Любовь с вишнёвой косточкой

When I look at you

I can see the sadness in your eyes

In these desperate times

We get pushed and shoved from every side

I can't love you if you won't let me

Can't touch me if you don't try

I can feel you

I know that you're ready to take it to the other side

***

      Наверное, даже Наташа Ростова с меньшим энтузиазмом готовилась к своему первому балу, чем Ира на девичник к будущей жене своего бывшего. С утра пораньше журналистка решила съездить на свою старую квартиру к однокурснице и перекраситься обратно в родной цвет. Всё-таки чёрный — слишком грубый для неё. Из наряда она выбрала строгое чёрное платье чуть выше колена, сапоги до колена с каблуком в сантиметров шесть, а поверх накинула шубу, купленную около года назад Глебом в Германии. А макияж был довольно простым: подведённые карандашом глаза, губы в ярко-розовой помаде и немного пудры на лицо.       Агата решила несильно выделяться, поэтому остановила выбор на платье тёмно-синего цвета примерно такого же фасона, как и у Иры. На макияж времени тратить не стала. Но Ира, зайдя в квартиру к младшей, оглядела её вид и повела обратно в комнату.       — Ну Ир, я не хочу! — канючила Агата, но из хватки старшей вырываться не стала и послушно опустилась на стул и посмотрела в зеркало.       — Так! Ты должна сегодня выглядеть очень даже супер! Не хуже других, но и не лучше невесты. Понимаешь меня, да? — Ира стала искать по ящикам косметику. — Слушай, у тебя столько всего! Прям нифига себе! — Смольская нашла помаду и тушь.       — Ир, красная помада — это моветон!       — Кто тебе такой бред сказал? Ну-ка… — Ира развернула лицо девочки к себе и стала красить губы помадой. Пигмент тонким слоем оказался на губах Агаты. Лучезарная убрала желание стереть «этот ужас», чтобы лишний раз не злить журналистку. — Теперь ресницы… — прикусив губу, Смольская старательно красила ресницы насыщенным чёрным. — Они такие длинные, что оставлять их без внимания — грех!       Через пятнадцать минут Ира упорхала вниз, а Агата сидела и пялилась в зеркало. Она давно не красилась… Слишком не нравилось ей выделяться среди остальных. Но сейчас Агата смотрела на себя, и ей даже начинали нравиться губы цвета вишни и глаза, которые из-под длинных накрашенных ресниц казались по-лисьи смотрящими.       «А как бы Цой отреагировал на меня такую?» — со усмешкой думала Агата, — «Ему бы, наверное, не особо понравилось. Он любит только естество».       Больше рефлексировать не дала мама, которая вошла в комнату. Агата не услышала её стука, но увидела отражение женщины, когда та села на кровати позади.       — Девочка моя, ты такая красивая! Тебе очень идёт! — она подошла и, наклонившись, поцеловала её в макушку. — Отдохни на славу. Домой возвращайся пораньше. Хорошо?       — Хорошо, мам.       Мама ушла. Образовалась пустота. Резко перехотелось куда-либо ехать — хотелось укутаться в плед, выключить свет и, возможно, проплакать все оставшиеся выходные. И причина даже была — Цой и то, что произошло день назад.       Цой ехал на полной скорости, объезжая все преграды в виде машин. Он час назад вернулся с Ленинграда и, не переодеваясь и не скидывая вещи, поехал к Агате. Он соскучился так, что ждать встречи — случайной или нет — просто не мог.       Лучезарная открыла дверь, когда услышала, что кто-то настойчивый сначала секунд пятнадцать без остановки звонил, а потом ещё несколько секунд колотил по двери. Изначально открывать вовсе не хотелось, потому что Юра и мама сказали, чтобы она незнакомым дяденькам и тётенькам не открывала. Прям как в детстве. Но за дверью стоял более чем знакомый для Агаты человек.       — Мама дома? — с этой фразой Виктор заскочил в квартиру — весь взъерошенный, возбуждённый и с радостью во взгляде — и стал озираться по сторонам, ища чужие глаза.       — Нет, она с Юрой уехала на рынок… — Агата отстранилась от Виктора, потому что он её знатно напугал своим видом, но потом её отпустило и она смогла даже не трястись перед ним, как осиновый лист. — А что случилось? — спокойно спросила она.       — Я соскучился.       Цой дёрнул головой и вновь осмотрелся, а потом, когда понял, что никого действительно не было, схватил девушку за талию и со всей дури поцеловал. Он легонько, но ощутимо клацнул по её губам, вызывая удивлённые и непонимающие вздохи. Целовал напористо, почти что грубо, а ладони сжали талию до скорых синяков. Агате понадобилась почти минута, что отойти и дать Виктору пощёчину — громкую и сильную. Она сама испугалась того, что сделала, и прижала ладонь, которой ударила музыканта, к себе.       — П-прости!       А Цой так и стоял с развернутой головой в сторону.       «Зря я это сделал… Зря», — подумал Виктор и сразу же сделал пару шагов назад, побоявшись такой напористости от самого себя.       — Вить, ты чего? — Агата захотела подойти, но тот остановил её жестом раскрытой ладони и спросил:       — Я подумал, что… Что ты не против, чтобы мы… — слов не находилось. Из уверенного в своих словах и действиях Цоя он превратился в смущающегося Витю.       — Я дала повод?       — А как же квартирник и ночь?!       — Я ничего не помню с того дня, — Агата поняла, что там произошло то, что заставило Цоя сейчас приехать и поцеловать. — Между нами что-то было? Да? — боязливо спросила девушка.       — Нет, господи. Мы не занимались сексом, если ты про это, — Виктор приложил ладонь ко лбу и отчаянно вздохнул. — Мы целовались. И ты была очень не против. Я… Боже! Прости, Агата. Если бы я знал, что ты не помнишь, что это просто помутнение рассудка, то не лез, — лепетал Виктор, прикрыв глаза. Он чувствовал себя полным идиотом.       В глаза Цой больше ей не смотрел, а посему решил поскорее уйти. Агата не успела ничего толком сказать, как Виктор ушёл, оставляя после себя запах табака и карамели. Втянув носом приятный аромат, Агата осела на пол и улыбнулась. Она точно знала, что несмотря на забытую субботнюю ночь, тогда ей явно понравилось целоваться с Цоем, впрочем, как и сейчас.       После этого поцелуя Агата ходила весь день сама не своя. Мама, после того как приехала домой, видела, что дочь ходила по квартире молчаливая и задумчивая. Юра тоже заметил изменения в поведении Агаты, поэтому незамедлительно решил узнать о случившемся.       Лучезарная заперлась изнутри в комнате, усадила телохранителя на кровать и стала ходить туда-сюда, вздыхая.       — Агата, я за тебя переживаю, — честно признался телохранитель, а в его холодном взгляде читался страх. Вдруг, пока его не было, кто-то приходил и что-то с ней сделал? Угрожал? Манипулировал? Или тронул пальцем? Юра понимал, что никогда себе не простит этого. — Рассказывай, что случилось. Мне не нужно бить тревогу? Вызывать ребят? Или, возможно, милицию? — он схватил её за плечи и внимательно посмотрел в лицо.       Нет, никакого криминала не было. Тогда что? Юра аккуратно провёл пальцем по её щеке и Агату словно прорвало: она заплакала и стала кричать в плечо мужчине, срывая свой голос. Сталь, холод, безэмоциональность — всё это моментально ушло, как только он услышал этот вой, а потом и увидел слёзы на своей футболке.       — Если это тот Никита, то я его убью, — спокойно прошептал телохранитель.       — Это не он, — она прижималась щекой к его плечу и уже не плакала. — Это…       — Цой, — договорил Юра. — Его я тоже убью, если потребуется.       — Он ничего не сделал. Это я — дура. Убей лучше меня, — Агата постепенно расслаблялась в объятьях, но желание убиться не проходило.       — Он пришёл — он и виноват!       — Нет… Не совсем. Долгая история, в общем, — Агата села на кровать, а Юра остался стоять. — Просто я не понимаю, что чувствую к нему.       —…       — Когда мы наедине, то мне с ним хорошо, комфортно, спокойно. Когда он обнимает, то я готова вечность стоять с ним рядом, лишь бы ничего не заканчивалось. Когда смотрит — вообще ужас. А сегодня поцеловал меня… А мне понравилось! В этом и проблема, что понравилось. Что я хочу с ним гораздо большего… Что я буквально думаю о том, о чём никогда бы не смогла подумать, а тем более заняться… В общем! Ты понимаешь, — говорила Агата и опустила голову вниз, смущённо потирая щёки.       — О сексе в смысле? — переспросил он.       — Да! — злилась Лучезарная.       — Ну, ты уже девочка взрослая, поэтому, если в твоей головушке появляются такие мысли, то доверься им, — он щёлкнул её по носу и одобрительно улыбнулся. — А с этим Никитой? Не было такого?       — Нет… Он приставал ко мне чуть ли не с первой встречи, зажимал в углах, пытался… склонить меня, но ничего не было. Но с ним я чувствовала что-то странное: внутри бабочки, хотелось только целоваться и больше ничего. Рядом я пыталась с ним расслабиться, но всегда было страшно, — она села на кровать полностью, складывая ноги по-турецки.       — А с Цоем… С ним хочется всегда и всё. С ним интересно, с ним смешно, с ним хорошо, а сейчас ещё и это, — раздражённо кинула Агата. — Я думала, что я влюблена в Никиту. Я всегда так думала, и даже до сегодняшнего дня меня не покидали мысли об этом. Но, когда Витя поцеловал меня, я стала понимать, что мы с ним всё это время не были друзьями. Никогда. Ни на секунду ими не становились… Он всегда ко мне что-то чувствовал…       — А ты?       — Что?       — А ты к нему что чувствуешь? И чувствовала?       Агата молча опустила взгляд, а потом, резко подняв, вновь заплакала.       — Ну чего ты опять расклеилась? — Юра робко обнял её за плечи. — Не говори, если тебе так тяжело. Поплачь. А потом придумаем, как решить это.       — Пока единственный выход — уйти из группы. Но я не смогу, иначе у нас заберут эту квартиру, потому что она жены продюсера.       — Да, знаю. Я и сам по поручению Шписа тут, поэтому…       — Поэтому и тебя тоже отберут. А я не смогу уже без тебя. Понимаешь? Я привыкла спать без тревоги, страхов. Я привыкла, что со мной рядом кто-то, и этот кто-то — ты. Я себя давно такой защищённой не чувствовала.       — Я это вижу, Агата. Вижу, — он улыбнулся.       — Ты улыбаешься? — Агата удивлённо ткнула пальцем в его плечо и засмеялась. — Я думала, ты не умеешь улыбаться.       — Работа есть работа. Тут не до улыбок, — он усмехнулся. — Вот, ты уже смеёшься! Прелесть какая.       — Спасибо тебе, Юра, спасибо! — вновь обняла.       Стало легче после разговора с телохранителем, а в день девичника неясная тоска опять появилась. От воспоминаний о поцелуе в груди щемило, а дышать становилось затруднительно.       Но портить такой день не хотелось ни себе, никому из девушек, поэтому Агата постаралась убрать все мысли в дальний ящик и хотя бы в этот вечер ни о чём не думать.

***

      Агата никогда не видела в своей жизни столько алкоголя, сколько стояло в коридоре у Джоанны. И только четверть бутылок предназначалась для распития на девичнике, а остальная часть — для свадьбы. Стингрей позвала не так много людей, отчего Агата спокойно выдохнула, потому что большие компании — не её. В большом зале уже сидела Ира и жена Тихомирова, переговариваясь между собой, в углу рядом с Джоанной была Марьяна, с последней из которых Агата знакома не была и не особо торопилась. Она неловко посматривала на жену Виктора, чувствуя себя в неудобном положении: вчера Цой поцеловал её, а он ведь женат. Лучезарная знала, что они не жили вместе, что после жены у него уже была женщина, но всё равно было жутко неприятно. Агата чётко решила, что если у них будут серьезные отношения, то она в первую очередь попросит развода, а уж потом и всё остальное. Агата присоединилась в компанию к       Полине и Ире, потому что с Тихомировой контакт был налажен уже давным давно. Спустя несколько десятков минут подошли Мила, Люда — жена Бори, и Настя — жена Серёжи Курёхина. Такой компанией девушки начинали, но ничего из этого не вышло — уже спустя час Люда и Настя ушли из-за оставленных бабушкам-дедушкам маленьких детей. Они попрощались, подарили подарки, сказав, что и на свадьбу не смогут прийти, и уехали.       Остальные же сели поблизости к друг другу: Агата села на небольшой диванчик, к ней рядышком села Марьяна и Ира, а на полу недалеко приземлились Полина, Мила и сама невеста. Агата поблагодарила Милу за предъявленное жильё и охрану, после чего получила милую улыбку и поцелуй в щёку от Айзеншпис.       Девушки общались, пили, а Агата толком и не знала, о чём могла бы поговорить, поэтому просто пила и слушала. Да и Марьяна под боком немного смущала. Женщина не пила ничего алкогольного, заменяя всё либо соком, либо лимонадом.       — Агата, ну что, теперь ты заменять будешь Толмачёва? — поинтересовалась Полина.       — Не знаю, наверное, — пожала плечами и залпом допила вино, которое грозилось выйти обратно тут же. Агата глубоко выдохнула и попыталась отвлечься от накатившего приступа тошноты. — Я боюсь.       — Боишься? — Марьяна внимательно посмотрела на неё. — Ты из-за страха хочешь пропустить лучшие годы своей жизни рядом с группой?       — Я боюсь такой ответственности, — уточнила Лучезарная. — Боюсь не справиться, выгореть, разочаровать.       — Ты попробуй. Рядом всё равно будут ребята. А они не из тех, кто бросают в беде, — Мила положила на пол несколько подушек и легла. — Тем более, что если будет нужна помощь, то всегда обращайся ко мне и к мужу — мы поможем!       — Спасибо, — Агата кивнула и попросила Полину подать бутылку вермута, которая стояла неподалеку от неё. Щедро плеснув в бокал из-под вина, она стала постепенно высушивать его, слушая разговоры девушек.       Между Ирой и Марьяной чувствовалось напряжение, между Ирой и Джоанной — тоже, а вот самой доброй и дружелюбной из всех были Мила и Полина. И пока бывшая, будущая и Марьяна вместе что-то обсуждали, Агата прилегла на Полину и пила вермут.       — Как там Юра? Ну, телохранитель? — спросила Мила.       — Хороший, добрый. Свою работу делает на «ура».       — Да, Юра такой. Он мой брат, правда двоюродный, но детишек его я как своих родных люблю! — Айзеншпис сделала лицо мягче, добрее. Агата её такой никогда не видела — без пафоса, натянутой улыбки и ребячества. — Ромочка, Варенька! Крохи такие… — она отпила коньяк из стакана и искренне улыбнулась. — Скоро они приедут к нам с мужем на зимние каникулы, я вас с ними познакомлю. Такие чудные дети!       Агата чувствовала, что хмельная тяжесть окутывает её с ног до головы. Она вновь выпивала, надеясь и сегодняшний день выбросить из головы, как было с ночью после квартирника. Только в таком состоянии она могла творить, что ей заблагорассудиться, а потом, судя по всему, забыть. Именно поэтому, уже в девятом часу вечера, когда самой трезвой была Марьяна, Агата лежала на полу, завывала что-то из репертуара Scorpions.       — Love will keep us alive, let's make the moment right, it's now or never, — напевала она с прикрытыми глазами и ощущала, что над ухом что-то щебетала Джоанна на английском.       — You have such a good accent, — сказала Джоанна.       — I had tutors in English, and I also know French! Girls, pour a drink! — завопила Лучезарная.       — Наша девочка в зюзю, — усмехнулась Марьяна. — Надо её домой отвезти.       — Следовало бы, — кивнула Полина.       Девушки так и не заметили, как Агата, потянувшись за бутылкой, сделала пару здоровских глотков коньяка, которые обожгли рот и глотку.       — Матерь Божья! — взвыла Ира и отобрала у подруги коньяк. — Агата, мы сейчас закажем тебе такси и отвезем домой. Поняла?       — Нет, не поеду, — свернувшись калачиком, Агата запротестовала. — Никуда не поеду. Никуда не хочу. Оставьте меня здесь, — она прикрыла голову руками.       — Мы тебя видим, если что, — Мила потянула девушку на себя. — Не прячься и давай собираться домой.       — Пусть она останется до утра, а потом уедет домой, — Джоанна погладила Лучезарную по спине. — Оставайтесь все у меня, не уезжайте никуда, а то опасно.       Девушки закивали, а вот Марьяна, оставаясь в трезвом уме, сказала, что поехала домой к Виктору, который её ждал. Агата услышала это и печальным взглядом уставилась на стену. Перед глазами всё двоилась, тело было максимально расслабленным, а мозг всё понимал. Душащие слёзы потекли, смешиваясь с тушью и помадой цвета вишни. Мысли о том, что Марьяна — жена Виктора, душили. Ну конечно! Они муж и жена, у них есть семья, сын, супружеский долг в конце концов. Цой наверняка до сих пор привязан к ней… Агата зарылась в эти предрассудки с головой.       Она скрылась в ванной на пошатывающих ногах, пока никто не увидел. Залезла в ванную в одежде, включила холодную воду. Агата не трезвела. Кроме холода ничего не чувствовалось. Боль, обида, страх, смятение… Всё ушло на второй план. Потому что на первом было одно — хмель, не дающая покоя.       Агата выключила воду, прилегла в ванной, оставаясь в мокрой одежде. Кожа покрылась мурашками, а глаза закатились от усталости и алкоголя в крови. Она заснула, напоследок подумав о том, как сильно не хотела отпускать Виктора ни тогда в день квартирника, ни вчера, когда он поцеловал её.       Та субботняя ночь ей наконец вспомнилась, а Агата стала понимать, что тогда она впервые готова была отдаться мужчине, от которого была без ума.