Свет во тьме

      Городское кладбище было местом покоя и печали. Могильные плиты, выстроенные в ряд, казались одинокими и забытыми. Серое небо, предвещало дождливый вечер, такой привычный для осени. Прохладный ветер гонял опавшую листву, среди мирно спящих обитателей этого места. Адрия стояла напротив могильной плиты своей подруги, погружённая в тоску и печаль. Всегда убранная и чистая, совсем как Алейна, когда была жива. Её не стало одним осенним вечером. Вот так просто жизнь может оборваться, несмотря на грандиозные планы, которые строила девушка. Сегодня ты мечтаешь о будущем, строишь планы на завтра, спешишь на свидание к возлюбленному, а завтра ты в списке пропавших. Через два дня ты разлагающееся тело. Без планов, без желаний, без будущего. Вот так легко кто-то может забрать самое ценное, что есть у живого создания.       Адрия положила букет нежно-розовых пионов, ещё не раскрывшихся, потому что Алейна любила их.       — Помнишь, я рассказывала тебе про паладина, который спас меня, когда наёмники меня пытали, надеясь узнать про украденный артефакт? — сказала Адрия. — Не поверишь. Я втрескалась по уши. Даже странно это всё. Быть с нудным святошей после моих… неудачных отношений с дроу. Помнишь, мы были в цирке восемь лет назад? И та обманщица, предсказавшая тебе счастье и детей, сказала мне, что у судьбы глаза не цвета стали. Она сказала, что хитрый плут будет играть со мной и предаст. Хм. Это мой бывший сдал меня наёмникам и стащил у меня артефакт. Ты всегда говорила мне, что я должна научиться сдерживать свой темперамент, что я должна научиться прощать. И знаешь, я простила его, когда наёмник принёс мне четыре его пальца. Кхм… зрелище было не самым приятным, но мысль, что этому ублюдку сейчас будет тяжело без указательных и больших пальцев, приносит мне странное удовлетворение. Бран постоянно говорит, что это было неправильно. Но мне плевать. То, что я пережила из-за него, до сих пор снится мне в кошмарах. Меня буквально вытащили с того света.       Подруга, конечно же, ничего не ответила, но волшебница была уверена, что она порадовалась бы за неё. Ведь впервые Адрия получила покой в своём сердце. И защиту. Ей теперь не нужно обрастать ядовитыми колючками, боясь, что ей снова сделают больно. Что её снова предадут.       — Пока мы помним — ты живёшь, — прочитала Адрия надпись на могиле. — Спи спокойно, моя глупышка.       Алейне бы понравилась её эпитафия. Недалеко послышались всхлипывания, кто-то оплакивал своего близкого. Думая о том, что жизнь бывает не справедлива, погружённая в философские мысли о том, что со временем всё превращается в пыль и надгробия, Адрия пошла на выход. Ветер, гуляющий по кладбищу, подхватил опавшую оранжево-красную листву и пронёс её мимо волшебницы. Подавшись странному интересу, она проследила за листьями и увидела могилу. Старую и забытую. Обвитую лианами, несмотря на весьма дорогую плиту, которая сохранилась со временем. Сама того не понимая, она подошла к надгробной плите. Была видна лишь дата рождения и смерти. Адрия печально вздохнула. Об умершем забыли. А значит он больше не существует и превратился в пыль. Время всегда беспощадно.       Волшебница сорвала белый цветок и произнесла заклинание. Хилый, увядающий цветок в её руках медленно преобразовался в белую и прекрасную лилию.       — Я тебя не знаю, но это приятно, когда ты хоть кому-нибудь не безразличен, — сказала она, просовывая цветок между лианами, чтобы ветер не унёс его. — Знают ли мёртвые, что мы их помним? Всё равно ли вам на это или нет? Где вы сейчас находитесь и помните ли вы тех, кого оставили здесь?       Наверняка тот, кто лежал здесь тоже имел свои планы и наслаждался жизнью, пока холодная рука смерти не коснулась его плеча.       Она не стала расчищать эту могилу, чтобы узнать имя. Ей хотелось быть просто незнакомкой, которая пришла к незнакомцу.       На выходе Адрию ждал Бран. Высокий мужчина с чёрными волосами и глазами цвета стали. Он закинул свою руку на её плечо и нежно поцеловал в висок. Он ничего не сказал, ведь слова сейчас были лишними. Ей было важно лишь то, что он рядом. Он всегда был рядом. Её свет, её компас морали, её поддержка и опора. Люди не живут долго, и она печально осознала, что будет приходить к нему тоже. Но надеялась, что это будет не скоро.

***

      Вечер был тихим и непривычно ясным, ведь Врата Балдура в это время уже начинает поглощать туман. Лёгкий ветерок шелестел в верхушках деревьях, где среди листвы порхали птицы, перемещаясь с ветки на ветку, в траве стрекотали насекомые. И все эти звуки сливались в один, создавая так называемую безмятежную тишину леса.       Бесит.       Бесят эти насекомые, которые летают вокруг них и вокруг костра, эти комары, которых он то и дело шлёпает на своей руке и шее.       «Чёртовы кровососы» — подумал Астарион, прихлопнув комара на своей шее. Когда он кусает кого-то, после него хотя бы ничего не чешется! Хотя, как у трупов может что-то чесаться?       Бесит эта тишина, к которой он то и дело прислушивался, будто ожидал опасности, бесит отсутствие цивилизации. Ночь — это время охоты, это тёплые и шумные таверны, это крики гуляк, это огни большого города, особенно Верхнего Города — его любимого места охоты. Там всегда светло и горят магические фонари сквозь привычную ночную дымку тумана. И видимость получше, чем в Нижнем Городе. Где молодые аристократы, сильно разгулявшись, купаются в своих фонтанах, и запускают фейерверки. Где можно посидеть в «Шлеме и Плаще», наслаждаясь лучшим вином и рассматривая потрясающие картины на потолке, посвящённые развратным наслаждениям и страсти.       Ах… цивилизация.       Астарион никогда не думал, что будет скучать по Вратам Балдура. Как же город выглядит при свете дня?       Он сидел возле костра вместе со своими спутниками. Они ужинали молча. Шэдоухарт не сводила взгляда с Лаэзель, которая в свою очередь кривилась от Фаэрунской еды. Адрия сидела напротив него и постоянно морщилась, когда трогала свою новую рубашку. Надо было сразу испортить её рукав, потому что эта шла ей лучше. Когда она молчала, она даже казалась милой на вид. Но на вкус была ещё лучше, чем выглядела. Астарион посмотрел на Гейла. И в голове возник вопрос: а все ли волшебники такие вкусные?       Боги всемогущие, если бы не очередные идиотские правила, у него было бы целое гастрономическое приключение. Полуэльфы, люди, эльфы, тифлинги… гитьянки. Он даже не мог представить какие гиты на вкус. Лаэзель недовольно покосилась на него, и он тут же отвёл взгляд.       Что ж, в сравнении с правилами Касадора, у него хотя бы не крысиное меню. В животе снова стал завязываться тугой узел. Надо бы этой ночью унять этот чёртов голод.       — Я не думаю, что ясли гитьянки наш единственный способ избавиться от личинки, — сказала Шэдоухарт, прервав тишину, по-прежнему прожигая Лаэзель взглядом.       — Мой народ постоянно сталкивается с гейхами, — ответила Лаэзель. — Но ты можешь блуждать здесь в поисках исцеления.       — Главное, что я буду без твоей компании.       Астарион усмехнулся. Да между ними так и летали пламенные искры. Небольшая драка скрасила бы этот скучный вечер. Желательно, чтобы ещё кровь потекла рекой.       — Так всё! — прервала их Адрия. — Не знаю из каких глубин у тебя прёт такая нелюбовь к ней, но ссоры нам ни к чему.       — Да ладно? — усмехнулся Астарион, смотря на неё. — Значит, ты тоже перестанешь дырявить меня взглядом?       Она со злостью вгрызлась зубами в кусок мяса, стараясь сделать вид, что не обращает на него никакого внимания. Осторожней, дорогуша, ещё подавишься и захлебнёшься своим ядом, который весь день так и просится наружу.       Черноволосая злюка сегодня весь день то косилась в его сторону, то старалась сделать вид, что не замечает его. Он был уверен, что ей понравилась эта способность личинки контролировать других, но не согласилась с ним из вредности, когда он предложил использовать это преимущество. Потому что в тот момент в её глазах читалось удовольствие от полученной власти и от того, как два дурака пресмыкались перед ней. Он уже видел подобный взгляд в красных глазах хозяина.       — Или я просто так сильно понравился тебе? — продолжил он.       Она снова промолчала, проявляя безразличие, которое потихоньку начинало раздражать. «Ты обратишь сегодня на меня внимание!» — подумал Астарион.       — Молчание знак согласия.       — Какая чу́дная у нас компания, не так ли? — сказал Гейл. — Жрица, гитьянки, герой Побережья Мечей, два волшебника…       — И вампир, который не умеет держать при себе клыки и кинжалы, — дополнила Адрия.       Вот прицепилась. Ну подумаешь укусил разок. Ну подумаешь из чувства самосохранения приставил кинжал к горлу. Всё обошлось же. Даже капли крови не упало. Ну… может немножко и упало. Но жива ведь осталась.       — Скорее чудна́я, — прокомментировала Шэдоухарт.       — Было бы неплохо, если бы мы перестали грызться друг с другом, — продолжил волшебник. — Маленькие ссоры присущи всем компаниям, но давайте наберёмся терпения, и перестанем кидаться друг на друга, и направим все свои таланты на врагов?       — Талант к бессмысленной болтовне? — спросил Астарион, посмотрев на волшебницу.       Адрия продолжала молчать. Даже удивительно, что она проигнорировала столько его нападок. А потом они переглянулись, и он почувствовал, что у него пересохло во рту. В жёлтых глазах отражалось пламя костра. Они определённо имели свою притягательность, напоминая переносные фонари, которые жители Врат Балдура должны были носить с собой по ночам, чтобы разогнать туман и тьму вокруг.       — Если тебе что-то не нравится, можешь проваливать, — не выдержала девушка.       Он бы с удовольствием, вот только выжить вместе с кем-то будет проще. И он, дьявол побери, не знает куда идти дальше и что делать дальше. Двести лет отсутствия воли дают о себе знать, и он чувствует полную растерянность, будто он слепой котёнок, которого выкинули на улицу.       Нет, лучше, пока что, побыть здесь. С теми, кто может ориентироваться в этом новом мире. Иногда он чувствует, что теряется в этой неизвестной местности, среди яркого солнца и зелени. Ночью, по привычке, было проще ориентироваться на местности, но порой, когда он уходил слишком далеко от лагеря, он начинал теряться. Двести лет он бродил по одним и тем же улочкам, знал каждый закуток города, каждый переулок, каждый короткий путь. Эта пустошь казалась ему немного… запутанной.       И ему не хотелось оставаться одному наедине с этой… бедой в виде мозгоедской личинки.       — Наоборот, я прямо горю желанием работать в команде, — усмехнулся он. — Даже с твоими дурацкими правилами.       — Ну да, — саркастично сказала она.       — Ну да, — передразнил её Астарион.       Адрия закатила глаза и вновь недовольно поправила свою новую синюю рубашку.       — Я имел ввиду другие таланты, — пояснил Гейл.       — Что ж, раз уж мы заговорили о нашей компании, — сказала Шэдоухарт, отряхивая руки от крошек. — С нами охотник на монстров и отродье. Будут ли у нас какие-то проблемы?       — Попрошу! — возмутился Астарион. — Какой же я монстр с личинкой в голове? И я могу быть милым. А ещё я стараюсь придерживаться установленных правил.       — Я не вижу никаких проблем, — ответил Уилл и запил водой съеденный ужин. — Если господин Клык будет держать в узде свой аппетит. Пока что, у него проблемы только с Адрией.       «Ой, с ней в скором времени не будет никаких проблем» — подумал Астарион и посмотрел на волшебницу. Если её убить, то можно всё свалить на трансформацию, но ведь какая будет трата такого вкусного ресурса, который течёт в её венах и артериях. Волшебница вновь недовольно поправила свою рубашку. Эта ткань определённо создавала ей дискомфорт. От этой мысли даже приятно стало.       — Что-то я не почувствовала никакого умиления, когда ты кусал тех дураков, которые назвали нас Верными, — сказала Шэдоухарт.       — В следующий раз я обязательно сострою милое лицо, чтобы ты полюбовалась.       — Полагаю, Адрия его уже заценила.       — Ха-ха, — язвительно ответила девушка.       Вечерние сумерки плавно перетекали в ночь. Астарион потерял весь интерес от компании своих новых знакомых и ушёл, чтобы немного унять голод. Затем ушла Лаэзель, потом Шэдоухарт, после неё Гейл.       Адрия облегчённо выдохнула, когда Астарион ушёл. Она прикладывала невероятные усилия, чтобы не вылить на него всю желчь, которая накопилась в ней за день. Он будто бы специально провоцировал её.       Она вновь недовольно оттянула рубашку от груди, желая избавиться от мерзкого колющего и зудящего чувства, которое приносила дешёвая ткань. Она едва преодолевала в себе желание снять её и кинуть в огонь, но надеялась, что со временем разносится, и успокаивая себя тем, что эта рубашка будет получше, чем испорченная.       «Спасибо» Астариону.       Шея всё ещё ныла и две ранки на ней пульсировали, каждый раз напоминая о себе и совершённой прошлой ночью глупости.       Ещё одно «спасибо» Астариону.       «Чёртов вампир» — подумала Адрия, прикладывая руку к шее. Сначала он чуть не перерезал ей глотку на побережье, потом ночью чуть не выпил всю её кровь, что ещё он учудит?       Ей стало жаль его в ту ночь, когда она была в его голове с помощью иллитидской личинки. И на неё подействовал его умоляющий вид. В бестиарии писалось, что вампиры обладают очарованием, что они злые и алчные существа. И она забыла об этом вчера. Теперь, она извлекла урок. Не стоит жалеть вампиров, даже, если у вас общая проблема.       Ночь была ясной и тёплой. Россыпь звёзд на небе была похожа на то, как будто ребёнок порвал дорогое мамино ожерелье и драгоценные камни хаотично разлетелись по чёрному полу.       Зорру рассказал им, где видел гитьянки и теперь они хотя бы знали, куда идти. Беженцы не их забота. Точнее не её.       Уилл сидел недалеко от неё, небольшой палкой подталкивая поленья, стремившиеся выбраться из пламени. На его лице читалось смятение с налётом грусти.       — Что такое? — спросила Адрия, скорее из вежливости, чем её действительно это интересовало.       — Беженцы. Они ведь не переживут этот поход. Особенно, когда поблизости находятся гоблины.       — Падение в Аверно они как-то пережили, — пожав плечами ответила полуэльфийка.       — Но там дети. А мы просто уходим из рощи.       — Легендарный Клинок Фронтира не может хоть раз подумать о своём состоянии? — усмехнулась девушка. — Если ты превратишься в мозгоеда, то сделаешь этим беженцам только хуже. Гитьянки — наш способ избавиться от этой участи. Мы не знаем как долго нам ещё будет везти с отсутствием цереморфоза, поэтому я вижу только один путь.       — Быть может ты и права. Но мы сделали недостаточно…       «Ты сделала недостаточно» — говорил ей паладин каждый раз, когда она недостаточно помогла кому-то; когда она не вмешивалась в чью-то беду; когда она подставила подножку убегающему вору во Внешнем Городе, но не остановила его, применив паралич; когда она быстро объясняла плачущему ребёнку, что если он хочет помощи, то пусть идёт к Кулакам, а не цепляется за её юбку, умоляя найти родителей. «Ты сделала недостаточно» — говорила она себе, когда искала Брана, после того, как он пропал.       «Ты сделала недостаточно» — эта фраза приносила не только бешенство, но и отвратительное разочаровывающее чувство, будто она не оправдала чьи-то ожидания.       — У нас мало времени, — перебила его Адрия. — Точнее, мы даже не знаем сколько его у нас. Если тебе хочется подставить этих беженцев под удар, когда станешь мозгоедом, можешь идти в рощу друидов. Я же хочу избавиться от личинки как можно скорее, — сказала она таким тоном, который ставил точку в этой теме.       Уилл тяжело вздохнул.       — Иди спать, Уилл. Как там говорится? Утро вечера мудренее.       Уилл ушёл, оставив её наедине с разыгравшимся чувством вины. «Свалился мне герой на голову!» — подумала Адрия. Почему её должны интересовать какие-то тифлинги? У них иллитидская личинка в голове, а этот дурак думает о том, как поймать дьяволицу и спасти тифлингов! Ещё и свою хандру на неё перекинул. Она недовольно тряхнула головой, отчаянно стараясь прогнать мрачные мысли.       С одной стороны, она должна добраться до тех, кто мог бы избавить её от личинки, чтобы она не превратилась в иллитида. С другой стороны, беженцы и её клятва, данная тому, кто уже никогда её не осудит, подобно занозе, раздражающе зудела в её голове. Воспоминание о ней так и лезло в голову, как бы она не отмахивалась от этого.       Она помнила всё едва ли не в мелких деталях. Заброшенную ротонду, обвитую лианами. Уединённое место на горе, высившейся над городом. Летний день с прохладным ветерком. Лучи солнца, переливающиеся на крышах домов, и весь город, был как на ладони. И паладин, сияющий в этих лучах подобно ангелу. Он сидел, прислонившись спиной к колонне ротонды. Лёгкий ветерок играл с его чёрными волосами. Голова Адрии лежала у него на коленях, и он перебирал её волосы.       — Одно доброе дело, Адрия, — говорил он, смотря на город. — Всего лишь одно.       — О боги, тот мальчишка не выживет в городе, если так и будет хныкать посреди рынка. Это Врата Балдура — он убивает слабых, ломает их жизни и судьбы. Если не умеешь выживать — беги отсюда. К тому же, ты ему помог.       — И всю дорогу я выслушивал, что мы зря потратили время. Помнишь, как мы познакомились? Ты заказала артефакт у искателей приключений, который в последствии был выкран у красных волшебников. Я мог бы и не помогать тебе, ведь ты сама была виновата. А просто забрать его, когда наёмники расправились бы с тобой.       — Ох, — вздохнула Адрия. — угораздило меня связаться с паладином. Чёртовы добродетели и святоши, — проворчала она, а потом повысив голос, продолжила. — Что ты хочешь? Я и так перестала искать источник вечной молодости и жизни, я стала преподавателем магии для тупиц, большая часть из которых даже не понимает, о чём я говорю. Я даже кота подобрала с улицы. Что ещё? Собрать всех сирот у себя в доме?       — Это непосильная для тебя задача, — усмехнулся он. — Твой эгоизм мне понятен. Люди здесь жестоки и безразличны к другим. Но разве тебе самой не нравится это чувство, которое разливается внутри, когда ты делаешь хоть какое-то добро и получаешь благодарность, когда чувствуешь, что делаешь мир хоть немного лучше? Как будто свет касается тебя.       — Мне больше нравится, когда меня касается твой свет.       — Ты можешь стать этим светом. Для кого-то, кто потерялся во тьме, лжи и жестокости этого города. Не кривляйся, Адриана! — первый звоночек о накипающей злости — произношение её полного имени.       — Твой альтруизм обосновывается тщеславием.       — Вот как?       — Ты делаешь добро, чтобы потом почувствовать благодарность от кого-то. Почувствовать удовлетворение. А не просто так. Тебе нравится, когда кто-то восхищается тобой. Это тешит твоё самолюбие. И ты сидишь, и думаешь: «Какой же я хороший».       — Тогда я добрый тщеславный паладин, а ты злая стерва.       Обычно он называл её стервой, когда был очень зол и обижен. Адрия села и посмотрела в его серые глаза. Единственный, помимо родных, человек, чью обиду она не выносила.       — Хорошо. Сегодня я покормлю бездомную кошечку, — сказала она, улыбнувшись, но Бран не отреагировал. — И дам монетку попрошайке, — это тоже не подействовало. — И не пройду мимо, когда в следующий раз кому-то понадобится помощь, — добавила она, тяжело вздохнув.       — Поклянись.       — Что? Может мне в паладины податься?       — Адриана.       — Клянусь, — сказала она, приложив руку к сердцу. — Клянусь, что помогу, но при условии, если это будет вопрос жизни и смерти.       — Маленькая дьяволица. Но это уже хоть что-то.       Адрия до боли прикусила нижнюю губу, понимая, что всплыло в памяти всё, что она пыталась запрятать поглубже — воспоминания выползали, несмотря на ее сопротивление, и снова толкали в пучину отчаяния, с которым она так долго боролась. Это чувство разрасталось внутри неё, стремясь поглотить. Она чувствовала себя лежащей на дне глубокой ямы, пока её тело медленно покрывалось илом: сколько бы она не смотрела вверх, в надежде увидеть свет или услышать хоть малейший звук, намекающий на спасение, была лишь звонкая тишина и беспроглядная тьма. И не было никакого выхода.       Тьма окружала её, и она растворялась в ней не в силах сопротивляться. В такие моменты хотелось кричать до разрыва голосовых связок, рыдать и бежать, куда глаза глядят, лишь бы скрыться от всепоглощающего ощущения безысходности. Но она не могла. Не было никаких сил, голова гудела от голосов из прошлого, нашептывающих совершенно разное. Нужно было приходить в себя — она не могла позволить себе быть слабой. Не перед теми, с кем ей придётся выбираться из сложившейся ситуации.       Одиночество, как верный ночной друг, вновь пришло к ней. Обняло за плечи и притаилось в темных уголках души, затихло между рёбрами.       Она дотронулась до серебряного кольца, а потом посмотрела на него, как будто увидела впервые. Она так долго его носит, но только вчера узнала, что оно зачарованно, когда она коснулась Астариона.       Астарион.       Она вспомнила его острые белые клыки перед глазами. «Ты можешь мне довериться» — сказал он ей вчера ночью. Доверилась, что чуть не умерла!       Все уже улеглись и вокруг стояла тишина, прерываемая лишь потрескиванием поленьев в костре, да уханьем совы в глубине леса. Адрия посмотрела в сторону шатра Астариона, где одиноко стояла банка с кровью. Губы волшебницы расплылись в недоброй улыбке. Она, порылась в своём рюкзаке, взяла зелье сна, и оглядываясь по сторонам, надеясь, что никто не встанет и не увидит её, подошла к заветной красной жидкости.       «Сладких снов, дорогуша» — улыбаясь думала она, когда выливала зелье ему в банку. Наверняка, он вчера большую часть ночи присматривался и прицеливался своими клыками к её шее. Она вновь осмотрелась по сторонам и ушла к своей лежанке. Маленькая месть принесла ей удовлетворение.

***

      Касадор никогда его не отпустит. Двести лет рабства, пыток и унижения навсегда останутся с ним. Даже сейчас, когда он на свободе, Касадор приходит во снах.       Астарион был дома. В пропахшем кровью Дворце, где были всегда пыльные окна, прикрытые толстыми портьерами, где горели свечи и никогда не сгорали. Где были эти отвратительные картины и выцветшие ковры красного цвета с золотым узором. И повсюду была эта отвратительная красно-золотая безвкусица.       Он снова здесь, во владениях Зарра.       Первая мысль — побег. Он кинулся ко входной двери и судорожно начал дёргать за ручку. В полной тишине дребезжание ручки было похоже на раскаты грома, паническим эхом отдаваясь во всём теле. Проклятая дверь из красного дерева не поддавалась.       Астарион медленно и нерешительно обернулся к арке, наполовину прикрытой пыльной красной шторой. Касадор ждал его в бальном зале. Он медленно ступил на ковёр, чувствуя, как внутри зарождается страх, как будто он пришёл с охоты без ничего. Наказание за побег будет намного хуже. И это будет не сдирание кожи, не переломанные кости, не удары розгами. Он снова сломает его, разобьёт душу на мелкие осколки, как в прошлый раз.       Его шаги показались ему громкими и гулким эхом раздавались в ушах. Дрожь во всём теле колотила его, оседая на пальцах, которые он сжал в кулак, предпринимая бессмысленную попытку унять эту дрожь. По мере того, как он приближался к шторам, первая и последняя хилая преграда, закрывающая его от хозяина, узел в животе завязывался всё туже.       В большом зале на высоком стуле сидел его хозяин, держа в руке посох с навершием в виде летучей мыши.       — Ты действительно думаешь, что сможешь сбежать от меня? — язвительным тоном спросил Касадор.       В его глазах была насмешка и жажда причинить боль, поставить беглое отродье на место, напомнить, что он всегда будет принадлежать ему. Хотелось прикончить его, но этот взгляд останавливал, вызывая страх и панику, порождая едва преодолимое желание сбежать на другой конец света. Потому что Астарион слабее.       — Мы это уже проходили, глупый мальчишка, — усмехнулся хозяин, склонив голову набок. — Ты мой! И эти дурачки никогда не смогут защитить тебя, — рассмеялся Касадор. — Ты для них лишь монстр-кровосос. И они будут рады избавиться от тебя при первой же возможности.       Хотелось крикнуть ему, чтобы он пошёл в адово пекло, что он никогда к нему не вернётся, что в гробу он видал это место, но страх комком застрял в его глотке, душил и словно ошейник сжимал горло, мешая выкрикнуть все проклятия, которые так и остались на языке.       — Ты всего лишь мой кошмар, — хрипло ответил Астарион. — Всего лишь тень, преследующая меня.       — Я всегда буду преследовать тебя. Потому что я всегда буду частью тебя, потому что я тебя создал, потому что ты всегда будешь принадлежать мне, — растягивая последнее слово, будто получая от этого удовольствие, сказал Касадор. — Побегай, поищи способ сохранить свою мнимую свободу, попробуй прибегнуть к своим бессмысленным уловкам. Ты можешь даже зарыться в любую крысиную нору и трястись от страха, но ты всё равно вернёшься ко мне. Потому что ничего другого ты не знаешь. Потому что больше у тебя ничего и никого нет. Даже твоя свобода лишь иллюзия, — рассмеялся Касадор. — Которая развеется, как прах.       Астарион проснулся и резко сел, задыхаясь от накатившей паники. Всё дрожало и вибрировало где-то внутри груди, разрывало высохшее горло. Где-то ухнула сова и сорвавшись с ветки кинулась к своей добыче, наделав шороха среди высокой травы, заставив Астариона вздрогнуть. Он судорожно осмотрелся по сторонам.       Кругом — ночь, тёмная, тихая, монотонно и мелодично шумящая кронами деревьев, поскрипывающая стволами. И сонная тишина лагеря. Он снова в этой мнимой безопасности, но его пальцы почему-то тряслись, и он сжал их в кулак. Он посмотрел на догорающий костёр. В нём тлело чёрное полено с оранжевой сердцевиной, подмигивая ему красными вспышками, напоминая жестокие глаза хозяина.       Он не вернётся в этот чёртов Дворец. Ноги его там не будет! Должен быть хоть какой-то способ контролировать личинку.       Должен.       Он должен его найти. Либо должен стать сильнее, чтобы иметь возможность расправиться с Касадором и стать по-настоящему свободным.       «Я всегда буду частью тебя» — напомнил ему глумливый голос хозяина и Астарион зажмурился, стараясь прогнать этот чёртов голос из своей головы, а вместе с ним и панику, которая никак не отпускала его.       — Твою мать, — услышал он раздражённый шёпот и открыл глаза.       Только сейчас он заметил, что за импровизированным каменным столом, который был недалеко от палатки Гейла, при свечах сидела полуэльфийка. Её фигура была расслаблена, словно она занималась чем-то обыденным для себя. Адрия повернулась к нему боком, недовольно рассматривая чернильницу. На столе у неё лежала толстая книга со множеством страниц и цветных закладок. Её привычный недовольный вид почему-то принёс спокойствие, и он выдохнул.       Касадор не может знать, где он находится. Он не сможет его найти. Ведь так?       Но он всегда будет частью него. Самой чёрной.       Астарион вновь посмотрел на волшебницу, которая с недовольным видом перевернула чернильницу. Чёрная жидкость медленно собиралась вокруг горлышка, и затем тяжёлая капля упала на землю. Адрия поначалу показалась ему хрупкой, никчёмной, глупой дурочкой, вызывающей не более чем раздражение. Но было бы глупо не признать, что она довольно сильный и уверенный союзник. Она взяла наутилоид под контроль и перенесла всех из ада. Ещё и пережила крушение. Быть может, ему удастся направить её таланты в более… подходящее русло. К тому же, когда они избавятся от червей в голове, а он найдёт способ контролировать личинки, разве ему дадут спокойно уйти? Разве Клинок Фронтира позволит ему продолжить разгуливать по миру?       Двухсотлетний опыт подсказывал только один выход. Астарион усмехнулся от своей идеи. В конце концов, он занимался соблазнением дураков уже двести лет. Даже опытные искатели приключений находили свой конец в его объятиях.       Мысль о том, что можно было бы просто подружиться, даже не посетила его голову. Возможность обрести союзника через доверие и взаимовыручку было чем-то нелепым. Доверие только для идиотов. И ему не нужны были… друзья. Ему хотелось подчинения. Ему хотелось власти. Если он будет манипулировать ей, то она уговорит и остальных на то, что нужно ему.       Эта уверенность в своих силах и способностях принесла окончательное спокойствие. Он взял банку с кровью и выпил её почти залпом.       «Какой странный вкус…» — промелькнула в голове мысль и тут же потерялась в сонном тумане.

***

      Солнце тянуло вверх свои бледно-пурпурные пальцы на востоке, а густая синева на западе была ещё усеяна бледными звёздами. Все вяло собирались, чтобы дальше продолжить свой поход в поисках яслей гитьянки.       Адрия стояла над спящим Астарионом. Он казался таким спокойным. Даже очаровательным.       Рассветные лучи переливались на его бледном лице, он был таким невинным и беззащитным. Так вот, что он чувствовал, когда стоял над ней, присматриваясь к её шее — ощущение полной власти над созданием, погружённым в глубокий сон. Она присела рядом с ним, продолжая рассматривать его умиротворённое худое лицо. Не был бы он таким засранцем, он бы даже понравился ей. Хотя её всегда тянуло к мерзавцам.       — Вставай, спящая красавица, — сказала Адрия и потрясла его.       Астарион резко сел, напугано озираясь по сторонам. В его глазах было смятение и доля лёгкой паники.       — Согласись, моё лицо видеть приятнее, чем клыки, нацеленные на шею, — продолжила волшебница.       Эльф прикрыл глаза и тяжело вздохнул.       — Ну и как ты себя чувствуешь? — спросила Адрия. — Ты выглядишь растерянным, — в её голосе слышалась лишь издёвка.       — Так это ты что-то подмешала мне! — прорычал он, хватая её за шею.       В его красных глазах загорелась ярость и Адрия усилила этот пожар одной лишь ехидной улыбкой.       — А как я, по-твоему, должна была действовать? Ты прицеливался к моей шее прошлой ночью, пока я спала. Вот я и подумала, почему бы тебе тоже не поспать крепким сном? И смотри, как ты хорошо выглядишь, почти как живой, — не унималась волшебница. — Ты явно выспался.       — Клянусь, я убью тебя! — прорычал он, сжимая её шею в своей руке и Адрия зашипела от боли, когда две ранки снова начали пульсировать.       Его мышцы напряглись и вены на руках вздулись, проявляясь яркими синими полосками на бледной коже. Она прохрипела заклинание и её пальцы заискрились.       — Ты можешь попробовать, — ответила Адрия.       — Один раз у меня почти получилось.       Вялое утреннее копошение в лагере утихло, и все напряжённо смотрели на развернувшуюся картину. Лаэзель прошла мимо них, не обращая внимания, будто их и не существует.       — Это ваша новая манера желать друг другу доброго утра? — спросил Гейл.       — Астарион, — сказал Уилл, делая шаг к ним, но Астарион злобно шикнул, обнажая клыки, и Уилл остановился. — Адрия, возьмите себя в руки. Мы нужны друг другу.       — Пока что меня в руке держит только Астарион, — ответила девушка.       — И твою жизнь, — прорычал Астарион.       — Да ладно тебе, Астарион, — продолжила Адрия. — Ты ведь даже не умер во сне. Обещаю, больше никаких сюрпризов.       — Ты так и продолжишь передразнивать меня?       — Нет, конечно. Для этого мне надо будет отрастить клыки.       — Могу дать адресок, где их раздают.       — Лучше напиши, но сначала тебе придётся отпустить мою шею.       — Вы долго ещё будете обжиматься? — спросила Шэдоухарт. — Мы вроде собирались искать исцеление.       Вампир разжал свою хватку, Адрия отменила молнии на руках, и они молча разошлись, как ни в чём не бывало. Одно радовало, когда гитьянки решат их проблему, она навсегда избавится от его компании.