Танец продолжается

«В сто сорок втором году после Кровавого века мир изменился навсегда — несмотря на то, что вестеросцы до сих пор отказываются это признавать и с завидным упорством натягивают все новые шоры на глаза. Но для того, чтобы понять, как начались Морские, они же Мировые войны, положившие конец старовековью, нельзя не признать очевиднейшую вещь: именно в Эссосе творится история. Здесь, а не за Узким морем. Несмотря на то, что драконы продолжали танцевать в небе и играть ключевую роль в последующие годы и десятилетия, именно тогда и именно там были совершены самые судьбоносные вещи, друг мой. И это удручает. И я говорю это не как прямой потомок одного из вершителей, сыгравших ведущую роль в наступлении новой эпохи. Я говорю это как друг и наставник. Иногда я задаюсь вопросом: что было бы, перенесись мои ученики назад во времени, окажись они в те годы в старых Спорных землях с мечами и щитами в руках, в рядах тех самых наемников… Были бы они счастливы — или все же нет? Я знаю, что они очень любят спорить и рассуждать про «а что, если бы…» Да, мой друг. Я прекрасно понимаю, что ты мне ответишь. Хастуро Невыразимый — совсем не тот человек, о котором ты хочешь говорить. Хоть ты и сам не можешь не признавать его военных заслуг, командир легендарного «отряда Козла» по сей день остается крайне противоречивой фигурой. И я, положа руку на сердце, могу сказать, что он имеет все шансы остаться таким навсегда. Да и мой собственный предок тоже считается личностью весьма неоднозначной, пусть и не настолько. Возможно, ты скажешь о том, что в Пламенный век были намного более славные битвы, которые и сегодня привлекают множество юных взоров, горящих огнем и жаждой славы. Но я своего мнения не изменю. Именно эти два события — битва у Черных Столпов и битва при Монфорто — помогли солнцу нового века подняться над пылью и пеплом, что оставил Рок. Множество людей, погибших в этих битвах, даже не подозревали, в чем они участвовали. Это не помешало им изменить мир навсегда. Они перевернули весь Эссос. И нам остается только идти по следам гигантов, друг мой. И я ни капельки об этом не жалею…» (из письма Леонардо Скаллы одному из своих пэров, переведено с мирийского диалекта валирийского языка, датировано примерно 326 годом по вестеросскому календарю) *** Капитан Ролло Лурио, Шестая луна 140 года от З.Э, примерно в дне пути к западу от Калеоса, владения Пентоса За несколько дней пути Ролло окончательно поверил в то, что конь его люто ненавидит. Он не знал, за что. Капитан кормил своенравного зверя всем, чем только мог — не зная, что именно любит этот конь — но все равно жалкое подобие мула по-прежнему брыкалось при каждом удобном случае. Если бы Ролло знал об этом раньше, он предпочел бы идти пешком. Но он не знал. И поплатился за это собственной задницей — в буквальном смысле. Боги милосердные, все его тело сейчас болело, но именно зад болел сильнее всего. И виноват в этом был, разумеется, конь. Черный демон с гривой и копытами, на котором он имел несчастье ехать, постоянно пытался скинуть его наземь и еще наступить сверху, чтобы уж точно шею сломать. — Не знаю, чем ты так осерчал на род людской… — цедил он сквозь зубы, пытаясь хоть как-то заставить скакуна слушаться его. — Пентошийцы что, угрожали в рабство тебя продать? — Капитан, теперь я, кажется, понимаю, почему этого жеребца держали отдельно от остальных — и почему не стали забирать, когда бежали… — Вот спасибо тебе Альдо, и как я сам об этом не догадался? — саркастично отозвался Ролло. В десятый раз. Или в двадцатый. Его товарищ нашел в себе достаточно благоразумия, чтобы замолчать. Тем более, ему, в отличие от капитана, повезло найти кобылку, которая была воплощением кротости и послушания. — Ненавижу этого коня. Ненавижу эту землю… Он с самого начала не верил в то, что поход на восток будет легким. В конце концов, зима уже вступила в свои права. Пусть в этих краях зимы были куда мягче, чем в Браавосе, она все равно оставалась самым холодным и неприятным временем года. И даже он, капитан Ролло Лурио, не ожидавший ничего хорошего, нашел, чем неприятно удивиться. Потому что здешние ночи оказались просто невероятно холодными — такими же холодными, как где-нибудь в море, где их мотали во все стороны зимние штормы. Но при этом недостаточно холодными для того, чтобы морозец сковал льдом осеннюю грязь. Как только наступало утро и солнце отогревало берега Аргоса, наступала слякоть. И если ночью его люди дрожали от холода, тщетно пытаясь согреться в своих палатках, то днем на марше их окутывали тучи мух и комаров — совсем как летом. И не было за все время пути ни одного утра, когда на них не налетал бы этот противный гнус, жаждущий высосать из них остатки оптимизма вместе с кровью. И вдобавок, быстрый марш в любую погоду, даже такую холодную, не мог не привести к тому, что к полудню все они потели, как свиньи. Погода в долине Аргоса была самую малость лучше, чем невыносимой — ровно настолько лучше, чтобы не убить тебя, но сделать твою жизнь совершенно несносной. — Последние фермы, которые мы прошли, выглядели так, словно их бросили буквально за несколько часов до нашего появления. — Что с пищей? — Нашли тайник, где они спрятали пару мешков с зерном. И все. Ролло неопределенно хмыкнул. В последнее время все разведчики докладывали примерно то же самое. Капитан не знал, кто именно ввел Морского владыку в заблуждение, уверив его в том, что пентошийцы с нетерпением ждут освободителей. И выбегут им навстречу с улыбками на лицах и щедрыми дарами в руках. Кем бы ни был этот человек, он был либо глупцом, либо изменником. Пентошийские крестьяне и вообще все жители окрестностей Аргилона разбегались прочь, не дожидаясь их прихода и забирая с собой все, что могли унести. Грузили на телеги запасы провизии, прихватывали скотину и птицу — и удирали, сверкая пятками. — Люди недовольны, капитан. — Правда? Чем же? — все с тем же сарказмом спросил Ролло. — Ну, тем, что местные бегут. Нам обещали… Обещали совсем другое. Молодые брави верили, что мы несем рабам свободу, а честным труженикам — освобождение от гнета жадных богачей-рабистов… И они уже убедились в том, что в этой части владений Пентоса рабов были считанные единицы. Тех, кого они нашли в Аргилоне, можно было пересчитать по пальцам — даже тому, у кого их не хватало. — Должно быть, они вывезли их в Калеос… Ну, в тот самый город, который мы идем освобождать… Он не стал уточнять, что «освобождать» Калеос они будут в основном от его запасов. — Наверное, так оно и есть, капитан… — собеседник был не слишком убежден. И если бы только он… С каждым днем все больше солдат понимали, что они ввязались совсем не в ту войну, которую им обещали. Пентошийцы, живущие в Аргилоне и других освобожденных городах, не производили впечатление развращенных богачей, живущих в золотых дворцах и поклоняющихся придуманному ими Богу рабства. Тем не менее, они оставались их врагами. А он, Ролло Лурио, поклялся своим мечом и своей честью сражаться за Браавос и Морского владыку. И он будет сражаться до конца. — Мы, по крайней мере, миновали Черное ущелье, капитан. — Да, Альдо. Я, если честно, был готов к тому, что пентошийцы устроят там засаду. Это же идеальное место, где маленький отряд может задержать целую армию на сутки или даже больше… — Пока наши арбалетчики не займут позиции на высотах и не расстреляют их, капитан. — А я и не утверждаю, что это позволило бы им победить. Я говорю о том, что это было лучшее место для обороны против численно и качественно превосходящего войска. Я не думаю, что рабисты в Калеосе могли набрать достаточно ополченцев. — Не могли, капитан. — Если наши карты не врут, до Калеоса уже рукой подать. Сегодня мы минуем Черные Столпы — и увидим стены города. — Какие Черные Столпы, капитан? — Древний храм, который строили еще драконопоклонники строили — в честь самого мерзкого из своих божеств. Огромный черный жуткий храм. А потом случился Рок, местные его забросили — и он сгорел и обвалился во время грозы еще в Кровавый век. Все ценное оттуда давно разворовали, только колонны остались — они слишком тяжелые, чтобы их унести. И вдобавок валирийцы, говорят, заставили своих рабов сделать по-настоящему глубокий и крепкий фундамент. Только колонны до нашего времени и дожили. Отсюда и название. По крайней мере, мне так рассказывали. — Не нравится мне это место, капитан… Но я все равно рад, что мы добрались сюда. Скоро нам уже не нужно будет затягивать пояса. Запасы, которые мы взяли с собой, подходят к концу, а часть того, что осталось, приходит в негодность… Хорошо еще вода в реке есть. Ролло ограничился тем, что отвел взгляд. Все они знали, куда едут, зачем и как много времени займет путь, но разговоры о том, что их собственных припасов почти не осталось, старательно избегались. Хотя каждый, кто об этом задумывался, прекрасно понимал, в какую авантюру они ввязались. Они должны были взять Калеос любой ценой. Без этого они не смогли бы вернуться. Благодаря Аргосу у них не было проблем с питьевой водой. Хотя офицерам, конечно, приходилось удерживать своих вояк от того, чтобы купаться и стирать в реке свои засаленные подштанники, тем самым лишая чистой воды тех, кто шел следом ниже по течению. — Надеюсь, мы скоро будем уже в… О, МИЛОСЕРДНЫЕ БОГИ! Кому-то такое восклицание могло показаться неуместным — пока он сам не видел причины подобной реакции. Черные Столпы наконец-то предстали их взорам. Карты и разведчики не врали — это и в самом деле были руины. Огромные до нелепости, но все равно руины. Несмотря на разрушения последних веков, уцелевшие колонны напоминали браавосийцам клыки какого-то древнего чудовища. А изрезавшие холм гигантские лестницы из черного мрамора казались совсем почти нетронутыми, словно строители завершили свою работу буквально накануне. — Боги, ну зачем? Зачем они вообще это соорудили? Эти лестницы… Какой человек вообще сможет подняться по таким ступеням? — Они построены не для людей… Они созданы для драконов, — ответил Ролло, глядя на одинаковые статуи с отломленными головами, окружавшие холм. — Это… Он не договорил. Именно в этот момент со стороны разрушенной реликвии эпохи драконопоклонников в их сторону направились две колонны всадников. — Капитан? Что делать будем? — Они едут под мирным знаменем. Это переговорщики, — медленно ответил он. Знамя было легко узнать — пусть они и выглядели странно, мягко говоря. Кто-то словно спрял нити из чистого золота и серебра, а потом сплел из них подобие конской гривы. Но это все равно был символ мира, признаваемый всеми народами Эссоса. И когда утренний туман немного рассеялся, они разглядели еще не меньше сотни конников на вершине ближайшего холма — живое напоминание тому, что нарушать старинные обычаи не стоит, если, конечно, авангард войска Браавоса хочет увидеть еще один рассвет. — Капитан! Вы что? Это же дотракийцы! — гневно зашептал один из его помощников. — Я не думаю, что нам стоит… — Закрой рот! Они переговоров хотят — будут им переговоры! — почти прорычал он в ответ. Но меньше чем через пять ударов сердца Ролло понял, что его подчиненный, возможно, был прав. Потому что на древко мирного знамени был насажен козий череп. И первые слова переговорщика ничуть его не успокоили — скорее наоборот. — Приветствую глубокоуважаемых водных плясунов из славного города Браавоса. Я имею честь быть По Синим, скромным посланником отряда Козла. Я уполномочен говорить с вами от имени моего господина Хастуро, генерал-капитана нашего отряда, поэтому смиренно прошу доблестных воинов Браавоса позволить мне встретиться с генералом Вителло Сискаром. Первой его мыслью, полыхнувшей в голове подобно молнии, было: «Боги, откуда этот дикарь узнал имя генерала, если мы сами впервые узнали о том, кто нами командует, только в день отъезда из Аргилона?» *** Генерал Вителло Сискар, Шестая луна 140 года от З.Э, примерно в дне пути к западу от Калеоса, владения Пентоса Вителло Сискар считал себя человеком, который везде побывал и все повидал за свою не самую долгую жизнь. В свои сорок с небольшим он бывал в Браавосе лишь четыре раза — и то лишь ради того, чтобы отметить день своего рождения с друзьями. Остальное время он провел в далеких и долгих путешествиях. Такой образ жизни никак не мог способствовать его политической карьере — многие торговые дома открыто заявляли, что видят в нем больше чужестранца, чем соотечественника. Разумеется, это была полная чушь. Да, Вителло проводил все свое время в странствиях, добираясь до самого Кварта, а то и дальше, но он родился браавосийцем — и браавосийцем же умрет. Но за годы путешествий он ни разу не встречал дотракийцев, которые выглядели и вели себя так, как этот, называвший себя «По Синим». Прежде всего, этот человек действительно был одет с головы до пят в ярко-синюю одежду. На первый взгляд, в этом не было ничего странного. Особенно в такую погоду. Несмотря на то, что многие жители Вольных городов представляли себе дотракийцев, как дикарей в кожаных штанах и с голым торсом, на самом деле они одевались хоть и просто (порой их наряды представляли собой едва выделанные шкуры), но в то же время практично. Наряд этого «посланника» был каким угодно, но только не практичным. Дотракиец был облачен в длинный халат не то итийского, не то лэнгийского кроя, тонкий и так изящно сшитый, что его внешняя сторона казалась абсолютно гладкой, словно цельный кусок шелка. Уже это могло заставить человека ущипнуть себя с мыслями о том, что же ему снится такое. Но эта причуда оказалась далеко не единственной. Синий халат был перепоясан широким ярко-желтым кушаком — тоже шелковым — а ноги этого человека были обуты в роскошные сапоги, отороченные черным мехом. Сапоги были начищены так, что отражали свет утреннего солнца. Вителло подумал о том, что, пожалуй, не каждый пентошийский магистр мог позволить себе такую роскошную обувь. Но ее носил какой-то дотракийский варвар… Генерал выкинул из головы неуместные вопросы. Наверное, этот дотракиец тоже много путешествовал вместе со своим отрядом, вот и перенял итийские манеры. И моду, наверное, тоже. Да, наверняка этот человек оказался оторван от своих сородичей и своих корней еще ребенком — и не успел впитать варварскую натуру своего народа. Это многое объясняло — в том числе и то, с какой естественностью наемник-варвар держал в руках тончайшую чашу итийского фарфора, из которой пил кобылье молоко. Допив, По Синий отставил посуду и начал: — Как я уже сказал, генерал, я пришел, чтобы стать голосом моего генерал-капитана Хастуро… — …Невыразимого, — закончил за него Вителло твердым, как он надеялся, голосом. Он хорошо знал, о ком идет речь, деяния этого чудовища в людском обличье, были хорошо известны по всему свету, от Браавоса до Нефритовых Врат. Дотракиец пожал плечами. — У него много имен, есть и такое, — посланник аккуратно вытер свои длинные усы, смазанные ароматно пахнущим маслом. — Но не все они заслуженные. — В этом я не могу с вами согласиться… — действительно, если уж даже триархи Волантиса считали, что он «слишком уж перегибает палку», вытворяя с рабами и пленниками совершенные непотребства, значит, этот человек заслуживал быть разорванным на куски и скормленным акулам — и то только потому, что трудно было придумать более суровую казнь. — В таком случае, я не стану настаивать на своей точке зрения и попробую принять твою, — улыбнулся По. И эта улыбка… Честно говоря, она тревожила куда больше любых угроз. Потому что дотракийцы не должны были выглядеть и вести себя так. Значит, либо варвар слишком хорошо притворялся, либо… Он не мог придумать второго варианта, как ни старался. — Генерал-капитан Хастуро глубоко сожалеет о том, что твое войско страдает от нехватки пропитания — и еще больше сожалеет о том, что не может помочь твоим людям избавиться от этой беды. Ведь он уже принял просьбу принца Пентоса защитить эту землю и тех, кто на ней живет. Поэтому он смиренно просит тебя прекратить всякое беспричинное насилие против законных хозяев этих земель и вернуться в Аргилон, который его защищать никто не нанимал. Ни единой угрозы, ни единого оскорбления, ни единого признака враждебности. Только жутко-искренняя улыбка, на которую было неудобно смотреть. — Боюсь, что это невозможно, — Вителло понимал, что это действительно невозможно чисто физически — если он сейчас решит отступить, его солдаты начнут голодать задолго до того, как достигнут побережья. Пища, которая была так им необходима, находилась в амбарах Калеоса. — Генерал-капитан Хастуро понимает причину твоего отказа, генерал, поэтому он поручил мне передать твоей армии запас провизии на семь дней. Поклянись повернуть назад именем тех, в кого веришь — и он станет твоим. Предложение… Оно было заманчивым, да. Совсем как сделка с каким-нибудь злым духом из старой сказки. Оно ведь и должно быть заманчивым, правильно? — При всем моем уважении, я вынужден вам отказать, — переговорщик уже совершил свою главную ошибку, предложив слишком много — и тем самым подтвердив, что в Калеосе более чем достаточно запасов зерна и другой провизии. Иначе как они решились бы предложить им такой щедрый выкуп? Вряд ли кто-нибудь решился отдать все до последнего зернышка. — Генерал-капитан Хастуро очень просит вас всех отказаться от ваших намерений. — А я снова вынужден вам отказать. По Синий не прекращал улыбаться. — Могу я от имени генерал-капитана Хастуро спросить, что он может сделать, чтобы заставить тебя передумать? — Он может освободить всех рабов этой земли, передать под мою опеку Калеос и прочие города вместе с их жителями и содержимым их зернохранилищ. Также ему придется прекратить всякую помощь Пентосу в этой войне. Мы не станем нанимать себе на службу человека с такой дурной репутацией, поэтому Невыразимому и его отряду придется вернуться домой… Но в качестве возмещения потерь от сорванного, контракта, мы, пожалуй, закроем глаза на то, что он немного пограбит владения Пентоса по пути к своему дому. — К моему безмерному сожалению, я вынужден сказать, что генерал-капитан не примет твоего предложения, генерал из Браавоса. И мне еще прискорбнее осознавать, что ты готов пролить так много крови ради своего упрямства. — Это очень прискорбно… для вас, — заявил Вителло уже другим тоном. — Мне известно, что большая часть вашего отряда составляет конница, а местность здесь очень неровная и обрывистая — к вашему сожалению. Я пойду дальше и возьму Калеос. Если вы окажетесь на моем пути, я вас раздавлю. — Если ты и в самом деле решишься дать бой отряду Козла, генерал Сискар, — дотракиец не переставал улыбаться, — ты умрешь, истекая кровью и визжа, подобно свинье, на алтаре Черных Столпов. А рядом с тобой будут кричать и умирать тысячи твоих воинов. А тех немногих, кто выживет, выставят перед ликующими пентошийцами, жаждущими вашей крови. А потом продадут в рабство заезжим кхаласарам… Если, конечно, генерал-капитан не решит отправить самых стойких и сильных на смерть в бойцовые ямы Миэрина. Вителло почувствовал, как холодеет его сердце. Наконец-то этот дотракиец показал перед ним свое истинное нутро. Неестественно цивилизованная речь была лишь ширмой, за которой скрывалась кровожадная нечеловеческая тварь. И каждый член наемного отряда, где он служил, был точно таким же чудовищем, насильником и изувером. И только самое страшное чудовище среди них могло держать эту стаю в узде, сделав из них какое-то подобие войска. — Возвращайся к Невыразимому, По из отряда Козла. Нам больше нечего друг другу сказать. *** Сир Ричард Лидден, Шестая луна 140 года от З.Э, окраины Королевского леса, где-то к юго-востоку от Королевской гавани — Вот сейчас мне точно нужно выпить, Григор. И то, что его друг и напарник в этот раз не стал с ним спорить, говоря, что вином делу не помочь, стало еще одним подтверждением того, что они сейчас видели нечто по-настоящему ужасное. Ведь если он хотел забыть такие вещи, выпивка действительно помогала в этом деле. — Ты же и раньше видел мертвых, правильно? — Но не таких… — Ричард отвернулся. — И я всегда ненавидел смотреть на мертвечину, особенно… Казалось бы, ну что в этом такого? Он боялся крови? Нет, он мог смотреть нее и вдыхать этот запах — и даже бровью не повести. Но это… Это была не «просто» кровь. Это было царствие Неведомого на земле — и вороны, похоже, успели хорошо попировать здесь еще задолго до того, как какой-то крестьянин наткнулся на это место и сообщил об этом куда следует. Ричард Лидден больше не мог смотреть на эту бойню. — Думаю, тебе не стоит наблюдать за местами сражений… — Хватит с меня уже сражений, — тут же отмахнулся он. И не только потому, что всю последнюю войну он провел, фигурально выражаясь, изучая днища винных бочек в Глубокой Норе. Красные об этом прекрасно знали, поэтому и оставили его в замке. Поэтому он и был до сих пор жив. — И я не устаю благодарить Богов за то, что они смилостивились и одарили нас годами мира. Я еще могу как-то терпеть вонь столичных улиц, но это… Григор, это куда хуже. — Хорошего в смерти в любом случае мало — если только человек не умирает в своей постели в окружении близких, — размышлял вслух великан из Западных земель, весьма правдоподобно подражая мейстерскому тону. — Я не могу найти ничего хорошего в том, чтобы быть загрызенным лесными хищниками. — Я не думаю, что на корм воронам их отправили звери… Если только они не пришли к уже мертвым телам, — спокойно заявил Григор, пока Ричард старался, как мог, держаться подальше от места событий, опираясь на одно из деревьев на краю поляны. — Что? Почему? — Этот… Этот человек при жизни носил кольца — на двух пальцах остались следы. Пальцы уцелели, а колец почему-то нет. Либо вороны сняли их клювами, не поцарапав плоти, либо это сделал человек. — Может, кто-то нашел их раньше того лесоруба, вот и… — ему очень не хотелось приближаться к месту бойни, чтобы рассмотреть все повнимательнее. Не хватало еще в очередной раз опозориться, наблевав на бренные останки несчастных. — Сомневаюсь. А вторую жертву долго били чем-то тупым перед тем, как бросить здесь, — ответил Григор. — Какой зверь так поступит? Я не утверждаю, что заслуживаю хотя бы пару звеньев мейстерской цепи, но такое кажется подозрительным даже мне. Ради чего эти люди оказались здесь, вдали от всех дорог и троп в Королевском лесу, но при этом совсем близко к берегу Черноводной. И, главное, кто и зачем лишил их жизни? Ричард задумался — тем более, что это помогло ему отвлечься от куда более неприятных вещей. — Все могло быть примерно так. Убийцы прибыли с утренним приливом вместе со своими жертвами, затем избили их, ограбили и убили, уйдя с вечерним приливом. А место это выбрали как раз затем, что здесь никто не найдет тела — кроме редких контрабандистов здесь вообще никого не бывает. Звучало все не очень убедительно — Ричард это понял даже раньше, чем договорил. Потому что это место отнюдь не было безлюдным. Множество людей, как знатных, так и не очень, постоянно пересекали Черноводную и углублялись в Королевский лес. И нередко забредали куда дальше, чем неизвестные убийцы бросили своих жертв. Но охотники выходили на промысел только весной, летом и осенью. Зимой их не было. Да, зимой Королевский лес принадлежал зверям, а когда землю укутывал снежный саван, здесь становилось тихо, как в могиле. И для того, чтобы скрыть следы своих преступлений — в данном случае, два мертвых тела — эта могила подходила если не идеально, то почти. — Я не имею ни малейшего представления о том, кто эти люди, — Григор сказал это так, словно увиденное ими казалось ему совершенно нормальным. А Ричард до сих пор не мог понять, как его друга до сих пор не стошнило. — Вот этот нарисовал на своей руке какой-то знак при помощи иглы и тирошийской краски. Но, насколько я знаю, многие моряки так делают. — В Блошином Конце таких полно, — согласился с ним бывший кастелян бывшего родового замка Лидденов. — Чем больше тирошийских купцов к нам заезжает, тем дешевле становятся их краски и тем больше людей выкалывают такие вещи на своей коже. Сотни… — Тысячи, — поправил его Григор. — Тысячи подозреваемых, да. Целая армия тех, кого мы ни за что не успеем опросить, да если бы и успели… Не факт, что это поможет. Григор посмотрел на него с легким недоумением и Ричард фыркнул. — Ты не стал спорить, когда я сказал, что убийцы ушли с вечерним приливом. Сейчас они могут быть на той стороне Узкого моря. — А вот это уже не обязательно, — вдруг возразил Клиган. — Это все равно, что пытаться дважды пересчитать куриные яйца. В последнее время погода в море просто ужасная. Вряд ли они смогли доползти куда-то дальше Драконьего Камня. «Что Эссос, что Драконий Камень… Велика ли разница для таких людей, как мы?» Не похоже, что они могли позволить себе преследовать убийц в Вольных городах, если бы те решили скрыться там. — Денег при них тоже не нашли, я правильно понял? — Да, тут нам не повезло. Кто бы ни убил этих двоих, они обобрали их до нитки и не оставили нам ничего, что могло бы вывести на след… — Что ж, остается надеяться на то, что в Королевской Гавани у покойных найдутся друзья, которые тоже захотят найти виновников их гибели и расскажут нам то, о чем мы пока не знаем… *** Капитан Ролло Лурио, Шестая луна 140 года от З.Э, примерно в одном дне пути от Калеоса, владения Пентоса Сигнал к маршу прозвучал за час до рассвета и Ролло не без удовольствия отправился в путь пешком, вместе с другими солдатами Республики. Да-да, он все-таки бросил своенравного жеребца, который так и не оставил своих попыток скинуть его со спины и растоптать. Нет уж, пусть с ним мучается кто-нибудь другой. Скатертью дорога, с глаз долой. Никто не говорит, что он хорошо выспался и ночь была спокойной. Солдатам приказали усилить вахту и они поочередно вглядывались в темноту, сжимая в руках копья, мечи и арбалеты и ожидая нападения, которого так и не случилось. А могло бы случиться. Они знали, что многократно превосходят противника числом. И враг тоже это знал. Единственным шансом отряда Козла на победу было напасть на них ночью и перебить всех во сне. Тем более, что Невыразимый и его головорезы проделывали это едва ли не везде, где воевали — подбирались к ничего не ожидавшему противнику как можно незаметнее и резали его раньше, чем он успевал спохватиться и дотянуться до меча. По крайней мере, так гласили слухи. Но в этот раз «козлы» почему-то не стали так делать. Наверное, они сами только что прибыли к Калеосу и теперь старались хоть немного восстановить силы после марша и перед боем. Все это было уже неважно. Враг в любом случае был обречен. Они возьмут Черные Столпы — а вместе с ними падет и Калеос. — ЗА ТИТАНА! — взревело хором шесть тысяч глоток. Или больше. Ответом им с вершины холма, который уже начинало освещать восходящее солнце, была полная тишина. Хотя отряд Козла точно был там — они заметили четыре группы лучников, занявших позиции для стрельбы на постаментах с остатками скульптур и какими-то древними валирийскими алтарями. И да, Ролло прекрасно осознавал, что эти стрелки нанесут его соратникам некоторые потери, поскольку арбалетчики опять не стали брать павезы — совсем как тогда, на побережье — ограничившись легкими щитами, которые, вдобавок, имелись не у всех. Такие годились только для ближнего боя и никак не могли прикрыть от залпового обстрела. С другой стороны… Сколько у них вообще стрелков? От силы сотни четыре. И этот холм был полон мест, за которыми можно было укрыться по пути на вершину. А когда они доберутся до врага, ему останется только драться или бежать — по тем же неровным склонам, которые были друзьями пехоте, но злейшими врагами коннице. Кстати, о коннице. О ней вообще стоило забыть — как им, так и «козлам». И то, что Невыразимый додумался тащить сюда одних всадников, стало еще одним доказательством того, что его люди умели только налетать и разорять, но никак не сражаться лицом к лицу с настоящей армией. Конечно, у них был мощный отряд конных лучников… Но что они могли изменить? Они ведь пришли на то же самое поле боя, где любой всадник вынужден был либо спешиться, либо упасть из седла и свернуть себе шею! Несмотря на то, что Хастуро Невыразимый для кого-то был живой легендой, а для кого-то полным чудовищем — им рассказали, какие условия он предложил генералу — когда дело доходило до войны, чудовище обречено было пасть перед людским разумом и доблестью. — Соблюдайте осторожность, не лезьте вперед, — напутствовал он своих людей. — Нет нужды в самоубийственных атаках, там как раз достаточно места для того, чтобы развернуть боевой порядок… Так что нечего воплощать в жизнь то, о чем вы все хвастаетесь друг перед другом после двух кружек! — В смысле — после двух? Ролло многозначительно улыбнулся одним уголком рта. — Я лично знаю нескольких, кто не может удержать язык за зубами после двух кружек… Имен называть не буду, не просите! — Кошмар какой-то, капитан… Поверить не могу, что человек может настолько не уметь пить… За такими вот разговорами они коротали время и улучшали настроение в дороге. У него не было времени любоваться окрестностями, но при виде марширующей навстречу битве армии он чувствовал, как в его груди поднимается гордость. Все другие Вольные города — само это слово казалось насмешкой — смотрели на Браавос с презрением, когда они сражались на суше, но почему-то ни Пентос, ни Мир, ни кто-либо еще не мог позволить себе собрать шесть тысяч горожан, вооружить их за счет казны, обучить, прокормить, заплатить им жалование — чтобы они пошли сражаться с их врагами. Нет, они так и цеплялись за своих наемников, которые служили одним лишь деньгам. Потому что своим, которым нужны были не только деньги, они не доверяли. Боялись, что эти либо разбегутся, либо, еще хуже, вернутся и поинтересуются, почему у их хозяев есть все, а у них ничего. Поэтому они и не осмеливались. А вот Браавос — он своих граждан никогда не боялся. Не боялся давать им оружие в руки. Поэтому они и победят. В этом не было сомнения. Они шли по полю будущей битвы, окруженному черными, серыми и белыми камнями. Камни и редкая трава — больше ничего их не окружало на целые лиги вокруг. Неопытный солдат никак не мог этим воспользоваться, но они-то были очень даже… — НАС ОБСТРЕЛИВАЮТ! В УКРЫТИЕ! Первой его мыслью было: «Что? Уже?» Несколько славных браавосийцев, идущих впереди, уже пали — в том числе арбалетчики. Но пока потери были относительно невелики — и когда их накрыл второй залп, капитан прикинул, что их обстреливает всего человек тридцать-сорок. Наверное, они выдвинулись далеко вперед и надеялись успеть отойти, не дожидаясь контрудара. Значит, у них, скорее всего, были лошади. — ЗА ТИТАНА! — взревел он вместе с тысячами соратников. — СМЕРТЬ РАБИСТАМ! — ЗА РЕСПУБЛИКУ! Немногочисленный отряд республиканской конницы — человек двести, среди которых был тот, кому не посчастливилось получить своенравного черного жеребца — занял позицию на левом фланге, у дороги, огибавшей пологий холм. Пехота тем временем продолжала наступать и вскоре уперлась в сохранившуюся лестницу, заваленную кусками черного мрамора. Только сейчас они осознали, что наступать на восходе с западного направления было не самым лучшим решением. Когда свет вот так бьет тебе прямо в лицо — это не очень приятно, согласитесь. Но Ролло был офицером Республиканской армии, он знал свой долг — и, самое главное, перед ним не было врага, который мог воспользоваться его неудобством. Да, в них продолжали лететь стрелы, но большая их часть втыкалась в землю или в щиты. — ЗА ТИТАНА! ЗА БРААВОС! ЗА РЕСПУБЛИКУ!!! — СМЕРТЬ РАБИСТАМ!!! И тут… Словно по воле какого-то неведомого Бога, поле битвы стало погружаться во тьму. Солнце, только что немилосердно светившее им в глаза… оно начало гаснуть. И вскоре исчезло совсем! — ЧТО… ЧТО ЭТО??? — СОЛНЦЕ! ГДЕ ОНО? — СОЛНЦЕ УШЛО! Перед тем, как свет окончательно ушел, Ролло с ужасом успел увидеть, как немногочисленная республиканская конница, которую им удалось собрать с миру по нитке, бросается в бой с… с кем-то. Он так и не понял, с кем именно — это скрыл покров наступившей темноты. Тогда капитан Ролло Лурио еще не знал, что видит этих людей и коней в последний раз. Никто из уроженцев Республики Браавос так и не узнал, что именно с ними произошло и кто это мог совершить. *** Хастуро Невыразимый, Шестая луна 140 года от З.Э, развалины храма Балериона к западу от Калеоса — О, мудрость людская, сегодня ты одержишь еще одну великую победу… Наставники всегда говорили Хастуро, что использовать солнечное затмение для ритуала, заранее все предугадав, никак нельзя. Просто нельзя — и все. Они были неправы. Только Всематерь-Коза, хвала Ей, помогла ему подгадать нужный момент. Они говорили, что солнечное затмение не может переломить ход битвы. Они снова были неправы — и сегодня он это доказал. Потому что разум людской мог узнать, где и когда произойдет затмение. Мирийцы, с их жаждой раздвинуть границы мироздания до бесконечности, давно это доказали. Да, Хастуро пришлось потратить уйму денег на услуги их мастеров, и еще больше — на подкуп нужных людей, чтобы они закрыли глаза на передачу чужестранцу подобных знаний. У него ушло много-много-много лет на то, чтобы подыскать нужное место и нужное время. Если бы война между Браавосом и Пентосом не началась именно тогда, когда нужно… Если бы враг не пришел именно сюда… В таком случае бесценные знания, скорее всего, оказались бы совершенно бесполезными. Но там, где разум стал холстом, Боги предложили ему краски для написания картины. Понадобилось для этого всего лишь дополнить природное явление несколькими заклинаниями тут и там, принести несколько жертв, добавить чуток слепого страха и немного яркой мишуры, от которой асшайские тенезаклинатели брезгливо поморщились бы. И он добился своего. Сегодня утром армия Браавоса двинулась навстречу неминуемой гибели. Генерал, который ими командовал, очевидно, не знал о затмении. Своих людей он не предупредил и не подготовил. А там, где нет знания, неминуемо приходят суеверия — и тянут за собой первобытный страх. Да, все солдаты суеверны по природе своей. Все — будь то квохорцы, дотракийцы или браавосийцы. Для любого человека нет ничего страшнее неизвестности. Нет ничего ужаснее того, чего ты не понимаешь. — Этот день заслуживает войти в историю, — размышлял вслух Верховный жрец Всематери. — Как убить целую армию, не вынув меча из ножен. Да, он тоже внес свою лепту, произнеся несколько сильных заклятий. Но это не отменяло того, что основную часть работу по уничтожению армии Браавоса проделала эта же самая армия. Потому переходы из устья Черного ущелья к Черным Столпам были слишком узкими, чтобы войско, конное или пешее, могло маневрировать согласно валирийским военным канонам. Свыше шести тысяч человек было загнано в очень узкое пространство с несколькими выходами. И он их ослепил. Он погрузил их всех во тьму. Прямо сейчас его люди добивали республиканскую конницу — он ясно это слышал. Их соратники ничем не могли им помочь — все они были ослеплены затмением. В отличие от воинов отряда Козла. Потому что они стояли спиной к погасшему солнцу. И, самое главное, потому что Хастуро заранее предупредил их о том, что произойдет. Предупреждение и заранее отработанные действия каждого отряда на хорошо изученной местности предотвратили панику. Хороший план и хорошая подготовка иногда помогают совершить поистине невозможное. — Господин, это… Оно превзошло наши ожидания. Некоторые из них сейчас сражаются друг с другом, но… — Но? — с улыбкой переспросил Хастуро. — Но вы все равно не сможете уничтожить всю их армию. Даже если они затопчут и зарежут несколько сотен своих товарищей, их все равно останется слишком много. И их генерал… Он не впал в панику. И он уже собирает их. Большая часть их солдат готова к бою и только ждет, когда закончится затмение. — Все это верно. Но ты не учел самого главного. — Господин? — Разум лучших астрономов Мира подарил нам не только лучшее место и время для победы, друзья мои. Но есть и другая сила, что придет нам на помощь здесь и сейчас. Это не просто битва. Это песнь Крови и Тьмы. Это сражение есть великий ритуал. Он уже чувствовал отзвук по ту сторону мироздания, что оставалась закрытой для большинства смертных. Кто-то с той стороны обратил свое внимание на то, что он делал. Божественная сущность с искренним интересом наблюдала за его работой. — Мы лишь скромные посланники, друзья мои. Эта битва — послание всему нашему миру. Я мог бы наблюдать это затмение где-то еще или даже в городе, что воюет с самим собой. Но как же послание? Нет, оно должно быть доставлено сегодня и здесь. На этом холме. В этом храме. — Балерион… — один из его лейтенантов наконец-то понял все. — Царь Богов, Чернокрылый Владыка Подземного мира… Тот, кто превратил Трех Цариц в драконов, когда они отдали себя жарчайшему из Четырнадцати Огней… как раз во время затмения. Хастуро довольно кивнул. — Я не зря говорю вам всем познать свои корни… И они станут незримым оружием, которое вы сможете обрушить на головы ваших врагов. И неважно, что храм Черного Ужаса представлял собой заросшие руины. Он не был осквернен или обесчещен. Он был всего лишь заброшен и забыт. А само имя Балериона сейчас вспоминали в основном благодаря Эйгону с Драконьего Камня. — Жители Калеоса были мудры, отказавшись разбирать камни из храма для своих низменных построек… — Это все очень интересно, генерал-капитан, — осмелился подать голос один из капитанов. — Но… затмение заканчивается. И враг уже строится для новой атаки. Когда они снова пойдут вперед, что нам делать? Это не дорога, где наша конница смогла разбить их, на этих холмах наши кони просто ноги переломают! — О… — широко улыбнулся Хастуро, — насчет этого можешь не беспокоиться. Послание получено и отправлено. И ничто нас больше не удерживает на вершинах Черных Столпов. — Но… Но… как же так? Военная наука как Гискара, так и Валирии подразумевает удержание господствующей высоты как первый залог успешной обороны против превосходящего врага! — У военачальников Гискара и Валирии было немало интересных мыслей, — признал квохорец. — Но мне больше нравятся труды одного итийского мудреца, за которыми я ездил в далекий Кварт… — Итийский мудрец? Господин, о ком вы… — «Настоящая победа заключается не в том, чтобы дать врагу сто битв и сто раз его разгромить. Настоящая победа в том, чтобы сломить врага, не вступая с ним в сражение». Вот как он пишет. По уже занял позицию? — Да, генерал-капитан! — Тогда все идеально. *** Генерал Вителло Сискар, Шестая луна 140 года от З.Э, где-то к западу от Калеоса Затмение. Кровавое затмение. Какой безумец решится использовать солнечное затмение ради того, чтобы получить сиюминутное преимущество на поле боя? Вителло знал, что многие «военные умы», просидевшие всю войну в столице в своих особняках, примерно так и спросят. Это было случайностью. Очень редкой — но все же случайностью. Это было природным явлением, когда луна закрывает собой солнце. Случалось такое, наверное, раз в столетие. Или раз в два столетия? Неважно. Главное, что редко. Кое-кто уже говорил о том, что это дурное предзнаменование и битва, раз уж началась плохо, по определению не может закончиться хорошо. Но Вителло знал, что это не так. Никакое это не предзнаменование — и не знак божественной немилости. Но и совпадением это тоже не было. Невыразимый знал, что затмение случится сегодня — и специально подгадал нужный момент, чтобы деморализовать его солдат. Иначе как объяснить то, как четко и быстро они разбили его конницу? Как объяснить то, насколько продуманно они разместили позиции лучников на Черных Столпах? Как объяснить то, что дотракийцы и прочие дикари у него на службе вообще не отреагировали на затмение? Разве что мазать стали чаще… Нет. Это определенно не было совпадением. Чудовище, поклоняющееся демонице в облике козы, заранее все предвидело. Вителло понятия не имел, как его враг заранее узнал — но он узнал. Узнал — и воспользовался. К тому моменту, когда темное пятно, закрывшее светило, наконец, ушло, его армия огляделась — и ужаснулась. Потери, если считать и тех, кто погиб от стрел, и тех, кто стал жертвой паники и давки, составили от пяти до шести сотен человек. И раненых было в разы больше — сотни голосов кричали от боли и молили о помощи. Вителло стиснул зубы и стал отдавать новые приказы. — Черные Столпы… Эта высота — ключ к полю сражения. Мы должны ее взять — иначе мы проиграем. Дорога в город пролегала либо через храм драконьих отродий, либо рядом с ним, где они все равно оставались в зоне досягаемости лучников на вершине холма. Пока они там оставались, его армия не могла добраться до Калеоса, не неся потерь на каждом шагу. И даже если они потеряют время на поиск обходного пути, им еще нужно было как-то вернуться. И отвезти с собой трофеи. И как только мимо засевших на холме врагов по реке пойдут баржи, груженные зерном, им достаточно будет обмотать наконечники стрел паклей и поджечь, чтобы похерить весь их поход на восток. — Генерал! Мы должны… — Я знаю, что мы должны! Я все знаю. Мы должны взять этот холм. Постройте солдат для атаки. Девятый полк отправьте на левый фланг и велите закрепиться, чтобы прикрыть нас от возможного контрудара. — Генерал, здесь не так уж и удобно окапываться, как вы заметили. Местность… — Я ЗНАЮ! — с каждой репликой ему было все труднее сдерживать гнев. — Главное, чтобы они сдержали натиск вражеской конницы — и вообще всех, кто пойдет на нас по этой сраной дороге! Свою конницу они могут использовать только там! И они обязательно это сделают! И мы должны как-то им помешать! Генерал отвернулся от него и стал отдавать новые приказы. — И пусть трубачи и барабанщики играют Марш Свободы! Пусть все его слышат! Пусть воспылают сердца наших людей! Если у нас еще осталась выпивка, отдайте ее тем, кто пойдет в атаку первыми! Холм должен пасть — пусть Черные Столпы станут нашими еще до заката! ЗА БРААВОС! ЗА ПЕРВЫЙ ЗАКОН! — СМЕРТЬ РАБИСТАМ! ДА СГИНЕТ РАБОВЛАДЕНИЕ! Теперь уже никто не боялся. К его людям вернулось самообладание. Они ликовали, осознав, что тьма ушла и не собиралась возвращаться. Они снова готовы были действовать в соответствии с планами, составленными в Аргилоне. Стрелы летели в них все гуще, но стена щитов отражала большую их часть, а браавосийские арбалетчики уже подошли достаточно близко, чтобы отплатить врагам той же монетой. Те, у кого не было арбалетов, ускорили шаг, желая поскорее подойти к неприятелю на расстояние удара. Тем более, бить им было чем. А вражеские стрелки… Три четверти их были наряжены в такие же дурацкие халаты, как и тот дотракиец. Даже кольчуг на них не было. Даже головы их защищали нелепые шапки из шерсти и меха, а не шлемы. — ЗА БРААВОС! ЗА ПЕРВЫЙ ЗАКОН! ЗА ПОБЕДУ!!! Они наступали, желая поскорее напиться крови врага — и не стесняясь кричать об этом вслух. И стрелки отряда Козла, кажется, дрогнули. Стрельба начала затихать. Ну еще бы. Они столкнулись с настоящими солдатами, а затмение ушло — и теперь их противник испытывал не панику, а целенаправленную ярость. И наемники Невыразимого поступили так, как поступают любые наемники в такой ситуации. Они побежали. — ВПЕРЕД, ВОИНЫ СВОБОДЫ! ВОЗЬМЕМ ЭТОТ ХОЛМ — И КАЛЕОС БУДЕТ НАШ! Вителло, само собой, шел в наступление вместе со своими людьми. Они этого заслужили, а он уже понял после затмения, что отправлять людей в бой вместо того, чтобы вести их — идея так себе… Если бы он тогда был вместе с солдатами, он смог бы успокоить их и избежать ненужных жертв. Второй раз он подобной ошибки не совершит. — ВПЕРЕД, БРАТЬЯ МОИ! ЗА МОРСКОГО ВЛАДЫКУ И ЗА СВОБОДУ! Они наступали шаг за шагом, ступень за ступенью, минуя один ряд руин за другим. А потом им стали попадаться трупы наемников. В основном, с торчащими из их тел арбалетными болтами. Вителло слышал радостные крики и воинственные кличи. Убитых врагов было совсем мало — очевидно, они бегали слишком быстро, чтобы их можно было догнать. Действительно, когда на тебе надеты доспехи, а в руках меч, копье и щит — со всем этим железом так просто не побегаешь. Зато убийцы Невыразимого не стали обременять себя тяжелой броней. И уже поплатились за это. Оборона холма рушилась буквально на глазах. Они почти победили. Вителло вышел вперед, огибая огромную мраморную голову какой-то статуи — судя по всему, она была драконьей, хотя в таком состоянии это уже трудно было понять. Он шагал в первом ряду и не больше сдерживал радостного крика. Вот она, вершина! Они добрались до нее и если карты местности не врали… Нет, они не врали! Он смог взять высоту! А дальше — Калеос, вот он, в зоне видимости! Его стены не казались высокими и крепкими, но они ярко сияли под лучами зимнего солнца, словно были выточены из исполинского драгоценного камня руками лучших мастеровых. — ПОБЕДА! — закричал кто-то. — ПОБЕДА!!! — подхватило этот клич множество голосов. Генерал обратил внимание на то, что многие арбалетчики даже бросали щиты, чтобы бежать быстрее и успеть подстрелить еще кого-нибудь. Вителло поднял меч и уже хотел было… И слова застряли у него в горле. «О, нет…» Прямо перед ними на равнине выстроился весь отряд Козла. Это была не бегущая толпа, а готовое к бою конное подразделение. И сотни «бегущих в панике» стрелков были среди них, с полными стрел колчанами и новыми луками, более удобными для стрельбы из седла. И если Черные Столпы и ущелье, которое они миновали, представляли собой неровную каменистую местность, крайне неудобную для конницы, то теперь перед ними открылось гладкое поле. Царство травы и полей для сбора урожая. Место, где негде было укрыться. Место, где конница царила на поле битвы. А у него конницы больше не было. — Генерал! ГЕНЕРАЛ!!! — Что? — от одного выражения лица молодого солдата, подбежавшего к нему, холодело на сердце. — На нас напали! Весь наш арьергард смят! — Как? Я же оставил сотни человек, которых должно было хватить… — Проклятые наемники устроили в ущелье камнепад! Они заняли позиции как раз тогда, когда началось затмение! «Выродки… Проклятые выродки!» Невыразимый не просто воспользовался крайне удачным моментом. Он выжал из него все, что только мог. — Насколько все плохо? — Мы потеряли большую часть обоза с припасами, генерал. И вдобавок… Затрубили рога. И они увидели еще один надвигающийся на них отряд. Надвигающийся с севера, а не с востока. — Генерал… Как они там оказались? Они не могут атаковать нас с той стороны? — Не могут, — мрачно согласился Вителло. — Но если у них есть дальнобойные луки, им ничто не помешает простреливать склоны холма на подступах к реке. И мы не сможем даже питьевой воды набрать… Как будто этого мало, враг вытащил из рукава новый подарок для них. Они начали поджигать заранее сложенные между их позициями кучи дров. В которых, как оказалось, было полно мокрых веток и листьев, от которых было мало огня, но много дыма. А ветер, как назло, дул сейчас с востока, а не с севера. А значит, весь этот дым должен был достаться им. — Квохорское чудовище и не собиралось оборонять эту высоту! Оно само хотело, чтобы мы его захватили — и умылись кровью и слезами… Наживка была расставлена — и он ее заглотил. Он, Вителло Сискар, загнал свою армию в ловушку. Несколько мгновений он лихорадочно обдумывал ситуацию и пути выхода из нее — и место, куда он угодил, казалось ему достойной любой преисподней, которыми все по всему миру жрецы пугают грешников. И конница… Вся его конница… Он лишился единственной надежды на победу и сам не заметил, как. И пусть она уступала по численности вражеской, да и вообще не имела особых шансов переломить ход обыного сражения… Но если бы она у него была, с ней он мог как-то нарушить планы врага. Но ее не было. И поэтому… Поэтому они радостно влетели в открытую дверь построенной для них клетки. Влетели усталые, ослепленные и окровавленные. И вдобавок, сутки назад у них почти не осталось продовольствия и прочих запасов. Сейчас все стало еще хуже. Самый быстрый и легкий путь отступления к Аргилону был перекрыт. Это значит, что миновать Черное ущелье они могли только по окрестным равнинам — или по реке под градом вражеских стрел. Калеос… Он был уже на виду. Только руку протяни… …И эта протянутая рука будет немедленно отсечена — они прекрасно это осознавали. Как только они спустятся с холма, неприятельские лучники тут же расстреляют их всех. Они не могли позволить себе осаждать Калеос и одновременно сражаться с отрядом Козла. Никак не могли. Да и если бы отряда Козла здесь не было… Для осады им нужны были хоть какие-то запасы еды и питья. И какая-никакая осадная техника, с помощью которой они могли разбить ворота или перебраться через стены. Ничего этого у них не было. Если они прямо сейчас бросятся в отчаянную атаку всеми силами, вражеские конники быстро отступят, а затем ударят в спину в тот момент, как только они повернут в сторону Калеоса. Они были в западне. Он, Вителло Сискар, завел шесть тысяч отважных солдат Республики и еще две с лишним тысячи человек из разного рода вспомогательных частей в капкан, расставленный Невыразимым. Едкий дым забивал ему легкие. — Генерал! Приказы! Это была полная и безнадежная катастрофа. Катастрофа для его страны, его семьи, его чести… Все, чем он дорожил, прямо сейчас разбивалось вдребезги. А дальше — это он ясно чувствовал — будет только хуже. Они были в ловушке — и он не видел из нее выхода. — ГЕНЕРАЛ! ПРИКАЗЫ!!! Вителло тяжело сглотнул. Слова По Синего, до сих пор звучавшие в его ушах, внезапно обрели новый смысл. Нет. НЕТ! Он не умрет здесь! Не умрет вот так, как обещал тот дикарь! Ни за что! — Всем, кто может держать оружие в руках! Мы должны пробиться к реке и захватить берег! Любой ценой! *** Принц-консорт Аддам Таргариен, Шестая луна 140 года от З.Э, Стоунхедж — Итак, выходит, что перевеса в драконах у нас больше нет. Вернувшись домой, его жена почти не говорила о государственных делах. Здесь у нее были и другие дела, поважнее. Например, поносить и потискать на руках маленькую дочку. Или устроить для всей детворы славную битву в снежки вместе с Лунной Плясуньей. Или… Об этом при детях говорить не стоило. И только когда часть обитателей замка погрузилась в крепкий сон, другая часть поднялась в светлицу, где уже горело множество факелов и свечей… И вспомнила о многих, слишком многих делах, касающихся королевства. Слова насчет утраты преимущества в драконах были сказаны весьма расслабленным тоном, но Аддам знал свою жену слишком хорошо. Когда она говорила вот так, она была отнюдь не спокойна. — Ненадолго, я надеюсь. Твоя сестра, будущая леди Старк, снова ждет ребенка и не может подняться в небо, но это временно. И тогда у нас снова будет три дракона против двух. Бейла вздохнула, позволив ему взять ее руки в свои. — Ты же понимаешь, что меня не это сейчас тревожит. Даже когда у нас было три дракона против одного, который мог одолеть двух из этой троицы, вопрос был лишь в том, как много нам придется заплатить за победу. «Но мы все равно победили бы», — казалось, говорили ее ярко-лиловые глаза. Раньше победили бы. Теперь же, когда сразу несколько источников из Королевской Гавани послали воронов и сотни свидетелей готовы были подтвердить эти слова… Теперь не могли. — Я сама в чем-то виновата, на самом деле. Я и думать забыла о дочери Эйгона. А Среброкрылая… Никто ведь так и не подтвердил ее гибель, хотя столько лет прошло и никто все это время не видел дракона Доброй Королевы… Все были уверены, что она или умерла, или одичала. А тут вдруг вернулась на Драконий Камень и нашла нового наездника. Такое и правда могло случиться — и они каким-то образом все проморгали. Ни один из шпионов его матери даже не намекнул им на это. — Это точно не та новость, которую я бы хотела узнать после возвращения с Севера. И сама я принесла оттуда кое-что нехорошее. У моих племянников вылупились дракончики. Питомец Эйры выжил, а вот у Теона — нет. Аддам поцеловал жену в щеку, чувствуя, как она скорбит. — Это грустно, но это не конец света. Ты мне рассказывала, как часто умирают новорожденные дракончики, особенно если узы с будущим наездником… Если с ними что-то случается. Или если случится что-то еще. — Девять дракончиков из десяти не доживают до своих первых именин — так всегда было и всегда будет, — уж в чем, а в драконах и их жизни она разбиралась получше него. — Я, конечно, надеялась, что… А, неважно уже. — Да и у твоей сестры Утро не была первой драконицей… — Я помню! Да… Я помню. Было еще кое-что — Аддам обратил на это внимание, но вслух не говорил. До сегодняшнего дня. Сейчас он уже не мог игнорировать очевидного: все драконьи наездники их королевства были женщинами. Теон Старк мог бы стать первым исключением из этого правила после его покойного деда, павшего в бою принца Деймона, отца Бейлы… Не стал. Возможно, это было лишь совпадением, а не закономерностью. Жена утверждала, что молодые драконы часто погибают в том числе из-за того, что мужчины-наездники теряют голову и начинают вытворять такое, что стоит жизни им обоим. Вряд ли, конечно, маленький Теон мог натворить что-то подобное с новорожденным дракончиком, но… все равно. — Если, конечно, ты не жалеешь о том, что не стала тогда… Он не договорил, но Бейла сразу поняла, на что он намекает. И громко рассмеялась, возвращаясь в образ Черной королевы, придуманный южанами. — Во-первых, у нас до сих пор нет окончательной уверенности в том, что мой дражайший кузен не смог бы оседлать Тессарион. Во-вторых, не факт, что сама смогла бы сразу после родов… Так что, быть может, Крапива и Овцекрад остались бы с ним один на один. Тут она была права — они на самом деле даже не пытались выяснить, насколько серьезно был ранен Зеленый король. — И вдобавок, если ты забыл, весь мой Малый Совет — да и ты тоже — все уши мне прожужжали о том, что наша казна почти пуста и новой войны с Югом мы не выдержим. Давай посмотрим правде в глаза, любовь моя — ущерб от этой войны будет колоссальный, вне зависимости от того, будут в ней участвовать драконы или нет. И если я не смогу уничтожить всех Зеленых со всей их родней в опустошительной резне, война затянется на годы. — Думешь, Зеленые решились бы повторить ту же стратегию, которую использовало Святое Воинство против Мейгора? Иными словами, отсиживаться за стенами замков, прятаться в лесных чащах, но ни в коем случае, ни при каких условиях не выходить в открытый бой против тех, в чьем распоряжении есть драконы. — Самое важное — выиграть время, да? Даже если не принимать во внимание последнего на сегодня ребенка в их семье, у Дейрона есть трое сыновей, каждый из них получил драконье яйцо — и каждое из них успешно проклюнулось. Все, хватит об этом. Дейрон жив, поправляется… И шанс, если он вообще был, давно упущен. Аддам давно обратил внимание на то, что Бейла, в отличие от многих других, не любит размышлять на тему «а что, если бы». Сам он, впрочем, тоже не любил — Черные предпочитали смотреть вперед, а не назад. — Ты права, но некоторые вещи все равно не меняются, — лиловые глаза недоуменно уставились на него. — У нас по-прежнему нет денег на войну. — Золото, которое мы получили… — …Ты сама уже расписала его на строительство новых дорог. Я знаю, что ты не хотела бы выбивать из подданных серебро и медь, тем более, их все равно будет мало. А еще я в твое отсутствие с согласия твоего мастера над монетой пересмотрел записи королевских счетоводов, пересчитал еще раз цифры, что подготовили лорд Старк и леди Аррен… И пришел к выводу, что нового Танца Драконов мы никак не можем себе позволить. Королевство только-только начинает восстанавливаться после предыдущего и королевская казна сегодня намного беднее той, что была у нас в конце правления твоего дяди. — Возможно… Мы могли бы выбить побольше денег из Пентоса… Только взамен мне придется вмешаться в войну по ту сторону моря. А я не готова на это пойти. — Раз уж ты об этом заговорила… — Аддам криво усмехнулся, но тут же снова посерьезнел. — Честно говоря, мне кажется, что удачный момент для такого соглашения с Вольным городом мы тоже упустили. Пентос готов заплатить горы золота всем, кто поможет восстановить и укрепить их войско, а Веларионы и так уже выбили у них огромные суммы за поставки железа и других ценных вещей. Нет, они готовы щедро отблагодарить нас за любую помощь, но, я считаю, они предпочли бы дать разовый откуп вместо того, чтобы брать на себя какие-то обременительные обязательства… — Вот ты специально сейчас, да? Решил окончательно добить меня градом плохих новостей? — А кто этим займется, как не я? — спокойствие уроженца Близнецов начинало ее раздражать. — Но раз ты начала про плохие новости — я не понимаю, кому в здравом уме могла прийти в голову идея начинать эту морскую войну. Тем более когда у нас есть два закаленных в бою дракона. Пусть война в Западных землях не переросла в новую бойню с Зелеными, я не думаю, что твой, как ты говоришь, «дражайший кузен» ответил бы той же любезностью, если бы нечто подобное совершилось на нашей стороне… Он не стал добавлять о том, что при всех рисках, которые сопровождают любую войну, начать военные действия зимой означало удесятерить все беды. Браавосийцы уже поняли это на собственном горьком опыте. От Трех Сестер до Расколотой Клешни приходили вести о прибитых к берегу обломках — и на многих из них сохранялись обрывки пурпурного цвета. — Война — это Пекло. Для всех, кроме тех, кто делает и продает оружие — особенно если кровопролитие продолжается долго и в нем участвуют равные противники. Что до славы… Поговори о ней с теми, кто пережил Босворт. Люди должны радоваться тому, что я отказалась участвовать в этой глупой войне что на стороне Браавоса, что на стороне Пентоса. В ответ Аддам вежливо улыбнулся. То, как относилась его жена-королева к войне за морем, было, пожалуй, одной из самых широко известных тайн Вестероса — наряду с историей о потерянной бороде, которая, якобы, и стала поводом к войне. Вот уже несколько лун ко двору потоком шли просители из Пентоса, умоляли, увещевали, обещали, одаривали… И каждый раз она отвергала все их посулы и просьбы, какими бы заманчивыми они ни были. — Все, Аддам, пошли спать. Только… постарайся перед сном заставить меня подумать о более приятных вещах. — Как скажете, Ваша милость! Вы же знаете, я всегда в вашем распоряжении… В этот раз она ответила на его слова крепким поцелуем в губы — и всем тем, что обычно следует дальше в таких случаях. *** Капитан Ролло Лурио, Шестая луна 140 года от З.Э, Черные Столпы, внутри развалин храма Балериона к западу от Калеоса Горло, как ему казалось, было забито колючим сухим песком. Очень хотелось в очередной раз схватить подаренный отцом походный глиняный кувшин. Но он знал, что там все равно ничего нет. — Пить… — хрипло произнес один из молодых солдат. — Всем надо пить. — Прошу… Дайте… — Я не могу, сынок. Я правда не могу. Прости. Он действительно ничего не мог. Эта правда была отвратительной, но правдой от этого быть не переставала. Когда Сискар осознал, в какую западню они влезли, он тут же попытался из нее вырваться. Ролло не знал, каким образом генерал собирался переправиться через реку — если вообще собирался это делать. Возможно, он хотел всего лишь пробиться к источнику питьевой воды и заодно расширить плацдарм на случай «козлиных» контратак. Теперь уже неважно было, чего хотел добиться Вителло Сискар, генерал Республики Браавос. Потому что он не добился ровным счетом ничего. Конные лучники отряда Козла заранее знали, куда они пойдут — и устроили побоище. Каракол — вот как назывался на дотракийском языке тот проклятый прием, которым степные кочевники прославились повсюду, от залива Работорговцев до берегов Пентоса. Их строй всегда находился в движении, их стрелы летели постоянно и несли смерть, пока стрелки, выпустившие их, уже были вне зоны досягаемости. В любой произвольный момент пятнадцать-двадцать лучников вылетали вперед, стреляли один раз и тут же отступали, пока их место занимали следующие, а потом это повторялось снова, снова и снова… Да, на то, чтобы их всех перебить, требовалось много стрел. Но чего у отряда Козла точно было в достатке, так это времени и боеприпасов. Сейчас им достаточно было одного лишь времени. Выродки на службе безумного квохорца расставили вдоль противоположного берега калеосских ополченцев с ростовыми щитами — с их помощью конные лучники были полностью защищены от ответной стрельбы республиканских арбалетчиков. А еще они могли таким образом маневрировать и атаковать когда и где им вздумается, при этом не оставляя берег без присмотра. Все их атаки полностью провалились. Сотни славных солдат расстались с жизнью. Хотя кто-то может сказать, что те немногие пикинеры и арбалетчики, что смогли добраться до берега… Они, по крайней мере, больше не страдали от жажды. Они вообще ни от чего больше не страдали. — Я бы все отдал… за то… чтобы эта проклятая война… так и не началась… — Все мы этого хотели бы, сынок, — ответил один из седых ветеранов. До них донеслись звуки военных рогов. — Что? Чего они еще хотят… Музыка войны, если ее можно так назвать, оборвалась так же резко, как и началась. В следующее мгновение в его уши — и не только в его — хлынуло нечто омерзительное и, как ему показалось, запредельное. — Клянусь всеми выгребными ямами этого мира, что это было? — Это… Это… Это словно тысячи козлов заблеяли хором! — Нет! Это не козлы! Это демон в облике козла! Ролло вздрогнул. «Во имя всех богов, в кого верят граждане Республики… кроме Черного Козла из Квохора… Что здесь вообще происходит?» Какая-то его часть до сих пор цеплялась за мысль о том, что все это ему снится. Что сейчас он закроет глаза, потом откроет — и все будет в порядке. И очнется он в какой-нибудь таверне с гудящей головой и мыслью о том, что не стоило так перебирать накануне… Ведь очнется же, правильно? Неправильно. Война была явью, а не ночным кошмаром. — Но есть же… какие-то законы войны? — Ты говоришь о Законах Крови, сынок. Волантийцы чтут эти законы… когда им выгодно. Они хотят править валирийской кровью, а не проливать ее. И для этого нужно иметь в командовании чистокровного волантийца… И чтобы у врага… Омерзительное демоническое блеяние снова заглушило его слова, а затем где-то в дыму раздался голос, который мог быть человеческим — или не мог им быть. Он говорил на совершенно ублюдочной форме браавосского диалекта, но разобрать все слова труда не составило: — СОЛДАТЫ РЕСПУБЛИКИ БРААВОС! ВЫ ВСЕ УМРЕТЕ! ВЫ БУДЕТЕ КРИЧАТЬ!! ВЫ БУДЕТЕ СТРАДАТЬ!!! — Когда Красные жрецы на Острове Богов твердили, что ночь темна и полна ужасов, я даже не представлял, что это окажется правдой… — БОГИНЯ-КОЗА ЗАЩИЩАЕТ И ОБЕРЕГАЕТ! ХВАЛА ВСЕМАТЕРИ-КОЗЕ!! — Будьте вы все прокляты, будьте вы прокляты, — повторял раз за разом еще один солдат, который, похоже, тронулся умом. — Когда взойдет солнце… Все ведь закончится, да? — Нет, сынок. Они разожгут еще больше костров, чтобы убедиться в том, что мы умрем от жажды. И пока мы не вымотаемся до смерти… — говорить было тяжело, губы и язык Ролло, как ему казалось, были залиты расплавленным свинцом, — …если мы не вымотаемся, они будут ждать дальше. Мы их не настигнем, а они не станут нас атаковать на вершине холма. Но если мы спустимся, нас перебьют поодиночке. А я… Я думаю… Я думаю, нас спасет только чудо. И надеюсь, что генерал все-таки найдет для нас выход. *** Генерал Вителло Сискар, Шестая луна 140 года от З.Э, Черные Столпы, к западу от Калеоса Наконец-то пришел рассвет — а вместе с ним и хорошие новости, на которые Вителло уже и не надеялся. — Похоже, одна из наших вылазок заставила врага проявить больше осмотрительности… Особенно после того, как наемники перестали поддерживать их стрельбой. Мы нашли несколько участков, где есть возможность спуститься к реке и наполнить кувшины. У нас будет вода, генерал. — Это прекрасно, — командующий армией произнес это совершенно искренне, старательно делая вид, что не испытывает страданий от пересохшего горла. — Но это лишь даст нам отсрочку перед неизбежной стычкой, — немного осадил его офицер-интендант. — Я выделил на это дело около тысячи солдат, но их вылазка решит нашу проблему с водой лишь на время. Но это, как они оба прекрасно понимали, избавило их от неминуемого бунта, где обезумевшие солдаты бросились бы к реке, наплевав на приказы и летящие в них стрелы. Когда человек умирает от жажды, его верность, честь и достоинство умирают еще быстрее, чем если бы он был мертвецки пьян. Тем не менее, это были хорошие новости. И Вителло знал, что их чаще всего сопровождают плохие. Так оно и оказалось. — А что с провиантом? — Все, что оставалось на сегодняшнее утро, мы раздали. У нас нашлось достаточно хлеба на пять с небольшим тысяч пикинеров и арбалетчиков… Но не на без малого две тысячи снабженцев и иных работников вспомогательных частей. Вителло не знал, какой выбор здесь хуже. Или то, что ему приходилось делать выбор, кого кормить, а кого нет — или то, что он уже потерял за две ночи и один день около тысячи солдат, не причинив противнику почти никакого вреда. Из шести тысяч солдат в его распоряжении осталось пять. Воистину, Хастуро Невыразимый был демоном во плоти, принявшим облик командира наемного отряда. — Что с обстановкой? — Около тысячи пентошийцев стоят на противоположном берегу, чтобы не дать нам переправиться, пока отряд Козла всеми своими силами перекрывает путь на Калеос, генерал. Их численность… По нашей оценке, она составляет что-то около двух тысяч мечей. Такое соотношение сил трудно было назвать равным или тяжелым… если не учитывать, что каждый из этих двух тысяч ехал в бой верхом на коне, который, в теории, мог обогнать самого выносливого скакуна в войске браавосийцев. Более того, этих скакунов у них уже не осталось. Проще говоря, настичь отряд Козла они могли только в том случае, если бы противник совершит фатальную ошибку. — Они продолжают жечь костры, чтобы скрыться за дымовой завесой и подорвать наш боевой дух, генерал. Если мы… — Довольно! — прервал он своего офицера. — Я сам прекрасно вижу, что делает враг — и знаю, что он находится вне зоны досягаемости наших арбалетчиков, так что мы ничего не можем с этим поделать. Офицеры предпочли промолчать в ответ. Какой смысл был отрицать или повторять горькую правду? — Враг, каким бы жестоким и безжалостным он ни был, предложил нам простой выбор. Наши запасы провизии только что иссякли и надеяться на то, что в обозе еще что-то осталось… Нет, набить животы нам больше нечем. Хорошо хоть с водой проблем нет, пока мы берег удерживаем. Таким образом, выбор у нас невелик… Вителло нарисовал на пыльной земле диспозиции своих и вражеских соединений, а также важнейшие детали окружавшей их местности. — Отступать обратно через ущелье мы не можем — и не только потому, что нам не хватит припасов. Их не хватит даже на то время, что потребуется нам для расчистки завалов. — К тому же врагу ничто не помешает устроить новые, пока мы разбираемся с этими. — Совершенно верно, — генерал знал, что в Черном ущелье полно камней, которые было нетрудно расколоть и обрушить вниз, так что врагу ничего не стоило устроить новые завалы по пути на запад. — Вариант номер два — отступление на юг. Он совершенно неприемлем, поскольку в этом направлении, насколько мне известно, нет рек, где можно брать воду, у нас нет карт этой местности, к тому же в том направлении слишком высоки шансы встретить подконтрольные Пентосу поселения, которые дадут понять нашим преследователям, где мы идем. — Остается только штурм Калеоса, — решительно заявил один из капитанов. — Да, я понимаю, что отряд Козла не прекратит нас обстреливать, но… — Расстреливать, а не обстреливать, — угрюмо поправил другой офицер. — В этом вся разница. Расстреливать — безнаказанно и безответно. Расстреливать наших людей, измученных переходом, жаждой и голодом. Думаете, что эти варвары просто так не давали нам заснуть всю ночь? И что они не знают о том, что у нас закончилась провизия? — Поэтому и надо штурмовать! Провизия есть там, в Калеосе! И его некому защищать! — Нет! — оборвал его Сискар, пока распалившийся офицер не наговорил еще больше глупостей. — Ловушка, в которую Невыразимый заманил нас, прекрасно продумана и безжалостна. Он чудовище — но ни в коем случае не дурак. Неужели вы думаете, что он оставил город без защиты, с открытыми воротами и полными амбарами — зная о том, насколько плачевно наше положение? Нет, я ни за что не поверю, что город беззащитен. — В таком случае, генерал… — еще один офицер громко откашлялся, но не потому, что хотел привлечь к себе внимание, а просто из-за того, что дым костров дул ему прямо в лицо. — В таком случае, у нас остается всего одна альтернатива. Через ущелье на запад идти нельзя — там завалы. Идти на юг тем более нельзя. Остается только форсировать реку, прорвать пентошийский заслон на противоположном берегу и отступать по равнине на запад так быстро, как только могут нести нас наши ноги. — Именно так. Вителло требовал от своих людей невозможного и прекрасно это осознавал. Это будет очень трудный марш — даже если у его людей оставался бы семидневный запас провизии, как тогда, когда они только выступали из Аргилона к Черным Столпам. Сейчас у них не было ничего. У них не было даже животных, которых можно было забить на мясо. Отступление с боем — одна из самых трудных задач, которые ложились на плечи командующих. Все военные мемуары ветеранов Кровавого века это подтверждали. Но обсуждать это с подчиненными, которые уже готовы были начать голодать… Это было бы еще более чудовищной катастрофой. И это если не принимать во внимание необходимость переправляться через реку. Которая охранялась и простреливалась. Но и это было еще не все. Даже если они каким-то чудом доберутся до Аргилона, их там не ждали полные амбары и склады. Потому что именно они и должны были снабдить захваченный город провизией, а не наоборот! — Как крыса, грызущая от голода собственный хвост, — удрученно произнес один из капитанов. — Мы должны попытаться, генерал… Мы должны взять Калеос! Даже если город и защищает горстка пентошийцев, там хотя бы есть еда! Без нее наши люди сами начнут с ног валиться на третий день! — Даже если мы возьмем этот проклятый город, — теперь его офицеры кашляли через слово от режущего глаза дыма, — Невыразимый и его дикари, не колеблясь, сожгут все припасы, когда поймут, что мы готовы взять их… — Нет! Надо реку пересечь! Это наш единственный шанс! — Ты думаешь, «козлы» просто так позволят нам переправиться? Думаешь, они будут сидеть на месте и ковырять в носу, глядя, как мы сколачиваем плоты для переправы? — И нам понадобится заслон, чтобы их сдержать… — А кто этим займется? Может, ты? — Ты на что намекаешь, крыса трущобная? — МОЛЧАТЬ! — заорал Вителло. — Вы все — офицеры на службе Республики, вы принесли присягу… — ТРЕВОГА! ВРАГ НАСТУПАЕТ! ОНИ ИДУТ С ЮГА! — О, все святыни Острова Богов! Они… «Дым… из-за проклятого дыма ничего не видно…» Поначалу они даже были рады этому дыму, который скрывал не только врагов от них, но и их от врагов тоже. Так они могли хотя бы к реке спуститься и утолить жажду. Но поскольку ветер дул в их сторону и весь дым шел в сторону холма, они проморгали все маневры и перестановки врага. И то, что они обошли их с юга… Вителло замер. Именно южный фланг должны были прикрывать те, кто сейчас отправился пополнять запасы воды. — ВСЕ РЕЗЕРВЫ НА ЮЖНЫЙ ФЛАНГ! ЖИВЕЕ! И именно в этот момент сильный порыв ветра немного развеял дым — и генерал смог разглядеть, что творилось на поле брани. Он видел, как град стрел выкашивал солдат в стальных кирасах с длинными пиками в руках, пытавшихся выстроить непробиваемую стену. Или не стену, а редкий частокол… Их и так уже осталось совсем мало. Сотни человек спасались бегством, бросая оружие. Как будто надеялись, что им есть куда бежать. Они еще не успели утолить жажду — принесенные водоносами первые кувшины так и не дошли до них. А враг уже был здесь. Он вышел из дымовой завесы и принес с собой Смерть. А перед этим было затмение и страшная ночь. Вот они и не выдержали. Но Вителло до сих пор пытался бороться. — СТОЯТЬ, СОЛДАТЫ! СТОЯТЬ, Я СКАЗАЛ! ЗА БРААВОС! ЗА ПЕРВЫЙ ЗАКОН! Несколько ударов сердца он еще верил, что они сейчас одумаются. Что у них еще есть шанс. Затем очередной залп накрыл отступающих пикинеров — и все окончательно развалилось. На южном направлении у него больше не было армии. Была толпа бегущих людей в доспехах, преследуемых хохочущими крикунами-всадниками с длинными косами и аракхами в руках. — В РЕКУ! — вот таким был новый девиз того, что он когда-то называл своим войском. — ВСЕ В РЕКУ! — НЕТ! — кричал он обезумевшим людям. Там не было ни мостов, ни бродов. И если бегущие люди в доспехах, преследуемые наступающим им на пятки врагом, начнут прыгать в воду… — ПЕРЕСТРОИТЬСЯ! ВСЕМ СТРЕЛКАМ СОБРАТЬСЯ ВМЕСТЕ! ОРГАНИЗУЙТЕ… Из дыма показались новые бегущие солдаты — и вставший у них на пути Вителло слишком поздно понял, что они все равно не остановятся… Первый удар был болезненным — вдвойне болезненным оттого, что его нанес его же подчиненный. А он был уже не так молод, чтобы постоянно ввязываться в драки… Потом было еще больнее. И еще больнее… И еще… Потом в какой-то момент он потерял сознание. Когда очнулся, первым делом он ощутил боль. Потом дым. Потом крики. Вителло Сискар сделал вдох — кажется, ребра были целы. Потом наступила тишина, нарушаемая только его прерывистым дыханием. Но он был жив. Будь оно все проклято, он был жив! Но как же трудно было найти в измученном и изломанном теле хоть каплю сил… И тут кто-то протянул ему руку. Наконец-то! Солдаты все-таки не бросили его! Конечно, это кто-то из своих пришел на помощь, иначе и быть не мо… Мысли застыли в голове, когда его взгляд заскользил вверх по ярко-синему рукаву. Хорошо знакомому рукаву. И остановился на таком же знакомом лице. Только теперь оно не улыбалось. — Ах, генерал… — сказал ему По из отряда Козла. — Почему ты не прислушался к моему совету, когда мог? *** Хастуро Невыразимый, Шестая луна 140 года от З.Э, Черные Столпы, внутри развалин храма Балериона к западу от Калеоса Резня. Сегодня Черные Столпы порадовали его отменнейшей резней. А река Аргос покраснела на многие лиги вниз по течению. Вода окрасилась кровью тысяч сынов гордого Браавоса. Солдаты Морского владыки Залина пошли на восток, надеясь обменять свою гордыню на чужое зерно. Вместо зерна пришлось взять жуткую смерть — иных даров для них, увы, не нашлось. Удивительно, но столь радостное зрелище сегодня заставило Хастуро ощутить… нечто вроде грусти. — Старею, наверное, — сказал он непонятно кому. — Все стареют, Верховный. — Эх, молодежь… Все вы такие нетерпеливые, такие уверенные в своей силе… Несколько человек рядом с ним рассмеялись, поняв, что командир шутит. — Ладно, — посерьезнел он. — Сколько? — Не меньше трех сотен, генерал-капитан, но не больше четырех. Прикажете преследовать? — Да, — ответил Хастуро. — Но… не убивайте всех. Выбивайте по одному-двое, пусть самые крепкие, выносливые и смекалистые останутся живы. Пусть доберутся до Аргилона. Пусть адмирал Ласкарис узнает от них, что случилось с его армией. — Он может и не поверить выжившим, Верховный. Может решить, что они всего лишь дезертиры, отчаянно пытающиеся оправдаться. — Поэтому мы и последуем за ними, чтобы его убедить, — тонкие губы Хастуро изогнулись в легкой улыбке. — Славный адмирал может быть глух, но не слеп — даже если его уши будут закрыты для правды, он поверит собственным глазам, видящим приближающийся к Аргилону отряд Козла. — И тогда он сбежит из Аргилона… Вернее, из того, что оставили от города «освободители». — И я заранее знал о том, что все случится именно так, — признался Верховный жрец Всематери. — Браавосийцы очень хороши в строительстве и штурме прибрежных укреплений, но и у их умений и талантов есть пределы. С учетом того, что аргилонцы завалили фарватер, а они отправили чуть ли не всю свою армию против нас… Вряд ли у них было достаточно рук, чтобы отстроить стены и воздвигнуть новые укрепления. Браавос начал войну, надеясь поймать всех зайцев сразу. И только потом сообразил, что целей у них больше, чем стрел в колчане — даже если они будут стрелять без промаха. И что у зайцев тоже откуда-то найдется оружие. Само собой, они не были этим довольны. И впереди браавосийцев ждало еще много разочарований. «Но кто я такой, чтобы все знать? Я лишь скромный гонец, что передает послания людям…» Он не стал уточнять, что послания, передаваемые им, пишут сами Боги. И услышать их суждено было всем Вольным городам. Теперь, когда поле битвы очистилось от дыма, Хастуро мог оглядеть его как следует — его люди затушили костры сразу, как только враг не выдержал внезапной атаки и запаниковал. Настоящими победителями здесь были птицы-падальщики, но он не обращал на них внимания. Его глаза внимательно рассматривали последствия резни. Он знал, что будет помнить это, пока дышит. А чего стоит вид тысячи паникующих браавосийских солдат, бегущих прочь по склону холма, бросая на бегу пики и детали тяжелых доспехов… И ни один командир не мог их остановить. И только когда они добежали до берега, их воспаленный разум, наконец, дал понять: дальше бежать некуда. Оставалось только молиться Лунным Певицам, Отцу Вод и остальным, в кого они там верили. Но никто им так и не ответил. Не потому, что Богов не было. Они были. О, еще как были. Просто они не стали отвечать. Потому что Боги хотели не просто верности. Они хотели служения. Им было мало просьб, им нужны были деяния. Люди забыли, что именно в поступках заключалась подлинная вера. А если ты живешь своей жизнью, а потом, попав в затруднительное положение, начнешь звать кого попало, надеясь на чудо… После того, как на протяжении десятков и сотен лет ограничивался пустыми словами и нарушенными обещаниями? Поэтому отряд Козла и перебил эту мечущуюся толпу овец, которые когда-то были людьми. Боги смотрели за этим — и молчали. Им было все равно. Всем, кроме одного. Не просто же так это место когда-то принадлежало именно Ему. А во время затмения… Весь этот холм, по сути, превратился в Его алтарь. Алтарь — и канал, по которому можно было передать послание. — Верховный, по поводу приказов, которых вы отдали… — Да? — Мы взяли около пятисот пленных. Большую их часть отправили на восток, как вы и велели. Подеста поначалу пытался возражать, но когда я сказал ему, что их проведут по улицам Пентоса, он внезапно стал намного более сговорчивым. Ну еще бы. Разумеется, эта победа не могла сравниться с тем, что творилось в конце Ройнарских войн, но для такой забытой всеми Богами глуши, как Калеос, она обещала стать величайшим событием в истории. День, когда Аргос стал красным. День, когда погибла вся армия Браавоса, идущая на город с войной. Когда очередной Морской владыка снова решит расширить свои владения, ему стоило учесть урок своего предшественника — без хороших коней и таких же хороших наездников любое завоевание в Эссосе останется бредовой мечтой — или заведомым разгромом. — Это была грандиозная победа, Верховный. — О, да. Но она была лишь ключом для того, что по-настоящему важно… Разгрому войска в несколько тысяч пик и мечей предшествовала долгая и упорная подготовка, вкупе с сочетанием природных и рукотворных факторов, которое вряд ли пригодится кому-нибудь в будущем, в последующих сражениях. Сам он прекрасно понимал, что одержал победу лишь потому, что браавосийцы заметили их слишком поздно. «…и многие попытаются меня остановить, пока я не успею передать последнее послание». Хастуро еще раз оглядел покрасневшую реку. Было в этом что-то поэтичное, не так ли? И по-своему закономерное. Залин начал свое правление с того, что окрасил в такой же цвет браавосские каналы. Было бы правильно устроить для него начало конца в тех же цветах. Верховный жрец Всематери Квохорской направился к алтарю с ритуальным ножом в руке. И каждый шаг давался ему все тяжелее. Хастуро был уверен, что эту тяжесть ощущал не только он. Жертвенная кровь уже пролилась. Огни уже горели. Он буквально кожей ощущал хищный взгляд Бога, наблюдавшего за ним из своего Царствия. — Пентос… — даже в таком положении генерал Вителло Сискар не желал сдаваться. И его стойкость почти заслуживала восхищения. Почти. — Пентос отвернется от тебя… узнав, какое ты чудовище. Даже рабисты не служат демонам… которым служишь ты! — Пентос сейчас думает только о том, как бы выжить, — негромко поправил он. — А главная угроза их выживанию, пока мы с тобой беседуем — это не демоны и не Боги, а одна кровожадная и безжалостная Республика на краю света, которая лишила все другие страны самого права быть. Невыразимый внимательно разглядел клинок в своей руке, хотя в этом не было небходимости. Он и так знал, что лезвие выточено из драконьей кости. — Будь ты проклят! — закричал распятый на алтаре браавосиец. — Слышишь меня, Хастуро Невыразимый? Я проклинаю тебя! Ты убил моих людей, но когда-нибудь тебя настигнет та же участь, что и меня сейчас! Ты будешь умирать в муках в очистительном пламе… Проклятие оборвалось на полуслове, когда острое лезвие перерезало поверженному генералу горло. И потекла черная кровь по такому же черному алтарю. И он услышал одобрительное урчание древнего Бога-Дракона. Магическая вспышка накрыла его на время, достаточное для щелчка пальцами. Послание было отправлено, получено и принято. Хастуро снова поднял окровавленный нож. — Я знаю, как я умру, Вителло Сискар. Все служители Всематери знают это. Ты зовешь это проклятием. Я — благословением. Знать, когда и как закончится твоя земная жизнь, это… Это освобождает. Он улыбнулся. Даже жаль, что враг его уже не услышал. Его тело было мертво, а душа… Ну съели ее и что дальше? Бывают моменты, когда неверным приходилось по-настоящему пожалеть о своем невежестве. — Верховный? — Дело сделано. Бог принял мое послание. Теперь ему оставалось доставить всего одно. И оно обещало быть самым трудным из всех. *** «В первые десятилетия после окончания Кровавого века в Эссосе крайне редко случались битвы, способные переломить ход войны. Они в принципе были редки с учетом того, что основную ношу военных действий несли на себе наемные отряды. Сама суть профессии тех, кто продавал свои мечи тогдашним Вольным городам, заключалась в том, чтобы, по возможности, выиграть сражения, не нанося сокрушительных потерь тому, кто мог стать следующим его нанимателем, готовым сделать более выгодное предложение, чем текущий. Битва у Черных Столпов, где было полностью уничтожено шеститысячное браавосское войско, была не просто редкостью. Ее можно было, не кривя душой, назвать совершенно беспрецедентной. И масштаб разгрома был таким, что многие люди, в том числе довольно далекие от эссосских реалий, узнав о битве, уже тогда поняли, что эра наемных армий близится к закату. Как мы прекрасно знаем, они были правы. Несмотря на то, что работа наемника все равно не исчезла (и вряд ли исчезнет когда-нибудь), эпоха, когда командиры их отрядов, по сути, решали судьбу Спорных земель и могли возвышать и свергать правящих магистров, подходила к концу. И то, что окончательный ее конец наступил после нескольких блестящих побед, в которых они же и сыграли ключевую роль… Что ж, это еще раз доказывает, что у богов есть чувство юмора». (из письма Леонардо Скаллы) *** Гонфалоньер Скарамучча Скалла, Седьмая луна 140 года от З.Э, Спорные земли Некоторые бедолаги ненавидели зиму за то, что на их дома и земли месяцами кряду валил снег. Гонфалоньер Скарамучча Скалла ненавидел это время года за то, что где бы он ни разбивал лагерь, его неизбежно настигал проливной дождь. А это было намного хуже. Потому что мокрым становилось вообще все, от палаток до одежды. И когда люди заболевали и начинали трястись в лихорадке уже сотнями… Именно тогда обычно наступали заморозки. И, как ему казалось, их кашель был слышен повсюду от Узкого моря до Горестного озера. В такие моменты война становилась похожа на фарс лицедеев из Закатных земель — есле не принимать во внимание облепившую сапоги тяжелую холодную грязь и возросшие раза в три цены у всех маркитантов… Которые, вдобавок, преподносили это так, словно сами оказывали тебе большую услугу. И это было далеко не все. «А я — гонфалоньер…» Некоторые не слишком эрудированные умы, в основном, живущие достаточно далеко от Тироша, Мира и Лисса, всерьез верили в то, что этот титул несет с собой уйму почестей и еще больше власти. В чем-то они были правы — звание гонфалоньера действительно считалось очень высоким. В старых документах мирийские гонфалоньеры носили, помимо всего прочего, титулы «Щита и Меча Мира». Некоторые называли их за глаза генерал-капитанами Вольного города Мира. Некоторое время в Кровавом веке, когда Мир еще только сбросил с себя волантийское ярмо, гонфалоньер на самом деле держал в своих руках всю полноту власти в государстве. Правда, продолжалось это совсем недолго. Как только Слоны стали затаптывать Тигров внутри Черных стен Волантиса, магистры Мира принялись выкручивать руки гонфалоньерам. Нет, они не были столь близоруки, чтобы искоренить сам род Скалла — на всякий случай, мало ли что. Какими бы жадными ни были эти купцы, они знали, что меч, повешенный ими на стену, рано или поздно снова понадобится пустить в дело. Старшая Дочь Валирии была побита и разбита — но отнюдь не побеждена и не разрушена. И даже когда гонфалоньер снова брал на себя военное руководство… Даже тогда он вынужден был выпрашивать у магистров золото и серебро для выплаты жалования солдатам. И они вполне могли ему отказать. Как отказали сейчас, например. Пять поколений гонфалоньеры Мира командовали армией того же Мира, которая фактически существовала только на пергаменте. Все прекрасно знали, что воевать за них будут наемники — беспринципные негодяи, которым платили магистры. А кто платит, тот, как говорится, и приказы отдает. А титул гонфалоньера, превратившийся из символа реальной власти в почетную синекуру, виделся ими каким-то пережитком давно ушедшего прошлого. Чтобы удержаться на плаву, семья Скалла залезла в долги, занялась торговлей, стала возить на западный берег Эссоса партии рабов — и только так смогла вернуть хотя бы часть былого состояния. Мастерство в военном деле теперь ничего не значило, сталь окончательно уступила верховенство золоту. И когда все, включая самого Скарамуччу, поверили в то, что его семье не суждено больше играть сколь-либо значимую роль в политике, Конклав магистров внезапно решил, что им очень-очень нужен настоящий гонфалоньер. …От воспоминаний его отвлек один из солдат, заглянувший в шатер и дожидавшийся разрешения войти. Разрешать не хотелось — не хватало еще позволить проклятому дождю испортить оставшуюся походную мебель, большую часть которых уже впору было выбросить. Но пришлось. — Итак, решение принято? — Так точно, господин гонфалоньер. Сегодняшним указом вам официально присвоен титул Щита и Меча Мира. Конклав признает заслуги ваших предков-гонфалоньеров перед сиятельным Миром и желает, чтобы вы были достойны их памяти! Скарамучча сжал губы. Он представил, какие еще сладкие слова будут включены в его титулатуру. Он был почти рад это слышать. Почти. — Иными словами, до них наконец-то дошло, что погоня за командирами наемных отрядов и бросание их один за другим против отряда Сокола на верную смерть не приносит ничего, кроме утекающих между пальцами денег и непоправимых потерь в репутации, я прав? Пока не появился этот золотоволосый уроженец Закатных земель, всем казалось, что дни Тироша сочтены. У слуг архонта, красящих волосы и бороды в лиловый цвет, оставалось всего три более-менее крупных города — и все они располагались практически за стенами столицы. Даже когда Лисс прекратил наступление, члены мирийского Конклава продолжали насмехаться, рассказывая о том, что Черный Лебедь уже принесла своим половину Спорных земель на хрустальном подносе. Вторая половина, очевидно, должна была достаться им. И когда отряд Сокола, собранный с нуля тем самым чужаком, принялся громить всех встречавшимся на их пути противников, смех как-то поутих. Нет, никто не говорит, что тирошийцы вдруг воспряли и стали царствовать на полях сражений. Но у них был отряд Сокола — и с каждой новой его победой репутация Тироша укреплялась и все больше нейтральных наемных отрядов Спорных земель склонялось на их сторону. А с их стороны… «Мирийская армия» представляла собой чуть ли не сотню подразделений под командованием сотни командиров, нанятых тремя десятками враждующих между собой магистров. Все они были алчны, ленивы, несобраны — и не имели никакого подобия общей стратегии, кроме жажды наживы. — Тирош слаб, гонфалоньер. Он слаб, как не был в этом и прошлом поколении. Если мы не разобьем его прямо сейчас… — Тогда мы никогда не победим, я знаю. Конклав и так уже пошел на серьезнейший риск, решив держать так много наемников в строю в начале зимы. Война затянулась слишком сильно — ни тирошийский архонт, ни магистры остальных Вольных городов не ожидали, что все обернется вот так. И это он еще не вспомнил о сумасшедшем тиране из Браавоса, который решил погрузить в пламя войны другую половину западного Эссоса. — Решающий голос, я полагаю, по-прежнему за денежными мешками? — Боюсь, что все так, гонфалоньер. Было бы намного лучше, скажи он «нет». Но Конклав слишком боялся потерять контроль над рычагами власти, которые они крепко держали на протяжении десятилетий, с самого Кровавого века… — В таком случае… каковы их приказы? — Вы должны собрать все наемные и иные вооруженные отряды, имеющиеся в вашем распоряжении, господин гонфалоньер. Затем вам предстоит марш на запад к городу Монфорто, который совершил чудовищную измену, презрев покровительство Конклава — и вернуть его добрым словом и силой оружия под власть сияющего Мира! Но главной вашей целью станет полный и окончательный разгром отряда Сокола. Магистры хотят, чтобы крылья тирошийской птицы наконец-то были сломаны, а их власть над оставшимися землями была свергнута раз и навсегда! — Серьезно замахнулись, — заметил Скарамучча. Планы и в самом деле были грандиозными — начиная с того момента, что все капитаны наемных отрядов должны были беспрекословно подчиниться ему. «Знать бы еще, как это сделать…». Конечно, несколько отрядов находились под прямым управлением самого гонфалоньера, но назвать это настоящей армией было никак нельзя. К тому же, некоторые из них уже сходились в боях с отрядом Сокола — и терпели от него поражение. — В этот раз Конклав полагает, что нашел решение, против которого у этого выскочки-закатника не найдется ответа… — Вот как? — удивленно приподнял брови новоиспеченный гонфалоньер. — Это уже интересно… *** Адмирал Тацито Ласкарис, Седьмая луна 140 года от З.Э, Аргилон Тацито еще раз оглядел человека на койке. Если бы кто-то захотел проиллюстрировать слово «доходяга» в словаре, лучший образ трудно было бы найти. Достаточно было скользнуть взглядом по изможденному лицу, безумным глазам, впалым щекам, клокастой бороде и растрепанным, совершенно седым волосам. Но главное — это, конечно же, характер. Ни единой крупицы достоинства и мужества в этой человеческой оболочке больше не было. Меньше луны назад это был один из лучших и самых многообещающих офицеров Республики, которому недавно исполнилось двадцать девять лет. Вернувшись из похода на восток, он выглядел оборванным, искалеченным душой и телом, совершенно сломленным — и минимум вдвое старше. Как будто встретил на равнинах Эссоса каких-то жутких чудовищ из преисподней и чудом спасся из их лап. Тацито вышел из лазарета, не оглядываясь. Телохранители так же молча последовали за ним. На улице шел дождь и порывы ветра бросали ледяные потоки воды прямо ему в лицо, но это его не останавливало. Никто не произнес ни слова, пока не вернулись в один из хорошо сохранившихся и приведенных в порядок домов, который служил Ласкарису штабом, пока он находился на суше. — Сколько всего, Хулио? — С этим — семьдесят два, адмирал. Семьдесят два. Пятеро из которых были не солдатами, а обозниками. Семьдесят два человека — из шеститысячного войска. — Да смилуются над нами Лунные Певицы… А что еще он мог сказать? Это была полнейшая катастрофа, одна из величайших за всю историю Браавоса — и он сам приложил немало усилий в ее сотворении. И морская погода в этот раз была совершенно не при чем. — Кто-нибудь может мне объяснить, что там произошло? — Нет… Нет, адмирал. Те выжившие, которых мы отыскали, до сих пор не могут в себя прийти. Те, что еще в состоянии членораздельно говорить, несут какой-то бред… И никто из старших командиров Сискара… — Я знаю, что от них никакого толку, Хулио! Мне не правда сейчас нужна, мне нужны ответы — хоть какие-то! По флоту уже самые жуткие слухи ходят! Я должен дать своим людям внятное объяснение! Если что и могли совершить подобные слухи, рожденные незнанием и недомолвками — так это еще сильнее подточить боевой дух браавосийцев перед новым сражением. — Да… Как скажете, адмирал… Это… очень важно, — нервно сглотнул его собеседник. — В общем, из тех крох информации, что я сумел из них выудить… Я могу сделать вывод, что генерал Сискар угодил в заранее подготовленную для него западню, в которой у него не было никакого шанса реализовать численный перевес. Сейчас-то нам, конечно, проще об этом говорить, задним числом… В общем, их противник, которого мы определили как отряд Козла из Квохора, контролирует всю территорию между Аргилоном и Калеосом. И, как мы теперь понимаем, контролировал всегда — они сами позволили нашей армии пройти на восток как можно дальше, одновременно с этим забирая и уничтожая все съестное в деревнях и фермах… И вообще все, что могло понадобиться нашим. Со слов выживших, кое-что в брошенных деревнях они все же находили — этого как раз хватало, чтобы продолжать путь на восток, питаясь впроголодь. Людям на марше нужно много пищи, знаете ли… — Это верно, — тихо произнес адмирал Второго флота. — Потом, когда… Когда все это началось, врагу, похоже, хватило ума сделать из ущелья капкан, а из Черных Столпов волчью яму, полную острых кольев. Они знали, что выход из ущелья находится на одной стороне холма, а река протекает с другой. И заняли берег, не пуская наших солдат к источнику воды и провоцируя генерала Сискара атаковать как можно скорее, в самый неудобный для него момент. — Думаешь, это затмение… Это не колдовство? — Адмирал, здесь, в Аргилоне, мы сами видели, как тень закрыла солнце, но лишь частично. И с севера, из Паладоса, приходили похожие сообщения. Если какой-то колдун мог затмить солнце над половиной континента… Неужели он не смог бы обрушить на нашу армию какой-нибудь огненный дождь вместо того, чтобы устраивать банальную западню? Довод был резонным — он это признал, пусть и с неохотой. — Нет, адмирал. Вражеский командир — а им, как мы можем предполагать, был сам Невыразимый — каким-то образом узнал о приближении затмения. Я не могу сказать, как — но он все знал заранее. И воспользовался этим знанием, чтобы заманить нашу конницу в засаду и перебить ее без остатка. Затем он сымитировал отступление с господствующей высоты, надеясь, что Сискар купится на его уловку… Его первый и единственный просчет, которого оказалось достаточно. Дальше свое дело сделали голод и жажда, а вражеские лучники лишь подкрепили этих двух неодолимых убийц наших людей. И как только они побежали… Да, после такого уже никто не смог бы остановить панику и восстановить дисциплину в войске. Потому что не было больше никакого войска — была толпа обезумевших от страха людей с оружием в руках. И Вителло Сискар погиб — по крайней мере, Тацито надеялся на то, что Хастуро Невыразимый не захватил его живым. Остальные старшие командиры, вероятнее всего, погибли вместе с ним. Так или иначе, в армии не осталось никого достаточно высокопоставленного и авторитетного, чтобы спасти положение. Да и если бы такие остались… Ласкарис сильно сомневался в том, что они справились бы с такой тяжелой задачей. Он и сам не знал, смог бы остановить спятивших солдат, прыгавших в реку навстречу смерти. Однако… Аргосу все-таки было далеко до той же Ройны. Даже несмотря на то, что около Калеоса его ширина в самом узком месте превышала тридцать футов. Даже несмотря на удерживавших другой берег пентошийцев. Слава Богам, что это были именно пентошийцы. Какими бы бессвязными и расплывчатыми ни были рассказы выживших, с их слов, пентошийцы даже в такой наивыгоднейшей для себя позиции не выдержали натиска. Изнуренные, израненные, изголодавшиеся, потерявшие всякое подобие военной организации, часто и вовсе безоружные — солдаты Республики снесли заслон калеосских ополченцев, утопив его в своей и чужой крови. И побежали дальше на запад. Тем же, кому пришлось драться за свое спасение с головорезами отряда Козла, повезло куда меньше. — Я так полагаю, точной картины разгрома наших людей мы так и не получим. Все, что было в дыму, в нем и осталось, — скривился адмирал Второго флота. — Но это не критично. Намного хуже для нас сейчас то, что мы только что проиграли войну. — Адмирал! Что вы такое говорите? Аргилон все еще в наших руках и никто… — Аргилон невозможно удержать в том виде, в каком он сейчас пребывает — и с теми силами, что у нас имеются! Без запасов провианта город не выдержит осады. А те укрепления, что мы успели восстановить… Они еще могли бы выстоять какое-то время — если бы их было кому защищать. Но защищать их некому, все люди ушли с Сискаром, или вы забыли? Тацито понимал, что в этом есть и его вина — ну не должен был он соглашаться на эту авантюру и выделять на нее людей и припасы. Сискар, при всех его достоинствах, был лишь бледным подобием тех, кто отстоял свободу Города и Республики в Кровавый век. И все же он был одним из лучших полководцев, которые у них сейчас имелись. По крайней мере, он понимал, что Браавос не мог позволить себе таких потерь. Но и это не помешало Невыразимому переиграть его на каждом ходу этой партии. — Адмирал… — Подождем еще день или два. Нам удалось собрать некоторые запасы зерна и рыбы, поэтому мы можем себе позволить… Но дальнейшее ожидание я считаю бессмысленным. Когда Невыразимый придет к Аргилону, полуразрушенные стены не сдержат лучников, перебивших генерала Сискара и его армию. О, да. Еще одна вещь, которая никак не выходила из его головы. Бессвязное бормотание спасшихся, которые продолжали твердить о стрелах, убивающих далеко за пределами досягаемости их арбалетчиков… Они не могли врать все одинаково. Конечно, эти чудо-луки были лишь одной из деталей разгрома, наряду с солнечным затмением, завалом ущелья и прекрасным знанием местности. Но их, в отличие от перечисленного выше, можно было использовать когда угодно и где угодно. Ласкарис не имел ни малейшего представления о том, где отряд Козла раздобыл луки, способные поражать цели за намного дальше, чем могли дострелить тяжелые арбалеты, и при этом пробивать броню линейных пикинеров. — При всем моем к вам уважении, адмирал… Я верю, что у нас еще есть шанс на победу. Да, Аргилон придется оставить, если Невыразимый все-таки явится к нам, но потеря города — это еще не поражение в войне! Только для этого придется… скажем так… актуализировать саму сущность того, что мы считаем нашей победой… — Так и будет, — лицо Тацито выглядело так, словно он жевал лимон вместе с кожурой. — Я уж испугался было, что кто-то из вас предложит прямо сейчас пойти в отчаянную атаку на Пентос… И это после того, как мы положили всю нашу армию под Калеосом! — Да, адмирал… это было бы… глупо. Но не стоит забывать о том, что военные действия на море по-прежнему идут с нашим перевесом! — Продолжайте… — И еще этот закатник, который приехал договариваться о военном союзе… как там его… Бар-Эммон, точно! Он готов поставлять нам военные припасы — их хватит, по меньшей мере, на продолжение войны на море. — Вот как… — Тацито Ласкарис почему-то был не слишком рад услышанному. — Если вы думаете, что наши каперы, разоряющие торговые караваны неприятеля, переломят ход войны… Они, конечно, могут опустошить кошельки и сундуки отдельных магистров, но могут ли они заставить их сдаться? После того, что наши брави устроили в Паладосе и других освобожденных землях, они окончательно убедились в том, что капитуляцию мы примем только из их холодных мертвых рук. И Пентос будет сражаться до последнего. У рабистов нет поводов надеяться как-то с нами договориться. И даже если это разорит их догола, что с того? Любой из них предпочтет остаться нищим, зато живым. А пентошийский флот по-прежнему удерживает залив. И с каждой луной кораблей в нем становится только больше. Ему было очень больно это признавать, но и на море у них не было перевеса — по крайней мере, если судить по результатом. Они до сих пор не выиграли ни одного решающего морского сражения, все их успехи ограничивались взятием нескольких опорных пунктов на побережье и прочими булавочными уколами. Ну и каперской войной — куда уж без нее. А потери они уже понесли очень и очень чувствительные. А Пентошийский залив по-прежнему контролировался врагом. А пока они удерживают залив, Пентос будет стоять. А нанятые ими наемные отряды — «козлы» были отнюдь не единственными — не прекратят беспокоить браавосские укрепления на захваченных берегах. — Мы не в состоянии взять Пентос, а Пентос не может нас отбросить. Пока соотношение потерь в нашу пользу и торговую войну мы выигрываем… Но и наша торговля тоже сильно страдает. С учетом погибшего Первого флота и разбитой армии Сискара Браавос уже потерял не менее десяти тысяч человек. Пентошийцы, разумеется, потеряли намного больше от Танекса до Аргилона, но это было очень слабым утешением для Морского владыки, Железного банка, членов воссозданного Аренго и прочих влиятельных лиц Республики. Победа в этой войне должна была сделать Город величайшей силой Узкого моря. — Браавос начал войну в надежде на быструю и безоговорочную победу. На освобождение рабов Пентоса, на воцарение в их землях Закона… На то, что жители окрестных городов сами восстанут против угнетателей, узнав о нашем приближении… Мы все видим, что ничего из этого мы так и не получили. И все это понимают. Моральный дух наших людей уже не тот, что был всего пару лун назад. Еще бы. Все были рады хорошенько всыпать гордым «перечникам», но как только война затянулась и пришлось затянуть пояса, поскольку поставки продовольствия стали регулярно срываться… Желание воевать как-то быстро угасло. Жизнь военного моряка сама по себе была нелегкой, а уж если при всех прочих тягостях тебе достается один прием пищи вместо двух… — Надо придумать, как можно воодушевить людей… Возможно, земельные наделы? Но кому сейчас нужны сгоревшие и разоренные земли под Паладосом? — Закатник… Бар-Эммон… Он уверяет, что может помочь и с этим. — Хотите сказать, это валирийское отродье, которое они называют своим королем… Он готов нам помочь? — По крайней мере, закатник говорит, что да, готов, — ответил его помощник. — Правда я до сих пор не увидел никакого документа, который это подтверждал бы. И на парусах его кораблей почему-то изображены только его родовые гербы, а не драконы Таргариенов… — Не нравится мне это, — сжал губы Тацито Ласкарис. — Но раз уж нам все равно некуда деваться, а Невыразимый до сих пор не почтил Аргилон своим визитом… Не вижу причин, почему бы мне не поговорить с ним лично. *** Генерал-капитан Годрик Аррен, Седьмая луна 140 года от З.Э, лагерь отряда Сокола, к востоку от города Монфорто, территория Спорных земель, контролируемая Тирошем Годрик всегда думал, что есть в жизни вещи поинтереснее, чем изучение событий прошлого — если, конечно, они не связаны с битвами, военными хитростями и грандиозными обманами, которые помогали выиграть войну одним ударом. Но в любом правиле, как говорится, есть исключения. История города Монфорто как раз таким исключением и была. Монфорто… Один из тех удивительных городов, о которых жители Вестероса отчего-то совсем никогда не вспоминали. И это по-настоящему его расстраивало. Были в этой земле города, которые рождались и умирали вместе с государствами. Монфорто же, как могло показаться, переживал все государства, которые когда-либо пытались на него претендовать. И, что еще интереснее, он был основан не валирийскими поселенцами, а изгнанниками, бежавшими на запад после Ройнарских войн. Естественно, несколько веков спустя драконьи владыки город обнаружили и присоединили к Фригольду. Гигантский акведук, которым горожане до сих пор гордились, был самым наглядным подтверждением их былого владычества. Да, в отличие от многих других городов и деревень Спорных земель, Монфорто не стоял на берегу реки, вблизи озера или морского побережья. Именно для этого им и нужен был акведук. Но самым интересным было то, что это поистине титаническое сооружение, которое местами было выше трех слонов, поставленных друг на друга, было сложено из обычного камня, а вовсе и не из печально известного «драконита», почти неразрушаемого материала, из которого были созданы знаменитые Черные стены и прочие сохранившиеся до наших дней постройки драконьих владык. А значит, его нужно было содержать и регулярно ремонтировать. А значит, для этого требовалась уйма денег. А значит, монфортцы именно на это и тратили большую часть имеющегося у них золота. И наотрез оказывались платить очередному завоевателю что-либо, кроме символических сумм, которые считались в городе «приемлемым налогом». Это и было причиной тому, что жители Монфорто меняли хозяев немыслимо часто — немыслимо даже по меркам Спорных земель. Доходило до того, что наемники, поступившие на службу одной из сторон и получившие приказ защитить Монфорто, по прибытии обнаруживали, что городом уже давно владеет противник и горожане этим явно довольны! Акведук, гордость жителей и высокие стены — вот три составляющие уникальности Монфорто. И они были настроены оставить все так. Для отряда Сокола все это не имело никакого значения — если бы не одно «но». Монфорто повезло расположиться на перекрестье двух очень важных путей снабжения, охватывающих добрую треть Спорных земель. Когда он прибыл сюда, мирийцы уже готовы были взять эту важнейшую точку под свой контроль. — Хорошо что архонт все-таки признал мой талант… Рабыня, согревавшая его ложе прошлой ночью, подобострастно хихикнула, наполняя его чашу восхитительным тирошийским вином. — Ваши таланты безмерны, хозяин. — Так и есть, — равнодушно согласился Годрик. В конце концов, смирение было уделом слабых и его родственников-недоумков. Дальше произошло то, что должно было произойти рано или поздно. Немолодой уже солдат, ветеран многих битв с крашенными по тирошийской моде в зеленый цвет волосами, явился в его шатер. — Генерал-капитан! Я принес важную весть! Гонфалоньер и его люди покинули свой лагерь возле Сангвинетто. Они идут сюда. — Как интересно, — размышлял вслух Годрик, отпивая еще вина. — Честно говоря, не думал, что Скалла на это решится. Титул гонфалоньера был пустышкой — и об этом знали все в Спорных землях. Скарамучча Скалла стал командиром лишь потому, что его прапрапрадед сумел выдержать натиск небольшой, по тогдашним меркам, армии волантийцев — до того момента, как прилетел Черный Ужас и обратил врагов в пепел. Зато потом мирийцы раздули эту победу до невиданных размеров, заодно приписав всю славу себе. — Его сопровождают все наемные отряды, что успел собрать Мир. «А, ну понятно теперь, с чего он вдруг так осмелел». — Выходит, Конклав решил немного удлинить цепь, на которой держит своего пса. Когда? — Через два дня, — ответил человек, заведующий личной разведывательной сетью архонта. Годрик Аррен весело улыбнулся. — Кто-то в Мире, должно быть, был сильно недоволен, узнав о той трепке, что я устроил Людям Девы… Вот и спустил на меня своего песика. — Вообще-то Люди Девы там тоже есть. Гонфалоньер Скалла сам их ведет — вместе с трехтысячным отрядом арбалетчиков, которых нанял, экипировал и обучил сам Конклав. Вот тут Годрик не удержался от одобрительного присвиста. Он знал, что взбесил немало магистров, но, похоже, мирийские купцы разозлились на него намного сильнее, чем он себе представлял, раз уж они решили сложиться деньгами и нанять целую армию арбалетчиков. — Вот это уже серьезно, — продолжал рассуждать рыцарь-изгнанник. — Но сами по себе арбалетчики в отрыве от прочих родов войск станут беспомощной добычей для моей легкой конницы — если, конечно, не успеют укрыться за чем-нибудь, когда я дам сигнал к атаке. Кто еще идет на нас, кроме Людей Девы? — Младшие Сыновья, Длинные Копья, Сияющие Знамена, Доблестные Мужи, Бравые Ребята, отряд Льва и Бродячие Кабаны. Количество вражеских отрядов могло впечатлить. Названия… Нет, не могли. Каждый из них отряд Сокола бил как минимум по разу. Некоторых, например, Людей Девы, они били уже дважды. — Кто-нибудь еще есть? — Еще… мирийцы наняли Серебряных Гарпий. Годрик снова присвистнул. — А вот это уже интереснее… Серебряные Гарпии не были обычным местным наемным отрядом. По большому счету, их и наемниками-то назвать можно было с большой натяжкой. Это была регулярная пехота, которую власти Нового Гиса предоставляли во временное пользование другим странам за деньги и какие-нибудь важные соглашения. И экипировались они на славу, как и подобает гискарским легионерам. По слухам, их броня была даже крепче, чем у тяжелых пикинеров Браавоса или волантийских Тигровых Плащей. Стандартный гискарский легион включал около четырех тысяч одной только тяжелой пехоты — столько же человек мог выставить сейчас отряд Сокола. — Понятно теперь, с чего им вдруг резко захотелось мечами помахать. — вздохнул Годрик. — И это не может радовать. К тому же до меня дошли слухи о том, что они вели какие-то тайные переговоры с Волантисом… Это были волантийские триархи во всей своей красе: ради сиюминутных интересов нанять на службу людей, пытающихся возродить культуру и традиции давно мертвых врагов их предков. Но это потом. Сейчас перед ним были проблемы более важные и срочные. И шпион архонта должен был знать об этом. Чтобы попасть сюда, Серебряные Гарпии должны были высадиться в Сангвинетто — единственной расположенной в относительной близи гавани, контролируемой Миром. А значит, лиссенийский флот сам, по доброй воле пропустил через свои воды транспортные суда, перевозившие так называемых «наемников» для их врагов. Тирошийский флот, если что, тоже их пропустил. Но Годрик хорошо знал, насколько ослабленным и рассеянным был флот Тироша в последние годы. Он представлял собой лишь бледную тень той великой силы, что когда-то причиняла серьезную головную боль Красному Змею Караксесу. — Читтаделла еще стоит? Этот вопрос был ключевым. Дорогу из Сангвинетто в Монфорто отряд Сокола легко мог перекрыть — но только при условии, что Читтаделла и ее большая гавань останутся под контролем тирошийцев. Помимо гавани, из этого города вела отличная мощеная дорога на юг, прямиком в земли, обрабатываемые рабами и вольноотпущенниками Монфорто. Тот, кто удерживал Читтаделлу, мог легко обойти Монфорто с фланга. И каждый наемник, умеющий читать карту (таковых, на самом деле, было не так уж и много), прекрасно это понимал. — Насколько нам известно, ни один мирийский отряд к стенам Читтаделлы не приближался. Годрик задумался. Мир не мог не осознавать значимость контроля над Читтаделлой — он сам захватил этот город в первой же операции в этих землях, начав свой победоносный путь. С другой стороны, если принять в расчет все союзные отряды, в распоряжении их войска было не меньше двенадцати тысяч солдат. Больше у них вряд ли будет, так что действовать нужно было именно сейчас. Сначала они разобьют вражеские армии, а потом позаботятся и об оставшихся городах. Иначе и быть не может. Отбросив в сторону опустевший кубок, Годрик подозвал одного из своих рабов. — Ты! Иди и найди мне капитана отряда Розы. Скажи, что я собираю военный совет перед боем. Раз уж враг так жаждет еще раз скрестить со мной оружие перед смертью, не станем ему в этом мешать! *** Гонфалоньер Скарамучча Скалла, Седьмая луна 140 года от З.Э, поле битвы при Монфорто Почему-то Скарамучча был уверен, что потомки назовут это сражение битвой при Монфорто — и неважно, что от поля битвы до самого города пролегало не меньше семи-восьми лиг. Пфф… Как будто впервые историки придумывают название битвы с потолка. Если, конечно, в истории останется именно эта битва — а не десятки тех, что произошли здесь же за последние годы. Гонфалоньер покачал головой. Об этом он может подумать завтра или послезавтра. Сегодня его ждала битва, которую нужно было как-то выиграть. «Нам оказана великая честь умереть за Монфорто, пока купцы считают убытки…» Горькая ирония в его сознании испарилась сразу же, как только его войско, перейдя броды, стало разворачиваться на равнине. Последний из гонфалоньеров семейства Скалла был прекрасно осведомлен о том, какие развесистые интриги плетет Конклав — еще бы, именно они и привели его в итоге сюда. Но оставались и такие вещи, которые даже его могли заставить благоговеть. Если тринадцать тысяч вооруженных мужчин, две тысячи из которых были всадниками, не входили в их число… Значит вас, скорее всего, уже ничто не впечатлит. Множество знамен и копий смотрели в небо. Кирасы сияли под зимним солнцем. Даже само небо, казалось, наблюдало за ними и решило позволить решить исход кампании в погожий день. Потому что вездесущие дожди сегодня вдруг прекратились. И он с высоты мог видеть всю мощь армии, нанятой, обученной и вооруженной на деньги Мира, которая сейчас маршировала навстречу битве. Многие из этих людей вообще не были мирийцами. Нет, не многие — почти все. За исключением арбалетчиков, девять из десяти солдат, которыми он командовал, посещали раньше Мир лишь для того, чтобы потратить свое жалование в кабаках и борделях. Эти люди были наемниками из Спорных земель, наследием Кровавого века. Ветры истории определяли их путь, золото Вольных городов было смыслом их жизни. Золото было их Богом. Они готовы были воевать под его началом ровно до тех пор, пока Конклав будем им платить — и ни днем больше. — Люди готовы, гонфалоньер. — Я понял. Девять крупных наемных отрядов и свыше тридцати малых все же выступили в поход под его началом, услышав призыв к оружию. План битвы, составленный два дня назад, был довольно прост. В центре Скарамучча разместил Серебряных Гарпий, поддерживаемых мирийскими арбалетчиками — линейная гискарская пехота была хороша, но их метатели дротиков не внушали ему доверия. Фланги он укрепил отрядом Льва и Младшими Сыновьями — опытными и зарекомендовавшими себя военными соединениями, у которых, вдобавок, было сильное желание отомстить «соколам». А потом до их ушей донеслись свист свирелей и барабанный бой. «Нельзя сказать, что враг заставил себя ждать…» Первыми они увидели знамена с соколом — иначе и быть не могло, честолюбие их генерал-капитана уже вошло в легенды. Но они были не одни. Вскоре показались хорошо знакомая им синяя роза, черная кошка — и знамена многих других отрядов, принявших сторону архонта и теперь маршировавшими на битву. — Отряд Розы, отряд Кошки, Алые Стервятники, Тихие Убийцы и Бессмертные, — перечислял силы противника один из его помощников. — Наблюдаем также тирошийскую легкую конницу, но Гвардии Архонта я почему-то не вижу. — Видимо, архонт еще не настолько отчаялся, чтобы посылать в битву свою личную гвардию… — И все же… — улыбнулся помощник, уже догадавшись, что может услышать. — И все же, — подтвердил его догадку последний из рода Скалла, — архонт мог и недооценить ситуацию. А возможно, хозяин Тироша оценил обстановку вполне себе адекватно. Одни только Боги знали, насколько неустойчивым и шатким был его контроль над так называемой «мирийской армией». Большая часть входивших в ее состав наемных отрядов вообще не имели опыта ведения войны в составе крупных воинских соединений. И это он еще не сказал о том, что некоторые из них еще пару недель назад сражались между собой… — Так или иначе, их здесь нет. А сколько их есть? — По моей оценке, около двенадцати тысяч человек, гонфалоньер. Возможно, больше, но вряд ли меньше. Что касается их плана… С учетом того, как быстро они занимали позиции, пока мы переходили броды, можно сделать вывод, что они собираются нанести по нам внезапный удар на берегу, обратить наименее стойкие и опытные отряды в бегство, остальные разделить, окружить и уничтожить. — Словом, ничего нового. Спорные земли… Спорные земли никогда не меняются. Этот трюк на поле битвы проворачивался уже столько раз, что он даже порядок числа назвать не мог. Несмотря на то, что река здесь не была ни слишком глубокой, ни излишне широкой, но сама по себе ситуация, когда тебя теснит враг, теснит шаг за шагом, и ты видишь краем глаза, что тебя постепенно загоняют в воду… Вряд ли кто-нибудь обрадуется такому. — Фланги должны удерживать их натиск как можно дольше — без этого никак. За центр он был спокоен — Серебряные Гарпии, несмотря на свое гискарское происхождение и слабое знание здешней обстановки, обладали отменной выучкой, были отлично экипированы и вполне могли на какое-то время связать боем «соколов» и «роз», которых следовало опасаться больше всего. — Знаете… В каком-то смысле, это должно было произойти когда-нибудь. И если сегодня действительно закончится эпоха, когда наемники решали судьбу Спорных земель, сделаем же так, чтобы они ушли в зените славы! — Да, гонфалоньер. И еще лучше будет, если мы их проводим нашими знаменами на стенах Монфорто! — Не уверен, что жители Монфорто согласились бы с вами, капитан, — Скарамучча коротко махнул рукой и четверо всадников двинулись вперед, чтобы передать его команды отдаленным отрядам. — Они, знаете ли, хотят сохранить свой знаменитый акведук — больше ничего их не волнует… — А это правда, что владыки драконов отказались строить его из драконьего камня за то, что тогдашний губернатор города отказался отдать Балейрису свою дочь в наложницы, как он требовал? — Может, правда. Может, нет. А в чем я не сомневаюсь, так это в том, что отряд Сокола даст нам время об этом как следует подумать. Похоже, они и в самом деле собираются сбросить нас в воду. Как вы считаете, нам есть чем их удивить? — В АТАКУ! — ВПЕРЕД! — АРХОНТ ТРЯСЕТСЯ ОТ СТРАХА ЗА СВОЙ ГОРОД! ПОКАЖЕМ, ЧТО У НЕГО ЕСТЬ ПРИЧИНЫ БОЯТЬСЯ!!! *** Генерал-капитан Годрик Аррен, Седьмая луна 140 года от З.Э, поле битвы при Монфорто — Клянусь Неведомым, что они творят? — закричал Годрик на родном языке. — Судя по тому, что мы видим, генерал-капитан… Враг спешно покидает район бродов. Они отступают на юг, всячески избегая контакта с нами. Возможно, они вообще не собираются давать полномасштабное сражение в невыгодной для себя позиции! — А может… Может, они надеются, что там солнце будет светить в глаза не им, а нам? Годрика охватило неодолимое желание пристукнуть слабоумного кретина, выдавшего эту чушь. — У тебя есть глаза, отважный воин? Ты видишь это небо? Видишь солнце? Ой, надо же, не видишь! И я не вижу! А почему? Потому что небо, чтоб его, затянуто густыми серыми облаками! Потому что зима уже наступила! — А… Порой Годрику казалось, что командиры наемных отрядов проверяли кандидатов в офицеры одним-единственным вопросом — сколько пальцев на руке. И если тот, пыхтя и морща лоб, после долгого счета говорил, что их пять, его тут же прогоняли. За то, что слишком умный — а приближать к себе излишне умных людей опасно, сами знаете. — Отступать дальше на юг нет никакого смысла, генерал-капитан. Возможно, они учли нашу победу над Людьми Девы, сделали кое-какие выводы и теперь стараются избежать такого же разгрома. — Или, возможно, пытаются добраться до стен Монфорто раньше нас, надеясь на то, что горожане откроют им ворота! Годрик с обреченным видом закатил глаза. — Просто скажите мне: зачем? Монфортцы всегда ставят на победителей — и никогда на таких, как Бравые Ребята или отряд Льва. Особенно на последних. Очень иронично было то, что наемный отряд, основанный выходцами из Западных земель Вестероса — всевозможными младшими сыночками, бастардами, оставленными без наследства племянниками и прочими — выбравший своим знаменем отзеркаленный герб Ланнистеров, прославился тем, что никогда не платил по счетам и постоянно нарушал обещания. — Хорошо, давайте на мгновение предположим такой сказочный исход: ворота открылись, они в городе. Дальше что? У мирийцев нет совершенно ничего для удержания осады. Как и у защитников города. Уж кто-кто, а Годрик позаботился об этом, когда выгреб все их запасы ради пропитания своего войска. — Вы правы, генерал-капитан… Но вопрос о том, чего они пытаются добиться, пока остается без ответа. Потеряв броды, они не только лишают себя снабжения, но и оставляют свой лагерь беззащитным. Мирийцы никогда раньше не любили рисковать… Особенно так сильно. — Генерал-капитан, — один из офицеров отряда Кошки быстро отдал честь и продолжил. — А вы не думаете, что у них может быть подкрепление — и они как раз идут на соединение с ним? — Какое подкрепление? — с почти искренним интересом переспросил Годрик. — Откуда? Все, абсолютно все действующие в этих землях наемные отряды либо находятся на этом поле, либо ушли на службу Лиссу, либо отправились на север воевать с Браавосом! Конечно, может быть, найдется пара-тройка мелких банд, про которых забыли что мы, что мирийцы… Но не более того, все люди войны уже откликнулись на призыв — либо наш, либо их. Если бы у мирийцев было кого нанять, как думаешь, стали бы они платить такие деньжищи за Серебряных Гарпий, которых пришлось везти за тридевять земель? «Интересно, кого из мирийских высоких лиц я так взбесил, что он решил раскошелиться?» — задумался он. Как бы сильно магистры Мира не любили звон монет в своих сундуках, они все равно оставались людьми. Которые боялись за собственную жизнь и испытывали простые людские страсти, за которые, порой, не жалко было отдать любые деньги. — Нет, подкреплений нет и не будет, — хищно улыбнулся Годрик. — Передайте отряду Розы, чтобы ударили по лагерю мирийцев. Раз уж строят из себя достойных наследников Теона Голодного, пусть докажут это делом! Скажи, чтобы сожгли и разграбили все, что принадлежит Миру и его наемникам, пусть заберут всех их рабов и заставят женщин плакать! — Но… генерал-капитан… Как же мы будем сражаться без отряда Розы? Нас и так меньше… — Значит, наша победа займет чуть больше времени. Ничего страшного. Вы же видите, что враг движется и маневрирует заметно медленнее нас. А «розы» потом помогут добить выживших… Но сейчас, мне кажется, пора как следует поприветствовать Людей Девы и Сияющие Знамена. В прошлый раз они молили о пощаде — и я дал им ее. Но теперь… Теперь я хочу поставить в их военной истории жирную кровавую точку! *** Гонфалоньер Скарамучча Скалла, Седьмая луна 140 года от З.Э, поле битвы при Монфорто Их план не сработал. Он и не надеялся на то, что эти люди будут стоять насмерть… Но это все равно было слабым утешением при виде того, насколько легко противник смял и обратил в бегство Людей Девы. Словно выпорол нашкодивших мальчишек. — Гонфалоньер… Наш левый фланг… Он же сейчас рухнет! — Спасибо за информацию, я и сам это прекрасно вижу! — огрызнулся Скарамучча. — Зато наш центр, как я могу наблюдать, не только держится, но и контратакует. Стойкость Серебряных Гарпий в сочетании с выучкой мирийских арбалетчиков дали отменный результат в деле истребления всего, с чем они сталкивались. Кто-то мог, конечно, сказать, что им просто повезло, что на них вышла одна только легкая пехота… Ну и пусть. Он все равно откровенно наслаждался тем, как застрельщики «кошек» и «соколов» сотнями получают заслуженную «награду». — Что толку от победы в центре, если конница отряда Сокола перемелет левый фланг и зайдет нам с тыла! Как только они… — Капитан, я только что прямым текстом сказал вам, что мои глаза на месте! Я сам все прекрасно вижу! И ему, честно говоря, совсем не нравилось то, что он видел. Но недовольство, испытываемое им при виде так называемой стойкости Людей Девы и Бравых Ребят, меркло на фоне того, что гонфалоньер из дома Скалла чувствовал при виде Годрика Аррена. В своих начищенных до зеркального блеска посербренных доспехах и шлеме в виде пикирующего сокола — по слухам, его закатнику вручил лично архонт после первых побед в Спорных землях — он выглядел посланником самих Богов, спустившимся на грешную землю ради славной битвы. И сам наверняка ощущал себя таковым. Скарамучча прекрасно осознавал, насколько проигрышен по сравнению с этим образом его собственный внешний вид. Даже в юности он, скажем так, не слишком привлекал женское внимание — и не только потому, что его род и его влияние, как тогда думали, давно угасли. С тех пор он краше не стал. Откровенно говоря — хотя он ни за что не стал бы откровенничать об этом перед своими капитанами — гонфалоньер признавался самому себе в том, что испытывает к командиру отряда Сокола самую настоящую зависть. Сразу по нескольким причинам. И первой из них была, конечно, конница, которой командовал лично Аррен. Эти всадники творили самые настоящие чудеса на полях сражений, но первым среди них был сам Сокол, владевший копьем в совершенстве и убивавший без колебаний всех наемников, осмелившихся бросить ему вызов. И Скарамучча был бы по-настоящему счастлив, если… — Боги, гонфалоньер! Да отправьте вы уже подкрепление Людям Девы! Всех, кого можете, отправьте! Иначе они не выдержат! Как наследник дома Скалла и как военный человек, он не мог не признать, что этот шаг был бы правильным и логичным… но только в короткой перспективе. Если же окинуть взором стратегический план… Порой командиру приходилось идти на жертвы и выносить тяжелые решения. — Нет. Оба отряда должны справиться своими силами. — Они не справятся! И тогда наш фланг просто рухнет! Скарамучча несколько мгновений любовался разгромом, который прямо сейчас устраивал отряд Сокола его солдатам, затем произнес: — Значит, рухнет. — Чего вы вообще добиваетесь? — Победы. — Победы? ПОБЕДЫ? Да вы… Да эти головорезы из отряда Розы прямо сейчас жгут и разоряют наш лагерь! Отряд Кошки сражается с двумя нашими лучшими наемными отрядами — и побеждает! О какой победе вы вообще говорите? — Извольте сбавить тон, капитан, — гонфалоньер смерил взглядом своего собеседника в одеждах Сияющих Знамен. — Я — Щит и Меч Мира, мое слово есть слово Конклава… — Ааагх… — и разозленный наемник побежал прочь, поняв, что переубедить командующего не удастся, а ввязываться в драку с его охраной неохота. — Каким бы грубым невеждой он ни был… В его словах есть доля правды. — Ну конечно же есть! — Скарамучча аж глаза закатил от необходимости произносить элементарные истины. — Он прав и в том, что я бы мог выбрать менее рискованную стратегию для этого сражения. Самое очевидное решение — удерживать противоположный берег, не пытаясь переправиться сюда. Или вообще не идти сюда. Монфорто был выбран нашей целью лишь потому, что Конклав узнал о том, что его защищает отряд Сокола. А все остальное, вроде торговых путей через все Спорные земли, попавших в руки архонта и его мытарей — уже потом. Вот ради чего прямо сейчас десятки тысяч человек рубили и кромсали друг друга. Вот ради чего лились реки крови, гибли простые люди без роду и племени и брались в плен те, за кого можно было получить выкуп. С каждым ударом сердца на этом огромном поле происходило нечто судьбоносное. Сотни копий ломались каждый миг, но оруженосцы держали наготове запасные, а задние ряды охотно передавали оружие тем, кто стоял спереди. И вонзались мечи в мягкую плоть, когда твердая оболочка доспехов не выдерживала обрушившегося на нее града ударов. Иногда это случалось быстро, иногда не очень. Некоторые из наемных отрядов уже отступали в беспорядке, другие организованно расходились, чтобы передохнуть и напиться воды перед следующей атакой. Масштабы битвы были грандиозными — по местным меркам. Он не мог припомнить второго такого же сражения за последние десятки лет. — Гонфалоньер… левый фланг… Его больше нет. Вот теперь действительно стало плохо. Тяжелая конница тирошийцев, возглавляемая лично Соколом, разрезали его войско надвое. А Люди Девы… Они продержались даже дольше, чем он ожидал. Определенную роль в этой неожиданной стойкости сыграло еще и то, что им некуда было отступать, а сдаваться — бессмысленно. Четыре пятых их людей были убиты или ранены к тому моменту, когда они наконец-то начали отступать. Они отступали группами по десять-пятнадцать человек. Естественно, отступление по реке было не самым разумным решением. Они и так уже потеряли почти всю оставшуюся у них тяжелую конницу. — Я полагаю, гонфалоньер, что мы скоро дадим сигнал к отступлению? Теперь, когда наш левый фланг полностью потерян, мы совершенно беззащитны для конного удара отряда Сокола и… Что? Что это за песня? — ЛЕТИМ ВЫСОКО! — СОКОЛ! ПАРИТ! В НЕБЕСАХ! — ЛЕТИМ ВЫСОКО! — СОКОЛ! ЛЕТИТ! ВЫШЕ ВСЕХ! Через несколько мгновений тысячи воинов отряда Сокола и их союзников, нанятых архонтом, ревели во все глотки Соколиный марш. — Как же жаль убивать таких славных воинов, — вздохнул Скарамучча. — Но гонфалоньер, вообще-то это они сейчас нас убивают, а не наоборот! — А вот тут, капитан, вы серьезно ошибаетесь… Он уже слышал далекий гром барабанов. Вскоре к ним присоединились трубы. И песня отряда Сокола, сотрясавшая равнины, вдруг стихла. И напор врага неожиданно ослаб. — Войско! С севера идет еще одно войско! Они… Они идут из Читтаделлы! — Вы… гонфалоньер… вы знали? Он ничего не сказал в ответ, но разве его молчание само по себе не отвечало на этот вопрос? — Но… как? Откуда? Мы думали, что в этих землях больше не осталось наемников? По крайней мере, к западу от Ройны? — А кто вам сказал, что это наемники, капитан? Конклав может найти и других союзников… если предложит хорошую цену. Нет, это армия не из Спорных земель, хотя и родились эти люди не так уж далеко отсюда, в стране песков и оазисов… Главной его целью с самого начала был не город. Он собирался уничтожить все войско Тироша в одном решающем сражении. Здесь и сейчас. Поэтому Конклав и навязал ему план, который должен был заставить Сокола броситься в бой… и попасть в капкан. Который сейчас уже готов был захлопнуться. — Вот теперь пора! Трубите общую атаку! — Да, гонфалоньер! Вперед, воины! Никого не щадить! ЗА МИР!!! *** Генерал-капитан Годрик Аррен, Седьмая луна 140 года от З.Э, поле битвы при Монфорто Победа, которая только что казалась неминуемой, в мгновение ока улетела куда-то очень далеко, в Асшай — или еще дальше. — Генерал-капитан! Это какая-то военная хитрость! Это не может быть правдой! Должно быть, враг собрал толпу рабов и оборванцев, нарядил их… — Нет, — покачал головой Годрик. — Это настоящее войско. Тысячи на четыре солдат, прикинул он. Или все пять. В том числе пятьсот конников, которые прямо сейчас прорывались к дороге на Монфорто, надеясь отрезать ему путь к отступлению. Если это и был обман, то это был самый наглый и в то же время правдоподобный обман в истории. Но это не было обманом. Потому что в этом случае мирийцы выбрали бы для своей лжеармии любые знамена, но только не эти. Кто в здравом уме решится выпустить ряженых «солдат» под знаменем с красным солнцем и золотым копьем на оранжевом поле? — Мы слышали о том, что принцесса Алиандра начала создавать свою личную регулярную армию после того, как Таргариены… В общем, когда она проиграла войну. Но я и подумать не мог, что она первым же делом продаст своих людей мирийскому Конклаву! Годрик и сам об этом не думал. Поверить в такое было невозможно. Но когда это действительно произошло… Все вдруг обрело смысл. Кто-то должен был заплатить за услуги этой армии. И это точно были не Таргариены. Армия, не имеющая реального боевого опыта, быстро вырождалась в обычную дворцовую стражу и вынуждена была сидеть в родных песках. Без настоящей войны командиры не могли увидеть самых главных недочетов в своей тактике и своих людях — и вовремя исправить их для следующей кампании. Вот дорнийцы и предложили свои услуги Конклаву, наверняка получив, помимо огромной суммы в золоте, еще какие-нибудь выгодные условия сотрудничества. — Молодец… — саркастически похвалил своего врага генерал-капитан отряда Сокола. — И шпионы архонта тоже молодцы, раз никто из них даже не заметил этих чужеземцев, пока те не свалились нам прямо на голову. «Наверное, так же чувствовали себя мои земляки из Долины при Босворте, когда на подмогу Зеленым прибыли наемники из Волантиса…» Нет, не так же. Здесь было намного хуже. Черная королева и ее приспешники, по крайней мере, могли спокойно отступить из заведомо проигранной битвы. Никто не беспокоил их тылов и их лагерь был в безопасности. У него все было иначе. — Срочно отправьте кто-нибудь гонца к отряду Розы. Передайте, чтобы отступали немедленно. Им очень повезло, что они на другом берегу реки, на котором у Скаллы очень мало войск. Они смогут прорваться и отступить. — Но генерал-капитан! Там же тысяча человек, которые… — …Которые уже не вернутся, да. Дорнийские воины выбрали поистине идеальное время для того, чтобы вступить в битву. Идеальное — для мирийцев. — Мы успели разбить только левое крыло противника. Его центр все еще стоит крепко. Если мы так и продолжим наседать, нас окружат со всех сторон, отрежут пути к отступлению и перебьют до последнего человека. Вот почему он так хотел знать, что происходит в Читтаделле. Пока ее контролировали «свои», никаких неприятных сюрпризов можно было не ожидать. — Но если мы сейчас развернемся и ударим… — Кого ударим? Чем ударим? Конница, которой я командую сам, и пять сотен Алых Стервятников — весь оставшийся у нас резерв! Я, конечно, знаю, что у Стервятников большие счеты к Солнечному Копью… — Годрик злобно усмехнулся, — …но я не верю, что пятьсот человек смогут побить пять тысяч. Никто из офицеров не мог возразить — они сами все прекрасно понимали. Классическая «наковальня и молот», основа военной науки. Они раскололи наковальню, но молот, чистый, блестящий и крепкий, уже был занесен над их головой. — Вы помните девиз этих проклятых ройнарских гадюк? — Генерал-капитан… О чем вы… — НЕПРЕКЛОННЫЕ! НЕСГИБАЕМЫЕ! НЕСДЕЮЩИЕСЯ! Это был первый раз, когда над Спорными землями разнесся боевой клич сынов и дочерей пустыни. И у Годрика возникло неприятное предчувствие, что далеко не в последний. «Ну почему вы не могли подождать до заката? Я бы за это время легко успел разбить гонфалоньера и весь его сброд…» — Генерал-капитан! — У нас нет иного выхода, мои капитаны. Мы отступаем на запад — немедленно. Узел на петле, который они надеются нас задушить, еще не завязан. Мы еще можем вырваться — и мы должны это сделать. — Генерал-капитан! Отряд Кошки шлет переговорщиков к мирийцам! Неужели они… — …Хотят перейти на сторону будущего победителя? Да, хотят, — Годрик не смог сдержать довольной усмешки, глядя на то, как упомянутый отряд накрывает очередной залп стрел. — Итак, как я понимаю, их предложение только что было отклонено. Видимо, Конклав Мира не хотел брать к себе в дом кошку, которая гуляет где вздумается, сама по себе. — Сейчас наша первая задача — спасти столько воинов отряда Сокола, сколько мы можем, — приказал генерал-капитан. — Вторая — спасти остальных, если получится. Бросьте Алых Стервятников на дорнийские копья, пусть выиграют нам столько времени, сколько смогут. А Бессмертные будут сдерживать Серебряных Гарпий. Десятки конных гонцов понеслись во все направления, передавая приказы. А дорнийское войско продолжало надвигаться. И коридор, по которому они могли отступить, становился все уже. Годрик Аррен, бывший рыцарь форта Сарыч, а ныне генерал-капитан отряда Сокола и претор на службе архонта Тироша, сжал губы. — Если гонфалоньер с самого начала знал о том, что копейщики Мартеллов вот-вот придут к нему на помощь… Теперь я понимаю смысл его тактики. *** Никто, Восьмая луна 140 года от З.Э, Черно-Белый дом, Браавос Комната была всего лишь комнатой — и в то же время она не была лишь ею. Они находились намного ниже каналов их города. Там, куда никогда не проникал солнечный свет. Каждый, кто входил сюда, видел кости у порога, но они лежали там лишь как напоминание. Как и черепа вдоль ведущей вниз лестнице. А лестниц и дверей здесь было много. Все они вели куда-то, но в то же время не приводили ни к одному по-настоящему важному месту. У них были ключи, но сдерживали их не замки. Здесь стояла тишина, но при этом шепот был слышен отовсюду. Строительство продолжалось долго, но строители даже не могли потом вспомнить, что же они строили. Здесь никто не носил масок, но каждый из них нес в себе тяжелую ношу. Это была простая комната. Это была комната глубоко под землей. Под каналами. Там была вода, которая не предназначалась для питья. Это была не вода. Это была тьма. Это был яд. Это был дар. Это была мудрость. Это была угроза. Это было благословение. Это была правда. Никто не ждал. Ни одна свеча не горела. Была только тьма. — Тень Козы растет. — Дар не был доставлен. Избавление от страданий… отложено. Воздух в комнате стал холоднее. — Мы чувствуем жар Огня. Мы видим тень их крыльев. Мы слышим их оглушительный рев. Мы недовольны. — Хастуро Невыразимый… — Никто облизнулся. Произносить это имя было неприятно даже здесь. — …Каким-то образом избежал наших даров. Мы отправили Одного, Двух и еще Двух. Страдание победило. Боль победила. Послание отправилось. — Мы слышим, как Песнь зазвучала раньше срока. Он все портит! Никто не вздрогнул. Он был далеко не молод, но за всю свою жизнь он ни разу не слышал, чтобы Глас Многоликого выражал чувства, которые можно было счесть гневом. Черная вода Правды пошла сильной рябью. — Песнь должна остановиться. Тень Козы должна сгинуть. Невыразимый дожен принять Дар. Никто склонил голову. — Человек слышит. Человек подчинится. Иначе и быть не может. Воля Многоликого была для него всем. С этим не поспоришь. Но он пока не выходил из комнаты. — Но как? Деяния Невыразимого нарушили все, что только могли. Дар Избавления должен был быть отдан. Но имя еретика трижды произносилось в стенах Дома. Трижды оно высыхало на губах Служителей. А затем Дары и руки, что должны были их вручить, падали в грязь, чего никогда не случалось с тех пор, как Лету была дарована милость Тьмы. — Песнь должна остановиться. Если одна Рука не может вручить Дар, пусть будет две. С седьмым ударом страдания прекратятся. «Две полные Руки по семь Служителей в каждой?» Это… Это было… Никто почувствовал, что не может успокоить мысли, чего раньше с ним никогда не случалось. Но все же смог. Если это необходимо — пусть будет так. Песня должна была оборваться раньше, чем пробудит то, чему ни в коем случае нельзя было просыпаться. Так должно быть. И так будет. — Две Руки из семи Пальцев, Глас Мой. Так должно быть — и так будет. До сих пор ни одно из названных в этих стенах имен не отвергло Дара, врученного семипалой Рукой. Две Руки… Они положат конец страданиям, пока не стало слишком поздно. — Валар моргулис. — Валар дохэйрис. *** Верховный септон, Восьмая луна 140 года от З.Э, место, где раньше стоял Тамблтон Праведные до последнего пытались отговорить его ехать сюда. И доводы их были, безусловно, убедительными и разнообразными. Сначала они твердили о том, что человеку его возраста и здоровья было бы неразумно покидать Старомест зимой. Когда он не внял их словам, они стали настаивать на том, что дороги сейчас очень опасны. И все же… Время от времени в потоке надуманных причин проскальзывали их подлинные страхи. Что если король Дейрон сделает примет роковое решение, пока он будет в отъезде? Не станет ли это крахом всех их планов со времен Кузнеца? Они были бы очень расстроены, узнав о том, что именно обещание Кузнецу и стало главной причиной его поездки сюда. Но сейчас, глядя на эти руины, верховный септон подумал, что Праведные, возможно, и не строили никаких далеко идущих планов за его спиной. Возможно, они всего лишь хотели избавить его от этого зрелища на месте, что когда-то звалось Тамблтоном. — Когда мне сообщили о потопе, я не думал… что все настолько плохо, — признался наместник Семи-кто-есть-Один в людском мире. Все было куда хуже, чем он себе представлял. Осенние грозы в этих землях у подножия холмов всегда были сильными и долгими — но не настолько. В этот раз они переросли в настоящее наводнение, обрушившее на бывший город чудовищную массу воды и камней. Старый Тамблтон выдержал бы такое испытание без особых проблем. Горожане платили хорошие налоги, на которые строились крепкие плотины и дамбы, как раз для таких случаев. Разумеется, до Староместа или Королевской Гавани этот город не дотягивал, но это все равно был город с ровными улицами и каменными домами. По-крайней мере, он запомнился верховному септону таким, когда он еще только начинал служение Семерым. Увы, но старый Тамблтон погиб во время огненного ужаса, именуемого Танцем Драконов. — Леди Шарис Футли сделала все, что могла, Ваше святейшество. Но боюсь, что человек слаб… особенно когда все валится из рук. — Леди Шарис была преданной служительницей Матери Всеблагой, когда дело касалось Тамблтона, — честно ответил верховный. — Теперь же… Можно ли ожидать споров и сложностей в вопросах наследования земель Тамблтона и титула? — К сожалению, да, Ваше святейшество. Все сыновья старого лорда Футли мертвы, последний из них отошел к Неведомому, когда до этих земель дошла Железная лихорадка. Мне известно о том, что у него оставалась еще и дочь, но она сейчас уехала в Горький Мост… — Неужели другие лорды стали настолько жадны, что презрели волю Отца Всевышнего? — В нашем случае, Ваше святейшество, я предполагаю, что мы говорим о дочери, которая никогда не видела в себе наследницу отца… И которая не хочет иметь ничего общего с местом, которое погубило всю ее семью. Первосвященник, который уже успел заработать прозвище Скромный, позволил печали в своей душе отразиться на лице. — Этого я и боялся… И мы вряд ли можем обвинить эту бедную женщину. Две крупные битвы, разрушившие город до основания, эпидемия, выкосившая его быстрее, чем он успел восстановиться, а теперь еще и наводнение — стоило ли удивляться тому, что так много людей всерьез поверило, что Тамблтон проклят? То, что он сейчас видел, говорило: нет, не стоило. Те каменные дома, что еще не развалились, были заброшены, а немногие оставшиеся жители ютились в наспех сколоченных деревянных лачугах на возвышенностях. Не было ни малейшего намека на то, что они готовы встать на ноги и обжиться, а заросшие поля, окружавшие бывший город, не предвещали для здешних земель ничего хорошего. Но даже здесь еще оставались проблески надежды. В развалинах Тамблтона играли дети. А над соседним холмом к югу от разрушенных стен сияла большая семиконечная звезда, спасенная из Старой септы и теперь освещаемая зимним солнцем. — Я верю в то, что Тамблтон может возродиться. — Ваше святейшество, люди думают, что… — Что Тамблтон проклят? — верховный септон поблагодарил Семерых за то, что здесь, вдали от глаз тысяч верующих он мог позволить себе не таскать на голове тяжелую тиару. — Да, он пережил много бед. Но делает ли это его проклятым? Если что и может проклясть эту землю, то лишь глупость людская и невежество. Старый Тамблтон стоял веками и процветал, не ведая проклятий во времена что наследников Зеленой Руки, что королей на Железном Троне. — Если вы и правда в это верите, Ваше святейшество… — не нужно было обладать проницательным умом и интуицией, чтобы понять очевидную вещь: собеседник совершенно не разделяет его мнения. — Но для этого все, в том числе Святая вера, должны будут выделить много золота. И я не думаю, что эти люди скажут вам спасибо за то, что вы выбросили, как им будет казаться, на ветер столько монет, особенно после того, как произойдет раскол… как бы вы его ни называли. Эта грубая честность могла быть достойна восхищения… если бы не выдавала с головой все, что он видел в душах некоторых его приближенных. «Упаси Дева, мне известно, что как минимум один из первой семерки до сих пор считает, что меч Воина мог бы решить все наши трудности…» — О каких «этих людях» ты сейчас говоришь, Роджер? — О верующих, Ваше святейшество. — Да. Верующие. Все мы — верующие. И мы должны быть верными пастырями Семи-кто-есть-Один в этом мире. Но какой пастырь станет угрожать и убивать тех, кого он опекает? — Все овцы глупы и трусливы… Верховный еще раз мысленно поблагодарил Отца Всевышнего за то, что его сегодняшний собеседник, которого правильнее было назвать наставником или покровителем, был изгнан из Звездной септы до того, как обрел знания и навыки, достаточные для принятия сана. Если бы он произнес нечто подобное в тех стенах… — А что ты скажешь об уме и храбрости жителей Семи Королевств, которые убивали друг друга годами ради обладания троном, сидение на котором не приносит ничего, кроме страданий? И собеседник не смог ему ответить. — Все, что нужно овце — свежая вода и сочная трава. И еще спасение от волков и прочих угроз, таящихся в ночной тьме. А мы… Нас, как это не прискорбно, нельзя назвать хорошими пастырями. Здесь, вдали от Королевской Гавани и Староместа, верховный септон мог позволить себе сказать такие слова, которые больно били не только по его предшественникам, но и по нему самому. — Мы не были хорошими пастырями, — повторил он более жестко. — И я думаю… Нет, я знаю, в глубине души, что Семеро хотят, чтобы мы были хорошими. Чтобы мы стали лучше… И мы станем. Мы восстановим Тамблтон. Но не золотом, которое грешные души так бездарно растратили ушедшим летом, а семенами, строительным камнем, умелыми руками и людской добротой. Пусть к следующему сезону урожая поля будут готовы к засеву. Пусть здесь появятся новые дома с крепкими фундаментами и каменными стенами. И пусть они стоят на нормальном берегу, а не на том, который река топит каждую осень. И еще — городу нужен мост, хороший мост, который не рухнет при первом же наводнении. «Надеюсь, этих усилий будет достаточно, чтобы убедить законную леди Тамблтона вернуться», — подумал Скромный. Но даже если и нет… Что ж, в таком случае он сможет сказать, не кривя душой, что он сделал все, что мог, для города, который когда-то так любил. Собеседник громко выдохнул, отчаявшись его переубедить. — И вы, я полагаю… не откажетесь от паломничества в горы, Ваше святейшество? Там недавно выпал снег и он не тает… — Я стар, Роджер, но мои глаза еще видят белый цвет. Я и сам вижу снег на некоторых вершинах здешних гор… — он задумался о том, скоро ли ближнее окружение начнет говорить о том, что такой дряхлый старик уже не может исполнять обязанности первого после Семерых. — Там есть святилище, которое я хочу посетить… еще раз. — Вы не боитесь холода? — А что есть холод? Холод может стать исцеляющим бальзамом для души, пока тело защищают теплые меха… и молитвы. А теперь уходи, я хочу помолиться со своими прихожанами. — Не с теми ли, кого вы только что сравнили с овцами? — Ох… А ты сам как думаешь, обречена ли овца остаться овцой до самой смерти — или же она способна встать на задние ноги, если узнает обо всех хороших деяниях, что она может совершить в свете Семи-кто-есть-Один? *** Лорд Алин Веларион, Восьмая луна 140 года от З.Э, Сурабахай, также известный как остров Слонов Когда Алин впервые увидел остров Слонов, он не мог отделаться от ощущения, что это место не принадлежит к тому миру, где находились Дрифтмарк и весь Вестерос. Во-первых, здесь было жарко. Во-вторых, здесь было мокро. Влаги в воздухе было столько, что он в любой момент мог напиться, сняв с себя рубашку и выжав ее в подходящую посуду. В-третьих… здесь было очень опасно. Не так, как на Севере с его вечным холодом, или в Речных землях, где человек, укравший у соседа яблоко, вполне мог начать многовековую вражду, которая приводила к гибели обоих домов и самого королевства. Нет, опасности острова Слонов были другими. Скрытыми — и в то же время всеобъемлющими. Стоило им сойти на берег, как встречающие тут же настоятельно потребовали им всем вымазаться в какой-то вязкой жидкости — как он потом узнал, это был сок одного из самых высоких деревьев в этих жарких, душных и непроходимых лесах. Некоторые моряки (как из его собственной команды, так и вышедшие в море с Джаянтисом или Аньей) наотрез отказались это сделать. На следующий день все они тряслись в дикой лихорадке. Еще через день оставшийся от них пепел развеяло ветром. Здесь было не просто полно комаров и прочих кровососов, и они не просто были в разы больше своих вестеросских собратьев — они еще и разносили кучу опасных болезней, многие из которых Алин нигде и никогда прежде не встречал. А липкая гадость, которой они обмазались с головы до ног, не только придавала их коже нелепый оранжевый цвет, но и, как оказалось, отпугивала насекомых. И это была далеко не единственная «настоятельная рекомендация», выданная жителями острова на ужасно искаженном и едва понятном диалекте валирийского языка. Это нельзя было назвать категорическими запретами или неукоснительно соблюдаемыми правилами. Это действительно были рекомендации. И если гость вежливо (или не очень) предложение отвергал, местные вежливо улыбались и оставляли его в покое. А потом самонадеянный чужак очень скоро оказывался в крайне унизительном или болезненном положении. Или на погребальном костре. Группе бывших пиратов с островов Василиска, можно сказать, повезло — они «всего лишь» бегали в кусты по нужде в среднем шесть-семь раз на дню и пахли… лучше не говорить, чем они пахли. И вообще об этом очень не хотелось думать. — Ох, адмирал, надеюсь, мы уже близко к цели! Если мы не доберемся до их столицы засветло, я… — Они настоятельно просили нас проявить терпение, — напомнил Алин. — И вы в это верите? В то, что так называемый «Дворец слоновой кости» невозможно найти? Клянусь костями Черного Ужаса, я не понимаю, как вообще можно спрятать собственную столицу?! — Мы гости в этой земле, — нахмурился лорд Дрифтмарка, глядя в упор на одного из своих капитанов. — И наши гостеприимные хозяева до сих пор не сказали нам ни слова неправды. Жизнь на острове Слонов была, что и говорить, странной. И то, что здесь повсюду были слоны… Этому точно не стоило удивляться. Серокожие великаны, каждый из которых был рада в два больше тех, кого волантийцы выставляли напоказ перед выборами, спокойно жили в здешних селениях и джунглях. И люди жили вместе с ними. Мейстеры писали, что сердцем острова был город Забхад, где жил их правитель. И это, как он успел убедиться, было главной ошибкой. Забхад представлял собой… нечто вроде прилавка, за которым хозяин торгового заведения встречает покупателей. Именно такой «лавкой» остров Слонов и был. А настоящая жизнь на острове, именуемом его жителями Сурабахаем, текла не на «прилавке», а за ним, в джунглях, которые, на первый взгляд, были копией зеленого ада Соториоса. Только вот в джунглях Сурабахая можно было жить и процветать, тогда как любая экспедиция, рискнувшая углубиться в заросли Соториоса, гарантированно вымирала в течение пары лун. Или еще быстрее. Жители Сурабахая отличались от знакомых ему эссосцев и вестеросцев буквально всем. Но даже если он и находил какие-то внешние совпадения… Например, местные жители часто вставляли в уши, носы, животы и другие части тела украшения, как и волантийцы, но, как он успел убедиться, этот обычай играл у них совсем иную роль. Да и слоны — к ним сурабахайцы относились скорее как к братьям и сестрам, чем как к вьючным животным. Они были такой же частью общины, как и люди. И все же, несмотря на все эти красоты, он не согласился бы терпеть такое всю оставшуюся жизнь. А аудиенция у раджи, похоже, снова откладывалась — и все это потому, что он так до сих пор и не нашел пресловутый «Дворец слоновой кости». Алин добирался до него уже седьмой день и чувствовал себя выжатым досуха. В какой-то момент он закрыл глаза и какое-то время ехал в темноте. А когда открыл… Бесконечное зеленое море джунглей, окружавшее его со всех сторон, куда-то пропало. Теперь вокруг него был густой-туман… который постепенно рассеивался, обнажая кости. Огромные кости. Действительно огромные кости! И они были повсюду! Только торчащие из этих груд костей знакомые бивни подсказывали, чьи останки были здесь собраны. Слоны. Это были кости усопших слонов. В это можно было поверить, если бы не одно «но». Некоторые скелеты были раза в три больше живых слонов, которых он встречал здесь, на этом самом острове. Которые и без того казались ему великанами. Если прикинуть, какими они были при жизни… Некоторые из них могли всерьез соперничать с самыми большими драконами Семи Королевств. Самый простой ответ: «Да не может этого быть» — он отмел сразу. Может. Он все видел собственными глазами. Получается, что… — Это не остров Слонов. Это Кладбище Слонов. — Тоже верно… Жаркий воздух задрожал — и картина снова изменилась. Костей стало еще больше, а самый большой слоновий скелет оказался прямо перед ним. И он был настоящим гигантом… Даже кости Нагги, которые он видел дважды, пока главное святилище Утонувшего не разрушили Зеленые, вряд ли могли соперничать с этим исполином. Это был левиафан размером с гору, способный крушить своими ножищами целые армии. И среди этих костей сидел старик. И смотрел на него. Облик этого старца напомнил Алину заклинателей змей, которых он встречал в Волантисе. Загорелая почти дочерна кожа, высокий белый тюрбан, худое жилистое тело — все было при нем. И все же… Кое-что выделяло этого человека. Наверное, безупречная белизна одежд и отсутствие неприятного запаха. — Вы… вы говорите на валирийском — или общем языке Вестероса? — Я говорю на всех языках, — Алин окончательно убедился в том, что с этим человеком что-то не так. Потому что он даже рта не раскрывал, хотя его было прекрасно слышно! — Это… это сон? — Да, — обрадовался хозяин этого странного места. — Я рад, что у тебя такой быстрый ум, Навигатор. Его глаза… Даже на таком теле они казались слишком старыми. И Алину становилось не по себе, едва их взгляды встречались. — Где мы? Белый тюрбан слегка вздрогнул и рот приоткрылся, обнажив редкие пожелтевшие зубы. — Ты и сам знаешь ответ в глубине души, Навигатор. — Остров… — но куда бы ни падал его взгляд, он натыкался на кости слонов, только на них. Ничего вокруг больше не было, ни лесов, ни зверей. — Ты же не хочешь сказать… — Ты видишь этот остров таким, каким он был тысячелетия назад, Навигатор. Еще до того, как в мир пришла Долгая Ночь. Если ты Меня слышишь во сне, то это лишь потому, что твой путь привел тебя к костям Первого, великого и могучего. Когда-то этот остров был местом захоронения самых больших, самым сильных и самых почитаемых слонов мира. Сам Величайший Бог Гаджанана, Владыка Разума и Успеха, Хранитель Мудрости и прочая, прочая, прочая, о чем ты даже помыслить не смеешь, объявил это место святыней… И Алин это почувствовал. В тот момент, когда голос произнес имя божества, кости, как ему показалось, ожили. — Таких больших слонов больше нет. И даже если бы они и были… Они не могли бы выжить на таком клочке земли. В голове пронеслась сумасшедшая мысль о том, что этот загадочный «Первый» и не был вовсе обитателем этого острова. Он мог оказаться самим этим островом… — Ты и на это знаешь ответ, Навигатор. О, да. Больше всего Алин боялся, что его догадка окажется верной. Об этом ведь повсюду говорили, от Стены и до Волантиса. Говорили о том, что в темное время Долгой Зимы, терзавшей весь мир, суша и море сильно перемешались между собой, пока солнце не могло показаться на небе. И если хоть какие-то из этих слухов имели под собой реальную почву… — Соториос. Ты пришел из земли, которую мы сегодня знаем под именем Соториос. В тонких пальцах возникла трубка из слоновой кости. — Оттуда и пришли те, кто пережил Войну. Пришли вместе со своими последними слонами, понимаешь? Святая земля должна была стать их последним домом и их могилой. — Война… Они проиграли ее? В ответ раздался смех, громкий и глубокий, от которого содрогнулась земля. — Нет, Навигатор. Уж поверь Мне, если бы мы проиграли Войну, здесь некому было бы разговаривать… Его глаза загорелись — и бывшему мастеру над кораблями законной королевы Вестероса вдруг почудилось, что он говорит с неким гигантом, для которого весь мир был лишь игрушкой… Чего уж говорить про одного крошечного обитателя этой игрушки? — Нет. Войну мы выиграли. Но победа… Увы, она оставила нам лишь тень того величия, каким мы обладали прежде. — Да… В это я верю… — должно быть, загадочный незнакомец говорил о Войне за Рассвет, которую также называли Долгой — и еще много какими словами. — Но… При всем моем уважении… к вашим слонам… и остальному… Я всего лишь путешественник, который пожелал достичь И-Ти в обход Нефритовых Врат. Я Алин Веларион, лорд Дрифтмарка. И я не верю… — Ты — Навигатор, — все-таки его собеседник не был человеком. Хотя, возможно, был им когда-то, очень давно. Но насчет последнего Алин сильно сомневался. — Поэтому Я и велел Своим жрецам привести тебя сюда. Ибо Мне нужна твоя помощь. — Но ты… — слова, которые звучали как похвала, отчего-то напомнили Велариону смыкающиеся вокруг него челюсти гигантского хищника. — Ты же Бог! А я всего лишь… — Ты всего лишь можешь свободно покинуть этот остров. А Я не могу. Меня никто не знает за его пределами. Он обратил внимание на то, что создание в облике изможденного старого человека не стало отрицать своей божественной сущности. — Здесь Я всемогущ, это правда. И готов защищать Свой дом и Свою семью до последнего. Но стоит Мне отойти от берега на одну лигу… И там Я буду бессилен. Такое признание — это было ясно видно — дорого ему стоило. Уж Алин-то понимал, что признать собственное бессилие очень тяжело, хоть для простого человека, хоть для рыцаря, хоть для короля. А каково, интересно, сказать про себя такое, если ты Бог? — Зачем… — он закашлялся и продолжил. — Зачем тебе моя помощь? Все войны, которые сейчас ведутся между людьми… Это лишь жалкое подобие Долгой Ночи, которая прошла тысячи лет назад? — Прошла, Навигатор. Но Колесо снова пришло в движение. И мы… Мы не смогли вовремя остановить нашего врага. Посланник с козлиным ликом… он надломил нечто очень важное. Война снова надвигается. Вы, смертные, забыли слишком многое из того, что было сделано. И если в этот раз мы проиграем… Тогда умрут все. Подумать только, а ведь несколько часов назад он беспокоился лишь о том, чтобы не заблудиться окончательно, разыскивая «Дворец слоновой кости» и проплутать целую луну в этом царстве слонов и комаров… — У меня есть выбор? — обреченно спросил лорд Приливов. — У человека выбор есть всегда, Навигатор. Но поверь Моему долгому опыту — лучше сделать все самому, чем доверять разгребать свои беды потомкам…