Man of War

Война и преступление… Грань между этими вещами так тонка, что обычный человек, даже имея возможности, обязательно бы, ненарочно или осмысленно, да пересек бы ее. Ни Добра, ни Зла. Все сливается в единое целое. И вот ты уже часть этого целого. Выходишь из своей телесной оболочки и начинаешь существовать, превращаешься в одну сплошную интуицию. «Мне доводилось видеть разных пациентов. Каждый может найти что-то у себя, если будет на то воля…» — Вы врач, а не прорицатель. «Маньяки, серийные убийцы, мессия, насильники — все это я видел»  — Действительно, но и пророчеств я не даю, — лишь научно предполагаю. — А ваша способность играть, она от природы? — Музыкальный инструмент? Послушайте, ну, человек играет сам, видите ли, восприятие существует самостоятельно, его нельзя использовать для собственной выгоды. «У людей с ассоциальным спектром отклонений есть общие черты: определенный соблазн и пустота, которую они хотят восполнить любыми средствами и путями.  Но мой новый пациент — совсем не такой как остальные. У него был четкий план» — Доктор, вы родились не в том мире. То, что пугает меня, ни логичное, ни алогичное. Нет ничего печальнее, чем осознание безрадостности такой жизни. Хотя… Это великолепное ощущение. Хоть и очень горькое. — И вы считаете, что ценой чужой смерти, получив такие способности, пусть и ненадолго, это стоит попробовать? Пациент осторожно кивнул. Ему не требовалось объяснений, чтобы суть вопроса была ясна.  — Я лишь помогаю, доктор. «И чего я тут взялся помогать! Мне ль помогать? Да пусть хоть передавятся, хоть живьем сожрут, — мне-то чего?» «Заткнись, заткнись»  Глаза пациента немного забегали. Несмотря на эти странные мысли, ему стало тяжело. Он слегка присогнулся и механически попытался сглотнуть ком в горле. Мысли его были рассеяны, думать не хотелось ни о чем. Он бы хотел забыться, удалить всё из памяти, а потом проснуться и начать сызнова.  — Это… Единственный выход из сложившейся ситуации, — и вот он снова спокоен. — И вы были готовы отринуть все? Вы ли? — Рискнуть жизнью ради лучшего будущего.  — Люди ежедневно рискуют жизнями с той же целью. На фронте. В больницах, — рука врача побежала по тетради: «ФИО: Разумовский Сергей Викторович»  — Мои методы другие. Все это неэффективно. Потом тотчас больница…? Ну а там... А там опять больница... Вино... Кабаки... Наркотики... — на лице проскочила еле заметная ухмылка. — Года через два-три — калека, итого жить сколько... Разве я таких не видел? А как они делались? Да вот все так и делались... Пациент заговаривался. Все это напоминало бред, и в этом бреду он был то ли счастлив, то ли испуган.  — И как им же образом залетело мне это в голову? Это замечательно, доктор. — Великолепно. И вот вновь ни на что он больше не реагировал. Ни в разговорах, ни в дискуссиях с врачом — ни в чем он как-то не принимал участия. Иногда забывал где находится, после так же резко приходил в себя и был весьма живым, с виду обычным человеком: как-то надменен и несообщителен; как будто что-то таил про себя, как и свойственно всем людям. Был он очень неглуп, хотя и действительно идеалистичен. Наружность его была выразительная: высокий, худой, рыжеволосый. Иногда он буянил и сходил за силача. А наутро хоть и оказывался в беспамятстве, но всегда точно помнил главную причину, почему его заперли. «Пациент отрицает мессию. К вопросу о близких не притрагивается, возможно изолирован. Имен не упоминал» <..> «Серый, видел на базе, тестовая версия приложения прошла…»  — Нет, я что-то другое писал… — Волков почесал затылок, задумчиво отвел взгляд в сторону и поджег сигарету. Где-то недалеко слышались голоса Джессики, видной девушки, и Свята. Впрочем, живость вокруг даже радовала Олега. Шура что-то бурно выяснял с соратником, мимо проезжали военные джипы, полные боевиков в «скафандрах». Волков оперся спиной на стену, разморившись в тени. Он сделал очередную затяжку и умиротворенно прикрыл глаза, — сегодня тише обычного. Этот лагерь даже мог успешно сойти за серую точку или отдаленно напомнить незнакомому человеку какой-нибудь международный саммит из-за обилия иностранной речи и большого количества палаток. Жаркое солнце в дни подготовки к заданию, пара отловленных шахидов, — можно сказать, фронтовой выходной для Волкова.  В действительности Олегу довелось поучаствовать во многих военных конфликтах по всему миру. Задание за заданием, — и все это бесперерывно следовало за ним как тень. Попав в армию, он так и не смог вернуться в Россию. Кажется, за 7 лет работы Волков находился в городе всего 2 дня: где-то в Англии, пока пережидал. Суета и свежесть сначала понравились его усталым глазам, привыкшим к пустынной пыли, к засухам, к громадным, теснящим и давящим барханам. Тут не было ни духоты, ни вони, ни шахидов. Но скоро и эти приятные ощущения перешли в болезненные и скомканные. Иногда он останавливался перед искусно отделанным фасадом, смотрел в ограду, видел на балконах спорящих людей. Особенно занимали его яркие, красного отлива вещи, номерные знаки, витрины, — он на них всего дольше смотрел. Не то чтобы это было в новинку, но с каждым часом его начинала томить скука. Хроническая.  Олег взглянул на часы, — пора было прервать этакий привал, пока не пришли люди пострашнее. Предстояло вытащить послов трех стран, — главная и последняя миссия отряда. То, ради чего было собрано как минимум 15 наемников экстра-класса. Совершено нападение на гуманитарную миссию трех стран, ее руководители пребывают в заложниках. Обмен был невозможен: сторона заказчика уже казнила заложников со своей стороны, — причина, почему ставки были так высоки. Не ради лучшего будущего ли это все? Теперь же, как казалось Волкову, предстояло разобраться с этим именно ему. «Ты не раз прекрасно проявил себя в этой войне, командовать будешь ты, Олег». Он поднял листок с раскидного столика, скомкал и спокойно опустил его в карман на груди.  «Все-таки нужно было переждать и не отдавать то письмо Ваду, совсем забыл, что с литературой у меня не очень»  — Так, народ, по метлам, — повысил тон Олег, сделав непонятный жест в воздухе, — видимо хотел поторопить остальных. Машина была готова. — Я поведу, — Волков закинул вещи и сел за водительское сидение.  — Поварешкин, я в кино такое видел, — похотливо посмеялся Вадик. На пассажирских сидениях раздались смешки, и машина двинулась с места. Заиграла музыка, путь предстоял неблизкий. Никто не предвкушал конца, пусть и по окончании этого задания контракт будет выполнен. Все военные избавляются от этой привычки да и, по сути, от любых ожиданий, — важен настоящий момент и работа на результат. Хотя, судя по разговорам на задних, серьезностью не всегда пахнет. «Счастье, когда можно просто забыться.» — Поварешкин, я понимаю, что у тебя минорное настроение, но мы слушаем это третий раз подряд.  — Мне хорошо, я все равно не разобрал, о чем поют, — пробубнил Мигель на ломаном русском. — О вечном, — подтрунил Вадик — О бухле?  — Бухло, подозреваю, тоже было, — как бы между делом отметил Дракон и, сжав соломинку зубами, добавил, — Олег, да смени шарманку, утомил. Волков, польщенный раздражением Дракона, простодушно переключил мелодию.  — Удовлетворен? — ухмыльнулся Олег. — Всецело.  Приятно было видеть Дракона таким. Совсем не страшным, и понятным. Волков почувствовал на долю секунды, что все должно пройти успешно. Если что — Вадик подстрахует. И только на такую же долю секунды этот нелепый мужик, разленившийся в кресле, показался ему опорой, — пусть и верить до конца никогда не доводилось. Но уже через полчаса они рука об руку раздавали оружейную очередь. Облава была жуткая: то, как бьются на востоке — несравнимо ни с чем. Не имей ты хоть малейшего представления о том, с чем имеешь дело, — вероятнее всего выйдешь с поля боя только отдаленно напоминающим решето. Нередко контуженные ветераны рассказывают басни, словно воевали с самой смертью. Зная превосходство отряда и боевую подготовку, едва ли можно не заметить, как туго приходилось один на один. Но во всем этом побоище, в истинной его красоте, Дракон единственный смотрелся весьма естественно. Ювелирной его работу назвать язык не повернется. Беспристрастный и беззаботный — никак не иначе. Отдавая пулю за пулей, Вадим словно просто забавлялся. Ни страха, ни сомнений. Волкову хотелось этим присытиться сполна. В разгар каждой накаленной стрельбы адреналин бьет в каждую мышцу твоего тела, жаром обдает то ли от палящего солнца, то ли от того, что теперь они в самом эпицентре событий. Ко лбу прилила кровь, а сердце забилось в бешенном ритме. В этом Олег не был лучше Дракона. Даже когда Вадик бросался в пекло, Олег нырял следом, чтобы, по его словам, «прикрыть».  — Ну, пиздец, — выкрикнул нахмуренный Вадик, перезаряжая автомат за углом. На лице можно было проследить гримассу, похожую на улыбку «Идиот». — Прикрой, — вскинул Олег и рванул в прореху, которую они создали. Переводя дыхание, шаг за шагом Олег прибирался между свежими трупами, прикрывая попутно лицо от смрада. — Вы свободны, на выход, — ворвался во вражескую палатку Олег. На полу сидели двое связанных послов. Помогая встать пленным и собираясь выйти, краем глаза Олег увидел в стене уже знакомые три пробоины от пуль. Только одуматься он не успел, как в палатку зашли Дракон, Миша, Шура и Джесс — целы, невредимы.  — Все супер, а наш то где? — окинув взглядом пленников, процедил Вадик. <..>  — Повторяю, приказ: дождаться и передать их из руки в руки, — строго отчитал Олег. — Да плевать на них. Оставим с ними кого-то из отряда, ептить. — Важно срочно найти Ивашевича, а Сами… — Александр, Святослав, а давайте вы сами объясните руководству, что планы поменяли? Соединяю? — Олег снял рацию с кобуры и поставил палец на кнопку, наблюдая за соратниками. Парни лишь попятились назад, и отрицательно кивнули головой. — То-то же. — Да мы же тупо не знаем где находится ваш ебучий дипломат. Будем кататься по блядской пустыне и кричать «ау-ау?» что ли? Так что сидим и ждем, пока этот ебанный псих закончит допрос командира тех недоносков, что непонятного? — раздался восклик Джесс. — И это тоже. У Вадима приказ — работать на результат. Скоро все узнаем. Но двинемся только после того, как отсюда увезут иностранных дипломатов, — спокойно и монотонно прозвучал голос командующего. Олег, по крайней мере, пытался сохранить благоразумие в этой ситуации. Хоть стоящая вонь и крики, раздающиеся по соседству, накаляли и не без того сложную обстановку. Олег предпочитал не отвлекать Дракона от работы, — все под контролем. «Пока не пришли люди пострашнее» Вадик показался в нескольких метрах в чужой крови. Солнце начинало заходить, от чего капли стекающие по щекам Дракона подсвечивались. Лицо его было спокойно. Все под контролем.  <..> Дракон всегда говорил, что войска существуют исключительно для власти. Так почему бы и им к ней не стремиться? Хотя власть, как самоцель, и малость бессмысленна. Но в данный момент как всегда спасали тех, кто сеет подавление, — удивительная штука. Военные, как люди несомненного подчинения, в итоге трясут и кладут около полусотни человет за тех, кто вернется на посты и будет дальше отправлять их на верную смерть. Вадим не признает авторитетов. Пытки, грязь, насилие. Ему несложно наставить дуло на товарища: он это сделает даже если в этом нет смысла. И все это Олег принимает. В такую жару пойдут только самые отбитые. Главное — не стать таким самим. Не забыть. Мера и разум — главные рычаги Волкова. Последние смыслы. Толко Олег не может не согласиться с Драконом в ряде вопросов: в сведениях нет человека расчетливее.   Ивашевич находился на другой точке. Это было ясно, следуя «любезно» предоставленной информации, — пока жив.  — Слезное возвращение домой откладывается, — произнес Шура, сидя в кругу у костра. — Да ладно, всего на день. — Мне-то чего? Меня не ждут. Приеду, волосы покрашу… В синий. Надоела эта скукота. — Девочки, не плачьте, — пробубнила Джесс. Олег устало смотрел на костер. Сумасшедствие. День подходил к концу, на пустыню опускался холод. Спасенные послы тихо дремали в палатках. Мирные разговоры и ночной бриз прерывали лязганья ножа, который точил Дракон сидя в стороне: — А я, наверное, сразу в казино… Поварешкин, ты куда? А, ну да, ты вроде не планировал. Волков одобрительно промолчал, всматриваясь в костер.  — А что этот, друг-то твой? Рыжий такой, смешной, — Вадик принялся натирать нож, сконцентрировано поджав губы.  — Серый что-ли? «И к чему это?», — у Олега появилось странное предчувствие. Почти звериное чутье. Бог с ним. —  Ну ты тихоходка, Поварешкин. Сам же рассказывал про детдом, фотки показывал… Я этого хрена еще тогда по модной стрижке запомнил, — Дракон спародировал вид, увиденный на фото, и посмеялся.  — А, вылетело как то… Ну, это Серый, да, — Олег усмехнулся и на секунду задумался. — Он же сейчас вроде важная шишка, по телеку передавали около полугода назад. Сечешь? — Так-то да, — спокойно вздохнув, сказал Волков. — Работал бы на него, гляди, и платит много. — Кончай допрос, Вад, я 7 лет его не видел. Тебе сейчас из телека и то больше известно чем мне. И помылся бы ты нормально… Серый. Олегу неведомо что сейчас с ним: год как он не получает сообщений, писем, — пусть они и тогда были редки. Да и сам он ныне их не слал. Некогда единственно близкий человек сейчас же, скорее всего, уже имеет новую жизнь. Олег бы рад это услышать, рад бы знать, что тот претворил мечты в жизнь. Сережа в его памяти… Был очень беден. Товарищам его казалось, что он смотрит на них на всех, как на младенце: свысока, будто он всех их опередил и развитием, и знанием, и убеждениями, и что на всё, с ними связанное, он смотрит как на что-то непричастное к нему самому. С Волковым он почему-то сошелся, — точнее, с ним он был не так уж горделив, — скорее откровеннее и с каждым годом все ближе. Но, впрочем, под этой его напыщенностью, таились и глубина, и достоинство, известные Олегу. Возможно, только ему. Разговоров или глубинных между ними не было, — то были два сорванца, вечно побитые, с какой-то авантюрой, очередной шишкой, идеей. Но Олегу по ощущениям казалось, что все ему понятно про Сережу. К чему эти думы?  Волкова никакие неудачи не смущали, — на роду ему написано быть сильным и крепким, — а Серый… «Ну, это же Серый». Повторяясь, был он после детдома очень беден и сам содержал себя, добывая кое-какими работами деньги. Он знал бездну источников, где мог почерпнуть, приподняться, словом умел договариваться с нужными людьми. У него были таланты, а потому теперь, спустя 7 лет, Волков не капли не удивлен, видя своего друга детства у вершины. Даже если от прежних лет, возможно, остались едва ли воспоминания. Завертелось, закрутилось, контракт за контрактом, год за годом.  Олег обещал вернуться, но, быть может, Разумовский этого уже не помнит. И все же Дракон слегка улыбнулся, следя исподтишка за Олегом.  —Вад, а где… — Не успел Волков договорить, как раздался громкий голос спереди: — А чего это наша госпожа посол скучает? Может ей развлечься с нами? — Явно нетрезвый военный привстал и кинул взгляд на дальнюю палатку. — Макс, ты опять накурился? Давай отсюда, и иди проспись, — Олег схватил за плечо товарища и оттолкнул его так, что тот упал на землю. — Ты чего взвился, Поварешкин? Это мамка твоя? — Вадик подошел сзади. В миг кулак Волкова решительно прилетел прямо в живот Вадика. Дракон не смог устоять на ногах и приземлился на локти и, немного потянув, приподнялся. Взгляд его пристально был направлен на Олега, который в этот момент тяжело дышал и пытался взять себя в руки, чтобы не потерять самообладание окончательно. И вот опять это чувство: кровь, приливающая к лицу, чистый адреналин.  — Наступила ночь, — настал час шуток про мамок. Блонди, у тебя обычно не такой убогий юмор, — скучающе отметила Джесс. — Я, может, и не шучу, он все равно не знает кто его м… — Ах ты, — Олег сделал решительный выпад вперед, но тут в Джесс схватила его за плечо и встала между ним и Драконом: — Вы, трое, у вас в бошках синтепон? Скучающая дама — посол Италии Летиция Форсезе. Она, еб твою, посланец мира. Вам всем, утырки, шеи свернут за неподобающее отношение.  — Да я пошутил просто, — жалобно сказал Макс. Олег приходил в себя, постепенно остывая, пока отряд начал выяснять отношения. Дракон же все продолжал смотреть исподлобья, словно ожидая чего то. Хотелось рвануть, как сегодня днем. Олег разжал кулаки.  — Ты такой же, Олег.