Танец продолжается

«Немногие магистры и иные высокородные люди согласились бы это признать, но события первых дней четвертой луны 140 года от Завоевания действительно были последним шансом погасить пожар Войны за Бороду, поскольку она уже причинила обеим сторонам куда больший ущерб, чем они рассчитывали. Тогда же была упущена возможность сделать эту морскую войну не первой, но единственной — этакой случайностью в истории Эссоса и Вестероса. Но для того, чтобы мечи вернулись в ножны, Республика Браавос должна была признаться самой себе: да, мы ошиблись. Нет, не стоило даже и начинать. И насколько бы неполной ни была информация, доставляемая Морскому владыке… Такой вариант, насколько мы знаем, вообще не рассматривался. Это была ошибка, которая стоила Браавосу еще очень многих солдатских и матросских жизней. Гибель Первого флота лишила Республику последних проблесков эффекта внезапности, на котором она надеялась выиграть полномасштабную войну за несколько лун. А тысячи убитых и искалеченных в первые две-три луны сильно сократили явное преимущество Браавоса над врагами-пентошийцами. До начала войны все думали, что Браавос может вести войну на море и суше с Пентосом и Миром одновременно — и одержать безусловную победу на обоих фронтах. После того, как сильнейшая буря отправила Первый флот на дно, все поняли, что если еще хотя бы один Вольный город вступит в войну на стороне Пентоса, война станет долгой и изнурительной — и вполне может закончиться поражением Республики. Да, Браавос по-прежнему мог строить быстрые галеры и тяжелые галеасы быстрее, чем кто-либо еще в известном мире. Да, у них оставалось огромное количество хорошо вооруженных корсарских эскадр, не дававших покоя неприятельским торговцам по всему Узкому морю. Но построить новый флот было мало — нужно было еще где-то найти для него сотни опытных моряков. И перед ними встали и другие трудности, многие из которых кажутся нам сегодня совершенно очевидными предвестниками ужасающего исхода войны, которая уже грозила затянуться на годы. Рассматривал ли Сальваторе Залин возможность заключить сколь-либо приемлемый мир в четвертую-пятую луну? Увы, но по понятным причинам, живых и материальных свидетельств того времени нет никаких сведений о том, что он делал хоть какой-то шаг в этом направлении. А жители Браавоса, совсем еще недавно с ликованием приветствовавшие его возвышение, теперь жаждали возмездия. Они готовы были вгрызаться в ненавистного врага насмерть, пока переговорщики из Пентоса не упадут перед ними на колени и не отменят рабство на вечные времена. Но жители Пентоса не были настолько глупы, чтобы сдаваться врагу, который уже открыто признал, что их не ждет ничего, кроме смерти. Их военную стратегию трудно было назвать сколь-либо эффективной. Как ни старались пентошийцы организовать и расширить свое ополчение, они по-прежнему оставались в полной зависимости от амбициозных командиров наемных отрядов вплоть до конца 140 года. Но они все равно готовы были драться до конца. Потому что теперь у них появилась надежда на то, что само небо и море были на их стороне — и они снова покарают высокомерных браавосийцев за то, что они нашли в себе достаточно безрассудства, чтобы начать войну зимой». (из книги «Драконы и бороды» историка-библиария первого ранга Бенджена Мандерли, написанной в Доброй Ярмарке в 324 году) *** «Некоторые недалекие души могут думать о том, что возможность заключить мир была безвозвратно упущена, но мы, в отличие от них, знаем Правду! Меч Свободы и Справедливости был обнажен и не могло быть и речи о том, чтобы вернуть его в ножны раньше, чем он был бы окроплен кровью презренных работорговцев! Да будут прокляты все еретики и их королева-узурпаторша!» (приписывается архимейстеру Моргану Хайтауэру, 326 год) *** «Ах, да, архимейстер Морган… Кто-нибудь должен напомнить ему, что клятва мейстера заключается в том, чтобы рассказывать об исторических событиях как можно правдивее и беспристрастнее, а не тратить хороший пергамент на повторение одной и той же благочестивой лжи, от которой уже голова пухнет! Да, магия существует. Да, она, несомненно, породила множество бедствий, постигших наше королевство. Но каждый раз, читая «Меч свободы», я не мог отделаться от мыслей о том, что его творец что-то настойчиво пытается возместить… Возможно, он надеется таким нехитрым способом отбелить репутацию человека, носившего то же имя, что и он сам, и оставшегося в памяти людской тем, кто сыграл ключевую роль в позорнейшем поражении во Второй морской войне…» (приписывается архимейстеру Гарту Флауэрсу, 326 год) *** Морской владыка Сальваторе Залин, Четвертая луна 140 года от З.Э, Дворец Морского владыки, Браавос Слишком долго. Слишком долго эта новость шла до него. Увы, но удивляться этому не стоило. Зима ведь. Свиток пергамента был уже полон горьких известий, но ему еще предстояло проглотить немало горечи. Автором этого текста был последний оставшийся в живых командир последней эскадры Первого флота. Выше него по должности никого не осталось. Значит, ни адмирала Девио Бартариса, ни его старших офицеров больше не было в живых. И это было плохо. Очень плохо. Ни один Морской владыка не пожелал бы себе столкнуться вот с этим всем. К его большому сожалению, все это было правдой. — Надо было послушать тебя, брат, когда ты говорил, что мы выбрали для войны не самое лучшее время. — Мы все ошиблись. Да и я… не слишком настаивал на том, что боги ветров и приливов в это время года могут быть особенно капризными. Лаконичный ответ и мрачный тон Наполеоне вызвал усталую улыбку на его лице. Но продержалась она меньше десяти ударов сердца. — Девио… — Его больше нет. Со слов выживших, флагман и ближайшие к нему галеасы просто разломало на куски. Никто не спасся. Сейчас Сальваторе не мог сдержать гримасы. Нет, ему не нравился человек, которого он сделал адмиралом Первого флота, но потери, сопровождавшие его, скажем так, уход, нравились еще меньше. Только на флагмане и других тяжелых кораблях наверняка были сотни человек… А на остальных погибших — тысячи. На восстановление таких потерь Браавосу потребуются годы. — Девио… — Ему не повезло. Он сделал то, что должен был, и в его действиях был смысл. Берег там очень каменистый и окруженный рифами, поэтому он и отвел корабли подальше от побережья, чтобы их не разбило о камни. Вот только, уйдя от одной опасности, он влетел прямиком в другую… — Энрико слышал слухи о том, что буря началась совершенно неожиданно, что она могла быть рукотворной… — Ради всех богов! — закатил глаза Наполеоне. — Постарайся убедить Энрико не пить где попало и с кем попало! В таких заведениях после трех кружек эля каждый называет тебя другом, а после пяти хватается за нож! Он теперь — Первый Меч Браавоса, вот пусть и исполняет свой долг на этом важном посту! Что до этих слухов — нет, я не верю, что бурю вызвало чье-то колдовство. Это Узкое море, там постоянно бушуют штормы, а осенью и зимой их только больше становится. И не надо думать, что если наши корабли побились о берега и потонули, значит, в этом виноваты какие-то злые колдуны! Как ни странно, его слова немного успокоили Сальваторе. — Сама мысль о том, что есть в мире какой-то колдун, способный на ровном месте поднять такой мощный шторм — полный бред, — продолжал младший Залин. — Ты должен помнить о том, что десять лет назад появился маг, провозгласивший себя «Владыкой ветров», и заявил, что способен изменить погоду так, что это может изменить ход битвы… А потом он не смог сотворить даже легкого ветерка, хотя и зарезал на своем алтаре два десятка ни в чем не повинных мулов! — Ага. А потом он несколько раз подряд «поскользнулся на лестнице» и две недели не мог с кровати встать… Да, я помню этот «подвиг», — вздохнул Сальваторе. — Так боги напомнили нам всем о том, что только они властны управлять яростью зимы, а мы, смертные, можем лишь принимать из волю. В общем, план «Касатка» можно считать проваленным. — Нет! Мы должны продолжать, потому что у нас нет иного выхода! — горячился Наполеоне. — Ты что, брат, хочешь закончить войну вот в таком ужасном положении? На какой-то момент Морскому владыке захотелось… даже очень захотелось сказать «да». Пергамент, который он только что прочитал, сообщал о том, что славный Браавос уже понес в этой войне большие потери, чем за все предшествующее десятилетие. И если они продолжат воевать и за недавним штормом последуют другие, которые тоже будут крушить галеасы, когги и военные транспорты… Этому кошмару не будет конца. Но потом искушение прошло. Они вели войну на уничтожение — и как только пентошийцы осознают, какой урон они понесли, они выдвинут условия мира многократно хуже любой, даже самой кровопролитной войны. Они выжмут из казны Республики все до последнего медяка. — Нет, мира не будет, — покачал головой Сальваторе. — У пентошийцев нет причин принимать наши условия, пока мы не захватим Сидорис и не прижмем к их горлу нож. А у меня таких причин тем более нет… Стоит мне заикнуться о мире, наши же избиратели в тот же день бросят меня в ближайший канал с перерезанным горлом. — Верно, — кивнул Второй Меч Браавоса. — Теперь мы все служим только войне… Сальваторе внимательно посмотрел в лицо брата, думая о том, шутит он или говорит всерьез. И брат отвел взгляд, понимая, что, наверное, сболтнул лишнего. — Дальнейшие планы нашего флота? — спросил его Морской владыка. — Те же самые. Берем Аргилон и Сидорис — на этом фронте ничего не изменилось. Только заниматься этим придется уже Второму флоту, а он пока еще стоит здесь, в лагуне. По плану он должен был выйти в море только через двадцать дней, но теперь нам придется сделать все, чтобы ускорить выдвижение. Но даже в этом случае, к моему большому сожалению, Второй флот, даже объединившись с остатками Первого, не сможет ударить по Аргилону раньше седьмой луны. — Это неприемлемо. Мы должны ускориться. Теперь уже Наполеоне посмотрел на него с укоризной. И его умные глаза напомнили брату о том, что произошло в прошлый раз, когда он требовал поторопиться. — Сделаю все, что смогу. Военные транспорты в основном уцелели, как и сами войска, так что мы, возможно, сможем начать наступление раньше. Но даже в этом случае самым ранним сроком будет шестая луна — а Сидорис не может быть атакован до прибытия флота в седьмую-восьмую луну. К сожалению, наши корабли не могут летать по воздуху со скоростью сокола. — Знаю, — нахмурился Сальваторе. — Но чем дольше мы тянем, тем больше проклятых закатницких конвоев доберется до Пентоса! Веларионы и прочие заморцы ведут себя подобно портовым шлюхам, стоит показать им золото… Раньше это приносило немало пользы самому Браавосу. Лорды андальских королевств за Узким морем совершенно не смыслили в торговле — и Республика без труда навязывала им самые выгодные (не для них, разумеется) договоры, получая на этом колоссальную прибыль. Вот только в эту игру могли играть не только они. Теперь и Пентос завалил андалов грудами золота и серебра, на которые покупалось оружие. И это уже не радовало. — Если Веларионы и купцы из Чаячьего города нашли золотую жилу в продаже Пентосу мечей и военных припасов… Думаю, Мир тоже не захочет от них отставать. — Верно, брат. — Мы должны разбить Пентос до того, как закатники или другие Вольные города решат, что нагадить нам — верный способ нажиться. Он не стал уточнять, что имел в виду под словом «нагадить». Это могли быть как поставки пентошийцам продовольствия и оружия, так и открытое вступление в войну а их стороне или морские нападения на их растянутые линии снабжения от Браавоса до Паладоса. Судя по мрачному лицу Наполеоне, он тоже об этом думал. — Я все еще верю в то, что мы можем победить Пентос, пока никто из Вольных городов не влез в войну. Но мы должны понимать, что эта победа достанется нам дорогой ценой. Гибель Первого флота лишила нас шанса на быструю и легкую победу — и у меня нет вариантов, как это можно исправить. Пока что Пентос уязвим. Но через две-три луны победить его будет намного труднее, а если мы дадим ему больше времени, это будет дорого нам стоить. — Значит, постараемся им этого времени не дать, — без колебаний заявил Сальваторе. — Ласкарис сейчас в городе, не так ли? Готов ли он принять командование Вторым флотом и как можно скорее выдвинуться на Аргилон? — Вообще-то… Я думал, что командование возьму на себя я, — признался Наполеоне. — В истории есть прецеденты… — Во-первых, ты слишком хороший делопроизводитель, чтобы я мог вот так от тебя отказаться… Он сразу понял, что этот комплимент задел какую-то чувствительную струну в душе брата и все его возражения как-то угасли. «Если бы еще с Энрико было так же легко дело иметь…» — В таком случае, я готов пожелать Тацито Ласкарису удачи. — Не знаю… Он не из тех людей, которые мухлюют в карты и кости. Ласкарисы были почти таким же древним и славным родом, как и Залины. Но они, в отличие от родственников Сальваторе и Наполеоне, ни разу не теряли большую часть своего состояния меньше чем за одно поколение. — А нам остается только ждать и надеяться, что он не повторит печальную судьбу Первого флота, — сказал младший брат. — А еще я должен напомнить о том, что Ласкарис — активный сторонник флотской партии, которая жаждет разорить пентошийских конкурентов в Узком море, вне зависимости от того, где бы они ни находились… — Вот и еще один доверить ему побольше галер и галеасов, — мягко осадил его Сальваторе. — Уж он-то, несмотря на штормы и шквалы, будет держаться поближе к берегам Пентошийского залива, а не пойдет устраивать набеги на порты Закатных земель или выдвигаться далеко на юг, ловить мирийских и тирошийских купцов. — Это да, — вздохнул Наполеоне. — Наверное, я и правда… слишком близко к сердцу принял то, что мы только что пережили. — Ну, для многих наших сторонников это стало куда большим ударом, чем для тебя. Это было все равно, что назвать Узкое море «немного влажным». Кто-то постучал в дверь сначала один раз, потом еще два. Условный стук. — Эмиссар Железного банка, я полагаю? — Он самый… Теперь нам только рухнувшей крыши не хватает, чтобы это утро стало худшим за всю нашу жизнь. *** Лорд Алин Веларион, Четвертая луна 140 года от З.Э, Черный форт, остров Топор, архипелаг Василиска — Уверяю вас, принц-адмирал, друга лучше меня у вас никогда не было и не будет! Алин подумал о том, что не всем людям идет такая искрометная улыбка. А уж таким, как Веренос Зор… Помимо внутренней гнили, которую видели все, кто имел счастье с ним общаться, Веренос не стеснялся демонстрировать еще и свой, мягко говоря, отталкивающий внешний вид. Хотя какой там «отталкивающий» — он был просто уродлив. И того, что у него во рту не было доброй половины зубов, было следствием неоднократного близкого знакомства с кулаками и сапогами его братьев-пиратов — и он в этом сам не стеснялся признаться. — Надеюсь встретиться с вами на обратном пути, брат-капитан. Попутного тебе ветра, Зор. — И вам мягких приливов, принц-адмирал! С этими словами Веренос развернулся и зашагал прочь с достоинством обожравшейся крысы. — Ты же понимаешь, что он, не раздумывая, продаст тебя за мешок пшеницы? Джаянтис Черный, изгнанник из Волантиса, особо не раздумывая, выложил ему все, что он думает об этом человеке. — Надеюсь, пшеница будет хорошей и мешок увесистым, — покачал головой Алин. — Естественно, у меня и в мыслях не было, что Вереносу можно доверяться хотя бы на грош. Потому что он сам даже не знает, что значит само слово «доверять». Ты же помнишь, что я помогал ему убить его родных братьев? — Мы тоже свою руку приложили, — усмехнулась в ответ Анья До. И ее смешок был таким же очаровательным, как и сама обладательница голоса. Капитан «Пряного ветра», истинная дочь Летних островов обладала такой сногсшибательной внешностью, что десятки мужчин готовы были перебить друг друга по одному мановению ее томного взгляда. И сам Алин был достаточно честен с самим собой, чтобы признать: предложи она разделить с ним ложе этой ночью, он не отказался бы. Вот только Анья никогда не предлагала мужчинам делить с ней ложе. И даже ходить с ней в море под парусом — всю команду «Пряного ветра» составляли исключительно женщины. И не просто женщины — все они были летнийками, которые успели вкусить тяжесть железных кандалов и рабского ошейника, а также насилие со стороны тех, кто называл себя их хозяевами. Некоторые из них родились в рабстве, другие были захвачены силой, но всех их объединяла ненависть к двум вещам — рабству и мужскому полу. И все равно находились недалекие идиоты, которые пытались соблазнить темнокожих морячек. Заканчивали они обычно в виде выброшенных в море ошметков, а их кровь и кишки становились сытным кормом для рыб. — Сыновья Ксандарро Зора и без нас готовы были вцепиться друг другу в глотки за наследство их отца. Я всего лишь дал им весомый повод обнажить сабли и выяснить, кто из них прав, самым простым и кровавым путем. — Так заканчивают все короли островов Василиска, — произнес Джаянтис из Волантиса. — Каким бы сильным и уважаемым ни был очередной пиратский король, все моментально рушится, стоит ему испустить дух. Здешние капитаны подчиняются только силе. А наследники Ксандарро были какими угодно людьми: жадными, алчными, безжалостными… но не такими сильными, как он. Алину хотелось бы сказать, что это была жестокая и кровавая битва… Но на самом деле взять Черный Форт на острове Топор оказалось настолько легко, что он даже огорчился немного. Пока пираты Братства Зора, восставшие друг против друга, ожесточенно резали глотки бывшим товарищам, при этом не отказывая себе в удовольствии предать при первой возможности тех, с кем они дрались бок о бок, его люди, усиленные такими капитанами, как Джаянтис или Анья До, высадились у стен форта и одержали победу. — Они подчиняются в первую очередь тому, кто обещает больше, — с улыбкой поправил его Алин. Джаянтис в ответ только плечами пожал и этот жест, который для другого человека смотрелся не так уж впечатляюще… У такого великана, как он, любое движение вызывало трепет всех окружающих. Удивительно, но этот человек, родившийся в сердце Старшей Дочери Валирии, обладал медной кожей и каштановыми волосами — бороду он не носил, предпочитая ходить гладко выбритым. А наряд его был пестрее радуги и представлял собой дикую смесь синего, красного и желтого цвета. И никто не понимал, откуда взялось такое прозвище. — А как насчет твоих моряков-лиссенийцев? Ты тоже обещал им богатую добычу в конце своего небольшого заплыва — и они не пошли ни за золотом, ни за силой, — усмехнулся в ответ здоровяк. — Да и тебе пришлось вернуть домой один из своих кораблей, разве нет? — А как иначе? Должен же я пополнить казну дома Веларионов! Добыча и «подарки», которые он отправил в трюме «Красного прилива», по его оценке, должны были едва ли не полностью окупить все затраты, которые он понес для организации путешествия. Да, битва за Топор не была трудной, но добычи она принесла более чем достаточно. И Алин не отправил домой все, что получил — немалую часть он решил прихватить с собой для торговли с итийцами. — Видишь, адмирал Заката? Останься ты с нами, ты со временем стал бы полноценным членом Братства! — Или нет, — промурлыкала Анья. Поскольку весь ее наряд, как всегда, состоял из множества скрепленных между собой перьев экзотических птиц, мало кто мог позволить себе смотреть на ее тело без похотливого огня в глазах. — Он постоянно идет на риск и я не удивлюсь, если его жизнь будет бурной, но недолгой. — Я не останусь, — ответил лорд Дрифтмарка. — Но это ничего не изменит, если каждый раз, когда кто-то кого-то грабит, мои товарищи забывают о Великом путешествии и гонятся за добычей. — Все, кто хотел повернуть назад, уже сделали это, — возразил Джаянтис. — И после Топора… Нормальный капитан предпочтет идти дальше, потому что поворачивать уже поздно. Только неопытные моряки могут подумать, что у них есть шанс преодолеть обратный путь с пустыми трюмами. Когда они понимают свою ошибку, некоторые в отчаянии поворачивают к той обители демонов, где когда-то стояла Валирия. У кого в голове есть что-то, кроме ветра, идут на Новый Гис. Но его союзники-лиссенийцы поступили совсем иначе. Освободив с Топора пленных волантийцев и других сынов и дочерей павшего Фригольда, они взяли курс на Апельсиновый берег или прямиком в Старшую Дочь. — А ты что посоветуешь? Джаянтис пожал плечами. — Самый простой способ добраться до нашей цели прекрасно известен. Новый Гис — Порт Ихос — Нефритовые Врата. Пройдешь через них, отдашь квартийцам все, что они потребуют — и здравствуй, Золотая Империя. — Именно так и поступил Морской Змей, — Алин помолчал немного, затем все же решился. Если эти двое уже согласились идти с ним до конца, скрывать от них правду смысла не было. — Но я не пойду по его стопам. — О… — Анья посмотрела на него взглядом хищной птицы. Если бы кто-то из сторонников Зеленых сейчас был здесь, он бы мигом выкинул из головы все мысли о том, что женщина, якобы, не может никем править. — Я правильно поняла? Ты хочешь обогнуть мыс Виверны? — Да. Мы пополним припасы на Малом Мораке, а оттуда направимся на Сурабахай, также известный как остров Слонов. — А потом, дождавшись попутного ветра, мы дойдем до Марахая и, в конечном итоге, до Лэнга. — Некоторые говорят, что только дураки пытаются пройти через Жемчужные Врата, — заметил Джаянтис. — Такое уже совершалось раньше, — Анья была воодушевлена явно больше, чем волантиец. — Нечасто, конечно, но у нас на островах есть корабельные журналы трех королев, прошедших этим путем и вернувшихся назад. Да и валирийцы, насколько я знаю, много раз так делали. — Все равно Нефритовые Врата безопаснее. — Я согласен, что эта часть моря намного лучше изучена моряками Эссоса. И потенциальных врагов там меньше… благодаря квартийским вымогателям, которые сдирают три шкуры с каждого, кто проходит этот пролив. — Не зря же эти врата зовутся Нефритовыми, о адмирал из Закатных Земель, — сухо ответил Алину меднокожий волантиец. Алин в ответ улыбнулся. — И это правда. Но мы не должны забывать об одной важной вещи: в Золотой Империи сейчас вполне может идти междоусобная война. И мы после прохода Нефритовых Врат должны будем поочередно посетить пять великих портов… И если Анья права, их вельможи завернут нас в первой же гавани. И мы вынуждены будем повернуть назад лишь с теми специями и дорогими товарами, которые сможем закупить там. — Но ничего действительно стоящего мы не получим. Повисла тишина. Все молчали, понимая, что это действительно проблема — настоящая проблема, в отличие от Вереноса Зора, готового продать их всех — и себя самого тоже — за лишнюю монетку. С ним они хотя бы знали, как разобраться. С этим — нет. — Я с тобой, — решился Джаянтис. — Но я все равно предупреждаю: нас ждут очень серьезные опасности. У итийцев все в достатке, но больше всего им хватает людей, поэтому они не слишком открыты другим странам и народам, нарушающим их Божественный Порядок. Даже записи о войнах, которые они ведут, победитель потом уничтожает, стирая все свидетельства своего вознесения на престол. Если мы явимся к ним в такой момент, они не будут нам рады… — Многие говорили и про меня те же слова, пока не встречали меня лично… И потом они понимали, что я намного лучше, чем они думали поначалу, — заверил их Алин. — И перед тем, как начать думать о неприятностях, которые ждут нас в И-Ти, нужно как-то до этой земли добраться. Итак, вы согласны с тем, что наш дальнейший путь проляжет по маршруту от Малого Морака через Жемчужные Врата и Пряное море? — Согласен. — Согласна. И было решено. *** Принц-консорт Аддам Таргариен, Четвертая луна 140 года от З.Э, Стоунхедж О чем никогда не приходилось беспокоиться Аддаму, так это о том, что его жена-королева проводит слишком мало времени с их дочерью. Как минимум трижды в день лиловоглазая маленькая принцесса Лейна получала все внимание своей матери и очень была этому рада. Уже после ужина они зажгли множество свечей и собрались все вместе, а маленький серебристый дракончик старался держаться так близко к дымоходу, как только мог… И пусть весь мир подождет. Потом Лейна уснула и служанки, как всегда, унесли малышку в спальню. А они могли заняться друг другом… Раз уж больше никто им в этом славном деле не мешал. К сожалению, очень часто им, даже когда они оставались наедине, приходилось заниматься и другими вещами — например, говорить о том, о чем не удавалось поговорить, пока солнце светило у них над головами. — Что ты скажешь о письме, которое прислал твой теперь уже бывший мастер над кораблями? — спросил он, насмотревшись вдоволь на спящего дракончика. — Я скажу, что долгое плавание под парусами вдали от Вестероса не может не пойти ему на пользу, — рассмеялась Бейла. — Раньше мне чуть ли не с боем приходилось у него отчеты выбивать, но стоило ему оторваться от берега — и он тут же схватился за перо, словно одержимый! «Вряд ли, конечно, Веларион самолично все это писал… Наверняка ведь поручил это дело писцу, а сам, в лучшем случае, перечитал перед тем, как печать свою поставить». — Не стану спорить. Но я не мог пройти мимо его пугающих предостережений касательно Волантиса… — Я тоже, — тихо призналась его жена. — И я… Честно скажу, я не знаю, что мы можем сделать. В этой откровенной прямоте была вся Бейла. И это совсем не означало, что она ошибалась или преувеличивала. — Согласен, мы никак не можем начать выращивать те новые культуры, которые они, наверное, уже собирают, пока мы об этом говорим, — согласился Аддам. — Славный лорд Веларион хорошо описал условия их роста… Я не знаю, где в нашем королевстве можно найти такие жаркие места. «И не в нашем тоже», — мысленно добавил он. Единственной землей Вестероса, где можно было встретить такую погоду, был Дорн, но он никогда не был частью довоенных Семи Королевств. — Меня сейчас другое больше волнует. Волантис силен, да, но он очень далек, а у нас есть немало проблем и поближе к дому. В том числе и связанных с урожаем. И я не знаю, удастся ли решить их тем же способом. Боги, неужели в наше время ни один Вольный город не стремится к миру и спокойствию? — Боюсь, что нет, — рассмеялся Аддам. — Но драконов у них как не было, так и нет. Зато у них есть… эти… как они говорят… повара-тигры, да? — Звучит так же грозно, как и Тигровые плащи, — усмехнулась его жена. — На высоком валирийском языке было такое слово — яниссары… или как-то похоже. Да, их называли именно так. — Тебе лучше знать… — Аддам немного знал высокий валирийский, но этот язык оставался для него чужим и трудным — его знания до сих пор не выходили за рамки простых разговоров с купцами из Вольных городов, которые предпочитали более простые диалекты, весьма далекие от языка чистокровных валирийцев. — Это да, — снова усмехнулась Бейла. — Ладно, это не конец света. Волантис мечтает вернуть себе былое величие, но драконов у них для этого нет. А без драконов не будет и новых валирийских дорог, без которых о расширении контроля за Спорными землями и долиной Верхней Ройны и речи быть не может. Я согласна с тем, что их флот силен, но недостаточно силен, чтобы в одиночку разнести всех остальных. — Да, это и в самом деле важно, — Аддам откашлялся. — Надеюсь, ты не собиралась продавать им драконьи яйца ради того, чтобы найти деньги на что-то очень важное… — Даже если бы и собиралась, у нас больше нет запасных яиц, чтобы их вот так раздавать всем подряд, — скривилась его жена. — И я не думаю, что триархи так жаждут скупать драконьи яйца. Черные стены, если ты не знал, были одним из ключевых форпостов Фригольда. И там наверняка в стародавние времена находилось гнездовище… Драконьих наездников у них давно уже нет, но какие-нибудь окаменелые яйца там наверняка сохранились. Сын ныне покойного лорда Близнецов не был рад такое услышать… С другой стороны, если яйца действительно пролежали два с половиной века в окаменении, вряд ли можно было предположить, что они когда-нибудь проклюнутся. Да и сто лет спустя после Рока — если бы у волантийцев еще оставались яйца драконов в более-менее хорошем состоянии, они наверняка сделали бы все, чтобы получить из них драконов после того разгрома, что нанес им Эйгон Таргариен, тогда еще не ставший Завоевателем… — Раз уж мы заговорили о драконах и дорогах… Моя матушка услышала один любопытный слух. Ланнистеры и Баратеоны, с ее слов, задумали не только породниться, но и соединить свои владения новым трактом. — Стоило ли из-за этого секреты городить? — спросила сама себя Бейла, взяв со столика бутыль с вином и два кубка. — Мой дражайший кузен уже давно дал понять, что если он и собирается участвовать в восстановлении дорог Миротворца, то только по остаточному принципу, а о строительстве чего-то нового и речи быть не может. Так что в этом деле лорды оказалиь предоставлены сами себе. И если Железный Трон вдруг узнает, что лорды Западных и Штормовых земель хотят построить новую дорогу через весь материк… Я думаю, он будет только рад, что платить за это придется не ему. — Вряд ли он обрадуется, если дорога не будет проходить через Королевскую Гавань, — приподнял бровь Аддам. Его супруга в ответ лишь фыркнула. — И каким образом это можно будет изменить? Большая часть их новосозданных Северных марок — лесная глушь, где удобно пасти овец и коз и не слишком удобно водить торговые караваны. Золотая дорога не просто так пролегла именно там, где пролегла — вдоль берега реки, которая в прошлом отделяла Королевские земли от Речных. Отойди чуть дальше к югу — и ты поймешь, что в дороге тебе будет банально нечего пить. Там есть только равнина, трава, трава и еще больше травы. Я бы назвала эту землю Великой луговиной, но… Если вспомнить, в каком она состоянии пребывает в любое время года, кроме весны и осени… это будет оскорбление для нормальных лугов. — А ты, я смотрю, хорошо в этом разбираешься, — Аддам, глядя на нее с явным одобрением, взял один из бокалов. — Я сама построила немало дорог, не забывай, — с плохо скрываемым самодовольством напомнила королева. — И знаю, что людям нужна вода — и это тоже нужно учесть при выборе места, где будет прокладываться новый тракт… Вне зависимости от того, откуда и куда он идет. — И что же они, по-твоему, сделают? Бейла склонилась над грубо исполненной картой. — Участок от Штормового Предела до Оскверненного леса они, скорее всего, сохранят. Только придется, наверное, вырубить часть деревьев на пути. Но потом им придется кое-что изменить. Дорога должна будет идти до Тамблтона… или до того, что от него осталось. Потом нужен мост через реку, затем поворот на север. Будет много перегонов, где не будет источников воды на день-два, но это еще можно допустить — в отличие от абсурдной идеи с прямой дорогой с востока на запад посреди равнин, где пасутся овцы. Аддам прочертил на карте еще две линии. — Если эта дорога будет достроена… Я считаю, это станет для нас серьезной угрозой. — Только в том случае, если Зеленые построят еще одну дорогу между Тамблтоном и Горьким Мостом. Их большие речные суда не смогут пройти дальше, чем на два дня пути к северу от Горького Моста. — Надеюсь, ты права, — ответил принц-консорт. — Я тоже надеюсь, да. Хотя если они будут строить дороги старыми способами — а они будут — вместо одного огнедышащего дракона ему придется потратить на это много золотых… И продолжать их тратить, что поддержать новые дороги в надлежащем состоянии. И это я еще не говорю о том, что Дейрону придется сначала выиграть борьбу со своими же… Надеюсь, что эти интриганы не перестанут хватать его за рукав. — Альянс двух верховных лордов из трех — это очень серьезное дело, — Аддам хорошо это понимал, поскольку в их королевстве все было точно так же. У каждого из них оставалось три вассала с титулом верховного лорда. И если двое из них сходились в чем-то к единому мнению, Бейле приходилось прислушиваться к их словам. И Дейрону, очевидно, тоже. В кои-то веки они говорили о чем-то, в чем он мог дать дельный совет своей жене, а не наоборот. — Не стану отрицать, что ты высказал очень хорошую мысль… Мост через Черноводную станет для Зеленого короля очень весомым ответным предложением. Уж ты-то, как сын дома Фреев не можешь этого не знать. Но на самом деле не все так просто. Три сезона из четырех Черноводная очень бурна, широка, глубока и грязна. Многие короли пытались строить переправы задолго до появления Завоевателя, включая королей Штормов из рода Дюррандонов. Но никому это так и не удалось. Аддам все равно думал, что это вполне себе решаемая задача — хотя и очень сложная. По сравнению с ней строительство замков-Близнецов выглядело детской игрой. — То же самое можно сказать и о Красном Зубце. Конечно, там намного меньше стремнин и приносимого с верховий мусора, да и расстояние между берегами раза в четыре меньше в том месте, через которое проходит дорога из Сигарда в Добрую Ярмарку… — Я знаю, — Бейла прикрыла глаза, о чем-то крепко задумавшись. — Знаю… Что ж, если Зеленые все же решатся на такое, не думаю, что мы можем оставить это без ответа. — Новые дороги на сотни лиг и мост, по которому можно перейти Черноводную… Что-то мне не верится, что ты прячешь такое у себя в закромах. — Ну все, все, хватит… После таких разговоров нам стоит выспаться как следует. Через несколько дней я уезжаю и с такой погодой, что «радует» нас в последние дни… Меня не покидает ощущение, что мне стоит отдохнуть как следует заранее, потому что потом… *** Сир Деймион Веларион, Четвертая луна 140 года от З.Э, Чаячий город Какие-то четыре луны назад никому и в голову не пришло бы пригласить их с братом делать свои дела в самом старом, самом большом и самом богатом торговом доме Чаячьего города. Но, как они уже много раз успели убедиться, в мире нет ничего постоянного — внезапный прилив пентошийского золота и серебра и, самое главное, их специй, очень редких и очень дорогих, отменяло многие вчерашние «никогда и ни в коем случае». Когда в город пришла весть о том, что флот Веларионов снова воспрял и преподал браавосским «пиратам» такой нужный для них урок смирения, открыл для носителей герба с морским коньком многие двери. Чаячий город испокон веков был торговой столицей Долины (да и не только ее) и защитники от пиратских набегов всегда были здесь желанными гостями, к словам которых многие прислушивались. В том числе и очень высокие лица. — Итого на каждый дракон, вложенный в этот «железный караван» мы получили прибыль… Что-то около семи драконов. И следующий обещает стать еще более прибыльным. — Не сомневаюсь, — ответил ему Дейрон. — А ты сам-то как думаешь, ради чего я всем этим занимаюсь? Не потому ли, что не могу жить без ледяных дождей, которые через день заливают нас, пока мы кувыркаемся на волнах? Братья переглянулись — и усмехнулись в унисон. — Второй караван уже готовится к отплытию, — сообщил брат. — Как только ветер сменится и волны немного утихнут, я снова возьму курс на Пентос. — Ты… будь осторожнее, — напутствовал его Деймион. — Я, конечно, понимаю, что слухи могут и привирать о том, что какой-то внезапный шторм разнес в щепки целый флот браавосийцев, но я слышал эту новость из нескольких источников одновременно, так что какая-то доля правды в ней в любом случае есть… — Моряки на службе Морского владыки всегда рискуют, поднимая якоря. И мы тоже. Дом Веларионов снова на подъеме. И все больше людей находят веские причины поддержать нас. Корона довольна тем, что мы приносим в казну больше золота, матросы рады щедрому жалованию и все больше уроженцев Расколотой Клешни идут к нам на службу… Или выковывают добрую сталь на продажу за море. А уж как пентошийцы рады тому, что им теперь есть чем себя защитить… — Все довольны, — подытожил Деймион и добавил: — Кроме Браавоса. — Морской владыка Браавоса может найти козу и сделать с ней то, о чем я не стану говорить в присутствии дам, — откровенно ответил Дейрон. — Никогда не подумал бы, что ты когда-нибудь станешь неистовым врагом идеалов Браавоса и защитником рабовладельцев… — Я им не стал — и никогда не стану, — заверил его брат. — Но я не готов мириться с тем, что эти чванливые ублюдки мнят себя королями морей, которым должен кланяться любой, кто ходит по волнам от Студеного моря до Нефритовых Врат. И если раньше они еще как-то сдерживали свои амбиции, то теперь… Деймион молча кивнул. Он уже не раз слышал похожие слова от других людей на улицах Чаячьего города. Разумеется, это не означало, что лорды и купцы, живущие в городе или просто посещавшие его, внезапно воспылали любовью к Пентосу. Ни в коем случае — большая их часть по-прежнему считала «перечников» высокомерными глупцами, верящими в то, что золото крепче железа и они всегда и везде могут купить все и все. Но это не отменяло того, что Браавос горожане считали большим злом. И чем дальше, тем злее это зло в их глазах становилось. — Я все понимаю, брат. И все равно не думаю, что сыны Титана просто возьмут — и смирятся с твоими «железными караванами». — Разумеется, не смирятся. А как иначе-то? Вот только оружие Пентосу поставляем не только мы. Да, мы продаем его больше всех, но есть и другие. Когда мы разгружались в гавани Пентоса, я видел там и мирийские корабли, и лиссенийские… И их было действительно много. И они занимались ровно тем же самым, что и мы. Конечно, они не привозили пентошийцам столько же железа. Ты должен знать, сколько мечей, топоров, копий и стрел каждый год требуют Спорные земли. Держу пари, там вот-вот заполыхает новая война… Но они не могут не понимать, что если Республика победит Пентос, следующими могут стать они. И естественно, Титан не может быть этому рад. Но как он помешает этой торговле, помимо ругани и жалоб? «А действительно, как?» — Деймион внезапно осознал, что Браавос и в самом деле ничего не мог с этим сделать. Он уже вел полномасштабную войну с Пентосом — и война эта, судя по всему, началась не самым лучшим для него образом. В таких условиях только полный дурак решится начать еще одну войну на другом направлении, не добившись абсолютного и безусловного превосходства над первым врагом. — Может, они выразят протест нашей королеве? — И будут ждать ответа очень и очень долго, — усмехнулся Дейрон. — Дейнейра наверняка уже прибыла в Стоунхедж ко двору — но ее представление, скорее всего, будет отложено до возвращения Ее милости с Севера, где она присутствует на свадьбе лорда Кригана и леди Алисанны. — И произойдет это не скоро, к нашему общему сожалению, — добавил Деймион. — Мы все знаем, как много пьют северяне на свадьбах… Даже жаль, что мы не догадались поставлять им выпивку по такому случаю. Кто знает, может, здесь мы заработали бы еще больше. — Не догадались, но всегда наступит следующий раз, брат. Ты, это… Присмотрись к лорду Риверрана, ладно? Его уже давно осаждают со всех сторон. — Такое ощущение, что его знаменосцы продают лошадей, а не своих драгоценных дочерей… — это было одной из причин того, что Деймион до сих пор так и не женился. — Нет, не Титан сегодня видится мне главной нашей угрозой, — скривился Дейрон. — Я провел несколько дней с людьми лорда Редфорта — и узнал страшную правду о том, что мы скупили едва ли не все свободное железо в Речных землях и Долине. Пока еще остаются Расколотая Клешня и Закатные острова, но нам придется ждать еще много месяцев, прежде чем рудокопы и кузнецы наверстают то, что мы продали. Мы еще можем, я думаю, наскрести достаточно товара для третьего «железного каравана». Но четвертый… Я не уверен, что он вообще будет готов в этом году. — Пфф! К этому времени Браавос и сам уже поймет, что не стоило ввязываться в эту войну, и будет просить мира… Потому что даже у них есть предел тому, сколько флотов они могут отправить на дно ради взятия прибрежных деревушек, которые не дадут им ничего, кроме головной боли, ведь так? Деймион Веларион действительно был уверен в тот момент, что все будет именно так. *** Король Дейрон Таргариен, Четвертая луна 140 года от З.Э, Красный замок, Королевская Гавань Иногда Дейрону очень хотелось вскрыть головы его знаменосцев, заглянуть внутрь и понять, что же с ними не так. В последние дни Малому Совету приходилось принять массу решений, чтобы разобраться с массой проблем… И именно в этот момент его придворным вдруг пришла в голову еще одна самая важная идея — и они стали требовать принять в срочном порядке «закон об одежде». А когда высокородных сановников начинают поддерживать и купцы, и рыцари, и Вера, и мейстеры, и вообще все, чье мнение хоть что-то значило… Возражать им всем было как-то не очень удобно. Даже несмотря на то, что он считал этот закон полнейшим идиотизмом. Они на полном серьезе думали, что запрет одежды черного цвета как-то поможет им. «Они что, считают, что наши соседи всегда ходят в черном? Да нет же! Если только Ночной Дозор…» Но нет, согласно новому закону, черные одежды теперь разрешалось носить только чужестранцам — это должно было стать их отличительным признаком, как серые рясы и цепи отличали мейстеров. И ладно бы они этим ограничивались… Ну уж нет. Мастер над монетой особенно настаивал на том, чтобы купцы различных рангов и гильдий носили строго оговоренное число украшений, чтобы ни в коем случае не выглядеть богаче родовитого лорда. Купцам такие запреты, разумеется, были не по душе — и они пытались отыграться на более низких сословиях, настаивая на том, что шлюхи и лица других презираемых занятий должны были носить особые знаки отличия… «Раз уж они шлюхи, пусть все сразу видят, кто они есть», — вот таким был их самый разумный довод. Нет, Дейрон по-прежнему считал это идиотизмом. И это было самым деликатным определением того, что он об этом думал. Но когда этот идиотизм поддержала большая часть знати Королевской Гавани, Простора и Западных земель… Он вынужден был их выслушивать и соглашаться с ними. Даже несмотря на то, что он прекрасно понимал, как воспримет это нововведение простой народ — и как он в итоге поступит. Достаточно было посмотреть на новую форму городской стражи, чтобы убедиться в том, что некоторые вещи сами просят, чтобы над ними смеялись. Та история проскочила почти незаметно на фоне смерти старого лорда Шермера, пока купцы потирали ладони, предвкушая, сколько звонких монет они заработают на новых плащах… А теперь тысячи умов придумывали новые прозвища «зеленым плащам» и делились ими каждый раз, как только очередной стражник появлялся в поле зрения. И они еще и нашли этой дурости «достойное» имя: «Закон о роскоши». Причем для слова «роскошь» использовался валирийский язык, хотя в прошлом Вера отказывалась иметь что-то общее с этим языком. Но в этот раз сделали исключение. — Интересно, что об этом законе подумают Черные… — сказал сам себе уже не очень юный король. Вопрос был риторическим — он прекрасно знал, что они подумают и как отреагируют. Большая часть северян будет громко смеяться и предлагать места на теле, куда ему следовало бы засунуть новый «закон». Жители Речных земель, вероятнее всего, поведут себя примерно так же. И только Долина, возможно, отнесется к этому нововведению с каким-то пониманием… Но это будут только самые древние знатные дома. Купцы Чаячьего города и простой люд тоже будет смеяться. Дейрон тяжело вздохнул. Нет, не сам по себе «Закон о роскоши» был хуже всего. Хуже всего было то, что он не имел ни малейшего представление о том, как обеспечить его исполнение. Допустим, «лишние» золотые украшения нетрудно было заметить. Но как они могли понять, не носит ли кто-то «ненадлежащие» кружева или шелка под толстой меховой шубой? И если даже каким-то чудом это удастся определить, дальше-то что? Приказать снять? У всех на виду, посреди улицы и в разгар зимы? А насчет публичных домов — городской страже теперь что, придется «проверять» их все каждый день? Нетрудно было понять, как это «поможет» им ловить воров и буянов на других улицах столицы… «Просто какой-то сумасшедший дом». Зачем он вообще согласился принять эту проклятую корону? Если бы он только… — Ваша милость, принцесса Джейхейра просит вашей аудиенции. Дейрон моргнул пару раз. Поначалу ему показалось, что он ослышался, но нет — королевский гвардеец сказал именно это. — Да? Ну так… впустите ее. Когда в тронный зал вошло единственное напоминание о погибшем брате, Дейрон с трудом сдержал бессильный стон. Но он касался не самой его племянницы. А того, в чем она была. Она явилась перед своим дядей-королем в простом охотничьем наряде. Простом наряде черного цвета — других цветов на ней не было. — Ваша милость. Я снова видела эти сны. Когда его племянница говорила об этом, ее лицо… Оно не казалось ему человеческим. Да и слова ее Дейрону совсем не понравились. Но те, что она произнесла следом, понравились ему еще меньше. Джейхейра говорила недолго. Но то, что она выдала… Король невольно задумался о том, не потеряла ли она рассудок от длительного одиночества и предшествовавших ему потрясений. Он так старался вернуть ей здравомыслие на протяжении последних лет, а теперь… «О, Боги…» В этом-то и была проблема. Дочь Эйгона и Хелейны искренне верила в то, что говорит от имени каких-то Богов. И это были не те Боги, кому поклонялись жители его королевства. — Все это… В это нелегко поверить, моя принцесса? — Но почему? — достаточно было взглянуть в эти полумертвые лиловые глаза, чтобы поверить в то, что вещие сны или какое-то неведомое колдовство выжгли Джейхейру изнутри еще в детстве и оставили трудно узнаваемую и искалеченную оболочку. — Драконы рождаются в волшебстве. Все это знают. Но у любого волшебства есть цена. — Да, — Дейрон старательно скрывал нараставшее внутри раздражение. — Но боги Валирии… Завоеватель и его предки, ушедшие в изгнание на Драконий Камень, годами и десятилетиями ждали хоть какого-то знака от них. И так его и не дождались. — Это неправда, — ответила его племянница. — С ними были драконы. Живое воплощение Их благосклонности… Король не знал, что можно ей возразить. Он бывал на Драконьем Камне всего несколько раз — и, честно говоря, этот унылый кусок камня совсем ему не понравился. Это было темное и мрачное место, где он чувствовал себя некомфортно везде, кроме, может быть, зала Расписного Стола. И сидеть там десятилетиями, ожидая какого-то знака свыше… Нет уж. — Может, так оно и есть, Джей… — «Или, по крайней мере, они сами так думали», — …Но это было в прошлом. Сейчас у нас не один каменистый остров, а огромное королевство, над которым Четырнадцать Богов не властны. Четырнадцать ничего не могут сделать, пока мы правим под сенью Семерых. — Семеро ничего не смогли сделать, когда пришел Черный Ужас и его крылатые сестры, — ответила Джейхейра все с тем же пугающе-бесстрастным лицом. — Это и есть власть драконов, главный столп власти дома Таргариенов. Не Вера. Не андальские боги, которые ничего не стоят против валирийского наследия… Это был совсем не тот разговор, который Дейрон ожидал вести со своей племянницей. Особенно с ней. — Джей, — впереди был еще долгий день, а он уже чувствовал, как у него начинает болеть голова. — Если даже предположить, что сон, увиденный тобой, действительно был вещим, а не просто порождением лихорадки… — Это не сон, дядя. Это правда. Она сказала это с такой непоколебимой верой, что Дейрон почувствовал, как его сердце обливается кровью. — Возможно, вещие сны и правда бывают… — ему очень хотелось убедить себя в том, что это не так. — Но Боги-драконы Валирии ушли вместе с ней и здесь никто им не поклоняется. А вот Семерым — да. И я не собираюсь принуждать своих знаменосцев менять веру, отрекаясь от их Богов. Я не стану вторым Мейгором. Тем более, что у Мейгора был Черный Ужас. И держава от Стены до Дорнийских марок. И репутация славного воина, за которым готов был последовать любой рыцарь. Зато вражеского королевства на северной границе у него не было… И это все равно его не спасло — Святая вера начала против него войну всего лишь за то, что он взял больше жен, чем позволяли священные писания. Всего лишь за это. Джейхейра смотрела на него так, словно он говорил на незнакомом ей языке. — Кого заботят души неверных? Четырнадцать Богов желают, чтобы мы, Таргариены, вспомнили свои обеты перед Ними… «О, Боги…» Нет, не они. Пусть души павших братьев дадут ему сил. — Джей, я король, — его слова звучали грубее, чем он хотел, но тут он ничего не мог с собой поделать. — И Вера, которой я придерживаюсь — одна из уз, связывающих мое королевство воедино. Я не только правитель и воин. Я Защитник Веры. Мои знаменосцы идут за мной за то, что я поклялся на «Семиконечной Звезде» защищать их убеждения и их Веру. Я не знаю, понимаешь ли ты сама, что ты сейчас предлагаешь… Но это положило бы конец полуторавековому правлению Таргариенов в Вестеросе. И всю страну снова залила бы кровь… — Пакт Пламени и Крови несравненно важнее жизни горстки андалов! Законный король Семи Королевств отметил про себя, что ему все же удалось избавить племянницу от этого жуткого бесчувствия. Наконец-то на ее лице появились настоящая, неподдельная эмоция. Этой эмоцией была ярость. — Я тебя выслушал — только лишь потому, что в тебе течет моя кровь и тебе позволено говорить то, чего нельзя другим. Но это не означает, что я обязан разделять твое мнение. Прием окончен. — Будут и другие. И ты вынужден будешь прислушаться ко мне, дядя Дейрон. Единственная дочь Хелейны развернулась и вышла из тронного зала. И он забыл об этом разговоре сразу, как только вместо нее вошла делегация морских торговцев, заваливших его жалобами на то, что война между Браавосом и Пентосом сильно ударила их по карману. Этот вопрос действительно казался ему важным, он требовал его королевского слова и его королевской печати. А на четырнадцатый день после этого забытого разговора Арианна сказала ему, что Джейхейра исчезла без следа. *** Адмирал Тацито Ласкарис, Четвертая луна 140 года от З.Э, Большая лагуна, Браавос Сирена Титана на фоне утреннего пролива всегда была событием, которое каждый гражданин Браавоса хранил и ценил у себя в сердце. Но сегодня все было немного не так. Сегодня на рев Титана ответил их военный флот. И Тацито, каким бы прагматиком он ни был, почувствовал, как его сердце пропустило один удар. Он мог попытаться сохранить спокойствие. Но зачем, спрашивается? Были в жизни вещи, которые нельзя было встречать равнодушно — и это была одна из них. В любой момент дня и ночи на поверхности лагуны плыло и стояло на якоре множество кораблей всех видов и форм. Но сейчас он повсюду видел одинаковые пурпурные паруса. Второй флот Республики готовился выйти в море. Четырнадцать галеасов, семьдесят три галеры, двенадцать коггов, одиннадцать каракк — все это было передано под его командование. И это, вне всякого сомнения, была величайшая военная сила Узкого моря. А скоро она обещала стать еще больше — после того, как к нему присоединятся пережившие шторм корабли Первого флота, дожидавшиеся между Разисом и Паладосом. Этого должно было хватить, чтобы обеспечить ему, как минимум, двухкратное превосходство над пентошийцами — это если принимать во внимание только численный перевес. А ведь у него были еще и лучшие мореходы всего известного мира… — Не каждое утро такое наблюдаешь, — широко улыбнулся его кузен. — И это лишь самый кончик копья, который мы готовы вонзить в тело врага, — добавил Тацито. И это было действительно так. Помимо Второго флота, у них на службе было множество отважных капитанов, выписавших себе каперские свидетельства и теперь охотившихся на врага везде, куда только доносил их ветер. — С такой силой мы раздавим эскадру, прикрывающую Аргилон, так легко, что и не заметим ее. — Не сомневаюсь, — усмехнулся адмирал. — Сколько там, по словам разведки, у них кораблей? Семь? Нет, настоящий бой нас ждет у Сидориса — уж эту-то гавань рабисты будут защищать до последней капли крови, иначе Пентошийский залив станет для них западней, а все остальное море окончательно падет к нашим ногам. — Именно так мы и поступим. Рабисты наконец-то получат по заслугам… — Да. Республика обязательно одержит верх… «…Как и дом Ласкарис», — мысленно договорил он, но вокруг было слишком много людей, чтобы он осмелился произнеси такое вслух. Сальваторе Залин был человеком влиятельным, сильным и безжалостным. Но его власть была далеко не такой бесспорной, как ему хотелось — иначе он поставил бы во главе Второго флота кого-нибудь более лояльного его семье. Но он не поставил. И Тацито Ласкарис не собирался отказываться от такого щедрого подарка. В конце концов, раз уж они перебили так много Хранителей ключей и мир после этого не перевернулся, кто знает, что несет им грядущий день? Все умирают, как говорят в Черно-белом доме. Все — и короли, и нищие. Почему Морской владыка должен быть исключением? — Тем не менее, мы не должны расслабляться, кузен. Бартарис был отличным флотоводцем, но даже он ничего не смог сделать, когда против него встало само Узкое море. А мы сделаем все, что от нас зависит, чтобы не последовать его путем. Потому что Браавос не мог позволить себе вторую морскую катастрофу такого же масштаба. Возможно, им еще хватит кораблей на формирование Третьего флота до конца года, но кем их придется комплектовать? Куртизанками и продавцами рыбы? — А что с Аргилоном? — Если где и придется попотеть, так это на штурме городских стен — мы оба это знаем. Рабисты из Пентоса — никудышные моряки, но они успели нанять множество наемных отрядов, которые могут попортить нам немало крови в сражении на суше… — Поэтому мы и не собираемся давать им честного сражения, правильно? — Совершенно правильно, кузен, — улыбнулся Тацито. — Совершенно правильно. *** Лорд Торрхен Мандерли, Пятая луна 140 года от З.Э, Винтерфелл Многие уроженцы Севера считали, что лучшее время для женитьбы — это зима. Во-первых — прекрасный повод не выходить на улицу лишний раз. Кроме, может быть, той части, где молодые приносят супружеские клятвы в богороще. Во-вторых — это еще и повод напиться вусмерть и не смотреть потом на всех со стыдом. Ну и в-третьих… Чем знатнее были брачующиеся, тем щедрее они угощали тех, кто приходил разделить с ними праздник. И кого волнует, что барды под конец принялись петь так фальшиво, что уши от их завываний готовы были отвалиться? Славный пир перевешивал для Торрхена все неудобства. Чудесная жареная ягнятина и свинина — этот аромат доставал его повсюду. А разнообразные соусы и новые блюда так и просили попробовать их — вне зависимости от того, как сильно он уже набил свой живот. Он сбился со счета того, сколько бочек вина было откупорено, но на каждую кружку вина, как всегда, приходилось минимум две порции доброго эля. Северяне всегда оставались верны своим традициям. Его собратья-лорды давно потеряли счет выпитому и полностью отдались на волю бога веселья, который не делал разницы для слуг и потомков древних королей. Торрхен сидел чуть поодаль от лорда Кригана и его молодой жены, но ничуть не расстраивался, глядя на то, как смотрели друг на друга верховный лорд Севера и леди Блэквуд. А еще он благодарил Богов за то, что детей семейства заранее отправили спать. Дети Севера рано взрослели, но… не настолько рано. Более того, Торрхен, хоть и не мог поговорить со своим сюзереном, не вставая из-за стола, он мог поговорить со своей королевой. И это было самое главное. — Да, моя идея запретить мясникам Солеварен выбрасывать… как бы помягче… ненужные части в черте города, была украдена из указов одного из ваших славных предков, лорд Мандерли, — призналась красавица-валирийка, откусывая новый кусок ягнятины. — Теперь свиньи и прочая скотина должна готовиться в отдельных помещениях за городскими стенами… — Это хороший закон, — кивал в ответ дородный лорд Белой Гавани, думая о том, сколько эпидемий предотвратил этот простой запрет. — Но как вы сумели так быстро добиться его выполнения? Мой прадед большую часть своей жизни боролся с Гильдией мясников, который упирались до последнего, но так и не смог их сломать — этим вынужден был заняться уже его сын… — У меня есть последний аргумент, — улыбнулась королева. — Если какая-то свинья нарушает мой указ, Лунная Плясунья… просто съедает ее. Несколько пирующих, сидевших рядом с ними, рассмеялись — и Торрхен был среди них. — Да уж, такой довод быстро охладит все горячие головы! Намного быстрее всего, что придумывали мои дед и прадед! «Око за око, зуб за зуб» — гласила старинная поговорка. А терять на регулярной основе поголовье без какой-либо отдачи — не то, что могла позволить себе гильдия. Да и дракон, в отличие от гонца лорда с указом в руках, не делал последних предупреждений и мог появиться над головой в любой момент. Вот они и сообразили, что подчиниться новому закону и проще, и выгоднее. — Мы в Белой Гавани вообще не допускаем в город животных — кроме как в базарные дни. Вы, наверное, так же поступили? — Да, так же, — Бейла отхлебнула из золотой чаши. — К сожалению, в Солеварнях обеспечить выполнение закона мне еще удается, а вот в Доброй Ярмарке… Наверное, это связано с тем, что я бываю там намного реже. — Я бы не стал волноваться по этому поводу, — честно ответил Торрхен. — Оба города еще только начинают свою жизнь, Ваша милость, а вы дали им хороший толчок для роста… Торрхен Мандерли был одним из тех, кто очень внимательно следил за ростом Солеварен. Всех подробностей истории с Гильдией мясников он не знал до сегодняшнего дня, но ему докладывали, что королева запретила вымачивать лен в реках вблизи Доброй Ярмарки и Солеварен, взымая с нарушителей тяжелые штрафы новой серебряной монетой. Строились новые мосты, прокладывались дороги и каналы, улицы городов мостились камнем, падаль и навоз вывозились в короткие сроки, а нечистоты сливались по специально проложенным канавам. — Надеюсь, он будет лучше, чем в городе Эйгона… Следующие слова Торрхен выбирал очень осторожно: — Вы ведь… о первом Эйгоне сейчас говорите, Ваша милость? — О нем, — грустно улыбнулась валирийка. — Но попробуйте себе представить, милорд, что вы правите не Белой Гаванью, а Королевской. Как бы вы поступили в таком случае? Тут и думать не нужно было. — Первым делом снес бы старые стены, — тут же развел руками Мандерли. — Потому что столичному люду давно уже в них тесно — даже с учетом всех потерь Танца Драконов. Город давно перерос свои размеры и надо дать ему расти свободно — особенно на север и восток. Кроме того, нужно много поработать со способами подачи в город питьевой воды и прокладыванию канализации… — Серьезно, — задумалась вслух королева. — Серьезно и очень дорого. Он и не возражал. — Дом Мандерли всегда предпочитал жить в городе, в котором легко дышится, а не в многолюдной помойной яме. Мы никогда не упускаем из внимания того, чем дышат наши подданные — во всех смыслах этого слово. Удивительно, но едва ли не единственным королем, сидевшим на Железном Троне, кто действительно готов был на такую радикальную перестройку ради собственной славы в веках, был Мейгор Жестокий. Интересно, как пошла бы история, если бы Губитель Веры прожил чуть дольше? Если бы он, достроив Красный замок, обратил свою неугомонную натуру на другие части Королевской Гавани? Они никогда не узнают ответа. А когда его преемник взялся за дело… Дом Мандерли, будучи одной веры с ним, содрогнулся. — Есть и более приятные новости, Ваша милость, — сменил тему Торрхен. — Лорд Старк просил вам передать, что дубовый лес, посаженный во втором году после Завоевания, вырос и готов к вырубке. Разумеется, его слова вызвали новый взрыв радости окружающих. — Хорошо, что у последнего Короля Зимы, которого звали так же, как и вас, был советник, который думал настолько далеко вперед… — Мне почему-то кажется, что он воспринимал это скорее как отложенную на десятилетия месть… — Торрхен задумчиво почесал густую светлую бороду. — Он объяснил кому-нибудь, могут ли дубы противостоять драконьему пламени? — деликатно поинтересовалась королева. — Нет, Ваша милость, я уверен, что нет. — Ладно, — вздохнула королева, продолжая медленно жевать мясо. — Думаю, и Корона, и Винтерфелл найдут им достойное применение, когда зима закончится. Я не ожидаю, что вы прямо сейчас помчитесь туда со всех ног и прикажете начать рубить эти могучие дубы… — Спасибо вам, Ваша милость, за ваше понимание, — коротко поклонился Торрхен. — Если бы все в мире обладали таким же здравомыслием… Дочь Порочного Принца Деймона наклонилась вперед и негромко спросила: — Давайте начистоту: Браавос или Пентос? — Большая часть нашего леса идет браавосийцам. В последние месяцы они закупили едва ли не все, что мы нарубили летом и осенью. И я, уже готовясь ехать на эту свадьбу, вынужден был наложить запрет на продажу древесины в Браавос, потому что если так пойдет и дальше, Белая Гавань рискует просто замерзнуть в эту зиму… — Ставлю все золотые драконы, что у меня с собой есть, на то, что Браавосу это не понравилось. — Не понравилось, — кивнул Торрхен. — Сильно не понравилось. Некоторые брави разбушевались так сильно, что моим людям пришлось их выдворить… Нет, вы не подумайте, я не жалуюсь, — пожал плечами лорд Белой Гавани. — Они всегда хорошо платили за наш лес — или давали за него стекло и лучшие изделия своих мастеровых… Он не был уверен в том, что королева услышала и поняла последние его слова. Хотя чему тут удивляться — достаточно было посмотреть на то, что вытворяли друг с другом лорд Криган и леди Алисанна прямо за свадебным столом… «От такого зрелища у южанского септона сердце из груди бы выпрыгнуло…» Леди Блэквуд и лорд Старк никогда не отличались особой сдержанностью. Но это было чересчур даже для них… «Может, объявим уже провожание? А то они прямо здесь начнут…» Торрхен Мандерли до конца дней пытался заставить себя поверить, что он не сказал тогда это вслух, перед всеми участниками свадебного пира. *** Принцесса Джейхейра Таргариен, Пятая луна 140 года от З.Э, Драконий Камень Покинуть Красный замок оказалось на удивление просто. Слуги были уверены, что все известные потайные ходы давно были замурованы. Разумеется, они ошибались. Во снах она видела целую паутину подземных туннелей под стенами и башнями. И их было много. Даже мастер над шептунами знал о существовании всего пары десятков. Найти деньги тоже не составило труда. Давно забытый всеми тайник под статуэткой Черного Ужаса, в котором лежало несколько кошелей с серебром. Когда она отдала часть этого серебра матросам в гавани, они не стали задавать лишних вопросов и согласились отвезти ее на остров, где жили ее предки. Но были и другие вещи, справиться с которыми никакие вещие сны не помогали. Например, найти достаточно еды для взрослого и голодного дракона. А еда была необходима — Джейхейра прекрасно это понимала. Путь к сердцу дракона лежит через его желудок — это все прекрасно знают. Конечно, никто не говорит, что любой варвар, в жилах которого не течет драконья кровь, может оседлать любого дракона, как следует набив ему брюхо. Нет, варвара дракон в любом случае сожжет и съест, даже если не будет голоден. Но чтобы пробудить древние кровные узы, нужно было для начала убрать преграду из простых инстинктов — чтобы дракон увидел в тебе не просто кусок мяса. Она потратила половину оставшихся у нее денег на покупку четырех овец. А потом еще пришлось тащить их вверх по склону Драконьей горы… Но как только она добралась до Стеклянного Пика… Она поняла, что цель совсем близко. И овцы тоже это поняли, поэтому пытались убежать. Но сны заранее ее об этом предупредили и она была готова. Потом пришла огромная тень и пришло Пламя. Потом источник этого пламени с аппетитом проглотил все четыре тушки одну за другой. Она была действительно огромной. И такой же черной, как окружавшие их скалы. Единственным, что нарушало эту девственную черноту, были ее глаза. Прекрасные зеленые глаза с узким драконьим зрачком смотрели на нее с интересом, а не с вожделением, как смотрел бы голодный дракон. Джейхейра смотрела в ответ, не в силах отвести взгляда. Она медленно вытащила из-за пояса изогнутый кинжал из валирийской стали и провела лезвием себе по ладони. Затем произнесла Слова. Ровно четырнадцать слов. Четырнадцать — по числу Истинных Богов. И глаза черной драконицы вдруг изменили цвет. Они были уже не зелеными, а ярко-красными. Это была не просто драконица — это была Ксиксас, третья Богиня-царица, сестра Вхагар и Мераксес. Богиня-драконица теперь смотрела на нее своими истинными глазами. Раскрыла пасть, открывая ее взору пылающую утробу, жарче любого кузнечного горна. И вознеслась в небо струя пламени. И потряс Драконий Камень страшный рев. Джейхейра почувствовала, как Сон и Явь, Пламя и Колдовство сливаются воедино. Это было красиво. Это было ярко. Это было приятно. Ксиксас закрыла глаза. Затем снова открыла. И глаза той, кому андалы дали имя «Каннибал» вернулись к привычному для них зеленому цвету. Богиня выполнила свою часть Пакта. Ксиксас — драконица, а не Богиня — была сбита с толку. Но желудок последней драконицы, живущей на этом острове, был полон — и она не стала ее трогать. Джейхейра была Таргариеном, а у нее была другая пища. Ксиксас распахнула огромные черные крылья и взлетела, направляясь в свое логово. А Джейхейра медленно выдохнула и выпрямилась, сложив руки на груди. Теперь оставалось только ждать… У многих, кто не обладал умениями Сновидцев, наверняка возникло бы искушение оседлать Ксиксас. Но Джейхейра была не настолько глупа. Ксиксас была слишком стара и совсем не приручена. Оседлать ее мог попытаться кто-то чрезвычайно сильный, смелый и могущественный, чья воля острее и крепче валирийской стали. Джейхейра не обманывалась, считая себя такой. Возможно, когда-нибудь такой наездник найдется. Или не найдется. Она не знала — сны ей этого не показывали. Оставалось только ждать. И найти место для ночлега, которое не отыскали бы те, кто уже разыскивал ее. Но сначала купить еще пару овец… Ей повезло — они то ли были слишком ленивы, то ли слишком боялись Ксиксас. Так или иначе, почти все они были всего лишь варварами, а не истинными людьми Крови. Наследие драконов с каждым поколением размывалось все сильнее — даже на этом острове. На третий день ее ожидание закончилось. Серебряная чешуя и серебряные рога — она уже видела их во Снах. Теперь увидела и наяву. Разумеется, Джейхейра первым делом дала ей полакомиться овцами. И только когда последний кусок мяса был проглочен, принцесса позволила себе прикоснуться к блестящей чешуе — к тем местам, где красавица-драконица больше всего любила ласку. — Хочешь покатать меня по небу, Среброкрылая? Я не та, кого ты носила раньше, но клянусь тебе, что останусь с тобой до конца дней… Серебристая драконица коротко рыкнула и слегка изменила позу, позволяя Джейхейре погладить ее по животу. — Я думаю, это значит «да»… Сновидица слегка скривилась, разрезая себе вторую ладонь. — Именем Четырнадцати Богов, я клянусь тебе, Среброкрылая… Слова святых клятв тяжело давили ей на язык, но она продолжала. Потому что хорошо знала, что будет дальше. Сны уже показали ей все. Будет радость. Будет горе. И будут ужасные бури. Одна из таких бурь надвигалась на них прямо сейчас. Но она не станет ее жертвой. Она станет одной из тех сил, что ее породит. *** Королева Бейла Таргариен, Пятая луна 140 года от З.Э, Винтерфелл — Криган Старк сегодня вышел из спальни в очень хорошем расположении духа, — разоткровенничалась Бейла. Еще бы. Теперь рядом с ним была та, кто будет согревать его постель все холодные зимние ночи. А вот ей придется еще подождать, пока удастся вернуться к Аддаму, который будет согревать уже ее постель… Подумав об этом, Бейла не смогла сдержать тяжелого вздоха. И даже не потому, что Винтерфелл казался ей недружелюбным. Замок был очень даже хорош — особенно если вспомнить, какой ледяной кошмар сейчас творился снаружи — а здешняя еда казалась ей хоть и тяжелой, но вкусной и питательной. Если чего ей и не хватало здесь, так это ощущения дома. С последним утверждением Рейна вряд ли согласилась бы, но ее сестра всегда была «городской девочкой», в отличие от нее. А Винтерфелл можно было назвать городом — не таким, правда, как Белая Гавань, но все равно живым, даже в эти холодные дни. Ремесленники продавали свои изделия, земледельцы — плоды собранного урожая и скот. Янтарные украшения лежали на прилавках рядом с сосудами с медом, а чуть поодаль дожидались наступления весны косы и топоры. Она подумала, что недаром предместье Винтерфелла северяне называли «Зимним городком». Сегодня она не стала углубляться в эти многолюдные улочки, где жили и торговались друг с другом простые подданные. Верховный лорд Севера привел ее в богорощу у самых своих покоев. Где ее сразу же поразила полнейшая тишина. Винтерфелл никогда не был малолюдным замком — родовое гнездо самого могущественного дома Севера по определению не могло таким быть. В любой момент в его стенах работали сотни слуг, сопровождая свои дела обильной болтовней и шумом. Но в богороще не было ничего и никого. А потом произошло… нечто. Было тихо и безлюдно — но в то же время здесь было что-то. — Они смотрят, — сказала она своему деснице. — И вы… можете с ними говорить? — Нет, милорд, — тут же мотнула головой королева. — Я дочь Пламени и Крови, а не зимы. Но если вы сейчас спросили меня со всей серьезностью… Должно быть, у вас, Старков, в стародавние времена тоже были свои тайны. — Вы про лютоволков? — Возможно, они тоже были «ключом» к этим дарам. Возможно, не единственным… Наверняка были и другие. Образ лютоволка видится мне самой очевидной частью Пакта, но это, скорее всего, лишь листья, прикрывающие ствол дерева, если такое сравнение здесь уместно… — Занятное сравнение, да, — лорд Винтерфелла погладил свежевбритый подбородок — новоиспеченная леди Старк, судя по всему, не слишком приветствовала мужчин с густой бородой, в отличие от большинства женщин. — А вы верите в существование Богов, которым поклоняемся мы — и наши соседи за морем? — Конечно, — пожала плечами Бейла. — Судя по тому, что я успела узнать и увидеть собственными глазами, магия пришла в наш мир, в первую очередь, как мост, связывающий миры Богов и людей, что им поклоняются. Вот почему многие верования существовали так долго в неизменном виде. И именно поэтому в древности главными жрецами неизменно становились разного рода колдуны, шаманы, чародеи… неважно, как их называли, суть от этого не менялась. Когда Таргариены спешно покинули Валирию незадолго до Рока, им пришлось бросить множество бесценных знаний. И за два с половиной века после гибели их родины они потеряли еще больше. Но даже те крохи, что у них еще оставались, ясно давали понять, что магия существовала в мире давно — и будет существовать еще долго после того, как все они обратятся в прах. — Мне в такое объяснение… нелегко поверить. Если это сделали Таргариены, то почему… — Почему не смогли сделать другие? — усмехнулась Бейла. — Нет, милорд десница, не они это сделали. Как вы думаете, у кого древние владыки драконов могли его забрать? Были, конечно, рассказы о пастухах, встретивших и приручивших драконов. И в них даже была доля правды — пусть и не всей правды. Криган Старк не был дураком — образ «неотесанного дикаря с Севера» скрывал куда более богатые и обширные знания, чем те, которыми могли похвастаться многие ученые мужи. — Гискар… — тихо произнес лорд Винтерфелла. — Почему-то мне кажется, что образ гарпии, который они так любят воплощать в бронзе, родился не из головы… — Да. И именно из-за них Гискарские войны продолжались так долго… Естественно, боевые гарпии не могли сравниться с драконами, но они тоже умели летать… И их было много. Из великого множества врагов Фригольда лишь гискарцы осмелились оспорить их власть над небесами. А в иные времена против их десятков драконов они могли выпустить много сотен гарпий… Вот почему последняя из Гискарских войн была такой опустошительной, что о ней помнили до сих пор — хотя многие детали забылись, а другим помогли забыться. Не потому, что мстительные валирийцы хотели убить или поработить всех мужчин, женщин и детей — всех до единого. Это было потому, что они хотели окончательно стереть гарпий из этого мира. Вместе с теми, кто их разводил, растил и управлял ими. — Это… очень внушительно, — честно сказал северянин. — И опасно, — добавила Бейла. — Но я все равно не поверю в то, что вы позвали меня сюда ради одного лишь разговора о древних временах… даже если вы верите в то, что история может повториться. — Ответ может вас удивить, моя королева, — они снова пошли между деревьями. — Но отчасти вы правы. Причин было несколько. Я уверен, вы не забыли о моих опасениях по поводу Стены и Ночного Дозора. — Я помню, — кивнула Бейла. — И ответ свой тоже помню. Я сказала тогда, что больше ничем помочь не могу. Нанимать рыцарей и других хороших воинов просто ради того, чтобы они стояли на стене, смотрели вдаль и ждали, пока оттуда явится неведомый враг? Да, это возможно. Дорого, но возможно. А вот принуждать людей надеть черное против их воли я никак не могу. По мере того, как по Северному Королевству все сильнее распространялись традиции «старого» Севера вместе с их носителями (которые последние лет десять активно переселялись в Речные земли), Ночному Дозору становилось все легче — туда теперь шли не только те, кому больше некуда было деваться, но и те, кому просто наскучила мирская жизнь и его место в ней. Но таких было мало — и чаще всего это были уже старики, повидавшие в этой жизни все, что только можно. А Дозору нужны были не десятки стариков, а сотни молодых и готовых нести службу воинов. — Поэтому я и задумался… об ином решении проблемы. Они приблизились к сердцедреву винтерфелльской богороще, у корней которого разлился холодный черный пруд. Летом он, наверное, смотрелся странно. Сейчас, засыпанный снегом, он никак не выделялся на окружающем фоне. И это место, в отличие от остальной части древнего святилища, не было безлюдным. И она внезапно поняла, почему здесь так тихо. Рядом с сердцедревом стояла молодая женщина, на плече которой сидел огромный черный орел. Бейла сразу почувствовала в ней ЭТО. Магические узы, связывающие женщину и птицу. Таких она уже встречала — когда в последний раз пришла на подмогу Ночному Дозору. На стороне их врагов были такие… И женщина-одичалая, судя по ее напряженному взгляду, тоже это помнила. — Ты… Королева драконов… — ее общий язык был едва понятен, она проглатывала едва ли не половину звуков, а остальные сильно искажал незнакомый говор, непохожий на те, которые использовали северяне и другие жители Вестероса. — Да. — Крылья… в огне… обнимают… тебя… — одичалая поежилась, словно от холода, несмотря на то, что она была закутана в разноцветные меха. — Ты не такая… как мы. — Нет. Я не варг. Северяне делились с ней рассказами о том, на что были способны колдуны-застенщики, связанные с животными и птицами. И даже если они привирали… Нет, это было совсем не то, что испытывала она от связи со своей драконицей. — Горишь… и строишь… строишь и горишь… — голубые глаза застенщицы были полны страха. — Я не стану тебя жечь… и твоего спутника тоже, — оборвала ее Бейла. — Я хочу знать твое имя. — Кала, — ответила женщина и орел на ее плече распахнул крылья во всю ширь. — Кала Черное Перо. Нам нужна земля, чтобы жить. Земля к югу от Стены, Королева драконов. — Многие так говорили, — ответила наездница Лунной Плясуньи. — Они пытались взять эту землю с оружием в руках. Ты же просишь разрешения. Почему? — Людоеды… — процедила Кала с неподдельной ненавистью. — Охотились… на наши кланы… Вороны обескровили… Мы бежали… — чем дальше, тем непонятнее становился ее язык. — Олени… терялись… дети терялись… воины терялись… они охотились… Бейла почувствовала, что понимает ее. Во время Танца Драконов тоже порой доходило до такого… Правда у них людоедство так и не вышло за пределы нескольких единичных случаев — и почти всех обнаруженных людоедов убили на месте их же собственные товарищи. — Я поняла тебя. Жди здесь. Я поговорю с лордом Криганом. Отходить от нее на несколько шагов, надеясь, что так она не услышит, было глупо — орел явно видел и слышал куда лучше любого человека. Но так было хоть немного спокойнее. — Что за игру вы ведете, милорд? — Как я уже вам сказал, я решил попытаться устранить угрозу со стороны Стены иным способом… — лорд Винтерфелла, похоже, ничуть не смутился. — Ее соплеменники явились к Восточному Дозору и Черные Мечи решили дать им еду и кров. Их всего-то человек пятьдесят осталось… — И что? — королева как могла, старалась сдержать пренебрежение в голосе. — Пятьдесят поселившихся рядом с нами человек, ни одному из которых нельзя доверять. Они никак не помогут Ночному Дозору и само решение поселить их рядом со Стеной, после сотен лет взаимной вражды с братьями Дозора… — Но Кала владеет магией… Она варг… — Это верно. И это еще одна причина не доверять ей. Все обещания, которые они могут нам дать, не стоят ничего. Они не станут преклонять колени, они не чтут законов рыцарства или… Бейла осеклась на полуслове. — Милорд, только не говорите мне, что не собираетесь делать то, о чем я сейчас подумала. В этот момент лицо Кригана показалась ей очень похожей на волчью морду. — Она очень хотела, чтобы вы… как у них говорят, украли ее, моя королева… Особенно если это гарантировало бы ее клану защиту, в которой они нуждаются. Королева, не удержавшись, бессильно застонала. — Мало мне было этих надоедливых эссосских посланников, так теперь еще и это! С чего вы вообще взяли, что мне нужна женщина, чтобы греть мою постель? — она и в самом деле это не понимала. У нее и в мыслях не было заниматься любовью с кем-то, кроме законного мужа, не говоря уже о том, чтобы с другой… — И не смейте отвечать на этот вопрос, милорд. — Не стану, моя королева, — вежливо откашлялся Криган. — Может, тогда вернемся к делу? — Скажите, что я даю разрешение ее клану пройти через Стену и поселиться в окрестностях Винтерфелла. И найдите среди ваших подданных кого-то, кто «украдет» ее, раз она так желает. И, самое главное, присмотрите за ней как следует. И не вмешивайте меня больше в такие дела. Южанские септоны и так уже обвиняют меня я прячу у себя при дворе разных злобных колдунов, но если они еще и об этом узнают… *** Сир Ричард Лидден, Пятая луна 140 года от З.Э, Королевская Гавань — Ну так как? — Что ж, Григор… По крайней мере, нас услышали. В Красном замке уже знают, что наши новые плащи — не та вещь, которая может украсить этот город… — Ричард помолчал немного. — Обещали подумать и решить. Но для начала Его милость должен сначала решить, кто станет новым командующим городской стражи. — Да говори уж прямо — лордом-комаднующим Зеленых плащей, — удрученно добавил его спутник-великан. — Если бы нас и правда так называли, Григор… Количество прозвищ, которые уже успели придумать для них горожане, Ричард оценивал примерно в две-три сотни. И он уже начал задумываться о том, оставалось ли у жителей столицы хоть немного времени на сон, еду, работу и естественные надобности — или они круглые сутки занимались только тем, что смеялись над их нелепыми нарядами. — В служении обретешь ты славу и честь, — пожал могучими плечищами основатель дома Клиганов. — У нас на сегодня есть еще дела? — Вот спасибо за то, что напомнил, — саркастично вздохнул Ричард. — Как только мы найдем пропавшую принцессу, мы должны как можно уважительнее ее задержать и сопроводить в Красный замок. Бывший кастелян бывшего замка дома Лидденов знал, что в последние дни о пропаже принцессы Джейхейры судачит весь город. — И как мы это сделаем, если сам мастер над шептунами открыто признал, что не может ее отыскать? — Без понятия, — признался Ричард. — Но мы — городская стража и мы должны быть для других примером… А еще это прекрасный шанс макнуть в грязь лицо некоторых знатных гордецов, считающих себя властелинами людских судеб… Под этими «гордецами» Лидден понимал придворных лордов и леди, которые, особо не скрываясь, воспринимали принцессу Джейхейру как «сломленную» и «слабоумную» и открыто говорили о том, что в правящем семействе такие не нужны. С их слов, ее давно было пора вычеркнуть из очереди наследования (и неважно, что она уже отодвинулась на пятое место после всех своих двоюродных братьев и одной сестры) и выдать за кого-нибудь замуж от греха подальше. Он представил себе выражение их лиц, когда «слабоумная» принцесса в одиночку сбежала из замка и из города. Лица стражников, охранявших Железные ворота, он видел — как раз в тот момент, когда они сообразили, что подкупили их давно вышедшими из употребления монетами с изображением короля Мейгора. И они не смогли даже толком объяснить, куда именно направилась беглянка. Нет, принцессу нельзя было назвать самой умной и хитрой из дочерей рода Таргариенов. Но ей хватило сообразительности понять, что друзей, которым можно довериться, среди слуг и служанок королевского двора у нее нет. Значит, надеяться можно было только на себя. — Ну нету ее сейчас в городе, нету! — впервые в жизни Ричард увидел на лице Григора такое жалобное выражение. — Но если мы вдруг каким-то чудом встретим на этих улицах девушку с серебряными волосами… Я думаю, мы сможем исполнить свой долг. Где мы, кстати, должны патрулировать улицы этим прекрасным утром? — Кажется… рядом с Гильдией алхимиков. — Опять присматривать за пиромантами? — С ними осторожность никогда не бывает лишней. После тех арестов Малый Совет вообще на воду дует — мало ли, сколько изменников в их рядах остались нераскрытыми… — Пока они варят свои мерзкие смеси у нас на виду… Надеюсь, новых предателей там не будет. Ладно, это все равно лучше, чем снова разнимать драки брави и других заморцев… Ричарда аж передернуло. Хуже всего было то, что его друг был прав. Районы вблизи доков в последние недели превратились в настоящие поля битвы. — Капитан Томас уверяет, что в последнее время он повидал больше драк между моряками, чем за все правление нашего короля. — Пентос с ними воюет, его гавани закрыты — вот они и плывут сюда, чтобы торговать. — Есть и другие портовые города, куда им плыть ближе, чем до Королевской Гавани… — продолжая говорить, Ричард обошел продавца тканей, настойчиво пытавшегося продать ему свой видавший виды товар. — Я понимаю, о ком ты говоришь. Но один мирийский купец недавно сказал мне, что Чаячий город и гавани залива Крабов все чаще отказываются принимать корабли из Браавоса. И добавил что-то про то, что они за свои бороды боятся. Я не очень понял, на что он намекает, но, кажется, для них это важно. — Почему я не удивлен? — развел руками Ричард, обходя двух мальчишек, пинающих друг другу мяч и продолжая оглядывать торговые ряды. Базарные дни всегда были горячим сезоном для карманников и грабителей, многие торговцы, зная об этом, нанимали собственную охрану, но ему тоже приходилось быть начеку. — Слышал, что недавно случилось на Сапожной площади? — Не только слышал, но и видел. Да уж, некоторые так мечтают продать свою душу, что хочется посоветовать им начать с собственного тела и устроиться на работу в публичный дом. — И не забыть перед этим купить побольше благовоний… — он не стал уточнять, чего еще следовало поменять в себе желающим заработать древнейшим способом. — А потом… Мощный рев прервал его речь. У многих горожан перехватило в груди дыхание. Затем над ними прокатился многоголосый крик. И пронеслась над их головами огромная крылатая тень, пролетевшая над Королевской Гаванью со стороны Божьих ворот. — Ничего себе! Я не знал, что король сегодня собирается полетать на Тессарион… — Это не Тессарион! У короля драконица синей масти, а эта белая вся! — Что?! Но кто тогда… Вглядевшись повнимательнее, он понял, что Григор прав. Это не была Тессарион — этот дракон был не только другого цвета, он был еще и заметно больше… И красивее, хотя вслух он этого, конечно, не признал бы. А когда он стал заходить на посадку, Ричард смог даже разглядеть за тем, кто этим драконом управляет. — Помнишь, мы о пропавшей принцессе вспоминали? Кажется, она только что нашлась. — Ага. Вижу. Никогда бы не подумал… Это же Среброкрылая, драконица Доброй Королевы, да? — Ну… это уж точно не Каннибал… — если это чудовище еще было живо, в чем они почти не сомневались, он продолжал пожирать живьем любого, кто к нему приближался, не делая разницы между Таргариенами и всеми остальными. — Но как… Как ей удалось ее отыскать? И где? Даже если принцесса нашла себе лошать, она не могла за такое короткое время уехать дальше границ Королевских земель или, в самом лучшем случае, Драконьего Камня. А Среброкрылой там точно не было, иначе ее бы давно отыскали! — Я не знаю, — тихо ответил Ричард, продолжая любоваться кружащей над холмом Рейнис серебристой драконицей. — Но я знаю другое. Мало кто будет рад снова увидеть над Королевской Гаванью женщину верхом на огромном драконе… *** Лорд Алан Редвин, Пятая луна 140 года от З.Э, Королевская Гавань — Это немыслимо! Алан внимательно посмотрел в глаза дерзкого лорда. Да, он понимал, что у этого человека были причины для недовольства. Но кто он такой, чтобы позволить себе разговаривать таким тоном с членом Малого Совета? — Скажите, лорд Бар-Эммон, кто королевский мастер над кораблями? — поинтересовался он, думая о том, чтобы этот человек ради Отца Всевышнего наконец-то охолонул. — Вы… Вы, милорд. — Я очень рад, что вы не забыли об этом лорд Бар-Эммон, — как можно более сдержанно ответил лорд Арбора. — Но милорд… Если мы отдадим такого дракона в руки… — В чьи? В руки принцессы крови, единственной дочери нашего законного короля, погибшего на войне? Гаэль Бар-Эммон скривился так, словно только что проглотил нечто крайне омерзительное. «В руки женщины — ты же это хотел сказать, да?» — Это… Слишком большая угроза для королевства, — дурак продолжал упорствовать. — Не поймите меня неверно, я очень надеюсь, что этого не случится, но если вдруг наш король… уйдет из жизни… — …У нас в таком случае будет еще один дракон и наездница, способная им управлять. Дракон достаточно большой и сильный, чтобы удержать Черных на севере, где им и место, — Алан Редвин, разумеется, не хотел служить женщине на троне, но он был реалистом и понимал, что при ином исходе им правила бы другая женщина. — Вы понимаете, что если бы семижды проклятым Рейнам удалось осуществить свой преступный замысел накануне Войны Львов, мы остались бы ни с чем? Что у нас не было бы ни единого боевого дракона? Да, Черная королева тогда тоже не могла подняться в воздух, поскольку была беременна. Но через несколько лун ничто не могло бы остановить их от вторжения. И эту войну мы бы проиграли. Редвин не мог сказать, что везде бывал и все видел. Но он слышал много историй ветеранов Босворта и других великих битв. И вынес из них одну простую истину: хоть наличие дракона не являлось гарантией победы, его отсутствие — особенно в том случае, когда у врага он имелся — гарантировало почти абсолютное поражение. Гарденеры наверняка согласились бы с ним. Если бы не сгорели в собственных доспехах на Пламенном поле. — И еще, — продолжил наседать Алан, — именно вы, насколько мне помнится, громче всех кричали о том, что наше королевство должно любой ценой получить как можно больше драконов и их наездников — и как можно скорее. «Все законы меркнут на фоне необходимости защиты Семи Королевств!» — ваши слова, милорд? — Но… Не такой же ценой! — как же он понимал теперь родственников Гаэля, которые еще в детстве сломали ему нос и выбили пару зубов. Если он и тогда нес такую же околесицу… — И говорил я о Каннибале, а не о ней! Редвин покачал головой. — Мне жаль, что вы не уточнили это еще тогда. Потому что в этом случае я сразу понял, чего от вас следует ожидать. Принцесса не стала рассказывать Малому Совету, как именно ей удалось найти и приручить Среброкрылую. Но нам известно о том, что драконица Доброй Королевы до нее имела еще двух наездников. И она, насколько я знаю, ни разу не убила никого из тех, кто попытался ее оседлать, но не смог… Он не стал уточнять о том, что нескольким Отпрыскам дракона и одному придворному дураку пришлось сменить исподнее после того, как прекрасная драконица дала понять, что не даст этим людям на себя сесть. Но были в мире самоуверенные люди. Были просто дураки. А были еще и самоуверенные дураки… А как можно назвать того, кто вбил себе в голову идею заполучить в качестве абсолютного оружия дракона, который не подпускал к себе даже других драконов, чего уж говорить о людях? — Я вас понял, — стиснул зубы молодой Бар-Эммон. — В таком случае… Я еще раз предлагаю воспользоваться шансом покончить как с изменниками, так и с работорговцами, пока они не опомнились. Начавшаяся зима может стать нашим преимуществом… — Его милость, — Алан говорил с ним так, словно втолковывал элементарные вещи маленькому ребенку, — уже дал свой окончательный ответ: Железному Трону не нужна новая война. И почти все лорды королевства полностью с ним согласились. В последние три луны погода стала по-настоящему отвратительной — даже в те дни, которые можно было назвать относительно ясными и спокойными. Пока что в столице не было снегопадов, но никто не знал, надолго ли. А если еще вспомнить тот жуткий шторм, полностью уничтоживший едва ли не весь браавосийский флот… Тут даже последний дурак поймет, что зима — это никакое не преимущество. И никто не захочет прыгнуть с разбега в ту же яму, где уже кто-то утонул… — Пока вы боитесь и выжидаете, мы теряем лучший шанс покончить с рабством! — и с этими словами Гаэль Бар-Эммон вылетел прочь, ругаясь себе под нос. И когда звук его шагов затих вдали, арборец тоже позволил себе выругаться. «Никогда не хотел просить о помощи Кью… Но сейчас, похоже, придется. Скажу, чтобы он как следует присматривал за этим недоумком. Конечно, король может меня не понять… Но он точно не будет рад, если мы окажемся втянуты в войну и с Черными, и с Пентосом…» *** Подеста Альберто Мелория, Шестая луна 140 года от З.Э, Аргилон От осознания того, что Браавос мог выставить флот, в несколько раз превосходящий все, что когда-либо собирал Пентос для защиты своих берегов, становилось не по себе. Но увидеть это самому — совсем другое дело. На них шла, наверное, целая сотня кораблей. Или еще больше. Дозорные докладывали о том, что видели минимум девяносто одних только военных галер. И вдобавок, подумать только, их шпионы подтвердили, что Браавос недавно угробил еще один такой же флот! И из-за чего? Из-за какой-то бури! — Как же их много… — сглотнул молодой солдат, не отметивший еще семнадцатых именин. — Да. Они привели сюда огромную армаду. И скоро поймут, как сильно ошиблась. Глотка слишком узка, чтобы они могли развернуть в ней такую махину. Пролив, соединяющий Узкое море с бухтой, в которой стоял Аргилон, не зря получил такое звучное название. Он был, во-первых, узким, во-вторых, очень извилистым и полным камней, о которые можно было разбиться при первом неосторожном движении. Если враг был достаточно глуп — а Альберто Мелория, подеста Аргилона, которого некоторые чужаки называли «младшим магистром» — он бы уже наверняка разбился. Но брави могли быть кем угодно, но только не дураками. И они, вне всякого сомнения, давным-давно купили у какого-нибудь жадного до денег купца-пентошийца все нужные карты, по которым можно было пройти Глотку, не цепляя ни скал, ни тех неудачников, кто полез сюда очертя голову и теперь лежал на дне. — Их много, — сказал он своим людям. — Но мы и не собираемся давать им бой на море. Даже если против сотни врагов у них было не шесть кораблей, а больше, он не передумал бы. Тем более, на ходу было даже не шесть галер, а всего четыре. Да и те пришлось укомплектовать едва обученными новобранцами. — Давай! — скомандовал Альберто. Приказ был передан по цепи — и он представил себе, как смеются брави, глядя на то, как те моряки, которых он посадил сегодня на борт пентошийских галер, прыгают за борт и плывут к берегу. Ничего, скоро они смеяться перестанут. Они бросили свои корабли не абы где, а в самых узких местах Глотки — и обойти их враги никак не могли. Да, браавосские моряки по-прежнему могли наблюдать за стенами Аргилона, как и сам Альберто мог любоваться своими старыми глазами паруса десятков военных кораблей, брошенных врагом на штурм его города. Но ничего другого они не могли, кроме как смотреть. Потому что все шесть имеющихся в его распоряжении судов утонули именно там, где нужно было. И несмотря на то, что флотоводцы Морского владыки обладали многими талантами, устранение чужих затонувших галер с отмелей силами лома и такой-то матери явно не входили в их перечень. Один капитан-брави, очевидно нашел в себе достаточно отчаянного безрассудства, чтобы подумать: проскочу. Не проскочил. К шести галерам, превратившимся в естественные преграды на пути врага, добавилась седьмая — под одобрительные крики защитников Аргилона. — Да! Первая кровь за Аргилоном! — И где ваш Первый закон, ублюдки? — Валите в свою забытую Богами дыру и сидите там! Браавосский флот был настолько сильнее их, что мог выиграть любое сражение в ста случаях из ста. И Альберто прекрасно это знал. Но здесь, в Глотке, которая теперь, вдобавок, была наглухо закупорена… Здесь они даже развернуться не могли, не рискуя врезаться в какой-нибудь камень или в кого-то из своих. А двигаться вперед, в сердце Аргилона, было невозможно, пока фарватер не будет очищен от обломков. Разумеется, он понимал, что платой за эту военную хитрость станет уничтожение Аргилона как важного торгового узла, как минимум, на ближайшие несколько лун. Но большая часть экономики города крутилась вокруг рыболовства, а не покупки и продажи всевозможных чужеземных товаров и пряностей, так обожаемых жирными магистрами Пентоса. Так что ничего, выкрутятся. — Они снова пытаются прорваться… Альберто Мелории пришлось собраться с духом, чтобы не показать своего неудовольствия. Ему никогда не нравились наемники, даже когда он сам был молод. Сейчас, когда он так сильно от них зависел, они нравились ему еще меньше. Особенно этот человек. — Капитан Виртуозо, — поприветствовал его подеста. — Генерал-капитан Виртуозо Алый, — самодовольно поправил его наемник, чьи волосы, окрашенные в ярко красный цвет, казалось, горели огнем в лучах слабого зимнего солнца. Сдержать презрительную гримасу было нелегко. Командир Алых Щитов привел от силы человек двести, но вел себя так, словно за ним стояла минимум пара тысяч. — Брави все равно придут, — продолжал наемник. — У самого входа в Глотку есть совершенно незащищенный пляж, где они легко смогут высадить своих солдат и спокойно повести их на восток, пока корабли будут пытаться расчистить проход, через который пройдут хотя бы малые галеры… Альберто подумал о том, что на месте вражеского адмирала он именно так и поступил бы. — Умный человек именно так и сделал бы. И этот умный человек скоро поймет, что Аргилон не просто так был основан именно здесь. Мы стоим в устье Аргоса и все оросительные каналы пролегают на южном берегу, а не на северном, откуда придет враг. И ему будет негде пополнить запасы пресной воды. — Хотите позволить им осадить нас — и самим умереть от голода? Патриарх дома Мелория позволил себе улыбнуться в лицо наемнику. — Капитан, за свою долгую жизнь я много где успел побывать. И я прекрасно знаю, что представляет собой корабельный камбуз. Там не так уж и много место для запасов воды и пищи. Большая часть их припасов наверняка остается на коггах и каракках, которые идут следом за галерами. А моряки… Они на самом деле едят очень много. Им требуется не меньше еды, чем всему населению Аргилона. А еще они последние дни, должно быть, работали веслами от зари до зари, чтобы успеть сюда как можно скорее. Их командиры понимают, что время работает против них, вот и не щадят своих людей… — У вас нет стен, как у Пентоса. — А они нам и не нужны, — отмахнулся Альберто. — Все, что нам нужно — это выдержать первый штурм. Потом у них закончатся припасы, они вынуждены будут перегруппировываться и подтягивать резервы. Потом прибудет наше подкрепление и начнет кусать врагов за пятки… Нам не нужно разбивать их в чистом поле, капитан. Нам достаточно затянуть противостояние достаточно долго, чтобы браавосский флот начал голодать. — Ясно. План и в самом деле хорош, — склонил голову Виртуозо Алый. — Но в нем есть один маленький недочет… — Вот как? И какой же? Ответом стала резкая вспышка боли в спине. Подеста Аргилона еще успел заметить, как окружившие его наемники выхватывают мечи и как гневно кричат городские ополченцы. — Ты не учел, что Виртуозо Алый всегда оказывается на стороне победителя. А победит здесь Браавос… Потом была новая боль — а потом не было ничего. *** Капитан Ролло Лурио, Шестая луна 140 года от З.Э, Развалины Аргилона Когда отрубленная голова Виртуозо Алого шлепнулась в лужу грязи и крови, многие из его товарищей не удержались от того, чтобы плюнуть на нее. И сам Ролло был в их числе. Он не раз уже слышал истории о глупых вещах, совершаемых наемниками, но этот… Он определенно заслуживал первого места. — Поверить не могу, что этот гнилой рабист поверил в то, что мы отдадим ему всех молодых горожанок в рабыни, — процедил один из его солдат. — Он был глупцом, — произнес Ролло с таким омерзением, что всерьез испугался, что его слюна превратится в яд от этих сильных чувств. — А вот разгребать последствия его дурости, к моему большому сожалению, придется нам. Алым Щитам предложили очень щедрые отступные за то, чтобы они в нужный момент ударили в спину своих нанимателей-пентошийцев. Договоренность между уцелевшими представителями Первого флота и отрядом тирошийских наемников была простой. Виртуозо и его головорезы должны были войти в город под видом союзников, затем устранить или пленить примерно десять ключевых фигур и открыть ворота республиканским полкам. Таким образом Аргилон оказывался в их руках, во-первых, немедленно, во-вторых, бескровно, в-третьих, очень дешево, если посчитать все расходы. Вот только был в их плане один маленький недочет — в лице самих Алых Щитов. Этот наемный отряд никогда не входил в число надежных и дисциплинированных. И в тот момент, когда Виртуозо дал своим людям сигнал: «начинаем», он моментально потерял над ними всякий контроль. Удивительным было скорее то, что среди них нашлись те, кто вспомнил про первоначальный план и открыл ворота. Большая часть их товарищей в тот момент насиловала, грабила и жгла все, до чего могла дотянуться. Или все это одновременно. Или поочередно — в произвольном порядке. Для солдат Браавоса хуже всего было то, что их, простите, «союзники» успели сжечь слишком много… — Сколько городских зернохранилищ мы потеряли? — то, что его офицер так старательно обходил эту тему в докладе адмиралу, говорило Лурио, что ответ его не порадует. — Из пяти? Три… Как минимум. Он не удержался от того, чтобы заскрипеть зубами от бессилия. — Пусть Демоны Судьбы грызут их кости до конца времен, — процедил Ролло. — Это еще не все. Как только горожане увидели, как пентошийские солдаты сражаются с наемниками, все, кто мог бежать, похватали все, что они могли унести, и… ушли. — Нет, я был готов к чему-то подобному, — признался Ролло. — Как только увидел, что пожары попросту некому тушить… Но сначала нужно было разобраться с этими бешеными псами. Сколько? — В смысле, сколько осталось? Ну… Тысячи две, не больше. — А было сколько? — В городе раньше жило восемь-девять тысяч человек. — Нет, этот день никак уже не может стать хуже… Республике удалось завоевать Аргилон практически без потерь. Но чего, спрашивается, стоил такой трофей? От многих домов остались сгоревшие остовы. То же самое можно было сказать и о лавках, и о конюшнях. Все три аргилонские кузницы были разрушены дотла. А их владельцы и работники, насколько он знал, были убиты восставшими рабами. И это было еще не все. Боги, это было еще не все плохие новости! Хуже всего было то, как их встретили выжившие горожане. Он не мог передать словами степень той ненависти, которой их одаривал каждый встречный. Аргилонцы даже не пытались скрывать свои чувства к победителям. Особенно женщины. Особенно те, кто медленно бегал и плохо прятался. Те, благодаря кому республиканские солдаты застали вероломных Алых Щитов в буквальном смысле с голым задом. Остальные — мужчины, дети и старики — обычно ограничивались тем, что презрительно сплевывали на землю, думая, что браавосийцы этого не замечают. Открытой ругани и оскорблений в их сторону было мало, но взгляды… Их было достаточно, чтобы понять, что горожане на самом деле думают о них. — Мы даже рабов здесь не нашли… — Да, Морской владыка говорил, что мы идем воевать за свободу! А где она? Кого мы освобождаем? — Судя по тому, что мы узнали из уцелевших книг подесты, рабов в городе было… ну, где-то человек пятьдесят. И их всех вывезли куда-то на восток две луны назад. — Рабистские ублюдки! Ролло посмотрел на своего товарища и иронично поднял бровь. — Мы во всеуслышание обещали убить любого рабиста, попавшего в наши руки — или отдадим его тем, кого он называл своим имуществом и позволим им самим сделать то, что должно… Можете мне поверить, я ненавижу рабистов так же, как и вы, но с учетом того, что мы сделали… Я считаю, удивляться их реакции не стоит. — Потеря Первого флота стала для нас серьезным уроном, капитан. — Верно. Что могла принести задержка в две-три луны? Да очень много, на самом деле. Она могла изменить решительно все. В Аргилоне не было огромного войска пентошийских наемников, да и сам город явно не был ключевой точкой на карте, которую Пентос готов был защищать любой ценой. Однако каждый лишний месяц давал пентошийцам время на вооружение сотен ополченцев… и на изготовление этих проклятых дальнобойных арбалетов. Да, они подготовились. Заделали бреши в стенах, починили и укрепили ворота, расставили в Глотке, соединяющей залив с Узким морем, военные галеры, а потом, когда поняли, что толку от них все равно не будет, банально завалили их обломками фарватер… Ничего им не помогло, поскольку враг уже проник за стены. И когда аргилонцы это поняли, их ополченцы бросились защищать собственные дома, наплевав на оборону всего города. Поэтому они и победили. Но нанести врагу серьезный урон не смогли. Потому что это был всего лишь Аргилон. Рядовой городишко, расположенный вдали от ключевых позиций. — Капитан… Чем же мы теперь будем людей кормить? — Я не знаю, — ответил он, думая о том, как много зернохранилищ они потеряли. В какой-то степени это уравновешивалось тем, что голодных ртов тоже стало меньше — земледельцы, ремесленники и все остальные либо погибли, либо разбежались. Но приказ адмирала — а точнее, лично Морского владыки — был иным: занять Аргилон и превратить его в неприступную крепость. Город должен был стать, во-первых, безопасной гаванью для флота и его дальнейших операций, во-вторых — источником припасов. Если флот представлял собой меч, готовый вонзиться в жирное горло Пентоса, то Аргилон должен был стать его ножнами. Но теперь, когда они понимали, как много времени и ресурсов уйдет на восстановление города… И как много людей Республике придется для этого привлечь… Людей, которых и так сильно не хватало… — Ну… Как думаешь, что скажет по этому поводу адмирал? — Я не знаю, — повторил Ролло. — Но очень надеюсь, что он что-нибудь придумает. Потому что когда я откликнулся на призыв на войну с рабистами, я представлял ее совсем не так. *** Адмирал Тацито Ласкарис, Шестая луна 140 года от З.Э, Развалины Аргилона Парад под ногами Титана, как ему сейчас казалось, случился в какой-то другой жизни. — Бывают моменты, когда хочется вернуть своего врага к жизни, чтобы еще разок убить… И чтоб помучился как следует… — процедил Тацито. — Но адмирал, разве это поможет нам хоть что-то изменить. — Не поможет. Но мне хотя бы легче станет. Он смотрел, не отрываясь, на сотни солдат Браавоса, патрулирующих берег и внимательно следивших за тем, чтобы на них никто не напал, пока они разгружали единственный транспортный корабль. — Действительно все так плохо? — Честно говоря, адмирал… Все еще хуже. Аргилон имел некоторую ценность только как узел снабжения и склад провианта. Теперь у нас нет ни того, ни другого. Наши люди устали — и они недовольны тем, что не могут здесь отдохнуть, а вместо этого вынуждены расчищать фарватер. На первый взгляд Аргилон не производил такого уж отталкивающего впечатления. Он не был похож на полные изнуренных рабов города и плантации к югу от Пентошийского залива, не говоря уже о помойных ямах, которых жители залива Работорговцев называли городами. Четыре пятых домов этого городка были низкими, но довольно уютными на вид каменными постройками, в которых люди могли укрыться от пришедшего с моря шторма или зимнего ливня, характерного для этой части Эссоса. Сейчас их больше не было. Пожары выжгли все, что могло гореть, а после того, как стих рев огня, его сменила могильная тишина опустевшего города. Три дня прошло с того момента, как знамя Республики взметнулось на центральной площади Аргилона. И за это время никто из сбежавших от кровопролития горожан так и не вернулся обратно. За это время они успели похоронить убитых, казнить вероломных наемников и свалить их тела в братскую могилу отдельно от остальных. Но они никак не могли изменить то, во что превратился Аргилон. В пустой мертвый город, оккупированный Браавосом. — Мы победили, но где же радость от нашей победы? — еле слышно прошептал он. — Адмирал… Что нам делать? Тацито заставил себя сохранять спокойствие в присутствии подчиненных. Он не мог показать им слабости. Он был Ласкарисом — и он всегда должен все знать, уметь и контролировать… Легче было сказать все это, чем сделать. Проклятый Виртуозо превратил их пусть сомнительный, но все же успех в полную катастрофу. — Есть несколько вариантов, — ответил адмирал Второго флота. — По сути, выбор из нескольких зол. Первое — мы можем бросить этот сгоревший остов и идти на юг, к Сидорису… Несколько человек, услышав это название, сжали зубы или поморщились. — Адмирал, у нас с трудом хватит припасов только на дорогу до Сидориса. И если вдруг погода вынудит нас где-то задержаться… Если ветер не будет попутным… — …Тогда наши люди начнут голодать, а цинга убьет нас еще до встречи с пентошийцами. Я знаю об этом. Он действительно знал, что это отчаянный шаг. Можно даже сказать, безнадежно отчаянный. Если они поступят так, как он сейчас предлагал, флот Браавоса до пределов растянет линии снабжения и вынужден будет действовать, имея очень много потенциальных угроз с флангов и тыла. Удар по Сидорису в таких условиях можно было сравнить со смертельным подвигом, которые совершали бесстрашные юнцы ради внимания очередной куртизанки. О некоторых из них потом сочиняли неплохие песни. Слушать их было приятно. Быть их героем… не совсем. Если даже предположить, что погода будет к ним благосклонна (после гибели Первого флота в такое верилось слабо), они добрались бы до Сидориса с матросами и солдатами, готовыми броситься в бой немедленно. И только так — у них не будет времени изучить оборону города и выявить слабости в ней. И если что-то пойдет не так, если первый штурм будет отбит… Тогда Второй флот и его обитатели окажутся втянуты в затяжную и кровопролитную осаду — без еды и воды, необходимых для возвращения домой. А пентошийцы к этому времени вполне могут снова прийти в Аргилон — или вообще начать масштабное контраступление на свои северные владения. А еще, по данным разведки, к ним шла подмога с восточного направления… — Нам нужен Аргилон, адмирал. И нам нужны запасы, без которых мы не можем продолжать наступление… Все просто, не так ли? Нет. Им нужен был Аргилон. Но не в таком состоянии, в каком они его получили. Тацито не собирался обманывать самого себя — «освобожденный» город был совершенно бесполезен. — Второй вариант — немедленно отвести основную часть эскадр Второго флота на север, — продолжил говорить флотоводец. — Аргилон в его нынешнем состоянии никак не может служить нам опорным пунктом. Но Паладос, расположенный к северу отсюда, может. Следовательно, нам ничто не помешает отвести основу флота именно туда. А здесь оставить крепкий гарнизон в тысячу-две мечей, которые восстановят укрепления и расчистят фарватер в Глотке… — Адмирал, превратить Аргилон в неприступную крепость за одну луну никак невозможно… «Ты хотел сказать — за один год? Если да, то… ты прав». Единственным, что здесь имело хоть какое-то оборонительное значение, была протекавшая мимо река Аргос. Если они и могли закрепиться, то только на северном берегу. Все остальное… Гавань Аргилона находилась прямо за Глоткой и представляла собой отличную мишень для стрелков, занявших окрестные высоты за пределами городских стен. Сам город располагался заметно выше — но чуть ниже окружавших его с севера, востока и юга равнин. Чтобы защитить свой «трофей», войскам Браавоса нужны были высокие стены, которые было не из чего построить — каменоломен в окрестностях они не наблюдали. Должно быть, прежние хозяева города доставляли строительные материалы морем. Местный серый камень подходил как основа для деревянных крыш… Которые вместе со всем остальным сожгли выродки из Алых Щитов. — Это равносильно нарушению всей стратегии, одобренным Морским владыкой. И с этими словами многие согласились. Они ошибались. Потому что план «Касатка» всплыл кверху брюхом сразу, как только погиб Первый флот. Они уже дали Пентосу время на перевооружение и пополнение армии. И каждая следующая неудача, затягивающая войну, могла стать для них фатальной. К тому же они начали войну зимой — и это привело к закономерным неприятностям. Поля к востоку от Аргилона были пусты и не могли принести урожай в течение еще многих лун. И даже приказать своим людям убрать крупные обломки со дна он не мог. Вода была такой холодной, что это бы означало еще сотни умерших и заболевших. — У нас есть долг перед нашими людьми, — наконец, ответил Тацито. И он не упомянул еще одну деталь, которая, в его представлении, виделась едва ли не катастрофой. После провала «Касатки» и взятия Аргилона, некоторые столичные деятели стали проталкивать идею неограниченной войны с рабистами и их торговлей на всех морях. То, на чем он настаивал с самого начала. Только вот зима, если уж на то пошло, не была другом галер и галеасов. Но для коггов и каракк, переделанных в каперские суда и вполне пригодных для охоты на неповоротливых торгашей — совсем другое дело. И это, вдобавок, было выгодно… — Есть и другое решение, адмирал, — один из морских офицеров указал на другую часть карты. — Какое? — Калеос, адмирал. Еще один город, размером примерно с Аргилон, в четырех днях пути верхом к востоку от нас. Судя по докладам наших разведчиков, там полно зерна и других припасов. Захватив его, мы сможем легко переправить всю добычу вниз по течению Аргоса. — Если только этот город мы возьмем не в виде пепелища, — усмехнулся другой офицер с покрашенной в зеленый цвет бородой. — В отличие от этих дикарей-наемников, наши люди способны выполнять приказы! — А еще между Сидорисом и Калеасом есть валирийская дорога. Старая и видавшая виды, но она есть. Взяв тот город, мы перекроем путь вражеским подкреплениям с востока, но не с юга… — Нельзя выиграть войну, прячась за стенами, как… — Как кто? Ты что, сейчас трусом меня назвал? Да я… — МОЛЧАТЬ! — взревел Тацито Ласкарис, не дожидаясь, пока его офицеры начнут вызывать друг друга на дуэли и он потеряет еще больше людей. — Довольно, — добавил он уже спокойнее, пока некоторые офицеры по-прежнему были полны злости. Предложение было весьма многообещающим. — Калеос и в самом деле мог бы решить наши трудности со снабжением без отступления к Паладосу. Но эта операция несет с собой и риски. Во-первых, я сильно сомневаюсь в том, что рабисты просто так позволят нам забрать в Калеосе все, что нам нужно. А мы идем туда только ради еды — нет смысла делать вид, что это не так. Пара десятков человек молча кивнули в ответ. Они действительно собирались разграбить этот город, либо убив владельцев зерна, либо заплатив пару символических медяков за большую часть содержимого их амбаров. Естественно, иностранным купцам это не понравится. И популярности Республики эта операция никак не прибавит. Но это было… так заманчиво. И так просто, казалось бы… — Таким образом, мы не можем ограничиться фуражным отрядом в две сотни человек. Мы должны отправить всех, кто не будет занят в разгрузке кораблей или восстановлении Аргилона. Все остальные пойдут на Калеос — по суше. И хочу еще напомнить о том, что пойдут они пешком, поскольку мы не взяли с собой конницы. Задача солдат — сопроводить повозки до города — и вернуться вместе со всем их содержимым. Не стоило говорить о том, как это было рискованно. Но многие участники военного совета смотрели на эту перспективу с явной надеждой и предвкушением. И когда эта новость станет общим достоянием, Тацито не сомневался в том, что их поддержат и другие жаждущие славы глупцы. Они испили чашу ядовитых обещаний, поднесенную Залином, до самого дна. Но решение принял все-таки он. И… Оно действительно могло им помочь. Если все пройдет так, как они планируют. И он, Тацито Ласкарис станет тем самым человеком, который спасет от краха невероятно авантюрный план — если у них все получится. А если не получится, кто в здравом уме станет его в этом винить? Кто он, в конце концов? Правильно, адмирал. Его поставили командовать флотом, а возня на суше — не его дело. Разве нет? Да и потом — он не напрашивался на эту должность. Сами предложили. Итак, господа капитаны, сколько человек каждый из вас может выделить на эту кампанию? *** «Сегодня, оглядываясь назад, мы можем с уверенностью сказать, что идея напасть на Калеос ради того, чтобы награбить там достаточно провианта для дальнейшего видения войны, был полнейшим безумием. С самого начала он не имел даже одной тысячной шанса на успех — и вовсе не из-за военной обстановки. Большая часть уцелевших аргилонцев бежала именно на восток и подеста Калеоса, как только ему передали рассказы беженцев, тут же принял ряд жестких, но необходимых в такой ситуации мер. Самой важной из них был приказ, отданный им нескольким верным людям, которые должны были исполнить его даже ценой собственной жизни: как только браавосийцы войдут в город, все городские амбары должны быть немедленно подожжены, чтобы их содержимое не досталось врагу. Все речные суда и прочие транспортные средства, на которых можно было бы доставить добычу к побережью, также велено было сжечь, разломать, затопить или увезти дальше на восток. А сами жители Калеоса, наслушавшись леденящих душу историй, искренне поверили в то, что лучше уж погибнуть, чем попасть в руки браавосийцев. Естественно, потом многие поняли, что большая часть этих слухов была намеренной ложью, но тогда все на полном серьезе верили в то, что победители отдали всех плененных жительниц Аргилона на потеху Алым Щитам, чтобы потом забрать рожденных от этих связей детей и вырастить из них «настоящих граждан для освобожденных земель». Разумеется, магистры Пентоса хватались за самые немыслимые бредни и раздували их, как могли — ради того, чтобы Морского владыку и республиканцев ненавидели еще больше. И это само по себе было тяжелейшим ударом для Сальваторе Залина, его амбициозных планов и всей Республики. План войны, предусматривавший быстроту и подавляющий перевес, уже трещал по швам — и тут они отправили большую часть сухопутных сил в город, который находился минимум в пяти днях пути от побережья. Это означало минимум десятидневную задержку. И в случае провала им оставалось либо отступить, либо рискнуть всем, что у них еще оставалось… Увы, но слишком многие деятели Браавоса и Пентоса не усвоили урок этой части Первой морской войны. И адмирал Тацито Ласкарис — как и все те, кем он командовал во Втором флоте — не догадывался о том, что пентошийские подкрепления находились намного ближе к Аргилону, чем докладывали их шпионы». (из книги «Драконы и бороды» историка-библиария первого ранга Бенджена Мандерли, написанной в Доброй Ярмарке в 324 году) *** Хастуро Невыразимый, Шестая луна 140 года от З.Э, Окрестности Калеоса — Верховный, они идут. — Уже? — легкомысленно переспросил Хастуро. — Получается, они даже в большем отчаянии, чем думали наши славные союзники в Пентосе… Браавосийцы славились своим умением вести войну на море, но не любую войну можно было выиграть веслами, парусами и скорпионами — шторм, который он недавно устроил, наглядно это показал. — Сколько? — даже Верховному жрецу Всематери и генерал-капитану отряда Козла не было чуждо любопытство. — Шесть тысяч пехотинцев или около того. Мой брат рассказывал, что насчитал четыре тысячи пикинеров и две тысячи арбалетчиков. Хастуро удивленно присвистнул. По всем меркам военного дела это было более чем достаточно, а уж для Республики Браавос… Такой отряд составлял весьма значительную часть ее регулярной армии. Браавос никогда не мог выставить на суше больше двадцати тысяч солдат — для большего им требовалось переподчинять своим генералом флотские экипажи и морских пехотинцев. С другой стороны, кто их разберет — они вполне могли сейчас поступить именно так ради похода на восток. — Арбалетчики, значит, — он отпил еще немного кобыльего молока. — Они взяли с собой павезы? — Вы про ростовые щиты? Нет, Верховный, мы такого не видели. — Н-да. Люблю, когда враг совершает ошибки… Справедливости ради, у браавосийцев и выхода иного не было. Если они хотели добыть продовольствие для дальнейшего похода, они не могли обременять себя лишним весом по пути к цели — иначе они банально не смогли бы унести достаточно добычи. И это с учетом того, что почти все они шли облаченными в доспехи, а дорога из Аргилона в Калеос, несмотря на холодную погоду, пребывала не в самом лучшем состоянии. Все тяжелые и не самые нужные вещи они вынуждены были перемещать по реке. Вот только все купцы и земледельцы разбежались сразу же, как только узнали об измене Алых Щитов, о падении и разорении Аргилона. Поэтому браавосийцам было попросту не на чем плыть вверх по течению. — Что у них с конницей? — Максимум сотни две лошадей — и половина из них взята из аргилонских конюшен, откуда их не успели вывезти… — Или у наемников, которых они поубивали. Опять же, не стоило удивляться тому, что у Браавоса не было собственной конной гвардии, которая имелась у других Вольных городов. И это с головой выдавало слабость Республики Браавос в ее текущем состоянии. Они могли вывести в море больше военных судов, чем любое другое государство, кроме, может быть, Волантиса, но стоило им выйти на сушу — и они, не имея надлежащих традиций, адекватного военного опыта и представления о последствиях своих поступков, совершали такие вот детские ошибки. Казнь Алых Щитов было нагляднейшим тому подтверждением. Да, именно Виртуозо и его люди, повернувшие оружие против своих нанимателей, были ответственны за разорение Аргилона. И все же… К чести наемника, он пообещал браавосийцам сменить сторону во время сражения — и сдержал свое слово. Алые Щиты всегда служили тем, кто платил больше. И Браавос наградил их за это смертью. Хастуро очень хотел бы взглянуть в лица республиканских вербовщиков, когда те попытаются нанять еще какой-нибудь вольный отряд во славу Морского владыки и «свободы». Это само собой было очень приятной новостью… для кого угодно, но только не для Браавоса. Вот так иногда бывает, когда никто не соглашается сражаться за тебя даже за самые большие деньги! А если и найдется какой-нибудь беспринципный командир, то не раньше, чем прибавит к сумме контракта пару нулей и не получит всю плату авансом! Нет, Хастуро прекрасно понимал мотивы республиканцев, перебивших Алых Щитов. Но сделанного не воротишь — с этого момента за Браавос будут сражаться и умирать только подданные Морского владыки, будь то регулярные военные отряды или добровольцы. Последних было немало, да. Но почти все они были уроженцами Браавоса. — Что прикажете, Верховный? — Раз уж они так хотят увидеть Калеос, с нашей стороны было бы невежливо лишить их этого удовольствия, правильно? А мы, в свою очередь, разместимся вон на том холме и поприветствуем их так, что они никогда уже не забудут… — Пентошийцы не будут этому рады. — Не будут. По крайней мере, поначалу, — кивнул Хастуро. — Возможно, они даже испугаются… Но потом им останется только ловить по эссосским равнинам республиканских недобитков. Дело муторное, но нетрудное, согласись. — Подеста не разделяет вашей уверенности, Верховный. Он несколько раз уже напоминал о том, что у них шесть тысяч солдат, а у вас только две. — Думаешь, это нечестно? Ладно, — безмятежно улыбнулся Хастуро. — Уравняем немного шансы. Я пойду в бой с одной тысячей. Хотя я и так разобью их в кратчайшие сроки… Генерал-капитан отряда Козла оглядел своего собеседника — старого товарища, прошедшего вместе с ним немало войн и опасностей. — Да, одной тысячи мне за глаза хватит. Браавосийцы нас не возьмут… А вот мы их обязательно возьмем. *** Черный Лебедь, Шестая луна 140 года от З.Э, Лисс В целом, первую половину текущего года можно было оценить как ошеломляюще успешную. Пока остальные Вольные города отправляли своих молодых людей на войну, где те добивались так желаемой ими славы (обычно посмертно), Лисс рос и богател. Чем активнее на его рынках шел обмен благами и деньгами, тем богаче он становился. Даже цветы в лиссенийских садах цвели особенно пышно и источали лучшие ароматы, а плоды с деревьев были наполнены просто божественным вкусом. В общем, у Джоханны имелись все причины быть довольной. За эти шесть лун она присмотрела трех многообещающих девиц, каждая из которых могла стать новым Черным Лебедем, когда ей настанет пора идти на покой. Конечно, учить их придется не один год, зато ее будущая преемница получит за это время все, что она сама добывала кровью и потом многие годы. Но… Это все потом. Пока еще рано уходить. Разве не говорят люди о том, что лебединая песнь становится только краше перед его смертью? А она была лебедем. Черным Лебедем. Когда-нибудь, конечно, ее заменит другая птица, такая же красивая. Но время для этого еще не настало. И это вовсе не означало, что она будет просто сидеть и ждать. Раз уж в казну их города, в закрома магистров и ее собственные в последнее время влилось столько нового золота… Почему бы не пустить его в дело? Почему бы не ввести в оборот новую монету? Никто, разумеется, не собирался выводить из пользования старые овалины. Но они стоили слишком мало и возить с собой многозначные суммы таких денег бывало накладно. Джоханна Сванн знала, что Лисс достоин чего-то большего. И что она ему это большее даст. Сказать нужные слова паре магистров, жаждущих ее общества было нетрудно. Немного лести, приправленной здравым смыслом, который они ценили ничуть не меньше — и ее предложению был дан ход. Она уже даже знала, что новая монета будет называться «синьо д’оро» — старолиссенийский диалект валирийского языка для многих банкиров до сих пор был вторым родным, если не первым. В ее родном Вестеросе (да и не только там) на монетах привыкли чеканить лица королей, князей и императоров. Но это был Лисс. И Джоханна настояла на том, чтобы на новых деньгах был увековечен ее собственный образ, под которым она прожила большую чатсь сознательной жизни. «Золотой лебедь» — вот как называлась эта монета на общем языке. И изображен на ней будет именно лебедь. И будет оставаться там спустя века, даже если ее имя будет забыто. Синьо д’оро все еще будут передаваться от покупателей к продавцам и чеканиться в больших количествах. Стать вровень с королями и королевами, пусть даже в такой, казалось бы, мелочи — не самый плохой результат для похищенной и проданной в рабство дочери не самого влиятельного дома из Штормовых земель, согласитесь? Думая об этом, Джоханна медленно ощипывала гроздь сочного винограда, поданного юной служанкой. — Госпожа, на сегодня больше нет посетителей… Все ушли, кроме одного. — Разве я не говорила, что не хочу сегодня принимать никого ниже магистра или равного им? — Джоханна на мгновение прикрыла глаза, наслаждаясь свежим ветерком, дующим с моря. Как же приятно иногда вот так… — Я помню, госпожа, но он велел передать вам… это. Джоханна открыла глаза. Голос служанки был… не таким, какой она привыкла слышать. Черный Лебедь приняла из ее рук письмо. Сломала печать, разворачивая короткое послание, написанное не на простом пергаменте, а на редком материале, доставляемом в их края итийскими купцами. Стоило прочитать первые несколько слов, как глаза ее сузились, а пальцы сжались. Никогда прежде ей не доводилось такое читать. Но печать на письме… Она знала, что она означает, но не более того — до сих пор Черный Лебедь ни разу не удостаивалась видеть такое самолично. Это был слон. Нет, не так — это был Слон с большой буквы. Триарх. — Впусти этого загадочного гостя, милочка. — Слушаюсь, госпожа. Когда юная девушка вернулась, ее сопровождал мужчина, который выглядел… совершенно обычным, на первый взгляд. Обычный мужчина с обычной валирийской внешностью. Обычный нос с горбинкой. Обычные губы. Обычные глаза, не горящие пламенем и не бегающие в трусости. Обычные серебристые волосы, не слишком короткие и не слишком длинные. — Благодарю за оказанный прием, бесподобный Черный Лебедь. Вы оказали мне большую честь. — Я бы приняла вас намного быстрее, эмиссар, зная, кто вас отправил. — Не сомневаюсь, — голос этого человека тоже был совершенно обычным и, можно даже сказать, бесчувственным. — Но я старался не слишком афишировать свою личность. — В таком случае могу вас заверить, что ни одно слово, сказанное здесь, не покинет этих стен. Черный Лебедь могла обещать такое — и обеспечить выполнение своих обещаний. Она была сильной и влиятельной, но, как гласит известная поговорка, на любую хищную рыбу найдется рыба покрупнее. Сегодня она встретила именно такую. — Могу ли я поинтересоваться, что заставило ваших покровителей отправить эмиссара в мой дом с такой срочностью. — Можете, — волантиец вытащил из-под синего плаща небольшой свиток из того же материала, что и письмо. — Это война. Джоханна удивленно приподняла брови. — Нет, не между нами, — тут же уточнил эмиссар. — Но я уверен, что вы, с вашими обширными связями, хорошо осведомлены о тех бесчинствах, что устраивает Бастард Валирии. — Не совсем, — призналась Черный Лебедь. — Наверное, я едва ли не единственная жительница Вольных городов, которую это кровопролитие… миновало, скажем так. Не знаю, как обстоят дела у вас, но здесь торговые войны никого особо не удивляют и не беспокоят. Хотя, насколько мне известно, это не просто торговая война… — Это намного хуже, чем вы себе представляете, — заявил посетитель. — Вот этот документ наши друзья получили от… независимого источника. Прочтите его — и вы сразу поймете, почему эти новости встревожили так много людей. На первый взгляд этот документ показался ей обычным банковским соглашением, которые каждый день подписывались в Лиссе тысячами. На выдачу кредита, на продажу и покупку чего-то дорогого… Вот и здесь, судя по всему, одна из сторон хотела получить ссуду на какое-то важное дело и банк ее предоставил, получив взамен определенные активы, которые должны были подтвердить серьезность намерений. Все как обычно. Ничего нового в мире под солнцем… …Если не принимать во внимание имен тех, кто заключил это соглашение. Одной из сторон был Сальваторе Залин, Морской владыка Браавоса. Второй — Железный банк. Это и в самом деле была ссуда на опустошительную войну Браавоса против всех. Но было там одно «но» размером с Титана. — Это не может быть правдой, — если уж такое сказала сама Черный Лебедь, известная своей сдержанностью… — Уверяю вас, это правда. Нет, это точно не могло быть правдой. Браавосийцы могли быть крайне амбициозными, но чтобы вот так… Это было безумие. Полнейшее безумие, иначе и не скажешь. — Залин пообещал отдать в распоряжение Железного банка весь Великий базар Пентоса, передать контролируемым ими людям монополию на выращивание специй на плантациях завоеванных земель и распустить все банковские объединения бывших членов Совета Сорока сразу же после присоединения Пентоса и всех его владений к Республике… — Да. «Боги милостивые… И я еще думала, что это у вестеросских королей слишком большие амбиции!» Завоевать и присоединить все земли, которыми правил Вольный город Пентос. Отдать Железному банку колоссальные суммы в золоте, серебре и бронзе. Перекроить едва ли не всю торговлю специями и другими товарами, разорив между делом бессчетное множество людей по обе стороны Узкого моря… Если это и в самом деле было правдой… Да какое, к Иным, «если» — это и было правдой. Иначе как объяснить тот факт, что Железный банк и пальцем не пошевелил, пока отпрысков старинных родов, владевших ключами от банка на протяжении множества поколений, бросали в каналы с перерезанным горлом? — Это… очень серьезно, — не было смысла делать вид, что все не так. Эта война — и особенно победа Браавоса над Пентосом должна была перевернуть всю сложившуюся жизнь в Эссосе и, в частности, в Лиссе. А если Браавосу действительно удастся добиться всего, о чем говорилось в этом свитке… Это обернулось бы смертельным риском для всех Вольных городов. Особенно если безумцы, захватившие там власть, всерьез решили покончить с рабством и добить остатки ненавистного им Фригольда. — Я только не понимаю, эмиссар, зачем вы показали это мне? Мне почему-то кажется, что если этот документ попадет в руки какому-нибудь влиятельному сановнику, скажем, в Мире — это намного скорее приведет к объединению всех врагов Бастарда Валирии и безумного убийцы, который им правит… — Война Мира и Браавоса уже неизбежна, прекрасный Черный Лебедь. И вы, я уверен, хорошо это понимаете. Гонфалоньера Мира нет смысла уговаривать — он и сам прекрасно видит, что творят корсары Браавоса по всему Узкому морю. В ответ легендарная куртизанка чарующе улыбнулась, отметив про себя, что гость так ни разу и не увидел в ней женщину и красавицу. Очевидно, триарх — если предположить, что за ним стоит только один триарх — знал, кого выбирать для этого дела. — Нас больше заботит не сама война — а то, что будет после нее. Порядок, выстроенный на развалинах Кровавого века на фундаменте того, что осталось после Рока, обречен. Он уже падает. Все придется строить заново. И в этом новом мире нам нужны союзники — постоянные, а не временные.