Любовь с вишнёвой косточкой

Внимание всем на местах

Вещает полуденный снег

Временный сумрак настал

Блуждает во сне человек

Город встретил первый снег

Покидай свою постель

Люди ходят как во сне

Нет теперь важнее дел

***

      Джоанна показалась Ире хорошей. Естественно, между ними чувствовалось напряжение, которое девушки убрали после двух бутылок вина. Всю ночь они провели в спальне с Борей и Сашей, с которыми, собственно, и пили. Те быстро заснули, а девушки долго переговаривались шепотом, стараясь не касаться темы Каспаряна. Потом Джоанна сама попросила рассказать, как она, Ира, с Юрой стала встречаться. Смольская категорически отказывалась, но по итогу согласилась, сама того не понимая — и стала рассказывать про него.       Стингрей слушала, никак не комментировала. Несмотря на всю храбрость, которую она так показывала перед журналисткой, ей было больно. Сердце сжималось, а глаза в полутьме увлажнялись после каждой трепетной для неё истории. Всхлипнув, Джоанна отвернулась от Иры и стала незаметно убирать непрошенные слёзы.       — Прости ещё раз. Правда, прости, — сухо, но довольно искренне произнесла девушка.       Дальше Джоанна заснула, а Ира тогда долго смотрела на шторы цвета хаки и обдумывала предстоящую свадьбу и девичник, на который американка её позвала. Смольская знала, что они не смогут стать подругами. Разве может быть дружба между двумя женщинами, которые любили одного мужчину? Вот и Ира думала, что не может быть. Но на девичник согласилась.       На следующий день меж шуток и разговоров Ира увидела, как Джоанна вышла следом за Агатой. Их беседу журналистка подслушивать не стала и вышла в коридор, когда Лучезарной уже не было.       Вечером Ира всё-таки навестила Агату. Та очень мило и долго лепетала про инструмент от Виктора, а потом вовсе сидела вся смущённая таким вниманием. Эти ухаживания со стороны музыканта дарили радость и счастье за последний месяц, потому что после похищения, после практически недели сущего ада, Агата почувствовала себя окрылённой. И это несмотря на все попытки Морозова вновь наладить отношения с ней.       Он посмел приехать до приезда Иры. С цветами наперевес пришёл к порогу квартиры, где его встретил Юра. Мужчина настороженно оглядывал Морозова и готов был не пропускать весьма подозрительного молодого человека, но Агата вышла и разрешила парню войти. Тот подарил ей довольно долгий поцелуй в щёку и улыбку, не похожую на оскал. Раньше она казалась бешеной и жутко неприятной, но что-то поменялось в его поведении. Внешне Агата не показала, как ей был приятен этот жест, но внутри отдало теплом и сомнением — а нужно ли так реагировать на Никиту, если рядом был такой человек, как Виктор? Цой относился к ней с осторожностью, но при этом не боялся проявляться…       Когда Морозов уехал, Агата поставила цветы в красивую хрустальную вазочку, которая стояла в серванте в столовой; а потом Ира спросила, от кого были такие красивые хризантемы.       — Неужели от Вити? — Ира втянула носом приятный запах бутонов, прикрывая глаза. Она и не помнила, когда в последний раз получала цветы. Это было действительно давно…       — Нет… — Агата отрицательно кивнула головой и прикусила губу. Если бы это был Виктор, то она бы в буквальном смысле растеклась на полу, как масло на сковородке, и не собралась бы обратно уже никогда. — Это не он… Это мой бывший молодой человек…       — Стоп, а это не тот самый Никита, с которым вы по Сибири вместе катались?       — Да, он самый. Но откуда ты?..       И ведь действительно: Агата не рассказывала Ире про Морозова. Но Ира нахмурила брови и стала вспоминать. Она припомнила, как на последней пресс-конференции Киношников встретила некого Никиту в компании его странного дружка — Кирилла. Смольская даже не предполагала, что от Морозова может быть столько проблем — он показался ей очень приятным молодым человеком. Гоша как-то случайно обмолвился про то, что происходило на гастролях, но Ира так и не срастила, что с этим самым парнем она была уже знакома…       — Да так… Слушай, я бы на твоём месте послала этого чёрта на хрен, — Ира серьёзно посмотрела на подругу. — Он странный. И не похож на простого богатого буратино, у которого родители — люди из министерства.       — Я ничего не знаю про его родителей, кроме того, что отец — государственный советник финансовой службы. С моим отцом они, вроде как, коллеги.       — Вроде как? — переспросила Ира. Стало действительно интересно, а журналистка жилка встрепенулась.       — Да. Мой отец — ниже на ранг, но в Министерстве власть они имеют практически одну. Только папа пропал, и я даже не знаю, уволили ли его или нет. Я вообще ничего не знаю уже, — Агата заметно потухла. Разговоры об отце вводили её в смятение.       — Главное, что сейчас вы в безопасности! У вас есть охрана, есть люди, которые беспокоятся о вас. Это безумно хорошо! — Ира приобняла девушку и погладила по голове, как маленького ребёнка. — И телохранитель у тебя тоже суперский! Он как посмотрит на меня — сразу же хочется сбежать отсюда, — она прыснула от смеха и лбом уткнулась в плечо Агаты.       — Тогда я скажу ему, чтобы он смотрел на тебя не как на врага народа, если ты так пугаешь! — Агата улыбнулась и в ответ обняла журналистку. — Но я сначала тоже Юру боялась, а потом мы разобщались… Он очень хороший и очень добрый. А глаза — просто космос. Первое время всматривалась в них: красивые, но такие «холодные», что аж на душе леденело всё.       — И очень красивый он! Русый, высокий, статный! Ну красавец, — Ира прикусила губу и усмехнулась.       — Ир, он женат и у него двое детей, — в комнате раздался мелодичный смех.       — М-да уж, — цокнула Смольская и судорожно поправила жакет. — Везет мне на женатых. Аж радость какая! — с наигранной радостью она хлопнула в ладоши и присоединилась к смеху Агаты.

***

      С Невы нёсся сладкий и тревожный запах, который бывает только в Ленинграде. Цой, за долгие годы проживания здесь, полюбил его, принимая за свой родной. Виктор пропитался этим запахом — запахом карамели и тревоги.       Куртка из изософта как раз для такой ленинградской погоды была самой оптимальной, но она, почему-то, не грела. И даже вязаный и колючий шарф, обмотанный чуть ли не по самый нос, не спасали положение дел; а ведь завтра прогноз погоды обещал снег.       Виктор зашёл в свой бывший обитель, скидывая сумку, верхнюю одежду и обувь. В квартире пахло чем-то жареным, похожим на жареную картошку с грибами. Не успел Цой и шага сделать, как из детской вылетел Саша с яростным воплем «Папа приехал!». Мужчина тут же поймал сына на руки, прижимая мальчика к себе, как самое сокровенное, что у него вообще было. Но на деле так и было — Сашу он любил больше, чем кого-либо. Цой-младший, поёжившись в руках отца, выдал:       — Пап, ты такой холодный, — он положил ладошки на покрасневшие щёки Виктора от ноябрьского ветра. — А мама там картошку приготовила! С грибами! — Саша схватил мужчина за руку и потащил в сторону кухни.       Марьяна до сих пор не вышла — сидела за столом, сгорбившись над книгой.       — Мам! Папа приехал!       Марьяна подняла взгляд на мужа и улыбнулась.       — Проходи, Витя!       Они сели кушать, а Саша безумолку рассказывал о том, что происходило то время, пока Цоя не было в Ленинграде. Он повествовал о том, что девочка по имени Уля задирала его, а другая девочка, которую вроде звали Юлей, защищала мальчика. Так они и подрались. А Саша, стоя рядом возле двух разъярённых маленьких дамочек, не понимал, что происходило. Виктор смеялся и пытался понять, кому из девочек его сын больше всего симпатизировал. Марьяна, видимо слыша эту историю раз в десятый, робко улыбалась и постоянно смотрела в свою тарелку с едой, не имея сил поднять взгляд.       Ближе к девяти, Саша, замотанный разговорами, сам попросился спать. Виктор пошёл укладывать сына, несмотря на свою усталость, которая позволяла только лечь навзничь и заснуть.       — Пап, почитаешь мне? — Саша деловито достал из-под кровати книгу с детскими сказками, протягивая отцу.       — Конечно, сына, — он оглядел ничем непримечательную книжку и сел рядом с Сашей, который уже забрался в кровать и укрылся одеялом так, что виднелись чёрные густые волосы и пара добрых глаз, из которых искрилось счастье и тепло.       Первая сказка, на которую Цой наткнулся, была «Малахитовая шкатулка». Виктор читал со средним темпом, но при этом очень тягуче и спокойно. Постепенно Саша стал засыпать под убаюкивающий голос отца, но прежде чем заснуть, спросил:       — А Таня больше никогда не вернулась, да? — уже практически сквозь дрёму прошептал мальчик.       — К сожалению, Саш… — Виктор вздохнул, поцеловал Сашку в лоб и вышел из комнаты.       Время уже было за десять. Цой так и не понял, как смог настолько долго пробыть в детской. Но когда он прошёлся по квартире, то понял, что и Марьяна тоже уже спала. С ней он так и не поговорил, хотя и желания особого не было. Правда, его смущало то, что она за весь вечер произнесла пару сухих фраз и больше на глазах у музыканта не появлялась. Неужели опять начала выпивать? Или что-то другое? Тогда что?..       Виктор решил расспросить супругу об этом утром, а сейчас его хватило лишь на пару мыслей о том, как же там Агата — и он уснул крепким сном, в котором увидел ту самую субботнюю ночь, проведённую с Агатой, о которой, похоже, девушка вспоминать не желала, если ни разу не поговорила с Виктором об этом.

***

      В девять сорок три Цой проснулся. Он глазел в потолок, практически не моргая. Вся голова была забита Агатой и тем, что она сейчас делала. Сегодня воскресенье, а значит — готовилась к последующим парам; или, может, завтракала с мамой, пока Юра ходил по дому и ждал Елену для поездки на рынок; или же сидела за гитарой, которую Виктор ей подарил, сгорбившись над сборником нот? А вдруг, общалась с Никитой? Цой не ревновал, но стоило ему подумать о наглом лице Морозова, как внутри всё буквально взрывалось от ярости.       Спустя недолгих размышлений, в комнату ворвался Сашка, прыгая в ноги к мужчине.       — Пап, а мы с тобой сходим погулять? — он забрался к отцу поближе и обнял. — Мама сказала, что будет весь день работать… Хотя говорила, что мы будем вместе, когда ты приедешь…       — Сына, сегодня множество дел. Мы вместе поедем к бабушке Вале, потом мне нужно по работе с дядей Юрой Шмильевичем проехаться по городу, и вечером я приеду. А завтра, я обещаю, свожу тебя прогуляться! — он погладил сына по голове и поцеловал в чёрную макушку.       — Ну ладно, — малыш заметно погрустнел, прильнув к Цою ещё ближе, словно боясь, что если он уйдёт, то уже навсегда.       Виктор и сам понимал: Сашке нужен отец. Хороший, любящий, заботящийся, который всегда будет рядом. И пока из всего у мужчины получалось быть любящим и хорошим, потому что должной заботы проявлять он никак не мог, потому что жил в другом городе.       Цой до сих пор винил себя за уход из семьи почти три года назад. Он ушёл так, как его отец, когда Виктор был подростком. Он не жалел, но почему-то вину чувствовал. И видимо, жил всё время не с той женщиной своего сердца.

***

      Виктор встретился с Айзеншписом около полудня. Они сразу же направились к Артемию Троицкому — автору «Ровесника»; спустя два часа, довольно вымотанные мужчины, отправились к редактору газеты «Рок» — Сергею Якушеву. Третий редактор, на радость Цоя, отменил встречу. Юра и Виктор решили поехать в ресторан и пообедать, хотя время подходило к шести, поэтому — поужинать.       Ресторан «Кавказкий» на Невском представлял собой пристойное и дорогое двухэтажное заведение, где был строгий фейсконтроль, но для них это была не проблема: как только два огромных бугая заприметили их рядом, то незамедлительно пропустили.       Это заведение всегда славилось хорошими грузинскими винами и обширной кавказкой кухней. Цою здесь не всегда нравилось — не совсем подходящая для него атмосфера, но вот Айзеншпис здесь чувствовал себя спокойно и комфортно.       Официантка проводила Цоя и Айзеншписа до свободного столика и не удержалась от лёгкого флирта и вилянием своих пышных форм, на которые Юрий обратил внимание почти сразу же. А вот Виктор в свою очередь спокойно сел за столик и даже не посмотрел в сторону характерной брюнетки. Она приняла заказ и ушла.       — Витя, как она тебе? — Шпис глазами стрельнул в сторону барной стойки, где три официантки встали в небольшой кружок и, судя по всему, обсуждали новоприбывших гостей и стреляли взглядом на их столик.       — Какая из? — хмыкнул он и даже не посмотрел в сторону дам.       Шпис повернулся и во весь рот улыбнулся.       — Все три.       — Симпатичные, с формами, но однотипные, — он пожал плечами и посмотрел на свои руки, увешанные кожаными и металлическими браслетами; пальцы украшали два увесистых кольца.       — Ой, Витя! — отмахнулся старший и подмигнул брюнетке, которая сразу же ускакала на кухню отдавать бумажку с заказом. — Тебе бы лишь поёрничать. А мог бы ведь присмотреться к девушкам, и я не только про этих говорю, а в принципе. Ты с Наташей расстался уже довольно давно, а у меня иногда возникает ощущение, что ты ушёл в целибат! — он откинулся на стул и стал почёсывать недельную щетину.       — Ну в целибат я точно не ушёл, — он усмехнулся и вспомнил сначала Иру, а потом Агату.       — Тогда я ничего не понимаю! Как у тебя, Вить, могут быть проблемы с девушками? Тем более, что возле тебя их полным полно! Та же Смольская… Чтоб её чёрт побрал, тьфу, — скривился мужчина, как от зубной боли. — Девка она дурная и бесит меня жутко, но симпатичная! И вроде вы с ней в хороших отношениях.       — Она умная, рассудительная, с ней есть о чём поговорить, но мы с ней очень хорошие друзья, — Цой отвёл взгляд в сторону: секс с Ирой всплыл в голову, но не вызвал ничего, кроме мысли о том, что это было хорошо. Никаких чувств и эмоций. Просто хорошо. — Не понимаю, к чему такая заинтересованность к моей личной жизни.       — Я переживаю за тебя, ведь ты мой друг. Слушай, а как Агата тебе? Вы сблизились, я так посмотрю. Да и она молоденькая совсем, нетронутая… — в глазах Юрия сверкнула похоть. — Не был бы я женат, то…       Цой поджал губы в одну тонкую линию, подбородок сам по себе приподнялся вверх, сердце начало биться быстрее обычного, а мысли были только о том, что Шпис нёс полную ахинею.       Официантка уберегла Юрия от получения удара. Цоя будто окинули холодной водой — и он понял, что только что ударил бы человека. Не то чтобы человека, ведь он и Морозова ударить хотел, но и не особо считал того человеком, а вот Юрий же ещё и продюсер и друг.       На столе оказались аппетитные блюда.       — Сочная жареная грудка с картошкой по-деревенки и салат-шуба для Вас, Виктор; салат из морепродуктов и утка в апельсиновом соусе для Вас, Юрий, — деловито произнесла она и расставила блюда по столу.       — Спасибо… — Айзеншпис похотливо улыбнулся и всмотрелся на бейджик девушки, — Сонечка! Вить, а может выпьем? Порекомендуй-ка нам, Сонечка, хорошего вина!       — Могу вам предложить «Телиани». Это одно из старейших вин Грузии из европейского сорта винограда. Производится с 1897 года из винограда Каберне Совиньон, выращиваемого в микрорайоне Телиани в Кахети. Вино выдерживается в дубовых бочках в течение трёх лет, — заучено, но довольно увлеченно рассказала девушка.       — Ну? — с вопросом на Виктора посмотрел Юра.       — Хорошо, давай это, — не сопротивляясь, ответил мужчина. Он проигнорировал кокетливый взгляд официантки в свою сторону.       — Она положила на тебя взгляд, — хмыкнул продюсер. — Возьми её номерок. Отдохни от московской суеты, развлекись.       — Юра, я не заинтересован в одноразовых встречах, — серьёзный голос сразу дал понять старшему, чтоб тот не продолжал.       Больше ни единого разговора про девушек у мужчин не было, а вот осадок у Виктора остался — неприятный и даже какой-то горький.       За окном, как и обещали синоптики, пошёл первый снег — лёгкий, воздушный и приятный. Виктор улыбнулся и неотрывно смотрел на пушистые хлопья снега, которые аккуратным покрывалом ложились на проспект. Цой подумал о том, как бы Агата отреагировала на первый снег. Он знал, что она любила зиму и снег.

***

      Часом позже в Москве тоже пошёл снег. Агата распахнула штору своей комнаты, открыла балкон и выскочила в одном домашнем платьице на улицу. Ветер коснулся её приоткрытых плеч, а зёрна снега опускались на волосы. Она подняла голову вверх, позволяя влаге опускаться на её длинные ресницы и щёки, которые покрылись розовым оттенком. Агата зажмурилась до белых кругов перед глазами, высунула язык и ловила снежинки. А руки, которые до этого всегда были холодными, вдруг стали тёплыми.

***

      Когда Соня, официантка, рассчитала мужчин, то всунула Цою номер своего телефона ему в куртку. Виктор нашёл бумажку, аккуратно сложенную в кармане, как-то брезгливо осмотрел её, смял, выкидывая в мусорное ведро и желая поскорее вернуться в Москву и прижать Агату к себе, поцеловать в лоб и не отпускать больше никогда.