Сделки, свидания и бумажные кольца

К своим двадцати трем годам Регулус Блэк совершает много ошибок — маленьких и не очень. Доверять свои секреты непроверенным людям — ошибка, продолжать любить родителей несмотря на все их дерьмо — ошибка, отказаться бежать вместе с братом — ошибка, соглашаться на авантюры Барти — ошибка, мешать абсент и текилу — ошибка, не спать трое суток из-за учебы — ошибка, принимать косяк от незнакомца — ошибка, идти на ебаное свидание с ебаным Джеймсом Поттером — ошибка-ошибка-ошибка. Регулусу кажется, что он сходит с ума. Он не знает, как исправить то, что случилось, и первый же вариант, который заползает в его воспаленное сознание маленькой сонной мушкой, — это прийти к Сириусу и настучать по его бесполезной лохматой голове, потому что это он во всем виноват. Второй вариант, который приходит следом за первым, — позвонить Барти, и Регулус останавливается на нем, как на менее энергозатратном. — Кажется, я проебался, — вместо приветствия говорит он, прижимая телефон к уху; его глаза бездумно следят за тем, как на фоне кристально-серого Лондонского неба кружатся первые снежинки, и Регулус ежится, натягивая плед повыше, до самого подбородка. — Тебе тоже доброго утра, — зевает Барти. Раньше, когда они жили вместе, все было значительно проще — Регулусу было достаточно выйти из своей комнаты и постучаться в дверь напротив, чтобы получить поддержку или совет. — Че еще случилось? — Я согласился пойти на свидание с Поттером. Я не должен был соглашаться. — Да, я знаю. — Он слышит, как Барти щелкает кнопкой чайника и хлопает дверцами шкафчиков — достает чистую кружку. — Но ты это сделал. С чего бы вдруг, кстати? — Не знаю, я… — Регулус морщится, — переволновался? — Переволновался, — повторяет Барти; голос сочится иронией… к счастью, безобидной. — Два года до этого ты не волновался, а тут вдруг начал? Интере-есно, конечно… Гейская паника? — Что? — возмущается Регулус. — С чего ты взял? Нет, конечно. Ничего подобного. Ну, разве что… не знаю… совсем немного? — Ну да, ладно. Ну, так и в чем проблема-то? Ты не хочешь идти? Откажись. Ты не обязан, даже если сначала согласился, ты же знаешь. Никто не имеет права нарушать твои личные границы. — Да, но… это не вариант. Я не могу объяснить, почему, но это так. Мне нужно сделать так, чтобы он сам понял, насколько это плохая идея, и сам же отказался от меня. — Ладно, тогда… как ты думаешь, почему он вообще делает все это? В смысле, два года — это долгий срок, чтобы звать на свидание кого-то, кто постоянно отказывается. Что именно в тебе настолько его привлекает? — Барти, ты пытаешься помочь мне или вызвать у меня очередной личностный кризис? Я не знаю ответа на этот вопрос. Я представления не имею, почему могу нравиться людям. Я скучный, неинтересный, язвительный и вечно угрюмый, и… ну, может быть, я привлекательный… иногда. Время от времени. Барти фыркает: — Это правда, конечно, но знаешь что? Твой внешний вид даже не в десятке причин, по которым я дружу с тобой уже больше десяти лет. — Я даже не знаю, порадоваться мне или обидеться. — Прости, если шокировал. — Барти делает паузу, заваривая себе кофе и размышляя. — Неужели ты действительно не представляешь, что Поттеру в тебе так нравится? Я имею в виду… это могло бы помочь делу. Ты мог бы прийти на свидание и делать все наоборот. Типа, если ему нравится, что ты щедрый, ты мог бы сыграть скрягу, или… если ему нравится, что ты такой закрытый и таинственный, ты мог бы начать ваше свидание с рассказов о своих многочисленных сексуальных похождениях. Понимаешь, о чем я? — На самом деле, да… — Регулус вздыхает так, будто ему только что пришло гениальное озарение, будто идея Барти меняет саму суть мироздания. — Барти, ты прекрасен и я люблю тебя, ты знаешь? — О, разумеется, детка, и я тоже безумно тебя люблю, но, честно говоря, я не уверен, что Эван будет не против кого-то третьего. Регулус недоуменно смеется: — Барти, заткнись. — И не подумаю.

***

Ближе к полудню, когда он сидит у батареи, закутавшись в плед и скрючившись над ноутбуком, ему приходит сообщение от Джеймса — и несколько мгновений Регулус просто пялится на него, боясь открыть и проверить, что же внутри. Какая-то часть его — самая трусливая и инфантильная, вероятно — все это время надеялась, что ситуация разрешится сама собой, что Джеймс просто забудет об их вечернем разговоре или, по крайней мере, сделает вид, что забыл, потому что, ну, на самом деле, на кой черт ему нужно это свидание? На кой черт ему нужно свидание с Регулусом, если он в любой момент может получить кого-то получше? Просто ради забавы? У Регулуса нет ответов на эти вопросы — попробуй пойми, что творится в беспокойной голове Джеймса Поттера. [ Поттер, 11:46 ] привет, Реджи :) у нас все в силе? Регулус сжимает челюсть. [ Вы, 11:46 ] Да. [ Поттер, 11:47 ] о, вау, что ж… [ Поттер, 11:47 ] ладно, погоди секунду, мне нужно отдышаться. [ Вы, 11:47 ] Ты смешон. [ Поттер, 11:53 ] я знаю, спасибо! [ Вы, 11:54 ] Это не комплимент. [ Поттер, 11:55 ] никто не помешает мне воспринимать это так, как я хочу! Ну, разумеется. [ Поттер, 11:57 ] я хотел уточнить по поводу места и даты. есть ли у тебя какие-нибудь предпочтения? куда бы ты хотел пойти? на что посмотреть? и в какой из дней недели тебе удобнее всего? [ Вы, 12:01 ] Нет. Без разницы. Не имеет значения. В любой, кроме понедельника. [ Поттер, 12:04 ] эммм, да, понятно, значит… попробуем положиться на мой личный выбор. [ Поттер, 12:05 ] тебе будет удобно во вторник? [ Вы, 12:07 ] Да. Я заканчиваю занятия по немецкому языку в три часа дня. [ Поттер, 12:08 ] было бы здорово, если бы ты отправил мне адрес, чтобы я мог заехать за тобой <33333 [ Вы, 12:10 ] Хорошо, Поттер. И прекрати слать мне сердца, пожалуйста. [ Поттер, 12:13 ] это не СЕРДЦА, это рожок МОРОЖЕНОГО с огромным количеством шариков. тебе должно быть стыдно за такую оплошность, Регулус Арктурус Блэк Регулус отправляет ему нужный адрес и отбрасывает телефон в сторону, как будто тот начинен взрывчаткой и с минуты на минуту должен взорваться. Идиотская улыбка снова искажает его лицо, и он растерянно трогает щеки кончиками пальцев, едва удерживаясь, чтобы не сцарапать свою неуместную радость ногтями. Он не должен так улыбаться. Он не должен так наслаждаться простой получасовой болтовней в чате с Джеймсом Поттером. Он не должен к этому привыкать. Их свидание назначено на вторник, и в этот же самый вторник он закончит все это — быстро и безболезненно, — собственноручно задушит чужую симпатию еще во чреве, не позволив ей вспыхнуть в полную силу. Да, пожалуй, он так и сделает. А потом вернется ко всему, к чему так привык — к работе, учебе, одинокой, пустой квартире, где его никто не ждет, и к своей никчемной жизни, в которой из радостного — только карикатурно улыбающееся лицо мальчишки на пачке сухого завтрака. Он так и сделает.

***

Занятия по немецкому заканчиваются ровно в три часа дня, и уже через полминуты, забросив сумку себе на плечо, Регулус выходит из аудитории, на ходу отвечая на сообщение Барти. — Реджи! — восклицает знакомый голос неподалеку, и Регулус испуганно вскидывает голову, оглядываясь. Джеймс стоит напротив, в самом конце коридора, и радостно машет ему свободной рукой, другой прижимая к себе… цветочный горшок? С настоящими живыми цветами? Регулус настолько теряется, что даже останавливается на пару секунд, пытаясь понять, правда ли он видит то, что видит, или это всего лишь плод его воспаленного от недостатка сна сознания. Одногруппники стайками проходят мимо, бросают на него удивленные взгляды, и это одновременно и успокаивает — потому что, ну, получается, это реальность, а не галлюцинация, и Регулус не сошел с ума, и Джеймс действительно здесь, — и тревожит — потому что Джеймс действительно, блядь, здесь, и все остальные тоже видят его, и им наверняка станет любопытно. Регулус слегка ускоряет шаг, сокращая расстояние между ними, чтобы не устраивать ни для кого шоу, переговариваясь друг с другом через весь коридор, как придурки. Джеймс — в объемной красной толстовке, клетчатых штанах и с привычным хаосом на голове — протягивает ему цветочный горшок, и Регулус опускает взгляд к красивым белоснежным цветам, все еще не уверенный в том, что здесь вообще происходит и что от него требуется; не уверенный, на самом деле, ни в чем, потому что это всегда так работает, когда дело касается Джеймса Поттера. — Это орхидеи? — глупо спрашивает Регулус, игнорируя взгляды, по-прежнему жгущие затылок. — Да! — радостно объявляет Джеймс. — Тебе нравятся? — Эм-м… я не знаю. Я не то чтобы… ну… фанат всей этой цветочной темы, просто… — Он видит, как грустнеет Джеймс, и невольно спешит исправиться: — Но они красивые. Правда. То есть… где ты их взял? И почему они здесь? — Что значит «где ты их взял»? Купил, конечно. Не мог же я их украсть, — говорит Джеймс, и Регулус выразительно закатывает глаза, потому что они оба знают, что мог, к чему все это бессмысленное кокетство? — Хорошо, — соглашается Регулус. — Зачем ты их купил? Джеймс, кажется, теряется, но только на мгновение. — Чтобы подарить тебе, очевидно, — отвечает он — так, будто это на самом деле очевидно. — Послушай, я долго думал о подарке для тебя и не знал, что выбрать, потому что у меня нет никакой информации о том, любишь ли ты, например, сладости и все такое, так что я решил ограничиться цветами на первое время. Гораздо проще, да? Но потом я подумал, что ты можешь расстроиться, если я подарю тебе букет, потому что он постоит в воде пару дней и завянет, и это будет выглядеть уродливо и грустно, а дарить искусственные растения на первое свидание — это как-то странно, так что я, ну… купил тебе цветы в горшке. Вот так. — Эм-м, да, — говорит Регулус, — ты купил мне цветы в горшке. Понятно. — Прости, я только хотел… — Нет, все в порядке, Поттер, я просто немного растерян, потому что никто никогда не дарил мне цветы в горшке. На самом деле, ему даже букетов никто никогда не дарил — и не то чтобы он как-то особенно беспокоился по этому поводу раньше, просто… это вдруг приходит ему в голову прямо сейчас, когда он стоит и смотрит на Джеймса, не зная, как реагировать на столь внезапный подарок. Он делает осторожный шаг навстречу и отбирает горшок, тут же прижимая его к себе, как беззащитное дитя. Неуверенная улыбка расцветает на губах Джеймса, пока он наблюдает за ним. — Послушай, давай уже уйдем отсюда? Мне неудобно; все на нас пялятся… — О, да, точно, — вдруг, будто проснувшись, спохватывается Джеймс, — прости, я не хотел ставить тебя в неловкое положение. — Все нормально, — бормочет Регулус, следуя за Джеймсом к выходу. Он почти не поднимает взгляда, боясь столкнуться с кем-нибудь глазами. Ему даже страшно представить, что будет, когда он придет на занятия в пятницу. Перед выходом на улицу стоит урна, и Регулус бросает взгляд в ее сторону, задумываясь, но проходит мимо, лишь крепче обхватывая горшок пальцами. Это, может, было бы хорошо для его плана под названием «Несколько шагов до полного и бесповоротного разочарования в Регулусе Блэке», но не хорошо для цветка; Регулус вовсе не собирается жертвовать им ради собственных корыстных целей — он уже к нему привязался. Когда они добираются до машины на парковке неподалеку, Джеймс забирает цветок из его рук и открывает заднюю дверцу. Регулус слегка наклоняется, наблюдая за тем, как Поттер ставит горшок на заднее сиденье и пристегивает его ремнем, чтобы он не выпал и не поломался в дороге. Это так смекалисто и одновременно с тем феерически тупо, что почти впечатляет — но Регулус ничего не говорит, не желая повышать его и без того задранную до небес самооценку, не желая давать ему повод даже на секунду подумать, будто он ему может нравиться. Это в его сегодняшние планы не входит. Его сегодняшний план — быть несносным мудаком, и он собирается выполнить программу-максимум, так что, забравшись в машину, первым делом спрашивает: — Ты не против, если я закурю? Он знает, что Джеймс не курит, а некурящих людей, как правило, сильно раздражает, когда кто-то начинает дымить рядом с ними. Джеймс, впрочем, только равнодушно пожимает плечами: — Без проблем. Открой только окна, пожалуйста, чтобы я тоже мог дышать. Регулус послушно опускает стекло со своей стороны, поджигая сигарету. Машина трогается с места, и несколько минут они едут в молчании. Регулус делает вид, будто увлечен разглядыванием Лондона — что довольно глупо с его стороны, учитывая, что он здесь родился и вырос и видел все эти одинаковые улицы тысячи и тысячи раз. Но смотреть на Джеймса — опасно; он боится, что любой неосторожный взгляд может выдать его волнение, и никакой гребаный план ему тогда уже не поможет. — Куда мы едем? — спрашивает он, когда молчать становится невыносимо, и Джеймс слегка улыбается, бросая взгляд в зеркало заднего вида. Регулус позволяет себе бегло взглянуть на него — и с удивлением замечает, как его пальцы нервно отбивают ритм по обивке руля. Неужели он тоже волнуется? Из-за него — из-за Регулуса? — Я ждал, когда ты спросишь, — говорит он. — На самом деле, поначалу, когда ты дал мне полную свободу выбора, я был немного растерян, потому что, как я уже упоминал раньше, я почти ничего не знаю о тебе и твоих предпочтениях, а единственный, кто может знать о тебе хоть что-то, — это твой родной брат, но я не стал обращаться к нему за советом, чтобы не делать ситуацию неловкой… — Спасибо. — Обращайся. — Джеймс на секунду поворачивается к нему, чтобы подмигнуть, и Регулусу становится стыдно от того, как трепещет его глупое сердце в ответ на такой простой жест. — Так вот. Я решил самостоятельно пораскинуть мозгами и выбрал вариант, который показался мне оптимальным для первого свидания. Ресторан. Место, где мы сможем перекусить — ты же наверняка в последний раз ел, типа, позавчера — и поболтать, потому что мне правда хочется узнать тебя поближе, раз уж у меня появилась такая прекрасная возможность. Ты ведь не против, да? — Я не против, — отвечает Регулус. — Что за кухня? — Итальянская. Я не решился брать что-то более экзотическое на первый раз. Тебе нравится? — Да. Регулус снова отворачивается к окну. Джеймс постоянно повторяет про «первый раз», и это почти мило с его стороны — полагать, что будет и второй, и третий, и четвертый. Но Регулус сделает все, что придется, чтобы этого не допустить.

***

Оставшееся время пути Джеймс занимает болтовней ни о чем, рассказывая о том, как «Челси» сыграли против «Арсенала» на прошлой неделе — скорее просто для того, чтобы забить пустоту между ними хоть чем-нибудь, нежели на самом деле ожидая от Регулуса реакции. Да Регулус и не смог бы ее дать, даже если бы постарался, — он никогда не был увлечен ни одним из видов спорта, в отличие от его брата, который постоянно принимал участие в школьных матчах по футболу и пристально следил за успехами любимой команды. — Прости, что болтаю, — неловко говорит Джеймс, видя его замешательство, — я просто немного нервничаю, — и раньше, чем Регулус успевает спросить, почему, Джеймс вдруг останавливает машину, кивая куда-то вперед: — Прибыли. Ресторан, возвышающийся перед ними в несколько этажей, выглядит настолько шикарно, что Регулус думает: тамошний персонал, должно быть, падает ниц перед каждым, кто забегает туда поужинать, и обязательно целует обувь. Он выбирается из машины и оглядывается по сторонам, выискивая взглядом что-то более скромное, что-то, что мог подразумевать Джеймс Поттер, когда размышлял над их первым — и единственным — свиданием. Он не видит ни одной вывески, кроме… — Ты чего? — спрашивает Джеймс, мимолетно касаясь его локтя, чтобы подтолкнуть в нужном направлении. Регулус старается не тормозить, хотя его мозгу, кажется, требуется какое-то время, чтобы осмыслить тот факт, что Джеймс привез его в настолько шикарное заведение. Чем он вообще, блядь, занимается, этот парень? — Э-э, нам сюда? — Ага. — И сколько здесь… звезд Мишлен? Джеймс оборачивается к нему через плечо с легкой ноткой паники в глазах: — Одна или две? Я не… — Расслабься, — фыркает Регулус. — Я просто шучу. Заведение действительно шикарное — не только снаружи, но и внутри. Все вокруг оформлено в мягких тонах с преимуществом бежевого и светло-коричневого цветов, свет приглушен, играет ненавязчивая музыка — какой-то джаз, в котором Регулус не особенно разбирается, хотя и уважает как жанр. В воздухе витает запах дорогой кухни, пафоса и денег, которыми набиты портмоне и клатчи здешних обитателей. Едва они переступают порог заведения, подлетает метрдотель — не для того, чтобы поцеловать обувь, конечно, но чтобы забрать верхнюю одежду и проконсультировать по поводу забронированного столика. Лавируя вместе с Джеймсом по узким проходам, Регулус старается не слишком пялиться — хотя получается, наверное, так себе, учитывая, что в последний раз он был в подобном дорогущем заведении лет шесть назад, с родителями, которые таскали его за собой повсюду в качестве статусной игрушки: «да, наш старший сын сбежал, покинув свой пост, но мы не отчаиваемся — этот тоже вполне сносно подходит для роли наследника, только посмотрите на его аристократический профиль!» Они устраиваются за столиком у окна, в отдалении от всех остальных. Официант мгновенно приносит им два меню, и Регулус цепляется за свое, как за спасательный круг, тут же морщась из-за своей поспешности — теперь Джеймс подумает, что он придурок, у которого не хватает денег даже на то, чтобы прокормить себя самого, поэтому он просто ходит вокруг и смотрит на всех жалобными глазами, надеясь, что кто-нибудь все-таки сжалится и захочет его покормить. С другой стороны… разве не это — его цель? Испортить впечатление о себе, чтобы Джеймсу никогда больше и в голову не пришло посмотреть в его сторону. Регулус слегка успокаивается, думая об этом. Как бы сильно он ни налажал, все будет во благо. Нужно только постараться пережить сегодняшний вечер. Он скользит взглядом по названиям блюд в меню — и от ценников рядом с каждым рябит в глазах. Он мог бы позволить себе один ужин в этом месте только в том случае, если бы ничего не ел и не пил, откладывая деньги, полгода подряд. Он поднимает взгляд, чтобы незаметно взглянуть на Джеймса. Тот, проглядывая меню, кажется равнодушным. — Посмотри, я думаю заказать… Джеймс даже не дослушивает его, кивая: — Без проблем. Я угощаю, ты ведь знаешь, да? По крайней мере, мне бы очень хотелось это сделать. — Он на секунду поднимает взгляд, чтобы посмотреть на Регулуса с мягкой улыбкой: — Выбирай что хочешь. Регулус кивает, снова судорожно утыкаясь взглядом в раскрытое меню. Ему стоило бы поменьше смотреть на улыбку Джеймса Поттера, если он не хочет, чтобы его несчастный дух покинул его бренное тело в ближайшие пару часов. Если он не хочет, чтобы его решимость испортить сегодняшнее свидание рассыпалась в пепел прямо у него на глазах. Он открывает вегетарианский сегмент с твердой решимостью выбрать блюда как можно дороже. Когда официант по зову Джеймса возвращается, держа маленький блокнотик и ручку, Регулус первым тараторит свой заказ — и искоса поглядывает на Джеймса. Он не ждет, что тот вдруг стукнет кулаком по столу и воскликнет «да как ты смеешь!» или что-нибудь такое же нелепое, — это же Джеймс, в конце концов, — но он ждет слегка нахмуренных бровей или сжатой челюсти — чего-нибудь, что подскажет ему: он двигается в нужном направлении. Джеймс не реагирует никак. Типа, вообще — ни один мускул не подрагивает у него на лице. Он спокойно дожидается, когда Регулус закончит говорить, чтобы продиктовать свою часть заказа — прошутто, пицца, греческий салат и брускетты с помидорами в качестве закуски. — И подскажите нам, пожалуйста, по поводу вина, — просит он, раскладывая перед официантом винную карту, а затем вдруг поднимает взгляд на Регулуса: — Ты ведь пьешь вино, да? Может быть, у тебя есть какие-нибудь предпочтения? Потому что я, честно говоря, не разбираюсь в этом от слова «совсем». И почему-то Регулус даже слов не находит, только головой качает из стороны в сторону, надеясь, что выглядит не так глупо, как себя чувствует. Он не пил хорошего вина так давно, что уже и не помнит, каково оно на вкус; их с Джеймсом познания в этой сфере примерно равны друг другу. Когда официант, получив заказ, уходит, Джеймс обращает свое внимание на него; на его губах вновь играет слабая улыбка, но Регулус старается не смотреть на нее — его сердце и без того подводит его на протяжении вечера, не стоит усугублять положение. — Итак, Реджи… — Поттер. — Расскажешь мне что-нибудь о себе? Вы с Сириусом воссоединились около двух с половиной лет назад, но я все еще почти ничего о тебе не знаю. Регулус подпирает голову руками. Если бы он хотел показаться приличным и воспитанным молодым человеком, он не стал бы так делать, потому что локтям на столе не место. Но он не хочет. Если бы он хотел показаться интересным собеседником, он рассказал бы о своем детстве — что-нибудь доброе и светлое, что-нибудь о маленьком Сириусе, который позволял ему — еще более маленькому — забираться к нему в кровать ночами, когда было страшно, или о первых друзьях в школе — Барти, Эване и Пандоре, которые приняли его таким, какой он есть, и принимают до сих пор. Если бы он хотел показаться учтивым собеседником, он бы спросил что-нибудь о самом Джеймсе — поинтересовался бы его собственным детством, его родителями, его родным домом, его друзьями и любимыми местами. Но он не хочет. Он собирается быть неприятным, гадким, ужасным собеседником, так что, не долго думая, начинает рассказ о своих вымышленных бывших. Что может быть хуже, чем разговоры о бывших на первом свидании, верно? Но Джеймс даже в лице не меняется, увлеченно слушает его, угукает и кивает в нужные моменты, и все его «черт возьми», «о нет» и «как жаль» звучат слишком вовлеченно и слишком сопереживающе. Регулус едва удерживается, чтобы не закатить глаза. Этот парень что, непробиваем? — У тебя когда-нибудь был секс втроем? — спрашивает Регулус и, даже не дожидаясь ответа, мгновенно продолжает: — Потому что у меня да. Интересный опыт, — и его уши горят, потому что он видит — чувствует, — как несколько мужчин в галстуках и пиджаках за соседним столиком оборачиваются, чтобы взглянуть на него. Джеймс, кажется, даже не замечает их, задумываясь: — Хм. Нет, у меня ничего подобного не было. Но я, на самом деле, не против экспериментов. Не уверен, что вписался бы в нечто подобное с двумя незнакомыми мне людьми, но… — Он пожимает плечами, — если бы у меня был постоянный партнер, который предложил бы мне секс втроем с кем-нибудь из приятелей, я бы, думаю, согласился. Типа, почему нет? Регулус тихо вздыхает, мысленно ставя крестик напротив пункта «Грязные темы». Разумеется, Джеймс не просто слушает его откровения, он, к тому же, делится собственными. Разумеется. Он не отчаивается, пробуя снова и снова. У него не хватает решимости обсуждать в таком месте еще более похабные вещи — любимые позы в сексе, секс-игрушки или что-нибудь подобное, — так что он переключается на другую, не менее интересную и животрепещущую тему: убийства. — Тебе нравится тру-крайм? — спрашивает он, когда официант, расставив тарелки с блюдами, оставляет их наедине. Джеймс принимается за еду, по-прежнему увлеченно отвечая ему: — Слушать о преступлениях? Нет, не особенно, на самом деле. Лунатик немного увлекается чем-то подобным; он давал мне послушать один из выпусков любимого подкаста. Занимательно, но не совсем моя тема. Тебе нравится? — Да, — отвечает Регулус. Если бы он мог, он бы начал чавкать, разговаривать с набитым ртом и греметь столовыми приборами о посуду, но опуститься до такого уровня ему — к сожалению или к счастью — не позволяет гордость. Он задумчиво ковыряется в своей тарелке салата, немного отрешенно наблюдая за тем, как ест Джеймс. Хвала господу богу, ест он гораздо приличнее Сириуса. — И кто из маньяков показался тебе наиболее… захватывающим? — Джеймс поправляет очки, усмехаясь. — Если так можно сказать, конечно. Он открывает рот — и пересказывает один из последних прослушанных выпусков в самых отвратительных и кровавых подробностях. Джеймс откладывает вилку в сторону, но не потому, что ему становится плохо из-за рассказа, а потому, что он, кажется, слишком увлечен, чтобы отвлекаться на еду. Он соединяет пальцы под подбородком и опирается на них, не сводя с Регулуса заинтересованного взгляда до тех самых пор, пока он наконец не заканчивает говорить. — Черт возьми, — говорит Джеймс. — Я ужасно рад знать, что этого ублюдка посадили на пожизненное. Он явно заслуживает этого после всего, что натворил. А потом, как ни в чем не бывало, возвращается к трапезе. Регулус разочарованно наблюдает за ним. Он не пропустил ни единой тошнотворной детали в своем рассказе, надеясь, что у Джеймса после этого, по крайней мере, пропадет аппетит, но тот выглядит так, будто только что послушал детскую сказку. Может, он возненавидит Регулуса, если тот будет скучным? Регулус отучился на юридическом факультете два с половиной курса, прежде чем наконец нашел в себе силы разорвать связи с родителями и перестать делать то, что ему не нравится, — он знает о скуке все, что может знать человек. Он рассказывает о скучных дисциплинах, которые они проходили, о долгих монотонных лекциях и о судебных практиках, на которых никогда не случалось ничего интересного, и делает это так медленно, со вкусом пережевывая каждую бесполезную подробность, что даже ему самому хочется стукнуть себя по голове. Джеймс напротив — абсолютно невозмутим, как обычно. Слушает с увлеченностью, которой история Регулуса не заслуживает, понимающе кивает и даже умудряется задавать вопросы. Регулус отвечает с трудом, потому что и сам в какой-то момент начинает путаться в том, о чем говорит. И даже это Джеймса не смущает. Регулус мысленно взмахивает рукой, когда у него снова ничего не получается. Он не может сказать ничего такого, что выбьет Джеймса Поттера из колеи хотя бы на пару секунд, — что ж, тогда он будет молчать. Может, хотя бы это сработает. И это срабатывает. Какое-то время Джеймс еще пытается разговорить его, заводя новые темы и задавая вопросы, но Регулус теряет весь энтузиазм, откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди, отвечает нехотя, односложно и тихо, и Джеймс тоже весь как-то гаснет, принимаясь молча перегонять по пустой тарелке одинокую оливку. Регулус чувствует себя так, будто — ни больше, ни меньше — обидел невинного ребенка, и от осознания этого самому становится горько, так горько и обидно, что хочется заплакать. Регулус сильнее сжимает челюсть. Минут через десять приходит официант, нарушая устоявшуюся тишину между ними. Джеймс оплачивает счет, даже бровью не поведя, встает из-за стола и на ходу рассыпается в благодарностях — было очень вкусно, и у вас здесь правда здорово, не зря мне советовали это место, и спасибо за вашу работу, нечасто можно встретить такой замечательный персонал. Регулус следует за ним молча, угрюмой тенью, бубнит тихое «спасибо», прежде чем набросить плащ и выйти на улицу. — Позволишь мне подбросить тебя до дома? — спрашивает Джеймс, когда они спускаются вниз по мраморным ступеням и идут в сторону припаркованного авто. Двигается он по-прежнему энергично и быстро, пересекает парковку в своей привычной манере властелина гребаной вселенной, но голос у него тихий, а глаза, избегающие смотреть в сторону Регулуса, пустые и грустные. «Добился», — думает Регулус — и не ощущает даже проблеска радости. — Конечно, Джеймс, — говорит он. — Пожалуйста. Джеймс бросает на него странный взгляд, и на секунду Регулусу кажется, будто на его лице мелькает улыбка. Затем он думает — нет, вряд ли, наверное, просто свет от фонаря неудачно упал. С чего бы Джеймсу улыбаться — теперь, когда их долгожданное свидание получилось таким провальным? Они забираются в машину. Регулус диктует адрес своего дома, и Джеймс вбивает его в навигатор, прежде чем тронуться с места. На обратном пути они не разговаривают; Регулус курит, стараясь выпускать дым в приоткрытое окно, Джеймс постукивает пальцами по рулю в такт песне, глухо играющей по радио, — «ABBA», кажется, — и молчит. Регулус отдал бы все на свете просто ради того, чтобы снова послушать, как Джеймс рассказывает о своем дурацком футболе, — но он молчит, и Регулусу приходится слушать собственные мысли. Тяжесть содеянного сваливается на него сверху огромным снежным комом, придавливает, мешая дышать; Регулус тушит сигарету в пустой пачке и скрещивает руки на груди, пряча собственную дрожь. Он думает о том, насколько дерьмовым был этот план изначально, и насколько отвратительно он повел себя, все же решившись воплотить его в реальность, и о том, что Джеймс не заслуживает ничего подобного, и о том, что остаться в одиночестве до конца дней своих — это единственный реалистичный исход для него, если он продолжит поступать так с людьми, которые проявляют к нему симпатию. Он не знает, сколько они проводят в пути, и не замечает, когда останавливаются; приходит в себя, только когда до его ушей доносится голос Джеймса: — Реджи, у тебя все хорошо? Ты был словно… сам не свой сегодня, — и в нем столько искреннего, неприкрытого беспокойства, что Регулус слышит, как что-то внутри него с диким свистом рвется надвое; оставшаяся посреди грудной клетки рана, зияя, кровоточит. Это несправедливо. Регулус не заслуживает таких встревоженных взглядов, не заслуживает таких заботливых фраз. После того, что он устроил в ресторане, максимум, который он заслуживает, — быть молчаливо вышвырнутым на тротуаре возле дома. Быть забытым, покинутым, брошенным. Это, пожалуй, было бы справедливо; но Джеймс даже не думает ни о чем подобном, и от осознания этого болезненно сводит желудок. — Прости, я просто… я… — Регулус задыхается; собственные слова его, через силу выталкиваемые наружу, жгут горло и рот, оседают на губах чем-то горько-кислым, — мне жаль. Прости, что я испортил наше свидание. Прости, пожалуйста, прости. — Он сгибается пополам, утыкаясь лбом в приборную панель, и, кажется, продолжает повторять извинения, хотя уже не контролируя этого, не отдавая себе никакого отчета в том, что продолжает говорить. Джеймс изумленно молчит. Регулус чувствует, как взгляд его карих глаз, словно пуля, кружится около его виска, но не находит в себе сил поднять голову и посмотреть в ответ. — Почему ты так говоришь? Я не… я не считаю наше свидание испорченным. Несколько секунд Регулус не шевелится, почти даже не дышит, обдумывая смысл услышанного. — Нет? — в конце концов спрашивает он — голос звучит хрипло и чужеродно. — Нет. Разве я должен? — Джеймс снова делает паузу. — Слушай, Реджи, того, что ты просто пришел, уже было достаточно, чтобы наше свидание превзошло все мои самые смелые ожидания и фантазии. — Мне показалось, ты был расстроен, когда мы вышли из ресторана. — Да, так и было. Но только потому, что мне показалось, будто расстроен ты. Поначалу ведь все было хорошо, так? Мы болтали и здорово проводили время, узнавая друг друга. А потом ты замолчал, и я начал переживать, что сказал или сделал что-то не то и тем самым разочаровал тебя — а мне, как ты помнишь, очень не хотелось тебя разочаровывать. — Нет, это просто… — Регулус слегка встряхивает головой, пытаясь избавиться от какого-то холодного, лихорадочного ощущения прямо посреди грудной клетки. Прочищает горло, все еще не осмеливаясь посмотреть в сторону Джеймса. — Знаешь, неважно. Я идиот. Прости меня. — Эй, не говори так. И прекрати уже извиняться — мне не за что тебя прощать. И ведь он действительно так считает. Ну что за придурок. Регулус ничего не отвечает, оглядываясь по сторонам. Он только сейчас замечает, что они стоят почти у самого его дома. Он выбирается на улицу, ежась от порывов противного, холодного ветра, и на негнущихся ногах обходит машину, чтобы забрать у Джеймса из рук цветочный горшок. Он двигается к своему дому, ожидая получить неловкое скомканное прощание в спину, но вместо этого слышит приближающиеся шаги. Регулус поднимается вверх на две ступеньки и, остановившись, оборачивается. — Знаешь, — говорит Джеймс, глядя на него снизу вверх, и выглядит по-странному сказочно — снежинки густыми хлопьями летают вокруг его головы, растрепанные волосы, как нимб, подсвечены оранжевым фонарным светом. Регулус не может отвести завороженного взгляда. — Знаешь, это меня, должно быть, не красит, но однажды я на протяжении семи лет ухаживал за одной и той же девчонкой, прежде чем она согласилась пойти со мной на свидание. И потом еще месяц, прежде чем она согласилась пойти на второе. Так что, на самом деле, я не умею быстро сдаваться. Это не в моем стиле. — Посмотрим, Джеймс, — слабо отвечает Регулус. — В любом случае, спасибо за цветок и… и все такое… Почему ты так странно улыбаешься? — Ты второй раз за вечер назвал меня по имени. Регулус закатывает глаза: — Заткнись, — хотя его губы подергиваются в мягкой улыбке. Джеймс тоже улыбается, не сводя с него взгляда, прячет окоченевшие руки в карманах куртки, и на несколько секунд они словно застревают в этом мгновении, не в силах пошевелиться и разрушить его. Регулус думает о том, как здорово было бы, если бы Джеймс поднялся на несколько ступенек выше и встал рядом с ним, как здорово было, если бы он спросил «можно поцеловать тебя?» или «можно зайти к тебе ненадолго?». Регулус почти молится, чтобы он задал эти вопросы, потому что в таком случае у него не будет ни единой возможности отказаться, потому что он не хочет отказываться, потому что единственное, чего он действительно хочет в настоящую секунду, — ощутить эти руки на своих щеках и эти губы — на своих губах. Джеймс не спрашивает — Джеймс вообще ничего не говорит, только молча сжимает его холодную руку в своей на прощание и уходит. Регулус просто стоит там, пока чужая машина, припорошенная снегом, не пропадает из его поля зрения. Потом заходит в дом. Опустив цветочный горшок на тумбу для обуви, Регулус первым делом достает телефон из кармана и пишет сообщение Барти. [ Вы, 18:12 ] Кажется, я проебался. Опять. [ Барти, 18:12 ] что случилось, дорогуша? [ Барти, 18:13 ] хочешь я приеду??? [ Вы, 18:13 ] Пожалуйста. [ Барти, 18:13 ] буду через полчаса!!