Танец продолжается

«Очевидно, что сто тридцать девятый год от Завоевания Эйгона не был годом мира. Только мейстеры южан могли позволить себе высказать подобный абсурд. Я готова согласиться с тем, что ссоры, раздоры и мятежи, в изобилии сопровождавшие историю Юга, в тот год немного поутихли… И это позволило им запомнить тот год как «эпоху мира». Но если взглянуть на ту ситуацию со стороны, оценка будет совсем иной. Западные земли после Войны Львов изменились до неузнаваемости — и навсегда. Несмотря на все старания войск Ланнистеров и Железного Трона, десятки тысяч простолюдинов были вынуждены покинуть свои дома, не дожидаясь, пока до них доберутся красные головорезы Рейнов, и теперь они скитались из города в город, из деревни в деревню — с предсказуемыми результатами. Пока власть на Западе была на лезвии меча, разбойники еще побаивались. Но когда мечи вернулись в ножны и наступила «мирная жизнь», они развернулись во всю ширь. Расплодившиеся во время войны банды и шайки стали в 139 году настоящей чумой Западных земель. И если побережье в приграничных с Просторах землях или владения к северу от Кастамере были еще относительно спокойными, то к югу от развалин Сарсфилда и к северу от земель, которыми когда-то владели Серретты, сильный безрадельно пожирал слабого — и не было над ним ничьей власти. Власть Железного Трона была куда слабее, чем думали раньше. Знать Королевской Гавани и земель к югу от нее сразу это почувствовали — и не забыли. И зима приближалась. Приближалась, но пока не наступила. И мейстеры, засевшие в замкнутом мирке Цитадели, закрывали на все глаза. Им было достаточно того, что в стране не было войн — и этого хватило для того, чтобы назвать ту эпоху «Мирной осенью». Совсем иначе было по другую сторону границы, где ученые мужи и жены постоянно говорили с простыми моряками, купцами и охотниками за удачей… Они легко распознали на горизонте надвигающуюся бурю новой войны. Первой, но далеко не последней в той череде, что будет сотрясать Вестерос и Эссос на протяжении многих десятилетий… В той череде, что продолжается до сих пор. Но архимейстеры Зеленых предпочитают об этом не вспоминать — с учетом того, к каким последствиям привело их недолгое участие, удивляться этому не стоит. Надвигалась буря — и ее ярость готова была разрушить немало кажущихся нерушимыми истин, сложившихся тогда, когда Эйгон создал Семь Королевств. У той войны было много названий. Одни зовут ее Первой морской. Другие и вовсе — Первой мировой. Но тогда рыцари, моряки и наемники, проливавшие кровь в жесточайших битвах, предпочитали другое название — в честь маленькой искры, от которой разгорелся пожар. Для них это была ВОЙНА ЗА БОРОДУ». (из книги «Война за Бороду: хроника Первой морской войны», написанной историком-библиарием первого ранга Еленой Веларион в Доброй Ярмарке в 288 году) *** Сир Роджер Видман Третья луна 139 года от З.Э, Чаячий город — Ну признай уже, сержант, это было скучно? — Скучно? Да тут сама королева со своим драконом провожала своего кузена на край света — а ты говоришь, «скучно»? Роджер показательно зевнул. — Дракону тоже было тоскливо… — Ничего подобного! Лунная Плясунья была… ну… — Он таращился в упор на корову, которую должны были подать ему… то есть ей на ужин? — сир Роджер Видман не сразу вспомнил, что королевский дракон принадлежит к тому же полу, что и его наездница. — Неважно, в общем. Я сам там был и все видел. И Плясунье было так же скучно, как и всем нам. Нам наобещали новый великий флот, достойный лорда Дрифтмарка — и что мы увидели? Я всего семь каракк насчитал! — Но королева… — не унимался Брайан Вудхолл. — Так же прекрасна, как и всегда, — отрезал Роджер и добавил с ухмылкой. — Но ты на нее губу-то не раскатывай, сержант. Она, как я слышал, замужем. А я предпочитаю ухлестывать за женщинами, с которыми у меня есть шансы… Он не стал добавлять: «И чтобы она не прирезала меня наутро», — а королева, судя по ее репутации, особенно по ту сторону границы, была способна и не на такое. Долинец считал себя настоящим рыцарем, который должен быть готов совершать подвиги не только на ратном поле, но и на ложе любви, однако устраивать постельную пляску с драконицей… На такое он не решился бы. — Что до этого морского похода… Честно скажу, я сильно сомневаюсь в том, что его ждет успех, — пожал плечами Видман. — Капитан, я, конечно, понимаю, субординация там и все такое… Но ты не далее как вчера, приняв на грудь немало эля, признался, что ни разу в жизни не бывал за пределами Долины. — Ну уж нет, такого я ни за что не сказал бы! — усмехнулся Роджер. — Но среди моряков, что отправились в то плавание, такие точно были. А Узкое море полно опасностей, сержант. Особенно осенью. Хуже нее только зима. Зимой даже самые лучшие капитаны… Они теряют минимум один-два корабля, не успев добраться даже до Волантиса. А наш теперь уже бывший мастер над кораблями плывет не туда. Он взял курс на Нефритовые Врата… Даже если бы с ними был покойный Морской Змей — даже тогда я бы не поставил на их успех. А его у них нет. И кораблей тоже нет — кроме этих семи каракк. Лучшее, на что они могут надеяться — это на то, что одна-две из них вернутся домой. И не факт, что лорд Веларион будет у них на борту. — Я слышал, королева самолично вручила лорду Велариону какие-то новые приборы, которые, якобы, помогут… Видман в очередной раз усмехнулся. — Сержант, ну сколько можно… Эти клацающие игрушки с циферблатами годятся только для мирийских балаганов! Но это не Мир. Это Чаячий город, величайший из портов восточного побережья! Уж кто-кто, а мы должны отличать стоящие вещи от таких вот безделушек! — Вот я и подумал… — Ну и королева, наверное, подумала, что пара блестящих игрушек поднимет морякам настроение. Вот и все, — отозвался Роджер, чуть не налетев на юркую служанку, которая тащила сразу несколько кувшинов в ближайшую таверну. — Может, ты и прав, капитан… — А как иначе-то? — еще раз фыркнул Роджер, протискиваясь вместе со своим напарником сквозь плотный людской поток по главной городской улице, ведущей к площади Ткачей. — Но даже если я и ошибаюсь, я всего лишь потеряю несколько медяков, на которые поспорил с тем старым моряков позавчера. Вернутся — замечательно. Нет — ну и ладно. — Теперь, наверное, назначат нового мастера над кораблями, — предположил Брайан. — Раз лорда Алина больше нет… Может ли им стать уроженец Чаячьего города? — Очень может быть, — задумался Роджер, но затем покачал головой. — Хотя нет, шансов на это маловато. Долину в Малом Совете уже представляет лорд Графтон… Теперь, чтобы поддерживать разговор, им пришлось перейти на крик, потому что шум на рыночной площади становился все громче. Так что оставалось или драть глотки, перекрикивая продавцов рыбы и тканей, или просто замолчать. Корабли лорда Велариона ушли в море, королева умчалась в осеннее небо на своем драконе, а город продолжал жить своей простой жизнью, покупая и продавая все, что могло понадобиться людям, от шерсти, собранной пастухами Долины, до пентошийских ароматных масел. Здесь все было так же, как и всегда: суета, крики, толкотня и вездесущие воры, которые в лучшем случае срезали у тебя кошель так, что ты сам этого не замечал. Но сир Роджер Видман, несмотря на то, как мало почестей и как много головной боли давала эта служба, был вполне ей доволен. Чаячий город был самым богатым в их королевстве — и он был рад дослужиться здесь до капитана городской стражи, во славу Деве! — Капитан, может, нам стоит всем нам другие плащи надеть? — спросил Брайан, когда они отошли от особо крикливого торговца из Речных земель, уверявшего, что его свежайшая рыба достойна того, чтобы попасть на стол Арренов или Графтонов. — Это еще зачем? Клянусь шлемом Воина, на кой нам менять плащи, сержант? — Ну… Они же синие! Нет, даже не так — светло-синие! Вы не обижайтесь, капитан, но никто в здравом уме не станет уважать и бояться того, кто носит небесно-голубой… — Ничего не имею против своего плаща, — сердито перебил его третий сын лорда Видмана. — Он очень удобен и не раз согревал меня во время долгой зимы! В отличие от некоторых… Брайан так и не узнал, что хотел сказать ему капитан. Потому что в нескольких футах от них началась драка. Обыватели из Чаячьего города, как всегда, даже не попытались вмешаться и разнять драчунов. Они поступили с точностью до наоборот. Едва словесную перепалку прервал первый удар, они тут же принялись передавать друг другу медные и серебряные монеты, выкрикивая, кто на кого ставит. Если кто и должен был навести здесь порядок, то только он. И Роджеру очень повезло, что драчунов было всего двое, а вооружен был только один. А выбить кинжал из руки заморского купца для опытного воина было парой пустяков. — По законам Долины… Второй участник драки — тоже чужеземец — что-то быстро кричал на одном из диалектов валирийского, которого Роджер совершенно не знал. Но то, как он хватался за остатки зарослей на подбородке, где, очевидно, раньше росла густая борода, давало рыцарю из Долины пару убедительных догадок. — По законам Чаячьего города… Когда они с Брайаном пробились вперед, иноземцы даже не обратили на них внимания и продолжали вместо этого орать на чужом языке. Роджеру вместе с другими подоспевшими стражниками все-таки удалось растащить их раньше, чем они возобновили драку. И только после этого он вгляделся в лица дебоширов и подумал, что мужчина с кинжалом был пентошийцем. И не самым бедным пентошийцем — кинжал из хорошей стали с украшенной блестящими камнями рукоятью, должно быть, стоил дороже любого хорошего меча. Но пользу мог принести лишь в схватке в тесном узком переулке. Его противник, похоже, был уроженцем Браавоса, о чем говорили покрой одежды и узкая рапира в ножнах, которую он так и не успел обнажить. — Капитан? Роджер мысленно вздохнул, оглядывая нарушителей закона. Тут и думать было нечего: два купца повздорили и принялись выяснять правоту кулаками. Что их на это толкнуло? Достаточно было просто принюхаться, чтобы понять, что именно. Оба они перед дракой изрядно напились. — Пусть переночуют в темнице, чтобы хмель из голов выветриться успел, — решил он. — Утром возьмем с них штраф, скажем, чтобы больше не буянили на улицах нашего прекрасного города — и отпустим с миром. Они ведь не причинили никакого другого вреда, правильно? — Да тут единственная жертва… это борода! — рассмеялся Брайан, указывая куда-то вниз. Под его ногами валялись остатки того, чем купец из Браавоса явно очень гордился. — Да, кроме бороды никто не пострадал, — согласился Роджер. — Не начинать же войну из-за какой-то бороды, правильно? Он и в самом деле верил, что это невозможно, пока его сослуживцы, подхватив под локти двух пьяных и злых чужеземцев, уводили их к «месту ночлега». *** Сир Ричард Лидден, Третья луна 139 года от З.Э, где-то в окрестностях Длинного Стола Поскольку они изображали бедных странствующих рыцарей, которым едва-едва удалось наскрести достаточно денег для участия в Хайгарденском турнире (да и почему изображали — они и на самом деле ими были), Григор с Ричардом остановились достаточно далеко от Длинного Стола. В глазах рыцаря родовой замок Мерривезеров должен был выглядеть настоящей крепостью. В теории. Ричард не считал себя ни доблестным воином, ни умелым стратегом, но даже он мог видеть, что до полноценного военного укрепления этот замок… не дотягивает, мягко говоря. — Если вдруг этот замок окажется в осаде, не хотелось бы мне быть на стороне защищающихся, — в точности озвучил Григор его мысли. — Стены совсем низкие, а на башнях толком и спрятаться от стрел негде… Хотя смотрится красиво, чего уж там. — А ты настоящий ценитель, я погляжу, — кивнул Ричард, довольный тем, что они снова работают вместе. — Очевидно, лорд Марк решил доказать всем, что золотой рог изобилия на его гербе появился не просто так. Доказывал он давно, начав это дело еще задолго до Танца Драконов и принесенных им кошмаров. И все же, несмотря на то, что Длинный Стол походил скорее на разросшееся имение какого-нибудь богатого купца, обильно украшенное статуями и барельефами, натыканными везде, где только можно (вернее, просто везде), но это была постройка, которой оба уроженца Запада не могли не восхититься. А рядом с ним по всему берегу Мандера стояли добротные и богатые каменные дома, явно принадлежащие семьям, приближенным и присягнувшим дому Мерривезеров. Хоть Длинный Стол и не был никогда выдающимся замком, ему удалось стать центром разросшегося у его стен небольшого городка. Само собой, не все было гладко и мирно под взором Семерых. Конечно, большие каменные дома, как и примыкавшие к ним речные причалы и другие хорошие постройки были защищены от речной стихии надежными и ухоженными дамбами. Но если приглядеться внимательно, нетрудно было разглядеть ветхие лачуги, лепившиеся к подножью этих дамб, некоторые их которых находились совсем рядом к краю воды. А значит, им оставалось жить совсем недолго — ровно до того момента, когда осенние дожди накроют Простор. Тем, кто селился дальше от берега, в этом смысле было легче. Но только не летом, когда им приходилось каждый день носить воду издалека. — Повезло местным, что здесь есть и дорога, и переправа, — легко улыбнулся Григор. — Это да, между той еле заметной тропой, по которой нам пришлось добираться сюда, и этим мощеным трактом разница действительно есть, — не стал спорить последний из Лидденов, когда они уже миновали Длинный Стол. — Остается только молиться, чтобы Фоссовеи приложили такие же усилия для восстановления дороги Роз, как и Мерривезеры. — Вообще-то, мы едем не по Розовой… — Да помню я, помню! Как только мы миновали Горький Мост, нам следовало повернуть на запад к Сладкой Впадине… — название, по его скромному мнению, было крайне нелепым, как и следовавшие за Впадиной Сладкие Холмы. — Но наши… друзья, которых мы встретили… вовремя убедили нас ехать другой дорогой. И я с ними согласен. Лучше уж ехать вдоль Мандера… Так у нас будет больше шансов добраться до Хайгардена целыми… и не ограбленными. — На все воля Отца Всевышнего, — стоическим тоном ответил Клиган. Что при его габаритах выглядело слегка комично… И если еще вспомнить тот факт, что за все время их знакомства этот улыбчивый великан ни разу не попадался на чтении молитв из Семиконечной Звезды. Поэтому Ричард в ответ полупрезрительно хмыкнул. — Назови это шестым чувством бывалого пьяницы, Григор, или как-то еще… Но я не думаю, что обстоятельство, в силу которой часть дороги находится в полном упадке, а другая в порядке… В общем, я сомневаюсь, что это имеет какое-то отношение к богам. Это все дело рук человеческих — или их бездействия. Это все потому, что не все лорды готовы исправлять то, что сами же натворили с дорогами, выстроенными при Миротворце. На этом, собственно, спор двух уроженцев Западных земель, и завершился. Ричард понимал, что он не может влиять на судьбы мира. И незаменимым он тоже не был — в чем сам убедился, так или иначе переговорив с двумя десятками попутчиков, тоже следовавших на Великий турнир в Хайгардене. Конечно, сочетание бедности и безысходности с высоким происхождением сделало его практически идеальным кандидатом для разговоров с некоторыми, скажем так, не очень довольными личностями. Но были и другие. И мастеру над шептунами, в случае чего, ничего не стоит найти ему замену, стоит ему проячить излишнее своеволие. И Григору замену он найдет так же легко. Но его товарищ в этом случае получит куда больше снисхождения от своего хозяина — правильно, он ведь сражался на верной стороне и в родстве с изменниками никогда не состоял… И то, во что он был сейчас облачен, в полной мере подтверждало эту легенду. Клиган, правда, немного выпадал из образа, поскольку его доспехи явно только что вышли из кузнечного горнила. Ну тут ничего не поделаешь — готовой брони его размера найти так и не удалось. Зато Ричард получил изрядно поношенную броню, сделанную явно не самым опытным кузнецом… Лидден не без основания подозревал, что прежним ее владельцем был какой-то безродный солдат Черных, с которого ее сняли еще во время Танца на поле брани и забросили в дальний угол на несколько лет. — Ты прав. Но давай взглянем на все с другой стороны. Дождей здесь нет. — Да… Здесь их нет. Только Семеро знали, сколько сломанных повозок было брошено по пути от столицы сюда — до поворота на запад. И только Кузнец знал, сколько колес было переломано по всем дорогам в последние дни… Ричард в очередной раз вспомнил о том, что Черные, якобы, строят настоящие валирийские дороги по всем землям от Риверрана до Чаячьего города. Даже думать не хотелось о том, в какие колоссальные суммы им это обходилось и как возмущались этими тратами лорды… Но в последние дни, поездив по «нормальным» дорогам, он начал задумываться о том, что сама по себе идея, возможно, не такая плохая. И были, конечно, еще реки, по которым доставлять грузы и людей было быстрее и проще, чем по любой дороге, по которой приходилось трястись в повозке. Вот только единственной большой судоходной рекой в этих краях был Мандер, а многие его притоки были либо слишком мелкими, либо слишком извилистыми, чтобы водить по ним речные суда. То же самое было и на Трезубце, который теперь прнадлежал Черным. Поэтому жителям Речных земель нужны были новые пути. — А ты что, Григор, все еще собираешься подраться в общей схватке? — Ричард вернулся к теме, которую очень долго старался избегать. В последнее время он много тренировался в верховой езде и обращению с оружием, в результате чего у него болело все, что, как он думал раньше, в принципе не могло болеть. — А ты что, нет? Я, конечно, знал, что ты не любишь в турнирах участвовать, но чтобы настолько? — Нет, не люблю, — мрачно ответил бывший кастелян Глубокой Норы. — С меня и тренировок было более чем достаточно. И что-то мне подсказывает, что сенешаль Тиреллов выберет мне противника из числа претендентов на победу… Просто ради того, чтобы зрители смогли вдоволь насмеяться над моей неудачей. *** Леди Сирелла Ланнистер, Четвертая луна 139 года от З.Э, Хайгарден День начался хорошо и должен был пройти еще лучше. Небо было таким девственно-голубым, что она невольно задумалась о том, не перепутали ли мейстеры свой прогноз? Может, они и правда ошиблись и лето еще не уступило наступавшей осени? Легкий ветерок был как раз таким, чтобы принести приятную прохладу и заставить воспрянуть знамена всех собравшихся великих домов, выстроенные над трибунами. Площадки и шатры Великого турнира были расставлены у самых стен Хайгардена, которые по этому случаю были украшены розами и другими чудесными цветами. Все было прекрасно. Все дышало элегантностью, изысканностью и цветочными ароматами. Если Семеро хотели создать кусочек Семи небес на земле, им это определенно удалось. Сирелле очень хотелось расслабиться и успокоиться. Но она не могла. Кое-что ей мешало. Юный лорд Лионель Тирелл, который, как уверяла мама, станет ее мужем, был совсем рядом — им с братом выделили почетные места справа от хозяина турнира. И он ни разу даже не посмотрел в ее сторону. — Он и на Эллин Баратеон не смотрит, если это тебя утешит, сестра. — Вот как? — дочь бывшей леди-регента скривила губы, несмотря на все свое желание сохранить невозмутимость. — А на Викторию Блэкбар? — И на нее тоже… — усмехнулся Лореон. Сирелла тут же впилась в него острым взглядом и спустя несколько ударов сердца ее лорд-брат напустил на лицо некое подобие сочувствия. — …Насколько я слышал. — Так бы сразу и сказал. — Твои слова меня ранят, сестра. Ты даже не представляешь, как мне больно это слышать! — Ну да, ну да, — закатила глаза Сирелла. — Дальше что? — А ты не подумала, что твоя главная проблема — это в том, что ты женщина? Нет, почему бы и нет, в самом деле? Здесь так много красавиц, а он ни разу не взглянул ни на одну из них с того момента, как герольды призвали всех занять места… Вокруг стоял такой шум, что брат с сестрой могли не бояться, что их подслушают. Но Сирелла все равно ответила шепотом, чтобы уж наверняка. — Ты что, хочешь сказать… что он мужеложец? — Или так — или любитель драконов, — многозначительно поднял одну бровь Лореон. — В этом букете нет одного лишь цветка. Не его ли он жаждет? — Во-первых, откуда ему знать, как выглядят девицы дома Таргариенов, — тут же возразила брату дочь Утеса. — Ни Черная королева, ни ее сестра ни разу не бывали в Хайгардене, а у нашего короля до сих пор рождались только сыновья. — Ну… — Лореон мысленно обругал себя за то, что его слова опять убежали далеко впереди мыслей — эту привычку он давно старался в себе искоренить. Но сегодня он поймал себя на том, что оценивает свою сестру как женщину, пытаясь представить себя на месте Тирелла. И когда он это осознал, его передернуло: «Чтобы Ланнистер запятнал себя кровосмешением… Нет, такого никогда не будет!» — Лореон, брат, — укоризненно произнесла Сирелла. — Просто… замолчи. Хватит заваливать меня своими глупостями. Пожалуйста, хватит. Лорд Утеса поджал губы и отвернулся. — И никакие это не глупости… — пробурчал он. — Пожалуйста, не договаривай того, что сейчас хотел сказать, брат… Если тебе дорог твой болтливый язык. — Меня удручает твое ко мне отношение. — Если тебе этого мало, я расскажу все Тиланду, — она знала, как их кузен относится к ее непутевому брату. — Ты так жестока… — поморщился Лореон. И тут же изменился в лице: — О, смотри! Это же Пьяный Барсук! — Кто? — Сир Ричард Лидден! Пусть и не сразу, но она вспомнила это имя — и вгляделась в лицо и герб человека, который как раз проезжал мимо. Последнего из дома, который когда-то спас род Ланнистеров, а теперь потерял свою родную Глубокую Нору… — Не могу забыть о том, как он явился на встречу с королем мертвецки пьяным и устроил там полный балаган! Не понимаю, что он здесь-то забыл? — Может, решил вернуть себе богатство хотя бы так? — негромко ответила Сирелла. — Судя по тому, во что он одет и на чем он едет, деньги ему и правда нужны. Знаешь, Лореон, честно скажу, я сама ни разу не задумывалась о том, насколько низко пали Лиддены в последнее время. И если их закрома были забраны победителями, как и земли… Получается, что сир Ричард сейчас находится чуть выше простого межевого рыцаря. — Это да, — Лореон проводил взглядом бывшего кастеляна и покачал головой. — Но если он действительно надеется выиграть здесь золото… Ему стоит выбрать что-то попроще. А конные поединки… Я не могу представить, чтобы этот пропойца победил хоть кого-то. Честно, сестра, не могу. — Ну… — ей не хотелось этого признавать, но Лореон, вполне возможно, был прав. Этот вопрос пока оставался без ответа, но Сирелла могла позволить себе жить дальше, не задумываясь над этим. Какое будущее, в конце концов, было у Лидденов в Западных землях? Правильно, никакого. А она пока подумает о других проблемах, более острых и насущных… Золотоволосая красавица еще раз посмотрела налево. Лионель Тирелл продолжал игнорировать ее. «Дева, Матерь и Старица, да что я еще должна сделать, чтобы привлечь твой взгляд? Может, мне волосы в белый цвет покрасить?» *** Леди Жасмин Тирелл, Пятая луна 139 года от З.Э, Окрестности Хайгардена Толпа зевак радостными криками приветствовала очередную победу очередного рыцаря дома Тиреллов. В этот раз победителем был сир Бертран и радость от его победы была вдвойне слаще — ведь его побежденный соперник вышел на поле с гербом Хайтауэров. Жасмин даже сама позволила выпустить на лицо легкую улыбку. Которая тут же угасла, стоило ей задержать взгляд на сыне. Лионель… Ее плоть и кровь, ее наследие и главный источник радости. Сейчас он, чего греха таить, стал для нее еще и одним из самых больших источников раздражения и тревоги. Жасмин, естественно, не собиралась показывать плохого настроения перед цветом рыцарства Юга. Это было не просто неучтиво, но и откровенно безрассудно. Но злость стала нарастать в ней с того самого момента, как первые рыцари выехали на поле и ударили по щитам, что, согласно традициям Хайгардена, выражало приветствие и готовность сражаться по всем законам рыцарской чести. Все, о чем они договаривались накануне… Все, что она заставила его вызубрить буквально наизусть… На все это Лионель сегодня наплевал. Он проигнорировал появление дочери леди Джоханны, бросив на нее лишь пару мимолетных взглядов. Точно так же он отреагировал на дочь леди Арвин Блэкбар и сестру леди Марис Баратеон. Пару лет назад Жасмин просто одернула бы его — и все проблемы были бы решены. Но на дворе был не сто тридцать седьмой год, а сто тридцать девятый, когда король Дейрон решил, что мириться с женщинами у власти он больше не будет. Поэтому она даже сесть рядом с новым лордом Хайгардена не смогла. После Войны Львов они никак не могли позволить себе такую же междоусобицу уже на своих землях. А если вдруг Хайтауэры или какие-то другие потенциальные изменники сочтут ее сына слабым — после того, как он не сможет сделать свой выбор — война обязательно придет. — Ничего, вечером у нас с ним будет очень серьезный разговор, — тихо сказала Жасмин своей соседке. — Молодость есть молодость, — легонько усмехнулась леди Айрис Рован. — Может, вы просто знаете вашего сына не так хорошо, как вам казалось раньше? Жасмин мысленно улыбнулась в ответ на этот очаровательно тонкий намек. — Все может быть, — ответила она, пока рыцарь из Штормовых земель — кажется, из дома Коннингтонов — ломал копье о щит одного из многочисленных представителей дома Фоссовеев. В этом заходе им обоим удалось удержаться в седлах. — Но я уверяю вас, я всегда была к нему крайне внимательна. И знаю, как много девиц он перецеловал, думая, что я об этом не узнаю. Она была уверена, что Лионель в этом плане абсолютно равнодушен к мальчикам и мужчинам. Или… Почти уверена. И это ее искренне радовало. В последние годы септоны становились все более нетерпимыми в своих проповедях. Причем сразу везде — от границы с Дорном до границы с Речными землями. Теперь, если вдруг до них доходили слухи о том, что лорду приходилось для исполнения своих супружеских обязанностей прибегать к каким-то ухищрениям… — Тогда, я надеюсь, у тебя есть объяснение, почему он так спокоен, когда рядом с ним сидят столь очаровательные девы? — весь смех из голоса леди Айрис куда-то испарился. Жасмин в ответ вздохнула. — Увы, но… Да, есть. В последнюю седмицу к нам прибыло много дам и девиц благородных кровей и все из них, разумеется, желали предстать перед лордом Хайгардена. Некоторые из этих встреч довелось наблюдать и мне… Не все, но некоторые. И я видела, как у Лионеля забилось сердце с удвоенной силой при виде одной из них… Естественно, она скоро узнает личность этой женщины. Возможно, от него самого, уже сегодня. Нет, Лионель не сможет скрыть от нее правду в таком деликатном вопросе. — И если он последует своей страсти… Будет ли все так плохо? Жасмин насмешливо прищурилась. — Если бы эта страсть принесла ему невесту, которая смогла бы возвысить дом Тиреллов так, как это сделал бы союз с домом Ланнистеров? Конечно. Только вот… других таких домов нет. — Нет — в нашем королевстве, — многозначительно подняла брови Айрис. — Да — в нашем королевстве, — повторила Жасмин, понизив голос и давая понять, что продолжать эту тему во время турнира, где наверняка полно людей мастера над шептунами, было очень неразумно. А вот потенциальных невест со стороны Черных здесь тоже не было. Были лишь шпионы леди Фрей, среди которых выделялся сир Эренфорд, изображавший таинственного рыцаря. Черные были кем угодно, но не глупцами. Они не стали бы отправлять молодых девушек и других беззащитных людей в самое логово врага. Единственным, кто еще как-то выдавал свое проихождение, был Эренфорд, но он был рыцарем, а остальные старательно маскировались под слуг, конюхов, торговцев и контрабандистов. Вряд ли кто-то из них мог привлечь внимание Лионеля… Если предположить, что она и в самом деле не разглядела в нем пристрастий к собственному полу. — ЛОРД ЧЕСТЕР ПРОТИВ МЕЧА ЗАРИ! — провозгласил герольд следующих участников боя. — Дорниец? Вы приглсили дорнийцев? — удивленно воскликнула Айрис. Бывшая леди-регент в ответ только руками развела. — Я бы сказала… они сами себя пригласили. Приехали к границе, заявили, что едут на турнир, потребовали их пропустить. И кого-то марочники действительно пропустили. Не думаю, что их здесь много. Может… В лучшем случае, десятки, считая оруженосцев и слуг. Основное внимание Жасмин занимали другие, более серьезные враги и угрозы. И дорнийцы — в чем она сама себе признавалась — занимали в ее списке приоритетов в последнюю луну одно из последних мест. Последняя война переломала и сожгла военную мощь Солнечного Копья, дом Вилей был вырезан под корень, а принцесса Дорна, судя по той информации, что до нее доходила, занималась в основном тем, что наводила среди своих знаменосцев какое-то подобие порядка и на соседские земли больше не засматривалась. — Что ж, Дейну выпал не самый удачный жребий, — продолжала Айрис. — Лорд Честер — тот еще ублюдок, в переносном смысле, особенно когда пьяный, но когда он берет в руки копье и садится на коня, мало кто может… БАМ-М-М! БАБАХ! Все разговоры на трибунах вмиг оборвались, когда дорнийский всадник в пурпурно-серебристых доспехах идеально отработанным движением ударил копьем точно в центр груди лорда Честера. О таких ударах многие ее рыцари во время показательных выступлений могли только мечтать… А этот уроженец Звездопада просто взял — и сделал. Естественно, бедняга Честер просто рухнул на поле, подобно брошенному мельником мешку с мукой. И его оруженосцы тут же кинулись к нему со всех сторон, пытаясь понять, все ли с ним хорошо. А Дейн-победитель описал торжествующий круг по площадке, приветствуя толпу зрителей вскинутым вверх копьем и буквально купаясь в радостных криках, аплодисментах и славословиях в свой адрес. — Не знаю, заключала ли ты пари на имя победителя этого турнира, — тихо усмехнулась Жасмин. — Но я не стану интересоваться, выиграла ты или нет… Говорю это просто затем, чтобы ты знала. Но, как оказалось, леди Золотой Рощи изменилась в лице не из-за проигранной ставки. — Не понимаю, — тихо сказала она. — Мне говорили, что Меч Зари лежит на смертном одре, а его единственный сын — далеко не лучший воин и всадник, мягко говоря. Так как же… Ответ на вопрос, который она не успела задать, дал сам рыцарь из Звездопада. Он снял окованный серебром шлем — и Жасмин уставилась на это породистое лицо непонимающим взглядом. Нет, на первый взгляд, ничего необычного она не увидела — черные волосы и почти валирийские лиловые глаза были типичны для сыновей дома Дейнов. Вот только они не принадлежали сыну Дейнов. Это лицо не было мужским. И еще ей стало понятно, почему турнирные доспехи Меча Зари сразу показались ей излишне легкими даже по дорнийским меркам. Новый Меч Зари оказался женщиной — и когда Жасмин вгляделась в нее повнимательнее, она вспомнила ее имя. — Леди Изольда Дейн из Звездопада, — еле слышно прошептала бывшая леди-регент. — Я и подумать не могла, что она унаследует… Она покачала головой и будто бы случайно повернулась в ту сторону, где сидел ее… «О, нет. Только не это». Это выражение лица сына Жасмин хорошо знала — точно так же на нее саму смотрел его отец когда-то… Только в этот раз взгляд лорда Тирелла был направлен на дорнийку в доспехах и с копьем в руке, уезжавшую с турнирного поля. «Если бы ты и правда мальчиков любил… Даже это я приняла бы легче…» — Настоящая воительница, — Айрис Рован проследила за ее взглядом. — Такая себя точно в обиду не даст… — Она дорнийка, — зло прошептала Жасмин. — А мне, как я понимаю, предстоит очень серьезный разговор с сыном об отравленных плодах, гадюках и женщинах, что бывают опаснее любых мужчин… *** Леди Виктория Блэкбар, Пятая луна 139 года от З.Э, Хайгарден Терновый лабиринт Хайгардена, несмотря на всю свою красоту, был местом, знаменитым множеством интриг и планах, которые веками плелись в этих ограниченных шипастыми лозами коридорах. Виктория и подумать не могла, что окажется здесь задолго до окончания турнира. Нет, на самом деле, она думала об этом — но ни за что не призналась бы. Но чтобы оказаться здесь в первый же вечер… Что ее матушка сказала бы о подобной несдержанности? «Если терпения не хватает, остается только пускать в ход женские чары»? Возможно. В маленьком саду Бандаллона эти слова звучали куда лучше, чем здесь. — Вы думаете, Алиандра Дорнийская задумала такое с самого начала? Послать деву-воительницу с копьем, чтобы она заняла собой все похотливые мечты Лионеля Тирелла? Виктория задумалась… И с неподдельным сожалением покачала головой. — Нет, леди Сирелла, — ответила она золотоволосой собеседнице, которая (этого она не могла отрицать) уже превратилась в настоящую красавицу. Пара-тройка лет — и дочь леди Джоханны смогла бы выиграть корону Королевы любви и красоты в десяти турнирах из десяти… Если, конечно, их победители были бы падки на женщин со светлыми волосами и зелеными глазами. К их обоюдному сожалению, один влиятельный лорд, молодой и неженатый, не был подвержен этой слабости. — Нет, — повторила дочь Бандаллона, после чего привела свои доводы. — Никто в Солнечном Копье не мог предугадать, что лорд Лионель влюбится с первого взгляда при виде женщины из дома Дейнов. Я уверена, что они никогда не встречались друг с другом прежде. В самом лучшем случае, лорд Хайгардена видел ее трижды — когда ее представили по прибытию и когда она выиграла свои два боя. Причем в первый раз даже не понял, кто перед ним. «Возможно, если бы Изольда Дейн потерпела поражение, лорд Лионель не был бы так ей сражен…» Увы, но воительница из Дорна вряд ли получила титул Меча Зари просто так. Даже если Изольда и потерпит неудачу в одном из последующих поединков, пока что она оставалась непобежденной. И держалась на коне так, словно родилась вместе с ним. — И еще. Если предположить, что ее действительно подослали сюда затем, чтобы… как бы сказать… Чтобы подстрекать лорда Лионеля… на неразумные шаги… В этом случае Изольде Дейн вообще не было бы никакого смысла участвовать в поединках. Конечно, женщина-воин в любом случае привлечет к себе внимание, — «особенно, если это единственная женщина, участвующая в турнире», — однако это накладывает на нее кое-какие обязательства. Например, она вынуждена будет тратить все свое время либо на бои, либо на подготовку к боям. — Тоже верно, — презрительно фыркнула Сирелла. — Да она, кажется, и не обратила внимания… на реакцию лорда Лионеля. А если и обратила, то махнула на нее рукой. В этом она была совершенно права. И это, к ее большому сожалению, усугубило проблему еще больше. Ведь если за этим не стояли дорнийские заговорщики, значит, все это было частью плана мастера над шептунами. Плана, целью которого было недопущение будущего союза между Ланнистерами и Тиреллами — и остальными, в ком королевский двор видел угрозу. И этот план удался — благодаря одной простой части тела, которой юный лорд Хайгардена думал вместо головы, как бы ни старалась мать его вразумить. Их неспешная прогулка по залу продолжалась, пока они не остановились под одинокой яблоней. Дерево-патриарх, судя по ее обхвату, начало расти здесь задолго до того, как последние из Гарденеров сгорели на Пламенном Поле и у сада появились новые хозяева, бывшие некогда стюардами, а ставшие Хранителями Юга. — Все это делает нашу ситуацию хуже, а не лучше, — кто-то мог счесть это жалобой, но тон Сиреллы был совершенно спокоен. Пожалуй, даже излишне спокоен. — А вы? Вы еще собираетесь пытаться соблазнить лорда Лионеля? Виктория и подумать не могла, что ее кто-то спросит о таких вещах. Да еще и здесь. Да еще и она… Та, кого она всегда считала своей главной соперницей в борьбе за титул новой леди Тирелл. — Не знаю… Сирелла, — честно ответила дочь лорда Блэкбара. — Лорд Тирелл сегодня сильно меня разочаровал. — Я слышала, что лорды Мандера часто заводят много любовниц, — справедливо заметила дочь Утеса. — Тоже верно, — саркастически протянула Виктория. — Но от этого я ожидала, по крайней мере, хоть капельку здравого смысла. Мне плевать на то, что лет через двадцать мужчина, с которым я принесу брачные клятвы, будет тратить деньги на смазливых девиц. Но я и подумать не могла, что он вот так будет сражен наповал первой же симпатичной мордашкой. И то, что он возжелал именно дорнийку, проигнорировав все наши наряды, наши прически и наши украшения… Это еще ни о чем не говорит. Подумаем лучше о том, что даже если он потерял голову… Что еще от него осталось, кроме головы? — Титул верховного лорда Простора? — Да — пока дорнийка не отравит его в постели, — прямо ответила Виктория. И Сирелла, кажется, даже удивилась ее откровенности. — Вы, конечно, извините… Но вы же не из Марок родом? — Нет. Но половина моих предков происходит из Ледяного залива. Это на Ступенях… — сейчас, когда Семь Королевств снова были расколоты, напоминать об этом не стоило. Но Виктория все равно это сделала. — И мы как никто другой знаем, насколько коварны дорнийские гадюки. Если им не понравится то, чем вы занимаетесь, или как вы на них смотрите, или что вы о них думаете… Они не откажутся испробовать на вас силу своего яда и остроту ножа. Дорнийцы… Дорнийцы никогда не меняются. И им нельзя доверять. Никогда и ни в чем. И как только в Солнечном Копье поймут, что лорду Лионелю нравятся дорнийские женщины — они сразу пошлют кого-нибудь согреть его постель. Это может быть леди Изольда или кто-то еще, неважно. Но я ручаюсь — такого шанса они не упустят. — Если только одна из нас не затащит его под венец раньше… И не убедит, что никто, кроме жены, ему не нужен. Тогда никакие женские чары девиц из горячих песков не смогут его увлечь. Из всей ее речи в сознании Виктории зацепилось только слово «если». — Я надеюсь, этот план не включает в себя убийства Изольды Дейн, — добавила она непринужденным тоном. — Я не думаю, что король или кто-то из его окружения скажет нам спасибо за то, что мы развязали новую войну с Дорном, когда страна едва успела залечить шрамы, оставленные предыдущей. И это было еще мягко сказано. Новой войны не желали ни Королевская Гавань, ни Солнечное Копье. Но они обязательно взялись бы за оружие, если им пришлось бы… А потом, после резни, обе стороны «вспомнили» бы о тех, кто бросил факел на кучу дров. Гибель благородного дома и раздел его земель между победителями — такая кара казалась вполне соразмерной. — Нет-нет, я и не думала о таком… пока что, — пообещала Сирелла, но блеск в ее изумрудных глазах говорил совсем иное. Виктория ни капли не сомневалась в том, что дочь женщины, под началом которой Запад выстоял под атаками железнорожденных в самые темные дни Танца Драконов, была достойной наследницей своей матери. — Но сначала, чтобы добиться нужного результата… Я встречусь кое с кем еще. — Уж не с леди Жасмин Тирелл ли? — Возможно… с ней тоже. Но сейчас я имела в виду леди Баратеон. Вот тут Виктория честно призналась себе в том, что не понимает логику ее действий. *** Королева Бейла Таргариен, Пятая луна 139 года от З.Э, Стоунхедж Дейна Таргариен пробыла в Стоунхедже не особо долго, последние несколько лун она путешествовала вместе с матерью по Речным землям — но и этих нескольких дней ей хватило на то, чтобы стать королевой всей местной детворы, которая во главе с ней занималась тем, что всегда делали все дети во всех стороных света. Проще говоря, ломали и портили все, до чего дотягивались целыми днями, с утра до ночи. — Вы, кажется, забыли о «маленьком короле», Ваша милость, — напомнила Крапива, когда Бейла однажды высказала эту мысль вслух. — А, точно. Конечно же, — улыбнулась королева. — Как я могла про него забыть… Это было чистой правдой. Всей этой толпой маленьких непосед, таких же бойких и неугомонных, как и все нормальные дети их возраста, верховодила не только дочь Крапивы… Тут нужно было отдать должное Трикстеру. Никто не портил этих детей сильнее растущего прямо на глазах изумрудного дракончика… Или, может, наоборот? Дракон Дейны уже сравнялся в размерах с небольшим пони. А еще он научился делать совершенно умилительный взгляд, который очень часто помогал ему избежать наказания за бесчисленные шалости, совершаемые ими ежедневно и ежечасно. — Ничего, подрастут — станут умнее. Бейла недоверчиво хмыкнула. — Не это ли бы говорила в летние годы? Стоило ли уточнять, что последняя из дочерей ее отца по мере взросления не становилась ни умнее, ни спокойнее? И умалчивать этого королева не забиралась. — Она старается… Я слышала, она делает успехи в уроках валирийского языка, это правда? — Правда, — улыбнулась Бейла. — Но я уверена, что здесь дело не в том, что в ней вдруг пробудилась тяга к знаниям, а в том, что ее не пускают на встречи с приезжающими в мой замок купцами и послами из-за Узкого моря, чему она очень не рада. Тем не менее, правда оставалась правдой — маленькая Дейна и в самом деле впитывала слова высокого валирийского языка быстрее, чем сухая губка впитывает воду. — Заманчивая цель помогает преодолеть любой путь. — Тоже верно, — кивнула Бейла. — Я сама вижу, насколько талантлива твоя дочь к изучению языков… «И даже жаль, что она тратит свои таланты на такое», — мысленно договорила она. Эти слова мог сказать любой, кто хоть раз встречал толпу детворы, бегущей с криками за Дейной и Трикстером, чтобы в очередной раз украсть какие-нибудь бочки и использовать их для новой порции шалостей. — Только пока ее удается удержать за столом с пергаментами, — уточнила Крапива. — А мне удается это очень редко. Ну не любит она много писать, ничего не поделаешь… А вот читать — это да, любит. Особенно когда в книге красивых картинок много… — наездница Овцекрада помолчала несколько мгновений, потом добавила: — Когда мы останавливались в Доброй Ярмарке, она половину библиариев до исступления довела… — Давай постараемся не допускать такого в дальнейшем, — с усмешкой попросила королева. — У меня в королевстве не так уж и много… мейстерозаменителей, чтобы ими так разбрасываться. — Как прикажете, Ваша милость, — саркастически ответила ее собеседница. Бейла вздохнула. — Кстати о языках… Постарайся, чтобы Дейна сделала упор на те диалекты, которые используются в приморских Вольных городах. Я знаю, что чем раньше она начнет заниматься, тем легче ей дадутся эти знания. — Хотите сделать ее послом, когда она повзрослеет? Или… — Или, — ответила Бейла. Нет, представить себе Дейну в роли посла где бы то ни было она не могла. Ну не в ее характере это было, чего уж там. Если, конечно, ей не понадобился бы посол к одичалым… — Я свою Лейну, кстати, тоже собираюсь им обучать. В качестве основы возьму высокий валирийский, а затем — мирийский и лиссенийский диалекты. — Мирийский и лиссенийский? А почему не волантийский? — А ты много этих высокомерных слонов видела в Солеварнях или Чаячьем городе? — вопрос, заданный королевой, был риторическим. — Я вот нет. Может, конечно, я смотрела куда-то не туда… — Нет, я тоже, — признала ее правоту Крапива. — Просто волантийский говор, он… Ну, ближе всего к исконному высокому валирийскому… Потом драконьи наездницы некоторое время шли молча. Несколько «минут», как сказал бы тот полоумный мирийский часовщик. И это молчание нарушали лишь крики играющих детей, время от времени заглушаемые рычанием маленького дракона. А потом его самого заглушил донесшийся издалека рев Овцекрада. — Кто-то хочет поесть. — Кому-то опять хочется баранинки, — поморщилась Крапива. — Я пыталась кормить Овцекрада козами — хотя бы иногда, благо в Хорнвале их куда больше, чем овец. Но нет. Стоит ему учуять хотя бы одну овцу где-то вдалеке — и все, на коз он даже не смотрит. — Ну, пока в королевстве еще есть овцы… — отстраненно ответила Бейла. — Ты скажи лучше, как обстоят дела в нашем новом владении. Не тошнит еще от жалоб на контрабандистов? — Нет, с этими я разобралась, но вот разбойники по ту сторону границы… Они смелеют с каждой луной. — Увы, но здесь я бессильна, — призналась дочь Деймона Таргариена. — И Зеленые, как я подозреваю, тоже. Ну не могут они держать там круглый год десять тысяч здоровых мужчин с мечами вместо мотыг. Они же моментально опустошат все оставшиеся амбары Западных земель… А их жалование со временем разорит даже Ланнистеров. Она не стала добавлять о том, что у Зеленых, в отличие от них, имелся всего один готовый к бою дракон. А значит, охранять с воздуха все свои земли они никак не могли. В Западных землях, если верить донесениям их шпионов, с самого окончания Танца никто ни разу видел ни драконов, ни их наездников. — А как дела в Чаячьем городе? — поинтересовалась Крапива. — Мокро, — скривилась Бейла. — И я рада тому, что после проводов Алина у меня больше нет там никаких дел. Пока война не выходит за границы Ступеней и Спорных земель, нашим торговым кораблям никто не угрожает и нам с Лунной Плясуньей нет причин вмешиваться. Овцекрад снова недовольно заревел. — Ну все, пойдем скорее покормим этого обжору, — приказала королева, — пока он сам не вломился на кухню… *** Принц Фоско Дориатис, Пятая луна 139 года от З.Э, Пентос Фоско поднес к губам свою любимую золотую чашу… Но насладиться отличным двухлетним вином благородного янтарного цвета так и не успел. От слов кузена он и думать забыл о своей жажде. — Прости, кузен… — человек, избранный принцем Пентоса три года назад после того, как его предшественник умер от сердечного приступа во время очередной оргии, поставил кубок обратно на стол. — Я, наверное, не совсем правильно тебя понял… Ты же не хочешь сказать, что мы скоро будем втянуты в войну с Браавосом? — Хочу, — спокойный голос магистра Коломбано Дориатиса убил последние крохи его надежды. — Ты понял меня совершенно правильно, кузен. — Но… Но… Разумеется, Фоско знал, что такое война и почему она может начаться. Достаточно было глянуть на юг, на Спорные земли. Или за Узкое море… То, что происходило там в последние годы, давало хорошее представление о кровопролитии, ненависти, хаосе и разрушении. И сама мысль о том, что этот ужас мог прийти в Пентос… — Но почему? — наконец, спросил он. — Потому что Морской владыка умирает. Возможно, он умер прямо сейчас, пока я это говорю. И ножи уже обнажаются, а каналы и гавани Браавоса готовятся окраситься алым, когда Хранители ключей начнут делить власть. Эти слова напомнили Фоско о том, почему принцем стал именно он, а не Коломбано. Его кузен был намного более проницательным человеком, способным круглосуточно следить за всеми своими противниками, внешними и внутренними, реальными или воображаемыми — всеми, кто мог сговориться между собой против Дориатисов и их интересов. Естественно, сильный и влиятельный принц был не нужен тридцати девяти магистрам. Вот почему они выбрали именно Фоско в течение одной-единственной луны — он был в их глазах тем самым кандидатом, который ну никак не мог создать им проблем. В отличие от его двоюродного брата. — Ох уж эти браавосские политические игры, — пробормотал в бороду принц, сведя брови к переносице. — Игры, да, — тихо отозвался кузен. «Хорошо ему говорить… Это не он лишится головы, если Пентос проиграет…» — Но кто бы ни был избран новым Морским владыкой, он не сможет начать войну без веской на то причины! — Фоско понимал, что он никогда не был опытным политиком, но эту простую вещь знал даже он. — Потому что война — очень дорогая вещь! Слишком дорогая, чтобы начинать ее просто так! — Две луны назад… — на лице Коломбано возникла жутковатая улыбка, — один из наших капитанов… Никчемный пьяница и буян… В общем, он напал на гражданина Браавоса на рынке в Чаячьем городе. Нет, он не ранил его, просто публично унизил, отрезав ему бороду. Вот это и может стать… как там говорили наши валирийские предки… «казус белли». Это прозвучало так глупо, что Фоско аж дар речи потерял и замер на месте с полуоткрытым ртом. — Я… Кузен, когда я сказал, что им нужна причина для начала войны… Я действительно имел в виду ВАЖНУЮ причину! Но это… это же просто бред какой-то! — К сожалению, не бред, мой принц, — безрадостно улыбнулся Коломбано. — Мои агенты среди браавосских гондольеров регулярно передают мне сведения и важные слухи… По их словам, эта история остается главным поводом для разговоров в городе уже много дней и постоянно обрастает деталями. Например, они на полом серьезе верят, что подлый пентошиец отрезал бороду благородному браавосскому купцу, после чего положил свой трофей в банку с мочой, продемонстрировал окружающим и швырнул тому в лицо! — Да это… это… Они что, серьезно в это верят? — Кто-то, возможно, верит. Но это не мешает слухам расходиться во все стороны. Что ты скажешь о том, что жертва — я говорю о том, кто бороду потерял — потом еще был брошен в темнице казематы в Закатных землях, где его били и пытали целую луну, а его корабль и товар заморские варвары присвоили себе, поделив награбленное с «вероломными пентошийскими ворами»? Каждый раз, когда ему казалось, что хуже уже быть не может… На самом деле Фоско знал все подробности той истории. Которая, по его мнению, не заслуживала никакого внимания. Двое подвыпивших моряков, один из Пентоса, второй из Браавоса, повздорили, подрались, провели ночь в тюремной камере — вдвоем — откуда их (это он точно знал) отпустили уже на следующее утро. Конечно, камеры были не самым удобным местом для ночлега, но о пытках и избиениях никто не сообщал. Если, конечно, не считать пыткой закатницкую кормежку… Да, некоторые из их блюд были настоящим преступлением против высокой гастрономии. Но никто ничьих кораблей не захватывал, никто не конфисковывал содержимое их трюмов. Как центр морской торговли Чаячий город, разумеется, не дотягивал до уровня Пентоса, но и заштатной рыбацкой деревушкой его тоже нельзя было назвать. И о своей репутации город пекся очень сильно. — Прекрасно. Просто прекрасно, — процедил принц. — Я услышал твои слова. В Браавосе есть группа высоких и влиятельных лиц, которая очень желает войны с нами и не пытается этого скрыть… И сейчас им подвернулся для этого повод, пусть даже такой смехотворный. Но я все равно спрошу еще раз: почему? Только не говори мне, что они и в самом деле за чью-то бороду воевать готовы! Прежде чем ответить, Коломбано налил себе вина, выпил и тяжело вздохнул. — Я думаю, что все это началось прошлой зимой, которая была долгой и суровой. Закатные королевства внезапно обнаружили, что им нечего есть — и бросились к нам. Они скупали у нас все съестное, что могли, и неважно даже, какие цены мы за это просили и каких уступок в дальнейшем требовали. Они соглашались на все. И браавосийцы это тоже видели. Они увидели, как усилили Пентос в считанные годы наши глубокие амбары… И осознали, что противостоять им нечем. Фоско отхлебнул вина — и вдруг почувствовал, что напиток на его языке стал совсем горьким. Выходит, Браавос возжелал взять под свой контроль пентосскую торговлю, так? И взять себе долю от сверхприбылей, которыми его город наслаждался последние годы… — Когда? — спросил он. — Я думаю, выборы они проведут на девятой луне — как всегда. И если исходить из худшего… Если Морским владыкой станет тот, кого я опасаюсь сильнее всего… В этом случае мы вступим в войну в течение ближайших двух лун, — безжалостно бросил ему правду в лицо кузен. — И эту войну мы проиграем. Фоско вздохнул и отпил еще. Как бы принцу ни хотелось сказать: «Нет, ты не прав…» — он не мог себе этого позволить. Даже если бы возникла серьезная политическая воля (то есть все сорок магистров объединились бы, забыв многолетние распри, и дали ему достаточно денег для ведения войны), Пентос вряд ли смог бы вооружить больше шестидесяти-семидесяти боевых галер и нанять еще два-три десятка наемных судна с экипажами. А Браавос… Он за полгода мог, особо не напрягаясь, спустить на воду сто восемьдесят боевых кораблей. Знаменитый Арсенал считался практически неисчерпаемым. И это если не вспоминать разного рода корсаров и прочих «свободных капитанов», которых они в любой момент готовы были натравить на морские караваны пентошийцев. Так что да, если война действительно начнется, Пентос с самого начала окажется в проигрышном поражении. А после разгрома Вольный город обязательно задастся вопросом: а кто же в этом виноват и кого за это надо казнить. И он почему-то был уверен, что имя Фоско Дориатиса в этом списке будет первым — и последним. — А если его не изберут? Это может предотвратить бедствия? Или… хотя бы отсрочить на несколько лет? — Увы, Фоско, но моя способность влиять на внутреннюю политику Браавоса… Она далеко не безгранична, — признался кузен. — Я и сам до конца не понимаю, как проходят их выборы — и что случается после того, как списки голосов отвозятся во Дворец Истины. Бастард Валирии… Он всегда вел себя не так, как все нормальные люди. — А я еще думал, что это у нас выборы по-дурацки проводятся… Раз уж меня… принцем назначили… — неуклюже попытался пошутить Фоско. — То есть, если я правильно понял… Шансы на победу фракции, которая хочет нас раздавить… Они довольно высоки, так? — Как и их причины начать войну. Поэтому они и не боятся давать своим гражданам сумасшедшие обещания. Они знают: война многое спишет. Иногда он сам поражался, какую дикую политическую систему использовал Браавос — совершенно непохожую на те, которыми управлялись остальные Вольные города. Они сами называли ее «республикой», что переводилось с браавосского диалекта то ли как «общий интерес», то ли как-то вроде того. Но сама мысль о том, чтобы спрашивать мнение простых рыбаков, ремесленников, лодочников, бондарей и матросов об управлении государством… Это уже казалось полным бредом. Но чтобы еще и держать перед ними ответ — это вообще ни в какие ворота не лезло. Но они так жили — причем уже очень давно. И никто не удивлялся тому, что тело очередного политика, забывшего о своих предвыборных обещаниях, всплывало в канале с перерезанным горлом. — Значит… война, — Фоско вздохнул. Опять. — А Лисс, Тирош и Мир слишком заняты сварой между сбой, чтобы оказать нам хоть какую-то помощь. — Нет, кузен, все не так плохо, как ты пытаешься… — А как? У Трех Сестер сильнейшие флоты во всем Узком море, если я ничего не забыл! Сильнейшие после Браавоса, конечно… — Вольные города вполне могут сменить сторону, если сочтут это уместным. Ты же помнишь, что я говорил о роли провизии в качестве стимула. Наши амбары все еще полны. А на Закатные королевства надвигается новая зима… — Закатники? Но их флоты… Да нету у них никаких флотов! Все их более-менее нормальные корабли недавно ушли куда-то на восток — как раз накануне той дурацкой истории с бородой! — Кого вообще волнуют их жалкие флоты, мой принц? У короля и королевы заморских земель, если ты помнишь, есть драконы… *** Король Дейрон Таргариен, Пятая луна 139 года от З.Э, Королевская Гавань День начался хорошо. И закончиться должен был так же хорошо. Нет, у Дейрона, разумеется, не было таланта предсказателя. Но предчувствие относительно этого нового дня — оно было. Первым, что его с утра порадовало, была погода. Северный ветер наконец-то решил почтить короля своим визитом и прогнал прочь туманы, тучи и вездесущую влажность, донимавшие их почти половину луны. Прогнал в одночасье. Конечно, воздух стал заметно холоднее, но за избавление от бесконечной сырости это было вполне приемлемой ценой. Ведь вместе с прохладой к ним пришло чистое голубое небо, под которым они могли насладиться теплыми солнечными лучами, ласкающими лица. И он решил: вот закончу с утренними делами, а потом возьму Тессарион и полетаю немного… скажем, до полудня. Синей Королеве тоже давно пора было размять крылья, но в этой водяной каше, заменявшей им небосвод в последние дни, где никто ничего не видел дальше собственного носа, он не хотел рисковать. Приятное настроение продержалось в его душе ровно до того момента, как в зал Малого совета вошел лорд Виллем Стэкспир с огромным количеством пергаментов под мышкой. — Надеюсь, это списки того, что казна может позволить себе на следующий год? — Увы, но нет, Ваша милость, — скривился уроженец Западных земель. — В последние дни я все чаще сталкиваюсь с отказами и задержками от многих ваших знаменосцев. Почти все они относятся к строительству новых дорог с разной степенью неодобрения. И чем больше воронов от них прилетает, тем сильнее мне кажется, что они просто сговорились между собой и пишут одни и те же ответы одними и теми же словами. Зеленый король изо всех сил старлался сдерживать нарастающее внутри раздражение. Никто не отрицал, что проще всего доставлять грузы и людей по морю и по рекам, особенно на большие расстояния. Даже сотни лошадей не могли сравниться в грузоподъемности с одной средней караккой. Но как быть тем, кому не посчастливилось жить рядом с «водной дорогой», кому нельзя было надеяться на огромный торговый флот Редвинов, Хайтауэров и крупных гильдий? Людям нужно было путешествовать не только по морю, но и по суше. Всем — и знатным, и простым. И заниматься этим нужно было в лучших условиях, чем сейчас мог предоставить Дейрон. Увы, но восстановление и расширение дорог во многом зависело от хозяев земли, по которым они пролегали, и от золота из их сундуков. Вот почему в окрестностях Хайгардена и Староместа лежали отличные мощеные дороги, в которые Тиреллы и Хайтауэры каждый год вкладывали немалые силы и средства. А как насчет остальных? А остальные могли только бессильно смотреть на то, как великие дорожные проекты Джейхейриса Миротворца постепенно превращались в заросшие козьи тропы. — И в чем же причина этого… неодобрения? — любезно поинтересовался Дейрон, глядя в упор на мастера над монетой. — В семи случаях из десяти все упирается в деньги, Ваша милость. Они уверяют, что и так уже платят слишком много налогов, — угрюмо ответил Виллем. — Остальные… По-разному объясняются. Кто-то сетует на неурожай, кто-то на то, что им не хватает людских рук, мол, все ушли на войну и не вернулись… Но чаще всего, повторюсь, ссылаются на налоги, которые отправляют в столицу. А раз отправляют — значит восстановление и поддержание дорог входит в обязанности королевского двора. Так они считают. — Какая наглость, — Алан Редвин, в отличие от короля, с самого утра был не в духе. Но сейчас он выглядел по-настоящему злым. — К нашему большому сожалению, у их аргументов есть пример — прецедент был создан самим королем Джейхейрисом, — добавил мастер над законами. — А для тех, кого не убеждают примеры из прошлого… Есть и настоящее. Я говорю о Речных землях, где Черные… Очень красноречивый взгляд мастера над кораблями заставил Карона замолчать на полуслове. Но Дейрону и не нужно было ничего договаривать, он и сам представлял, к чему идет этот разговор. Да, создавая новые дороги, Черные тоже опирались на прецедент короля Джейхейриса, при котором началось возведение Королевского тракта и других мощеных дорог, некоторые из которых существовали до сих пор. Вряд ли Джейхейрис входил в число тех, чье слово для Черных было законом. Что не мешало им ему подражать. — Понятно, — заставил себя улыбнуться король на Железном Троне. — И, судя по выражению вашего лица, я так понимаю, казна не может позволить себе расходы на строительство всех запланированных ранее дорог? — Не может, Ваша милость… — ответил Виллем, глядя извиняющимся взглядом. — По крайней мере, сейчас, когда осенние ливни вызвали мощное наводнение, следом за которым стоит ожидать зимние заморозки. Я уверен, что если эта зима будет короткой и продлится всего года два, мы сможем после ее окончания начать строительство дорог, достойных памяти Миротворца… Начнем сразу же, как только погода успокоиться. Но сейчас — нет. И вопрос не только в деньгах. Гильдии Королевской Гавани не готовы выделить достаточное количество рабочих рук. «Ах, да, гильдии. Как же я мог забыть об этой занозе, которая каждую луну создает так много проблем?» — Если невозможно, значит невозможно. И ничего с этим нельзя поделать… — «А все проклятая Война Львов, похоронившая столько планов… И если кто-то еще назовет при мне войну выгодным делом для королевства, я сразу отправлю его на виселицу». — Как насчет… Именно в этот момент в зал Совета ворвался десница короля. Формально, лорд Марк Мерривезер почти не опоздал. Мало ли как бывает, каждый из людей хотя бы раз просыпался слишком поздно или задерживался где-то слишком долго… Но для такого крайне пунктуального человека любое опоздание определенно было дурным знаком. А если еще приложить к этому такое обескураженное лицо… Дейрон окончательно признал, что сегодня утром он ошибся. День не будет хорошим. Совсем не будет. — Ваша милость… ужасные… новости… — тяжело дыша, начал лорд Длинного Стола, всячески давая понять, что он спешил сюда так быстро, как только могли позволить его немолодые ноги. — Верующие… арестовали… лорда Адриана… Баратеона! То, что он сейчас услышал… Он был уверен, что ослышался. — Лорд Адриан? Муж леди Марис? Кто… Кто его арестовал? — Да быть того не может! — взорвался Редвин. — Я хорошо знаю Штормовые земли и их лордов! Там, где признается власть Штормового Предела, септоны и пикнуть боятся! — К сожалению… Ваша милость… Милорды… — Марк рухнул в свое кресло, налил себе вина, — …это случилось не там. Не в Штормовых землях. А здесь, на южном берегу Черноводной… Дейрону вдруг очень захотелось приказать привести сюда какого-нибудь септона — или даже двух. Чтобы он мог задушить их собственными руками. — Вы хотите сказать, — опасно тихо начал всадник Тессарион, — что какие-то деятели Веры осмелились арестовать одного из самых важных лордов королевства буквально на пороге моей столицы? — Да. Именно так, — Мерривезер вцепился в кубок, но пить не стал. — Да, Ваша милосить. Именно на это они и осмелились. Дейрон медленно покачал головой, сдерживая гнев. Он давно знал, что священнослужители принесут ему еще немало головной боли, но не думал, что так скоро. И не верил, что они решатся на такое. — Полагаю, мой опытный и верный десница, вы уже приняли меры и приказали немдленно освободить лорда Адриана… Если, конечно, у иерархов Веры нет веских доказательств причастности лорда Адриана Баратеона к особо тяжкому преступлению, например, к заговору против королевской власти… Нет, если супруг леди Марис действительно вступил в сговор с людьми Черных… Тогда его и в самом деле стоило арестовать и допросить. Но тогда возникал другой важный вопрос. Как септонам удалось узнать то, чего не смог раскрыть его мастер над шептунами? — Его преступление… оно не против короны, Ваша милость. С их слов, оно… против законов Богов и людей. — Да что ты, мать твою, такое несешь? — заорал еще громче Алан Редвин. Вместо него ответил молчавший до сих пор Джоффри Кью. — Дело в том, что лорд Адриан предпочитает делить ложе со своим полом, а не с женщинами. Из того, что вы рассказали, лорд Марк, я осмелюсь предположить, что верующие ворвались в некий публичный дом, оказывающий в условиях строгой секретности некоторых особо знатных персон… — Именно так, — кивнул просторец. — Просто удивительно, как вы догада… — Постойте-ка, — перебил его Дейрон. — Вы хотите сказать, что лорд Баратеон… блудит с мужчинами… Возможно, уже очень давно… И никто не удосужился рассказать об этом мне? — Ну… Ваша милость… — Джоффри нервно сглотнул, но выражение его лица оставалось почти спокойной. — Я был уверен… что леди Марис неоднократно сообщала вам об этом в своих письмах… Вы сами их читали… Вот я и не счел нужным повторять очевидные… в смысле, разные слухи… Которые ходят повсюду, от Черноводной, до Солнечного Копья… Сын Алисенты Хайтауэр чувствовал себя так, как будто его треснули по голове чем-то тяжелым. Несколько раз. Потому что мастер над шептунами, будь он семижды проклят, был прав. Марис Баратеон и в самом деле пыталась открыть ему глаза. Но Дейрон даже не пытался к ней прислушаться. — Вы, безусловно, правы, лорд Джоффри, — с этими словами король снова повернулся к своему деснице. — Но, независимо от того, с женщинами он спит или с мужчинами… Адриан остается лордом моего королевства. И судить его могу только я. Но уж точно не верующие! В этот момент он как никогда понимал Мейгора Жестокого — и то, с какой безжалостностью тот ломал хребет Святому Воинству. — Я согласен, Ваша милость, но… Мы не можем позволить себе в данной ситуации начать конфликт еще и с Верой… — Конфликт? — переспросил Дейрон, хищно оскалив зубы. — Нет. Не будет никакого конфликта. А будет вот что. Сейчас я выйду из этой комнаты, оседлаю Тессарион — и полечу к этим септонам, возомнившим себя невесть кем. Надеюсь, они вспомнят, почему Вера подчиняется Короне, а не наоборот… до того, как я раскрою им смысл девиза моего дома.