Золотой дракон

      Это происходит совершенно случайно. Чайльд только успевает выйти на небольшую прогулку, собираясь развеяться и заодно свыкнуться с окружением выбранной им скромной гостиницы, когда замечает в толпе прохожих нечто странное, сразу бросающееся в глаза любому, кто, как и юноша, не занят ничем, кроме бессмысленного скитания. Тарталья примечает серебристый оттенок волос и глупые буфы на одежде его давней знакомой, а потому движется в её направлении, ожидая узреть поблизости и её менее приметную подругу.       Паймон тут же подскакивает на носочках и, задорно улыбаясь, машет ему ручкой, будто это не она с завидной стойкостью насмехается над каждой его ошибкой и дует щёчки любой шутке.       Чайльд даже с того места, на котором стоит, кажется, способен угадать оклик этой малышки. Она всегда одинакова: никакого стеснения и представления о приличиях, сколько бы времени она не провела вместе с Люмин.       Тарталья посмеивается и машет в ответ, наконец обнаруживая силуэт подруги, отделяющейся от толпы и движущейся в его сторону. — Как поживаете, мадемуазель? — интересуется он, пытаясь изобразить французский акцент, на что Люмин корчит носик и тихо фыркает. — Что сподвигло Вас на посещение Китая? — Смилостивься надо мной и Паймон, Чайльд, — отвечает девушка, легонько ударяя кулачком по его груди. — Твой английский и без всяких акцентов едва понятен. Должен же ты хоть когда-то проявлять милосердие. — Ты знаешь, что это не… э… мой образ жизни, девчушка, — отзывается Тарталья, всё же идя у неё на поводу.       Девушка смеётся и решает простить ему хоть раз подобное обращение, предпочитая вместо этого обнять разведшего руки друга. Они слишком долго не виделись, чтобы она могла сердиться хотя бы на какую-то его глупую, но безобидную выходку. — Мой вопрос всё ещё в силе, — замечает Чайльд, даже специально наклоняясь, чтобы она могла лучше расслышать его среди уличного гама. — Что тебя принесло сюда, принцесса? Чем тебе Европа не мила? — Я могу спросить то же самое, Чайльд, — отзывается Люмин. — И Паймон хочет, верно ведь? — Да! — пищит компаньонка. — Люмин так расстроилась, что опоздала и ты уже уехал, а ты здесь! Тебе должно быть стыдно! — Уехал? — удивлённо переспрашивает юноша, а затем хлопает себя по лбу и разражается смехом. — Да, точно. Я же в Москве, вроде как. Считай это рождественским подарком, девчушка. Теперь я Святой дух. — Даже если и опустить твои невероятные богохульства, сейчас далеко не зима, Чайльд, а начало осени, — резонно замечает девушка. — Зачем ты вернулся? Не говори, что для меня, потому что ты не знал, где я. — Это… долгая история, да ещё и не для лишних ушей, — после паузы всё же отвечает юноша. — Но я поделюсь, если ты найдёшь нам укромное местечко. — Что ж, я могу рассказать тебе свою, пока мы идём туда, потому что она невероятно прозаичная. Вернее, не мою, а нашу с Паймон, — ещё более тёплым тоном добавляет Люмин, подхватывая подругу под локоть одной рукой, а другой увлекая юношу в водоворот людей. — Ты знаешь, что я занята поисками Итера. Кое-кто шепнул мне, что его здесь видели, вот мы с Паймон и примчались на всех порах. Жаль только, что эта информация была ложной.       Тарталья едва может слышать слетающие с губ девушки слова, но напрягает слух из всех сил, боясь потерять хотя бы одно слово. Ему даже становится немного жаль Люмин — столько таскаться вокруг света ради одного жалкого разговора с жалким, по скромному мнению Чайльда, мальчишкой, не способным хотя бы раз откликнуться на зов такой милой сестрицы.       Что ж, хотя бы Паймон подобный образ жизни в радость. Она остаётся всё такой же пышущей счастьем и задором, какой он видел её первый раз несколько лет назад. И всё так же не доверяет ему, порой обижаясь, словно ребёнок. — Итак, — говорит Люмин, изящно устраиваясь на мягком диванчике и помогая Паймон одолеть большую подушку, на которую компаньонка пытается сесть. — Что же привело тебя сюда из Москвы?       Тарталья улыбается и, окинув пустой бар внимательным взглядом, наклоняется к подруге, чтобы начать говорить прямиком ей в ухо. — Просто уморительная идея моей коллеги. Ты помнишь Синьору? Надменная и чрезмерно увлекающаяся макияжем. Я не уезжал в Москву, представляешь? Вообще не уезжал. Ли Юэ, похоже, ни сном ни духом об этом небольшом секрете. Я им знатно напакостил, пока они все были уверены, что я уже отчалил. — Ты… Что ты сделал? — Люмин отклоняется от него, кажется, желая проникнуть удивлённым взглядом прямиком ему в сердце и разгадать все тайны. — Разве Снежной не было достаточно… ох… гибели Моракса? — На данный момент я работаю на Осиала, — простодушно сообщает юноша, не чувствуя никакой угрозы в подобном признании. — Вернее, работал. Сейчас у меня, вроде как, небольшой отпуск. — Так. — Девушка роняет голову на руки, одним быстрым, но выразительным жестом призывая раскрывшую было рот Паймон помолчать. — Нам с тобой невероятно везёт, Чайльд. — Да? И в чём же? — Я искала своего брата, вот и приехала. Потом решила немного помочь Ли Юэ, раз уж мне больше нечего делать. Госпожа Нин Гуан предложила мне крупное вознаграждение для той мелочи, которую я для неё сделала, между прочим, да и вообще, там такие приятные люди… Так что я… — Так что ты работаешь на Ли Юэ, — заканчивает за неё юноша, усмехаясь и кивая. — Что ж, нам действительно невероятно повезло. — Но договорённость… — Договорённость, моя дорогая, если и будет нарушена, то тобой, — заверяет её Тарталья, протягивая ладонь и сжимая узкую ручку подруги в своей. — Я не лезу в твоё дело, ты не интересуешься грязными секретами семейки Осиала, кроме тех, что я собираюсь наивно растрепать тебе. Всё как обычно, как видишь. — Я бы использовала более романтичное определение, но согласна, — бормочет Люмин, неловко улыбаясь. — Тогда позволь и мне заняться агитацией. — Я не собираюсь помогать Ли Юэ. — Ох, да сдалось тебе Ли Юэ! Госпожа Нин Гуан передала мне, чтобы я постаралась уверить «этого интересного молодого человека» в том, что возвращение в Китай может принести ему неожиданную встречу и сюрприз. Правда, я должна была сказать это тебе через две недели, но, думаю, это не играет такой большой роли. — Она так и сказала — «интересный»?       Девушка пожимает плечиками, позволяя улыбке коснуться её глаз. — Госпожа Нин Гуан невероятно воспитана, Чайльд. Если я верно истолковала её способ использования слова «интересный», она имела в виду «сумасшедший», но я не уверена. — Может, тупой? Она около двух часов путала меня и осталась недовольна. — Она рассказала мне. О, как я смеялась! Ты действительно глупый, Чайльд! — Тупой, — поправляет её Паймон, со скучающим видом изучающая фигуру бармена. — Даже Паймон сразу бы поняла настолько очевидные намёки! — Ты умная, Паймон, потому и поняла, — заверяет её девушка. — К тому же, мы с тобой уже знали правду. — Что за правда? — Этого я не могу сказать, пока ты не прострелишь Осиалу ногу или руку. — Что? — спрашивает Тарталья, пытаясь не рассмеяться. — Мы что, в дерьмовом боевике, что ли? Я не собираюсь стрелять в человека, который… Нет, ладно, он подонок, я с радостью бы его прикончил, но это, знаешь ли, влетит мне в копеечку. — То есть, он тебе не нравится? — интересуется Люмин осторожно. — Ты отдаёшь предпочтение господину Чжун Ли, так? — Не находишь глупым выбирать между живым и… трупом, принцесса?       Чайльд специально излишне циничен, вынуждая себя буквально выплюнуть это слово, прежде чем изобразить на лице кривую, слишком плохо сыгранную усмешку. — Тем более, я всё равно выбрал бы деньги, — добавляет он задумчиво. — Они, по крайней мере, никогда не предадут и не умрут. Удобно, не находишь?       Люмин качает головой, не отрывая от него взгляда, как бы неудобно для неё это ни было. — Ты ведь тоже так не думаешь, — медленно замечает она. — Иначе не был бы так привязан к семье и не… не рассказывал мне столько про господина Чжун Ли. — Это было мало, — фыркнув, спорит Чайльд.       Он замечает странную паузу, неожиданно возникшую в речи подруги, но решает, что она незначительна. В конце концов, им обоим сложно подбирать верные выражения на чуждом языке. — Не для меня, мой дорогой, — с улыбкой возвращает Люмин ему его же обращение, складывая ручки на груди. — Ты мог бы и дольше чесать о нём языком, я права?       Тарталья поднимает глаза к потолку и смотрит на длинные, напоминающие ленты лампы и облизывает губы. — Ну… допустим, — признаётся он. — Какая разница? — Не знаю, какая для тебя разница, — отвечает девушка, пожимая плечиками. — Но ты почему-то не убил его. И вёл себя как влюблённый идиот. Не надо корчить рожи, Чайльд, я говорила о тебе с госпо… госпожой Нин Гуан. — Много госпожа Нин Гуан понимает, — презрительно бросает юноша. — Она бы сначала научилась не путаться и не путать других, потом уже рассуждала. — То есть это не так, верно? Ты никогда не был влюблён в господина Чжун Ли и сейчас его не любишь?       Чайльд открывает рот, чтобы ответить, но так и застывает. Он не знает, что следует сказать. Разве он правда любил Чжун Ли? Пожалуй, что испытывал нечто в подобном роде. Но к чему — к человеку или его вниманию? Хоть все эти разговоры Тарталья никогда не мог терпеть, Люмин, тем не менее, смогла-таки вдолбить в него некоторое понимание.       Нет, он не любил Чжун Ли и не любит его сейчас. Такие уродцы, как он, пытавшиеся выдрать из груди сердце, чтобы не было так больно, не влюбляются. Бездна сделала его таким, и он ничего не сможет с собой поделать. Никогда. — Я достаточно раз предал его, чтобы не рассуждать о сопливой любви, — неожиданно даже для себя тихо говорит Чайльд. — Все наши отношения были ложью, и поверь, принцесса, лгал не я один. Неужели ты думаешь, что Моракс любил меня? Ха! Ему интересно было поиграть с огнём и показать считающей себя непобедимой Царице кукиш. Ну, у него почти вышло. Можно сказать, мы оба добились желаемого.       Девушка опускает глаза. Она выглядит будто бы даже расстроенной, когда сжимает вложенный в её ладонь кулачок Паймон. — Ты выбираешь Осиала, это так? — Между трупом и подонком, ты имеешь в виду? Если ты не хочешь слезать с этой темы, да, я выберу подонка. Я сам, видишь ли, подонок, так что мы просто созданы друг для друга. Радуйся и откинь уже желание поженить меня с кем угодно. — Китайцы иногда женятся на трупах, — вдруг говорит Паймон, невинной улыбаясь. — Паймон просто вспомнила. Это не относится к вашему глупому разговору. — Я-то не китаец, чтобы делать то же самое. — Жаль, — со вздохом бормочет Люмин. — Что ты его не любишь. — Как ты вообще дожила до такого возраста, если видишь мир настолько пессимистично? — интересуется юноша излишне сурово.       Он не желает возвращаться к этой теме и надеется, что подруга поймёт его. Люмин лишь рассеянно пожимает плечами. — Он-то тебя любит, — продолжает она, загипнотизировано смотря на коленки. — Любил, ты имеешь в виду? Ну, может быть, чем уж чёрт не… — Слушай, ты же не любишь Осиала, так?       Тарталья смотрит на подругу как на умалишённую, а затем медленно кивает. — Давай насолим ему, — предлагает она с самым невинным взглядом, какой только может быть. — Прогуляйся со мной на кладбище через несколько дней. — Если ты и там найдёшь великий христианский символ, я тебя убью, — предупреждает юноша. — А так полностью в твоём распоряжении.