Дракон и его принцесса

Его разбудило солнце, настойчиво проникающее под веки. Он отвернулся и натянул на голову простыню, но сознание окончательно пробудилось, а вместе с ним пришли жажда и головная боль. Деймон сел и бросил мутный взгляд на другую половину кровати. Рейнира спала на горе из скомканного одеяла и подушки, подтянув колени под живот и опустив попу на пятки. Руками, вытянутыми вдоль тела, она обхватывала свой импровизированный насест, при этом она была голая, а сорочка, которую он оставил на ней вчера, сбилась комком у нее под щекой. Зрелище вполне забавное, если забыть про Каргила, грозившего вот-вот появится на пороге. Так как вид голых детских ягодиц им обоим не полагался, Деймон быстро накрыл Рейниру простыней, от души надеясь, что она не окажется под драконьим брюшком, пока он ходит звать слуг. Он и сам спал так лет до двенадцати-тринадцати, пока утренний стояк мешать не начал. Деймон еще раз мельком взглянул на белое прозрачное плечико, покрытое тонкой синей паутиной вен, на спутанные, рассыпавшиеся по постели пряди, в свете луны серебристые, но на солнце отливающие в бледное золото. Gevie. Иногда он ловил себя на том, что мысленно переходит на валирийский, когда думает о ней. Он поискал глазами кувшин с вином. Утром он пил разбавленное водой на две трети красное с долькой лимона и гвоздикой, но, похоже, остолоп-слуга еще не приходил. Вот проклятый! Деймон надел сорочку, накинул сверху халат и спустился вниз. Каргил спал, стоя у стены. Вот это выучка. Сам стоит навытяжку, а шлем крепко зажат под мышкой. Деймон легонько ударил в висящий на стене бронзовый гонг. Сир Аррик в ту же секунду схватился за рукоять меча и принял боевую стойку. Деймон ухмыльнулся.       — Доброе утро, сир. Надеюсь, сон был хороший?       — Доброе утро, мой принц. Я не спал, только дал отдых глазам. Деймон фыркнул.       — Сразу видно бывалого рыцаря, вы поди и на ходу спать умеете. На бесстрастном лице Каргила промелькнула тень улыбки. Из передней появился слуга с подносом, видимо, тоже привлеченный ударом гонга. Когда живительная влага оросила пустыню у него во рту, Деймон велел слуге позвать горничных и компаньонок принцессы, — пусть девушки оденут ее и передадут сиру Аррику.       — Надеюсь, король будет удовлетворен вашим отчетом, — насмешливо бросил он через плечо, направляясь в уборную. Король завтракал вдвоем с королевой в своих покоях. Когда вошел Деймон, брат кликнул слугу и велел принести стул и приборы.       — И подайте борское позапрошлогоднего урожая, — брат повернулся к Деймону. Кажется, недавние страхи оставили его — глаза светились добродушием, а улыбка была едва ли не ласковой. — Отметим скрепившие нас тесные узы.       — Да, я тебе теперь вроде как сын, — не удержался от подначки Деймон, принимая из рук слуги кубок. Улыбка Визериса свернулась как прокисшее молоко.       — Что ж, это верно. Я надеюсь, ты будешь мне хорошим сыном. Как наш отец нашему деду.       — Куда мне до отца! Скажи лучше так: постарайся не быть таким же плохим сыном, как и братом.       — Это само собой. Но я все же надеюсь, что ответственность прибавит тебе достоинства.       — О, тут нечего беспокоиться. Хвала Богам, достоинство у меня приличное. Тот, кто испробовал его, не жаловался.              — Деймон! — побагровел Визерис, бросив ложку на стол. — Я не потерплю твоих пошлых шуточек в присутствии королевы.       — Не волнуйся, любовь моя, — Эйма накрыла ладонью руку мужа. — Деверь просто хотел намекнуть, что будущее дома Таргариен в надежных руках. — Она кивнула Деймону, пряча саркастическую улыбку за кубком с вином. Он в ответ дернул бровями, бросив на нее быстрый озорной взгляд исподлобья. Сперва Эйма Аррен показалась ему скучной и слишком степенной для молодой девушки, но только первое время, пока она не освоилась в замке. Теперь же он был очарован ею, как и все остальные. Он позволял себе иногда флиртовать с ней, но дальше дозволенных пределов это никогда не заходило. Визерис пылал к ней страстью, и Эйме нравилось гореть в его огне. «И однажды она сгорит…» — размышлял Деймон, глядя, как она мучается от очередной беременности. Рейнира — плод этого танца пламени — вобрала в себя все его живительное тепло, оставив на долю матери и братьев хаос разрушения. И смерть. Огонь Эймы Аррен погас спустя восемь лун после свадьбы ее дочери. Его потушила очередная бесплодная попытка Визериса получить сына.       — Боги жестоки, мы все соболезнуем вашей потере, принцесса, — Отто Хайтауэр склонился перед Рейнирой. Он поднял голову, и Деймон встретился взглядом с его холодными светлыми глазами:       — Мой принц, поздравляю вас. Этот трагический для нас всех день стал вашим триумфом. Вы — наследник Его Величества. Деймон прищурился, пытаясь угадать намерения Десницы. По лицу Хайтауэра нельзя было прочесть ничего — оно было словно высечено из гранита, ни тени коварства. Сколько человек его слышали? Он оглянулся: рядом стоял Тиланд Ланнистер, лорд Джайлс, мейстер Меллос. Их взгляды были устремлены на погребальный костер, и все же… кто знает, какие мысли витают сейчас в их головах. «Отто, скользкая ты мразь! Однажды я напою Темную Сестру твоей черной кровью!» Впрочем, пока у Деймона было полно других забот. Рейнира. Она подошла вплотную к погребальному костру, протягивая к огню руки.       — Принцесса может обжечься, — прошептал ему на ухо Эррик Каргил. Деймон и сам видел опасность. Достаточно порыва ветра, и пламя лизнет ее ладони и лицо, а брызжущие во все стороны искры могут поджечь волосы. Деймон мог бы подхватить ее на руки и унести в безопасное место, но не стал. Вместо этого он не сводил с нее пристального взгляда, готовый броситься к ней на выручку. «Этот огонь забирает ее мать и брата. Пусть она ощутит его жар.» Ее черная фигурка выделялась на фоне пламени, пожирающего его кровников. Пламя и кровь — девиз дома Таргариен. Пусть она не только знает, но и почувствует, кто она. Визерис был раздавлен горем. «Которое навлек на себя сам» — ожесточенно одергивал себя Деймон, глядя на ссутуленные плечи брата, осунувшееся лицо и запавшие тенями глаза, безжизненно наблюдающие за костром. Будь он способен кого-то утешить, он бы остался с Рейнирой. Она — ребенок, потерявший мать. Она должна плакать у него на груди, а он гладить ее по голове, шепча ласковые слова. Но вместо этого он дождался, пока костер прогорит, велел Каргилу позаботиться о принцессе, а сам побрел обратно в замок. Сперва надо хорошенько напиться, а потом уйти в город, чтобы утопиться в вине и в объятиях шлюх. Таков был неизменный план — лекарство от лишних морщин. Честь, ответственность, долг — штрихи не к его портрету. Быть хуже, чем есть, Порочным принцем, пятном на семейном древе — тоже стратегия, и весьма неглупая. Когда он делает шаг навстречу — человек перед ним трусливо улыбается, а рукой ищет рукоять кинжала. Пусть будет так — ни он, ни его оппонент не знают ничего наперед. Непредсказуемость — самая увлекательная сторона жизни. Если бы у него был дар знать будущее, он бы умер со скуки. Но есть вещи неизменные: восход и закат, женские губы на его члене и вино. Что ж, восход и закат сегодня случился по плану. Он осушил штоф дорнийского, накинул на плечи плащ. В «Розе и Лилии» его ждет Мисария. Деймон уже был на пороге, когда перед ним возник Каргил.       — Принцесса, — коротко сообщил он.       — Ведите, — приказал Деймон без лишних расспросов. Если бы вопрос мог решиться без него, гвардейца бы тут не было. По дороге в Драконье логово Каргил сам рассказал, в чем дело.       — Принцесса захотела вернуться в Логово на Сиракс. Я отказался отпускать ее одну в небеса в таком состоянии. Король был рядом, и принцесса не стала спорить. Но потом она велела отвезти ее на холм Рейнис, пообещала, что не полетит, но сказала, что ей хочется побыть с драконом. Я не нашелся, чем ей возразить, мой принц. Деймон нахмурился:       — Так она улетела?       — Нет, слава Богам, но не желает уходить и никого к себе не подпускает.       — Хм, — изо рта вырвался шумный выдох и облачком пара повис в воздухе. К вечеру похолодало. Две луны назад прилетел белый ворон из Цитадели, возвещая начало зимы, а солнце словно ему наперекор продолжало жарить как сумасшедшее, но дни становились все короче. Скоро холодные ветра задули с Севера, принося ночные заморозки. Цокот копыт по мостовой рваным стуком отдавался в голове, вокруг кипела обычная городская суета: хлопали двери, зазывно кричали торговцы; когда они подъехали к углу Шелковой улицы, из окон стали высовываться голые девки, распахивая перед ними кофточки и потрясая спелыми и не очень грудями.       — Милорд, один олень — и я ваша на часок, один дракон — и на всю ночку. И все же Деймон ощущал непривычную тишину. «Ага, колокола наконец замолчали.» Они проснулись в час Волка и звонили до полудня, выклёвывая ему мозг. «Я не хочу, чтобы по мне стоял этот проклятый трезвон. Пусть, когда я умру, Боги и люди лучше почтут меня молчанием, » — мрачно думал он, пуская лошадь рысью. Рейнира сидела на каменном полу, устроившись между крыльев свернувшейся клубком Сиракс. Драконоблюститель беспомощно оглянулся на Деймона, передавая факел.       — Она не дает нам подойти, милорд. Стоит только приблизиться, как дракон выгибает шею и пускает из ноздрей дым. «Так и должно быть. Связь дракона со всадником крепка как смерть.» Частичка души Рейниры живет в Сиракс и наоборот. Только когда один из них умрет, связь распадется. Деймону всегда было интересно, помнят ли драконы своих прежних наездников. Единственным человеком, пережившим своего дракона, на его памяти был Визерис. И когда брату предлагали оседлать другого — он твердил «нет».       — Рейнира, — позвал он. Девочка подняла на него взгляд, но он не был уверен, что она видит его. Ее глаза напоминали запотевшие стекла — безжизненные, точно подернутые молочной пленкой, такие же, как у Визериса там, у погребального костра. Деймон сделал несколько шагов, не обращая внимания на предостерегающее шипение Сиракс. Из глубин Логова донеслось низкое прерывистое реготание. Это Караксес, чувствуя угрозу своему человеку, предостерегает молодую драконицу от неверного шага.       — Рейнира, давай поговорим, — он замедлил шаг, стараясь двигаться плавно. Сиракс не отрывала от него похожих на озерца расплавленного золота глаз. Рейнира помотала взъерошенной головой. Там, у костра, она выглядела величественно, как и подобает дочери короля. В траурном платье с высоким воротом, заколотым у основания шеи серебряным драконом, и в венце из черных гранатов. Он гордился ее высоко поднятым подбородком и сухими глазами. Дракон не покажет слез перед псами. Но теперь он видел, что его сильная девочка на самом деле хрупка как стекло.       — Не проси меня уйти, дядя. Я хочу остаться. Мне хорошо с драконами. Я — одна из них.       — Нет.       — Ты сам говорил! И все вокруг. Мы — драконы в человеческом теле.       — Да, так нас называют. Драконы. Драконьи лорды. Говорят, что из-за нашей крови мы ближе к богам, чем к людям. Ты знаешь, откуда появились драконы? Деймон медленно уселся на пол в нескольких шагах от Сиракс.       — Они вышли из Тени, вместе с древними Богами, а потом Боги ушли, а драконы остались. Племя пастухов, что обитало у подножия…       — Довольно. Я вижу, ты хорошо слушала септона Барта. Есть и другая версия: драконы произошли от скрещивания виверн и огненных червей, обитающих в подгорных недрах Валирии. — «Септон Барт считал, что такой червь мог напасть и ранить Балериона в руинах Валирии», но вслух говорить не стал, потому как Рейнире вряд ли известна подлинная история Эйреи. — В любом случае драконы — это смертоносное пламя в небесах. Хареннхолл тому мрачный пример, а тот, кто путешествовал по Ройне, видел руины Гоян Дрое, Сарое и Крояна.       — Но Харенхолл и города на Ройне уничтожили по воле людей, — теперь в ее глазах появилась сосредоточенность, изгнавшая молоко страдания. Мейстеры не раз отмечали пытливый ум принцессы. Деймон не ожидал, что ее так легко удастся вовлечь в диалог. Зря он так волновался, она быстро переживет свое горе.       — Владыки уничтожают непокорных, — он тонко улыбнулся, нащупал на полу камушек и катнул его по полу к Рейнире, она перехватила, накрыв его ладошкой. — Люди считаются лишь с силой — так повелось издревле. Мы — те, кто стоит между миром людей и огненным хаосом. Войны ведутся огнем и сталью, но мир заключается словами. Мы избраны управлять драконами. Мы палачи, мы же и миротворцы. — И все равно! Эйгон с сестрами сжег кучу людей на Огненном поле ради собственных целей, — камушек дробью проскакал по полу и Деймон поймал его в горсть. — Таковы законы войны. Зато, убив тысячи, он спас миллионы. А что сделала бы ты на месте Эйгона? Позволила бы поставить себя на колени? Камень вернулся к Рейнире. — Я бы могла предоставить их своей судьбе, не завоевывать их земли и не срывать короны с голов их владык. Но я бы поступила как Эйгон. Во мне течет кровь дракона — а дракон ест и овец, и людей. Ее голос становился тоньше. Каким бы умным ребенком она не была, ей не хватало волевого усилия, чтобы оспаривать свое мнение с помощью одних лишь аргументов. Камушек она запустила в него, без сомнения, метя в голову. Деймон почти лениво словил его в воздухе и отправил куда-то во тьму Логова, заставив Сиракс занервничать.       — Однажды Мейгору донесли, что подданные называют его чудовищем. Мейгор в ответ расхохотался. «Я — дракон», — возразил он. «А они — чудовища, значит, и я тоже». Я спросил отца: верно ли сказал Мейгор. Он ответил: отчасти так и есть, мы связаны с драконами кровью. Они — чудовища, да вот только они такими родились, у них не было выбора, а у тебя он есть. Разум драконов совершеннее человеческого, но как у животных у них нет понятия добра и зла. Он и сам не понял, зачем говорит все это девятилетнему ребенку, но мысль увлекала, а вино способствовало философскому настроению. Слова давались легко и были лишь словами, красивыми и пустыми. Он смотрел, как она растерянно внимает, и ему все больше нравился звук собственного голоса. Никто не стал бы слушать, впуская его в себя как нож в масло — Визерис бы начал гнуть свое, про сны и пророчества, а Мисария пожала бы плечами, улыбнулась и предложила ему еще вина и шлюху с упругой попкой.       — Я хочу быть драконом, — бубнила Рейнира, насупив светлые бровки.       — Как хочешь. — сдался он, не видя смысла и дальше запутывать ее умозаключениями, тем более она снова отгородилась от него стеной детского упрямства. — Только человеческому телу требуется другой уход, чем чешуе и панцирю. Смотри, ты обожгла щечки, завтра они будут болеть, если не смазать целебной мазью. Он заметил, что ее лицо покраснело как после долгого пребывания на солнце. Рейнира аккуратно потрогала кожу около носа.       — Да… но я не могу вернуться в замок, — ее нижняя губка задрожала. — Когда я здесь, ничто не напоминает мне о маме. А там… она каждый день приходила перед сном, чтобы почитать мне сказку. Больше всего мне нравилось про Крылатого рыцаря, а теперь я ненавижу этого рыцаря и его дурацкого сокола! Я не смогу лечь в свою постель, зная, что она не придет ни вечером, ни утром. Никогда! Слышишь! Никогда! — ее голос истерично вибрировал, а из глаз потекли слезы. Деймон устало потер пальцами переносицу. Он всего лишь хотел напиться, а потом трахнуть красивую шлюху или даже двух. Неужели, блять, он слишком многого хочет?       — Поживешь пока у меня. Сказок про Крылатого рыцаря я не знаю, зато много чего могу рассказать про драконов и Валирию. Не прекращая всхлипывать, она посмотрела на него влажными блестящими глазами.       — А можно? Раньше мне не разрешали ночевать у тебя.       — Теперь нам некому запретить. Твоему отцу сейчас не до этого, Рейнира. Все, что мы можем сделать, это вести себя тихо и не создавать ему новых проблем.

***

Вот так и случилось, что он заменил ей и отца, и мать. Рейнира поселилась у него в покоях, отринув слабые возражения септы Марлоу.       — Пожалуйтесь отцу, если желаете, септа, — отвечала принцесса, когда благочестивая наставница пыталась втолковать ей, что девятилетним девочкам не пристало жить и спать в одной постели с великовозрастным мужчиной. Деймон и сам был не в восторге от такого соседства, но беда была в том, что Рейнире и правда больше не к кому было пойти. Он помнил время, когда умерла мать — полустертые детские воспоминания, как он сам по ночам прижимался к теплому боку брата. Боги не дали Рейнире никого, кроме него. Визерис заперся в своих покоях. Входить к нему дозволялось лишь обслуге и каменотесам, создающим для него миниатюрный макет Валирии. Малым советом заправлял Отто Хайтауэр. Его стараниями Деймон теперь возглавлял городскую стражу и не считал себя обязанным появляться на советах. Казармы располагались рядом со свинарником, и пахло там отнюдь не морским бризом. Это было грязное унылое помещение, а его обитатели мало чем отличались от своих соседей-хряков. Не солдаты, а зачуханное вшивое мужичье, вооруженное и обмундированное как попало. Деймон взглянул на ржавые кольчуги и панцири, шлемы и щиты разных мастей — у некоторых даже не хватило ума закрасить гербы прежних владельцев. Барахло, снятое когда-то с убитых в бою или купленное у падальщиков, обдирающих мертвецов на полях брани. Деймон решил набрать новых капитанов из знати, а сержантов — из помазанных рыцарей, проблема была в том, что никто не хотел идти, по крайней мере среди честных людей. У городской стражи была дурная слава: у доброй половины этих молодчиков был вид бандитов, кем они, без сомнения, и являлись.       — Не скрою, работа предстоит нелегкая, — с деланным сочувствием вздыхал Отто Хайтауэр. — Со смертью короля Джейхериса городская стража пришла в упадок. — Он достал из-под стола два ящика, доверху набитые свернутыми пергаментами. — Вот, тут жалобы, списки, отчеты, и это только за последние пару лет. Сами видите, какой беспорядок в бумагах. Я бы посоветовал вам взять писаря, чтобы вел записи как подобает. За шесть лет сменилось несколько лордов-командующих. Трое, если я не ошибаюсь. Король и ваш покорный слуга, мы оба считаем, что ваша сильная рука вернет закон и порядок на городские улицы. Деймон не стал копаться в писанине, а решил увидеть все своими глазами. Что ж, увидел. Возвращаясь обратно в замок мимо свинарника, он заметил золотаря, собирающего свиной навоз лопатой. «Похоже, и мне нужно обзавестись такой.» Он застал Рейниру одну в гостиной, играющую в башню. Подцепив пальчиками деревянный брусок, она аккуратно вытянула его, башня дрогнула, но выстояла.       — Уроки уже закончились? — Он бросил плащ на спинку стула и уселся рядом на пол.       — Да, — Рейнира подняла на него глаза и сморщила носик. — Чем это от тебя так дурно пахнет?       — Дерьмом.       — Почему?       — Дары короля и доброго сира Отто. Меня назначили командующим городской стражей. Он медленно вынул брусок из второго яруса, но башня снова устояла.       

***

— Папочка! Он решил, что ослышался. Даже оглянулся, ожидая увидеть Визериса.       — Это ты мне? — уточнил он, хотя, видят боги, тупицей себя не считал. Ее блестящие глаза были устремлены на него, а губы приоткрылись в улыбке, обнажив ряд белых влажных зубок.       — Ну да, я хочу, чтобы ты был моим отцом, а не король. Я не нужна ему, а он не нужен мне. Она повела плечиком, как бы говоря: «все просто, что непонятного-то»       — Ты не права. Отец любит тебя. — Он удержал ее, когда она хотела вернуться в кресло к открытой книге. Помрачнев, она высвободила руку.       — Он хотел сына. Я никогда не смогу заменить ему сына. А ты любишь меня не за колбаску между ног. «Да, мне персики нравятся больше колбасок.»       — Рейнира, твой отец убит горем, он любил твою мать и… «дал зарезать ее как свинью во имя призрачной надежды получить живого наследника» — просто дай ему время, ладно? Рейнира шмыгнула носом.       — Да, но пока можно я буду называть тебя отцом? Она посмотрела на него бесхитростным, полным надежды взглядом.       — Только на валирийском — kepa. Это ни у кого не вызовет подозрений.       — Какой у меня умный папуля, то есть kepa, — поправилась она, обнимая его и утыкаясь лицом в грудь.       — Проверишь у меня урок? — она задрала голову, не выпуская его из объятий. «Не сейчас» — подумал он. Художник подготовил для него несколько эскизов снаряжения и обмундирования для солдат и офицеров. Кое-что, например кольчуги, сыщется в арсенале, поножи, наручи и нагрудники тоже, а вот шлемы и щиты нужно изготовить одинаковые. Оружие тоже — каждому стражнику отныне полагается меч и шипастая дубинка и восьмифутовое копье с черным железным наконечником . Надо встретиться с главой гильдии кузнецов — заказ предстоит большой. Латы высших офицеров будут из вороненой стали, в противовес серебристым доспехам элитной семерки Белых плащей. Плащи — вот что нужно. Отличительная черта городской стражи. Черные плащи? Алые?       — Ты что, заснул? — Рейнира потрясла его за руку.       — Нет, — он дал увести себя и усадить в кресло напротив камина. Она забралась к нему на одну коленку, уложив на другую толстый фолиант «Мифов и легенд Древней Валирии». Пока она читала ему, уже довольно бегло на высоком валирийском, он разглядывал ее. Волосы плащом покрыли ее плечи и спину. Вчера вечером он сам вымыл их душистым мылом и нанес немного розового масла. Теперь они блестели как жидкое белое золото. Gevie. Откинувшись на спинку и слушая вполуха ее звонкий голосок, он любовался белизной ее длинной шеи. Он заправил непослушную прядь ей за ухо, открывая щеку, покрытую белым пушком как кожица персика. «Рейнира, сладость моя» Через четыре луны ей исполнится десять. Она вытянулась, начиная из ребенка превращаться в угловатого подростка. Как роза, которая только-только выкинула бутон.              — Рейнира.       — Что это за слово? — она ткнула пальчиком в строчку, заставив его склониться над книгой. Легенда о Караксесе и Золотой Сиракс.       — Звездоокая. Это одно из имен Сиракс. Она по слогам повторила это слово на валирийском. «Моя золотая Сиракс» Золотые. Плащи будут Золотые.