Свет во тьме

      Дворец был вычищен до блеска, а пыльные окна прикрыли чистыми красными портьерами. В бальном зале горело множество свечей, и лучшие барды играли музыку на сцене. Золотые украшения и драгоценные камни на одеждах и шеях прекрасных дам небольшими яркими вспышками сверкали в свете свечей, привлекая к себе внимание. Отродья в своих лучших нарядах развлекали гостей, кокетничая и даря каждому свои самые соблазнительные улыбки. Ведь нельзя не обращать внимание, даже если нет времени переговорить, то необходимо подарить хоть улыбку, хоть взгляд, даже маленький поворот головы. Всё, что угодно, но только не невнимание. Касадор заметит всё. Слуги ловко маневрировали среди гостей, похожие на призраков, которых замечали лишь тогда, когда в бокалах на высоких золотых ножках заканчивалось густо красное вино. Камергер стоял чуть поодаль от остальных, пристально наблюдая за приёмом, чтобы всё было идеально. Ведь хозяин всегда стремится к совершенству.       Вокруг слышались разговоры со сплетнями и обсуждением последних новостей: пропавшая девушка, о которой писали в «Балдурском вестнике» и новый выскочка с новаторскими идеями — Энвер Горташ, который стремительно поднимался вверх по иерархии.       Высокомерное дурачьё, собравшееся здесь, даже не подозревало, что один из них вскоре покинет этот мир. Они не видели сгущающиеся тёмные тучи над своими головами, и тянущуюся к их плечам бледную руку смерти. Для них это был роскошный приём у нелюдимого аристократа в компании обворожительных бледных детей Зарра, которые быстро становились душой компании, ловко подхватывая разговоры, и приковывали взгляд. Касадор надменно наблюдал за пришедшими на приём смертными, смотря на них с высокомерием, как на глупое мясо.       — Эта девушка из «Балдурского вестника», — сказала знатная дама, поправляя свою высокую причёску из светлых волос. — Как же её звали?       — Розмари, дорогая, — ответил её муж.       — Да, Розмари. Что-нибудь слышно о ней?       — Ничего, — ответил ей другой аристократ. — Не понимаю зачем вообще опубликовали о ней целую статью, — фыркнул мужчина. — Наверняка сбежала с каким-нибудь капитаном, наслушавшись историй.       — Её отец, между прочим, очень хороший ювелир, у него выходят просто изумительные вещи, — сказала дама, рассматривая своё золотое кольцо с большим идеально огранённым бриллиантом, вокруг которого были камни поменьше.       В зал вошёл аристократ. Высокий мужчина с каштановыми вьющимися волосами, в дорогом синем дублете с золотистой вышивкой, в которую были вплетены изумруды. Лицо узкое и неприятное, с сжатыми немного кривоватыми тонкими губами. Касадор приветливо улыбнулся, но его пристальный взгляд говорил совсем о другом. Его цель посетила этот приём. Мужчина прошёл к хозяину приёма и вежливо кивнул головой.       — Прекрасный приём, — сказал он, обращаясь к Касадору. — Вот только где бард, которая пела на прошлом?       — Я не слежу за передвижениями бардов, — ответил Зарр. — Я их просто нанимаю.       — Как жаль. Я перекинулся с ней парой слов на прошлом, она хотела продолжить выступать на таких званных вечерах. И она согласилась выступить на моём, но почему-то пропала.       — Барды — это прислуга и мне совершенно не интересно куда они пропадают потом. Может ей кто-то предложил сделку получше. Или ты ей просто не понравился.       — Возможно.       Когда аристократ, вежливо откланявшись, ушёл к другим гостям, Касадор подозвал к себе Астариона.       — Развлекай и ублажай его весь вечер, — приказал Касадор. — Паладин, который ищет девушку из «Балдурского вестника» общался с ним. А он уже не первый раз пристаёт ко мне с бардом, которую ты нашёл. Они не должны выйти на нас.       Почему ему приказано общаться с этим снобом? Почему не Леону?       И разве та девушка вообще как-то связана с ними? Он такую не помнил среди своих жертв. Наверняка идиот Петрас облажался, а теперь Астариону подчищать за ним.       Лицо Астариона стянула неподвижная маска приветствия и дружелюбия. Но внутри он испытывал гнусное чувство отвращения, ненависти, брезгливости и вновь уязвлённую гордость.

***

      В «Ласке Шаресс» было душно и людно. Адрия ворвалась туда, подобно ветру, который залетел вместе с ней, когда она открыла дверь. Царивший внутри помещения коктейль из различных запахов, ударил ей в нос после свежего уличного воздуха. Здесь смешалось всё: запах дешёвого пива и еды; сушёных фруктов и корицы; лаванды и пота; мяты и похоти. Волшебница пробежала взглядом по посетителям, стараясь найти Валерию. Мамзель Амира приветливо улыбнулась ей, предложив открыть разум для новых ощущений, но полуэльфийка одарила её надменным взглядом. К работникам подобных заведений она относилась, как к товару, и в данный момент он её совершенно не интересовал.       Среди шумной публики на первом этаже Валерии не было и Адрия уверенно прошла к лестнице. Её шаги, казались ей тяжёлыми, а лестница бесконечной. Внутри она чувствовала, как полыхает пламя.       За первым же столиком она увидела дознавателя и села напротив неё. Крылослон недовольно посмотрела на неё.       — А, Лиадон, — устало произнесла Валерия. — Опять?       — Снова, — стараясь сдерживать гнев, ответила девушка.       — Дело закрыто.       — А Розмари? Её так и не нашли.       — Дело Розмари было у твоего Штормвинда, и он её не нашёл. А теперь у меня нет ни Огненного Кулака, ни Розмари и куча бумажной волокиты.       — Поэтому ты решила избавиться от неё вот таким простым способом? Закрыть?       — Штормвинда последний раз видели у Драконьего Перекрёстка, уходящим за пределы города. После этого он пропал. Точнее ушёл. Смирись с этим, Лиадон. Он был искателем приключений, он им и остался.       Грудь разрывало от чувства возмущения, которое вливалось в уже кипящую злость. Каждым словом, которое с ленью произносила Валерия, она лишь подбрасывала новую порцию дров в огонь.       — Серьёзно?! — громко произнесла Адрия. — И тебя не смущает, что он, сделав мне предложение, оставил меня, и что он даже не пытался уйти из ордена Кулаков по нормальному? Твою работу оплачивают из моих налогов, так что, будь добра, выполняй её, а не напивайся!       — Следи за тоном, Лиадон. В Серебряной Луне ты, может быть, и смеешь наглеть, но здесь — ты обычная жительница Нижнего Города.        — А, то есть, если я обычная жительница Нижнего Города, то не имею права требовать найти пропавшего человека?       — Он не пропал! Он ушёл! Дело закрыто.       — А Розмари?       — Вот ты пристала ко мне с этой Розмари Брингоф, как будто её назойливых родителей мне недостаточно! Её искал Штормвинд, теперь это дело не у меня. И отстань от меня, наконец. Ты портишь мне настроение.       Адрия встала, и взяв бутылку вина, которую пила Валерия, вылила содержимое на пол.       — Займись своими обязанностями! — прорычала волшебница, уходя от неё.       — За такую наглость я выпишу тебе штраф, Лиадон! — крикнула ей в спину Валерия.       Адрия спустилась вниз, преодолевая желание вернуться и оттаскать Валерию за хобот по всем Вратам Балдура. Бран ни за что бы не ушёл молча, ни с кем не попрощавшись. Она была в этом уверенна.       Возле барной стойки она увидела Огненного Кулака, который нетерпеливо ждал, когда ему подадут эль. Адрия хорошо его знала — он был хорошим другом её паладина. И насколько ей было известно, дела Брана передали ему.       Она остановилась, делая пару глубоких вдохов, пытаясь охладить свою злобу, от которой едва ли не задыхалась.       Давай же, натяни приветливую улыбку, как будто не было никакого разговора с дознавателем. Притворись, что ничего не произошло.       — Тяжёлый день? — спросила она, запрыгивая на барный стул.       — Адрия? — удивился мужчина. — Не ожидал тебя здесь увидеть.       — А я тебя, — наигранно смущённо улыбнулась она. — Я искала Валерию.       — Из-за того, что закрыли дело? Адрия, это Врата Балдура, тут всегда есть пропавшие! Рыбаки, заплывшие не туда; пьяницы, которые плюхнулись в море от того, что перепили; жертвы политических интриг; перешедшие дорогу Гильдии дурачки; бездомные и беспризорники. Мы искали его полгода, Адрия! И уже не найдём.       — Полгода моего отчаяния!       — Почему ты просто не найдёшь себе кого-то, кто мог бы утешить тебя?       — Это, по-твоему, так просто? Как завести котёнка, чтобы унять утрату по умершему питомцу?       — Но на нём свет клином не сошёлся. Ты должна двигаться и жить дальше. Он бы этого хотел.       — То есть ты признаёшь, что он не мог просто взять и уйти?       — Я его прекрасно знаю, он не оставил бы тебя, просто решив уйти. Скорее всего, Бран… погиб.       — Тогда почему ты позволил закрыть дело? Из-за того, что занял его место?!       — Как ты могла такое подумать? — возмутился мужчина. — Он мой друг!       «Ну конечно!» — подумала девушка. — «Дело совсем не в том, что у тебя теперь выше жалование, лучше условия и даже есть свой кабинет!». Но бумаги Брана могли остаться там же. Он всегда вёл дневники. Один из них, связанный с делом Розмари, мог остаться в Башне Балдурана.       «Почему ты просто не найдёшь себе кого-то, кто мог бы утешить тебя?» — она ухватилась за эту фразу, и мерзкая идея родилась в голове сама собой. Она осмотрела своего собеседника. Лицо простое, ничем не примечательное. Обычно на таких посмотришь и тут же забываешь. Густые светлые брови, едва ли не нависали над небольшими глазами мутно-зелёными. Нос кривоват и сломан. На широком подбородке был давний шрам. Кожа загорелая и обветренная.       Он был совсем не в её вкусе. Возможно, это даже к лучшему.       — Прости… ты должен понять меня, — фальшиво грустно вздохнула она. — Он искал Розмари, а потом и сам пропал. Я просто хочу узнать, что случилось?!       — Дело Розмари было очень запутанным. Её отец связался с Девятипалой, — шёпотом ответил мужчина. — С некоторыми людьми в этом городе лучше вообще не связываться. Ты же знаешь Брана, он был помешан на совершении справедливости. Может он погряз во всём этом, и чтобы тебе не грозила опасность решил скрыться? А может… ему и не удалось.       — Раньше я думала, что Розмари просто сбежала с каким-то проходимцем, потому что отец хотел её выдать за другого, чтобы расплатиться с долгами, пока не пропал Бран. А теперь ты сообщаешь, что её отец вообще был связан с Девятипалой. И после этого вы закрыли дело?!       — Ты не первый день живёшь здесь. Сама знаешь, как всё устроено.       Она задумчиво постучала пальцами по барной столешнице. Ей нужно как-то попасть в кабинет её паладина. Ей нужно узнать на что он вышел. «Ради истины можно и потерпеть» — подумала девушка. Просто потерпеть. Не обязательно спать с ним. Для этого есть сонное зелье, подмешанное в алкоголь.       — Проводишь меня до дома? — спросила она. — Не хотелось бы идти по городу в тёмное время.       — Конечно, — улыбнулся ей мужчина.       Если по-другому с ней не хотят общаться, придётся делать вид, что она ищет утешение. Ведь как иначе она попадёт в Башню Балдурана, где был один из гарнизонов Огненных Кулаков? Идея омерзительная и отвратительная, но эта рыбка сама тянулась к крючку. Ей нужен кто-то, кто смог бы проникнуть внутрь, пока она будет отвлекать этого болвана.       Ей нужны союзники.

***

      Спокойный вечер им только снился после появления подруги Уилла и его превращения в дьявола. Хотя бы Карлах была не такой таинственной, какими были остальные: вывалила Адрии о себе почти всю правду, чем завоевала её полное доверие. Она понравилась даже Лаэзель. Некоторым вампирам стоило бы поучиться этому.       Адрия сидела на небольшом плоском валуне, который был напротив палатки Уилла. Она подогнула ногу и сложив руки на груди, смотрела на своего спутника, у которого буквально пару минут назад выросли рога и единственный целый глаз стал чёрным с алой радужкой. Дьяволица жестоко покарала знаменитую на всё Побережье Мечей легенду.       Приятно, когда даже у такой легенды с благородным сердцем есть свои грехи. Создаёт ощущение, что она тоже не самое плохое создание на свете. Она не осуждала его за заключенный пакт с Мизорой. Все по молодости совершают ошибки. Кого-то пытают в течение двух дней, кого-то превращают в дьявола, кто-то становится вампиром, а кого-то отправляют в Аверно и всаживают адский механизм вместо сердца. Уилл ещё легко отделался.       — Ты пожертвовал собой ради невинной души, — сказала Адрия. — Благородно. Напоминаешь мне…одного человека, который точно так же был готов чуть ли не жизнь отдать за попавшего в беду дурачка.       И за неё тоже. Ведь она тоже попала в беду, о которой паладин предупреждал её, и из которой вытащил. А его подруга — жрица Селунэ, вытащила её из тёмных объятий смерти.       — Было бы неправильно убивать Карлах, — сказал ей Уилл.       — Конечно! Мне бы не хотелось её смерти. Не все такие честные среди нас. Точнее, только Карлах.       — Я был связан договором. Я и до сих пор им связан. Мне нельзя рассказывать о Мизоре и при каких обстоятельствах был подписан договор. Мои уста немы в прямом смысле.       — Я не осуждаю. Просто я никогда не понимала другого. Что ты, что паладин, которого я знала, вы готовы отдать свою жизнь за попавшего в беду бедолагу. Таких, как вы, очень мало, и вы сами же себя истребляете, глупо жертвуя собой.       — Дело в послании миру, в примере, в желании сделать мир хоть немного лучше. Людей, способных пожертвовать собой ради кого-то, мало. Но они появляются. Услышав легенду о великом герое, узнав о нём от матери или же будучи спасённым этим героем. И так появляется тот, кто хочет быть таким же. Находит в этом свою цель — он продолжит творить добро. К тому же… геройство всегда связано с опасностями. Если никто не будет пытаться спасти другого, то не появятся герои и легенды.       — И сколько при этом погибает от гоблинов, так и не став героем? И сколько людей тонет в море, наслушавшись легенд о Балдуране? Да и куда пропал сам Балдуран? Наверняка сгинул в море. Сколько чистых душой людей мы теряем, когда они пытаются спасти других, думая, что у них хорошие покровители, раз они такие добродетельные?! — её голос сквозил болью и печалью. — А всё потому, что некоторые наделали ошибок и попали в передрягу. Ведь просто так в беду не попадают: не был осторожен, когда передвигался по неизвестной местности; не подумав, связался с плохой компанией, которая теперь тебя преследует; поселился подальше от остальных, а теперь страдает от набегов; из-за алчности захотел проникнуть в заброшенный храм, где куча гоблинов, а потом привёл их к беженцам; ходил ночью по тёмным улицам, когда надо было сидеть дома.       — Повёлся на речи вампира.       — Ха! Подловил.       — Те беженцы в роще, в чём они виноваты? В том, что жили в Элтуреле, перед тем, как город упал в Аверно, а теперь пытаются найти себе новый дом?       — Хм.       — Видишь. Не все виноваты в своих бедах. И кто им поможет?       — Мы уже говорили на эту тему. Если ты станешь мозгоедом — ты им ничем не поможешь.       — Но, если я погибну в битве с гоблинами — я заберу как можно больше с собой. И открою беженцам дорогу.       — А дальше что? Думаешь тот мальчик, которого ты учил владеть оружием, пойдёт по твоим стопам?       — Возможно.       — А возможно он станет обычным уличным воришкой. Или нарвётся на неприятности, из которых не выберется. Врата Балдура не любят слабаков. А взамен Побережье Мечей потеряет Клинок Фронтира.       — Клинок Фронтира родился в бою и там он должен погибнуть.       — Но помогать можно не только жертвуя собой ради кого-то. Ты, как герой, уже имеешь авторитет и почему бы не пользоваться им, чтобы наставлять и вдохновлять кого-то?       — Ты ставишь под сомнение геройство. Это что-то личное?       Адрия спрыгнула с валуна и отряхнулась.       — Глубоко личное. В любом случае то, чем ты сегодня пожертвовал — благородный поступок. Мне нравится путешествовать с Клинком Фронтира. Ты подаёшь мне пример, которому я, наверняка, не последую. Но всё же, приятно поговорить на эту тему с живой легендой. Спокойной ночи, Уилл.       — И тебе.       Адрия улыбнулась ему из вежливости и ушла. Слишком уж много событий произошло за сегодня. Карлах, сражение с паладинами на службе у падшего ангела, гиена из которой родился гнолл. Эта картина всё ещё стояла у неё в голове. Когда они были заняты убегающей гиеной, из самой дальней от них родился гнолл. И Адрию стошнило в тот момент.       — Серьёзно? — сказал тогда Астарион. — После всего, что мы видели, ты не выдержала вот это?       Она ничего ему не ответила, всё ещё стараясь не замечать его. Гнев иногда выматывает, когда жарким пламенем растекается под кожей, когда сердце бьётся в груди и горячий пар окутывает голову, что ничего, кроме оскорблений не лезет в голову, а потом появляется желание просто психануть и послать всё в адово пекло. Ей часто говорили, что она должна найти в себе баланс, что надо быть более спокойной, иначе можно наделать глупостей. Она потеряла много хороших друзей, когда в порыве злости говорила лишнее, делала лишнее, обижалась из-за пустяков, которые вызывали у неё раздражение. У неё была только Алейна и один аристократ — Нэлар. Потом появился терпеливый Бран, иногда слишком дотошный и слишком нудный, помешанный на справедливости и желании защитить её, иногда через чур сильным, что принижало её магические умения и знания. Но чтобы не делать ему больно, чтобы ни за что не потерять его, она училась справляться со своим взрывным темпераментом.       И всё же он ушёл, поставив свою клятву на первое место.       — Итак Уилл поступил по совести, и получил в награду рога. Пусть это будет уроком для всех нас, — усмехнувшись, сказал Астарион, когда она проходила мимо него.       Адрия остановилась. Лучше бы он с ней не говорил. Ей было бы намного проще жить, если бы Астарион молчал.       И тут её осенило, словно яркая вспышка загорелась в её голове. Вампир и паладин.       Эта связь событий была такой хрупкой и не надёжной, что на мгновение она почувствовала себя очередным любителем теорий заговора. Но всё же стоит проверить.       Ей надо действовать аккуратно, он не расскажет обо всём вот так сразу. Когда она искала паладина, она даже не думала, что это могут быть вампиры. Да что угодно могло произойти, но только не то, что Бран каким-то образом нашёл вампирское гнездо. Ведь что ещё могло заставить его погрузиться во всё дерьмо, которое жило во Вратах Балдура?       — Зато у него совесть чиста, — ответила она.       Астарион рассмеялся.       — Совесть — это понятие для дураков, которые вечно задумываются о том, что правильно, а что нет. Делят мир на добро и зло.       — Что правильно, а что нет для каждого своё. Уилл поступил так, как считает правильным для себя.       — И теперь у него чистая совесть и внешность дьявола. Кому нужна совесть? Никого не будет волновать совесть, когда увидят перед собой дьявола во плоти, пришедшего за их душами. Охотник на монстров, ставший монстром, за которыми охотился. Какая ирония.       — Дриззту До’Урдену его принадлежность к дроу не помешала спасать жизни и стать героем. Дело в моральных принципах, которых у тебя, по всей видимости, вообще нет. Уилла превратили в дьявола, когда его душа прошла через все круги ада, впитывая в себя всю суть ада, муки и страдания душ, но он остался Клинком Фронтира. Это заслуживает восхищения. Несмотря на то, что с ним случилось, он хочет продолжать дарить людям надежду и помогать им. Хотя эгоистичному вампиру этого не понять.       — Мир не так работает. Либо ты, либо тебя. Третьего не дано.       Какие знакомые слова. То же самое она говорила своему паладину, когда они вновь и вновь начинали дискуссии на тему добра и зла. Что же он ей отвечал? «Я был тем самым третьим, когда наёмники пытали тебя».       — То есть получается, что тогда на побережье мне стоило не шоковым касанием шарахнуть тебя, а чем-то посерьёзней? Ведь либо ты, либо тебя.       — Тот случай не относится к этому, — фыркнул Астарион.       — Да ну? Ты напал на меня, и по твоей логике кто-то один из нас должен был остаться в живых. И тем не менее мы сейчас стоим друг напротив друга, рассуждая на тему, как работает этот мир.       — Очевидно между нами есть что-то особенное. Не так ли? — спросил Астарион, склонив голову набок и делая шаг на встречу.       Он улыбнулся ей. Слишком идеально. Слишком соблазнительно и хорошо заученно. Она уже видела подобные улыбки у других и в своём зеркале. «Идиот» — подумала Адрия, возвращая ему такую же улыбку. Это ведь так просто, подыграть ему, зная все эти уловки и лживые фразы. Втереться ему в доверие, сыграв по его правилам, чтобы получить нужную ей информацию. В идеале перехватить контроль, сломить ход и диктовать свои условия.       Ведь либо ты, либо тебя.       — Между мной и тобой, — сказала она, приближаясь к нему, едва ли не вплотную, не отрывая взгляда от его красных глаз, чувствуя соблазнительный запах розмарина и бергамота. — Действительно есть что-то особенное.       Всего лишь маленькая зубастая тварь, всаженная в голову.       — И раз мы оба это признаём. Стоит ли нам разделяться, когда мы наконец дойдём до этих… яслей гитов?       — А ты уже привязался ко мне?       — Скажем так, дорогая, меня впечатляет не Уилл с его желанием всадить свой клинок очередному злодею, а ты. Ты побывала в аду и вернулась, пережила крушение корабля, пережила всё то, что с нами приключилось. Я, признаться, тебя недооценивал, когда встретил.       Сколько сладкой лести. Ему определённо что-то было нужно. Она буквально физически чувствовала его взгляд на своём лице и на щеках появился душный румянец, когда он ненадолго задержался на её губах. В лёгких словно появился горячий ком и дыхание стало тяжелым, а глаза непроизвольно и смущённо прикрылись.       «Кровосос» — напомнила она себе, поднимая веки, желая избавиться от ощущения духоты внутри груди, когда красные глаза, похожие на два кровавых озера вновь посмотрели в её глаза. Неожиданно появившееся внутреннее напряжение спало, как отходила вода от берега во время отлива. И дышать стало легче.       — Ты мне льстишь, — наигранно смущённо улыбнулась она. — Я просто пытаюсь выжить.       — Мы похожи даже больше, чем мне казалось. А ты просто напрашиваешься на комплименты.       «Если только наличием червяка в голове» — подумала Адрия, но эта колкость так и осталась в мыслях. Астарион продолжал изучать её лицо, скользя ниже к шее, и задержался на шнуровке у выреза её рубашки. Вновь возвращая духоту в груди. Она заглянула ему в глаза, надеясь понять, о чём он думает, найти в них нужные ей эмоции, чтобы вновь охладиться. Но они показались тёмными и непроницательными.       Кровосос, кровосос, кровососкровососкровосос.       — Астарион? — произнесла она, чтобы прервать затянувшуюся тишину.       — М? Я… Кажется, мне надо пойти и проветрить голову.       — Хорошей прогулки, — сказала Адрия, отходя от него.       Когда она вернулась к своей лежанке воздух показался ей холодным. Разум прояснялся. «Чёртов вампир» — подумала она, прижимая руку к шее. Он только с виду красивый эльф. Ей стоит помнить с кем она находится и какова её цель. Только так можно отгородиться от очарования.       Даже жаль, что мир однажды потерял такое создание, как прошлый Астарион.       Ночь была тёмной, облака закрыли собой небо, и только догорающий костёр и несколько факелов были источником света. Со стороны реки подкрадывалась белая дымка тумана.       Астарион лежал возле шатра, бессмысленно смотря в чёрное небо. Его братья и сёстры наверняка сейчас обыскали весь город, заглянули в каждое убежище, где они периодически скрывались от солнца. И Касадор выместил на них свой гнев. Самостоятельно. В приступе слепой ярости. Он буквально видел перед собой красные бешенные глаза, и слышал удары бича, рвущие кожу, едва ли не чувствовал жгучие раны на теле, и слышал крики наказываемых отродий за то, что не нашли его, за то, что Касадор не может наказать Астариона, но хоть кому-то должно достаться. Касадор накажет их, а потом отправит на поиски, потом вновь накажет, пока не поймёт, что Астарион потерян для него, пока бешенство не пройдёт. Если бы его наказывали за то, что кто-то из них сбежал, он, наверно, ненавидел бы беглеца.       И завидовал.       Астарион повернулся на бок, прогоняя от себя эти мысли. Он здесь, в глуши, а не во Дворце, не на псарне. Всё это в прошлом. Судьба подарила ему новую жизнь. Он может гулять под солнцем и на него не действуют правила хозяина. Не стоит думать о Дворце. Не стоит даже вспоминать.       Тогда почему он чувствует острый и щемящий дискомфорт внутри, как будто чья-то холодная рука сдавливала сердце, вызывая болезненные спазмы?       Жалость и сострадание — это слабость!       Астарион мысленно строил стену, кирпичик за кирпичиком, окружая себя приятными воспоминаниями от касаний солнечных лучей, вкусом «бренди» на языке, чувством сытости, когда сегодня выпивал кровь паладинов, и ощущением полной свободы.       Перед ним теперь открыт весь мир. Такой большой и необъятный. Незачем вспоминать прошлое.       Он услышал тихий хрип со стороны костра и открыл глаза. Адрия сидела, вся в поту, и тяжело дыша, испуганно смотрела по сторонам. А затем она быстро, будто в каком-то паническом припадке, судорожно вытащила заправленную рубашку, и он увидел старый небольшой шрам от ожога на левом боку. Полуэльфийка мучительно простонала и провела рукавом по мокрому лбу. Она вновь посмотрела по сторонам, видимо желая убедиться, что никого не разбудила, и их взгляды пересеклись. В жёлтых глазах он увидел мучительную боль и медленно отступающий страх.       — Извини, если разбудила, — тихо прошептала она.       — Я не спал.       Она лишь кивнула и встала. Синяя рубашка была почти вся мокрая от пота, и девушка поёжилась от ночного холода.       Астарион наблюдал за тем, как она медленно удалялась, подходя к реке. Не только его преследует прошлое в кошмарах. И он не был удивлён этому. Адрия не была похожа на хорошую девочку, которая никогда не вляпывалась в неприятности.       Уж, по крайней мере, за свой язык она должна была хотя бы пару раз поплатиться.       Астарион прикрыл глаза, продолжая прятаться в своей ментальной крепости и наконец потерялся во сне.