Шаги за дверью

      Бум с трудом разлепил глаза и тут же ощутил давящую боль в затылке и в запястьях, которые оказались крепко связаны за спиной. Костяшки больших пальцев упирались в твёрдую спинку стула, на который его, бессознательного, заботливо усадили. Щиколотки оказались привязаны к ножкам. Память как будто отшибло. Уставившись вниз, на свои грязные кеды, Бум стал лихорадочно рассуждать, пытаясь понять, что произошло. Он осмотрелся. Маленькая комната, заставленная картонными коробками, его собственный рюкзак на полу, неубранная постель, захламлённый стол… Фото его с Сану… Вернувшее воспоминание о том, как он лез во всё ещё открытое окно, отрезвило, как крепкий удар под дых. В панике Бум несколько раз дёрнулся, но только подпрыгнул вместе со стулом.       — Чёрт! Чёрт…       Он закусил губу. На глазах выступили слёзы, затуманивая взгляд. Он же просто хотел убедиться, что всё придумал. Вот и убедился. Да как можно быть таким идиотом?! Надо было бежать из этого города, надо было всё рассказать Сонбэ, даже если бы он упёк его в психушку, но всё лучше, чем так… Надо было… Но поздно. За приоткрытыми дверями послышались неторопливые шаги. Бум хотел заставить себя не оборачиваться. Потому что и так знал. И уже почти видел перед собой испещрённое шрамами от ожогов лицо, похожее на маску из самой преисподней. Но когда шаги раздались уже в комнате, он не выдержал и обернулся к двери. И встретился со всё тем же тёмным взглядом, кажущимся звериным, который только наполовину узнал в ночной машине. И лицо… то же самое лицо Сану, что Бум привык видеть в так и не забытом прошлом. Только возле глаз и между бровями образовались едва заметные мимические морщины. Но ни единого намёка на следы от ожогов. Сану обошёл стул, на котором сидел Бум, и сел напротив на низкую табуретку. Так их лица были на одном уровне. Но всё равно казалось, как будто Сану смотрел сверху. Изучающе. Одновременно насмешливо и… сочувственно?       — Тебе повезло. Не думал, что ты так быстро очнёшься. Судя по тому, как ты лежал, ты упал затылком на подоконник.       Он протянул руку к лицу Бума, и хотя движение было медленным, почти осторожным, Бум рефлекторно зажмурился и попытался отдёрнуться, как от удара, насколько позволяло его положение. Но вместо этого он ощутил, как пальцы Сану зарылись в его волосы, поглаживая, а затем нашли болезненное место и немного надавили. Бум зашипел от боли.       — Ну вот. У тебя там большая шишка.       Рука скользнула наверх, поглаживая кожу головы, успокаивая. Что происходит? Сану связал его и теперь издевается, играя в заботу, чтобы последующие пытки были ещё мучительнее? Бум не хотел смотреть на него. Не хотел видеть этот взгляд, это лицо, как будто явившееся призраком прошлого. Если бы Бум мог, он заткнул бы себе уши. Голос из-за лёгкой хрипоты казался теперь почти незнакомым, но интонации напоминали того Сану, которого он знал. Играющего роль хорошего парня. Плохо играющего. Потому что хороший парень не стал бы связывать. И, конечно же, Сану это понимал. Наверняка где-то у него в кармане спрятан нож или что похуже. Или же всё происходящее — просто бредовый сон. Может, Бум ещё лежит без сознания на полу, посреди беспорядочно сваленных коробок? Как бы он этого хотел. Даже если бы после не пришёл в сознание вовсе. После нескольких лет психотерапии Бум забыл, как это — ощущать себя настолько беспомощным. Полностью во власти другого человека, который может делать с ним абсолютно всё, что хочет, сохраняя то же притворно-заботливое выражение лица.       Но, даже с плотно зажмуренными глазами и до боли закушенной губой, Бум не мог абстрагироваться от происходящего. Не мог не ощущать, как чужие тёплые пальцы огладили его щёку и вытерли выступившие под ресницами капли слёз.       — Неужели ты настолько не рад меня видеть? Значит, я не зря тебя связал. Если твои мозги встали на место, ты должен меня сейчас ненавидеть. И попытался бы сопротивляться. И это бы ничем хорошим для тебя не закончилось. Хотя… Ты остался таким же больным идиотом, если не учишься на своих ошибках.       Бум судорожно вздохнул. Он вполне был согласен с Сану. Действительно, больной придурок.       — Какого хера ты полез ко мне в окно?.. Бум?!       Он вздрогнул от резкого голоса. От того, что чужие руки легли на его плечи и встряхнули. В совершенно опустевшей голове не было ни одного вразумительного ответа. Несколько лет приёма сильных препаратов, как и неисчислимые приёмы у психотерапевта, пошли насмарку. Если он снова сделал это. Забрался в чужой дом, как вор. Как последний извращенец. Ведомый своей одержимостью. Пусть даже ради того, чтобы убедиться: объект этой самой одержимости остался только воспоминанием, а то, что он спустя столько времени постоянно мерещится в чужих лицах — игра воспалённого воображения. И вот, довоображался. Сану сидит прямо перед ним. У Сану тёплые, почти горячие ладони. И красивое лицо, на которое не хочется смотреть. Потому что в нём есть кое-что отвратительное. Его полная невозможность. Отрицание реальности, от которого начинает тошнить. Пустой желудок скрутило, и Буму показалось, что его сейчас вывернет наизнанку. Он через силу сделал глубокий вдох, подавляя рвотный позыв, и прокашлялся.       — Сану… Прости. Прости меня… — Слова начали сыпаться, как начинающая сходить лавина. Бум почувствовал предательские, снова наворачивающиеся слёзы. — Я не думал, что ты выжил, Сану, это действительно ты? Ты был… Той ночью, в… твоём старом доме? И в машине? Ты меня подвёз? Оставил… подарок? Но как… как ты смог? И почему… почему ты так выглядишь?       Бум хотел получить ответы на все вопросы сразу. Хотел прикоснуться к этой нетронутой шрамами коже, чтобы убедиться, что она настоящая. Или чтобы его пальцы прошли насквозь, подтверждая уже хроническое безумие.       — А кого ты ожидал увидеть? — Сану улыбнулся уголком губ.       — Это… это не ответ! — Бум дёрнулся на стуле в попытке сбросить с плеч руки Сану, но те только прижали его к твёрдой поверхности сидения.       — Надо же, какой резвый. А я уже переживал, что ты сам не очнёшься, придётся везти тебя в больницу.             Переживал. Сколько фальши. Или Сану тем же непостижимым образом, что сумел выжить, ещё и стал, хотя бы немного, человеком? Бум почувствовал поднимающееся в груди раздражение. Оно придало смелости, достаточной, чтобы с вызовом посмотреть Сану в глаза. И встретиться с абсолютно снисходительным взглядом. Сану смеялся.       — Так не терпится услышать ответы? Но с чего ты взял, что получишь их так просто?       — Что ты хочешь от меня? — Голос Бума сорвался высокой нотой. Тонкие мышцы шеи натянулись от напряжения. Отрицания. Бум хотел бы прокрутить время назад. Но сейчас… это, конечно же, невозможно, и он готов торговаться с Сану, чтобы удовлетворить свое горящее любопытство.       — Давай сыграем в игру, — Сану улыбнулся так мягко, как будто хотел действительно чего-то безобидного. Но Бум прекрасно понимал, с кем имеет дело. И что Сану играл уже с того момента, как увидел Бума, лежащего без сознания на полу собственной спальни.       — В какую игру? — всё же спросил он, идя на поводу. Потому что выбора всё равно особо не было. Тот, кого угораздило связаться с Сану, так или иначе, играл по его правилам.       — Правда или действие. Простая детская игра. Ты точно её знаешь.       Из-за своей тревожной замкнутости Бум всегда был изгоем в том возрасте, когда его теоретически могли бы приглашать на вечеринки и вписки, где играли в подобные игры. Но, конечно же, он знал, что представляет из себя игра в правду или действие, и насколько стыдной она может быть. Или даже жестокой. В воображении Бума тут же возникли картинки того, как Сану заставляет его есть битое стекло или воткнуть в собственный живот ржавый нож.       — Эй! Надеюсь, ты не собираешься ещё раз потерять сознание?       Голос Сану вернул Бума в реальность. Он несколько раз моргнул, но нарисованные воображением картинки всё не хотели исчезать, мелькая перед внутренним взглядом, как быстро проматывающийся фильм.       — Нет? Так чего ждёшь? Ты начинаешь, Бум. Правда или действие? — Губы Сану слегка приоткрылись, как будто в предвкушении. Но Бум не хотел играть в это. Сейчас он был слишком слаб, даже чтобы говорить. Он бы мог только слушать, и то, сначала ему стоило бы отойти от шока. Не каждый день встречаешься нос к носу с тем, кого считал давно погибшим. И кем до сих пор бредишь, нагло обманываая врачей, говоря, что кошмары и навязчивые фантазии прекратились. Но Буму сейчас ничего не оставалось, кроме как плясать под дудку Сану. Или пойти ва-банк. Он был связан и в таком положении вряд ли мог бы что-либо делать.       — Действие, — сказал Бум, и его губы растянулись в отчаянном подобии улыбки.       Сану рассмеялся. Казалось, совершенно искренне. И удовлетворённо. Неужели он именно этого и ждал? По спине Бума прошёл холодок. Что он задумал?       — Прекрасно, — немного погодя ответил Сану, растягивая звуки. — Ты выглядишь так, как будто не ел месяц. А у тебя в рюкзаке кое-что есть…       Сану поднял с пола лежащий рядом рюкзак Бума и достал оттуда коробку с моти.       — Кажется, тебе не понравился мой подарок. Или же наоборот, так понравился, что есть было жалко? — Он поднял крышку и придвинул к самому лицу Бума аккуратно выложенные в коробке сладости. Белого, коричневого зелёного и розового цвета. Уже не такие идеальные, как утром на витрине в ресторане, куда Бум завтра должен был прийти с самого утра. Должен, но… вероятно, его через пару недель сочтут пропавшим без вести. Возможно, это последняя нормальная еда, которую он увидит в своей жизни. Слегка примятые сладости всё ещё выглядели вполне съедобными и, казалось, наполнили всю комнату знакомым ароматом. Бум почувствовал, как в его пересохшем рту начала образовываться слюна.       — Или ты думаешь, что я их отравил? — продолжил Сану. Как раз этой мысли у Бума раньше почему-тот не возникло. Он нервно сглотнул. — Но я все равно хочу, чтобы ты поел.       Бум замычал, боясь открыть рот, и стал дёргаться, скрипя ножками стула по полу.       — А, действительно. У тебя же связаны руки. Тогда я тебе помогу.       Сану взял из коробки розовый мочи, но вместо того, чтобы пытаться затолкнуть его рукой Буму в рот, взял его в губы и наклонился к Буму. Очень близко. Так, чтобы тот мог откусить. Но пастельная мякоть уперлась в щеку Бума, отчаянно пытающегося отвернуться.       Бум не понимал, что он чувствует. Казалось, эмоции и мысли льются непрекращающимся потоком и, не удерживаясь в сознании, выходят наружу выступающими на лбу каплями пота. Какого чёрта Сану творит? Бум отдавал себе отчёт в том, что на самом деле не так уж и хотел отворачиваться. Какая-то часть его хотела бы играть. В это. Сейчас. И очень сильно хотела есть, одурманенная сладким запахом. То, что Бум отвернулся, было скорее рефлексом, продиктованным инстинктом самосохранения. Но когда крепкая рука сжала его челюсть и повернула обратно, а чужие пальцы зажали нос, Бум уже не мог долго сопротивляться. И когда воздуха стало катастрофически не хватать, открыл рот, в который тут же затолкали чёртову сладость. И перед тем, как он откусил половину, почувствовал, хотя и совсем мимолётно, прикосновение губ Сану. И это окончательно сорвало крышу. Да, они сидели напротив друг друга и ели десерт. Которым Сану кормил Бума таким образом. Сану, которого не могло существовать, сейчас сидел напротив и жевал, внимательно наблюдая за тем, как Бум давится, но глотает, и как его трясёт. Как большие, чёрные, как пропасти, глаза больше не закрываются, а смотрят в ответ, застилаемые страхом, желанием и слезами, которым Сану теперь дал скатиться вниз по щекам и упасть на тощие колени.              — Ты… ты всё такой же псих, — тихо сказал Бум. И улыбнулся уголками губ перед тем, как его начал сотрясать нервный смех. При этом он, как ни пытаясь держать себя в руках, не мог прекратить плакать. Даже когда Сану его обнял, вжавшись в худую шею и обжигая её дыханием. Теперь Сану было слишком много. Он был такой настоящий, слишком живой. От этого рыдать хотелось ещё больше. И Бум рыдал, сначала истерически смеясь, а потом судорожно всхлипывая в плечо того, кто сломал его. Стал его самым страшным кошмаром и разрушившей жизнь одержимостью. Бум мог бы стать нормальным. Если бы не был таким идиотом. И если бы Сану не вернулся. Но теперь… теперь он потерян окончательно.       — В отличие от тебя, я не стою на учёте в психушке, — сказал Сану полушёпотом, легко касаясь губами его ушной раковины. Бум вздрогнул. Всё его тело обдало ознобом. Значит, Сану следил за всеми его передвижениями. И знает даже это.       — Что нужно говорить, когда тебе дарят подарки? — спросил Сану, больно сжав рукой острое плечо. — Или ты слишком ненавидишь меня, чтобы это сказать?       — Я… я не знаю…       — Не знаешь таких элементарных вещей? — Сану немного повысил голос, и его рука легла на шею Бума, слегка сдавливая.       — Не знаю, ненавижу или нет, — выпалил Бум, чувствуя, как давление на шее возрастает. — Даже если ненавижу… я думал о тебе. Очень много.       — Так что ты забыл мне сказать? — Сану вжал Бума в спинку стула, сдавливая его шею сильнее.       — С…спасибо, — прохрипел Бум и в следующую секунду смог наконец-то нормально вдохнуть.       Сану отстранился.       — Выглядишь отвратно, — заключил он, глядя на заплаканное лицо Бума. — Наверняка ты хочешь ещё.       Бум уже не смотрел с вызовом. И не отворачивался, когда Сану снова наклонился к нему, кормя сладким изо рта в рот. И с каждым следующим укусом прикосновения чужих губ были всё более отчётливыми. Или Буму только казалось? Неужели он был настолько голодный, что вкус и запах еды настолько его дурманили? Когда последний кусок мочи растаял во рту, Бум ощутил, как пальцы Сану прошлись по его затылку, осторожно, стараясь не задеть ушибленное место, а в рот проник чужой язык, слизывая сладкий вкус и лаская. Бум непроизвольно отвечал на поцелуй, ведомый чужими движениями, и не мог вспомнить, когда Сану целовал его так нежно. Когда Сану целовал его в последний раз… Он хотел так же зарыться пальцами в волосы Сану, хотел обнять, но не мог. И от того прикасаться хотелось ещё сильнее. Забывшись в этом желании, в какой-то момент Бум ощутил почти полную невесомость, увидел, как перед глазами мелькнула одинокая лампочка на белом потолке… А в следующую секунду вскрикнул от резкой боли в запястьях, зажатых между полом и стулом.       — Кажется, я слишком увлёкся и случайно опрокинул тебя, — Сану навис над ним, сунув руки в карманы.       Боль в запястьях была такая сильная, что перед глазами заплясали цветные вспышки. Возможно, будет перелом. Два перелома. В прошлый раз это были ноги, а теперь - руки. Потому что Бум уже не будет пытаться сбежать. Но так он даже не сможет ничего делать, не испытывая адской боли. «Подло! Нечестно!» — билось у Бума в голове. Но какая может быть речь о честности и справедливости, если имеешь дело с маньяком? С серийным убийцей. Ненавидит ли Бум его? Даже сейчас, лёжа привязанным к чёртову стулу и корчась от боли, Бум не мог найти в себе достаточно ненависти, чтобы захотеть отправить Сану на тот свет. Где он должен был быть. Где ему и место.       — Действие, — донеслось сверху.       — Развяжи меня, — сразу же ответил Бум, в следующий момент понял, что, вероятно, именно ради этого Сану перевернул его на пол.       — Как скажешь, — хмыкнул Сану.       Он достал из кармана джинсов короткий нож. Видимо, для резьбы по дереву. Но вид даже такого маленького лезвия по старой памяти пугал до дрожи в поджилках. Бум весь сжался, когда Сану обошёл его сзади и поднял стул, снова поставив его в обычное положение, и стал резать верёвку на запястьях. Бум отметил, что боль постепенно утихает. Возможно, он поспешил с выводом, и перелома всё-таки не будет. А ещё он чувствовал дыхание Сану в районе лопатки. Тот наверняка встал на колени. Стоял на коленях возле него. Хотя раньше это обычно было наоборот. Бум помотал головой, чтобы выкинуть из неё зарождающиеся фантазии. Ему надо думать, как выжить, а он почти начал представлять, как Сану ему отсасывает… Извращенец и конченый идиот. Близость лезвия к коже отрезвляла, но в то же время будоражила. У Бума сильно кружилась голова, и он был даже немного рад, что пока что не может встать.       Вскоре руки освободились, и Бум с облегчением растирал ноющие запястья и затёкшие пальцы, пока Сану тем же способом освобождал его ноги, теперь сидя на полу прямо напротив него. Бум видел его макушку с нарочито небрежными волосами и непроизвольно протянул руку. Но тут же отдёрнул, вспомнив, что у Сану нож в руках. Но теперь желание прикоснуться было практически нестерпимым. И всё же Бум дождался, пока Сану окончательно перерезал последнюю верёвку.       — Спасибо, — тихо проговорил Бум. И тут же встал, Но ноги не удержали его, и он свалился на пол.       Потирая ушибленное колено, Бум медленно поднялся, думая, что будь это одна из глупых дорам, на которые его в своё время подсадила нарочито дружелюбная начальница ресторана, его бы поймали в падении. Но Сану только покачал головой, наблюдая. Того, что Бум сделал дальше, не ожидал никто из них. У Сану в руке всё ещё блестел не спрятанный ножик. Но Буму было всё равно. Как в бреду, он подошёл к нему, ступая осторожно, как будто боясь снова упасть. Он несмело протянул руку к лицу Сану. Тот не двигался и только наблюдал. Бум осторожно провёл по гладкой щеке кончикам пальцев. По носу, лбу и губам. Его дыхание сбивалось. В каждую секунду Бум ожидал, что Сану оттолкнёт. Или, чего хуже, вгонит нож в первую подвернувшуюся часть тела. Но сопротивления, как и какой-либо другой реакции, не последовало. И Бум подошёл совсем близко, обвивая руками. И прижался к груди Сану. Бум не знал, сколько стоял так, слушая мерное биение чужого сердца. Значит, оно у Сану всё-таки есть. Значит, он действительно жив. Не галлюцинация. И не идеальная машина, копия человека, созданная современными технологиями. Но что же он тогда?.. Бум вздрогнул, когда почувствовал у себя на спине чужие руки. Вот так просто. Они стоят посреди комнаты, как обычная пара. Как два человека, которые давно не виделись. И уж точно не ненавидят друг друга. Захотелось об этом сказать.       — Я не…       — Правда или действие? — резко перебил его Сану и отстранился. Тут же стало холоднее. Бум поёжился. Перед этим Сану загадал действие, как и сам Бум. Что, если Бум загадает правду, и тогда Сану тоже? Он всё-таки хотел понять… Узнать, что произошло.       — Правда.       — Ты не ненавидишь меня, — Сану как будто произнёс вслух его мысли. Как он понял? Нет, ну, это было очевидно. Бум, в отличие от самого Сану, не обладает такой хитростью и не умеет так притворяться, чтобы в одну секунду обнять, а в следующую вогнать нож… нет, даже не в спину, а в горло. Или переломать конечности. Тем более, он был слаб и безоружен. В отличие от стоящего напротив. И всё равно имел достаточно смелости, чтобы подойти слишком близко. Сделать себя ещё более беззащитным. Бум краем глаза посмотрел на окно. Оно всё ёщё было открыто. Настежь. Первое, что он мог бы попытаться сделать, это бежать. Но он до этого даже не смотрел в ту сторону.       — Бум, что ты чувствуешь ко мне? — спросил Сану и снова сел на свою табуретку, видимо, приготовившись слушать.       — Я… не знаю, — тихо ответил Бум, метаясь взглядом, стараясь не встретиться взглядом с Сану. Ему казалось, что он тогда вообще потеряет способность не то что говорить, но и думать о таком. Бум вообще никогда не умел проявлять свои чувства словами. Он мог только отдаваться им. Отдаваться кому-то.       — Подумай, — просто ответил Сану. О, Сану был терпелив. Когда хотел.       Бум вздохнул и сел напротив. В голове было удивительно пусто, казалось, что в ней гуляет ветер, такой же, как тот, что сейчас слегка поднимал занавеску. Бум ещё подумал о том, что Сану до сих пор не разобрал все вещи, но занавеску уже повесил. Только при этом оставлял окно широко открытым, уходя из дома. Интересно, почему. Или зачем. Но сейчас это было неважно. Бум должен был ответить что-то. И если сейчас ничего не приходило на ум, он должен был вспомнить. Должен ли он быть честным? Бум хотел. Хотя бы перед собой. И если он мог врать сам себе очень долго, Сану бы легко раскусил его ложь.       — Я… скучал. Очень много вспоминал. Думал. Представлял…– на последнем слове Сану как-то нехорошо усмехнулся, но ничего не сказал, давая Буму продолжить. — Я знал, что ты умер. Нет, то есть, я был уверен, что… Но как будто не мог этого осознать. Мне казалось, что всё это ложь. И что ты где-то жив. Ты снился мне. Это были в основном страшные сны. И я пил таблетки, чтобы они прекратились. Но иногда забывал их принять. Наверное, я всё-таки не хотел. Чтобы эти сны прекращались. Я не хотел думать о тебе без конца, но не мог остановить это. Мне приходилось врать знакомым, коллегам, врачам… что я в порядке. Но я просто не мог. Перестать. Я пытался. Наверное, я стал зависим от воспоминаний и этих мыслей. Я не мог заснуть без того, чтобы представить… тебя. Но тогда ты был… спокойный? А во снах ты был страшный, и не из-за ожогов. Они были, но… ты делал страшные вещи. Преследовал меня. Догонял. Пытал. Много порезов… удары ножом… но я всё никак не мог умереть. И потом просыпался. И шёл на работу. Или просто ничего не делал, закрывался дома и думал. Что ты на самом деле мог быть другим. Ты бывал другим. И я… хотел узнать, как это. Если бы ты не… Если бы мы просто могли быть вместе. Как нормальные люди. Но я отбрасывал эту мысль. Потому что понимал, что сам вряд ли когда-нибудь смогу быть нормальным. Знаешь… когда ты разрезал верёвки ножом… это даже немного возбуждает. Хотя мне было страшно. И страшно даже сейчас.       Бум перевёл дыхание. Он давно не говорил так много. Даже в терапии. Но сейчас слова, казалось, лились из него. И зачем он наговорил так много? А главное, кому… Сану ведь мог использовать каждое слово Бума против него. Чтобы глумиться. Издеваться. И играть в ещё более жестокие игры. Бум поймал себя на мысли, что он был бы не против некоторых игр… И тщетно попытался её отбросить, продолжая цепляться взглядом за выступ на кармане штанов Сану, куда он спрятал нож.       — Значит, ты боишься меня. Не очень похоже, — Сану изучающе окинул Бума вглядом с головы до ног, снова возвращаясь глазами к встревоженному лицу с ещё не до конца высохшими потёками слёз. — А тогда тебе не было страшно?       — Когда — тогда? — не понял Бум. Ответом послужил предмет, который Сану достал из нижнего ящика стола. Его вибратор. Который Бум, оказывается, забыл в доме Сану.       От увиденного его лицо сначала залилось краской, но затем сразу же стало бледным, как стена. Он начал осознавать. Сану точно был там. И всё видел. Бум сделал несколько шагов назад, но упёрся в коробки.       — Знаешь… мне даже понравилось смотреть на тебя тогда. Хотя я почти ничего не мог разглядеть. Больше слышал. А потом нашёл вот это. Ты так хотел, чтобы на месте этой грязной игрушки был мой член. Спустя столько времени. Кто-то другой давно нашёл бы себе кого-то и от души желал бы мне смерти… — Сану положил вибратор прямо на стол, среди бумаг и прочих вещей. — Сейчас я мог бы загадать действие. Ты бы хотел этого? Что бы ты тогда загадал?       — Это не по правилам, — отрезал Бум, чьё лицо и шея снова пошли красными пятнами.       — Я всё равно не буду сейчас делать то, о чём ты думаешь, — ответил Сану.       Он почти ленниво достал из кармана сигареты и зажигалку. И закурил, даже не отходя к окну. Бум с зудящим внутри ожиданием наблюдал, как Сану затянулся и, слегка запрокинув голову, выпустил несколько колечек дыма. Внутри почему-то всё похлодело. Но не от страха. Бум поймал себя на странном, казавшимся до боли знакомым чувстве, но в этот момент оно было особенно неприятным. Разочарование. Сану не хочет его. И наверняка специально его задел, говоря об этом. Почему-то Бум не зацепился за мелькнувшее во фразе «сейчас».       — Правда, — бросил Сану, одарив Бума мимолётным, почти безразличным взглядом, и выдохнув дым ему в лицо.       Бум смотрел на тлеющий огонёк сигареты и сам тоже, казалось, тлел похожим огоньком внутри. И это небольшое пламя голодного любопытства, которое вот-вот будет удовлетворено, хотя бы немного согревало, пока его кожа покрывалась холодными мурашками от тревожного предвкушения. Что на самом деле случилось с Сану? Теперь он сможет узнать.