Причудливые омега мутации

      «Каждому нужен дом, чтобы жить, но поддерживающая семья — это то, что строит этот дом»

Энтони Личчоне.

Дом семьи Бакуго. Канун рождества. До диагноза. Изуку три года.

             Зима в этом году выдалась тёплая. Оттого метель, начавшаяся накануне, стала для жителей Мусутафу настоящим откровением и настоящим подарком. Снежные хлопья тихо кружили в причудливом танце, гонимые ледяным ветром. Трескучий морозец раскрашивал окошки тысяч домов дивным белым узором, а щеки спешащих по домам горожан алым румянцем. Дорога хрустела под ногами прохожих незатейливой песенкой, наполняя пространство праздничной атмосферой. Снег припорошил крыши домов и оголившиеся ещё осенью деревья, он поблёскивал в свете уличных фонарей миллионом маленьких кристаллов. Изуку фантазировал о том, что каждый из них — это обратившаяся крошечной песчинкой чья-то мечта, потому что, что ещё могло делать этот мир таким красивым? Детское сердце всегда способно найти волшебство в чём-то, что покажется взрослому обыденным, но есть вещи, которые способны пробудить ребёнка даже в самом серьёзном и строгом человеке, ведь даже у него были свои тайные фантазии.       В тот вечер дом семьи Бакуго был наполнен светом гирлянд и весёлым искренним смехом. Разноцветные огни приветливо украшали крылечко, окна и высокую ёлку с ярко-зелёными ветками.       — Изуку, ты тоже зелёный, значит будешь ёлкой, — хихикал Кацуки, оборачивая вокруг головы Изуку коротенький дождик, вызывая радостную улыбку у младшего мальчика.       — Спасибо, Каччан! — Изуку буквально засиял неподдельной радостью, и побежал показывать бабушке своё украшение. — Бабуля, я теперь рождественская ёлка!       Запах готовящегося пирога и свежих фруктов витал в воздухе, а праздничный стол, накрытый с любовью, сверкал изобилием. Пока Мицуки и Инко занимались расставлением тарелок и обсуждением прошедшей недавно юридической конференции, Хисаши тихо ворчал, прихлёбывая ярко красный пушн из хрустального бокала:       — Рождество — это просто маркетинговый ход, — бубнил он себе под нос, вызывая скромные смешки Масару, который нарезал последние кусочки безмолочного сыра для Изуку. У того уже прошла непереносимость лактозы, но Инко всё равно очень тщательно следила за его питанием. — И зачем Богу было бы посылать своего сына в такое дерьмовое место, как Земля? Глупое чувство юмора у небесного мужика. — Ещё не вечер, дружище, ты тоже можешь насладиться праздником, — Масару наклонился вперёд, отодвигаясь от столешницы, чтобы под ним могли пробежать изображающий злодея Изуку и преследующий его с криками и маленькими взрывами на ладонях Кацуки.       — Мальчики, осторожней! — одновременно прикрикнули Мицуки и Инко.       — Ладно! — отозвались так же одновременно дети, но осторожней при этом не стали.       — Ага, так они вас и послушали, — Хисаши лениво потянулся, а после взял две прихватки. — Всем разойтись, сейчас пойдёт пирог! — скомандовал он и эффектно открыл духовку, жар из которой сразу опалил окружающее пространство, заполняя кухню ярким благоуханием запечённых яблок и корицы. — И кто тут у нас мастер? — гордо ухмыльнулся мужчина, доставая ароматный десерт, настолько филигранно сделанный, словно нарисованный яркой акварелью.       — Я скорее любитель, — устало улыбнулась Инко, ласково пропуская густые волосы мужа сквозь свои изящные пальчики.       — Ну нет, видит Бог, каждый твой пирог — это шедевр, — Хисаши со всей любовью чмокнул Инко в щёчку, вызывая у неё тихие смешки, а после направился в сторону гостинной вместе с дымящимся в его руках пирогом.       Изуку и Кацуки тем временем уже выбежали на улицу, только и успев накинуть на себя куртки и неумело засунуть ноги в зимние башмаки, даже не удосужившись нормально их завязать. Следы маленьких ног разбежались по всему щедро усыпанному снегом двору, мелькая тут и там, а громкие голоса разливались в вечерней зимней тишине. Дети с энтузиазмом сражались с невидимыми врагами, совсем потерявшись в мире весёлой игры.       — Эй, вы двое, если заболейте, то лечиться будете сами, — прикрикнул старший Мидория, высунув голову из стеклянных дверей. Его лицо тут же раскраснелось от ощутимой разницы температуры между улицей и домом.       — А мы оленей не слушаем, дядя, — выкрикнул в ответ Кацуки, метко бросая в сторону Хисаши идеально круглый снежный комочек, который упал, так и не долетев до адресата.       — Ну подумаешь, свитер, — буркнул мужчина и с досадой подёргал мягкие рога, которые торчали из его свитера с изображённой на нём большой головой оленя. Смешные глаза пуговки шерстяного зверя были словно на выкате, что делало ярко красный предмет гардероба ещё более забавным. К слову говоря, на Инко была такая же эксцентричная кофта — обе вещи супругам выбрала Минако. И судя по довольным смешкам, её всё устраивало. Своего любимого внука она уже нарядила в утеплённый костюм Всемогущего, чем тот был безгранично доволен, буквально сияя от счастья.       Кацуки при этом наотрез отказался наряжаться во что-либо, потому что он считал себя слишком взрослым для такой ерунды. Он просто достал свою самую любимую кофту из лимитированного мерча Всемогущего, проследил, чтобы его мама хорошо отгладила вещь, сразу после того, как под его пристальным вниманием ту постирали с большим количеством вкусно пахнущего кондиционера.       — Главное, чтобы ты был оленем только в свитере, — тихо буркнул Ямасита Томоюки, который растянулся в просторном белом кресле и почти задремал. На нём самом был тёмно-синий свитер со снеговиком, в таком же была и Ямасита Минако. Женщина хлопотала на кухне над своим специальным согревающим чаем, травы для которого ей засушил Хисаши.       — Папа! — шикнула на отца Инко. Она застегнула объёмный тёплый пуховик, натянула шапку и вышла к резвящимся детям. — Я сейчас поймаю одну зелёную горошину и одну динамитную шашку! — крикнула она и побежала за звонко рассмеявшимися Изуку и Кацуки. Младший мальчик весело пискнул и бросился на утёк, неумело разгребая маленькими ногами высокий снег, а старший тянул его за руку, задорно улыбаясь, но Инко быстро нагнала их, повалив вперёд в ледяную мягкость.       — Ну вот и всё, — женщина со всей нежностью прижала обоих детей к себе, чуть покачав их в стороны, после чего резко повернулась и упала на спину прямо в пушистый сугроб.       — Мам, смотри, я делаю снежного ангела, — лепетал Изуку, чуть отползая, а затем заваливаясь обратно и разводя руки и ноги в стороны.       — Отличная идея, Изуку, — кивнула женщина на слова сына. — Давай мы тоже сделаем снежных ангелов, Кацуки?       — Это для девчонок, — фыркнул Кацуки, так же как Изуку разводя в стороны свои конечности.       — Ну всё, хватит валяться в снегу, заходите домой! Стол уже накрыт, — строго потребовала Мицуки, выйдя на крылечко заднего двора и переминаясь с ноги на ногу от холода, но в неё тут же прилетел снежок. — Эй!       — Не будь занудой, подружаня, — озорно выкрикнула Инко и тут же бросила второй снаряд.       — Старуха зануда! — подначивал мать Кацуки, весело вскинув руки.       — Тетя Мицуки не старуха, — насупился на друга Изуку, уперев руки в бока. Когда в Мицуки прилетел третий снежок от Инко, она нахмурилась и тут же сама набрала в руку снега, выбегая во двор прямо в тапочках и без куртки:       — Ну всё, я за себя не отвечаю!       Двор вновь наполнился громким смехом, а волшебство мгновения окутало всех, как мягкий бабушкин шарф. К импровизированной игре присоединились и Хисаши, и Минако, и Масару, который бегал за женой с тёплым пальто в руках. Только генерал Ямасита стоял на крылечке, с широкой улыбкой потягивая горячий чай. Вместе с облачками его дыхания к небу поднимался пар из фарфоровой чашки, который словно танцевал в воздухе. Иногда мужчина неумело делал снимки на свой телефон. Время шло, как и продолжающий падать снег. В какой-то момент Хисаши упал лицом в сугроб и прямо в таком положении невнятно пробубнил, что он сейчас умрёт от незапланированной физической нагрузки и чрезмерного холода. Когда все немного успокоились, взрослым с трудом удалось усадить распалённых детей за стол. Они совершенно не чувствовали голода или усталости из-за переизбытка положительных эмоций.       — А бабушкины горошинки идут на ручки, — ласково приговаривала Минако, сажая внука к себе на колени, а тот её тут же обнял.       — Мама, вы так есть не сможете, — волновался Хисаши, порываясь забрать ребёнка у тещи, но та только шикнула на него.       — Я разберусь, дорогой.       — Деку-малявка, — ухмыльнулся Кацуки, за что тут же получил подзатыльник от сидящей рядом с ним Мицуки.       Праздничный стол погрузился в приятный гул разговора, то и дело раздавался звон посуды, цоканье бокалов и весёлые возгласы. Атмосфера вечера нежно обняла празднующих людей, завернула в себя и затмила собой весь окружающий мир, создавая очередной момент счастья и единения. Оттого внезапно раздавшийся звонок в дверь прогремел как гром среди ясного неба. Все замерли, озадаченные.       — Кого это к нам принесло? — неуверенно спросила Мицуки, оглядывая застывших взрослых.       Хисаши машинально пожал плечами и всё же укусил кусок рыбы, который он подносил к губам как раз в тот момент, когда их отвлекли. Он кивнул Масару, на лице которого поначалу отразился вопрос, а затем полное осознание. Второй мужчина тоже кивнул, после чего оба встали и направились к двери, чтобы с громким щелчком открыть её. Спустя мгновение, в гостинной появился мужчина с огромным мешком наперевес и в комично большом карнавальном костюме. Пояс был небрежно повязан, свисая вниз и плохо поддерживая полы красного кафтана, расшитого серебристыми узорами, напоминающими снежинки. Длинная белая борода немного сползла с носа и теперь наползала на рот. Из-под высокой шапки, которая мало чем напоминала традиционный колпак Санта Клауса, у вторженца вперемешку с седыми синтетическими торчали собственные каштановые пряди. Его серо-голубая радужка металась между присутствующими, а через левый глаз проходил длинный шрам, который придавал образу доброго волшебника неправильной брутальности.       — Ну что, кто ждал Дедушку Мороза? Есть здесь, — не-Санта Клаус зашёлся хриплым кашлем, — есть здесь хорошие дети?       — Санта Гавриил! — радостно вскрикнул Изуку, подпрыгнув на руках у Минако.       — Я не Санта Гавриил, чемпион, — покачал головой не-Санта Гавриил.       — Даже беря во внимание его имя, я бы поспорил на счёт его святости, — высказался Хисаши, и изящно оттопырил мизинчик руки, которой держал свой бокал.       — Дедушка Гавриил? — Изуку приложил пухлый пальчик к губам и наклонил голову набок.       — Ну вот уж дудки, какой я тебе дедушка?       — Ты не дедушка. И не Санта Клаус. Ты — дурак, — Хисаши громко причмокнул пуншем, снисходительно поглядывая на своего друга. А тот в ответ бросил насмешливый взгляд, вздёрнув бровь.       — Нельзя обзываться, папа! — насупился Изуку, скрестив руки на груди.       — Вот! — довольно громко выкрикнул не-Санта Клаус, вскинув палец. — Устами младенца, и что-то там.       — Что за странный мужик? — не выдержал Кацуки, вскочив с места.       — Чего это я странный? — почесал затылок через шапку не-Санта Клаус. У него в говоре был явный акцент, и он совершенно точно не являлся японцем.       — Ну ты же как-то понял, что о тебе говорят, — пожал плечами Хисаши.       — Эх, такой момент портишь, задрот, — покачал головой пришелец. — Не, ну ты и олень, конечно, — проговорил он, дёрнув рог на свитере Хисаши.       — Только явно комнатный, — ухмыляясь пожал плечами Масару.       — Мы тебя не ждали сегодня, — улыбаясь проговорила Инко. Она поднялась, взяла Изуку из рук Минако и подошла к их неожиданному гостю.       — Дядя Гавриил! — снова вскрикнул Изуку, и потянулся к мужчине, который с удовольствием его перехватил у матери, бросив свой огромный мешок прямо на пол.       — Тебя вообще не обмануть, Эйнштейн-младший, — по-доброму ухмыльнулся Гавриил, подбрасывая ребёнка и тут же ловя его обратно. — Вон какой уже вымахал.       — Да, я уже большой, — гордо вздёрнул подбородок младший Мидория. — А Каччан ещё больше!       — Я больше и круче, — согласно кивнул младший Бакуго и тоже подбежал к странному гостю.       — Знайте, раз вы уже оба большие парни, то я открою вам истину, — мужчина наклонился поближе к младшему Бакуго, при этом крепко придерживая младшего Мидорию, и на лицах у детей отразилось предвкушение, — не нужно спешить расти. Взрослая жизнь отстой.       Инко закатила глаза от его слов:       — Вечно ты городишь всякие глупости.       — А я согласен с господином Белинским, — Хисаши театрально сделал очередной глоток своего вкуснейшего напитка. — Ты понимаешь всю праведность этих слов, только когда к тебе приходит первый счёт за коммунальные услуги.       — Давайте не будем о счетах хотя бы сегодня, — Мицуки обречённо свесила голову, вспоминая все те счета их фирмы, которыми она занималась весь вчерашний день напролёт, чтобы перед наступающим новым годом у них не оставалось никакой бумажной работы.       — Так, нечего учить детей глупостям, — Инко забрала Изуку из рук Гавриила и направилась обратно к своему месту. Мальчика у неё с удовольствием забрала Мицуки, тут же крепко обняв и щёлкнув по носу. — Прошу всех за стол. — Позвольте представиться для тех, с кем не имел чести познакомиться, — Гавриил сначала отдал честь, затем, словно опомнившись, учтиво поклонился, стягивая с лица свою плохо надетую искусственную бороду. — Гавриил Дмитриевич Белинский.       — Гавырыылу? — переспросил Кацуки, явно сделав над собой усилие, чтобы произнести неподдающееся имя. Он тоже уселся обратно на свое место подле отца.       — Почти правильно, — натянуто улыбнулся Белинский.       — А мы и не знали, что у нас запланирован Санта Клаус, — с интересом проговорила Мицуки и помогла Изуку набрать на маленькую вилку водоросли вакамэ.       — А дядя Гавриил папин старый друг! — от нахлынувшего восторга младший Мидория не мог усидеть спокойно, то и дело подпрыгивая на коленях у старшей Бакуго, даже когда она пыталась его покормить.       Мальчик уже давно ел сам, но взрослые не хотели упускать те моменты, когда они могли погрузиться в заботу о любимом ребёнке.       — Да ты что? — с интересом спросила Минако, чуть наклонившись к столу. — Садись подальше от меня, верзила, — весело фыркнул Хисаши, ожидая, пока его закадычный друг устроится на пустом стуле около Масару, а сам вернулся на своё место рядом с Минако. Томоюки же восседал с другой стороны от своей жены.       — Сейчас Белинский-кун может и верзила, только вот я помню его ещё салагой, который приезжал для обмена опытом, — зычный голос генерала заполнил комнату, а его суровое лицо тронула улыбка ностальгии. — Он был в два раза меньше, а теперь вон какой бугай. «Орден красной звезды» заслужил уже?       — Скажите тоже, — ухмыльнулся Белинский, уважительно привстав и поклонившись. — Мне для такого надо служить и служить.       — Служить? — удивлённо спросил Кацуки. Он очень хотел хоть как-то поучаствовать в разговоре, потому что в отличие от Изуку, он уже считал себя достаточно взрослым. — Ты военный?       — Я милиционер, старший оперуполномоченный уголовного розыска города Санкт-Петербург, помогаю раскрывать преступления. Хотя их и не так много. Социализм, коммунизм, ответственные граждане, все дела. Так что, вот так, — как будто сообщая о чём-то несерьёзном, проговорил Гавриил, при этом прицениваясь к блюдам на столе. — Не знаю, что это за рулетики, но выглядит божественно.       — Вы из России? — немного сконфуженная поинтересовалась Мицуки. Кацуки переводил вопросительный взгляд от одного взрослого к другому.       — А что такое «Орден красной звезды»? — спросил мальчик, пока Масару заботливо подкладывал ему риса, конечно политого острым соусом.       — Из неё родимой, — кивнул Гавриил и с благодарностью принял тарелку из рук Масару, на которой уже были те самые рулетики — кобумаки. Тут же перед мужчиной поставили тарелку с праздничным супом — дзони. — Если вы скажите, что это там обжаренная в панировке курица, я умру от восторга.       — Ещё твоего трупа нам не хватало, — со всей серьёзностью заявил Хисаши.       Дом вновь наполнился мелодичным гулом голосов. Разговоры, громкие и оживлённые, будто сливались в единый поток. Казалось, всем не терпелось поделиться своими историями.       — А что у тебя в мешке, военный? — внезапно выкрикнул Кацуки, вскакивая на свой стул и выглядывая из-за его спинки. Глаза его горели любопытством, и со стороны он напоминал неугомонного птенца. — А там то, что заслужили хорошие детки.       Когда Гавриил сначала преподнёс детям две большие коробки с фигурками Всемогущего, а затем начал шутливо вызывать взрослых по именам, чтобы одаривать их конфетами и прочими мелочами, словно по мановению волшебной палочки, праздник ожил новыми красками, обретая особый смысл.       Изуку навсегда сохранит в памяти эти волшебные мгновения, озарённые любовью и теплом, и они будут греть его душу ещё много лет.

Канун Рождества. Мусутафу.

Наши дни.

      Гавриил Белинский сам не мог точно сказать, что за чувство он испытывал. Радость? Предвкушение? Волнение? Наверное, всё это вместе. Хотя внешне он оставался совершенно обычным, внутри у него бурлили необычные эмоции. Он торопливо шаркал по плохо очищенной тротуарной плитке, совершенно не замечая ничего вокруг. В сумке у него припрятан уже видавший виды маскарадный костюм, который ему частенько приходилось натягивать на себя на новогодние утренники, которые устраивал в больницах для неизлечимо больных детей их отдел. И каждый раз Белинский много возмущался на своего сердобольного начальника, чтобы после отыграть свою роль с честью настоящего средневекового рыцаря из самых красивых легенд. Хотя только высшим силам было известно, как в нём увидели Дедушку Мороза с его то разукрашенной физиономией?       Широкий крутой лоб, густые брови, нос с благородной горбинкой, шрам через левый глаз, жесткие тёмные волосы — он последний человек, которого можно было обрядить в пёстрый кафтан и вручить посох, который вроде как должен нести волшебство. Единственное волшебство, на которое был способен Белинский, это чудотворный пинок под зад. Их он раздавал как нечего делать, причём в последнее время с завидной регулярностью. Преступные группировки по всему миру начинали активничать, добираясь даже до его страны, где люди стремились к лучшему будущему и старались всем большим коллективом.              Но сегодня обо всём этом не хотелось думать. Его глубокое дыхание поднималось ввысь облачками пара, пальцы почти не мерзли под тонкой тканью уже сильно потрёпанных перчаток, которые он носил очень много лет, ведь куплены они были его любимой бабушкой. Вещь уже давно нужно было отправить на покой, но воспоминания о том, как она была получена, грели лучше любой шерсти.       Погода совершенно не радовала и не настраивала ни на какое торжество, скорее наоборот, слякоть и грязь портили настроение. Серый туман лёг на город тяжёлой завесой и затопил все его улицы. Тут и там с веток голых деревьев свисали жухлые листья-одиночки, которые зачем-то до сих пор цеплялись за высокие ветки. Напоминало его давнишнюю поездку в Лондон.              Зато киоски, которые выросли над асфальтовой дорогой настоящим лесом, пестрили разнообразием продаваемых сувениров и вкусностей. Всё сверкало разноцветными огнями гирлянд и елочных игрушек, вывески магазинов приветливо зазывали к себе крупными объявлениями о рождественской распродаже.       На одном из прилавков Белинский заметил смешной леденец с символом Всемогущего в виде двух черных глаз, широкой улыбки и фирменных торчащих вверх антенн. Мужчина ухмыльнулся сам себе и тут же приобрел три штуки. Его друг будет в восторге.

Тот же вечер (наши дни). Квартира Мидории Хисаши. Изуку девять лет.

      — Папа, Брейн упал в салат, — прохрипел Изуку, пытаясь вытащить из импровизированной овощной ванночки своего пушистого грызуна, в то время как тот отчаянно упирался, вцепившись в края глубокой тарелки.       — Ну пусть теперь там и плавает, — Хисаши раздосадованно снял с себя миленький фартук с Микки Маусом, который ему принёс Изуку пару недель назад в подарок от Минако. Она всегда подкидывала что-нибудь бывшему зятю, чтобы поднять ему настроение. Но, по правде говоря, эти странные посылки частенько оставляли Хисаши в полном недоумении и восторге одновременно. Вот с чего его бывшая тёща решила, что ему нужен магнитный пояс на поясницу? А зелёная пресноводная водоросль в виде мячика? Ему очень даже хватало питомцев, он и на счёт Архимеда-то месяц ругался с администрацией своего дома.       — А теперь украсим ёлку? — с лёгкой неуверенностью спросил Изуку, украдкой поглядывая в сторону маленького деревца, притаившегося в покосившемся горшке с его редкими веточками и корявым стволом. Это было единственное растение, которое подходило под описание «ёлка», и которое они смогли найти второпях. Раскрасневшихся, запыхавшихся и пучащих глаза отца с сыном пожилая дама, которая и не собиралась продавать этот диковинный экземпляр просто из соображений совести, запомнит теперь надолго. Хотя бы потому, что мужчина рассмешил её своими тихими причитания к мирозданию в целом, и к своей тяжёлой судьбинушке в частности. А причина этим событиям была простая, как карандаш: Хисаши просто-напросто забыл о том, что сегодня была какая-то там особенная дата. Как мужья обычно забывают о годовщине свадьбы или о дне рождении двоюродной сестры. Головная боль, которая преследовала его всю неделю из-за развивающейся метеочувствительности, ситуацию лучше не делала. Только портила настроение вместе с предстоящими посленовогодними проверками в институте.       Инко тоже совсем не помогла, несмотря на то, что прекрасно знала о его отношению к Рождеству. Она даже не подумала напомнить ему о, вроде как, большом празднике. Инко просто позвонила Хисаши и сообщила, что отправит сына к нему после работы, а сама поедет на важный корпоратив, на котором будут крупные партнёры её адвокатской конторы. К чести бывшей супруги, она привезла мальчика сама и даже передала с ним свой фирменный пирог. Удивительное дело.       — Ну конечно мы украсим это несчастное дерево. Если его можно считать ёлкой, конечно, — почесал затылок старший Мидория. — С чего начнём только? — сам у себя спросил он, и направился в свою комнату.       У Изуку невольно на лицо наползла широкая улыбка, а большие глаза загорелись восторгом. Даже эта неказистая сосенка в горшке наполняла всё вокруг живительным ароматом хвои, который смешивался с благоуханием сочных ярко-оранжевых мандаринов. Эта смесь витала в воздухе, наполняя квартиру атмосферой праздника. Архимед внимательно рассматривал деревце, наклоняя свою голову то на один бок, то на другой, будто пытался отыскать какой-то тайный смысл в несуразно выглядящем растении. Тем же самым занимался и Брейн, который уже слизал с себя весь соус и овощной сок, и теперь блестел, словно новенький чайник.       — Вот наши инструменты, — Хисаши с громким плюхом уронил на диван старую цветную коробку, с которой тут же снял крышку, и на свет показались не менее старые ёлочные игрушки, сделанные из уже потускневшего за много лет стекла. — О, тут даже фотографии завалялись, — удивлённо моргнул Хисаши, когда обнаружил, что цветные изображения, хранящие в себе память о давно ушедших днях, пылились среди множества не менее дорогих сердцу праздничных украшений. Каждое из них несло в себе каплю ностальгии и странное тепло, ведь они были частью того наследия, которое ему оставила его любимая мама. Мужчина с нежностью перебирал свои драгоценности, и в памяти воскресала сладость материнских объятий. А ещё приятная тяжесть отцовских поддерживающих похлопываний по плечу и исходящий от него запах дорогого табака.       — А что за фотографии? — Изуку просунул голову под отцовскую руку и вытащил из сундучка с воспоминаниями первый попавшийся снимок, с которого ему задорно улыбались два молодых парня. В одном безошибочно угадывался почти не изменившийся с того времени Мидория-старший с его необычно разбросанными по лицу веснушками и уже тогда уставшим полуприкрытым взглядом. И не смотря на его сто восемьдесят четыре сантиметра в высоту, обнимающий его за плечи худощавый парнишка возвышался над ним, как ветка дерева. Его Мидория-младший никак не мог опознать. — Это ты и… — мальчик нахмурил лоб и начал крутить фотографию в руке, как будто это позволит ему узнать запечатлённого на ней человека.       — Представь его с огромными плечищами и шрамом через левый глаз, — фыркнул старший Мидория, пытаясь отсортировать более-менее пригодные для использования ёлочные игрушки. — Прости, чемпион, ничего лучше у меня нет, — мужчина побеждено свесил голову. — Это всё слишком старое.       — А мне очень нравится, — уверенно произнёс Изуку, отложив фото в сторону и взяв в руку красный стеклянный шарик. На его круглом боке отражался свет ламп, мерцая настоящим живым огоньком, словно у вещицы в руках ребёнка была своя собственная душа. — Они такие красивые, — с благоговением прошептал мальчик, разглядывая несколько шаров кимекоми с персиковым геометрическим орнаментом: узор был похож на завивающуюся спираль, а прямо в середине красовались золотые бусинки.       — Только ты мог так сказать про эту пыльную рухлядь, — Хисаши не смог сдержать своей улыбки и мягкости в голосе. Он легонько щёлкнул сына по носу, отчего тот удивлённо моргнул и вздрогнул. — Давай тогда займёмся делом.       Хисаши, конечно, в гробу видел все эти католические, и вообще какие-либо религиозные праздники, но если его сыну для счастья нужно было совершить не имеющий никакого смысла обряд, он готов был на это подписаться. Да и нахождение на территории его обиталища радующих глаз предметов из далёкого и беззаботного детства обещало сделать его жизнь чуть менее серой.       «Put Your Hands Up» радио на фоне безостановочно крутило разные рождественские песенки, которые перебивались счастливыми возгласами Сущего Мика и разбавляли сосредоточенную тишину, сменяющуюся короткими разговорами и фразами.       Брейн, тихо попискивая, повис на одной из игрушек, которую Изуку уже повесил, и вид у крыса был настолько гордым и довольным, что это вызвало у мальчика хриплый смех. Архимед же лениво потянулся и смачно зевнул, лишь наблюдая за отцом с сыном со стороны. Те выглядели очень серьёзными, и похоже, окунулись в своё занятие с головой.       Хотя привести чахлое деревце хоть в какой-то божеский вид было той ещё задачкой.       — О, у меня же где-то и венок с работы завалялся, — внезапно вспомнил Хисаши, почёсывая всей пятернёй свой волевой подбородок. — Куда же я его засунул? — он упёр руки в бока и оглядел комнату, где всё стояло на своих привычных местах. А значило это только одно: принесённый им пакет тоже находился на своём положенном месте — на полке шкафа в прихожей. — Мы можем повесить венок на, — Хисаши вновь обвёл пространство взором и на этот раз остановился на крючке, где обычно висело полотенце возле раковины, — да хоть вот сюда, — указал он рукой на тот самый крючок и удовлетворенно кивнул, после чего направился за венком.       — Пап, а давай фотографии тоже развесим? — весело спросил Изуку, рассматривая снимки. Он задержался на одном из них, на котором был изображен момент взаимодействия маленькой семьи. Мужчина, похожий на старшего Мидорию, прижимал к себе красивую молодую женщину в летящем белом платье на лямочках и черноволосого нескладного мальчугана с очень знакомой россыпью веснушек под глазами, больше напоминающей созвездия.       — У меня есть смутные сомнения по поводу этой штуки, — пробурчал старший Мидория, занося в гостинную большой бумажный пакет и вынимая из него пушистый еловый венок с висящими на нём золотистыми колокольчиками, бусинками алой рябины и шишками с крупными торчащими во все стороны чешуйками, напоминающими лепестки цветов. На композиции торжественно красовался роскошный красный бант, приковывая к себе всё внимание. — Такая махина не будет висеть на хлипком крючке, — старший Мидория внимательно рассматривал замысловатое изделие и думал о том, что Миябэ подстроила «ненужность» этой вещицы, чтобы он оттащил её домой. — Хотя они же для этого и делаются вроде… — он задумался, привычно почесывая подбородок.       — Пап, это бабушка и дедушка с тобой? — Изуку протянул отцу снимок. Хисаши на мгновение замер, пару секунд разглядывая сына, словно прокручивая в голове мысли, да с такой интенсивностью, что его брови сдвинулись, образуя тень на переносице. Лишь после этого он принял фотографию, и сразу смахнул с неё приличный слой пыли, как будто это могло стереть годы тоски по самым близким людям. Венок упал на диван рядом с коробкой.       — Эх, было же время, — произнёс Хисаши мечтательно. Эхо минувшего окутало его с головой, и мужчина ласково притянул ребёнка к себе, крепко обняв. А мальчик был только рад, сразу же прижавшись к тёплому боку.       Они стояли так, просто наслаждаясь моментом уединения, словно время для них остановило свой неумолимый ход. Игрушки на чахлой сосенке поблёскивали в свете ламп и наполняли гостиную слабым сказочным мерцанием.       Настойчивый и громкий стук в входную дверь неожиданно потряс обоих — и отца, и сына. Изуку так перепугался, что даже отшатнулся назад, прижав к себе руки.       — Пап? — Изуку перевел свой взгляд на Хисаши. Мужчина не ожидал никого и не приглашал гостей. Неужели это Инко? Возможно, у неё внезапно пробудился материнский инстинкт, и она вернулась, чтобы забрать своего сына? Мидория-старший слабо верил в это. Пока он размышлял, стоит ли открывать дверь или нет, ручка несколько раз дернулась, и за ней стали слышны шорохи и звуки возни. Затем раздался мужской голос на чистом русском языке:       — Я знаю, что вы там!       — Дядя Гавриил! — хрипло воскликнул мальчик, мгновенно повеселев и бросившись к двери, за ним поспешил и отец. Прокручивая замки и открывая тяжелую дверь, они вновь увидели на пороге огромного не то Санту, не то ещё какого-то диковинного сказочного персонажа. Но это точно был не тот благообразный старик из сказок, которого пришедший тщетно пытался сыграть. Он по-прежнему был в своей затасканной форме, но без бороды. Хисаши не раз замечал, что этот дряблый парик долго не продержится — и вот, как и ожидалось, он облез, вместе с пухом на воротнике и внизу красной долгополой шубы. Шапка слегка сползла на затылок, из неё торчали обрывки белых и серебристых ниток, оставшихся от бывших узоров. Несчастный пояс, который изрядно износился, был навсегда утрачен на одной из улиц Мусутафу. В результате Гавриил сформировал образ не великого и величественного новогоднего деда, как это обычно принято, а образ простого мужика, который пустил на ветер все свои средства и теперь пришёл в себя после пьяной гулянки.       — Маленький герой! — с радостью в голосе произнес мужчина и начал кружить вокруг себя смеющегося Изуку. Он несколько раз подбросил его вверх к потолку, проявляя заботу и обращая внимание на предостережения Хисаши, который приговаривал: «только осторожнее, осторожнее». Затем гость прижал мальчика к себе. — Как же ты подрос! Скоро станешь больше папки! А может, даже меня переплюнешь? — с улыбкой произнес он, вновь поднимая малыша в воздух. Действительно, Изуку заметно изменился и подрос с их последней встречи, когда он едва доходил до колена мужчины. Сейчас он дотянулся макушкой почти до уровня середины рёбер, хотя всё равно оставался ниже своих сверстников по росту, и это не могло остаться незамеченным для внимательного взгляда Хисаши и молчаливого Гавриила. Последний решил не поднимать этот вопрос, а вместо этого попытался разрядить обстановку с помощью шуток, чтобы не вызывать у ребёнка ненужных беспокойств и не создавать лишних поводов для волнений. Про проблемы с голосом и общением он тоже был осведомлён заранее, и мысль о том, что не смотря на селективный мутизм, ему довелось услышать младшего Мидорию с порога грела душу.       — Я не ожидал тебя так рано… Ты же говорил, что у тебя много работы, — с улыбкой произнес отец семейства, крепко пожимая руку своему другу. — Я думал, ты приедешь только после праздников.       — Не думай слишком много, — рассмеялся Белинский. — Я всегда ищу поводы, чтобы выбраться с работы.       Он аккуратно опустил воодушевленного Изуку, который продолжал тихонько хихикать и со свойственным ему любопытством рассматривать пришельца.       — Пап, ты нарочно пригласил его в гости?       — Конечно! Только вместо прихода Санта-Клауса у нас случился инопланетный контакт, — с легкой усмешкой прокомментировал старший Мидория, переводя свой взгляд от сына на Белинского и оглядывая его неопрятный вид. — Хотя, возможно, это слишком пафосно с моей стороны. Ведь ты давно уже не веришь в него.       — Да, действительно, никаких волшебных дедов не существует, — произнес Белинский, с гордостью подняв подбородок. Он засунул руки в карманы, широко улыбнулся, зажмурив глаза от счастья, и достал ранее купленные леденцы. — И вообще, я Деда Мороза изображал, так то.       — А вот всемогущий дядя Гавриил всегда рядом! — воскликнул мальчик, едва не подпрыгивая от радости, и снова обнял его, принимая маленькие презенты.       — Сто процентов!       Одна из трёх конфет была передана отцу семейства, который пару секунд её разглядывал, после чего издал громкое «хммм», и засунул сладость себе в карман. Ещё мгновение спустя он забрал у ребёнка и две другие:       — Нечего аппетит портить. У нас ещё пирог. Ладно, раздевайся уже, не волшебный дед, и проходи, а то так и будем зависать на пороге. И прости, дом ещё не украшен… — Хисаши уже собирался закрыть дверь, когда недоСанта-недоДед Мороз сделал шаг назад и вернулся в подъезд. Отец с сыном начали выглядывать за ним на лестничную площадку, которая больше напоминала коридоры в дорогих люксовых отелях. Они вытянули шеи и перешептывались между собой, время от времени бросая взгляды на широкую спину Белинского, который шумел чем-то и тихо вздыхал. Он развернулся так же быстро, с улыбкой, открывающей его белые зубы. В его руках находилась роскошная елка, почти такой же высоты, как старший Мидория. Она была уже заранее украшена разнообразными игрушками, яркой мишурой и мерцающими светодиодами. На верхушке, как того требует традиция, сияла сверкающая звезда.       — Это отличается от нашего чуда природы, — фыркнул Хисаши, поглядев в сторону стоящей в гостинной сосенки. Несмотря на то что она была уже наряжена, её ветви прогибались под тяжестью рождественских украшений, создавая ощущение, будто она невольно вопияла: «Убейте меня!»       — Вот это да, — заворожённо прошептал-прохрипел Изуку, его лицо озарилось счастливой улыбкой. Он весело кружился вокруг ног взрослых, в то время как Гавриил, загрузив хвойное растение на правое плечо, заносил его в дом. Хисаши тем временем перетаскивал покосившийся горшок с их художественной самодеятельностью. Он не собирался оставлять на ней памятные игрушки его матери, но внутри кольнуло странное чувство вины, будто он поступал с деревом несправедливо. — Она ведь похожа на ту, что стоит на главной площади! Правда, пап? — После этих слов старший Мидория снова внимательно посмотрел на ёлку, несколько раз моргнул и медленно, с осуждением, перевёл взгляд в сторону Белинского. Тот, безусловно, был известен своей девиантной личностью, плохим характером и, в значительной степени, пренебрежительным отношением к общественным нормам и правилам. Однако разве он мог дойти до того, чтобы спилить ёлку, установленную в центре города?       — Да ты что, за кого ты меня принимаешь?! — возмутился милиционер, как будто прочитал мысли Хисаши. — Я — хранитель порядка, и не допустил бы, чтобы кто-то украл ёлку, которая стоит на виду у всех!       — Простите-простите… — развёл руками ученый. — Твоя репутация намекает на твои наклонности.       — А вот ёлка, которая стоит около вашего торгового центра, — это уже совсем другое дело…       — Надеюсь, ты это говоришь в шутку. В противном случае я сожгу и тебя, и ёлку… — произнес старший Мидория, пристально глядя на своего друга с серьезным выражением лица, но при этом не смог сдержать улыбки. Конечно, они оба подшучивали друг над другом, и главное было в том, что они прекрасно это понимали. Однако маленький Изуку, который находился рядом, с недоумением смотрел на них, пытаясь разобраться в их разговоре. В ответ на его растерянность, Гавриил подмигнул ему, поддерживая атмосферу веселья.       Когда они в конечном итоге наладили все с пышной ёлкой и доукрашали дом, всё-таки водрузив венок на тот самый хлипкий крючок, Гавриил предложил выбросить ветхую сосенку. Однако младший Мидория категорически отказался от этой идеи, укрыв её своим телом, словно оберегая от удаления. Он объяснил это тем, что даже сухое дерево остается живым существом. А висящие на нём потускневшие игрушки были дорогой памятью о его бабушке, которую он никогда не знал. Под давлением его настойчивого и пронизывающего взгляда, полного жалости, оба мужчины почувствовали себя вынужденными уступить.       Бросив новогодний кафтан и шапку на спинку дивана, где восседал рыжий жилец квартиры, Гавриил потянулся, зевая, а затем уселся за общий стол ко всем, предварительно погладив мягкую шерсть Архимеда, за что получил лапой по руке. Кот не был против его компании, но ему явно не понравилось, что сначала его согнали с нагретого места, а после начали наглаживать так, будто он пёс. Он спустился на пол, боднул головой ногу Изуку и запрыгнул на холодильник.       — Мы не планировали принимать гостей, поэтому у нас немного закусок… — Хисаши доготовил собу и добавил в блюдо заранее приготовленный кисло-сладкий соус с креветками. — Насколько мне известно, ты не являешься фанатом японской кухни.       — Всё, что ты приготовишь, я буду есть, — подмигнул Гавриил, на что другой только закатил глаза. Подобные двусмысленные шутки давно стали привычным явлением в их дружбе. Если бы кто-то другой услышал их разговор, у него непременно сложилось бы впечатление, что с их ориентацией не всё в порядке. Тем временем Белинский начал накладывать салат, в котором ранее плавал Брейн. При этом зверёк не постеснялся снова забраться на стол и продолжить свои ванно-овощные процедуры, теперь сидя в листьях салата и с удовольствием жуя их, чем сильно испугал капитана милиции, совершенно не ожидавшего увидеть пушистого преступника среди красиво уложенной зелени. Мужчина вскинулся, чуть ли не бросив булку хлеба в ближайшую стену. Затем, осознав ситуацию, он медленно вернулся на свое место. В это время крыс, заметив его смятение, достал неаккуратно нарезанный огурец и поднял тост, кивнув в его сторону. — Кажется, теперь я видел абсолютно все.       — Это Брейн, мой друг. Прости, дядя Гавриил… — с улыбкой произнес Изуку, притягивая салатницу ближе к себе. Если бы такую сцену увидели мама или бабушка, то, несомненно, от них посыпались бы крики, за которыми последовали бы яростные попытки уничтожения этого сообразительного грызуна. — Обычно он не купается в салате.       — Брейн, значит… — протяжно проговорил он, погружённый в размышления, в то время как Хисаши уже накладывал на тарелку готовую горячую собу. — Эй, Архимед, как же ты ещё не съел его? — кот лишь слегка подёргал ухом пару раз и свесил свою пушистую лапку с края холодильника, как будто давал понять: Я пока не голоден.       — Налетайте! — воскликнул отец небольшого семейства, наконец поставив тарелки с обжаренной в соусе собой и морепродуктами на стол и покрошив туда зелёный лук. Восхитительный аромат тут же заполнил кухню, вызывая обильное слюноотделение и протяжный стон желудка. Глаза Изуку засверкали от восхищения, а с уст вырвался восторженный вздох. Белинский повторил за ним, не упустив возможности подшутить над старшим Мидорией, который ослепительно улыбнулся, поставив руки в бока, гордясь своим прогрессом в кулинарном мастерстве.       — И все же, будь ты женщиной…       — Избавь меня от подробностей.       На протяжении всего вечера из кухни доносились радостные голоса и непрекращающийся смех. За столом царила тёплая и дружеская обстановка, где каждый присутствующий внимательно слушал других и чувствовал, что его мнение важно. Не обошлось и без спиртных напитков, которые принёс с собой Белинский и хранил в мешке с подарками. Из этого же мешка он достал объёмный свёрток старинных советских газет, аккуратно упакованных в пергамент и перевязанных шпагатом, и вместе с не менее внушительным лабораторным блокнотом в кожаном переплёте передал их Изуку, произнеся при этом:       — Я не знал, что тебе подарить, поэтому достал из своего архива несколько ненужных вещей. Не думаю, что там есть что-то действительно ценное; эти вещи собирались выбросить, но все же это гораздо лучше, чем просто набор сладостей.       Ребёнок был в восторге и крепко обнял его, так сильно, что у того чуть не перехватило дыхание. В тот же момент он не забыл извиниться за то, что не подготовил подарок от себя, за что получил легкий шлепок по голове ребром ладони. Затем Гавриил вручил Хисаши продолговатый бархатный футляр, что вызвало у мужчины усмешку:       — Надеюсь, ты не собираешься делать мне предложение?       В элегантном футляре покоились наручные часы, изготовленные из стали. Гавриил с гордостью отметил, что в них предусмотрен счётчик пульса, но нужно подчеркнуть, что они не нуждаются в подзарядке, иначе у Хисаши возникли бы постоянные проблемы с их использованием, и он бы часто о них забывал. Хисаши не смог удержаться от улыбки, поскольку иногда сам высказывал недовольство по поводу того, как сложно следить за временем, и выражал свою неприязнь к смартфонам.       — Ну что, теперь моя очередь? — торжественно произнёс старший Мидория. — Хотя этот странный обмен подарками стал ещё более странной традицией, с учётом появления причуд и медленного, но всё же развития науки, люди уже должны были отказаться от всех этих ритуалов и перестать тратить своё и чужое время на бесполезные обряды. Но с другой стороны, вдруг у ребёнка причуда, которая превратит его голову в пульверизатор…       — Пап, ты бормочешь, — смущённо пролепетал младший Мидория, отчаянно краснея.       — Что там с головой-пульверизатором? — выгнул бровь Белинский, набивая рот собой.       — Да, о пряниках! — внезапно воскликнул старший Мидория, хлопнув кулаком по ладони, и направился в сторону одного из кухонных шкафов. Он распахнул дверцу под раковиной и залез в открывшееся пространство с головой, гремя находящимися там старыми кастрюлями, которые никак не доходили руки выбросить. — Я конечно забыл, что сегодня родился христианский Мессия, но готовился к этой дате заранее, — Хисаши извлёк на всеобщее обозрение свёрток блестящей красной бумаги, неуклюже перевязанный тонкой золотистой ленточкой. — Чемпионам полагаются чемпионские награды.       — Это что за штуковина? — как бы невзначай поинтересовался Белинский, украдкой поглядывая на младшего Мидорию, чьи глаза засияли от восторга только лишь при виде не очень умело сделанной упаковки.       — Что-то хорошее, — прошептал ребёнок, робко принимая свой подарок.       — А это тебе, верзила, — с искренней улыбкой воскликнул Хисаши, протягивая красную коробку, обшитую бархатом.       — Я надеюсь, здесь не шприц со смертельным вирусом? — с усмешкой бросил Гавриил, вскинув подбородок. В ответ ему последовала такая же насмешливая улыбка.       — Это не так работает, гений. Да и тебя никакая зараза не возьмёт.       Под крышкой оказалась новенькая фляжка с филигранно выгравированной на ней эмблемой Воздушно-десантных войск Российской армии, лежащая на мягкой бархатной подкладе в окружении четырех миниатюрных стаканчиков с такими же эмблемами. Поток благодарностей и предложение пожениться здесь и сейчас не заставили себя долго ждать. Как и долгие объятья от ребёнка, что сжимал отца со всей нежностью, на которую был способен. А после сразу натянул на себя свитер с изображением Джеймса Уотсона и прямо за столом открыл новенькую книгу по программированию, за что удостоился смачного щелбана, но читать не прекратил.       Хисаши получил от своего сына вместительный пенал для карандашей, очень аккуратно упакованный в бумагу со смешными изображениями маленьких котиков, явно распечатанных на обычном цветном принтере. Изуку часто наблюдал, как отец теряет ручки в своей лаборатории, а затем находит их спустя некоторое время. Он решил, что следует обеспечить папу удобным местом для хранения принадлежностей, чтобы они всегда были под рукой. Однако Изуку сомневался, что Хисаши запомнит о новом футляре и не потеряет его по дороге, даже если он и будет стараться. Кроме того, он не стал рассказывать отцу, что купил этот футляр на свои отложенные карманные деньги, которые, к слову, сам Хисаши выдал ему в начале месяца, помимо того, что ему стабильно выделяла мама. Эти небольшие средства были предназначены для того, чтобы Изуку мог, в случае необходимости, приобрести себе дополнительный обед. Отец испытывал постоянную тревогу по поводу того, что его ребёнок излишне худой.       После обмена любезностями, весёлых смешков, колких подшучиваний, тёплых объятий и немного нетрезвого высказывания об уничтожении этого мира ради друг друга, — столь громкие слова в основном исходили от разговорчивого Гавриила, — а также милыми знаками внимания со стороны Изуку, вечер постепенно подходил к своему логическому завершению. Малыш встал и сам собрал посуду, чему его отец выразил недовольство и попросил оставить всё в покое, наблюдая, как протяжно тот зевнул. Однако мальчик не отступил и выдвинул убедительный аргумент: «Ты готовил все эти вкусные блюда, поэтому я помою посуду!» Хисаши едва не подавился от удивления, увидев, как его сын повзрослел и гордо улыбается ему. Это не была шутка, и, хотя Изуку предпочитал не рассказывать о том, что происходит в школе, он больше не смотрел на окружающих с печальным и жалобным взглядом, как будто был брошенным щенком. Хисаши всегда осознавал, что его ребёнок на несколько лет старше своих сверстников, но в этот момент казалось, что Изуку уже достиг уровня понимания и зрелости, сопоставимого с ним, взрослым.       — Подождите, подождите. И всё? Сейчас детское время! — возмутился Гавриил, который краснел от выпитого алкоголя. Несмотря на то, что он выпил довольно много, это не мешало ему говорить ясно и без запинки. Он даже ходил достаточно уверенно, только иногда нарочно пытался повторять повадки пьяниц, не понимая, зачем это делает. — И это ещё не все подарки! — Они не подождут до завтра? — Хисаши с доброй озабоченностью нахмурил брови и скрестил руки на груди. — Раньше же мог достать.       — Нет, не мог, за ним нужно ехать туда… — с обидой произнес Гавриил. В этот момент Изуку сразу же оживился и проснулся, подлетев к своему названному дяде. Ребёнок обладал огромной любовью к путешествиям, а в сочетании с любимым отцом и его авантюрным другом это воспринималось как настоящее приключение.       — Уже поздно, — отрезал Хисаши, сохраняя твёрдую позицию и высоко задрав подбородок. Он прекрасно понимал, что Белинский, как только появился на пороге его дома, уже что-то обдумывал. Однако оставался вопрос: что именно он замышляет? Ответ на эту загадку знал лишь мужчина, который встал во весь рост, слегка потянулся с лёгким стоном и направился к нему.       — Да ладно тебе. Посмотри на этого маленького чемпиона — у него же глаза заблестели от радости! — в подтверждение своих слов Белинский кивнул в сторону мальчика, который весело подпрыгивал на месте и с восторгом улыбался, нетерпеливо ожидая решения. — Ну что, давай, не будь занудой, я поведу…       — Вот именно это меня и беспокоит!       Город Дого располагался всего в нескольких часах поездки от Мусутафу и был известен своими домиками, выполненными в традиционном японском стиле, а также богатой историей, которой более трех тысяч лет. Хисаши сам не мог понять, как его удалось уговорить отправиться в это путешествие. Разумеется, он не позволил своему полупьяному другу сесть за руль и сам взял на себя управление автомобилем, хотя и чувствовал усталость. Пушистых компаньонов было решено оставить дома, хотя Брейн очень возмущался, громко пища на двух мужчин. Изуку устроился на заднем сидении: некоторое время он активно участвовал в разговоре, но вскоре уснул, притянув к себе колени. В итоге пришлось остановиться, чтобы накрыть его отцовской курткой и заправить машину, после чего продолжить путь. Гавриил расположился на переднем сиденье автомобиля, ведя непринужденную беседу о повседневных делах и делясь успехами на работе, не забывая при этом упомянуть некоторые забавные и интригующие детали. Хисаши, который сидел рядом, не мог не удивляться беззаботному стилю жизни Белинского. Ему было трудно понять, как Белинский так легко меняет девушек, выполняет свои обязанности на работе не слишком серьезно, часто выпивает и совершенно не заботится о своем образе жизни.       — Вот влюбишься…       — Я и так всех люблю! — с задорной улыбкой подмигнул Белинский.       — Тогда лучше бы тебе выйти в окно… — отмахнулся собеседник.       Второй час их путешествия прошел в спокойствии и относительной тишине. Гавриил тоже уснул и тихо похрапывал, создавая некий музыкальный фон в сочетании с мычанием Изуку и гудением мотора автомобиля. Хисаши, проводя время на бесконечной пустынной дороге, освещенной редкими фонарями и слабым светом фар собственного транспортного средства, удивлялся, как ему удалось не заснуть. Однако по мере приближения к поздней ночи они наконец достигли своего назначения — оказавшись у подножия горы, где наверх вели высокая лестница, дымившиеся бамбуковые фонари и красные деревянные арки. Там же была табличка с надписью «Дого онсэн» — термальные источники. Пришлось еще подниматься по бедным каменным ступенькам. Изуку, который успел немного отдохнуть и восстановить силы, радостно бегал в разные стороны, широко улыбаясь. Чуть позади него не отставал Гавриил, который нёс на плечах тканевый мешок, наполненный шампунями, гелями для душа, а также полотенцами и сменным бельём. Никто не мог бы сказать, что творится у этого странного человека в голове. Хисаши медленно двигался позади и тихо ненавидел это путешествие. Гавриилу даже показалось, что Хисаши сверлит его взглядом, но он старательно не оборачивался, чтобы не подать вида, но не уставал подгонять.       Когда они только вошли в рёкан, их встретила привлекательная женщина в кимоно. Она больше напоминала опытную гейшу, чем просто заведующую гостиницей. Изуку замер на месте, увидев её, так как никогда ранее не сталкивался с людьми в традиционной одежде — только в старых фильмах, книгах и манге. Он быстро замахал руками, привлекая внимания отца, и сказал жестами, прося перевести для адресата. Хисаши кивнул и передал послание:       — Мой сын просит Вам сказать, что Вы очень красивы и Ваш, — буднично изрёк он, прежде чем глянуть на Изуку, — как там? А. Ваш наряд умопомрачителен.       Заведующая густо покраснела, смущённо улыбаясь, и вежливо поблагодарила ребёнка, замечая, что его веснушки и кудряшки тоже умопомрачительны.       Белинский, в свою очередь, удивленно свистнул, очарованный красотой японских женщин. Однако старший Мидория не удержался и слегка пнул его, на что первый с насмешкой прокомментировал: «Ревнуешь, да?» Завершив процесс оформления гостиничного листа и произведя предоплату, все трое направились по деревянному полу в сторону своего номера. Осторожно осмотрев пространство, они заметили, в том числе, небольшой балкон, с которого открывался живописный вид на горы. Уставшие от дороги, они швырнули свои сумки на татами.       Уже в душе они намылись, правда, не обошлось без забавных моментов, когда вода брызгала, а мыло летело из рук в руки. Затем компания направилась в онсэн, расположенный под открытым небом. Изуку первым делом прыгнул в теплую воду, чтобы согреться, и с удовольствием воскликнул от наслаждения. За ним вошли его отец и дядя.       — Вот это я понимаю! — протянул Белинский, вытянувшись всем телом. — Сразу вспоминается отдых в России. Только у нас к этому процессу еще добавляются напитки и закуски. Да и русская баня у нас покрепче, но у вас тоже очень приятно.       — Покрепче? — поднял голову Изуку. Для него температура воды, превышающая пятьдесят градусов, которую он обнаружил в этом источнике, вызывала чувство тревоги и ужаса. Единственное, что заставляло его оставаться здесь и терпеть, — это морозный воздух на улице, создающий резкий контраст с высокой температурой воды.       — Да, в русской бане температура около семидесяти градусов. Но мы не сидим в воде, а находимся в парном помещении, — с улыбкой сказал Белинский, заметив, что ребёнок задумался. — Вот бы еще березовый веник, эх.       — А вы еще и алкоголь пьете?       — Да, немного подожди, и я покажу тебе, как у нас принято отдыхать!       — Не надо мне спаивать сына! — Хисаши резко бросил в него полотенце и встал.       — Ой, да брось, обиделся? Я просто не тебе предложил!       — Жарко, да и голова немного кружится. А ты как, чемпион?       — В полном порядке. Хочешь, я провожу тебя до комнаты? — Изуку сразу же поднялся. Отец поспешил его успокоить, сказав, что сам дойдет и заодно попросит, чтобы им принесли поздний ужин в номер.       В тишине ночи остались только капитан милиции и школьник. Мальчик, устало уставившись на темное небо, внимательно рассматривал рассеявшиеся облака, которые открыли взору звезды. В городе их яркие огни являлись редкостью, и у ребёнка редко был шанс увидеть их так близко. Обычно, чтобы разглядеть небесные светила, ему приходилось пользоваться телескопом, который принадлежал его отцу, на работе которого он проводил время. Белинский наблюдал за юным Мидорией, но не стал его беспокоить. Ему показалось, что улыбка, которая светилась на лице мальчика, является ясным знаком того, что он совершенно счастлив и спокоен. Тем не менее, долгое пребывание в горячих источниках также могло быть вредным для здоровья. Поэтому, спустя двадцать минут, мужчина аккуратно положил свою крупную ладонь на голову собеседника и слегка потрепал его волосы.       — Пора идти, герой, а то превратишься в изюм, — сказал он, первым поднявшись с места и протягивая руку, чтобы помочь другому не поскользнуться. Изуку несколько раз моргнул, потом кивнул и улыбнулся, принимая предложение о помощи. От его изумрудных глаз не смогли ускользнуть шрамы, которые, как рваные полосы, украшали крепкое телосложение Гавриила, особенно заметные на руках и спине. От этого тот лишь усмехнулся.       — Интересно? — спросил он, и ребёнок кивнул в ответ. — Большую часть своих «наград» я получил в ходе службы в десантных войсках. Когда меня призвали, я совершенно не разбирался в военных терминах, — он громко расхохотался. — Тем не менее, моё желание было служить именно в ВДВ. Некоторые шрамы появились уже в конце моей военной карьеры, а эти, — он указал на отметины от пуль, которые были в области плеча, правого ребра и левого бедра, — появились, когда я стал лейтенантом милиции.       — А шрам на лице? — Гавриил усмехнулся.       — Я тогда был подростком. Моя школа решила отвезти нас в музей, где по какой-то причине устроили профподготовку. Произошёл теракт, и вот я влез, чтобы защищать гражданских.       — Ого! Дядя Гавриил, да ты настоящий герой!       — Пойдём уже, герой. Сам то тоже весь в «наградах», — хмыкнул Гавриил, и ему было почти физически больно от вида следов от ожогов на щуплом тельце.       Когда они вошли в номер и увидели, что Хисаши спит на футоне, они сразу же направились в соседнюю комнату, где уже начинал остывать поздний ужин. Поторопившись, оба перекусили жареной скумбрией с овощами и запили это мисо-супом. После быстрого ужина они еще немного поболтали, но вскоре Изуку, заметив, что начинает дремать, решил тоже отправиться спать. По его виду было заметно, что он изо всех сил старается не уснуть, хотя усталость уже явно давала о себе знать. Кажется, он не хотел так быстро заканчивать этот замечательный вечер и пытался хоть немного продлить его, несмотря на свою сонливость.       Хисаши пробудился практически мгновенно, услышав рядом с собой тихое детское сопение. Он приоткрыл глаза и увидел, как его ребёнок свернулся калачиком рядом с ним в гостевом халате. Мужчина улыбнулся, но лишь глазами, и сразу же накрыл малыша одеялом, аккуратно убрав торчащие кудряшки с его лба. В этот момент живот Хисаши болезненно сжался и громко прогремел в тишине комнаты, выдавая его недовольство. Он даже не успел поужинать, сразу отправившись в постель. Ему хотелось просто немного полежать, но в итоге он незаметно погрузился в глубокий сон.       Свет во второй комнате по-прежнему горел. Ему было совершенно ясно, что Белинский будет там — с его нарушенным режимом и постоянным стремлением уснуть где угодно, только не в уютной кровати. Хисаши нашёл его курящим на балконе, где в пепельнице уже скапливались более десяти окурков.       — Помрёшь так… — фыркнул Хисаши.       — Ты же знаешь, что нет.       — Тебе ведь достаточно одной-двух штук, чтобы причуда действовала, — Хисаши встал рядом и выдохнул облако пара в чистое звёздное небо.       — Ну что ж, это вредная привычка. Будешь?       — Я сегодня уже курил, — Хисаши безразлично пожал плечами.       — Понял, не хочешь, чтобы Изуку вдыхал дым? — на это он получил короткий кивок в ответ. — Да, он у тебя замечательный парень, очень добрый. Даже, пожалуй, чересчур. — Мужчина снова закурил, затянулся и, выдыхая дым, наклонил голову к перилам балкона, взглянув вниз. Он неожиданно понизил голос и сказал: — Я наблюдал за ним последние пару дней…       — Так и думал, что ты приехал раньше, — обычно сдержанный, немного отстранённый и холодный к другим Хисаши, каким Гавриил знал его, не смог сдержать прерывистого шумного вздоха. Мидория, потеряв всякую надежду, ещё несколько недель назад связался с Белинским и рассказал о своих подозрениях относительно своего сына. Он прекрасно знал, что друг обязательно поможет, найдет правду и разберётся с обидчиками. Правда, мужчина и подумать не мог, что тот приедет практически сразу. — Рассказывай…       — Тебе лучше сесть.