Свет во тьме

      Уилл последний раз провёл точильным камнем по своей рапире. Клинок Фронтира всегда заботился о своём оружии, всегда был готов к бою, и даже находясь в лагере, он был сосредоточен на том, что может что-то случиться. И правильно. Всегда может что-то произойти, в особенности, когда Адриана не взяла Астариона с собой. Нет, он конечно не набивал себе цену… Хотя нет, набивал. Он, в отличие от остальных, и, в особенности, в отличие от заносчивой волшебницы, замечает расставленные ловушки и вполне способен их обезвредить. В то время как Карлах, которую почему-то взяли с собой, просто предпочтёт рубануть по ним секирой. Как и Лаэзель. А Гейл будет стоять над механизмом и разглагольствовать часами, в поисках решения «головоломки», которая видится только ему. Конечно, если Адриана не активирует ловушку первая.       Нет, ну как можно было оставить его сидеть и бездельничать в лагере, когда он так и не попробовал на вкус гитьянки?! Обидно. А ведь обещала найти ему парочку гитов, чтобы удовлетворить его любопытство. Лгунья.       Астариону было невероятно скучно. А переполняющее возмущение уничтожило любопытство, чтобы открыть «Некромантию Тхая» и погрузиться в чтение. Он скучающие опёрся локтями о колени и положил в ладони подбородок.       Шэдоухарт сидела на коленях недалеко от места, где был потухший костёр. Она, опустив голову, молилась.       — Я вообще не понимаю, зачем нам вытаскивать личинку, — прервал тишину Астарион. — Это ведь огромное преимущество.       Полуэльфийка неодобрительно покосилась на него.       — Может быть потому что мы рискуем превратиться в тварей с щупальцами? — спросила девушка.       — У нас есть артефакт, который защищает от этого.       — И насколько долго это будет длиться? Хотя идти к гитьянки плохая затея. Но если они действительно могут её извлечь, — Шэдоухарт недовольно скривила губы, как будто съела кислый лимон, — придётся воспользоваться этим.       Уилл подошёл к небольшому пню, в который был воткнут топор.       — Пойду дров на ночь нарублю, — сказал он. — Астарион, не хочешь присоединиться и перестать бездельничать? Второй топор вон там, — кивнул мужчина в сторону другого топорика, лежащего справа от костра.       Астарион посмотрел на свои ладони, а затем показал их Уиллу.       — Эти руки не предназначены для рубки дров, — сказал он, и игриво, будто фокусник, продемонстрировал свои ухоженные, изящные и длинные пальцы.       Уилл закатил свой единственный глаз.       — А для чего они предназначены? — спросил он. — Для убийства невинных?       — Попрошу! — подскочил Астарион. — Я придерживаюсь установленных правил, — он демонстративно показал указательный палец.       — А до этого?       Астарион закатил глаза, а затем отвёл взгляд в сторону.       — А до этого были другие правила.       — А что ты будешь делать потом? Пустишься в гастрономические приключения, пробуя на вкус кого захочешь?       Он посмотрел на Шэдоухарт, а потом снова на Уилла, как бы играя на немногочисленную публику.       — Ой, подождите, кажется меня пытается пристыдить человек, который не устоял перед горячей дьяволицей и продал ей душу. — Уилл хотел возразить, но Астарион не дал ему и шанса открыть рот, продолжив. — А что касается твоего вопроса... Ах, мечты-мечты, — он мечтательно возвёл взгляд к небу.       Уилл сжал топор.       — Серьёзно, Астарион. Сколько людей от тебя пострадало?       — А что? Решил начать вести перепись моих жертв? Или от тебя сбежала твоя подружка, и ты решил узнать не я ли был виновником её пропажи? В этом я тебе не помощник. Я их даже не помню.       Он улыбнулся, видя, как потихоньку злится воплощение добродетели. Адриана сказала бы: «Ты поразительная скотина, Астарион!». И он с предвкушением ждал чего-то подобного, но…       — Нет. Я хочу узнать сколько невинных пострадало от тебя.       — Ну может, среди них была парочка девственников, — ответил Астарион, пожав плечами, разводя ладони в сторону.       — Я не про это, Астарион. Не уходи от ответа!       — А ты говори конкретней, — улыбнулся эльф.       Уилл проворчал что-то себе под нос и тяжело вздохнул.       — Сколько зла ты и твой хозяин причинили жителям Врат Балдура? — спросил Клинок Фронтира, ткнув топором в сторону Астариона.       — Сколько зла я причинил? — хмыкнул Астарион. — К твоему сведению, Уилл, я это делал не по собственной воле.       — Но ты вампир. Такова ваша сущность.       — О, а ты прожил среди вампиров, чтобы знать какова наша сущность? Меня заставляли это делать. Как и моих братьев и сестёр. У нас не было выбора. За короткую практику судьи я что-то не припомню, чтобы обвиняемым был бы меч. Так что мы тоже невинные жертвы, которых использовали.       — И как ты только умудрился выставить себя невинной овечкой?       — Ха! Проживи под гнётом одного садиста двести лет и узнаешь.       — Допустим, ты освободишься от своего хозяина навсегда, и что тебе помешает продолжить творить зло?       — Доблестный Клинок Фронтира?! Ты ведь наверняка свой глаз с меня не спустишь. И откуда тебе знать, что есть зло, а что добро? И почему ты считаешь, что ты творишь добро?       — Я защищаю невинных, убиваю чудовищ.       — Ну вот убьёшь ты гоблина, который напал на крестьянина, то сразу думаешь, что ты помог и принёс добро? А вдруг ты, убивший этого гоблина, оставил маленьких детишек без отца? Значит для них ты зло.       — Что? Гоблины по своей природе злые, жестокие и кровожадные.       — Ха! Потому что ты об этом прочитал в бестиарии, который до этого написал такой же человек, как ты, который с чего-то решил, что он несёт в этот мир добро? Но ты зло для маленьких гоблинов, которых лишил отца.       — Как ты так умудрился всё поставить с ног на голову и извратить?! — возмутился Уилл.       Как скучно было вести с Уиллом этот разговор. Чего-то не хватало. Чего-то тонкого с намёком на то, что он глупец, а перед ним стоит всезнайка, умеющая опровергнуть его суждения. И перевернуть его мир полностью.       — Почему я всё извратил? Зло у каждого своё. Кто-то хочет убить тебя и это, конечно же, зло. А если кто-то спас тебе жизнь и убил при этом другого, кого-то незнакомого тебе, то это добро? Зло становится добром, а добро злом, стоит только посмотреть на них с разных сторон.       — Ну ничего себе, — влезла в разговор Шэдоухарт. — Как ты выкрутился.       Астарион, улыбнувшись, отвесил поклон в её сторону и продолжил:       — Я не выкрутился. Нет добра и зла. Друиды теней хотели защитить рощу от гоблинов и других посягательств. Но почему-то вы посчитали их злом, а они всего лишь хотели защитить природу.       — Друиды теней доводят свою преданность природе до крайности! — вмешался Хальсин. — Они считают, что цивилизация плоха и нужно разрушать города и поселения. Это противоречит балансу.       — Оу, баланс, помедитируй во имя его. И я посмотрю на тебя, если ты окажешься во Вратах Балдура, — усмехнулся Астарион. — Я люблю этот город, а ты посчитаешь его злом. Но там помимо продажных персон, есть и невинные. К тому же, Уилл, — он посмотрел на Уилла, — Откуда тебе знать, что моими жертвами не были какие-нибудь коррупционеры? М? Получается я сделал нечто доброе для города, когда отвёл их на обед к моему хозяину. Я добро?       — Чего? Нет. Ты убил их. Они должны сидеть в тюрьме.       Астарион громко рассмеялся.       — А они потом выйдут из неё, если дадут взятку. Или подставят невинного, чтобы его посадили вместо виновника.       — Бредни! — воскликнул Уилл и, развернувшись, отправился в лес за дровами.       — Только не трогай молодые деревья! — окликнул его Хальсин.       Уилл одобрительно махнул рукой Хальсину, демонстрируя своё понимание.       — Может тогда присоединишься к нему и покажешь, что можно рубить, а что нельзя? — спросил Астарион. — Уверен вы найдёте много общего. Второй топор вон там, — повторил он за Уиллом, кивнув в сторону топора.       Друид отправился следом. Астарион грустно вздохнул. Несмотря на то, что он вышел из этого спора победителем, он не почувствовал удовлетворения. Оппонент был совсем не тот.       Астарион переключил своё внимание на Шэдоухарт и медленно осмотрел девушку с головы до ног. Раса та же, шея такая же, но почему-то не настолько привлекательна, цвет волос тот же. Даже характер примерно такой же. Но не то. Почему не то?       Он задержал взгляд на шее, плавный и изящный изгиб переходил к плечам. И вспомнилось утро. Пурпурное небо. Гладь воды, отблеск лучей вырисовывающий линию фигуры. И тонкая лямка, робко скользнувшая по руке.       — Если ты голоден, то сам озаботься своим пропитанием, — сказала Шэдоухарт, даже не повернув к нему своей головы. — Я не такая добрая.       Услышав её голос, он тряхнул головой, отгоняя от себя морок воспоминания. Добрая? Дело было в проявлении доброты, которую он никогда не получал? Или в том, что кому-то было интересно кем он является и что у него на душе? Хотя она никогда не спрашивала о том, что у него на душе, но могла вырвать из болота, которое поглощало его в минуты одиночества и грусти.       Внутри бушевала буря вопросов, непонятных чувств и ощущений. Они давили, желали вырваться на свободу, но излить всё это было некому. И это бесило до дрожи. Как быстро можно привыкнуть к хорошему.       Неужели он смог к кому-то привыкнуть?       Главное правило — никогда не привыкать к своим целям. Не испытывать к ним ничего, ведь потом становится хуже. Он прекрасно усвоил этот урок, когда увлёкся милым юношей. Он был таким привлекательным, жизнерадостным и упёртым, в глазах были искры и лёгкий налёт хитрости. Общение с ним было не таким, как с другими. Он интересовался Астарионом, улавливал ложь в его словах и развеивал грусть. Это было в первые годы его существования. Рядом с ним он чувствовал себя живым. От него пахло нескончаемой жизненной энергией, и Астарион желал его. По-настоящему. Но не как хищник желает добычу, и это было не только желание плоти. Нечто иное.       Но он был целью, которую он не мог доставить к Касадору. Просто не мог. И пришлось бежать, чтобы отгородить беднягу от той участи, что его ждала.       А потом Астариона всё равно поймали. Настали пытки и наказание в виде заточения в гробу на целый год, который показался вечностью. Он спас этого юношу и пострадал. А тот из-за кого всё это было сделано… наверняка просто забыл. Даже не попытался спасти его — Астариона. И к чему всё это добро и спасение невинных? Больше он никогда не будет жертвовать собой, ради кого-то.       И с тех пор он никогда не позволял себе увлечься хоть кем-то. Все жертвы стали противны до омерзения. Кем бы они ни были, как вкусно они бы ни пахли, насколько привлекательными или просто милыми они бы ни были. И как сильно они бы не хотели узнать про него, он всегда отшучивался, придумывал красивую историю, на которую они велись. Хотя придумывать ничего и не надо было. Кому не понравится статный эльф, живущий во Дворце?       На его лице отразилась грустная задумчивость, и он вновь утонул в воспоминаниях о прошлом. Шэдоухарт не обратила на это внимания, и принялась возиться со Шкрябом. Девушка чесала его за ушком и кормила остатками мяса.       Больше всего Астариону не нравилось оставаться наедине со своими мыслями, а потому обратив внимание на то, что полуэльфийка скармливает собаке последний кусок мяса, он спросил:       — Чем ужинать собираешься? Корешками и ягодами?       — А тебе-то что? Нам жизненно важно только, чтобы ты был сытым.       В животе заурчало. Вечный голод вновь отозвался острой резью в животе, которую необходимо было хоть немного уменьшить. Раз сегодня не попробовать гитов, то придётся вновь обойтись животными. А на языке отдался фантомный вкус бренди, вперемешку с апельсиновым соком. Самый первый глоток крови мыслящего существа.       Стиснув зубы, Астарион ушёл на свою охоту.                     

***

             Горная местность сотряслась. Вдали был виден яркий солнечный луч, вонзившийся в купол храма. А потом всё рухнуло. И почему он не удивлён, что это произошло именно тогда, когда нога Адрианы ступила в храм? Сколько лет он так простоял, но стоило ей туда пойти, как всё рухнуло.       — Что у них там произошло? — спросил Уилл, смотря на то, как рушится старый и заброшенный храм.       — Держу пари наша милая волшебница активировала ловушку, — прокомментировал Астарион.       — Нам надо отправиться к ним! Есть шанс, что успеем вытащить ещё живых из-под завала. И да, Астарион, тебе придётся поработать руками.       — А тебе тогда ногти хотя бы почистить, — недовольно ответил Астарион. Перспектива ковыряться в земле и стирать ногти о камень была не особо приятной. Но серьёзное лицо Уилла говорило о том, что Клинок Фронтира намерен заставить его это делать.       — А кто лагерь будет охранять? — спросила Шэдоухарт. — Иссохший, что ли?       Хальсин, оторвавшись от вида на храм, верхняя стена которого, упала в образовавшуюся пропасть, высыпал ягоды и корнеплоды в корзину.       — Я проверю, — сказал друид и превратившись в птицу улетел.       — Главное в плен не попади! А то опять искать придётся, — буркнул Астарион.              Когда солнце уже подходило к горизонту, они вернулись. Сначала мимо Шэдоухарт и Астариона словно буря пронелась Лаэзель и с силой пнула котелок, лежавший недалеко от дров. Уилл хотел было её окликнуть, но передумал. От гитьянки исходила настолько опасная аура, что Астарион и Шэдоухарт, проводив её взглядами, негласно решили сегодня её вообще не трогать. Затем подошла Карлах. На ней была пара царапин и кровоподтёков, но ей было всё равно. Девушка грустно посмотрела на пустой котелок и ещё более грустно на корзину с ягодами.       — Умираю с голода! — сказала она, копаясь в сумке с припасами.       После неё менее бодрой походкой прошёл Гейл и плюхнулся на лежанку возле места для костра. Он потёр шею. На лице у волшебника была небольшая рана, а к вспотевшему лбу прилипли волосы.       — В целом, это было продуктивно, — сказал он.       Последней, прихрамывая, шла Адрия. Одной рукой она держалась за друида, а во второй несла булаву от которой исходило сияние, похожее на солнечные лучи. Будто внутри было маленькое солнышко.       — Что произошло? — спросил Уилл.       Адрия аккуратно и немного неуклюже опустилась на лежанку. На лице была прилипшая дорожная пыль, пара волосков выбилось из пучка, а две пряди, что были по бокам, имели растрёпанный вид. Хальсин присел рядом с ней и принялся лечить её ногу.       — Тебе с самого начала рассказать? — спросила Карлах, доставая кусок хлеба. — Тогда начну с того, что, как я и говорила, квазиты — мелкие, мерзкие и кровожадные существа. И использовать их неразумно.       Адрия побледнела.       — Она решила исследовать территорию, вновь используя своего питомца, — продолжила Карлах, ткнув в Адрию куском хлеба. — А квазит, увидев труп сектанта, решил полакомиться.       Полуэльфийка сжала губы и приложила к ним кулак, пытаясь сдержать рвотный позыв.       — Представь, что она ощутила, когда с помощью телепатической связи, почувствовала вкус…       — Карлах! — воскликнула Адрия. — Пожалуйста, — простонала девушка. — Хватит. Я до сих пор чувствую это во рту.       — То есть ты сегодня не ужинаешь? — усмехнулась Шэдоухарт.       — Скорее перейдёт на меню из ягод, овощей и травы, — добила Карлах и Адрия простонала. — А потом мы всё-таки нашли эти ясли гитьянки. Сначала мы отправились к этому… как его… зейхрену.       — Зайтиску, — поправил её Гейл.       — Ну да. И Лаэзель его сломала. Потому что нет способа вытащить личинку. Эта гитовская хрень просто убивает носителя, как я поняла. Но Лаэзель в это не поверила и настояла на том, что мы должны отправиться к инквизитору и доложить о предателе. Ну мы и отправились. С боем, правда, но отправились. А там выяснилось, что гитьянки ищут артефакт, который у нас был. И Адрия его им предоставила.       — Он всё равно имеет свою волю, — стала оправдываться Адрия. — Поэтому он всё равно отправился ко мне. В этом не было никакого риска.       — А потом перед нами предстала Влаакит.       — Её аватар, — вновь поправил Гейл.       — Без разницы. — отмахнулась Карлах. — И оказывается, что артефакт — это… какое-то измерение.       — Астральная призма, — пояснил Гейл. — Карманное измерение, в котором был заточён тот, кто приходил к нам во снах.       — Серьёзно? — спросил Уилл. — То есть, то существо — это не воздействие личинки?       — Угу, — жуя, кивнула тифлинг, а затем продолжила. — Влаакит приказала убить его, но Адрия этого не сделала. И гиты напали на нас. Хотя они так и так бы напали. Я так и не поняла почему.       — Потому что это гитьянки, — объяснила Шэдоухарт. — Им только дай возможность кому-нибудь кишки выпотрошить.       — Пожалуйста, — вновь простонала бледная Адрия. — Давайте сегодня без упоминаний про чужие внутренности. Мне хватило.       — Так вот. Когда мы были в комнате, где на нас напал инквизитор гитов, Адрия нашла потайную дверь. Которая привела нас к этому, — Карлах кивнула на булаву, которая лежала рядом с волшебницей. — Она висела над каким-то помостом. И почему-то Адрия решила, что ничего не будет, если она возьмёт таинственный артефакт в старом храме, который даже гитьянки не трогали. И храм стал рушиться. Мы еле успели сбежать.       — Там нужен был ключ, чтобы деактивировать ловушку, — сказала Адрия. — Но у меня его не было.       — Полагаю, этот ключ лежал под замком, где были изображения служителей Латандера, — задумчиво произнёс Гейл.       — Но я решила не тратить на это время, — грустно добавила волшебница. — Ну кто ж знал-то?!       — Почему я не удивлён, что ты вновь чуть не убила всех из-за ловушки? — спросил Астарион. — А всего-то надо было взять с собой скромного плута, — сказал он, приложив руку к своей груди. И нет, он совсем не набивал себе цену.       Адрия устало подняла взгляд на Астариона. Ну же, скажи хоть что-то! Ну! Ответь на провокацию, чтоб тебя!       Он не хотел задумываться о том почему это вдруг стало нужным. Просто... нужно и всё.       — В общем, — продолжила Карлах. — Храм рухнул, ясли гитьянки уничтожены, а нам не пришлось пробираться на выход с боем.       — Знаешь, — ехидно усмехнулся Астарион, который, глядя на Адрию, заметил грусть в её глазах, а потому не смог удержаться от того, чтобы не уколоть её побольнее и не спровоцировать в очередной раз. — Я много кого убил, но стольких за один день... Одним махом! Ты просто фантастическая убийца.       — Адриана Лиадон, — криво улыбнувшись, представилась девушка. — Меня назвали в честь отродья Баала, должна же я как-то соответствовать!       Последнюю фразу она скорее проворчала, отвернувшись, и прикусила губу.       — Адриан был героем Врат Балдура и спасал невинных, — продолжил Астарион. — Но ты! Ты просто чудо.       Верхняя губа девушки дрогнула, и она сжала пальцы в кулак. Уилл повернул голову в сторону Астариона и неодобрительно покачал головой.       — Это было низко, Астарион, — тихо сказал мужчина.       Низко? А подразнить, и потом оставить его одного у реки не низко? А игнорировать его несколько суток не низко? А пытаться вызвать у него ревность, нормально что ли? А…       Он посмотрел на погрустневшую полуэльфийку, на её опущенные плечи, на растрёпанную причёску, проследил за тем куда был направлен её взгляд и увидел такую же потускневшую Лаэзель. Он снова почувствовал укол совести. И странное чувство сострадания. Внутри, будто его толкнули в спину, вдруг появился порыв утешить её. Астарион недовольно цокнул языком. Эти чувства совсем неправильны.       — Лаэзель опечалена тем, что погибли те, кто был внутри, — пояснил Гейл. — Скорее потому что это было… бесчестно. Без права выбора. Там, кстати, были ещё дети и те, кто не вылупился из яйца. А ещё Лаэзель придётся смириться с тем, что Влаакит от неё отвернулась. Ей будет тяжело. Всю жизнь она посвятила служению своей богине, а та захотела её убить.       — Подытожим, — сказала Шэдоухарт. — Личинку вытащить нельзя. Влаакит знает про то, что артефакт у нас, и они теперь не успокоятся и будут преследовать нас. А в артефакте заперт тот, кто способен защитить нас от воздействия Абсолют. И его надо вытащить оттуда. Ясли уничтожены. И нам надо попасть в Лунные Башни, где собрались сектанты, которые тоже ищут этот артефакт.       Адрия кивнула.       — Мы нашли путь в проклятые земли через горный перевал, — подала голос Адрия. — Но меня он не совсем устраивает, если честно. Мы ещё на подходах к нему наткнулись на умерших животных и погибшие растения. И там была всепоглощающая аура отчаяния. Нам необходимо вернуться в заброшенный храм Селунэ и пойти через Подземье, чтобы как можно меньше находиться в тех землях. Мы, конечно, потратили время на этот поход, но, как заметил Гейл, это было весьма продуктивно. По крайней мере, мы знаем, что нас защищает кто-то из плоти и крови. И это не воздействие личинки.       — Уже лучше, чем полная неизвестность, — согласилась Шэдоухарт. — И я бы хотела побывать в Подземье.              

***

      После ужина и обсуждения плана, все разошлись. Адрия дожёвывала красные кисло-сладкие ягоды, которые нашёл Хальсин. Она ещё долго не сможет смотреть на какое-либо мясо. Карлах сидела неподалёку от неё, разглядывая сияющую булаву.       — Как она работает? — спросила Карлах, вертя в руках булаву.       — На рукоятке рунами высечено заклинание, — ответила Адрия, закидывая последнюю ягоду в рот.       Карлах осмотрела рукоять со всех сторон.       — Только не… — воскликнула Адрия.       Но она не успела. Карлах прочитала руны и из круглого шипастого навершия мощным потоком вырвался ослепительный солнечный луч. Он вонзился в шатёр Астариона, оставив дыру в задней стенке палатки. Астарион шедший к своему спальному месту, едва не попал под этот луч.       — …Вслух, — тихо добавила Адрия, круглыми глазами, разглядывая причинённый урон имуществу вампира.       Пару мгновений Астарион ошеломлённо смотрел на свою палатку, затем перевёл взгляд на Карлах, потом на Адрию, и разозлившись, подошёл к Карлах и вырвал из её рук Кровь Латандера.       — О чём ты, адово пламя, думала, когда активировала эту штуку? — кричал он, тряся перед лицом девушки шипастым навершием. — А если бы я был там? — он указал в сторону своей палатки. — Боги! — воскликнул Астарион и оглянулся. Края образовавшейся в ткани дыры, тихо и мирно догорали. — Моя палатка! Где мне спать теперь? А мои вещи?       — Ты же говорил, что и так еле тащишь свой рюкзак, — попыталась отшутиться Карлах, но Астарион шутку не оценил. — Да ладно, Астарион, не будь таким нервным.       — Не будь таким нервным? — не скрывая злости спросил Астарион, слегка наклонившись к тифлингу. А затем он резко выпрямившись добавил. — Действительно! С чего это мне быть таким нервным?! — спросил Астарион, театрально разведя руки.       — Кажется, я знаю про это заклинание, — задумчиво произнесла Адрия и из пространства в её руке появилась книга. Но не та, которую использовала она, а другая. Чёрная с золотым, узорчатым на эльфийский манер, тиснением. Внизу золотыми буквами было выгравировано: «Собственность магистра школы Иллюзий Совелиса Галанодель». Она украла у Совелиса его книгу заклинаний в отместку, чтобы тот знал с кем связался. Несколько месяцев она потратила на разгадку его шифра. Адрия перелистнула страницы. — Оно мне пока что не подвластно.       — Да плевать мне на это заклинание! — продолжал гневаться Астарион. — Вы мою палатку разрушили!       — Хочешь поспи в моей! — ответила Адрия. — Всё равно, я сегодня вторая на очереди по дежурству.       — Я хочу в своей!       — Прости, Астарион, я не знала, — виновато сказала Карлах, отшатнувшись от булавы, которой продолжал махать перед ней Астарион.       — А я хочу пуховую перину и вкусный кофе по утрам, но мы имеем то, что имеем, — ответила ему Адрия.       — О да, у меня была палатка, а теперь от неё вообще ничего не осталось!       Карлах встала, подошла к его шатру и осмотрела причинённый урон. Ущерб был не таким значительным, как говорил Астарион. Луч прошёл через входной проём и создал дыру только в задней части.       — Не очень критично, — сказала она, просунув голову в созданное отверстие.       Астарион стиснув зубы, что аж подбородок немного выступил вперёд, злобно уставился на Карлах.       — Вот видишь, — произнесла Адрия, кивнув в сторону спального места эльфа. — Не драматизируй, Астарион, твою палатку можно залатать.       Адрия произнесла заклинание, пошевелив руками, и палатка преобразилась. Она выглядела целой, как раньше. Чище и намного лучше. Не было беспорядка, ткань выглядела чистой и новой. Астарион прикрыл глаза и глубоко вздохнул.       — Вот спасибо! — сквозь зубы процедил Астарион и подошёл к Карлах. — Уйди, не хватало, чтобы ты мне вообще всё разрушила. И убери свою дурацкую иллюзию! — обратился он к Адрии.       — Ищи в этом позитивные стороны, — предложила Адрия. — Зато у тебя теперь есть окно.       — Да-а-а. Окно. Теперь мне дуть будет.       — Ты — вампир. Ты даже не заболеешь от этого.       — Ах, ну если я вампир, то может мне и в грязи спать надо? Или, может, мне могилу выкопать и дощечкой прикрыть?       Адрия молча наблюдала за тем, как Астарион пытался минимизировать причинённый урон его имуществу. Он недовольно разглядывал дыру, бурча себе под нос различные проклятья. Кровь Латандера лежала рядом с пострадавшим шатром. И он ревностно смотрел на каждого, кто проходил мимо. Уилл предложил свою помощь, но Астарион умудрился отказать ему одним убийственным взглядом. После чего Клинок Фронтира ошеломлённо отступил и ушёл к своему спальному месту. Гейл дал пару советов и его послали точно так же, как и предыдущего помощника.       Адрия встала и отряхнула свою одежду. Она молча подошла к своему шатру, сняла полог, который был у входа, создававший укрытие на случай дождя. Адрия подошла к Астариону и рассмотрела дыру, которая открывала внутреннее убежище вампира. На лежанке были пятна крови, а рядом с ней лежала пустая банка. Девушка осмотрела саму дыру. Не такая уж большая, края уже обуглились и почернели, Астарион действительно только драму развёл. Эльф недоверчиво скосил на неё взгляд, но промолчал.       — У тебя нитки где-то были, — сказала девушка. — Принеси их.       Он молча принёс нитки. Адрия зачаровала иглу, и та принялась латать дыру в ткани. Пока Адрия придерживала один конец ткани, в то время, как игла пришивала другой, она искренне произнесла:       — Прости, Астарион. Ты заслуживаешь комфорта, как и все. Уверена, мы найдём, чем заменить это всё.       Пока игла пришивала ткань, они молча стояли рядом друг с другом и наблюдали за витиеватым танцем небольшой иголки. Она подлетала, кружила в воздухе, вонзалась в ткань и вылетала снова. Белая нить была подобна шлейфу подола бального платья. А когда ткань уже не надо было держать, Адрия просто ушла, оставив эльфа наедине со своим имуществом и зачарованной иглой.              

***

             Адрия сидела на небольшой поляне, где прошлым вечером медитировала с Хальсином. Она решила попробовать снова помедитировать в тишине и на этот раз в полном одиночестве. Во рту до сих пор чувствовался вкус гнилого человеческого сердца. Лопата так стремительно кинулся к трупу, что девушка даже не успела запретить ему. От одного этого воспоминания к горлу тут же подступила тошнота и девушка тряхнула головой, в попытке отогнать эти ощущения.       Она чувствовала себя виноватой перед Лаэзель. Адрия впервые увидела грусть в жёлтых глазах гитьянки из-за того, что по её вине разрушился целый штаб гитов. А ведь там были дети. Ещё и не рождённые, которые ждали своего часа, чтобы вылупиться из яйца. И эта вина щемила сердце.       «Нам всё равно пришлось бы с ними драться» — успокаивала себя Адрия, но это не помогло. В глазах спутников было небольшое осуждение, что она протянула свои шаловливые руки к древнему артефакту. Как сорока потянулась к блестяшке.       Вдох. Раз. Она слышит тихое журчание воды. Косые лучи уходящего солнца касаются её левой щеки. Она чувствует их тепло. Выдох. Два. Она услышала, как вдали тихо затрещало дерево. Вдох. Три. Где-то слева от неё дятел выдалбливал себе дупло. Выдох. Четыре. Адрия старалась выкинуть из головы произошедшие события. Лаэзель остынет, смирится с тем, что её сородичи погибли вот так под завалами. Вдох. Пять.       — Кхм-кхм, — услышала она покашливания позади себя.       Адрия удивлённо приподняла левую бровь. Астарион решил бросить свою забаву и перестал подкрадываться к ней? Это что, проявление уважения перед её страхом? Совесть что ли заиграла? Она выдохнула, но продолжала молчать, несмотря на то, что её раздирало любопытство.       — Помогает? — спросил Астарион.       — Не очень.       Он ступал громче, чем обычно, и она спиной почувствовала, как он остановился неподалёку от неё, сохраняя почтительную дистанцию.       — Да брось, Адриана, — в его голосе были нотки веселья. — Вам всё равно пришлось бы сражаться с ними. А так ты просто упростила всё.       — Угу, — буркнула девушка.       — Ой, да прекрати, это же гитьянки. Целые ясли ополчились на вас из-за сферы. Вам всё равно пришлось бы убить их!       Она ничего не ответила. Только глубоко вдохнула. Общество вампира портит её. Вчера она подумала, что было бы действительно неплохо попытаться захватить контроль, который был у абсолютистов. Сегодня она продолжала пользоваться мелким демоном и отведала вкус гнилого сердца, и она точно так же, как и он, считает, что разрушение старого храма и вправду облегчило всё, и было бы здорово все драки заканчивать этим. Но что-то внутри, что-то похожее на чужой голос, говорило: «Ты не такая. Не всегда подобный путь правильный».       Адрия сжала губы. А потом резко полуобернулась к эльфу. Он пришёл её утешить? Он?! Из какого-то ядовитого животного сегодня кровь высосал?       Она с подозрением осмотрела Астариона, и он невинно, хотя слегка натянуто, улыбнулся, будто чувствовал себя не в своей тарелке. Адрия встала, не отрывая взгляда от алых глаз, подошла к нему и остановилась на расстоянии, которое не допустил бы посторонний собеседник, и в тоже время это расстояние было слишком далёким, чтобы можно было считать его интимным. Его глаза были будто окутаны туманом задумчивости, и взгляд стал неожиданно мягким. Словно он хотел проявить участие.       — Спасибо, — сказала Адрия. — За то, что перестал подкрадываться. И за попытку успокоить.       Астарион весело отмахнулся.       — Я бы не сказал, что это из-за сочувствия, — он нервно рассмеялся, но улыбка быстро пропала с его лица, и он отвёл взгляд в бок, а затем посмотрел на небо. — Скорее, — казалось, что он не мог посмотреть ей в глаза. Он пробежался взглядом по ближайшим деревьям, а затем напрягся и вновь посмотрел на девушку. — Потому что твоя хандра ни к чему хорошему не приведёт. А тебе ещё надо будет искать вход в Подземье.       — Только мне?       — Ты же любишь строить из себя самую умную.       — А Гейл?       — А ему этого делать не надо. Он и так умён.       — Ну спасибо!       Она раздражённо фыркнула и собиралась пройти мимо него, но Астарион в странном, неподвластном ему порыве, схватил девушку за локоть, когда она поравнялась с ним. Адрия удивлённо посмотрела на него.       — Спасибо за помощь с палаткой, — неожиданно тихо поблагодарил её Астарион, опустив ресницы.       Она замерла, не зная, что ответить. И тишина между ними заполнилась лишь звуками природы, журчание водопада недалеко от полянки, вдруг показалось слишком громким, как будто они стояли рядом с ним. Это мгновение стремилось к бесконечности. Они простояли столько, что пока нельзя было назвать эту тишину затянувшейся, и в тоже время достаточно долго, чтобы от этого появилась неловкость. Его пальцы всё ещё сжимали её локоть. Её глаза лихорадочно изучали каждую черту его лица. Задерживались на лбу, на носу, на впалых щеках, на глазах, дольше, чем нужно на губах, будто она искала в нём что-то, что заставило бы отпрянуть и уйти, но не могла этого найти. Астарион неуверенно смотрел на неё. Знал ли он, насколько сейчас открыт перед ней? Знал ли, насколько ценны для неё эти редкие мгновения, когда его душа обнажена перед ней? Конечно нет. Он не давал ни одного шанса, чтобы она призналась в этом.       Адрия искала в себе хоть что-то, чтобы оттолкнуть его прямо сейчас и так же не найдя, она приблизилась и коснулась своими губами его губ. Слишком легко и ненавязчиво, слишком осторожно, чтобы это считалось поцелуем. Он замер, его рука разжала хватку на локте, и это послужило сигналом, что она совершает глупость. Непростительную глупость.       Адрия отстранилась, но едва её дыхание перестало касаться губ, как Астарион наклонился к ней и вновь увлек её в поцелуй. Жаркий, голодный, с привкусом отчаяния прыгающего в бездну обречённого существа.       Кот и кошка превратились мышек и угодили в ловушки. Проиграли в игре и возможно оба останутся с разбитыми сердцами.       Адрия ответила ему с тем же рвением, ухватилась за рубашку, потому что ноги вдруг подкосились и в коленях появилась дрожь. Астарион отпустил её локоть, этой же рукой зарылся в волосы и большой пучок, касавшийся её шеи, стал рушиться.       Внутри девушки бушевал пожар, желание прижаться, слиться, не отпускать хотя бы сегодня. Завтра будет горькое пепелище, но это будет завтра. Когда она попыталась углубить поцелуй, Астарион отстранился, сжав в руке её волосы, и она зашипела от этого неприятного ощущения. Его взгляд был настороженный, притягательный, пронзительный, хищный и леденящий душу одновременно. Взгляд хищника, который достиг своей добычи, но ещё сомневается по зубам ли она. Взгляд жадный и голодный, и в тоже время в нём были сомнения. Взгляд, который нельзя было описать одним словом.       Астарион медленно подался вперёд, снова целуя её. Он целовал медленно, протяжно, изучая свою возможность контролировать ситуацию, как раньше, как с другими. Позволить себе увлечься — непростительная ошибка, которую он не хотел совершать снова.       Ему показалось, что Уилл сегодня недвусмысленно намекнул, что просто так Астарион не уйдёт. Въевшийся до самых костей страх, шептал об этом, подстёгивал к действиям. Адрия — жертва, цель, и та, что была как-то связана с убитым паладином. Доблестный Клинок Фронтира и мстительная волшебница — опасное сочетание. А потому…       «Развлекай и ублажай. Ничего другого ты не умеешь. Ничтожество. Ни для чего другого ты не нужен». Этот голос пропитывал насквозь. С привычными нотками надменности, тягучий и плавный он переливался где-то в затылке.       Омерзение к себе горячим ядом влилось в кровь.       И Астарион сжал в руках её запястья, когда она попыталась притянуть его к себе, чтобы перекинуть на него своё разбушевавшееся внутри пламя, заразить его своим безумием. Но ему нужна была уверенность, что ситуация в его руках.       Нужен контроль.       Когда она слегка отстранилась, чтобы вновь поцеловать его и перехватить контроль, он наказал её снова, резко дёрнув головой назад. На её щеках был лёгкий румянец, в глазах непонимание, растерянность и вопрос. Но он знал, что ещё немного и в ней проснутся «гордость и чувство самоуважения», которые всё испортят. Он опустил её руки, резким движением развернул Адрию к себе спиной. Одной рукой он сжал шею, властно заставил склонить голову набок. Взгляду предстал соблазнительные изгиб, синяя вена просвечивалась через светлую тонкую кожу, она приковывала внимание и взывала к себе. В горле почувствовалась жажда. Острой резью в животе зверь внутри молил насытить его. Насытить вкусной кровью живой волшебницы с нераскрытым потенциалом, а не теми животными, которыми он питался уже несколько дней.       Девушка тяжело дышала, игриво потёрлась об его пах, вызвав волну жара, но он, наказывая её за нетерпение, укусил заострённый конец уха, и чуть сильнее впился пальцами в шею. Не так сильно, чтобы перекрыть ей дыхание, но достаточно сильно, чтобы она подчинилась. Он чувствовал власть над ней, но в тоже время понимал, что если сделает что-то лишнее, если поддастся на соблазны вампирской сущности, если как-то унизит её, то, в лучшем случае, ощутит на себе шоковое касание. Она послушна, пока ей нравится это положение. Он властен, пока не перешёл черту. Игра на грани, танец на краю пропасти. Игра в кошки-мышки, где мышка может превратиться в кошку, а кот в мышку.       И это казалось невероятно захватывающем. Возбуждающим.       Он дразнит её, когда его дыхание едва касается её шеи. Она напряжена настолько, что легчайшее касание, вибрация воздуха вызывает у неё мелкие мурашки, которые наперегонки бегают по её шее. Адрия шумно вдохнула, застыла и вовсе перестала дышать. И Астарион по-садистски наслаждался этим моментом. Он тянул, упивался этим напряжением, играл на натянутых внутри струнах. Сознание плавилось тихо и медленно. Его ледяная рука на её тёплой коже создавала безумный контраст. Такой контраст был и с другими, только в этот раз казался особенным. В его руках не кто-то на одну ночь, в его руках непослушная, вредная, заносчивая др… волшебница. Мысли путались, в висках бешено стучало. Один голос в голове затухал, но просыпался другой.       Вечно голодный зверь внутри жаждал вонзить клыки в её кожу, и Астарион сам был не против, чтобы её жизненная сила вновь заструилась по его венам. Но разрешения он ещё не получил. Когда его холодные губы, наконец, коснулись кожи, из Адрии вырвался стон. Он вломился в сознание и был таким оглушающим. Таким сладким. Отозвавшимся внутри приятной вибрацией. Внутри проснулось что-то тёмное, что-то забытое и неуправляемое. Её волосы приятно щекотали его шею, посылая вниз неровную дрожь. Астарион прикрыл глаза, он медлил, приводя мысли в порядок. Ему нужно контролировать ситуацию. Жизненно-важно. Необходимо просто. Второй поцелуй вызвал у неё очередную волну мурашек, и разжёг у него огонь в животе, который плавно, немного лениво, спускался ниже. Астарион провёл клыками по нежной коже, оставляя едва заметные, розовые полосы. Хотелось почувствовать её вкус, ощутить её жизнь внутри себя. Испить до дна, напиться допьяна и насытиться ей, полностью закрыв все свои потребности.       Свобода и голод головокружительны. Раньше были запреты, а сейчас всё зависит только от силы воли. Астарион берёт себя в руки в тот самый момент, когда клыки едва надавили на нежную шею сильнее, чем нужно.       Он услышал тихий, но напряжённый выдох. Адрия сжала пальцы в кулак. Она не дёргалась, не двигалась, боялась, что от малейшего непослушания он прекратит эту сладкую пытку. И в тоже время хотелось чего-то большего.       Внутри него всё ликовало от осознания того, что ей это нравится. И горело от того, что ему это нравится самому.       Влажная и короткая дорожка поцелуев спустилась к краю воротника синей рубашки. Астарион разжал пальцы, сжимавшие её шею, прикусил кожу, и вновь поднялся к уху. Запах её волос ворвался в лёгкие. Он не спутал бы этот запах ни с каким-либо другим.       — Мы могли бы неплохо провести время, — произнося это, он наслаждался каждым словом. — Но, — Астарион убрал свои руки, садистски улыбнулся, отстраняясь. — Сегодня твоя очередь дежурить. Тебе лучше отдохнуть, — продолжил он, делая шаги назад.       До Адрии не сразу дошёл смысл его слов. В животе всё ныло, кожа горела. И она с ошарашенным взглядом развернулась к нему. Увидела довольную улыбку и остолбенела, пока не понимая, как реагировать. Когда он уходил, хотелось яростно кричать от разочарования. Она могла бы догнать, схватить его за края воротника и продолжить, но оцепенение было слишком сильным. Как будто он наложил на неё паралич.       Уходя, Астарион улыбался. И хотя одежда казалась тесной, а волна чувств необычной и яркой, почти ошеломляющей. Голодный зверь бушевал внутри и хотел продолжения. Но месть была настолько сладкой, что он продолжал вспоминать её растерянный вид и удивлённый взгляд. И пусть, когда он уже ложился отдыхать, он представлял себе продолжение, чувство сожаления он не испытывал. Напротив. В фантазиях всегда всё хорошо и не отравлено.       А эта соплячка пусть знает, что не с тем связалась.