Останься до утра

Себастиан понимал, что пока никто не обнаружил его в столь плачевном виде, надо скорее находить "якорь" и возвращаться в адекватное состояние . Проще сказать. Но тут, как по волшебству, из ниоткуда чьи-то теплые ладони осторожно ложатся на подрагивающие плечи и солист дергается от неожиданности. Вскинув голову, обнаруживает Фолио, опустившегося перед ним на корточки. Красивое лицо исказило беспокойство. Густые, темные брови сильно нахмурились, сойдясь у переносицы, между ними залегла глубокая, мимическая морщинка, в мягкие линии пробралась тревога, делая его старше, превращая в отдаленно знакомую версию самого себя. Фронтмен шумно выдыхает с хриплым звуком, понимая, что паника достигла высшей отметки. Кислород практически перестал поступать в организм, заставляя глупо раскрывать и закрывать рот, как рыба выброшенная на берег, лихорадочно пытаясь втянуть в себя воздух. Ребята уже сталкивались ранее с данной проблемой друга и потому изучили довольно простую инструкцию действий в таких ситуациях. В первую очередь необходимо перевести внимание стрессующего. - Ноа, посмотрим на меня. Сфокусируйся на моём лице, пирсинге, на чем угодно, найди точку опоры, - вкрадчивым, успокаивающим тоном проговорил Ник, аккуратно, подбадривающе сжав ледяные руки товарища в своих. - Просто слушай мой голос, ни о чем не думай, просто слушай. Вокалист сильно зажмурился, а потом резко распахнул веки и нашел ту самую точку опоры. Глаза барабанщика. Карий цвет стал совсем темным, очень глубоким и насыщенным, но таким манящим и родным. Он, наверное, мог уверенно поведать при каких обстоятельствах меняются оттенки в огромных очах напротив. Часы наблюдений не прошли даром. В лучах яркого солнца они становились почти янтарными, очень чистыми, когда юноша в хорошем настроении проявлялись интересные, изумрудные вкрапинки, а при возбуждении таял молочный шоколад. На пару секунд Себастиан теряется, заметив, что тонкий ободок радужки у Фолио отливает золотом, но сердце внезапно пропускает удар, а потом снова задаёт бешеный ритм и музыкант опять зажмуривается, словно от боли. - Всё хорошо. Ничего страшного. Просто слушай. Ноа,ты замечательный. Очень особенный. Я не встречал никого талантливее. Я не встречал никого красивее. Ты научил меня мыслить менее шаблонно и чувствовать иначе. До тебя я даже не представлял, что существует настолько обширный спектр эмоций, просто целая непознанная мною вселенная. Спасибо, что открыл её, - речь лилась будто ручей, быстро, но ласково, обволакивая своим шелестом, погружая в какое-то медитативное состояние. Ник нес первое, что пришло в голову, не анализируя, желая просто вытащить друга из ловушки его собственного сознания. И первым оказались, видимо, те признания, которые уже давно крутились на языке. Солист улавливал отдельные слова, понимая их значение, совершенно неуверенный, что расслышал правильно или что сказанное не являлось просто способом отвлечения. Он честно старался сосредоточиться на звуках, слетающих с пухлых губ, даже немного удалось успокоить сердцебиение, но ненормальный пульс буквально танцевал на ушных перепонках дикую чечетку, от чего все старания шли прахом. Тревожность брала верх, из бедняги вырвался слабый, еле различимый, мученический стон. Фронтмен до побелевших костяшек пальцев обхватил запястья товарища, впиваясь в тонкую кожу до синячков, продолжая сжимать, ибо это ощущение являлось единственным связующим звеном с реальностью. Барабанщик стойко терпел дискомфорт, либо же просто не замечал, погруженный в переживания. Фолио знал, что лучше всего работал трюк с бумажным пакетом или на крайний случай с любой емкостью, в которую можно подышать. К сожалению, рядом не находилось ничего похожего, а бежать в гримерку значит дать остальным узнать о неприятном инциденте, этого Ноа хотел бы меньше всего. Парень не сомневался в данном факте и решил не идти против чужой воли. Он судорожно искал выход, нервно перебирая варианты про себя, попутно шепча какую-то несвязанную, утешающую фигню, и вдруг внезапно замер. Идея показалась простой, но гениальной. Юноша еле высвободился из крепкой хватки, соединил две ладони между собой, образуя так называемую лодочку и поднес к лицу Себастиана. - Дыши, - указывая взглядом и кивая головой на импровизированную пригоршню, велел Ник. Того уговаривать дважды не пришлось. Музыкант буквально нырнул носом в спасительные руки, ошпаривая их горячим дыханием, мажа пересохшими губами по внутренней стороне, щекоча длинными прядями волос, соскользнувшими с плеч, скрывая своего обладателя за растрепанным занавесом. Секунды растянулись, превратившись в одно бесконечное ожидание, наполненное частыми вздохами. Весь эпизод занял не больше двух минут, но в восприятии обоих растянулся на часы, сжавшись при этом до одной временной точки. Нынешнего момента. Стресс съедал способность нормально анализировать. Ноа застыл, ощущая, как сердцебиение с каждым ударом потихоньку приходит в норму, ужасный, давящий, рвущийся наружу комок в груди съёживается, теряя силу, забирая вместе с собой всепоглощающий испуг. Вокалист еще какое-то время просто сидел так, не отстраняясь от волшебных ладоней, наслаждаясь дарованной ими возможностью снова делать глубокие вдохи без каких-либо препятствий. Наконец, отклонившись, не забыв перед этом чмокнуть основание большого пальца барабанщика, он выпрямился. Тело ломило от жуткой слабости, что после панической атаки являлось привычным делом, организм испытав шок, терял силы. Хотелось свернуться калачиком в данном уголке и просто уснуть, но впереди предстояло отпахать целый сет. Парни взглянули друг на друга и Себастиана пронзило от макушки до пят. Столько кричащего, нескрываемого волнения, беспокойства отражалось в карем взоре, столько разнообразных эмоций сменялось в мимике. Ника разрывало от противоречивых, накрывающих чувств, грудная клетка ходила ходуном, из него рвалась буря, остаточный эффект после пережитого и он не знал, как сбросить этот груз. - Я тебя сейчас поцелую, - безапелляционно, громким шепотом заявил юноша. Ноа застрял между фразой: "С каких пор тебе нужно разрешение?" и "Нас могут увидеть", не зная, что выбрать и опоздал. К его губам просто прижались, до щеми чувственно, отчаянно ласково, вкладывая всё, что сложно сформулировать и высказать вслух. Стараясь через невинное прикосновение передать тот осадок, что оставила колющая под сердцем нервозность, которую ему тоже пришлось испытать. В данном жесте отсутствовал любой намек на интимность или страсть, так Фолио говорил: "Я рад, что с тобой всё в порядке. Ты мне очень важен". И до случившегося солист даже не подозревал, что существуют таких невероятных масштабов признательность, буквально распирающая изнутри по отношению к другу. Он просто не знал, как это показать. Хотя, вряд ли, барабанщик нуждался в подобном признании. - Зачем пошел за мной? - опираясь затылком о стену позади, тяжело выдохнул фронтмен, всё ещё выравнивая все процессы внутри. - Заметил, как ты побледнел и слишком быстро вылетел из гримерки. Решил убедиться, всё ли нормально и не зря, - пожав плечами, ответил Ник. Себастиан наблюдал за другом, слегка нахмурившись, фокусировка давалась пока с трудом, взор плавал, но он постарался выдать максимум недовольства, на которое был сейчас способен. - Мы же говорили об этом. Ты не должен... Фолио заткнул его одним суровым, мрачным взглядом исподлобья. У Ноа даже легкий мороз пробежал по позвоночнику. Хотелось сказать, что тот не обязан исполнять роль няньки и что не всегда сможет оказаться рядом при необходимости. Нельзя испытывать ответственность за взрослых дееспособных людей, но прекрасно понимал, что с близкими любые правила дают сбой. А еще нельзя ему прививать рефлекс, при котором музыкант в первую очередь, неосознанно будет искать убежища у барабанщика, мечась в психологической агонии при невозможности это осуществить. - Я знаю, ты не стал бы никому говорить, но попрошу всё равно оставить произошедшее в секрете. Мне хватит и твоего пристального надзора в ближайшие дни.