Висельники

      Кируми ещё долго смотрит в экран телевизора.       — Будто нам не хватало тех проблем, что были до этого, — тяжело вздыхает Корекиё и нажимает костяшками одной руки на свои губы. Задев взглядом оцепеневшую горничную, он встаёт и готовит чай, а затем протягивает кружку, которую она берёт наощупь, положив фоторамку себе на колени. — Не думал, что ситуация примет такие повороты настолько быстро.       Ощущение тепла в руках постепенно приводит Тоджо в чувства. В потускневшие глаза возвращается проблеск сознания.       — Так кто… Кто был здесь? — Кируми берёт рамку и демонстрирует зияющую дыру и разбитое стекло.       Корекиё не отвечает, лишь касаясь пластыря на скуле.       Девушка пробует выпытать ответ настойчивым взглядом, но осознание приходит к ней довольно быстро.       Это Охотники на Совершенных.       Те, от кого они убегали. Те, из-за кого большинство из новых Адамов и Ев отказались от Ковчега. Те, из-за кого была сфальсифицирована их смерть.       Те, кто учинил эту жестокую расправу у всех на глазах, на всех экранах страны.       И они стояли у порога её дома.       — Я сделал всё возможное, чтобы они не вторглись сюда, — более спокойным, но осипшим голосом прерывает девушку фольклорист.       Горничная ставит фоторамку на место и садится на диван, пряча лицо в ладонях. Она приглушённо что-то бубнит, а потом резко встаёт и начинает суетливо заниматься домашними делами: что-то куда-то собирать, прятать, сворачивать и класть по местам. Упорхнув в спальню, Кируми через пять минут вывозит заполненный наполовину чемодан.       — Подскажи, Шингуджи-сан, — размышляет она вслух, сдув упавшие на глаза пряди чёлки, — есть ли у тебя на примете место, где мы могли бы… знаешь… залечь на дно?       — Тоджо-сан… — Корекиё медленно встаёт, подходит к ней, пошатываясь, и берёт за руки тонкими, но крепкими кистями. — Пожалуйста, для начала — прекрати паниковать.       — Я не паникую.       — Я вижу, что ты сейчас делаешь.       — Я не паникую, — повторяет она спокойным голосом, но отрывисто, выделяя почти каждое слово. — Если я не подготовлю нас к тому, чтобы мы могли скрыться от Охотников, мы погибнем. Нам никто не поможет. Конечно, мне может хватить денег на съём квартиры средней паршивости где-то на полгода, но нам нужны деньги на адвоката. Поэтому я и спрашиваю, есть ли у тебя какие-нибудь варианты?       Корекиё, похлопав ресницами, задумчиво отпускает Кируми, водит глазами из стороны в сторону и, видимо, не найдя подходящих идей, отвечает ей отрицательно.       — Значит, надо посмотреть варианты в интернете…       — Но почему ты не обратишься к «Фонду Будущего», Тоджо-сан? — резонный вопрос Корекиё ненадолго останавливает поток мыслей Кируми.       — Боюсь, Тогами-сан не предоставит нам такой возможности. Он был недоволен уже тем, что я просила у него помощи с расследованием по твоему делу… И я не хочу постоянно полагаться на чужую помощь. Я полагаюсь на себя и только на себя.       — Но если нам угрожает смертельная опасность…       — Значит, я должна взять всё в свои руки, — перебивает его девушка, собирая вещи, — и устранить проблему самостоятельно. Пока есть возможность обойтись без сторонней помощи, я постараюсь сделать всё сама. Сейчас я поищу квартиру, которую можно снять относительно дёшево, и посмотрю. Хорошо?       — Завтра.       — Но…       — Хотя бы завтра, — Корекиё аккуратно берёт её за плечи. — Не изводи себя сейчас, — он набирает воздух в грудь и медленно, более спокойно выдыхает, ожидая, что Кируми повторит за ним. — Моя сестрица всегда говорила мне: «Утро вечера мудренее». На свежую голову думается проще, надо дать себе протрезветь. Тем более, я по тебе вижу, что твоя деловая поездка… — юноша слегка щурится и слабо улыбается, — не слишком удалась, да?       Тоджо устало трясёт головой.       — Я… Я не могу так… — она поднимает глаза на Шингуджи и замечает его искусанные до крови губы. — Тем более, я не смогу уснуть. А поездка прошла… нормально, я не могу жаловаться на то, что она была зря. Кое-какие успехи есть, но пока я не хочу говорить.       — Чтобы не сглазить? — хихикает Корекиё.       — …Да, — Кируми слабо улыбается в ответ, — да, чтобы не сглазить.       Следующее утро начинается со сборов.       Порывшись в вещах, Кируми находит ещё как минимум пару сумок, куда можно было бы сложить одежду; пакеты пригодились для сбора обуви. Документы, деньги, рабочий ноутбук и флешка с оцифрованными делом и сама толстенная папка идут в ручную кладь. Всё остальное, что невозможно унести в руках, останется здесь под надёжным замком и пристальной охраной соседей: те, помня, сколько добрых вещей сделала для них Совершенная горничная, сами вызвались ей помочь. Корекиё послушно собирает вещи вместе с ней, но совершенно не представляя, куда им идти.       — Вчера ночью я искала подходящие варианты на первое время…       — Так ты всё же не спала, — замечает Корекиё скучающим голосом, периодически прерывая сборы на глотки кофе.       Будто не слушая его, Кируми продолжает:       — Я нашла один вариант, где можно было бы остановиться. Риэлтор проверенный, аренда заметно ниже, чем в аналогичных квартирах…       — И ты уверена, что такой дешёвый вариант — это…       — В конце концов, он специализируется на дзико буккэн, — поясняет ему девушка, — само собой, там цены будут ниже.       — И чем же… — юноша приближается к ней, чтобы получше услышать её объяснения, — и чем же обусловлена столь низкая цена?       — Раньше это была какая-то квартира, которую снимал некий религиозный культ… Его членов давно арестовали, дома изъяли в государственную собственность, а сейчас продают как «проклятые квартиры».       У Корекиё тут же вспыхивают глаза.       — Ах, к моему счастью, всю, ам, атрибутику… связанную с этим культом, риэлторы вынесли подчистую. Я бы не хотела представлять, что эти фанатики могли там вытворять…       И тут же гаснут.       — Жалость-то какая!.. — вздыхает фольклорист, собрав последнюю сумку.       — Я не думаю, что сейчас достаточно подходящее время для того, чтобы изучать сектантские учения, — з-зип, и Кируми тоже заканчивает сборы, — когда нас и без этого преследуют другие умалишённые — и тоже с религиозными мотивами.       Осмотрев собранные вещи: один большой рюкзак, сумку под ноутбук, несколько пакетов с обувью и пару чемоданов, — девушка облегчённо выдыхает и относит вместе с юношей весь багаж в её машину. Кируми плотно закрывает все окна и дверь на несколько замков, чтобы никто не мог проникнуть к ней домой в её отсутствие.       — Только… садись рядом со мной, — сложив вещи, просит девушка.       Корекиё озадаченно наклоняет голову, как лесной зверёк, чтобы как будто проникнуть ей в голову и понять причину сказанного:       — Я же говорил, что если бы я захотел, я бы убил тебя раньше.       — Подстраховка никогда не помешает, — наотрез отвечает ему горничная.       Несмотря на то, что они отправляются в центр города не в час пик, по неизвестной причине дорога стоит. Автомобили растянулись перед ними на километровые пробки, и уже в их квартале нет совершенно никакого движения. Кируми, пробегаясь глазами по салонам, ожидает увидеть на глазах людей злость и праведный гнев. Но подавляющее большинство… напугано? Матери утешают уставших детей паникующим голосом, что они скоро приедут. Мужья напряжённо стучат пальцами по рулю и тоже, как и она, пристально изучает реакцию товарищей по несчастью.       Кто-то из них, видимо, совсем отчаявшись, начинает расспрашивать другого. По пробке поднимаются гудки. Над крышами машин раздаются обрывистые вопросы. И как люди ни пытаются выяснить, что происходит, всё без толку. В голосах, как нож поперёк горла, прорезается паника.       Кируми не решается выйти, словно пытается придумать, как успокоить людей. Корекиё лишь внимательно смотрит на каждого человека, который попадается ему на глаза.       — Вчерашнее телешоу оставило на всех… неизгладимое впечатление, тебе не кажется?       — Вполне возможно, — Тоджо откидывается спиной на водительское кресло, крепко сжимая руль. — Узнать бы, что происходит…       Очереди наконец медленно продвигается в сторону центра, но люди всё ещё напряжённо смотрят где-то поверх крыш.       И только когда автомобиль Кируми проезжает достаточно глубоко в пробку, до них начинают доходить новости.       — Там какие-то сектанты! Лезут по машинам!       — Что спрашивают?       — Где все учились… Где их дети учатся. Кричат что-то про каких-то там «совершенных».       — А отвечают кто что?       — Я не видела. Стойте, стойте! Там…       Женщина приглядывается к стоящим впереди машинам.       — Там кого-то они вышвырнули из салона!       Выстрел.       Крики толпы.       Через мгновение люди, бросая свои автомобили, вылетают из салонов с детьми и всем, что успевают унести. Кто-то остаётся внутри, оцепенев и ожидая своей участи; с их губ срываются неслышные молитвы.       Кируми выходит из салона, чтобы оценить масштабы.       Бегут почти все. Им вслед — выстрелы в воздух, по головам.       Девушка и сама пригибается. Оценив, как далеко стоят стрелки, она кричит:       — Люди! Стойте! Тут давка!       — Так а почему, по-вашему мнению, здесь давка?! У нас дети, женщина!       — Вы хотите, чтобы их подавили?! — огрызается в ответ Тоджо и повышает голос, — Остановитесь!       Постепенно беглецы замедляются. Громкий командный голос разносится по автомобилям, от человек к человеку.       — Они хотят вашей паники! Они хотят видеть ваш страх! Если вы будете показывать страх этим с-собакам, они почуют его и убьют вас!       Толпа возмущённо, подавляя гнев, слушает де-факт премьер-министра. Корекиё ловит каждое её слово.       — Если я верно поняла, это — Охотники на Совершенных учеников академии «Пик Надежды», — продолжает Кируми, убедившись, что все глаза — на ней. — Мы уже это переживали, мы только отошли от Второй Трагедии! Они ищут учеников только этой школы, неважно: на резервном они курсе или на основном. Если вас спросят — говорите им настоящую школу уверенно, громко и чётко! Если вы или ваши дети учились там — врите как можно убедительнее! Главное — не показывать им страх!       Снова выстрелы по головам. Люди пригибаются, но не сводят глаз с храброй девушки.       — Если они увидят, что вы их боитесь, то они… они будут считать, что вы врёте. Поверьте мне на слово, — Тоджо указывает на себя, — я уже переживала такие «досмотры». И я здесь, я жива! Держите себя в руках! Мы справимся!       У кого-то из них появляются в глазах скромные искорки надежды. Они успокаиваются, садятся обратно в машины и продолжают движение по дороге.       Но снова выстрелы. И снова. И снова.       Воодушевление снимает как рукой. Снова поднимается паника — ещё более сильная.       На асфальте появляются трупы. По два, быть может, три человека на полкилометра. Но этого достаточно, чтобы над пробкой возобновился вой и ужас.       — Кажется, ужасающую реальность никакими хорошими словами не перебить, — констатирует Корекиё. — Самим-то нам что делать?       — Погоди, — Кируми смотрит вперёд, пытаясь узнать в проходящих «досмотр» тех, кого немного успела запомнить. Кажется, те, до кого дошли её советы, успешно проезжают вперёд. Все они живы и целы, почти все отделываются испугом. Но даже те, кто, быть может, и слышал её слова, начинают паниковать. Через десяток машин перед автомобилем Тоджо раздаются выстрелы, и владельцы падают замертво. Вся семья лежит в дорожной пыли, прибитой лужей густой крови. — Ч-чёрт!       — Есть идеи?       — Тебя-то, быть может, они не узнают, — отвечает горничная, не глядя фольклористу в глаза, — но моё лицо им больше известно. Поэтому они ворвались ко мне домой, когда там был один только ты. Нам надо… что-то придумать…       Пока Охотники не видят, Кируми прячется на задних сидениях и укрывается какой-то тряпкой, которой она обычно застилает салон в этом месте. Корекиё садится за руль.       Очередь приближается к ним.       Сквозь едва заметную щель между краем тряпки и задним сидением в окне Кируми наконец видит мужчину в военной униформе, бронежилете, с винтовкой наперевес. Она тут же укрывается и задерживает дыхание на столько, на сколько это возможно. Все, кто видел её, видели лишь смелость и уверенность. Но каждая клеточка её тела изнывает в конвульсиях, будто её бьёт слабым током каждую секунду.       — Фамилия, имя, — спрашивает Охотник, доставая планшет и готовясь что-то набирать.       Корекиё, сглотнув комок, сжимает руль и отвечает ему, не смотря в глаза:       — Я… Мацуока… Мацуока Кёске.            Мужчина в форме вопросительно поднимает бровь, чувствуя ложь в его словах.       — П-почему вы так странно смотрите на меня? Мне кажется, у нас в стране вполне могут быть люди с такими именами и фамилиями.       — Следующий вопрос, — его тут же перебивают, — где вы учились?       — «Старшая школа»… М-м-м, плохо уже помню, — Корекиё потирает висок, притворяясь, что он что-то вспоминает, — «Старшая школа Рассветного холма», кажется. Это в Киото.       Допрашивающий тут же вбивает это название в свой планшет, и ложь фольклориста подтверждается. Затем он задаёт пару вопросов о высшем образовании и как Корекиё оказался в Токио. Сымпровизировав каждую деталь о прошлом некоего Кёске Мацуоке, которого, вероятнее всего, никогда и не было, Шингуджи успешно проезжает мимо… первого пункта контроля.       — Один пункт мы проехали, — говорит он будто бы сам с собой, но искоса глядя на груду тряпья на заднем сидении, — но впереди ещё пара кордонов.       — Когда же это закончится?.. — ворчит про себя Кируми.       Позади них снова слышатся выстрелы. От каждой пули, от каждого звука падающего тела у Тоджо съёживается сердце. Она хочет вскочить, хочет схватить оружие и убить каждого из тех, кто посмел поднять руку на гражданского.       Но она не может.       Ведь в тот день, когда она спасла дочку крупного бизнесмена от вооружённой группировки в Иокогаме, она была сама вооружена до зубов: при ней была и подходящая одежда, и оружие на выбор, и свето-шумовые гранаты — при ней было всё для того, чтобы успешно выполнить миссию. Что при ней сейчас? Нет даже кухонной утвари вроде ножей, которые она могла бы кинуть в голову или горло. Максимум — канцелярский нож. Но что сделает он паре десятков автоматов? Ничего.       Она не может рисковать.       Над её головой всё так же раздаются разговоры: Корекиё продолжает разыгрывать спектакль, но теперь увереннее — и мужчины в военной форме верят ему гораздо охотнее. Кордон за кордоном — и они наконец покидают этот ад.       — Есть ли смысл сейчас ехать к этому риэлтору? — интересуется Шингуджи, устало оглядываясь на очереди позади них. — Все дороги перекрыты, и я боюсь, как бы они не раскрыли нас окончательно.       Кируми наконец вылезает с пола салона машины и садится на край одного из сидений. Она сжимает руками плечи, пытаясь их размять после часового пребывания в свёрнутой трижды позе. Всё тело ноет от неудобного положения, а голова гудит всё сильнее.       — Я… Я не знаю… — Тоджо тяжело дышит и прячет лицо в ладонях. — Я не смогла их спасти…       Корекиё продолжает везти их молча, только смотрит вокруг себя. Здесь поток автомобилей тоже медленный, хотя дорога значительно шире. Причина пробок сейчас в другом: десятки машин стоят в стороне с открытыми настежь дверями. В них, высунув ноги наружу, сидят люди: мужчины, женщины, дети. Возле одной из них отец выкуривает уже третью сигарету, повесив голову на грудь, мать, заливаясь слезами, нянчит младенца; позади неё сидит девочка-подросток, будто спит, однако вся её одежда: от горла по всей груди — залито кровью. Таких семей, как эта — ещё несколько. Неравнодушные пытаются им помочь и что-то предложить.       Кажется, кто-то узнаёт Кируми и подбегает к их автомобилю. Хватаясь руками за боковые стёкла, какая-то женщина заглядывает в окно:       — Девушка! Девушка, бога ради, спасибо вам! Мой муж, понимаете, он, — она говорит с явной одышкой, — он тоже ведь закончил «Пик Надежды». Если бы он пробился по своему имени, его бы тут же нашли! И дочку нашу вот в этом году пригласили! Спасибо вам, мы бы не выжили, если бы не ваш совет!       — Я же ничего и не посоветовала толком, — отнекивается Кируми, — то, что я сказала всем вам, — это лишь обычный здравый смысл, не более. Это очевидная истина, так что благодарить не нужно.       — В экстремальных ситуациях любое очевидное решение перекрыто пеленой паранойи и паники, Тоджо-сан, — вмешивается Корекиё. Иногда напомнить об этом — лучше, чем смотреть, как паникуют другие. Вам же, женщина, желаю удачи. Только если вас спросят снова, придерживайтесь того, что вы им сказали, чтобы вас не заподозрили.       — Спасибо вам! Спасибо вам большое… — женщина удаляется, пятясь и кланяясь им.       Постепенно Кируми начинает приходить в себя. Она поднимает глаза на стоящие машины, на ходящих вокруг да около людей. Помимо той женщины, кто-то, кто проезжает впереди, сигналит фарами девушке — тоже в знак благодарности. В итоге, дожидаясь, пока все скажут Тоджо спасибо за этот совет, Кируми не может нормально уехать.       Однако затем происходит странное.       Среди них появляются люди с колье из разных морских раковин, прежде всего, двустворчатых моллюсков. Они что-то говорят пострадавшим и уезжающим, возможно, что-то обещают, и все, кто прошёл через Охотников и пробки, выезжают следом за ними. Со стороны города Кируми тоже замечает какого-то странного человека: как и другие, он тоже носит колье с перламутровым осколком моллюска, потрёпанную сумку через плечо, одет он в длинную тёмно-малиновую кофту с рукавом, едва доходящим до середины предплечий, чёрные джинсовые брюки. Но сильнее всего Тоджо в глаза бросаются его лысая голова, на которой порой заметны солнечные блики, глубокие чёрные глаза — и мушка во лбу. Он приближается к машине и заглядывает в неё, обращаясь к горничной.       — Здравствуйте, юная дева! Многие мои братья и сестры сейчас ищут пострадавших, чтобы помочь им… — мужчина смотрит Кируми прямо в глаза. — Наш… Наша оракул готова принять всех страждущих в её обители. Прошу, следуйте за мной, я знаю, где можно укрыться от этих… этих… этих извергов! Она защитит вас всех, она примет вас всех!..       — Тоджо-сан, — Корекиё аккуратно выглядывает из-за плеча девушки и, не сводя подозрительный взгляд с незнакомца, обращается к ней, — я бы не доверял таким сектантам. И я не говорю даже про обычное время — нас самих чуть не убили такие же религиозные фанатики.       — Я знаю, Шингуджи-сан, — Кируми мельком поворачивает к нему голову, — я и сама не готова ехать. Но есть ли у тебя вариант получше? Домой мы вернуться не можем, в город до зачистки армией этих экстремистов соваться крайне небезопасно… — затем она спрашивает незнакомца: — Подскажите, а в кого верят ваши люди?       — Ты уверена, что это хороший в—       — Я знаю, что делаю.       — Мы верим… верим в… — мужчина с мушкой замирает и прислушивается к голосам снаружи. — В Ками-сама! Да, Ками-сама — наш Бог и защитник! И его оракул всегда верна ему! Я так давно не был в моей вотчине, что совсем позабыл и про него, и про неё…       — Тогда ведите, — просит Кируми. — Я знаю вашего оракула, она хороший человек.       — Тоджо-сан, прошу, — в голосе Корекиё проявляется нотка негодования и непонимания, — скажи мне, что ты действительно хочешь поехать к ней! Я бы не стал ей доверять.       — А я бы не стала доверять серийному убийце, — Кируми резко поворачивается к фольклористу со строгим лицом, мертвенно-бледным, как многолетний фарфор, и прерывает его скептицизм холодным лезвием единственной фразы. — Но ведь почему-то я здесь. Если Анджи-сан может предоставить нам кров и приют — хотя бы на пару недель — мы сможем найти укрытие лучше. Я не заставляю тебя вступать в секту — лишь воспользоваться шансом, который нам преподнесла судьба.       — Или Ками-сама! — лысый мужчина карикатурно складывает руки в молитвенной позе.       Кируми слабо, словно слегка фальшиво, усмехается:       — Да! Или Ками-сама, — и затем мгновенно Тоджо возвращается к холодному тону. — Так скажите, куда нам ехать?       — Я за вами! — мужчина указывает на колонну минивэнов с логотипом «DeepSea». — А вам — за ними! Когда они остановятся, Ками-сама даст вам понять, что вы на месте!       — Спасибо вам. Но, подскажите, — девушка наклоняет голову, чтобы с водительского сидения ей было проще смотреть в лицом, — как нам к вам обращаться?       — Зовите просто Послушником. Кроме как нашего оракула, мы не носим имён — то есть призраки прошлого, которые должны сгореть в праведном огне Ками-сама… Я расскажу вам об устройстве нашей семьи и жизни, как только мы приедем!       — Я буду Вам благодарна, — вежливо кивает Кируми, давая взглядом понять, что Послушник их задерживает.       Люди, которым сектанты-последователи Йонаги Анджи предложили убежище на время бесчинств Охотников на Совершенных, садятся в машины и в две цепочки следуют за грузовиками с надписью «DeepSea». Автомобилей становится так много, что они образуют полноценные колонны. К ним присоединяются и Кируми с Корекиё, встраиваясь в одну из них.       Через несколько часов машины приезжают к густому лесу. Сквозь частые стволы деревьев прореживаются тонкие солнечные нити. По раскатанной дороге, на которой лишь изредка мелькают небольшие островки зелени, по сочной листве разливается золотистый свет, такой сильный, какой бывает ближе к закату. В желтеющее небо взмывают птицы. За лесом, однако, открывается вид на морское побережье, полностью обустроенное и пригодное для постоянного проживания: здесь стоят десятки деревянных домиков, часть из которых стоит на сваях над водой. Они соединены небольшими мостиками между собой и с берегом. У моря обустроены также около пяти деревянных пирсов: каждый из них как будто служит причалом для отдельного острова; те видны вдалеке, по горящему в окнах и на вышках свету. Кируми, приглядевшись, понимает, для чего может служить каждый из них. Один из островов — склад: к этому пирсу подъезжают оба грузовика, и сидевшие в нём начинают переносить заказы из фургонов в моторные лодки, после чего отправляются туда, припарковав машины подальше от порта. Крыши зданий второго порта отдалённо напоминают фронтон буддистского храма. Остальные острова, скорее всего, служат домом для жителей самого культа. Возле некого центра полукругом расположены скамьи — вероятно, это место также отведено для молитв.       Приехавшие семьями вываливаются из автомобилей и осматриваются.       Это место похоже на частный пляж, на тихую гавань… на приют для них всех. Конечно, большинство с опаской изучают место, куда они сбежали от кровавых расправ: никто из них не хочет прыгать из огня да в полымя, от одной секты к другой. Но у них не остаётся другого выбора. Постепенно остров оживляется многочисленными телефонными звонками.       Кто-то радуется, что выжил, и рассказывает об этом близким. Успокаивает, утешает, обещает вернуться как можно скорее.       Кто-то плачет навзрыд — потому что их дети были убиты у них на глазах.       Кто-то выливает свой праведный гнев — ведь, кроме той девушки с серебристо-зелёными волосами, им никто не помог.       Корекиё остаётся лишь наблюдать за всеми этими эмоциями, как за косяками рыб в морских глубинах — такими же подвижными, такими же непостоянными. Возможность отслеживать перемены на лицах людей, читать их эмоции и узнавать о человечестве всё больше нового словно воскресало в Шингуджи того человека, каким он был незадолго до ареста.       Кируми же сидит, уставившись на руль.       Она не смогла их всех спасти.       — Приветствую всех вас здесь!       Только знакомый голос заставляет Тоджо поднять голову.       Толпа не сводит глаз с центра площадки. На ней, повернувшись спиною к солнцу, стоит молодая иностранка. В бело-розово-голубом парео, сложенном в виде платья, с поясом для кистей, с несколькими браслетами на руках и ногах, с колье с небольшой раковиной иглянки она кажется немного потусторонней — явно не из круга всех, кто приехал в места, где живёт её культ. Солнце придаёт её тёмной коже бронзовый отлив, а капли воды искрятся на ней мелкими плеядами. Лучи позади неё, растворяясь нимбом по белоснежным волосам, придают девушке трансцендентный, божественный вид.       — Меня зовут Йонага Анджи, и добро пожаловать всем новоприбывшим в нашу скромную обитель! Спасибо всем, кто решил посетить нас в столь трудную минуту. Вероятно, наш Бог, Ками-сама, захотел, чтобы вы были спасены в нашей одинокой гавани, скрытой от глаз стороннего человека. Мы подготовили для вас те скромные жилища, — Совершенная художница указывает в сторону мелких деревянных домиков, — чтобы вы могли спокойно провести здесь ночь. Увы, это всё, что мы успели сделать для вас за считанные часы. Скоро наступит ночь, и я предлагаю вам отдохнуть. Наши лучшие повара приготовят вам свежайшую еду — настолько свежую, что она ехала вместе с вами, нья-ха-ха! И перед сном мы подадим вам ужин. А я, как оракул и посланница воли Ками-сама, буду помогать вам! Наш Боженька подскажет каждому из вас, как лучше поступить, куда лучше отправиться, что ждёт вас впереди!       Из толпы кто-то кричит, интересуясь, есть ли в её предложении подводные камни.       — Есть ли подвох, говорите? — она сверкает небесно-голубыми глазами, удивлённо хлопает большими ресницами. — Если вы хотите пробыть здесь дольше дня, нам потребуется помощь с тем, чтобы сделать ваш приют лучше… Ками-сама хочет, чтобы вы помогли улучшить эти жилища — конечно, в обмен вам достанется бесплатная еда и убежище от Охотников… Но уверяю вас — вам не нужно платить нам ни йены за то, что мы готовы вам предоставить!       Люди начинают возмущаться.       — Господа! — Кируми вылезает из машины и выходит из толпы, не присоединяясь к Анджи. — Дамы, господа, дети, старики — все, кто находится здесь! Я понимаю ваше возмущение, и я согласна с вами — бесплатный сыр бывает только в мышеловке…       — Погодите, — спрашивает кто-то среди людей, — а это не та девушка, которая помогла нам в городе?       — Да! Да! Кажется, это она!       — Моя помощь была минимальной, увы, — Тоджо качает головой. — Будь при мне оружие, я бы избавилась самолично с каждым из этих чудовищ, которое забрало жизни ваших близких. И, пусть сейчас ни я, ни вы не можете что-либо им сделать, они расплатятся за содеянное. Застанет ли их правосудие или божественная кара — решать уже не нам. Что мы можем решить сейчас — это дать себе покой.       Народ всё ещё недоволен, но слушает внимательнее.       — Нам нужна тихая бухта, где мы можем переждать этот шторм. Нам нужно спокойствие, чтобы всё осознать, всё осмыслить, всё понять. Нужно оценить наши потери, прийти в себя и подумать, что делать дальше, — Кируми выходит из толпы, поворачиваясь лицом к ней. — И, как по мне, лучше места не найти.       — Ты звучишь, как такая же сектантка! — снова раздаётся голос.       — Ради всего, что вам свято, — встревает Корекиё, выглядывая из окна автомобиля, — я знаю их обеих, они мои одноклассницы, и могу заверить, что девушка с серебристыми волосами — вполне себе атеистка.       — И секта эта, — кивает Кируми, — одна из довольно мирных, на моё удивление. Это культ Йонаги, если вы слышали об этой художнице. Она была известна ещё до Второй Трагедии.       Кто-то, видимо, начинает припоминать и вслух соглашается с Тоджо.       — Она не отнимала квартиры, не лишала людей крова во имя вымышленного божества имени себя. Так что прошу вас, если вы хотите переждать то, что учинили Охотники, вам стоит переждать здесь и помочь нам всем.       — Д-да! — подхватывает Анджи. — Я не заставляю никого оставаться здесь против своей воли, но своей помощью в обустройстве нашего приюта вы поможете тем, кто придёт после вас сюда за убежищем. А они — другим. Другие — третьим, и так далее!       Толпа, наконец, соглашается. Всё же это место может помочь не только им, но десяткам и сотням людей после них. Да и жить на пляже — перспектива вполне заманчивая, вполне возможно, кто-то от отчаяния решит присоединиться к культу как полноценные его члены. Остальные сектанты помогают людям распределиться по пляжным домикам, и они послушно занимают их. После этого каждому приносят по спальному мешку — полноценные футоны за столь короткий промежуток времени сложно было отыскать — и по мелочам для гигиены: по полотенцу и зубной пасте на домик, по зубной щётке на каждого. Через час всем пострадавшим разносят и ужин: свежие овощи, жаренную на углях рыбу и лапшу быстрого приготовления, которую тоже привезли на грузовиках «DeepSea».       Пляж постепенно очищается от скопления людей и прочего шума, и к тому времени все деревья, служившие секте Йонаги естественной преградой, и мокрый песок, и волны заливаются алым светом. Вечерние сумерки наступают незаметно: не успев вспыхнуть апельсиновыми лучами, солнце тонет в морской глади. Небесный купол постепенно зеленеет, темнеет, а затем и полностью чернеет, оставляя на горизонте фиолетовый зазор от городских огней.       — Тоджо-чан, Тоджо-чан! — подзывает девушку Анджи. — Ками-сама хочет передать тебе своё благословение за то, что помогла уговорить людей остаться и поработать в нашей семье! Нья-ха-ха! Ты так ловко объяснила им всё это, что Анджи кажется, что Ками-сама вселился в тебя и дал тебе этот дар красноречия!       — На самом деле, мне тоже нужен дом, — объясняется Кируми. — Пока меня не было, в мой дом чуть ли не ворвались Охотники, чтобы убить меня. Я не прошу навсегда, лишь на время. Могу ли я рассчитывать на тебя, Анджи-сан?       — Да-да, конечно! Ками-сама и это хотел предложить в знак благодарности! Но Анджи интересно вот ещё что… Кто вот этот твой спутник? Ками-сама подсказывает, что Анджи его знает, но на ум ничего не приходит!       Анджи указывает на Корекиё, который приближается к ним с парой пакетов, доверху набитых вещами. Он ставит их на землю и поправляет волосы, которые за пару недель успели отрасти едва ли ниже подбородка, а затем вопросительно поднимает глаза на Йонагу.       — Попробуй догадаться, — устало отвечает фольклорист, с трудом держа глаза открытыми.       — Это Шингуджи-сан, — горничная заново представляет его художнице, и та озадаченно смотрит на него.       — Шингуджи-кун? — повторяет за ней Йонага. — Как странно. Анджи кажется, что у него куда-то пропали все его волосы. Хм-м-хм…       Йонага складывает руки в молитвенной позе и закрывает глаза, будто бы погружается в медитацию, и через полминуты замечает:       — Ах, конечно, конечно! Ками-сама говорит, что Шингуджи-кун лишился своих длинных шёлковых волос не по своей воле! Кто-то ему их отрезал!       На это Корекиё может лишь, закатив глаза, ответить с едким сарказмом в голосе:       — Восхитительно, это же божий промысел! — и добавляет уже более искренне, но с явно недовольным выражением лица, скрещивая руки на груди: — Как по мне, это вполне очевидно.       — Шингуджи-сан, я понимаю твоё недовольство, — он чувствует, как Кируми аккуратно касается его плеча, — но Анджи-сан явно что-то чувствует. Нам стоит ей довериться.       — Оу-йа-а… — не слушая их разговоры, Анджи глядит в сторону горизонта, а затем переводит взгляд на одну из моторных лодок. — Поскольку вы — друзья Анджи, Ками-сама хочет, чтобы вам досталось более комфортное гнёздышко. Идти по косе здесь довольно долго, на лодке добраться быстрее. Анджи сама вас проводит и поможет заселиться!       Взяв всё, что может поместиться на моторную лодку, трое Совершенных отправляются на небольшой полуостров, где также расположено несколько деревянных домов. Однако, в отличие от прибрежных, эти здания выглядят на порядок лучше: в каждом из них минимум по две комнаты, а не одна под одни только лежаки, сделаны они из более качественных материалов и внутри обустроены лучше.       Анджи помогает заселиться и относит вещи наравне со всеми.       — Завтра наши поставщики снова поедут на склад за стройматериалами. Конечно, сегодня не понедельник и не среда, но мы договорились с «DeepSea», что за работу вне графика они получат оплату явно больше той, которую получают обычно! Ну а пока, — Йонага подаёт два контейнера с сегодняшним ужином, как только Тоджо и Шингуджи заносят последние вещи в дом, — Ками-сама просит вас отдохнуть, поесть вкусной еды и крепко-крепко поспать! Всем спокойной ночи!       Пожелав ей спокойной ночи в ответ, оба смотрят, как глава культа покидает их полуостров.       — Неужели ты правда веришь в то, что она может общаться с каким-то её «Ками-сама»? — спрашивает фольклорист Кируми. — И поэтому ещё и всю толпу уговорила остаться здесь.       Тоджо устало, будто выдавливая, и тихо смеëтся:       — Ты правда считаешь, что я верю во всю эту сектантскую чушь? — она садится на пол в позе сейдза, вскрывает контейнер и одноразовыми палочками достаëт кусочки свежих овощей. — Я отлично знаю, сколько людей страдает от таких религиозных культов. Пару таких я закрыла своими руками. Анджи на их фоне довольно безобидная, по крайней мере, на первый взгляд. Если бы я не уговорила ни людей, ни еë, то, скорее всего, мы бы сейчас с тобой спали под открытым небом или в машине. И этим людям тоже нужна крыша над головой — хотя бы на эту ночь.       Корекиë присоединяется к трапезе, палочками перемешивая рис с жидким яйцом, обдумывая позицию Кируми.       — Значит, тебе лучше приврать и притвориться, что тебе правда это интересно, чтобы извлечь выгоду? Это… Довольно интересный подход.       — Ты говоришь так, будто я этим довольна.       — А разве нет?       Корекиë поднимает глаза и в лунном свете видит измотанное лицо Кируми. Впалые глаза еë полны разочарования, полны осознания беспомощности и безысходности. Быть может, ему кажется, но на тонких ресницах он замечает мелкие росинки слëз.       Тоджо жмурится, будто в глазах ей что-то жжëтся, встряхивает головой и поворачивает голову в сторону старого телевизора, стоявшего в углу.       — Ложись спать. У меня ещё остались дела.       — В одиннадцать вечера?       — Да. Я постараюсь не шуметь и не будить тебя. А завтра нас ждëт тяжëлый день, — и Кируми нежно улыбается, почесав пальцами свои глаза, — поэтому тебе нужно хорошо отдохнуть.       — И ты сама не сиди до последнего, — Корекиë послушно ложится на футон и укрывается, поворачивается на бок и пытается уснуть.       Но ночь для них остаëтся бессонной.       Сквозь сон Корекиë слушает новости.       — Полиция совместно с силами армии остановила массовую стрельбу экстремистской религиозной организации «Охотники на Совершенных». Большая часть террористов была ликвидирована на месте; несколько частей успело покинуть территорию города, они объявлены в розыск национального масштаба.       Кируми смотрит в экран, не сводя с него глаз.       Она судорожно набирает номер за номером, номер за номером. Она пытается связаться с армией, чтобы сообщить, где находятся эвакуированные японцы. Никто не отвечает на еë звонки. Всë тщетно.