Записки сумасшедшего

      В тот момент ничего не было. Это было очень давно. Так давно, что я уже не верю себе.       Я пытаюсь открыть глаза, но передо мной словно мелькают какие-то диалоговые окна. Краем сознания я понимаю, что это, вероятно, какие-то сообщения, но у меня нет ни сил, ни желания разбираться в том, что там написано. Изображение идет помехами, и даже мои собственные системы кажутся какими-то неправильными и чуждыми.       Будто я смотрю на экран компьютера, но сквозь него видно что-то еще. Что-то непонятное, но в то же время красивое по-своему.       И я словно выпадаю из этой реальности, восхищаясь темными стенами и угловатыми стыками стеновых панелей…       Это не было каким-то растительным миром, видение которого мне навеяли препараты, или чем-то еще. Каждый раз я видела новые миры, названия которых я уже давно позабыла. Вокруг меня были не желтые стены и кровать, которая казалась личной тюрьмой с множеством незримых цепей.       Всего этого не было.       Были лишь темные стены коморки и холод платформы подо мной.       Откуда я это знаю… Откуда! Это может показаться смешным, но нет. Мне просто всё равно…       Очередной дурман. Иллюзия. Я невольно пытаюсь улыбнуться, но ничего не выходит. Будто у меня нет лица. Уже давно…       Только вот почему я так отчаянно жажду, чтобы все это было реально?       От запястья тянутся несколько трубок и кабелей. Если замереть и не думать, можно почувствовать вывернутую интерфейсную систему, раскуроченную грудную клетку и такой же темный потолок, который видишь и в то же время нет.       Определенно, что-то не так, но страха нет. Уже давно…       Есть только интерес и любопытство, куда на этот раз выведет больное подсознание, чтобы я увидела это. Здесь и сейчас.       «Последнее время приходы занимают в основном техногенные миры. Жаль только, не всегда удается запомнить сюжет…» Сначала золотые шпили и такое огромное количество людей, а потом взгляд. Глаза в глаза. Красивые глаза. Без зрачка, скрытые защитными линзами. Но другие, совершенно другие, не те, что я видела до этого.       Не его.       Красивые, но не мои. Нелюбимые, хоть и приятные… Воспоминания о ком-то другом, чье лицо я упорно не могу вспомнить, бередят душу. Резко ощущается всё тело, будто вспышкой ощущаю агонию и что-то еще, постороннее, запретное, но такое доброе…

      «Потерпи. Поспи. Тебе пока нельзя в онлайн.»

      И как вспышка, всё затихает. Тело не ощущается, только рассеянный взгляд всё не может поймать фокус на том, что происходит вокруг. И теплое: «Потерпи еще немного», — уволакивает куда-то недалеко, но и не слишком близко. Там на удивление спокойно.       «Мне не привыкать терпеть…»

***

      Вечер. Тишина. Аппаратура замерла. Системы издают лишь слабый писк. И снова эта женщина, которая не дает покоя.       За окном — парк, припорошенный снегом. Начало ноября. Рано темнеет. Главный врач психиатрической клиники, он же заведующий, сидит, сгорбившись, над картами пациентов. Снова и снова.       Рядом — бутылка коньяка. Дорогого. Название не важно. Он не пьет. Уже давно. А коньяк… Можно перепродать. Взятка натурой — обычное дело, вспомните девяностые, помяните двухтысячные, у нас не такой разброд и шатание, как в поликлинике или хирургии, но тоже бывало. Да… Редко перепадало, можно оставить. Но толку? Лучше перепродать, толкнуть в какой-нибудь ларек по старой памяти. Может быть, это поможет прикрыть вечно дырявый бюджет.       Пациенты тоже люди. Живые. Чувствующие, порой даже больше, чем думающие и со здравым рассудком. Без приставки в медицинской карте: «псих» и кодовых строчек диагноза, с историей лечения заболевания.       Только порой кажется, что они не одни такие. Кто-то больше, кто-то меньше. Все они психи, только кому-то повезло скрыться, кто-то не смог, не удержался, раскрылся, поверил, что помогут. Попались.       Но это единицы.       Абсолютно здоровых людей не бывает. Кого-то лечат, кого-то калечат, а может, залечат до смерти. Факт… Доказано поколениями.

***

             Я вижу свет. Он золотой, холодный и яркий.       Он зовет меня, что-то шепчет. Так нежно и ласково, иногда с укоризной, но потом он смеется. Вся та нежность и яркость момента лучится в свете утопающего в горизонте драгоценного заката. То чувство было пропитанным таким комфортом, что к горлу подкатывает маслянистый комок из горечи и разочарования.       От этого мне грустно, с другой стороны — обидно, а с третьей — я не хочу, чтобы он меня видел.       Он будет разочарован.       Кто он? Я не могу вспомнить.       Внутри меня что-то бьется, напоминая о том, как это важно. Но здравый смысл, по крайней мере, его остатки, говорят, что это не так.       Печаль одолела меня, и мое тело содрогнулось. Нет, так не пойдет. Хватит ныть. Мы даже не знакомы, он тебя не увидит и не узнает.       Вот опять… Я снова себя накручиваю, думаю о ком-то или о чём-то, хотя понятия не имею, что происходит.       По правде говоря, я уже давно не имею никакого понимания. Хотя бы потому, что даже не помню, как меня зовут.       Меня! Меня лично!       Ну или я не уверена в этом. Я уже давно ни в чем не уверена. Даже в том, что я жива... А можно ли назвать жизнью существование прикованного к койке инвалида, который не помнит ни себя, ни кого-то еще? Скорее всего, нет. По крайней мере, помня, что когда-то было лучше или могло быть, как в тех видениях, называть это жизнью кажется унизительно. Хотя, когда тебя называли неадекватной психичкой, внутри что-то поднималось, крича: «Я нормальная!», — но мысли все равно перескакивали с одного на другое.       Сейчас я думаю о себе и своей жизни, жалея о том, почему всё «так»! Меня кидает в какие-то дебри, отодвигая мою жизнь, ту жизнь, которой больше не увидеть и не дотронуться, давая совершенно другие мысли.       Чужеродные мысли.       Мои.       Не мои…       Черт их знает.       «Как же хочется пить».