крошечных созданий всерьёз. Он с энтузиазмом рассказывал матери про своего новое увлечение и даже приносил с улицы жуков в своих холёных ладошках. Правда, реакция не утешала. Мама натянуто улыбалась, тихонько выкидывая насекомых в окно, пока маленький Отис не видит. А одним днём на рабочем столе нашлась крупных размеров энциклопедия про братьев наших крошечных. Хелен посчитал, что это была плата за выброшенных в окно жуков. В прочем, плата была хорошей, поэтому детская обида прошла быстрее, чем ожидалось.       Вот помимо животных на клетчатой бумаге нарисовались черты более знакомые и антропоморфные. Никогда ты не задумываешься, рисуя что-то. Разум будто освобождается от лишнего, давая возможность руке двигаться отдельно от мозга. Юноша вглядывался в нарисованные тёмные глаза и нос с горбинкой и невольно усмехался. Что за бред вообще? Джон ощущается, наивным зверьком, которого никогда не обижали. Кто-то, кто никогда не видел насколько жестокими могут быть люди. Джон — это кто-то, кто искренне верит в людей. И это чертовски раздражает. Закипает где-то внутри и обжигает кипятком внутренности. Люди поставили на Хелене крест. И, причём, небеспочвенно, как выяснил терапевт. Значит ли это, что Хелен имел при себе карт-бланш на то, чтобы соответствовать этой общей вере?       За окном небо постепенно светлело. Прошло не меньше пятнадцати минут. Но это не последний урок. Значит, нужно найти способ сбежать, оставшись незамеченным. Одним из хороших вариантов был женский туалет. Там были низкие окна и девушки периодически открывали их, чтобы покурить. Отис знал об этом, потому что, зачастую, это место было меньшей из зол. Лучше прослыть извращенцем, подглядывающим за девчонками, чем быть башкой в унитазе, но уже в мужской уборной.       Вторым вариантом был спортзал. В раздевалке было окно, расположенное между трубами сливов, по которым можно было безопасно спуститься со второго этажа. Парень мысленно предположил, что первый вариант безопаснее. Как жаль, что у основного входа была охрана. Было бы гораздо проще выйти незамеченным среди остальных учеников с пропусками, если бы не было ещё двух пар глаз. — Отис. — от придумывания плана побега отвлёк голос учительницы, которая, неловко поправив рукава блузки, взглянула на Хелена немного неуверенно, — Может ты попробуешь ответить? Тебе стоит исправить недавнюю двойку за контрольную. — А.... Ладно. — Хелен почувствовал, как выпрямился позвоночник. Он неплохо знал историю Соединённых штатов. Странно было бы не знать историю родной страны. Но это никогда не было чем-то, что он бы заучивал по ночам. Спроси учитель что-то из ранней истории и память бы посыпалась кирпичиками. — Так... Как был смещён с поста президента США Никсон? — учитель улыбнулась по доброму и тут же отвела взгляд. Она была не то, чтобы хорошей... Скорее аморфной для Хелена. Да в целом все учителя. Кроме, пожалуй, преподавателя чтения. И то, из-за того, что это был дедушка преклонных лет, который иногда выдавал забавные воспоминания своей молодости. Повезло, что эту историю Отис знал. — Из-за Уотергейтского скандала... — начал было парень, тихонько загибая пальцы на ладони. — Стоп. Так не пойдёт. — женщина внезапно нахмурилась и вперила взгляд в уставшее лицо напротив, — Для начала встань. И погромче, чтобы класс слышал. — меньше всего хотелось последнего.       Вцепившись руками в парту, парень поднялся, ощущая, что вот-вот и он пожалеет, что на прошлой контрольной не постарался списать. — Из-за Уотергейтского скандала. — усилием повысив голос, Хелен чувствовал, как его всего прожигает взглядами. Все молчали. Даже чёртова учительница. Она поджала губы, осматривая беглым взглядом строку журнала с именем ученика. — И что происходило в этом скандале? — вопрос искренне был не сложным, но стоило Хелену поднапрячь память, ведь он точно читал об этом в учебнике и конспектах, но на поверхность выходили только рисунки и милая улыбка недавнего знакомого. — Ну... Там что-то связанное с прослушкой. Вроде Никсона поставили под уголовную статью о слежке за конкурентами... — конец вопроса. Учительница удовлетворённо кивнула и Хелен почувствовал, что совершил аварийное приземление на стул. Отстрелялся. — Отлично. Вот видишь, можешь же, когда хочешь. — он не хотел. И слышать за спиной суету и хихиканье он тоже не пожелал бы. Отчего-то, была уверенность, что смешки эти — о нём.

***

      Сердце отстукивало неровный ритм, когда он одной ногой перемахнул через окно туалета наружу. Хелен воровато осматривался, надеясь, что его никто не заметит. Он никогда в жизни не сбегал с уроков. Тем более в разгаре учебного дня. Физкультура не считается. Это пытка, а не урок.       И сейчас, когда он, пригнувшись, вылез за пределы здания, было что-то будоражащее внутри. Словно он сделал что-то противозаконное. Хоть это и всего навсего детский проступок. Но это ощущалось, как начало чего-то важного. Словно внутренняя тетрадь вычеркнула этот пункт из списка "нельзя".       Оказалось, что можно. И очень легко. Главное не попадаться.       Правильный Джон его за это не похвалит, но какая разница?       Выйти за пределы скрипящей калитки с сумкой наперевес, он наконец оставил школу позади. После занятий ему прилетит от родителей. Учителя обязательно доложат о том, что его не было. Конечно, не дай бог подожжёт школу потом.       Отис сорвался на бег. Такое ощущение сжимающей душу свободу захватывало. Куртка пропускала ветер через раскрытую молнию. Университет искусств находился в паре кварталов от их школы.       На самом деле, Хелен не представлял каково это заниматься искусством, как основным предметом. Для него, вот уже несколько лет, искусство было отдушиной. Безопасным местом. И поэтому, проходить мимо творческого вуза было невозможно сложно. Зависть сдавливала горло.       А город готовился к Рождеству не меньше, чем учебные заведения. На улицах было больше народу, чем обычно. Они все толпились вокруг маленькими группками: кто-то рассматривал цветастые витрины с подарками, звенели украшения на дверях, гирлянды сияли на окнах и создавали ощущение портала в иной мир. Было ощущение снежной сказки. Отис не мог не оглядываться на яркие упаковки подарков детей, выбегающих из киосков. Они наверняка приятно шуршат при открытии, а внутри не менее яркие цвета счастья.       Подсознательно Хелен ждал подарков на Рождество, как и все дети. Ему всё ещё шестнадцать и он уже подготовил подарки родителям. Аккуратное кольцо и портрет для матери и новая записная книжка с ручкой Parker. Гравировка на ней витиевато выписывала фамилию и инициалы: "Отис М.Ф.". Простые и лаконичные. Его родителям иные бы не пришлось по душе. Скромный вид матери не дополнило бы вычурное колье. А практичному отцу не понравилась бы бессмысленная безделушка. Хелен знал это, как никто. Он знал их лучше, чем они его. Но всё равно хотелось подарка. Чтоб под ёлкой, которую он наряжал один, уже который год, лежала цветастая коробка с бантом.       И может ещё немного хотелось второго подарка. От какого-нибудь близкого друга или от той же миссис Гейт, например. Она была похожа на тех, кто мог подарить подарок абсолютно незнакомому ребёнку.       Крыша университета виднелась вдалеке. Высокое здание в готическом стиле сильно выбивалось из общей архитектуры города и найти его было просто. Щёки раскраснелись от бега, а прохладный воздух обжигал нос.       Уши щипало.       Периодически университет открывал свои двери для того, чтобы показать постановки или выставки творчества учащихся. Хелен был внутри пару раз и, быть честным, внутренние высокие потолки и мозаика пола, каменные ступени ему нравились даже больше основной высокой серой башни с витражом, на котором изображались библейские мотивы.       И узнать, что Джон учится там и чуть ли не каждый день может сидеть на этих самых ступенях — было чем-то удивительным. Будь юноша наивнее, то принял бы это за знак судьбы.       Под ногами хрустел только недавно появившийся иней. Хелен выдыхает клуб пара изо рта и ощущение духоты под курткой не спасает от ветра. Подняв глаза на одно из окон, можно заметить, как в кабинете горит свет. Но Джон точно не там, поэтому Отис устраивается неподалёку от входа на территорию, на скамье, которую слегка припорошило.       Наверное в будущем, когда он закончит школу, то сто процентов поступит в какое-нибудь из подобных заведений. По крайней мере, Хелен себе в этом рьяно клянётся, с ногами забираясь на скамейку и прижимая колени к груди. Если так подумать, то это вообще первый раз, когда он ослушался родителей. И ради чего? Чтобы погулять с другом. Мать бы не одобрила такое разгильдяйство. Она никогда не одобряла что-то, что выходило из её привычной парадигмы. Именно из-за этой парадигмы они часто посещали церковь всей семьёй, обедали за одним столом и прерывались на молитву перед едой. Хелен, признаться, ни одной молитвы не знал, кроме "Our Father". И этого, по его личному мнению было достаточно.       Сейчас всё казалось таким хрупким. И побелевшие небо, и следы на дороге, и оставшаяся позади школа. Даже собственный руки, что покраснели на костяшках и подушечках пальцев. Внутри неприятно скручился в узел желудок. И только, когда живот громко заурчал, до юноши дошло насколько сильно он хотел есть. Обедать в школе было опасно. Лишний раз подвергнуться чьим-то сплетням не хотелось, да и дома всегда вкуснее. Так ведь мама говорила?       Отис оглянулся на всё ещё закрытые двери университета и полез в сумку за блокнотом. На самом деле, он бы был рад найти там что-либо съестное, но это было глупой надеждой, ведь с собой он еду обычно не брал. Зато рисование уж точно скоротает время.       За жалкие полчаса Хелен успел набросать башенку здания с витражным окном и парадный вход.       Редко, когда получалось качественно нарисовать что-то неживое. В этом словно не было ничего интересного, хотя, бесспорно, архитектура была красива. Где-то на задворках сознания прозвенело нечто, похожее на домашний будильник. Этот звук всегда резал по слуху, что был особенно чувствителен после сна. Но сейчас из транса бумаги и карандаша парня вывело не постепенно увеличивающееся количество людей вокруг, не гомон за спиной, а руки. Тёплые, даже горячие руки, которые легли на глаза, закрыли весь свет. В моменте стало слишком громко вокруг. А потом над ухом раздалось распевчатое и слегка усталое: — Угадай кто? — вопрос был до ужаса глупый, но Отис почувствовал, как против воли на лицо наползает улыбка. Руки не исчезли, продолжили лежать на глазах, давая отдохнуть от окружающего мира. — Будем в угадайку играть, Джон? — усмешка вышла слабой. И ладони, так приятно согревающие лицо внезапно исчезли, давая место прищуренным тёмным глазам и выпадающим из-за уха прядям волос. — Мне больше нравилось, когда ты называл меня Джонни и был добр. — фыркнул парень напротив, улыбаясь озорно. Рюкзак стукнул по скамейке, а вскоре рядом примостился и сам Блейк. Хелена это ни капли не смутило. Ни то, что внимание было обращено только на него, ни то, что его открытая лодыжка соприкасалась с ладонью Джона. — Быть добрым в переписке и в жизни — это разное. Мою доброту ещё надо заслужить. — ответил он ему таким же вызовом. На лице Блейка появилось театральное выражение страдания.       Отвратительная актёрская игра, если быть честным. — Мне казалось, что я заслужил хотя бы обнимашки при встрече. — Джонатан краем глаза пытался заглянуть во — всё ещё — открытый блокнот. Карие глаза прищурились ещё и стало понятно, что зрение у него ни к чёрту. — Фу, нет. Максимум руку чмокнуть. — с отвращением бросил Отис, отводя взгляд. Палец, словно нарочно, соскользнул с обложки, открывая сырые эскизы. И поправлять это не хотелось.       Джонатан Блейк выглядит как чёртова рок-звезда своего времени. Вот только время немного не то. Между ними всего четыре года разницы, а ощущается, словно пропасть. Растрёпанные волосы Джона и искренне отчуждённая от нормальности одежда.       Джонатан Блейк выглядел так, словно долбил героин, шпарил на гитаре и слушал каких-нибудь исполнителей конца 80-х.       До, бесспорно, его улыбка заставляла улыбнуться в ответ. И Хелен улыбался, напоминая себе, что не стоит быть слишком грубым с людьми. —Да ладно тебе. Так... А зачем ты меня звал? — парень наклоняет голову в бок, открывая шею. В такой неприятный холод у него всё ещё нет шарфа, что хоть немного бы скрашивал эту картину. Но, помимо всего, на светлой коже тощей шеи юноша мельком замечает красноватый след. И тут же отводит взгляд, смущаясь собственной догадке. Хелен прикусывает нижнюю губу и старается состроить намеренно отстранённое лицо. В этом ведь нет ничего такого? У людей личная жизнь бурлит. Какая разница? Уши краснеют от мороза. — Ну... Ты же хотел посмотреть город. — Джон как-то слишком воодушевлённо реагирует на это, растягивая губы в улыбке и всё так же рассматривая Хелена сбоку.       Неловкое положение.       Хелен чувствует кожей, как собеседник рассматривает его, скользит взглядом по лицу, задерживаясь на глазах и чуть вздёрнутом кончике носа, — Перестань пялиться. — Ладно-ладно. — смех разливается рядом и Отис оборачивается на друга, что приподнимает руки в сдающемся жесте. Он над ним смеётся? Но Джонатан лишь поводит плечами в попытке согреться. Мимо них уже прошло много людей и компаний, а площадь перед университетом всё ещё наполнена людьми, — Пойдём? У тебя есть любимые места? — Да.. Да, пойдём. — Хелен глубоко вдохнул, складывая вещи обратно в сумку. Он мало мог рассказать о городе, в котором жил. Но была пара мест, где бы ему хотелось остаться чуть дольше. Такими местами были кофейны ближе к центру. Там готовили хороший какао с крошечными маршмеллоу. Нет, Отис не любил всякую сопливую туфту. Просто вкусно было и сладко. А сладкое он любил с детства.       Вторым местом, куда он мог отвести нового друга была пустынная дорожка в парке, выходящая к маленькому фонтану. Сейчас он, скорее всего, не работал, но выглядеть должно красиво. А дальше посмотрим.       Джон уверенно шагал вперёди, иногда поглядывая назад. Наверное, с его высоты Хелен выглядит совсем маленьким недотёпой...