Дракон и его принцесса

Стоя у зеркала, Деймон заканчивал одеваться. Колет из бледно-золотой парчи он дополнил цепью с рубинами и черными гранатами. Обычно он предпочитал менее кричащие одеяния, но сегодня ему захотелось напомнить о своем положении наследника. Особенно Отто Хайтауэру. Открыв ларец с украшениями, Деймон стал задумчиво перебирать перстни, надевая на кончик безымянного пальца то один, то другой, затем снимая и возвращая на место. Главное, чтобы песня получилась доходчивой. Если Грибок перегнет с похабщиной и кривляньями, как он любит, его просто не будут слушать. Деймон наказал ему постараться, а иначе не получит шут ни черта кроме палок. — И я не пожалею, спущу тебя в нужник как помойную крысу, — пообещал он напоследок. Позади скрипнула дверь, и до него донесся голос слуги. — К вам принцесса, мой принц. И следом звонкий голосок Рейниры: — Ты уже готов, kepus? Он улыбнулся, поворачиваясь ей навстречу. Рейнира вся сияла от удовольствия. От утренней обиды не осталось и следа, между ними снова царили любовь и взаимопонимание. Его малышка-жена облачилась в платье из пурпурного бархата со стоячим воротником из золотого кружева, пышные юбки двух видов ткани, надетые одна поверх другой, ниспадали тяжелым каскадом и были слишком длинны для ее роста, несмотря на защипы по бокам. Быть может, это один из туалетов Эйммы? Его золовка была маленькой хрупкой женщиной, как и принцесса Дейлла, наверное, поэтому и имела проблемы с деторождением. Рейнира же пошла в ветвь отца: в свои годы она выглядела почти как мать в ту пору, когда та прибыла в Королевскую Гавань для бракосочетания. Сходство между ними дополняла любимая прическа Эйммы: две косы, уложенные по бокам в виде ручек древней амфоры, и тонкая фероньерка с розовым алмазом посередине, обнимающая выпуклый лоб. — Почти готов, dārilaros, — он надел сразу несколько колец и вытянул к ней руку, растопырив пальцы. — Что думаешь? Рейнира взглянула на предложенные варианты, приложив указательный пальчик ко рту. Ее губки, подкрашенные карминовой пастой, капризно надулись. — Жемчуг слишком скромен, — изрекла она свой вердикт, — алмаз — резок, рубин — криклив. И вот еще что. С этой цепью ты похож на какого-нибудь Ланнистера, сними ее. Она деловито склонилась над шкатулкой. Некоторое время она перебирала драгоценности, выискивая нужное, затем извлекла из недр кольцо с лиловым бериллом в центре, обрамленным россыпью изумрудов. — Вот это! — Матушкин перстень. Отец лично подбирал камни, чтобы точно попасть в тон ее глаз. Когда мать умерла, он стал носить его сам… Деймону нравилось кольцо, но не любил ударяться в сантименты, поэтому не надевал его. Да и на матери он его не помнил, только то, как отец, думая, что никто не смотрит, украдкой целовал камни, хранившие память о единственной безвременно ушедшей любви. Рейнира заглянула ему в ладонь: — Дедушка всегда носил его на безымянном пальце. Очень красивое. Помолвочное? — Да. Рейнира вытянула руку тыльной стороной вверх. На ее пальце сверкало кольцо с крупным сапфиром, оправленным алмазами примерно в один карат. Оно принадлежало Эймме Аррен — подарок Визериса на одну из годовщин. — Ты будешь не одинок. Память о маме. Деймону не хотелось надевать столь дорогую семейную реликвию на ужин мести. С другой стороны, в голову пришла неожиданная и интересная мысль. Секунду-другую он разглядывал кольцо с задумчивым прищуром, затем надел на палец. — Уговорила. Составлю тебе компанию.

***

В покоях Визериса для пира было тесновато, поэтому выбор пал на бальную залу королевы. Деймон пригласил музыкантов и пообещал Рейнире песни и танцы. — А Грибок будет смешить нас. Я решил устроить музыкальное состязание между Грибком и Сэмвеллом, потешное, разумеется. — А Сэмвелл знает, с кем будет состязаться? Деймон пожал плечами. — Да какая разница… — Большая, — возразила Рейнира. — Барды очень гордые, когда дело касается их призвания, а Сэмвелл почитает себя лучшим, ведь он — королевский менестрель. Состязание с Грибком его оскорбит. Вот увидишь, он будет жаловаться отцу или, не дай Боги, вообще покинет Двор. — Не волнуйся, дракон, — Деймон положил руку ей на плечо, коснувшись мимоходом выглядывающей из декольте ключицы. Придет время, и он поставит на ней не одну печать. Свидетельства его любви будут рассыпаны по всему ее телу, на нем не будет ни единого дюйма, где бы не прошлись его алчущие губы… — Никуда твой Сэмвелл не денется, я сделаю ему предложение, от которого он не сможет отказаться. Лучше расскажи, что мы будем сегодня есть.

***

Они, как и положено особам королевского дома, вошли последние, вернее, предпоследние, потому что, когда они заняли свои места, герольд объявил Его Милость короля Визериса. Пока поднимали первый приветственный кубок и брат говорил тост, Деймон осматривал собравшихся. Здесь был почти весь Малый Совет, за исключением покинувшего Двор Корлиса Велариона, мейстера Меллоса, (провались он пропадом, старикашка вонючий, только брюзжать и умеющий), и сира Райема Редвина, легенды Королевской гвардии, который теперь еле носил распухшие от подагры ноги и из-за этого большую часть времени проводил, затворившись в своей келье в башне Белого Меча. Жополиз Десницы Джайлс тут как тут вместе со своей уродливой супругой, которая ему и шагу не дает ступить в одиночестве. По сравнению с ней даже Бронзовая Сука — воплощенная Дева. Лионель Стронг прибыл вместе с обоими сыновьями, Харвином и хромоножкой, которого, кажется, зовут Лорас. Харвин не сводит восхищенного взгляда с Рейниры, ревниво отметил Деймон и тут же мысленно скривился. Он-то всегда считал ревнивцев пошлыми глупцами. Любовь — не клетка, а цепи, будь они хоть выкованы из золота, все равно останутся цепями. Когда он соглашался на брак с Рейнирой, то мнил себе, что если они когда-нибудь надоедят друг другу в постели, то заключат соглашение, где каждая сторона имеет право искать удовольствия на стороне. Теперь ему пришла в голову простая мысль, от которой неприятно царапало на душе: что, если он не захочет свободы (раньше он не рассматривал даже такую возможность), а захочет она? Харвин Стронг смотрит на его принцессу отнюдь не как на ребенка, он молод, статен и хорош собой, с каждым годом таких рыцарей вокруг нее будет все больше. Деймону было отчасти лестно, что его жена в свои неполные одиннадцать уже собирает восхищенные взгляды мужчин, но с другой стороны он любой ценой желал избежать любовных мук — это претило его свободолюбивой натуре. Внимание сидевшего рядом с братом Лораса (или Лариса?) тоже было занято, но не принцессой, а другой прелестной юной особой на противоположном конце стола. Отто Хайтауэр с дочерью не могли не явиться, получив личное приглашение короля. Леди Алисента в простом светло-голубом платье и жемчугах походила на статую Девы из Звездной септы Староместа. Деймон даже пожалел на мгновение, что двери ее спальни отныне будут закрыты для него. Впрочем, чувство это быстро улетучилось — ее холодность и упрямая набожность раздражали его куда сильнее, чем манила ее красота. Все равно эта недолговечная прелесть юности скоро уйдет — размышлял Деймон. Он читал ее будущее, словно гадалка по руке. Вот она, добропорядочная супруга и мать семейства: обязательная молитва за ужином, походы в септу в Отцов день, супружеский долг аккуратно два-три раза в седмицу и так пока не сойдет на «нет» от старости или пока «смерть не разлучит». Пожалуй, не самый плохой удел, подойдет многим достопочтенным сирам, но у него, у дракона, даже мысли такие вызывают лишь скуку и зевоту. Он опять вспомнил Бронзовую суку, она хоть и недоженщина, но все же повеселее Алисенты Хайтауэр. Хорошо, что его миновала чаша сия. Шла третья перемена блюд и второй час пира, когда Деймон, предварительно обменявшись взглядами с Грибком, поднялся с кубком в руке. — Светлейший государь, я пью за Вас и за Дом Дракона, а также за всех прибывших чествовать возвращение нашей возлюбленной принцессы. Его слова потонули в аплодисментах: — За короля! За Дом Дракона! — За ее высочество принцессу Рейниру! — надрывался громче всех Харвин Стронг. Все пили до дна, кроме Отто Хайтауэра, отпившего крошечный глоток и демонстративно поставившего кубок на стол. «Так ненавидит меня, что даже не стал пить за короля, глупец!» — Я хочу предложить маленькое развлечение, — снова заговорил Деймон, когда звон посуды утих. — Сэмвелл Златострунный сочинил новую песню, которую сейчас же представит на суд зрителей. Милорды и миледи, прошу любить и жаловать! — Он хлопнул в ладоши. Бард с поклоном вышел на середину залы. Слуги несли за ним арфу и табурет. — Новая песня! Вот это подарок, — шепотом воскликнула Рейнира, заставив Деймона ощутить угрызения совести. Он надеялся, что его малышка не поймет, что песня предназначена не ей. Сэмвелл сыграл вступление и запел тягучим баритоном. Ай, то не пыль по лесной дороге стелется. Ай, не ходи да беды не трогай, девица. Колдовства не буди, отвернись, не гляди — Дракон с драконицей женятся. Лиха не ведала, глаз от беды не прятала. Быть тебе, девица, нашей — сама виноватая! Над поляною хмарь — там драконий ждет царь, За него ты просватана. Рейнира положила руку ему на ладонь, и Деймон крепко сжал ее тонкие пальчики. Он твердо решил пригласить на ее именины всех известных бардов, чтобы они соревновались, воспевая красоту его маленького дракона. Пылью под пологом голос мне дракона слышится. Полные голода очи-золото в пол-лица. Он зовет меня вниз: «Красавица, спустись, Обниму в тридцать три кольца!» Леди Алисента сидела в пол-оборота с застывшей на лице улыбкой. Деймон поймал ее взгляд и прищурился, показав хищный оскал. Ни один мускул на ее лице не дрогнул, но на щеках распустился румянец. Зелье драконье отыскать не сумею я, Зелень глаз на тебя поднять не посмею я. Чешуею загар — тебе в осеннюю гарь Уходить вслед за змеями. Отто заметил смущение дочери, еле заметно нахмурился, бросив на нее вопросительный взгляд. Хорошо! Кажется, в голове Десницы начали появляться какие-то подозрения. То ли еще будет, когда Грибок скажет свое слово. Матерь, Удержи меня, На шелкову постель уложи меня. Не покидай меня, Из башни одну не пускай меня. Вытянув ноту до высшей точки, голос Сэмвелла резко сорвался вниз. В воздухе повис последний сладкозвучный аккорд. — Чудесная песня, Сэмвелл, — похвалил певца король. Тот скромно опустил очи долу. — Ваша похвала для меня честь, государь. Осмелюсь сказать, что у меня было всего несколько часов для того, чтобы сочинить ее. Я… Его прервало громкое улюлюканье. Это Грибок выскочил в центр зала верхом на палке с драконьей головой. Сделав пару кругов вокруг ошарашенного Сэма и его арфы, он остановился и прокричал: Я певец, зовусь Грибок, Хоть совсем я не высок, Зато силен на передок. В доказательство Грибок приподнял спереди куртку, демонстрируя выпуклый гульфик, без сомнения для пущего эффекта набитый каким-то тряпьём. Насладившись всеобщим замешательством, шут прошелся по залу колесом, наклонился и показал зад с огромной дыркой на кальсонах. Так спешил на царский пир, Что в штанах наделал дыр. Визерис покивал, слабо улыбнувшись. Подбодренный этим жестом, Грибок подошел к столу. Заебался я иттить, Дайте хоть винца попить. Сир Джайлс наполнил кубок, но как только Грибок протянул руку, со смехом вылил содержимое ему на голову. Нельзя было винить его за это, ведь Грибок открыто называл его жену леди Грамкин, а еще божился, что видел, как она нагадила за аналоем в дворцовой септе (страшный скандал и главное событие минувшей луны), впрочем, по мнению Деймона, это сделал сам шут. Надругательство над своей честью, похоже, совсем не расстроило карлика: он отряхнулся как пес и, отскочив от Джайлса, сделал неприличный жест. Грибок поднял с пола палку-дракона и с поклоном вручил ее Рейнире. — Прошу вас, принцесса, только в ваши прекрасные ручки я могу доверить своего Жоповетра. Рейнира рассмеялась и потрепала шута по шапке, отчего бубенцы мелодично зазвенели. — Не беспокойтесь, милостивый сир, я знаю, как обращаться с драконами. — Можно вопрос, государь? Он терзает меня и днем и ночью, — с невинным видом Грибок повернулся к королю. — Конечно, спрашивай, — милостиво кивнул Визерис. — Что будет, если дракон сожрет человека, объевшегося гороху? Не снесет ли наш несчастный городишко в тар-тарары? — Грибок изобразил большой взрыв. Король засмеялся. Его примеру тут же последовали гости. — Поэтому, сир Грибок, диета драконов состоит из баранов, и никаких бобов. Грибок возвел глаза к потолку и сложил руки в благодарном жесте. — Слава Семерым, мы не погибнем от извержения из драконьей задницы! Ох, ох! Не давайте драконам горох! — неожиданно он сорвался с места туда, где сидел Сэмвелл, любовно оглаживая свою арфу, в честь которой и получил прозвище Златострунный. — Вот ты где, негодный бардишка! Да я задницей издаю звуки сладкозвучнее твоего пения, дундук! Я вызываю тебя на состязание! Грибок вынул из-за пояса желтую перчатку и бросил певцу в лицо. Тот побагровел. — Ах ты, мерзкая обезьяна! Да как ты смеешь? — Агааа, трус-трусливый, Индюк паршивый, Каплун плешивый! — Что за… Госудааарь! — взвыл Сэмвелл — За что я вынужден терпеть такие унижения? Разве я плохо служу вам или песни мои нехороши? Его слова потонули в хихиканьи придворных. Король сделал примиряющий жест. — Полноте, Сэмвелл! Неужели ты не знаешь, что этот человечек скорбен умом? На то он и скоморох, даже мне достается от него. Вот уж это точно. Визерис слишком добр, и Грибок этим беззастенчиво пользуется. На памяти Деймона брат лишь единожды вышел из себя от его шуток, да так, что Гриб чуть было не лишился жизни. Он неприлично пошутил в сторону королевы Эймы, Визерис предупредил, что в следующий раз велит казнить его за такие слова, но Грибок отнесся к предупреждению легкомысленно. Услышав новую порцию оскорблений в адрес супруги, король рассвирепел и отправил слугу за палачом. — Последнюю милость я окажу тебе, шут. Разрешаю самому выбрать, как ты хочешь умереть. — О, государь, ловлю вас на слове! Если можно, я бы хотел умереть от старости. Обещание короля — не пустой звук. Казнь была отменена, но с этого дня королева из уст Грибка слышала лишь хвалу ее красоте и добродетели. Вырвав бубен у оторопевшего музыканта и сопровождая выступление кривляньями, Грибок запел. Это была целая баллада, весьма скабрезная и непристойная, о том, как дракон обольстил деву из башни, увез в свою пещеру и съел. Дракон в горницу вошёл, Морду положил на стол, Стал рассматривать девицу, И почёсывать свой кол Горланил Грибок, изображая менестреля. Харвин Стронг хохотал так, что на груди у него оторвалось несколько пуговиц. — Он сказал «кол», — пропищала Рейнира, прыская в ладошку. — О Боги! — Король поднес ладонь ко лбу. Взял девицу на аркан: Положил её в карман, Там девица чуть не сдохла — От дракона шёл духан. — Боги, Деймон! Зачем ты позвал этого дурака?! Здесь же приличное общество, а не кабак! Такие песни не для ушей благородных леди! — вышел из себя Визерис. — Полноте, государь! Неужели ты не знаешь, что этот человечек скорбен умом? — ухмыльнулся Деймон. Опасаясь, как бы брат в гневе не прервал выступление, он положил ладонь ему на плечо. — Смотри, твоим гостям весело. Гости и правда достаточно перепились и хихикали над скабрезными виршами. Даже чопорная леди Грамкин усмехалась, прячась за свой веер, но не забывая при этом делать вид, будто ей в нос ударил запах дерьма. Шлю я всем свое почтенье Напоследок в заключенье Про драконов девам юным Дам свое я наставленье Коль из башни ты дракона Увидала вдруг с балкона Спрячься лучше под кроватью От такого фармазона. Грибок поклонился. Из гостей ему аплодировали только Рейнира и простодушный сир Харвин. Деймон тоже присоединился к этим жидким овациям, хотя его «персонажу» сполна досталось насмешек и глумления. — Это было… крепко, я бы сказал, — произнес он, кидая шуту кошель. Тот ловко схватил его на лету, как собака кость. — Кому мы присудим победу, государь? Визерис махнул рукой, всем своими видом выражая недовольство участием в этом фарсе. — Пусть решает принцесса… — Сэмвеллу! — тут же выпалила Рейнира. Гости аплодировали, когда менестрель с кислой гримасой принимал из ее рук наградной кубок из золота, украшенный самоцветами. В этот момент сильно побледневшая Алисента поднялась. Покачнувшись, она вцепилась в стул, чтобы не упасть. Было заметно, что она едва борется со слезами. — Простите, я хочу уйти. Мне нехорошо, — выдавила она. А вдруг она устроит истерику и во всем признается? Деймону стало не по себе. Визерис не спустит этого ему просто так. Начнется дознание, и Отто воспользуется шансом, чтобы изгнать его или, еще хуже, упечь в Ночной Дозор. По спине поползли мурашки. «Король Джейхерис поступил бы именно так — сослал меня в Дозор. Но брат — не Джейхерис, он не настолько жесток.» Деймон тревожно покосился на короля, гадая, как он поступит в такой ситуации. К счастью, Отто Хайтауэр мягко усадил дочь обратно на стул. — Прошу прощения, государь, — произнес он, и Деймон в который раз отметил железную выдержку Десницы — его состояние выдавала разве что легкая бледность да испарина на лбу, которую легко можно было списать на духоту. — Рулады этого карлика слишком грубы для моей дочери. У брата в Староместе есть шут, но он и близко не позволяет себе подобной мерзости. Король нахмурился и снова воззрился на Деймона. — Дурак перегнул палку. Это мне надо извиниться перед леди Алисентой за то, что ей пришлось выслушивать. Я-то уже давно научился пропускать его грубости мимо ушей. Пошел вон! — рявкнул он, наткнувшись взглядом на притихшего у стены Грибка. — Смотри, а то возьму свое обещание назад и спущу с тебя шкуру! — Продолжая гневаться, король грохнул кулаком по столу, но Грибок благоразумно успел ретироваться. — Прошу вас, миледи, не придавайте значения этому прискорбному эпизоду. — К-конечно, государь, — пролепетала Алисента, опуская взгляд в тарелку. Она боялась смотреть по сторонам, и вся ее выдержка уходила на то, чтобы не заплакать. — Леди Алисента уже взрослая, и ей нужно привыкнуть к придворному обществу, только и всего, — невинно заметил Деймон, делая глоток из кубка. — У нас в Королевской гавани царят более свободные нравы. Если леди Алисента хочет остаться при Дворе, ей нужно стать менее впечатлительной. — К Грибку нужно привыкнуть, — добавила Рейнира. Все это время она с любопытством наблюдала за развернувшейся драмой, правда, не имея ни малейшего понятия, в чем она заключается. Если бы его маленький дракон только знал — в пору тогда самому проситься в Ночной Дозор. — Матушка привыкла, пусть и не сразу. Она рассказывала, что получила в Долине очень благочестивое воспитание и на первых порах ей было трудно при Дворе. Отто поблагодарил принцессу кривой улыбкой, но глаза его сверлили Деймона ненавидящим взглядом. «Он, верно, представляет, как я корчусь в предсмертных судорогах» Уголки его губ поползли вверх. Деймон дернул бровями и отсалютовал Деснице бокалом. — Новая жизнь приносит новые возможности. Вкусив ее, леди Алисента еще расправит крылья, вот увидите. — Вот с этим я согласен, мой принц, — голос Отто хоть и звучал ровно, но в нем слышался яд. — У моей дочери есть все, чтобы подняться высоко. Выпьем за это! Внесли новую перемену блюд и пир потек своим чередом. Деймон оглядел гостей. Похоже, его план сработал, и кроме Отто и Алисенты никто не догадался, что случилось. В конце концов, в сюжете про похищенных драконом дев нет ничего примечательного. Разве что младший сын Лионеля Стронга что-то заподозрил — слишком уж цепким и внимательным взглядом он оглядывал участников драмы. Хотя кто знает, что на уме у этого горбатого тихони — быть может, он и поделится наблюдениями с братом или отцом, но первый отмахнется, а второй велит ему молчать. Да это и не важно, главное, про шутовское состязание благополучно забыли к десерту. Навеселившись вволю, гости покидали зал. Рейнира была на седьмом небе от удовольствия. Какой чудесный пир — вкусная еда, развлечения и танцы, все как она любит, а, главное, можно подольше не ложиться спать. Они договорились, что Деймон проводит ее в покои и немного посидит с ней перед сном, а уж потом пойдет к себе. Он уже собирался выходить вслед за своей принцессой, юркнувшей в дверь одной из первых, как на плечо ему легла чья-то рука. — Ты заплатишь за это! — прошипел над ухом знакомый голос. — Вот как? — Деймон резко обернулся. — Да кто ты такой, чтобы угрожать мне?! Лицо Отто свела судорога. — Кто я такой?! Я — сир Отто Хайтауэр, Десница короля, сын Гарольда Хайтауэра, владыки Староместа. Мои предки были королями, когда твои, грязные пастухи, крутили свиньям хвосты в долинах Валирии. — А королю ты говорил про его предков-свинопасов? Или ты так усердно пресмыкался, что забыл, а, пиявка? — Я не собираюсь меряться с тобой остроумием, Деймон. Я просто предупредил: ты за все заплатишь. Деймон сделал еле заметно движение, Отто инстинктивно отшатнулся, но принц всего лишь вскинул руку, демонстрируя тыльную сторону ладони. — Узнаешь? Это кольцо когда-то носил мой отец. Принц Бейлон, всадник Вхагар, Десница короля и наследник Железного трона умер в расцвете лет от желудочных колик, а ведь он отличался отменным здоровьем и ни разу не болел. Тот день поистине стал печальным для всех, но для тебя, Отто, — Деймон задел пальцем брошь Десницы на груди у Хайтауэра, — для тебя тот день стал триумфом. — Я не понимаю, что ты тут плетешь. Пальцы Деймона словно зубья капкана впились в плечо Отто. — Не сомневайся, однажды я докопаюсь до правды и тогда… — Деймон со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, — ты будешь умолять меня о смерти. Оттолкнув Отто от себя, Деймон развернулся и стремительным шагом вышел в коридор, где его ждала Рейнира. — Ну что, идем? Стоило ему взглянуть на свою малышку, гнев тут же испарился. Они подошли к окну: небо было звездным, луна полной и светлой. — Посмотри, какая ночь, — прошептал он, сжимая ее ладонь в своей. — Посмотри, какие звезды, — в тон ему ответила Рейнира. Они обменялись взглядами. — Прогуляемся? — Оо, а куда? Ему захотелось взять ее в город: потолкаться на улицах, спуститься к Черноводной и встретить рассвет на берегу, а на заре вернуться обратно через Грязные ворота, где обычно в это время нагруженные бидонами молочницы идут на рынок. У них за одну медную звезду можно купить жбан парного молока и выпить его, закусывая свежевыпеченным хлебом, сидя на крыше старой колокольни за Рыбной площадью, откуда открывается вид на все три холма. Деймон взглянул на Рейниру. Ещё рано для таких приключений, вздохнул он — ей всего одиннадцать, через полчаса она уже будет спать у него на руках. — Пойдем в сад или в Богорощу, — предложил он. В кронах деревьев шелестел ветерок. Воздух, хоть и теплый, был напоен запахом осени. В темноте белел ствол чардрева, его толстые корни впивались в землю, напоминая дракончиков на водопое. Они шли по ковру из листьев, прислушиваясь к шепоту ночи. — Сэмвелл собирается покинуть замок завтра утром после твоей шуточки. Если он это сделает, ты будешь моим певцом вместо него. — Отчего нет? Ведь сегодня утром мы выяснили, что мой голос весьма неплох. — Тогда решено. — Решено! Он схватил ее за талию, поднял и закружил. — Улыбнись, моя краса, — Опусти! — кричала она, хохоча во весь голос. — На мою балладу; в ней большие чудеса, — Хватит, Деймон, поставь меня! — Очень мало… Блять! — к несчастью, он споткнулся об корень, и они оба полетели на землю. Хорошо, что листья смягчили падение. Они лежали, взявшись за руки и глядя друг на друга. — Avy jorrāelan — Avy jorrāelan, zaldrīzes, Он любил ее. Не как ребенка, племянницу, дочь. Он любил ее, как мужчина любит женщину. И пусть до первой близости им еще далеко, зато никто не запретит им дарить друг другу признания — маленькие радости влюбленных, о которых он до этого даже не подозревал.