Останься до утра

Размышления прервал как раз вернувшийся Фолио. Себастиан проследил за силуэтом, подсвеченным сиянием от телевизора, который с тихим хлопком прикрыл дверь, скинул кепку на журнальный столик и направился к рюкзаку, валяющемуся на полу у постели. - Что-то ты рано, - вокалист решил прервать их странный обет молчания. Пережив за последние два часа маленький внутренний катарсис, он нуждался хотя бы в нормальном, нейтральном общении и ровной обстановке. Барабанщик выудил из недр своих манаток зубную пасту с щеткой, но обернулся на услышанную фразу и присел на край кровати. - Мне не нравится, что ты остаешься один, когда мы веселимся. Есть в этом что-то неправильное, - юноша пожал плечами, опустив голову. - Ты поэтому вернулся? - чуть с нажимом поинтересовался Ноа, приподнявшись на месте. Кажется, настал момент для того самого разговора. - Еще я устал за сегодня. Слишком...насыщенный день, - Ник запнулся, произнося последние слова, зная, что друг прекрасно поймет, о чем речь. На лице товарища мелькали светотени, отбрасываемые работающей плазмой, но это не помешало заметить подавленность и даже какую-то потерянность в его выражении. Пыл Себастиана поугас. Действительно, многовато переживаний за последние несколько часов. Разговор может подождать, пора отдыхать, тем более с утра была запланирована пробежка. Сон никак не шел. Из-за резкого внедрения в социум переутомление настигло музыканта за считанные дни, плюс эмоциональные качели привели к перезагрузке организма, заставляя его включить запасные резервы, считывая перенапряжение, как сигнал о помощи. И потому попытки уснуть превращались в невыполнимую задачу. Он больше часа пялился в непроницаемую черноту до появления белых разводов перед глазами, когда кажется, что рассмотрел потолок. Но хотя бы исчезла тревога. Фолио прогнал её только ступив на порог номера. Даже если бы натянутая атмосфера между ними никуда не исчезла, то с другом всё равно спокойнее, чем одному в гнетущей тиши, которая порождала монстров в больном сознании. Так до панической атаки не далеко, а они не встречались уже очень давно и не хотелось бы пересечься вновь. - Ноа, ты спишь? - сквозь плотное беззвучие прорезался тихий, чуть хрипловатый голос. От того, как барабанщик каждый раз произносил имя вокалиста внутри всё сладко сжималось, он по-особенному проговаривал заветные буквы, более мягко, словно обволакивал их звуковой нежностью. А шепот посреди ночи воспринимался, как легкое шелестение ангельских крыльев. - Нет, - еле слышный выдох в ответ. - Не могу уснуть, - пожаловался парень, заворочавшись на соседней кровати. Себастиан сам не понял, как слова сорвались с языка. Только успев сформироваться в голове, предложение оказалось тут же озвучено, пропустив этап обдумывания в промежутке. Просто импульс, отрубивший на мгновение контроль над пагубными прихотями, последствия которых еще ни раз колючей проволокой обмотаются вокруг сердца. - Иди ко мне... Хотелось прикусить язык, но поздно. Сказанного не воротишь. Тем более, что у Ника ушло ноль секунд на раздумья. Будто ожидая данной фразы всё это время, тот быстро встрепенулся и поднялся на ноги. Через пару секунд фронтмент ощутил, как матрас его постели прогнулся от веса чужого тела. Фолио проскользнул под одеяло, сразу повернувшись на бок, лицом к другу, сунув ладони под голову. Ноа подвинулся, насколько позволяло пространство одноместной кровати и отзеркалил позу товарища. Их разделяло буквально несколько сантиметров и в этих сантиметрах застыла тишина, фантомы множества не сказанных слов, не озвученных важных мыслей. Бархатная тьма ночи скрывала две фигуры от всего мира таинственной вуалью, даже друг от друга, опустив легкую завесу между, которую легко приподнять при желании. Атмосфера превратилась в мягкий уютный плед, укутывающий со всех сторон. Но захватывающее дух волнительное предвкушение, приятной щекоткой скребущееся внутри, не давало полностью расслабиться. Когда каждый вдох делаешь с благоговейным трепетом, втягивая воздух бесшумно, дабы не спугнуть удивительный момент единения с важным человеком. У барабанщика рвалось изнутри так много признаний. Например, что у него сгорают все предохранители от запаха Ноа, не туалетной воды или шампуня, а именно запаха тела, такого немного терпкого, глубокого, дразнящего ноздри. Этот аромат въелся в подкорку, Ник ищет хоть немного похожие нотки постоянно, даже перенюхал кучу духов в парфюмерном, когда помогал сестре с выбором не так давно, но всё мимо. Неповторимый и удивительный. Он думает, как правильно сказать, что Себастиан самый особенный из всех, когда-либо повстречавшихся на пути людей, самый особенный для его души, воображения и разума. Звучит слишком поэтично. Парень раньше в столь одухотворенном стиле и не сформулировал бы мысль, о тонких материях и изящных сравнениях не задумывался, но влияние вокалиста дает свои плоды. Друг будоражит и отзывается в нём на всех уровнях: эмоционально, физически, духовно. Фолио не знал, есть ли еще какие-то градации, но если есть, то музыкант откликается в сознании по всем пунктам. Молодой человек, правда, желает выдать это и ещё кучу других, наверняка, смешных, наивных вещей, но оказался поражен немотой. Язык словно прилип к небу, совершенно не желая слушаться. Сегодня и так достаточно наговорил, возможно, подобным образом включилась защитная функция организма на лимит произнесенных откровенностей вслух. Ноа всегда хотел найти кого-то, с кем можно разговаривать часами обо всем на свете, делиться потаенным, тревожащим, помимо друзей. Он мечтал о своем человеке, родном, который разделял бы его идеи и обсуждал даже самые смелые или нелепые фантазии на любую тему, по-доброму подшучивая над богатым воображением. Но нашел ещё лучше. Жизнь подарила Себастиану Ника, с которым прекрасно молчать. И это оказалось более ценным. Оба являлись полными противоположностями, и на удивление ловились с полуслова, с полувзгляда. Понимание между ними образовалось, словно по мановению волшебной палочки. Появилось, как чудо, благодаря чистой магии, основанной на необъяснимой химии, иногда происходящей между людьми. Ребятам не обязательно было постоянно коммуницировать, чтобы улавливать колебания в настроении друг друга или разделять одно мнение по творческим и не только вопросам. Тишина в присутствии Фолио не напрягала, не пугала, не казалась неловкой, ее не обязательно было заполнять, тишина с ним лечила, будто он одним существованием превращал пространство вокруг в целебную капсулу, унимающую любые виды терзаний и мучений. Барабанщик принимал друга таким, какой тот есть, без длительных диалогов и пояснений, а потому видел Ноа настоящим, сквозь маски и защитные барьеры, всё равно считая его прекрасным. Хотя, уродливых пластов личности в глубине открывалось предостаточно. Он не знал замечают ли главную деталь другие, но сам четко уже давно узрел один прискорбный факт - Себастиан пропитан болью, старой и заскорузлой, мешающей нормально двигаться вперед, становиться лучше. Что бы вокалист не делал: просто разговаривал, пел, смеялся над шуткой, неважно, во взгляде всегда сквозила щемящая тоска. В движениях, вроде плавных и спокойных угадывался нерв, весь образ буквально складывался, как кубик рубика из саднящей горести. Казалось бы, подобное должно оттолкнуть, Нику же хотелось любить Ноа только сильнее. Музыкант нуждался в душевном тепле и заботе. Его облик, наигранная уверенность, социальная отчужденность об этом громко кричали. Молодой и неопытный парень осознавал данный нюанс очень ясно. А главное, испытывал искренние порывы дать всё то, чего товарищу так не хватало. - Ты же понимаешь, что это не твоя работа следить за моим состоянием? - мягко, проникновенно вдруг заговорил фронтмен. Таким тоном обычно объясняют детям прописные истины, при этом стараясь не давить своим взрослым авторитетом. Но в данном случае это получалось само по себе, потому что человек напротив вызывал лишь светлые эмоции и умиление подобной слегка неумелой, но душевной заботой. - Я переживаю. Все переживают, - отозвался голос в темноте, по-мальчишески очаровательно потупив взор. Себастиан жалел, что не мог сейчас видеть его забавно насупившуюся мордашку. - Я знаю и безмерно благодарен, но мой психологический комфорт это моя забота... - Ноа...- Фолио с молниеносной ловкостью сократил разделяющие их сантиметры, невесомо столкнувшись кончиками носов, выдохнув имя друга с какой-то странной молящей интонацией, что у вокалиста резко исчезла способность издавать любые звуки, парализуя организм в принципе. От парня веяло мятной свежестью зубной пасты, как в тот момент, когда они впервые поцеловались на пороге ванны и музыкант в очередной раз поразился, насколько играючи просто Ник врывается в его личное пространство. Так повелось с самого начала, только теперь это перешло на иной уровень. Дружеская подоплека окончательно пропала, больше не нужно было притворяться или бояться не взаимности, что вообще не спасало. Они увязали в собственной слабости, как в болоте, с мазохистским удовольствием погружаясь всё глубже, и пока не замечали плачевности ситуации. Один из них, конечно, догадывался, но сопротивлялся крайне вяло. - Я хочу, чтобы ты знал, как невероятно важен для меня. Чужое горячее дыхание полоснуло по подбородку, жар тела лежащего опасно близко, практически впритык, одурманивало рассудок, заставляя терять связь с реальностью. От услышанных слов мурашки бешенным галопом промчались вдоль поясницы и Ноа не смог бы сдержаться, даже если бы ему сказали, что от этого зависит его жизнь. Он нервным, несдержанным движением находит затылок Фолио и притягивает того к себе, впиваясь в мягкие, волшебные губы. Себастиана мелко трясет внутри от первых соприкосновений, дыхание сразу сбивается. Сквозь влажные звуки поцелуя, стараясь не разрывать контакт, приходилось урывками втягивать воздух. Барабанщик жался к нему изо всех сил, закидывая ногу на острый бок, зарываясь пальцами в длинные, густые волосы. Вокалист не выдерживает и издает слабый полустон, полувздох Нику прямо в рот. У молодого человека просто рвет крышу, он подминает друга под себя, начиная грубыми поцелуями покрывать линию подбородка, прикусывая нежную кожу на шее, вылизывает ее языком, кружа самым кончиком в трогательной ямочке между ключицами. В порыве сжимая худые бедра, потираясь о них пахом, оглаживая небольшие ягодицы, продолжая целоваться и целоваться до одури развратно, мокро. От касания плоских животов, голой, обжигающей кожи друг о друга рождалось невыносимо приятное чувство, от которого звенело в ушах. Горячая, мощная волна прокатывалась с головы до ног, сладостными импульсами расходясь в каждый участок организма. Настолько хорошо, что становилось невыносимо от объёма и яркости испытываемого. Фолио потянул нижнее белье друга вниз, но внезапно застыл, видимо, засомневавшись в согласии противоположной стороны. Стояк уже вызывал болезненные ощущения вместе с елозящей по нему тканью. - Снимай, - страдальчески протянул Ноа, проглатывая окончание. Мрак вокруг, отсутствие возможности видеть партнера придавали тактильности иной уровень наслаждения. Каждое прикосновение сравнимо с маленькими электрическими разрядами пробирающими до самого естества. Случилась небольшая заминка, когда последняя деталь гардероба полетела куда-то на пол. Снова дрочить не хотелось, вожделение будто подталкивало испытать иные стороны страсти, но слабый писк рациональности в голове уверял, что они не готовы к чему-то более серьезному. Себастиан нашел чужое запястье в темноте и потянул на себя, заставляя парня одной рукой и коленями опереться о постель, нависнув сверху, а другую ладонь соединить со своей, плотно сомкнув вокруг обоих членов. - Двигайся, - томно, хрипло велел фронтмен. Ник качнул бедрами, задев головкой внешнюю плоть Ноа, тот подался следом, громко выдохнув. Через минуту неловких попыток нужный темп был найден. Им снова так легко давалось понимание без слов и даже без визуального контакта, будто соединялись две части единого механизма для идеального взаимодействия. Интуитивное понимание, нужно ли сменить угол движения, чуть замедлиться или, наоборот, ускориться, вызывало в процессе моральный экстаз. Теснота обхвата, трение, осознание, что всё происходит взаправду сводило с ума. Чернота перед глазами шла пузырями, низ живота буквально горел, тихие, короткие стоны, сливающиеся воедино заставляли мышцы непроизвольно сокращаться, приближая желанный финал. Чтобы дойти до пика много времени ребятам не понадобилось. Их реакция друг на друга была сродни фейерверку, который зажгли раньше времени и его уже никак не потушить. Отмотать всё назад невозможно, салют мощными искрами обожжет небо. Ноа каждой клеточкой тела чувствовал, как сильно потряхивает барабанщика от напряжения и перевозбуждения, как он еле сдерживается, чтобы не кончить раньше. Музыкант прогибается в пояснице дугой, чтобы партнеру легче было скользить, совершая тазом несколько резких, глубоких толчков. Глухой, чуть протяжный звук вылетает изо рта юноши, а следом теплая жидкость капает на сомкнутые ладони. Вокалиста просто коротит от осознания факта, что сперма Фолио окропила их переплетенные пальцы и бурно изливается сам, застывая на несколько секунд, проживая каждую каплю этого удовольствия, пропуская каждый миг наслаждения через себя, не уверенный, что подобное повторится. Еще круче было понимать, что сильнейший оргазм возможен без проникновения и каких-либо ухищрений, важно наличие особенного человека. В этот момент глубоко внутри у него родилось предчувствие, не до конца оформленное, больше подспудное, что отказаться от Ника уже не получится, никаким образом. Слишком сильно он хотел обладать им во всех планах, нуждался в нем, заколдованный светлой, очищающей энергией друга. Но пока боялся признаться в данном факте сам себе. Себастиан точно знал одно, что ни с кем и никогда не испытывал подобных эмоций. Какая же глупость! Подлечить одну зависимость, чтобы окончательно увязнуть в другой.