Шаги за дверью

      Лето подходило к концу, и вечер был почти по-сентябрьски прохладным. Бум медленно шёл по опустевшей улице, по краям которой тянулась едва различимая поволока поднимающегося тумана. Редко где сквозь дымку проглядывал теплый свет окон. С момента аварии прошло почти три года, но Бум так и не уехал из своего маленького города. Хотя многие советовали. Да и он сам множество раз обещал себе. Но тщетно. Несмотря на ужас, через который ему довелось пройти, Бум был до костного мозга привязан к этому месту. К городу, который в конце лета засыпает по расписанию — в короткий промежуток времени между заходом солнца и выходом звезд. Улицы стремительно пустеют, люди прячутся по домам, словно опасаясь чего-то, что может ждать их снаружи в холодеющей темноте. Но Бум больше боялся того, что жило у него внутри. И понимал, что не сможет от этого сбежать. Как бы далеко он не уехал. Раньше он пытался убедить себя в том, что его можно вылечить. Но психотерапия не помогала, даже вместе с горстями таблеток, которые поначалу, пока Бум не отошёл от шокового состояния, составляли большую часть его рациона. Всё же, не хотелось разочаровывать Сонбэ, который так любезно оплатил ему лечение и сейчас оплачивал терапевта, с непререкаемым выражением лица отказавшись выслушивать от Бума оправдания, что он теперь сам может себе это позволить. Хотя и нашёл работу, он зарабатывал ничтожно мало. Дальше экономить на еде было практически некуда, особенно с учётом того, что Бум решил пойти на кулинарные курсы. Ссылаясь на то, что психотерапевт настоятельно советовал начать что-то новое. Бум научился улыбаться почти искренне, так, чтобы его тонкая, медленно расползающаяся в стороны улыбка всё-таки доходила до глаз. Чтобы терапевт, который был достаточно опытен, хотя бы с небольшой вероятностью мог поверить. Поверить в то, что Бум с детства тайно мечтал стать шеф-поваром. Что он подружился с работниками ресторана, где посещал курс, и своими соучениками, а потому двухразовые занятия там приносят искреннюю радость от общения с «друзьями», с которыми они теперь проводят время и вне заведения. Хотя, на самом деле, Бум просто не хотел позволять себе забывать. Вопреки тому, что изначально целью психотерапии было избавить его от постоянной привычки думать о прошлом.       Это происходило непроизвольно. Постоянно, стоило даже на что-то отвлечься, воспоминания вспыхивали на подкорке болезненной россыпью чёрных и алых искр, отголосками криков, собственным стоном, едким запахом нервного пота, привкусом слёз и крови, стекающих по лицу и задерживающихся на губах, где они ссыхались в одну растресканную корку вместе с постоянно обкусываемой кожей… И после таяли в оглушительном вопле. Немом нечеловеческом крике, который звучал как будто из самой глубины естества и поглощал без остатка, из-за чего Бум выпадал из действительности, замирающей стоп-кадром и превращающейся в нелепое цветастое месиво, в котором ему не было места. Часто возникал эффект дежавю, будто он когда-то слышал или, скорее, чувствовал этот крик собственной кожей, и из-за этого Бум не раз просыпался в холодном поту. Он думал, что это крик Сану. Вырывающийся откуда-то из-за грани, зовущий его. Но там у Сану больше нет голоса, и потому то, что Бум в такие моменты скорее ощущал, чем слышал, было ещё более леденящим и пронзительным, отпечатывалось на внутренней стороне кожи и вонзалось в неё, как обломанные ногти с острыми краями, пытаясь разорвать, чтобы выбраться наружу.       Это было страшно. Словно сама смерть приходила за ним откуда-то изнутри. Потому что внутри у Бума жил его персональный ад. Но даже в этом аду он находил то, что хотелось бы осторожно извлечь на свет, завернуть в тёплую мягкую ткань и сохранить как дорогую сердцу вещь. Каждый раз, нарезая овощи, он вспоминал, как готовил для Сану, ожидая его. Как сжимал нож своей слабой рукой, как Сану до боли стискивал его запястье, забирал опасный предмет, но… Просто смотрел на него, тепло улыбаясь и гладя по щеке. Иногда ему даже нравилась стряпня Бума. Тук-тук-тук-тук — нож щёлкал по доске, с каждым днём всё быстрее, рассекая морковь, лук, мясо… И тем же ножом Бум высекал из своей памяти то, что не раз хотел отравить Сану, пока ждал его. И то, как он боялся его нарочито-ласковых прикосновений, за которыми в любой момент мог последовать удар кулаком или лезвием. А взамен этому представлял, что в какой-то параллельной вселенной Сану чаще был бы доволен его едой и не смог бы выхватить нож из окрепших от частой работы на кухне рук. Да и не хотел бы, наблюдая, как Бум ловко им пользуется. Сану бы понравилось.       Но за кулинарные курсы нужно было платить. Как и за свет и воду в доме покойного дяди. В этом случае Бум уже никак не мог принять помощь Сонбэ – и так слишком многим был тому обязан. Этот добрый и участливый человек буквально спас ему жизнь и в самом прямом смысле помог подняться на ноги. Только год назад Бум смог встать с коляски, а потом ещё долго ходил на костылях. Но – ходил. И как никогда ценил эту свою способность, хотя раньше, как и большинство людей, не придавал ей совсем никакого значения. Буму нравилось чувствовать землю под своими ногами, которые, хотя и остались на вид такими же слабыми и костлявыми, больше почти не болели. Нравилось, как ветер треплет волосы и пробегает по спине, как толкает вперёд, заставляя ускорить шаг. Поэтому, бросив наконец костыли, Бум выбрал работу почтальоном, отказавшись от машины, так как водить всё равно не умел. Он работал три дня в неделю во вторую смену. И, таким образом, выучил чуть ли не каждую улицу района, где разносил посылки и письма. Теперь это место не казалось таким ничтожно маленьким — чтобы донести до адресатов всё то, что им предназначалось, у Бума уходило от пяти до восьми и более часов, потому что он всегда ходил пешком, в хорошую погоду даже игнорируя наличие городского транспорта. А ещё он никуда не спешил, всматриваясь в каждую деталь деревьев и построек и окидывая притворно пустым и ненавязчивым взглядом прохожих. Многие знали его и здоровались. Бум улыбался своей привычной почти искренней улыбкой и здоровался в ответ. Как почтальон, многих он знал поимённо. И практически всех жителей кварталов, где регулярно бывал, узнавал в лицо. За полгода такой работы его наблюдательность всё больше развивалась, и он незаметно для себя запоминал, кто когда возвращается домой с работы или ходит с друзьями в кафе, когда выгуливают домашних животных и ложатся спать, даже в зависимости от погоды и дня недели. Порой Бум думал, что запросто смог бы стать квартирным вором, особенно учитывая своё… прошлое. Но теперь его бы вряд ли поймали. Вот только Бума не интересовало подобное. К тому же, он не хотел делать ничего плохого по отношению к этим мирно живущим людям, которые приветливо махали ему при встрече рукой, давали погладить своих питомцев и пытались угостить сладостями или припрятанной в сумке домашей едой. А ещё не жаловались, что почта иногда приходит не в рабочие часы, а поздним вечером, переходящим в ночь. И обсуждали между собой, какой Бум старательный работник, за что его фото периодически висело на стене в почтовом отделении под гордой надписью «Сотрудник месяца».       Тем не менее, Буму действительно нужно было знать, когда одна из улиц пустеет окончательно и последние светлые окна заполняются глухой темнотой. Улица, всё ещё не отмывшаяся от дурной славы, откуда многие жители съехали после злосчастных событий. Внутри у Бума холодно искрило, заставляя делать шаги почти неслышными, когда он в который раз шел в направлении оцепленного сгоревшего дома Сану. Его почему-то до сих пор не снесли. Мрачный силуэт обугленного строения смотрел через забор своими заколоченными глазницам, словно насмешливо. Снова прёшься сюда, ублюдок? Тебя точно никто не заметил? Осмотрись ещё раз на всякий случай, а то вызовут полицию. Сонбэ будет разочарован, это разобьёт ему сердце. Но пока никто не знает, милости прошу, ага. Давай, попробуй перелезть через забор. Чёртов псих.       Раньше он просто иногда смотрел на дом, по возможности издалека. Опасаясь даже быть увиденным на этой улице. Но теперь Бум осмелел и часто бродил вокруг да около, подходя достаточно близко, чтобы рассмотреть все видимые из-за забора детали. В этот вечер совсем недавно окрепшие ноги снова занесли Бума на эту улицу. В этот раз он доставил почту немного быстрее обычного, попутно заметив незнакомое имя на конверте – Пак Чёнг Мин. Наверное, кто-то новый заехал. Между прочим, в дом через несколько улиц отсюда. Простое одноэтажное здание с плоской крышей, недавно выкрашенный молочно-белой краской. Видимо, как раз из-за нового съемщика. Пока что Буму не доводилось его видеть, но все равно этот человек жил достаточно далеко отсюда, чтобы отслеживать его часы сна и бодрстования было необходимым в целях собственной безопасности. Он медленно брёл к загороженному обугленному остову, по привычке оглядываясь по сторонам. В этот раз Бум заметил то, на что не обращал внимания раньше. По дороге к злополучному месту, не дойдя каких-то несколько десятков метров, он зацепился взглядом за ветхую забытую стремянку. Она сиротливо лежала в луже грязи у ограды одного из ближайших зданий. Видимо, хозяева выехали, так и оставив это ненужное барахло валяться в яме, наполняющейся и долго не высыхающей после каждого дождя. И тут Бума посетила шальная мысль. Слишком давно его влек этот чёртов дом, выгоревший изнутри и снаружи, как и надежда забыть обо всем, что там произошло. Иногда Буму даже снилось, как он проникает в давно опустевшее здание и бродит по нему, словно призрак, скользя взглядом по слишком реалистичной для сна обугленной мебели, прикасаясь к почерневшей облупленной штукатурке и выглядывая сквозь щели в заколоченных окнах. Он чувствовал, словно ему было нужно туда. Желание повторить свою старую страшную ошибку периодически возникало в голове, как тихий навязчивый шепот. Но Бум был убеждён, что воплотить эту болезненную блажь в реальность просто невозможно. Особенно в его ситуации. Ни одному нормальному человеку не пришло бы в голову лезть в оцепленное здание, бывшее местом множества преступлений. Тем более, если он сам был их очевидцем и жертвой. И даже технически… Забор высотой два метра. И слабое, тщедушное тело Бума, который, даже оправившись и окрепнув, всё так же походил на слишком худого подростка. Но если бы он мог выгадать время, когда его точно никто не увидит, поднять эту лестницу и тихо протащить её через половину маленького квартала… Но как он перелезет обратно? Даже при лучшем раскладе, который казался фантастическим, сам он не сможет затащить лестницу за собой. Но что если только залезть повыше и хотя бы заглянуть сверху за этот забор?…       Бум осмотрелся по сторонам. Вокруг никого не было. Осторожно наклонившись, Бум попытался одной рукой поднять стремянку. И у него вышло довольно легко. Только грязь липла к рукам, а части ступенек, казалось, отсыхали. Лестница, буквально разьеденная погодой и временем, держалась на соплях, а потому и была настолько легкой. В то же время это делало её абсолютно непригодной к использованию. Для обычного человека. Стоит перенести вес на одну из ступенек — и она с огромной вероятностью проломится. Не очень бы хотелось свалиться, даже с несильно превышающей человеческий рост высоты. Но Бума эта прогнившая конструкция теоретически могла бы выдержать. Но если нет… Желательно, чтобы никто не услышал, как он будет орать, когда грохнется на землю. Ещё не хватало, чтобы его заметили за попыткой залезть на забор этого чёртова дома.       Через несколько дней дожди только усилились. Лило почти сутки напролёт, часто это сопровождалось градом и шквальным ветром. В один из таких вечеров, когда люди, опасаясь непогоды, попрятались по домам, Бум волок по улице лестницу, таща её свободный край прямо по тротуару. В лицо непрерывным потоком по косой летели капли штормового ливня вместе с ледяной крошкой, практически лишая зрения и давая надежду, что из окон так же ничего не разглядеть. Направление было одно — прямо по улице. Главное не подскользнуться и не упасть на ровном месте. Влажность дороги немного помогала тащить. Бум чувствовал, как ледяная вода стекает по спине и ногам под одеждой. Пальцы сковывал холод, и прилагаемые им физические усилия никак не согревали. Наверняка на следующий день он проснётся как минимум с простудой. Всё-таки это была плохая идея. Бросить бы проклятую лестницу прямо здесь. И в этом даже не будет ничего подозрительного. После такой бури запросто можно найти валяющиеся на земле куски оторвавшейся черепицы. Мало ли, у кого-то с крыши упала старая лестница. Но Бум был упрямым. И в данный момент ненавидел себя за это. Но продолжал медленно продвигаться в сторону бетонного забора, борясь с порывами ветра.       Он не знал, сколько прошло времени, когда оказался возле него. Оставалось только прислонить лестницу и забраться по ней наверх. Но парень остановился как вкопанный. Что он ожидает там увидеть? Малоразличимый чёрный силуэт дома в полную высоту, и ради этого он надрывался? Или призрак Сану, сидящий на крыльце, и потоки дождя, льющиеся сквозь него… Сану медленно повернёт голову, безволосые надбровные дуги поднимутся в удивлении, а засохшие комья крови вокруг рта медленно растянутся в подобии безумной улыбки. От такого зрелища Бум, конечно же, грохнется с лестницы и сломает шею… Нет. Стоп. Он уже здесь. И какой нахрен призрак? Это просто тонкая грань, которую нужно перейти. Не бояться. Как тогда, когда он впервые встал с коляски. И когда пришел устраиваться на работу, понимая, что все знают его в лицо и будут непрестанно обсуждать за спиной противным жалостливым тоном. Но гормоны паники уже начали вырабатываться, и на Бума неотвратимо накатывал сковывающий тело ужас. Чтобы окончательно не впасть в оцепенение, он до боли сжал руками гнилую древесину, позволяя металлическим скобам врезаться в кожу. И это немного отрезвило, заставляя страх отступить и продолжить действовать механически, как на автопилоте. Методично делать то, что он задумал. Как тогда, когда этого треклятого забора здесь не было и близко, и легкомысленный сталкер на глазах у всей улицы подбирал код от входной двери. Но сейчас в доме точно никого нет и точно никто не придёт… Потому и опасаться нечего.       Бум приставил лестницу к ограждению, проверяя, что она стоит ровно и почти не скользит по мокрому от дождя бетону. Взялся руками и поставил ногу на первую ступеньку, от чего та противно скрипнула. Парень на секунду зажмурился. Крепче сжимая пальцы на мокром от дождя дереве, он поставил вторую ногу на ступеньку выше. Теперь Бум завис над землёй на хлипкой конструкции, которую грозовые шквалы каждую секунду пытались опрокинуть. Если он всё сделает быстро и не дрожа при этом, как припадочный, от холода и новой волны нарастающего ужаса, вероятность того, что он свалится отсюда вместе с лестницей, будет ниже. Ещё один шаг наверх. И ещё… Через несколько мгновений голова Бума оказалась выше уровня забора, и теперь он видел дом полностью. И — никаких призраков. Уже хорошо. Но перелезть через забор, чтобы подобраться ближе, казалось абсолютно невозможным. Колени подгибались и дрожали, больно упираясь в ступеньку всё больше шатавшейся с каждым шагом наверх лестницы. Но в такой темноте толком ничего нельзя было рассмотреть, тем более, на расстоянии. Если он уже так далеко зашёл… Возможно, всё-таки есть способ забраться внутрь? Бум вспомнил, что в кармане его куртки лежит фонарик, прихваченный непонятно зачем. Он ведь не собирался выдать себя? Судорожно цепляясь за верхнюю часть забора правой рукой, парень достал его, чуть не уронив на землю, и попробовал включить. Всего на несколько секунд… Вряд ли кого-то по другую сторону улицы угораздит выглянуть в окно именно сейчас. Луч света почти затерялся в завесе дождя и осветил только верхний край забора, окружавшего здание со всех сторон. Видимо, на ограждение выделили недостаточно средств, да и строили его не для красоты, а потому явно наспех. Дальний конец забора с противоположной стороны от улицы был сверху неровный, как будто его оплавило или банально не хватило материала. Бум присмотрелся. Внезапная вспышка молнии, гораздо ярче его карманного фонаря, осветила концы арматуры, торчащие из бетона именно в том месте. И тут дерево под ногами Бума треснуло. Он отшатнулся и едва успел переставить левую ногу на ступеньку ниже, как вся конструкция боком поползла вниз по стене. В следующую секунду правое плечо и левая бедренная кость, на которую приземлилась лестница, вспыхнули болью. Бум сдавленно вскрикнул, закусив нижнюю губу до крови... Чего и следовало ожидать. Но зато он нашёл то, что ему было нужно. Всё благодаря спешке и халатности строителей. Тронув левой ладонью ноющее плечо, он попытался встать. Боль сильно тянула в левую ногу. Но идти было можно. И желательно быстрее свалить отсюда, пока кто-нибудь не заметил его в таком виде. Как он будет объяснять, что делал здесь ночью, с ног до головы измазанный в грязи, с ободранными в кровь руками?       Благо, идти было не очень далеко. Дома Бум сбросил грязную куртку прямо на пол рядом с промокшими насквозь ботинками, поплелся прямо в спальню, свалился, как есть, на кровать и тут же заснул.       Буму снилось, что он видит себя спящим. Словно со стороны. Как будто он сидел в углу комнаты и смотрел на кровать, а там лежало его тело в мокрой до нитки одежде, отчего одеяло просачивалось водой, распространяя запах сырости и застарелой спермы. Тело Бума лежало неподвижно, но воздух в комнате казался словно живым и едва заметно колебался, меняя плотность. В окно всё также бил дождь, но что-то звучало поверх этого шума. Шлёп, шлёп, шлёп… Как будто кто-то ступал по полу босиком. Шаги приближались к неплотно закрытой двери. Затем воздух словно изогнулся, медленно потянув дверь за ручку. За порогом было что-то тёмное, медленно приобретающее очертания человеческого силуэта. Это нечто пришло за Бумом, но его безвольно лежащее на кровати тело не сдвинулось и на миллиметр. Очередная вспышка молнии осветила то, что стояло в дверном проёме. Оно было похоже на высокого человека со странными, слегка удлинёнными руками. Но самым страшным было его лицо. То самое лицо, которое Бум представлял перед тем, как решиться подняться на забор. Это был Сану. Белёсая кожа, испещрённая шрамами, растянулась в нечеловеческой гримасе. Безгубый рот, казалось, медленно произносил имя Бума, но голос призрака заглушил раскат грома, переходящий в нестерпимый писк, давящий в ушные перепонки. От этого Бум и проснулся.       Рука привычно хлопнула по кнопке будильника. Голова раскалывалась, и нестерпимо резало в горле. Он уже привык к подобным кошмарам. Болезненное состояние было куда неприятнее. За окном плыл серый туман, воздух наполняли мельчайшие капли мороси. Электронные часы возле кровати показывали 7:15. Через 40 минут нужно было быть в ресторане «Аоки», где два раза в неделю проходил кулинарный курс, длившийся по целому дню. Ресторан был назван по фамилии семьи владельцев, приехавших когда-то из Японии.       Мобильный телефон лежал на краю тумбочки рядом с часами. Прошлым вечером Бум предусмотрительно не взял его с собой — такой дождь был бы равносилен для техники падению в ванну. Нашарив телефон плохо слушающимися пальцами, Бум набрал шефа. После седьмого гудка парень подумал, что придётся заставить себя не спать дальше ещё хотя бы полчаса, чтобы вызвонить Хэ Вона. Но на экране наконец-то высветились секунды идущего звонка.       — Д-доброе утро, шеф… П-простите…       — Что у тебя стряслось? — ответил грубоватый низкий голос.       Бум вздрогнул. На секунду показалось, что шеф каким-то образом мог узнать, чем он накануне занимался.       — Я… я заболел. Не смогу сегодня прийти.       Хэ Вон недовольно цыкнул.       — Тогда сиди дома, лечись и нос на улицу не высовывай. А то с твоим лошадиным здоровьем ещё совсем сляжешь. Выздоравливай. Бывай.       Из трубки раздались короткие гудки. Бум с облегчением вздохнул.       Первым делом надо было стащить наконец-то с себя вчерашние мокрые тряпки и залезть в тёплую ванну. Что он и сделал, отмечая, что плечо и тазовая косточка болят немного меньше, чем прошлым вечером. Но голова кружилась, свидетельствуя о температуре и напоминая о том, что Бум не ел со вчерашнего обеда.       Холодильник был пустой, поэтому высунуть из дома нос в любом случае пришлось бы. Обтеревшись полотенцем, натянув на себя сухую одежду и прихватив зонт, Бум вышел в слякотное утро, ёжась и нервно оглядываясь по сторонам. Сейчас почему-то не хотелось пересекаться ни с кем знакомым — настроения проявлять напускную вежливость, а тем более останавливаться для светской беседы ни о чём совершенно не было. Благо, по пути в ближайший супермаркет никто не встретился. Бум купил замороженную пиццу и большой моток чёрной бечёвки, какой обычно связывают стопки газет на выброс. Вернувшись домой и перекусив нехитрой едой, Бум принялся за то, что запланировал прошлой ночью. Из бечёвки он мастерил примитивную верёвочную лестницу, даже без деревянных перекладин, которых у него не было. Да они и не понадобятся. А вот сантиметровая лента-рулетка, найденная когда-то в принадлежавшей дяде коробке с инструментами, очень даже пригодилась.       Сначала отрезать шесть кусков бечёвки по два метра, собрать вместе по три нитки, закрепить с одной стороны узлами. С другой сделать по маленькой крепкой петле. Это была основа лестницы. Ступеньки, каждая из которых также состояла из трёх ниток, привязывались к двум длинным жгутам. Слабость от простуды делала все движения Бума медленнее, но через пару часов лестница была готова. Такую будет очень просто носить с собой, она занимает мало места и практически ничего не весит. За петли её можно будет цеплять на арматуру. Оставался вопрос, как до этой арматуры достать без риска снова свалиться. Нужно что-то длинное… На этот случай у него была раскладная трость, которой бум пользовался одно время после того, как бросил костыли. Но узкий её конец был прямым и мало подходил для задуманного. Поэтому ближе к середине дня, когда окончательно перестало моросить, Бум сделал ещё одну вылазку — в антикварный магазин. Там он раздобыл небольшой металлический крюк с ажурной медной основой, за которую его, вероятно, крепили к стене. Скорее всего, это был просто крючок для кухонного полотенца, только старый. От основы крюк пришлось отпилить, на что у Бума ушло больше часа возни со старым напильником. В итоге он получил тонкую загнутую металлическую загогулину, которой было бы удобно подцеплять веревочную лестницу и вешать ее на арматуру. Если только приделать эту самую загогулину к концу трости. Для этого понадобились плоскогубцы из набора инструментов покойного дяди. Более ровную часть крюка нужно было ими изогнуть и зажать вокруг конца трости так, чтобы она плотно держалась. Бум боялся, как бы старое железо под давлением плоскогубцев просто не сломалось. Но металл поддавался, медленно принимая нужную форму, пока Бум пыхтел и потел, а его рука, сжимающая плоскогубцы, от напряжения наливалась болью. Наконец-то крюк удалось приладить к нижнему концу трости. Держался он плотно, и резиновая прокладка на конце, которая была чуть шире самой палки, не давала ему спадать. Растирая затёкшие и слегка подрагивающие ладони, Бум поморщился, а затем удовлетворенно осмотрел получившийся комплект. Теперь он сможет незаметно забраться в дом, где когда-то жил Сану. По телу прошлась адреналиновая дрожь, заставляя закусить нижнюю губу. Это явно стоило пропущенного дня кулинарного курса... И тут Бум вспомнил про забытую вчера деревянную лестницу. Вот же чёрт!       Пытаясь скоротать время за просмотром дурацких видео, время от времени вставая и нервно наматывая круги по комнате, Бум наконец дождался темноты. К вечеру температура поднялась, и его знобило. Поэтому парень накинул поверх толстовки ещё и куртку, хотя она до сих пор была немного влажной. В этот вечер дождь был почти таким же сильным, как и в прошлый, но хотя бы без ветра. Ступая по лужам в непросохшей со вчера обуви — терять уже всё равно было нечего — Бум старался как можно скорее дойти до нужного места. По дороге он вспоминал, где именно осталась лестница.       Когда Бум пришёл на место, его ждала неожиданность. На предполагаемом месте её не оказалось. Он подумал, что плохо видит из-за темени и дождя и подсветил фонариком. Но это не дало толку. Медленно начиная паниковать, парень обошёл дом со всех сторон, в том числе и с противоположной к улице стороны, проходя между бетонным ограждением и соседским забором, где сверху торчали замеченные накануне острые концы арматуры. Но под ногами он видел только размокшую землю, всё больше походящую на болото, в котором беспомощно вязли его дрожащие ноги. Лестницы нигде не было.