Причудливые омега мутации

«Истинное геройство заключено не в руках, а в сердце и в голове»

Герман Мелвилл

***

      Закатное солнце умирало за горизонтом, окрашивая небо отблесками нежного багрянца, находившего своё отражение в окнах домов и зеркалах везущих домой пассажиров машин. Вечер постепенно опускался на город и его жителей, вовлекая в свои наполненные теплом весны объятия.       Дороги и улочки наполнялись светом зажигающихся фонарей, отбрасывающих тени причудливых форм, которые танцевали под звуки возни и разговоров усталых людей, заканчивающих свой рабочий день.       Хисаши плавно свернул за угол, едва ли не ощущая дорогу на уровне инстинктов. Как давно это было, когда он подвозил Масару поздно вечером, чтобы потом, уставшие от жизни, они устраивали импровизированные посиделки, сбрасывая бремя забот? В сердце Хисаши теплело что-то от той простой радости, что приходила с воспоминаниями о дружеском общении и от мгновений, в которых время замирало в беседах, полных смеха и ностальгии.       До дома семьи Бакуго ехали в тягостном молчании. Кацуки провожал взглядом проплывающие мимо знакомые дома, и он искренне не понимал, зачем Хисаши затащил его в автомобиль — путь до дома был совсем недолгим. Да и с ним, как оказалось, всё было в порядке: ни следа от нападения злодея, кроме навязчивого ощущения, что что-то копошится в горле или под рубашкой. Съёжившись от наваждения, Кацуки откинулся на кресло пассажирского сидения и начал устало щёлкать кнопкой, опускающей окно.       — Будешь приставать к моей машине, я, конечно, ничего тебе физически не сделаю, но осуждать буду долго, — произнёс с лёгкой усмешкой Хисаши, бросая взгляд на насупившегося подростка, который демонстративно цыкнул и отвернулся.       — Ты в герои ещё собираешься? — неожиданно спросил Хисаши, поправляя зеркало заднего вида, в котором отразился зевающий ребёнок, снова уткнувшийся в книгу, несмотря на неоднократные предостережения не читать в машине.       — И чё? — буркнул Кацуки, не имея сил посмотреть на человека, которого на самом деле любил всей душой. Почти как родителя. Нет, не почти. Мидория-старший был в его жизни с самого первого дня появления Кацуки на свет, и боль от давнего расставания теперь разрасталась внутри с новой силой. Он сам не знал, что не позволяло ему общаться с мужчиной так же, как это было раньше. До диагноза Деку. Диагноза, что перечеркнул всю привычную жизнь Кацуки, как будто та была просто плохо написанным черновиком. В тот злополучный миг он потерял сразу троих людей, которые были ему по-настоящему дороги, как бы не хотелось этого признавать.       Если бы не проклятая беспричудность.       Если бы не глупый Деку.       — Если ты будешь носить трико с трусами поверх, то я буду тем, кто натянет эти трусы тебе на голову, — широко улыбаясь своей доброй уставшей улыбкой произнёс Хисаши, и Кацуки прыснул в кулак.       — Ты что, старик, думаешь, что сможешь мне что-то сделать? — весёлая ухмылка играла на лице подростка. — И трусы носили в ваше старпёрское время, сейчас такого уже нет.       — В моё старпёрское время ты носил подгузники под тёплыми колготочками, вот это я хорошо помню, — пожал плечами Хисаши. — Так что на это тем более ориентироваться не стоит. А трусы надо носить, но только правильно, под одеждой.       Он заметил, как Изуку на заднем сидении рассматривал свои ладони, убрав книгу в сторону, и как его худые плечи слегка подрагивали. Кажется, он снова провалился глубоко в свои мысли.       — Вот и твоя обитель, — проговорил Хисаши, подъезжая к одному из домов. — У тебя точно всё хорошо?       Кацуки открыл дверь, издавая тихое «Угу», но, когда он вышел и собирался захлопнуть её, Хисаши снова обратился к нему:       — Ты заходи хоть иногда, можешь один, можешь с родителями. Номер телефона я не менял, кстати. А то я так помру, а ты и знать не будешь, — так же по-доброму улыбался Хисаши, и Кацуки не мог не поёжиться от этой тёплой улыбки и этого взгляда. Он просто коротко кивнул, и даже аккуратно прикрыл дверцу внедорожника.       Хисаши посигналил ему пару раз, заставив вздрогнуть и растерянно обернуться, после чего помахал рукой, развернулся и поехал в противоположном от квартиры бывшей жены направлении, оставляя подростка в полном смятении. Кацуки сам не мог разобраться в своих чувствах. Он испытывал неловкость от того, что сидел рядом с одним из самых близких и любимых для него людей. В то же время, чувствовал стыд за то, что издевался над беззащитным Изуку и, словно ничего не произошло, ехал с его отцом. Определенно, он был запутан в своих эмоциях. Ненависть к Деку порождала ещё более сильные негативные чувства, и вот что именно стало источником этой ненависти и нескончаемой неконтролируемой агрессией — оставалось загадкой даже для него самого.       Изуку совершенно не заметил, как его друг детства покинул автомобиль. Он не заметил и того, что они стремительно удалялись от места его постоянного проживания. Шок после произошедшего потихоньку проходил, оставляя четкое осознание того, что он сделал. Ноги действительно понесли его сами, прямо туда, где Каччан был в смертельной опасности. Ещё он без колебаний ударил другого человека скейтбордом. А после засунул его тому же человеку в рот. А если бы тот задохнулся в этот момент? Но ведь, не сделай Изуку этого, Каччан мог бы погибнуть. Правда ведь? Произошедшее ведь не было ошибкой? Он ощущал этот яркий порыв — бессознательное стремление спасти другого, наплевав на свою слабость. Его руки с усилием тянулись к однокласснику, и это усилие, полное надрыва, до сих пор отзывалось в его памяти той тяжестью, которая не покидала его. И всё же ему удалось вырвать друга из лап злодея! Пока остальные герои в панике и отчаянии только и могли, что кричать ему, чтобы не вмешивался и не рисковал, при этом не делая ничего, чтобы помочь.       В голове слишком громко и навязчиво звучал вопрос: а могли ли те люди называться громким словом «герой», если имея все возможности решить ситуацию с заложником, они просто стояли в стороне? Пока он, неприметный, ничем не выдающийся, бросился вперёд, ни о чём не раздумывая. Ноги сами повели его вперёд, тело ринулось навстречу опасности, следуя велению инстинктов и рефлексов. Он, словно заправский хулиган, засунул живому человеку в глотку целый скейтборд! Пусть и не имеющему привычного человеческого облика, но всё ещё живому. Хотя, если призадуматься, тот, кто готов убить первого попавшегося ему в склизкие лапы ребёнка, лишь бы скрыться от закона и не понести наказания за свои проступки, имеет мало общего с понятиями человечности и морали.       Всё было слишком сложно. Эмоции кипели внутри, прокатываясь тяжёлыми волнами жара по телу и стягивая худые рёбра тисками.       Изуку поежился, и зажал уши руками.       «Мечты — это прекрасно, но ты должен быть реалистом», — говорил Всемогущий.       «Вымри со своим видом», — твердили одноклассники.       «Беспричудный Деку», — самое распространённое обращение Каччана, из-за которого в горле непроизвольно появлялся ком.       «Пустышка», — всхлипнула мама, перед тем, как ушла, захлопнув дверь.       «Если ты не будешь слушаться меня, как хороший мальчик, твои отец и бабушка поплатятся за твое упрямство», — угрожал стальным басом дедушка ранним субботним утром.       Изуку понимал, что не должен так переживать. Всемогущий одним ударом расщепил злодея на грязевые кусочки, и ничего. Герой своими действиями спас его дважды за сегодня. И Каччана тоже. А ещё он раскрыл Изуку свой самый большой секрет.       В памяти возник огромный, похожий на паука, шрам, покрывший собой всё туловище Героя номер один, и от этого воспоминания у Изуку возникло непреодолимое желание расплакаться. Никто и не догадывался, как глубоко Символ мира пострадал, однако он, даже находясь в таком состоянии, продолжал сражаться, игнорируя свои травмы. Изуку почувствовал еще большее уважение к своему любимому герою. Он задумался о том, что может отложить немного карманных денег на покупку мерча по Всемогущему, ведь это была возможность поддержать героя хотя бы материально. Как же это было удивительно — встретиться лицом к лицу с самим Всемогущим!       Размышления о покупках вернули его к образу бабушкиной копилки и к воспоминаниям о её похоронах.       «Если будешь слушать меня, обещаю, с твоей любимой бабушкой и отцом ничего не случится», — вновь стальной голос деда прорвался сквозь белый шум в голове Изуку, заставив его вздрогнуть всем телом, будто от удара плетью. Действительно, Томоюки ведь пообещал беречь и защищать их, так почему тогда его бабушки больше нет в живых? Разве у маршала, у которого под командованием свыше тысячи солдат, такие скромные ресурсы и возможности, что он не смог выделить хотя бы одного человека для охраны? Или, возможно, он на самом деле никогда не планировал сдерживать своё обещание?       В голове мальчика роились многочисленные вопросы, и Изуку не в силах был остановить этот поток мыслей, словно запутавшись в них. В его сознании проносились яркие кадры, напоминающие сцены из фильма: бабушка, улыбаясь нежной улыбкой, купила ему такояки и нежно коснулась его щек, ласково называя его зелёной горошиной. Эти воспоминания вызвали у него резкую боль в сердце, как будто невидимая игла вдруг проколола его изнутри. Ему даже показалось, что на мгновение он забыл, как дышать. До этого момента он никогда не задумывался о том, насколько легко можно потерять человека, которого ты любишь.       У них не было возможности попрощаться, им не дал её убийца. Такой же, который сегодня чуть не убил самого Изуку. Боль должна была уже утихнуть, но даже спустя время она продолжала раздирать его сердце на части изнутри, пульсируя по венам и артериям вместе с отравленной экспериментами кровью. Если бы сегодня его жизнь оборвалась, встретился бы он с бабушкой вновь?       — Да, я заберу его ещё на ночь, — произнёс Хисаши, прижимая к уху телефон, а другой рукой поворачивая руль, чтобы съехать с трассы в сторону их парковки. — Нет, мне ничего об этом он не говорил, — его брови нахмурились от волнения, когда он услышал полный тревоги вопрос. — Ну конечно они сначала позвонили тебе, ты везде указана как опекун.       — Боже, я так испугалась, когда мне позвонил полицейский, — устало вздохнула Инко. — Думаю, после всего, ему и вправду будет лучше остаться с тобой.       — Если переживаешь, то можешь приехать, — невдумчиво буркнул Хисаши, и с силой прикусил язык, потому что спустя мгновение до него дошло, какую глупость он сморозил.       На другом конце воцарилось тяжёлое молчание. Он слышал только её нервное дыхание и мог представить, как его бывшая жена металась взглядом по комнате, в которой находилась.       Инко громко сглотнула вязкую слюну.       — Я… Ты же понимаешь, я…       — Да, понимаю, — ответил Хисаши.       — Спасибо. Как… Как он? Может ему стоит остаться завтра дома?       — А ты как думаешь? Ушёл в себя. Но если смотреть чисто внешне — всё в порядке.       — Слава Богу. Кстати, я так и не поблагодарила тебя за помощь в организации похорон. И за то, что ты был там. Это действительно очень помогло. Не знаю, чтобы я делала без тебя. Спасибо, — обычно властный голос Инко, сейчас был нежным и лёгким, а в конце и вовсе дрогнул. Хисаши почувствовал, как его брови дернулись то ли в удивлении, то ли в сожалении. Его тон стал мягче:       — Это не то, за что тебе нужно благодарить. В конце концов, она и для меня была не чужим человеком, — ответил он, припарковывая машину на закреплённом за ним месте. Он откинулся на спику сидения и тяжело вздохнул. — Я тебя понял, посмотрю по его состоянию, если что, завтра можно обойтись без школы.       — Спасибо. Тогда я не буду вас беспокоить. Если всё же ему нужно остаться дома, дай мне знать. Попытаюсь что-нибудь придумать.       — Ага, — он нахмурился, глядя через зеркало на полностью выпавшего из реальности сына. Его плечи приподнялись в напряжении.       — Ну всё, — Инко сделала короткую паузу. — Хорошего вечера.       — Опять будешь до поздна сидеть за своими бумажульками? — весело подметил Хисаши, в надежде хоть немного смягчить неловкость общения.       — Ой, Мидория, кто бы говорил! — оживлённо проворчала Инко. В её словах слышалась улыбка.       — Кто? Я конечно, — хихикнул Хисаши.       — Вот ты последний человек, который может что-то кому-то предъявлять за бумажульки, — также посмеивалась Инко.       — Ну так, у меня есть все полномочия, переданные мне непосредственно воображаемым создателем всего сущего. Мы с ним лично говорили.       — Пока я не увижу нотариально заверенных бумаг — всё ложь и провокация.       — Вот уж мне эти адвокаты, — закатил глаза Хисаши, поглядывая на понуро свесившего голову Изуку.       — Если ты сейчас скажешь про занозу в заднице, я тебя засужу!       — Ладно, ладно. Я напишу тебе позже обо всём.       — Хорошо, я тогда позвоню Мицуки, спрошу, как Кацуки. Хорошо, что ты подвёз его.       — Ну, я всегда отличался блестящими идеями.       — Не могу спорить, — Инко снова замолчала. Между собеседниками повисла очередная неловкая пауза.       — Ладно. Я пойду. Как… Как думаешь, он обрадуется банановому пирогу, если я закажу его на завтра?       — Уверен, что очень обрадуется, — Хисаши не смог сдержать расплывшуюся по лицу улыбку.       — Отлично, — слишком шумно выдохнула Инко. — Тогда… — она на секунду задумалась, — до встречи?       — До встречи.       И она повесила трубку. Раздалось несколько коротких гудков, после чего воцарилась полная тишина. Хисаши ощутил, что она будто наполнена криками, которые словно доносились до него из глубины его сознания. Если так подумать, эта женщина скорее всего не возвращалась бы домой всю ночь, оставляя их девятилетнего сына совершенно одного. И наверняка это происходило не редко. Но неожиданное проявление внимания с её стороны было чем-то новым и одновременно чем-то таким привычным, как старый тёплый плед, который внезапно снова достали из шкафа после долгих лет.       На секунду он унесся в прошлое, которое осталось где-то там, на задворках сознания, и больше походило на сон, чем на реальность.       — Чемпион? — позвал он достаточно громко, чтобы обратить на себя внимание, и мальчик медленно повернулся к нему. В уголках его изумрудных глаз застыли слёзы, а свою губу он жевал так долго и упорно, что уже выступили капли крови. — Посидим в машине, или пойдём домой? — спросил Хисаши, не скрывая беспокойства на лице. Ребёнок лишь пожал плечами, отворачиваясь к окну. Похоже он и вправду не заметил, куда его привезли.       — Что там случилось, не хочешь рассказать? Твоя мама сказала, что ей звонили полицейские и сообщили, что её сын неудавшийся камикадзе.       Изуку вздрогнул на словах про камикадзе, но всё равно продолжил молчать.       Хисаши тяжело вздохнул.              — Не смог просто стоять и смотреть? — Хисаши с неподдельным волнением глядел на Изуку в зеркало заднего вида. Мальчик глухо сглотнул под тяжестью этого взгляда и кивнул. Отец продолжил мягкий, ободряющий разговор: — А что сделал расскажешь?       — Я… Там Каччана захватил грязевой злодей, — начал неуверенно Изуку, перебирая пальцами и стараясь собраться, сжимая ручки в кулаки.       — Ужасная ситуация, — кивнул Хисаши, поёжившись. — А что потом?       — Герои ничего не могли сделать, чтобы помочь, — мальчик перевел взгляд на свои дрожащие кулачки. Ладони под ними вспотели от волнения.       — Звучит очень плохо. И что случилось потом?       — Я… — он поднял изумрудные глаза на отца, и встретился со взглядом мужчины, который повернулся к нему и по-доброму улыбнулся, однако лицо его выражало подлинное беспокойство, — Я просто не мог стоять и смотреть как Каччана… Если бы он умер, я, я… — Изуку не смог сдержать нахлынувшие на него слёзы; он всхлипнул и, с усилием терев глаза, пытался избавиться от проявлений своей слабости. В этот момент Хисаши сильно потянул его к себе и крепко обнял за плечи. Мальчику было крайне неловко — его мышцы неприятно натянулись от этого жесткого захвата и неудобной позы, но в то же время он ощущал, как эти объятия необходимы ему сейчас больше всего. Он схватился пальцами за своего отца, словно за спасательный круг, пытаясь найти в его поддержке хоть какую-то надежду и утешение. — Я не думал в тот момент, просто побежал, и я сделал очень больно другому человеку, папа, а если бы он задохнулся, когда я засунул ему скейт в рот?       — Ты ведь просто хотел спасти своего лучшего друга, так? — Хисаши отстранился, прижимая лоб ко лбу ребёнка и вглядываясь ему прямо в глаза. — Ноги сами понесли тебя, и ты думал только о том, как помочь Каччану. Я даже не удивлён, что ты молниеносно сообразил, что надо делать. Правда, мне не совсем понятна часть про скейт.       — Но, но, но… Если бы злодей, — всхлипнул Изуку, и Хисаши ласково вытер обжигающие лицо слёзы.       — Никаких «если бы». Не нужно переживать о том, чего не случилось. Нужно сделать выводы и постараться, чтобы в будущем такого не произошло, так? — он чуть наклонил голову, теперь снизу смотря в лицо Изуку, при этом всё ещё по-доброму улыбаясь.       — Д-Да-а-а, — Изуку часто закивал, растягивая гласные.       — А теперь давай на выход. Я бы не отказался от стакана горячего шоколада, а ещё от просмотра какого-нибудь старого фильма.       — Мы можем посмотреть тот фильм…       — Ты не будешь смотреть Пилу, пока тебе не исполнится хотя бы шестнадцать, — безапелляционно отрезал Хисаши.       — Я нашёл подборку допричудных индийских фильмов, — Изуку громко шмыгнул носом, вытер его рукавом, забрал отложенную книгу и рюкзак, после чего вышел из машины.       — Индийские мы ещё не смотрели, — задумчиво произнёс Хисаши, почесывая щетинистый подбородок и ставя автомобиль на сигнализацию.       — Ага, я подумал это может быть интересно, — Изуку пошел впереди спиной назад. Его глаза покраснели и слегка опухли от пролитых слёз. — У одного на постере такая красивая девушка, давай его посмотрим.       — Тебя послушать, так все вокруг красивые, даже я, — фыркнул мужчина, догоняя свою зелёную батарейку.       — Но все говорят, что ты красивый, — с явным непониманием пробормотал Изуку, за что получил неожиданный щелчок по носу.

***

      — Это было… — как-то растерянно проговорил Хисаши, нажимая кнопку пульта, чтобы остановить бегущие титры.       — Что-то с чем-то, — подхватил не менее озадаченный Изуку, по-совиному хлопая глазами. Фильм, который они выбрали, шёл без малого три часа, и все эти три часа были наполнены песнями и танцами. Ко всему прочему, лента оказалась самой настоящей мелодрамой. Той самой, над которой по вечерам проливают слёзы впечатлительные дамы, вытирая лицо носовыми платочками с вышивкой.       — Теперь мы с тобой будем читать описание перед тем, как начинать просмотр, — пробормотал Хисаши, медленно поднимаясь, и, переваливаясь с ноги на ногу, побрел на кухню. Его остекленевший взгляд сразу зацепился за пустую миску Архимеда, и он направился к ней, со стороны больше напоминая автоматическую куклу. Словно автоматон, созданный мастером в полный человеческий рост.       — А мне понравилось, — пожал плечами Изуку. — Танцы были красивые.       — Там было что-то кроме танцев? — Хисаши засыпал сухой корм в миску. Архимед вальяжно сидел рядом, внимательно наблюдая за процессом. Он считал это очень важным занятием и существенной частью своей ежедневной кошачьей рутины. В конце концов, его более крупный член семьи мог быть весьма бестолковым во всём, что касалось быта.       — Ну много чего же было, пап. Сюжет, например. Но отец героини был совсем не прав, хоть всё и хорошо закончилось, — фыркнул мальчик, сморщив носик.       Он до сих пор не мог отделаться от фантомного запаха гари и дыма, хотя в доме благоухало родными несочетаемыми ароматами луговых трав и процедурного кабинета больницы.       — Разве? — Хисаши и не заметил, как корм уже начал высыпаться на пол. — В итоге же героиня осталась с выбранным отцом женихом.       — Ну, ей просто не оставили выбора! И мужчина оказался действительно очень хорошим и добрым, но она могла бы полюбить его по-другому! Так быть не должно, чтобы кого-то заставляли выходить замуж без согласия! — произнёс он сердито, скрестив руки на груди и оборачиваясь к отцу. — Пап, Архимеду хватит уже.       — О, ему хватит, да, точно, — кивнул Хисаши, смотря куда-то мимо. Мимо самого бытия. — Теперь придётся собирать это всё.       — Отдохни, пап, — Изуку подбежал к отцу и потянул его за руки, после чего, не без помощи самого мужчины, усадил его на стул. — Я сам уберу, — он забрал у него пачку с кормом и вернулся к миске. — То, что не на полу мы положим обратно, правда? — мальчик улыбнулся коту, который до этого спокойно сидел возле своего обеденного места. Сверкнув голубыми глазами, он, решив немного поласкаться, потерся мордой о лицо Изуку, громко мурлыкая и бодаясь.       — Песня для ушей, — немного «зажевывая» слова, будто во рту у него горячая картошка, Хисаши наблюдал за своим ребёнком, откинувшись на стуле. — Не такая, конечно, как те песни.       — Ну красиво же было, — хихикнул Изуку, и, погладив своего рыжего друга по голове, начал собирать лишний корм.       — Красиво, не спорю, — признал Хисаши, подперев ладонью щеку и внимательно следя за тем, как сын аккуратно сметал остатки корма маленькой щёткой. — А где наш главный по мозгам?       — Брейн убежал куда-то вчера. Он, наверное, вернулся в комнату в маминой квартире, а меня там сегодня нет, — грустно качнул головой мальчик. — Надеюсь с ним всё хорошо.       — Ясно. Значит опять уходил захватывать мир, — с абсолютной серьёзностью заметил Хисаши.       — Ну пап, — насупился Изуку, и румянец окрасил его круглые щёки.       — Я девять лет как папа, — пожал плечами Хисаши, вставая, и, проходя мимо ребёнка, не отказывая себе в том, чтобы потрепать его по волосам. — А теперь нужно придумать, что делать с твоей формой, — вздохнул он.       — И сменкой, — тихо добавил Изуку, прикусив губу.       — А со сменкой что? — удивлённо моргнул Хисаши.       — Эм, слишком сильно потянул и вырвал язычок? — Изуку вжал голову в плечи и, быстро хлопая пушистыми ресницами, отвёл глаза.       — Не знал, что ты у меня боец Баки. Ты хорошо скрываешь свои стальные мышцы, — Хисаши смерил сына требовательным взглядом, но тот лишь виновато переступал с ноги на ногу. — Ладно, — мужчина устало провел по лицу рукой. — Будем думать, как это всё исправлять.       Отец с сыном синхронно вздохнули и направились в сторону детской, но Изуку резко затормозил, комично приоткрыв рот.       — Пап, ты почему фиттонию под солнце поставил?! — издал он вопль негодования, когда зацепился взглядом за горшки на подоконнике, которых ещё вчера там не было.       — Потому что Архимеду не нравилось, что она стояла на полке!       Архимед тихо фыркнул.

***

      — Не будь ты таким слабаком, тебя не поймал бы никакой злодей, — вскрикнула Мицуки, зарядив своему непутёвому сыну очередной подзатыльник.       — Хватит меня бить, старуха, — прошипел тот, придерживая место, которое вот-вот станет шишкой. — Я, между прочим, почти уделал его!       — Ты своей причудой сжег торговый переулок, придурок, — женщина снова подняла руку, и мальчик, ощущая, что грядёт спешный удар, зажмурился, готовясь встретить новую порцию боли. Однако вместо ожидаемой расправы случилось нечто абсолютно неожиданное: его схватили и крепко стиснули в медвежьих объятиях. — Если бы ты знал, как я испугалась, маленький засранец. Не смей больше попадать в такие ситуации, иначе я сама убью тебя, понял меня? — Мицуки со всей силы прижимала своего единственного ребёнка к себе и не могла поверить, что он едва не умер, всего лишь каких-то пару часов назад.       — Да понял я, — с напускным недовольством выдавил Кацуки, положив руки матери на плечи. Все эти сюсюканья были совершенно не для него, хотя в груди и разливалось приятное тепло, а в мыслях летали самые настоящие бабочки, которых так и хотелось вспрыснуть дихлофосом. Мама ведь так давно не обнимала его.       — Я позвонила отцу, он сказал, что уже едет, — она с явной неохотой отстранилась, напоследок похлопав сына по спине. — Что будешь на ужин?       — Без разницы, — прорычал Кацуки и направился в свою комнату, громко шаркая ногами по идеально чистому полу, под пристальным взглядом матери. Когда он поднимался по лестнице, на последних ступеньках в его памяти возникло воспоминание, словно это происходило на яву: здесь когда-то стоял сонный мальчик с тёмно-зелеными кудряшками, смешно торчащими после подушки. Тот самый мальчик, который сегодня спас Кацуки от смерти, ринувшись в опасность, едва не распрощавшись со своей жизнью. И кто просил его совать свой нос туда, куда не следует? А ведь Кацуки пытался прикрыть его от летящего в их сторону щупальца. В миг защиты, не ведая, что делает, он притянул трясущегося малыша к груди, забыв о собственном спасении.       «Ну я же будущий герой», — фыркнул про себя подросток, продолжая путь в свою светлую большую спальню.       Внутри его комнаты всё осталось прежним. За полдня ничего не изменилось. Даже книга, оставленная вчера на столе с закладкой, лежала на том же месте. Интересно, не приди придурок Деку ему на помощь, вернулся бы он сегодня сюда? Обняла бы его мать? Спросила бы, что он хочет на ужин?       — Да, всё хорошо! — послышался её нервный громкий голос с первого этажа. — Спасибо, что позвонила. Надеюсь, что Изуку тоже в порядке.       Кацуки заскрипел зубами, между его сведённых у переносицы бровей залегла глубокая складка негодования и раздражения. Он захлопнул за собой дверь и прижался к ней спиной, свесив голову, словно пытаясь сбросить навалившуюся тяжесть.       Они с его бывшим другом сегодня чудом остались живы, и как бы Кацуки не бахвалился, он хорошо запомнил чувство того, как жизнь медленно покидала его тело, вместе с последними каплями воздуха.       А если мелкий задрот снова выкинет что-нибудь подобное?       Стычки со злодеями происходят довольно часто, особенно в Мусутафу, а Деку способен на любые глупости.       Кацуки импульсивно прикусил губу, вперившись взглядом в пол и понимая, что именно ему предстоит объяснить малявке: лезть на рожон — не в его положении. Ни в коем случае тот не должен думать, что Кацуки ему что-то должен. Деку, вечно смотрящий на всех свысока, необходимо было получить урок.       От накатившей волны гнева, подросток с силой стиснул челюсти, до такой степени, что желваки задвигались по лицу, а зубы начали болеть. Никогда он не мог понять, что творилось в глупой кудрявой голове, а теперь и подавно.       Эта сопля решила, что сможет поступить в Юэй. Он всё ещё упрямо грезил их детской мечтой, пока Кацуки с каждым днём всё сильнее глодало чувство вины за собственные слова и обещания. Но ведь все их планы строились до того, как они узнали, что у Деку нет причуды. Что Деку не такой, как обычные люди. Нормальные люди. Это ведь было так — беспричудные были не более, чем пережитком прошлого, бесполезным рудиментом общества.       Но почему же такие мысли казались столь неправильными? Аморальными?       И почему ему не всё равно, что будет с беспричудным отбросом? Потому ли, что он будущий герой? Или потому, что в его памяти всё ещё живы долгие и весёлые игры, приятные посиделки, совместные прогулки и широкие улыбки, полные восхищения?       Кацуки решил для себя. Если сегодняшний случай не научит Деку чему-нибудь, то преподать ему урок придётся самому Кацуки.       С тяжёлой головой подросток бросил сумку на свой стул и сам упал на кровать с громким «плюх». Мягкая поверхность приятно отпружинила, и тело погрузилось в сладкие объятия пахнущего свежестью покрывала. Снизу послышался звук захлопывающейся двери: похоже отец, как и обещал, приехал раньше с работы. Это, конечно, здорово. Но что-то всё равно было не так. Даже мысль о том, что их в итоге спас не кто-нибудь, а сам Всемогущий, не помогала поднять паршивое настроение.       Кацуки сегодня почти умер, и это значило только одно. Ему нужно стать сильнее, чтобы в будущем быть номером один. И он ни за что не опустит руки.

***

      Тошинори едва дотащился до своей квартиры, иначе и не скажешь. Это был долгий и изнурительный день, и мужчине хотелось лишь одного — быстрее оказаться внутри своего обиталища. Он как-то слишком нервно дёрнул дверную ручку и стремительно завалился внутрь.       Квартира встретила его гнетущей тишиной, которая приносила желанное спокойствие. Кухня манила волшебной коробочкой с таблетками, стоящей на одной из полок новенького гарнитура цвета слоновой кости, которую ему любезно собрала героиня Исцеляющая девочка, и это стало настоящим благословением. Бесконечные походы в больницу за рецептами на обезболивающие порядком его утомили; да и не ко всем он мог обратиться за помощью.              Тошинори громко выдохнул, расслабляя напряжённые плечи, и позволил себе остановиться на секунду. Сделать маленькую паузу.       Скованный усталостью, герой прислонился спиной к входной двери.       Новое жильё с трудом можно было назвать уютным — ему ещё только предстояло здесь обустроиться. В спальне всё ещё теснились коробки с нераспакованными вещами, а некоторую мебель довезут только на следующей неделе. Он подошёл к большому зеркалу, мерцающему в прихожей над обувной полкой, и начал пристально вглядываться в своё измождённое лицо. Будто стремясь удостовериться в том, что отражение ему не лжёт, он провёл пальцами по холодной гладкости, оставляя на ней следы собственного прикосновения. И в это он превратился?       Этот безответственный человек напротив сегодня чуть не потерял две юные жизни — обе могли оборваться из-за его халатности. А ещё он разрушил чужую мечту, произнеся всего лишь пару многозначительных фраз.       Кудрявый мальчишка с веснушками упрямо не покидал мысли Тошинори, как бы он ни старался не думать о произошедшем. Образ ребёнка, волнующегося о его состоянии, стремящегося помочь незнакомому человеку, всплывал в памяти. Он вспомнил, как тот с искренним восхищением похвалил его взъерошенные волосы. Тошинори не удержался от сдавленного смешка и провёл костлявыми пальцами по своей шевелюре.       — Как у Эйнштейна значит? — произнёс он в пустоту, и в сердце его собственный голос отдался болезненным эхом одиночества.       С улицы из приоткрытого окна — он специально оставил его приоткрытым, потому что совершенно не любил духоту, — доносились звуки вечернего города: сигналы автомобилей, шарканье шин о асфальт, шумные разговоры гуляющей поздно молодёжи. Жизнь в Мусутафу бурлила также, как он и запомнил, но её пластичное и яркое кипение никак не помогало отвлечься от давящих мыслей.       Стоило Тошинори закрыть глаза, как перед ним вновь оживала одновременно потрясающая и пугающая картина: девятилетний мальчик, бросающийся в гущу пожара прямо на злодея, не сомневаясь ни на мгновение. Этот человек, только начинающий свою жизнь, блестяще справился с угрозой, опираясь лишь на свою собственную смекалку. И, без сомнения, на смелость — истинную, неподдельную храбрость. Тошинори размышлял о том, откуда в таком крошечном существе берётся столько героизма. В тот миг ребёнок был единственным героем среди них — взрослых, профессионалов, которые лишь безучастно наблюдали, не в силах действовать. Невозможно было не восхититься мужеством, олицетворённым в этом хрупком теле — бесспорное воплощение героя.       Тошинори мотнул головой, отворачивая взгляд на мгновение, потому что созерцать себя было невыносимо. В его глазах отражались осуждение и разочарование, тяжесть которых с каждым днём становилась нестерпимой.       А ведь всё могло сложиться иначе. Сегодня они могли потерять обоих детей, и эта чудовищная ошибка легла бы на плечи тех, кто призван, кто обучен спешить на помощь. Тех, кто был обязан по долгу принятой службы защищать каждого, оказавшегося в беде. Они ведь герои, так? Тошинори ощущал гнетущее бремя ответственности, которое, казалось, потягивало его в бездну. Но чтобы не происходило, он не мог позволить себе сдаваться — здесь, сейчас, на краю неизвестного, погружённого во мрак будущего.       Он снова посмотрел на себя.       Вдруг из глубоких размышлений его вывел разрушивший тишину пустой квартиры телефонный звонок. Тошинори, не отрываясь от разглядывания своих запавших глаз, поднял трубку:       — Слушаю.       — Добрый вечер, — раздался хорошо знакомый голос, и Тошинори не смог сдержать улыбки.       — И тебе, Цукаучи-кун.       — Надеюсь у тебя всё хорошо, тебе сегодня пришлось много побегать, — искренне волновался детектив полиции.       — Не переживай, я просто должен отдохнуть, чтобы придти в норму. Но спасибо тебе за беспокойство, — успокоил Тошинори, направляясь на кухню, и отодвинул один из мягких обеденных стульев, чтобы расположиться на нём. Выбранные в спешке, они имели круглую мягкую спинку и цветочный рисунок, отчего создавали атмосферу старого деревенского домика, в котором живёт одинокая пожилая бабуля, делающая заготовки на зиму и вяжущая по вечерам у телевизора. — Ты ведь смог что-нибудь узнать?       — Да, я поэтому и звоню, — в голосе Цукаучи было слышно его улыбку. — Интересный, однако, паренёк.       — Правда?       — Да, я отправлю тебе его данные. Ему девять, но он в этом году заканчивает среднюю школу, представляешь?       — Да ладно? — ошеломлённо захлопал глазами Тошинори. — У мальчика причуда, повышающая интеллект?             — Нет, в том то и дело, он беспричудный. Я попросил протокол по сегодняшней стычке с грязевым злодеем, там все его данные, перешлю их тебе. Это конфиденциальная информация, но думаю, что Герой номер один не передаст её в плохие руки, — тихо рассмеялся Цукаучи. — А теперь отдыхай, дружище, не буду мешать тебе.       — Ага, спасибо тебе огромное, — потерянно произнёс Тошинори и услышал на той стороне новые смешки, потому что даже по его изменившемуся тону было ясно, насколько он шокирован.       Нет, конечно, он знал истории гениальных людей, но чтобы встретиться с одним из них лицом к лицу. Да ещё и не имеющем причуды. Даже его близкий друг Дейв не мог похвастаться такими достижениями — талантливый изобретатель может и был развит не по годам, но в школу он ходил так, как это соответствовало его возрасту. Этот день приносил всё новые и новые открытия.       На телефон пришло сообщение, и он, всё ещё будучи в прострации, неуверенно открыл его.       «Мидория Изуку. Девять лет. Ученик средней школы Альдера — класс 3А. Статус причуды: беспричудный. Домашний адрес: г. Мусутафу, район Йербана, квартал Корусант, второй микрорайон, ул. Тайпока, 13 — 5. Родители в разводе, живёт с матерью — Мидорией Инко».       Тошинори сдержанно хмыкнул и подумал о том, что он мог бы встретить мальчишку после школы и поговорить. Пусть это и не самое разумное, что он когда-либо делал, ему было жизненно необходимо увидеть ребёнка снова и сказать ему, как он был не прав в своих суждениях.       С другой стороны, разве мог он это сделать? Мальчик был ещё так мал, даже внешне, а если он решится пойти в старшую школу на геройский факультет и пострадает из-за этого?       В голове вновь и вновь всплывала одна и та же мысль, которую Тошинори пытался отгонять от себя всеми силами. Он не имел права передавать Один за Всех кому-то столь юному, и таким образом подтолкнуть того прямо в объятия Все за Одного, который всё ещё где-то там. Герой чувствовал его зловещую ауру, нависающую тёмной тяжёлой тенью над их страной. Над всем миром. Отдать Один за Всех сейчас, это значит обречь человека, получившего эту силу, на неминуемое противостояние с самым опасным злодеем в истории. А может быть, даже на гибель человечества.       Тошинори тяжело выдохнул и спрятал лицо в ладонях. Нет, он не мог быть настолько беспечным. В Юэй наверняка найдётся достойный преемник, а пока он просто встретится с ребёнком и поговорит, этого делать ему ведь никто не запрещает, правда?

***

      Все за Одного раздирали странные противоречивые чувства. Он кипел от ярости, хотя само это состояние казалось ему абсурдным, неестественным. Ему должно быть наплевать. Но это жгучее ощущение, разгорающееся внутри грудной клетки, не давало покоя. Как посмели? Как осмелились прикоснуться к тому, что принадлежало ему? Мидория Изуку — это его игрушка, целиком и полностью. Грязевой злодей, ничтожная помеха, осмелился запачкать его ценный актив, чуть не убить. Он чувствовал, как сжимаются кулаки, как дрожит воздух вокруг него. Ненависть клокотала в груди, смешиваясь с чем-то болезненным, почти нежным.       Он с силой сжал челюсти, пытаясь подавить разъедающую горло горечь. Под повязкой ныли вновь растущие глаза, для возвращения которых ему пришлось перенести не одну операцию. А грудные мышцы и шея болезненно тянулись под напором восстанавливающейся дыхательной системы. Благо, благодаря крови «Нулевого» эксперимента и знаниям Гараки Кюдая путь к полному выздоровлению стал наконец возможен.       Его подручный предположил, что они могли бы воспользоваться и кровью Мидории, а может даже костным мозгом, для ускорения процесса регенерации, ведь крысы, на которых он продолжал ставить эксперименты, показывали заметные улучшения не только в плане возросшего интеллекта, но и в состоянии физического здоровья. И здесь мальчик мог оказаться для него полезным. Этот беспричудный организм был сплошным феноменом, и этот феномен был собственностью Все за Одного, но какой-то второсортный червяк рискнул покуситься на него!       Все за Одного вскочил со своего кресла, едва не вырвав дыхательную трубку из горла. На одном из экранов ему предстал «Нулевой» эксперимент, и она словно знала, что он сейчас наблюдает за ней. Её завораживающие светло-фиолетовые глаза, наполненные чистой ненавистью, сверкали в тусклом свете ламп. Все за Одного довольно усмехнулся. Она с самого начала была против всей этой затеи с исследованиями, но разве кто-то давал ей право выбора? Или голоса? Подобно прекрасной декоративной рыбке, заточённой в стеклянной тюрьме, погребённой глубоко под землёй, в мрачной лаборатории безумного учёного, она оставалась лишь пленницей. Полезной пленницей, которая всё ещё не растеряла остатки человечности, и не смотря на своё безвыходное положение, пыталась протестовать, чтобы защитить хотя бы одного ребёнка. — Ты такая же, как и он… — произнёс мужчина в пустоту. И хотя она не слышала его слов, отвела аметистовые глаза в сторону.       Мидория Изуку… Все за Одного смотрел на этого зеленоглазого мальчишку и всякий раз видел отражение своего младшего брата. Того самого, которого он потерял так давно, которого он сам же и растоптал. Сам же и погубил. Но ведь он тоже принадлежал ему, но упрямство и высокомерие Йоичи не позволяло ему принять реальность. Принять правила игры, которые написала сама жизнь. Слабый подчиняется сильному — это истина, нерушимая и неоспоримая. Тем не менее, он до последнего верил в какие-то сказочные, несбыточные вещи, и его детские мечты трансформировались, приняли совершенно неожиданную форму. Причуда, что не давала Все за Одного покоя вот уже больше ста лет, и где-то внутри которой всё ещё существовало сознание его брата.       Все за Одного не сдержал тихого рычания.       Он вернулся на своё место и нажал на кнопку связи.       — Томура, — позвал он, не скрывая раздражения в голосе.       — Я здесь, Сенсей, — с благоговением отозвался юношеский голос.       — Ты узнал, в какую тюрьму доставили Грязевика?       — Да, я уже передал Ваше сообщение.       — Отличная работа, Томура. Сегодня ты хорошо постарался.       — Спасибо за похвалу, Сенсей! — едва ли не запищал от радости молодой собеседник.       — Тогда я оставлю вас с Курогири.       Все за Одного отключил связь.       О, он обязательно проследит, чтобы мелкая сошка поплатилась за свою оплошность. И пусть все в городе знают, кому принадлежит Мидория Изуку.       Маршал Ямасита наивно полагал, что сможет использовать интеллект внука для развития вооружения армии страны, но этим глупым планам не суждено исполниться.       Защитить. Он должен защитить Изуку. Никто больше не посмеет лишить его собственности.       Гнев Все за Одного был слеп. Он уничтожит любого, кто решится навредить этому ребёнку. Любого, кто посмеет напомнить ему о той утрате единственного дорого человека, которую он так и не смог пережить. Месть будет сладка. И она начнется прямо сейчас.       Он видел на одном из экранов, как Гараки Кюдай расхаживал по своей лаборатории, громко топая ногами, будучи бледным, как лист бумаги.       — Он чуть не повредил моего подопытного, — восклицал он, не имея сил успокоиться, и Все за Одного разделял его смятение.

***

      «Теракт в городе Фукуока. 6 апреля группа вооружённых беспричудных людей устроила серию масштабных взрывов в аэропорту», — гласил первый заголовок в новостной ленте. Эти теракты становились всё более частым явлением, вызывая всё больше и больше волнений в обществе.       — Что беспричудные выродки пытаются доказать? — зашипел Кайто, бросив на поднимающего стулья в кабинете кудрявого мальчишку гневный взгляд.       — А Мидория небось и рад, — фыркнул Акимицу, отпивая сок.       — Я слышала, что в городах хотят ввести комендантский час и для взрослых, — шёпотом произнесла Нори, чуть наклонившись вперёд.       — Давно пора было на беспричудных специальные тапочки одеть.       Изуку ощущал на себе все эти взгляды так, словно они проникали глубоко под кожу. Шепотом раздавались разговоры, отголоски которых эхом рассеивались в его сознании. Он неуверенно шёл по коридору, вжимая голову в плечи, с силой стиснув в руках лямки отцовского рюкзака (его жёлтого друга пришлось хорошенько отстирать, и теперь он сох на балконе) и жалея, что у него нет причуды, позволяющей становиться невидимым.       Школьники уже закончили со своими дежурствами по уборке и должны были собираться домой или в кружки, но им некуда было спешить, ведь не могли же они просто проигнорировать поступок Изуку, правда?       Боковым зрением он увидел Кеничи, стремительно проносящегося мимо, и, похоже, вновь вышедшего из кабинета директора. Администрация школы всё чаще вызывала его на разговоры из-за выходящего за рамки нормальности интереса к младшеклассникам. Его много раз замечали ошивающимся возле ворот начальных школ, предлагающим выходящим ученикам конфеты или помощь с домашними заданиями, и родители выражали своё беспокойство этим. Не смотря на то, как он спешил, подросток всё равно успел окинуть Изуку своим гадким изучающим взглядом. После каждого такого взгляда Изуку чувствовал себя по-настоящему грязным и хотелось поскорее отмыться от этого кошмара.       — Наш беспричудный герой! — вдруг громогласно объявил Хаяте, подбежав к нему со спины и приобняв за плечи. — Что, гордишься собой, а Деку? — он потянул Изуку за щёку, причиняя боль, и мальчик попытался отстраниться, но его слишком сильно прижимали к себе.       — Сказать нечего? — спросила Минами, наклонившись и смотря снизу в его раскрасневшееся лицо.       — А как он скажет со своей афазией? — хихикнул мальчик с каменной причёской, обмахиваясь тетрадью.       — У него же не афазия уже, а этот, как его? — почесал затылок Хаяте, задумавшись.       — Селективный мутизм, — уточнила Ёсико, появившись сзади. — Не хочет Деку-чан с нами говорить, понимаешь? — она покачала головой, уперев подбородок в ладонь. — Он слишком хорош для нас, простых смертных. Герой же.       — Тебя, наверное, твой дедушка уже в Юэй определил! — посмеивались подростки из группки, стоящей возле окна.       — Точно, такому герою только в Юэй, — вскрикнул Хаяте, схватив Изуку подмышки и подняв над полом под громкий смех наблюдающих.       Изуку пытался вырваться, размахивал руками и ногами, и его слишком неожиданно отпустили, отчего он больно упал на пол, ударившись копчиком.       — Ой, посмотрите, маленьким мальчикам бо-бо.       — Что с твоими штанами, выглядишь как бездомный.       — Этот чудила утром опять наши записки собирал в портфель, вот умора.       — Когда там уже на него напялят специальную обувь для беспричудных?       — Ему нужна специальная обувь для придурковатых.       — А я что сказал?       Слова сливались в единую какофонию звуков, доносящуюся отовсюду в унисон с ядовитым смехом. Изуку казалось, что окружающие его ученики постепенно расплывались, растворяясь в пространстве. Всё это напоминало мираж. С силой зажимая уши руками, он мечтал на мгновение перестать слышать этот громкий злой хохот.       — Ну что же ты жалкий такой, а, Деку? — с презрением произнесла Ёсико и налила Изуку на голову свой апельсиновый сок. Холодные липкие капли покатились по густым волосам, стекая куда-то под ворот белой рубашки. Ёсико, довольная своей выходкой, победно ухмыльнулась и поспешила удалиться, вдёрнув аккуратный носик, под гул одобрительных голосов.       Вскоре все ученики один за другим покинули коридор, бросая напоследок в Изуку обидные слова, а кто-то даже скомканные бумажки.       Звонок с последнего урока уже давно прозвенел, и школа потихоньку пустела. Школьники, что оставались на внеклассные занятия и кружки, давно разбрелись по кабинетам. Лишь один мальчик остался сидеть в центре широкого коридора, прямо там, где его уронили на пол. Из высоких окон струился солнечный свет, бросая широкие, яркие полосы, что нежно согревали кожу даже сквозь плотную ткань формы. На глазах выступили слёзы, но он быстро смахнул их и потряс головой, после чего поднялся на непослушные ноги.       «Остался один год», — твердил он себе и с силой сжал кулачки, чтобы успокоиться.       «Если я доживу», — добавил внутренний голос, и Изуку не совсем понимал, зачем это уточнение, но оно не казалось каким-то неправильным.              Сакура во дворе раскинула свои цветущие ветки, окрашивая мир розовыми отблесками и наполняя воздух сладостным ароматом. Это яркое зрелище всегда вызывало в душе Изуку трепет и наполняло сознание чувством странной безмятежности, словно он мог унестись из своего кошмара вместе с парящими на ветру лепестками.       Сегодня утром его в очередной раз спустили с лестницы, поставив подножку, отчего он сильно ударился спиной, и теперь она ныла при каждом движении. Мальчик с их класса, причуда которого позволяла ему делать свои пальцы острыми, опять тыкал его в живот, громко посмеиваясь от почти детского восторга. Словно ему подарили новую игрушку и разрешили делать с ней всё, что душе угодно.       Но это всё давно стало для него обычной рутиной.              Больнее всего было другое: с утра пораньше на него накричал Каччан, оттащив за угол, чтобы никто не увидел и не услышал их разговора. Но он не понимал, для чего это было. Изуку и без него знал, что герои в любом случае спасли бы его друга, но старший мальчик всё равно был очень зол.       Протяжно выдохнув, Изуку с силой шлёпнул себя по щекам и стиснул зубы, после чего уверенно направился туда, куда собирался с самого начала — к своему шкафчику, чтобы переобуться, а после пойти к выходу.       У него были большие планы на сегодняшний вечер, и ничего не должно помешать ему исполнить их. А ещё, желательно успеть приготовить ужин, чтобы сделать маме приятно. Хотя папа часто жаловался, что он совершенно недосаливает свои кулинарные шедевры, на которые мог быть способен девятилетний ребёнок.       Изуку тихонько постучал в окошко, кивнув как всегда застрявшему в телефоне охраннику внутри его будки и робко заглянув внутрь, чтобы забрать огромный пакет, который на посту оставил для него господин Фукуда.       — Фукуда-сан просил, чтобы ты завтра к нему зашёл, — устало пробормотал тучный мужчина, поправляя свою кепку на вспотевшей лысине.       Изуку низко поклонился в благодарность, после чего извлёк из портфеля баночку бананового молока, которую поставил на маленький столик, за что получил широкую улыбку и радостный кивок.       Пожав плечами, самый младший ученик школы Альдера вышел за ворота. Он очень надеялся, что на сегодня его злоключения закончились. Хотя дедушка вроде как собирался приехать вечером, чтобы проверить, всё ли с ним в порядке после стычки со злодеем. Правда, событие это не было чем-то приятным, ведь с появлениями дедушки обычно приходили и неприятности, что внушало Изуку тревогу.       С другой стороны, не всё ли равно, что с ним будет?       Изуку устало вздохнул, поправил черные лямки не привычно маленького рюкзака и собирался направиться в сторону своего тайного местечка, чтобы забрать скейт. Вдруг он замер, словно вкопанный: прямо там, через дорогу стоял высокий худощавый мужчина в широком бежевом плаще, который был ему велик и свисал мешком. Пришелец суетливо озирался по сторонам, совершенно не выглядя подозрительно, неа.       Изуку пару раз помотал головой и проморгался, чтобы точно понять, не чудилось ли ему сиё изумительное в своей нелепости видение. Это на самом деле там Всемогущий нервно переминался с ноги на ногу и беспокойно чесал запястья, словно ожидающий наказания за курение за школой подросток?       Внезапно герой заметил его и от этого расплылся в широкой дружелюбной улыбке, начиная радостно махать рукой, едва ли не подпрыгивая на месте.       — Юный Мидория! — раздался его голос, звучащий на всю улицу, и в следующее мгновение произошло неожиданное: из-за угла выскочила высокая молодая женщина с микрофоном, одетая в строгий брючный костюм с повязкой журналиста, повязанной на руке.       — Он сказал Мидория! — воскликнула она, и за её спиной в одно мгновение появилась целая толпа, вооружённая микрофонами и камерами. Они озирались по сторонам, все накрученные до предела и взлохмаченные.       — Мы его тут весь день ждём, где пацан? — спросил лысый мужчина с фотоаппаратом. Женщина, что привлекла всеобщее внимание, указала микрофоном в сторону Изуку:       — Вот же он!       — Что, настолько маленький?! — удивился кто-то из толпы.       — Нам нужно задать несколько вопросов! — воскликнул другой, и они дружным строем направились к мальчику, который в панике совсем растерялся и застыл на месте. Его огромные глаза метались между незнакомыми взрослыми и, казалось, становились ещё больше.       — Нужно сматываться, — крикнул ему Всемогущий. Изуку, собравшись с духом, кинулся к нему, и они, словно две стрелы, помчались через соседнюю улицу, сверкая пятками.       — Эй, какого хрена? — негодовал долговязый мужчина с камерой наперевес.       — За ними! — прокричал кто-то.       И началась лихорадочная погоня по тихим улочкам района, но вскоре преследователи потеряли эту странную парочку в одном из переулков.       — Стойте, нам нужно лишь несколько комментариев! — воскликнула им вслед женщина в строгом костюме, запыхавшись от неожиданных догонялок через несколько кварталов, когда от мужчины и мальчика уже и след простыл. — Вот ещё не хватало бегать за малолетками, — жаловалась она, остановившись и уперевшись руками в колени. В этот вечер весь интернет наверняка заполнится видео, на которых толпа журналистов преследует младшеклассника.       — Ну ты же сама говорила, что это будет сенсация, — ответил её напарник, тоже запыхавшийся не меньше, ведь ему ещё приходилось нести на плече свою камеру.       — Конечно это будет сенсация, беспричудный ребёнок справился там, где герои были абсолютно беспомощны! — вскрикнула журналистка, с благодарностью принимая протянутую другим коллегой бутылку с водой.       — Сенсация сенсацией, а со всеми этими новостями с беспричудными — не сделаем ли мы хуже? — её напарник нервно почесал затылок свободной рукой, и женщина смерила его гневным взглядом.       — Но это же правда! Для правды всегда есть место, поэтому мы тем более должны рассказать об этом. Ты что, сам не понимаешь?       — Что не понимаю? — растеряно попятился назад молодой мужчина.       — А то, что это может показать всем, — она наклонилась вперёд, прижав к груди кулаки, в одном из которых всё ещё был микрофон, — что беспричудные не беспомощные, не бесполезные и уж точно не все они террористы! Это интервью может положить начало чему-то хорошему, и я обязана это сделать! — взревела она, подобно львице, размахивая руками, и её коллега расплылся в широкой улыбке. Это была на самом деле хорошая цель.

***

      — Кажется, мы достаточно оторвались, — проговорил Тошинори, откашливаясь густой кровью под перепуганным взглядом Изуку, который тоже пытался отдышаться. — Неожиданные догонялки могут быть утомительны, правда? — улыбнулся он мальчику, а тот уже протягивал ему свой платок. — Благодарю, Юный Мидория, — он принял заботливый жест и вытер мягкой тканью окровавленный рот, лишь после этого замечая, что на ней напечатана картинка. Развернув платок, он с удивлением уставился на странное изображение, отчего на его лице отразилась настоящая растерянность. Ему предстало фото молодого мужчины с бородой, одетого в домашний халат, в руках у него было по пистолету, и он словно показывал их кому-то, при этом будучи по-настоящему раздраженным.       Изуку, похоже, заметил озадаченность героя, и когда понял, что тот рассматривает его платок, тихонько рассмеялся. Тошинори вздрогнул, когда услышал хриплый голосок мальчишки, и виновато ухмыльнулся.       — Интересные у вас вкусы, юноша, — сказал Тошинори, складывая предмет и убирая в карман. — Я постираю и отдам, — сообщил он, на что Изуку отрицательно покачал головой. — Отказы не принимаются.       И Тошинори замолчал. Установилась очень неловкая тишина, от тяжести которой нервно потели ладошки.       «Черт, я так хотел поговорить, но даже не знаю, с чего начать», — герой и раньше бывал в неловких ситуациях, но почему-то именно сейчас, под пристальным взором двух огромных и любопытных глаз, он ощущал себя особенно глупо.       Пока шестерёнки в голове взрослого скрипели в надежде придумать хоть что-то осмысленное, Изуку внимательно изучал худое лицо. В прошлый раз он тоже долго рассматривал этого человека и ловил себя на одних и тех же мыслях. Это измождённое лицо выглядело более живым, чем то лицо, которое герой представлял общественности. Не было в нём напускного пафоса и блеска яркой харизмы, которая грозилась растопить ледники Атлантиды. Вместо этого в заострённых чертах скрывалась тонкая искренность, намекающая на глубину, о которой Изуку мог только догадываться.       — Кхм, может мы пройдёмся, что скажешь? — Тошинори прочистил горло и только теперь обратил внимание на громадный пакет, который мальчишка тащил за собой всё это время. — Или ты собирался в какое-то конкретное место?       Ребёнок утвердительно кивнул и залез рукой между пуговиц под свой форменный пиджак. Немного пошарив внутри потайного кармана, он выудил оттуда свой телефон и быстро набрал сообщение:       «Пожалуйста, простите меня за вчерашнее. Из-за меня вы потеряли злодея, а потом я путался под ногами у героев. Приношу свои глубочайшие извинения!» — когда Тошинори дочитал сообщение, Изуку ему низко поклонился, что привело Героя номер один в смятение.       — О чём ты говоришь, юноша? — вскрикнул он от негодования, положив большую руку на худое плечо ребёнка. Герою было страшно от того, насколько на его фоне этот человечек выглядел маленьким. Слишком маленьким даже для своего возраста. И именно этот человечек вчера был большим героем, чем сам Всемогущий. — Я здесь именно за этим. Чтобы сказать, что я… — на него вопросительно глядели два изумруда, в которых плескался восторг, и Тошинори просто не смог сказать то, о чём на самом деле думал, — что твой поступок был по истине героическим, — он сел на одно колено, чтобы быть с мальчишкой на одном уровне. — Если бы не ты, то второй мальчик бы погиб, поэтому нет, ты не путался ни у кого под ногами. Ты был настоящим героем, нежели кто-либо из нас. Я просто попрошу тебя быть осторожней и стараться не встревать в такие ситуации, Юный Мидория. И злодея я потерял не по твоей вине, это была просто случайность, — в конце голос Тошинори всё-таки дрогнул, но он не стал пока что-то утверждать или предлагать Один за Всех. Он ведь может просто понаблюдать и поразмышлять какое-то время, так ведь?       Изуку слегка нахмурил бровки, всё же кивнув, прокручивая в уме слова Всемогущего. Не встревать в подобные ситуации — задача, по сути, не самая сложная; он и раньше обходил стычки со злодеями стороной.       Хмыкнув себе под нос, Изуку ответил: «Я Вас понял, спасибо, Всемогущий», — и улыбнулся широкой улыбкой, обнажив пустоты от выпавших молочных зубов.       — Отлично! Позволь спросить, куда это ты с таким багажом? — осведомился Тошинори, кивая на баулы за спиной ребёнка.       Тот пожал плечами: «На пляж Дагоба».       Тошинори наклонил голову набок, внимательно разглядывая юного собеседника. Он не был похож на человека, который был способен засорять пляж, хоть первое впечатление и может быть обманчиво.       — Ты ведь не один из тех, кто сбрасывает туда мусор? — всё же уточнил Тошинори, на что Изуку раскраснелся и начал активно мотать головой, размахивая руками.       «Конечно нет, это не мусор, это утеплитель!»       — Утеплитель? А для чего? — вопросительно поднял бровь Тошинори. Изуку замялся, не зная, стоит ли открывать правду.       «А вы не будете на меня ругаться, за то, что я пользовался молотком и пилой?» — решил сначала уточнить он, в очередной раз заставая Тошинори врасплох.

***

      — Это на самом деле отличная идея, Юный Мидория, — приговаривал Тошинори, прибивая очередным гвоздём утеплитель внутри просторной будки, которую они завершали вдвоём, не заметив, как провели за этим занятием полдня.       Герой хорошо услышал, как Изуку начал быстрее стучать своим инструментом, вероятно снова смущённый похвалой, что вызывало у Тошинори тихие смешки.       — Ну всё, думаю этого достаточно, — Тошинори вылез из самодельной будки, пока Изуку заканчивал приколачивать симпатичную конструкцию, которая должна была быть крылечком. Они собрали её неделю назад вместе с когда-то обитавшим в местах поблизости Сано-саном из обработанных брусков, случайно найденных среди мешков с просроченным цементом и банок старой засохшей краски.       Получившееся творение, конечно, сложно было назвать произведением искусства, но выглядело всё на самом деле очень солидно. Изуку удалось разыскать на свалке добротные доски и даже куски шифера, не говоря уже о инструментах и гвоздях в неплохом состоянии. Внутри они отделали всё специальным утеплителем, который мальчику выделил господин Фукуда. Осталось только поставить несколько мисок в лунки и всё будет готово. В основу их нелёгкого труда легки чертежи, которые Изуку сделал пару недель назад с помощью специальной программы в интернете, с которой он довольно долго разбирался. Это было хорошим способом отвлечься после похорон бабушки.       Щенята с неиссякаемой энергией метались вокруг, словно не могли дождаться, когда же окажутся в своём новом доме. Они вертелись возле ног мужчины и ребёнка, весело подлаивая и размахивая маленькими хвостиками. У каждого была своя уникальная раскраска: один был совершенно чёрным, но с маленьким белым пятнышком на левом боку в виде галочки, трое были трёхцветными — сочетали в себе белый, чёрный и рыжий.       — Как думаешь, нашу работу примут будущие жильцы? — с улыбкой произнёс Тошинори. Изуку наклонился к щенятам, начиная гладить одного, в то время как остальные нетерпеливо старались попасть под его руку. В сердце у Яги Тошинори разливалось сладкое тепло от этой трогательной сцены, а губы его растянулись в ещё более широкой улыбке.       «И это он то не сможет стать героем без причуды?», — размышлял про себя Тошинори, когда заметил, как один из щенят цеплялся за его штанину. Он присел на корточки, чтобы поиграть с этими требовательными созданиями.       — Нужно купить им корма, — задумчиво произнёс он, и тут же Изуку, громко ударив себя по лбу, бросился к своей (отцовской) сумке, держа на руках щенка. Он покопался в рюкзаке и вытащил пакетик с кормом, купленным на карманные деньги ещё два дня назад. Возле нового домика располагался старый, сооружённый из кусков шифера и больше напоминающий палатку с одеялом. Но лучше так, чем позволить щенкам мокнуть под дождём или мёрзнуть на вечернем пляже. Изуку наполнил старую миску сухим кормом, и дворняжки тут же устремились к ней, сразу же начиная жадно поглощать еду.       — Нужно купить и миски, — почесал острый подбородок Тошинори, и Изуку понуро свесил голову. В его карманах не осталось ни гроша, ведь все средства, выделенные ему мамой, он пожертвовал на лечение ребенка, страдающего спинальной мышечной атрофией. Сумма была почти собрана, а время поджимало, так что он не мог оставаться в стороне. С силой прикусив нижнюю губу, мальчик искал выход из сложившейся ситуации. Принести мясо из дома означало услышать упрёки от мамы, и, возможно, снова потерять доступ к холодильнику, как это было несколько месяцев назад. Попросить отца было невозможно: тот только что оплатил новую школьную форму, хотя и утверждал, что ему прилично подняли зарплату, да и у института появилось хорошее финансирование.       Но Изуку вдруг осенило — он мог бы попросить, чтобы в школьной столовой ему давали остатки еды. У них всегда было что-то мясное, и не все доедали свои обеды. Если только повара не выгонят его прочь, как только он появится на пороге кухни. Они не очень любили дни его дежурства и совершенно не скрывали этого. Но ведь никто не мешает ему попробовать, верно? Воодушевлённый своей догадкой, он ударил кулаком по ладони.       Мальчик с героем некоторое время в полной тишине наблюдали за активной трапезой щенят, как вдруг раздался самый не любимый звук Изуку. Желудок громогласно оповестил о своём наличии и негодовании, и казалось, что этот неприятный сигнал разнесся по всему пляжу, эхом отзываясь от металлических мусорных куч.       — Кажется, здесь есть ещё один голодный ребёнок, — с доброй ухмылкой произнёс Тошинори, в то время как Изуку запылал от смущения, прижимая руки к животу. Ему хотелось провалиться под землю прямо здесь и сейчас. — Ладно, — сказал Тошинори, вставая и отряхиваясь. — Но, для начала, — он сделал несколько снимков щенят, которые всей гурьбой прилипли к большой широкой миске и с упоением поедали остатки корма, — я размещу это фото в соцсетях. Может кто-нибудь захочет забрать их домой. А мы с тобой сходим, и купим им ещё еды. И покормимся сами, я бы не отказался сейчас от чего-нибудь сытного, что скажешь? — снова улыбнулся Тошинори, и это была настолько тёплая и добрая улыбка, что Изуку не мог не улыбнуться в ответ.       — Окей! — герой вскинул большой палец вверх. — Тогда пойдём, Юный Мидория!

***

      — Мне жаль, что их мамы не стало, — откусил кусок своего диетического сэндвича Тошинори, пока ребёнок с аппетитом поглощал кацудон.       «Я нашёл их случайно, когда они плакали рядом с ней. Мы вместе с моим другом Сано-саном похоронили её, а щенята остались», — на глазах Изуку навернулись слёзы, и он опустил палочки с кусочком котлеты.       — К сожалению, такое иногда происходит в жизни, — Тошинори положил руку на плечо мальчишке в поддерживающем жесте. — Главное, что сейчас щенята в безопасности.       «Да, теперь, благодаря Вам, у них есть большой тёплый дом. Вы самый крутой герой. Почти как мой папа», — Изуку искренне улыбнулся, в то время как к его щеке прилип рис, а в щели между передними зубами застряла зелень, и эта забавная картина вызвала у Тошинори тихие смешки.       — Спасибо за такую похвалу, но уверен, я и близко не такой крутой, как твой папа.       «Нет, вы очень крутой! Просто папа самый крутой, с ним никто не сравнится», — пожал плечами Изуку, словно высказал самую очевидную вещь на свете.       — Тем более спасибо. Я теперь должен ещё больше стараться, раз уж ты оценил меня так высоко, Юный Мидория. А кто твой папа по профессии? — Тошинори сделал глоток своего «Баббл ти», который предложил ему ребёнок, и подметил, что это действительно было вкусно, он мог бы иногда брать такое угощение после геройских смен.       «Папа руководитель Научно-Исследовательского Института Мусутафу, в этом году он получил докторскую степень, а ещё он лучший в городе врач-реаниматолог и читает лекции для студентов-медиков».       — Ого, он на самом деле невероятно крут, — Тошинори показал большой палец вверх, и мальчик повторил его жест.       Этот вечер они закончили на приятной ноте.