Останься до утра

Через две с половиной недели Себастиан вышел на свою первую утреннюю пробежку и считал это настоящей победой. Данному триумфальному моменту предстоял истинный, маленький ад, который удалось преодолеть миллиметр за миллиметром, стискивая зубы, сотрясаясь от боли. Первые дни Ноа ощущал боль. Постоянно. Каждую секунду. Она была моральной и физической, переплетаясь между собой туго, буквально врастая друг в друга, превращая молодого человека в одну сплошную пульсирующую, открытую, кровоточащую рану. Спать практически не получалось, несчастные крохи беспокойных часов урывались, когда уже рассветало. Вокалист скуривал в окно своей довольно уютной, но слишком светлой по оттенкам комнаты половину пачки за ночь. Сигаретный дым въедался в волосы, пальцы, футболку, с противной отдушкой не хотелось ложиться в постель и приходилось идти ополаскиваться. Проблема бессонницы заключалась не в новом месте, а в причине, по которой музыкант здесь находился, уж за годы скитаний и переездов, как и где только засыпать не приходилось. Тревожное сознание не давало забыть, что это не просто временное проживание у друга. Днем он чувствовал себя разбитым, виски ныли, сонливость не давала соображать, синяки под глазами превратились в откровенные фингалы, будто кто-то хорошенько приложился к измученной физиономии. От диеты, в которой присутствовало много фруктов, овощей, орехов, полезной зелени, энергии пока не прибавлялось. На сеансах фронтмен больше молчал, односложно отвечая на множество вопросов, ибо не был готов кого-то пустить в свою голову. Срабатывали защитные рефлексы, Ноа слишком долго жил один на один с монстрами прошлого в своём разуме, усердно делая вид, что всё нормально. Преодолеть подобное препятствие с наскока не получалось. Брат Винсента уверял, что это абсолютно нормально, на начальном этапе практически всегда так. Легче, правда, от успокаивающих речей не становилось. Себастиан находился не в своей тарелке, насколько возможно. Контроль над происходящим стал так же далек от него, как тонкая полоса горизонта на море в непогоду. Теперь, чтобы двигаться вперед приходилось доверять другим людям и жить по чужим правилам. Невыносимо раздирающее чувство. Нервозность зашкаливала, в груди всё ломалось и разлеталось на множество осколков, будто попало под дробительную машинку, в руках начался мелкий тремор. Но родных друга он хотя бы знал и не сомневался в их порядочности или доброте. Выбора особо не предоставлялось, а прийти в норму хотелось, дабы не проебать плоды собственных титанических усилий. Учитывая обстоятельства, данный вариант казался идеальным. Подпустить к себе незнакомцев, пусть и профессионалов, не получилось бы точно. Семья Рикье стала вполне реальными ангелами-хранителями для вокалиста и новым, навороченным грилем в благодарность тут не обойтись. Через неделю столь ужасного существования вымотанный организм сдался и просто вырубился часов на двенадцать, после чего режим неожиданно наладился буквально за несколько дней. Возможно, это то, в чем нуждалось измученное сознание - спокойствие, отсутствие любых триггеров, временный уход от перманентной ответственности за всё, умиротворенная обстановка вокруг и абсолютно обычные, но такие нужные радости, по типу вкусной, хорошо приготовленной еды, прогулок на свежем воздухе и здорового сна. Мозг прояснился, прошли мигрени, ломота в теле от недосыпа, появился аппетит. Но с ясностью образовалась новая проблема. Душевная боль усилилась, физическое недомогание её притупляло, в нормальном же состоянии, особенно, когда начинают копаться в сокровенном, таковы уж минусы терапии, становишься похож на оголенный провод. Каждый последующий сеанс на что-то открывал Ноа глаза, пусть на какую-то мелочь, но из таких мелочей образовывалась целая цепочка причинно-следственных связей, ведущая к неприятным выводам. Никому не нравится смотреть в лицо своей темной стороне. Поэтому очень хотелось выкурить косяк, расслабиться, снять напряжение, пустить внутрь себя дым беспричинной радости, который отключал способность думать, погружая в блаженную пустоту. Естественно, травки в доме не было, никто бы её не привез, а музыкант не пал так низко, чтобы целенаправленно приобрести товар и подорвать доверие хороших людей, пытающихся ему помочь. Приходилось терпеть и по-прежнему смолить обычными сигаретами. Выпить, конечно, тоже тянуло, ощутить, как терпкая жидкость приятно обволакивает горло, но после спиртного Себастиан наоборот чаще грузился, а потому не особо расстраивался из-за отсутствия горячительных напитков. Он понимал, что проблема не в употреблении различных нехороших вещей, иначе картина выглядела бы намного печальнее, а в хлам убитой психике. И когда запускается процесс саморазрушения, то его вечные спутники алкоголь и наркотики лишь усугубляют ситуацию, но не являются первопричиной. Еще через короткое время Ноа, наконец, полез разбирать тот завал из идей и наработок, что наприсылал Джолли, начал нормально, а не сухо, однобоко отвечать друзьям в сообщениях, которые переживали. Парень просто терялся и не знал, что им написать. Вопросы «как себя чувствуешь?» и «как дела?» казались глупыми на тот момент, они и сейчас не выглядели удачными, но хотя бы более приемлемыми. Даже Фолио не смог одолеть свое беспокойство и отправил вокалисту пару посланий, не надеясь на какую-либо реакцию, понимая причину игнора. Музыкант четко осознавал, что если даст слабину, то переписка не прекратится, а реабилитация пойдет коту под хвост. Он недостаточно преисполнился и накопил внутренних ресурсов, чтобы общаться с барабанщиком без последствий, поэтому просто просил Руффило держать того в курсе о его состоянии. Себастиан скучал, очень сильно, по всем. Но из-за обрыва всех связей с Ником на какое-то время, по сердцу, будто постоянно скребли острым когтем. Ему так не хватало солнечной, искристой улыбки юноши, от которой внизу живота пробегала приятная щекотка, глупого, мультяшного смеха и особенного взгляда. На фронтмена, наверное, никто в жизни так не смотрел - в больших, чистых глазах олененка Бемби плескалось всепоглощающее обожание и доверие. Прокручивая в памяти множество прекрасных моментов с другом, вокалист буквально зацепился за эти фрагменты, почему-то пропуская их мимо ранее. Продолжать развивать губительные мысли он не стал, оборвав собственные воспоминания. Вообще, переступив порог дома товарища в Вирджинии, Ноа придумал сам для себя четкое правило: жесткий детокс в отношении Фолио. Никаких переписок, фантазий или размышлений на его счет. Не узнавать, как у того дела и даже не говорить о нем. Конечно, почти все эти установки были нарушены ни один раз.