Останься до утра

Ноа успешно увиливал от общения с барабанщиком, включаясь в любые неважные дела или обсуждения. Сначала он долго разбирал в телефоне завал на почте, посчитав, что именно сейчас это действительно необходимо, потом задолбал Джолли разговорами о песне, с которой они не знали, что делать уже пару месяцев. Швед, конечно, кинул на друга взгляд означающий: "Серьезно? Прямо сейчас?", но в дискуссию всё же вступил. Потом помогал Винсенту разбирать продукты и остальные вещи, которые почему-то долго всеми игнорировались и валялись на полу в пакетах. В какой-то момент внутреннее напряжение парня достигло такого предела, что он просто не мог смотреть на Фолио. Ему казалось, что тот всё понимает и знает о борьбе, бушующей в душе у вокалиста, эта борьба с ветряными мельницами полностью дезориентировала, заставляя выглядеть глупо, от чего становилось стыдно. Музыкант с прошлого вечера избегал зрительного контакта с товарищем и даже толком не попрощался, покидая выпускной, буркнув что-то типа "до завтра". Подобное было вообще не в их стиле. Когда подъехали остальные участники празднования, получилось выдохнуть. Они стянули прицел внимания на себя и привнесли нотки бодрости в похмельную атмосферу, которую распространили в доме ребята. Ник решил не терять времени и утянул Мэтт через минут пятнадцать после прибытия порыбачить на озеро. Себастиан с радостью осознал, что у него будет хотя бы пара часов успокоиться, немного хряпнуть пива, насладиться косячком, дабы приподнять настроение, расслабиться и призвать вайбы похуизма. Ноа сегодня делал ставку на натуральный продукт, отходняки после алкоголя только пару часов, как перестали мучить организм. Ко второму раунду подряд молодой человек не был готов. В последнем туре группа конкретно увлеклась травкой, после неё на утро не болела голова и не мутило полдня, она быстрее расслабляла в отличие от спиртного, что было просто необходимо. Крайние гастроли оказались интенсивнее, тяжелее, продолжительнее, а учитывая, что перед ними отдохнуть особо не вышло, то и более выматывающими. Успокоить перевозбудившуюся нервную систему после очередного изнурительного концерта становилось всё сложнее, поймать релакс, легкость, отключить мозг удавалось благодаря косяку. Раньше они просто баловались, но на гастролях затянуться стало вечерним ритуалом. Друзья дали слово, что не увязнут в этой трясине, как сотни групп до них, решив использовать данный лайфхак только на сложных выступлениях и делать перерывы после них. Ноа же углубился в тему, прочитав о куче полезных свойств правильно выращенной травки, посчитал её чуть ли не панацеей, решив, что покуривать и между турами вполне можно. Кто ему запретит, в конце концов? Себастиан очнулся от того, что в него прилетел какой-то предмет. Парень продрал очи и узрел не особо довольного Николаса, который запустил в него пачкой салфеток: - Ты хоть немного помоги. Джолли с Винсентом почти доделали мясо, расставь приборы на стол. Я пошел звать рыбаков обратно в дом. Руффило походил на уставшую, многодетную мать, у которой семеро по лавкам и всех надо накормить, напоить и проконтролировать. Солист хмыкнул, широко зевнул и потянулся на диване в просторной гостиной, где его и отрубило. Хороший товар оказался. Когда все стали стягиваться к широкому, длинному столу из тяжелого дерева, Ноа давно справился с поставленной задачей и с удовольствием потягивал пиво в мягком, огромном, кожаном кресле у окна, залипая в телефоне, время от времени посмеиваясь над шуточками Винсента. Действительно, удалось поймать своего рода умиротворение, запереть на время в эмоциональной шкатулке все тревоги, выкинуть ключ куда подальше, в бездну подсознания, откуда он, конечно, же снова всплывет. Ждать долго не пришлось. Как только в комнату вошел довольный Фолио, светящийся, словно начищенный медный таз после своей любимой рыбалки и их взгляды пересеклись, Себастиан ощутил то паническое состояние при резком падении, когда соскальзываешь и летишь в пропасть со свистом. Сердце в страхе пропускает удар, будто исчезает со своего привычного местоположения, а когда начинает биться снова, это кажется уже не обязательным. На фоне общей активности, пока перетаскивали чуть в другую сторону стол, перекладывали мясо, доставали разный алкоголь, шумно что-то обсуждая, барабанщик прошмыгнул мимо всех, усевшись на мягкий, широкий подлокотник кресла рядом с Ноа. Тот лениво поднял голову и посмотрел как-то сквозь друга, отпив из узкого горлышка бутылки пиво. Ник попытался поймать чужой взор, зацепиться за него, мягко улыбнувшись, но вокалист быстро отвернулся. - Эй, ты как вообще? Мы сегодня почти не общались, вчера вы быстро ретировались с бала. Джолли говорит перебрали немного. Нормально себя чувствуешь? Мягкий, переживательный тон, искренность в голосе, забота - всё это буквально выводит Себастиана из себя. Он хочет сказать, чтобы Фолио прекратил изображать роль мамочки, ему не идет, но вовремя прикусывает язык. - Поэтому сегодня только похмеляюсь, - парень салютует бутылкой, явно имитируя некое подобие расслабленности, что выглядит наигранно, но притворяться лучше просто нет сил. Более тухлого диалога у них ещё никогда не случалось. Неловкость, нелепость происходящего, чувство странной необратимости витало в пространстве между двумя близкими людьми, заражая каждую клетку в организме безнадегой. На грудь снова будто бетонную стену уронили, вдохи давались с трудом, изнутри неприятным комом поднималось нехорошее предчувствие. Какое-то четкое понимание чем данный разговор кончится пронзало насквозь, как шальная пуля навылет, спирая дыхание. От осторожного прикосновения теплых пальцев к плечу музыкант мелко вздрагивает, даже сквозь ткань кофты просачивался знакомый жар. Ник был пылкий, во всем - горячие, но не обжигающие волны сильной энергии исходили от него даже, когда тот находился в состоянии покоя. Ноа встрепенулся, как после пребывания в трансе и вскинул голову на товарища. Выражение на лице Фолио застыло виноватое и немного потерянное. В огромных, карих глазах играли блики от яркого освещения и на пару секунд фронтмен залюбовался этой игрой света. - Ноа, извини...я... я должен был… Себастиан взмахивает ладонью, задевая ее ребром чужое бедро, покоящееся на подлокотнике, резко останавливая робкие, неумелые попытки объясниться. - Не надо, просто не надо. Всё нормально, - он прикрывает глаза, будто от усталости, но руку от бедра убирать не спешит, чтобы ещё лишних пару секунд ощутить это волшебное, спасительное тепло. К чему оправдания? Просто пустые слова, они ничего не меняют, не исправляют. Да и оправдываться, в принципе, не за что. Никто из них не давал никаких обещаний, не совершил чего-то непростительного. Правда, от этого всё равно всеобъемлюще тоскливо и невероятно саднит под ребрами, хоть волком вой. Ник хочет коснуться запястья товарища, уже тянется к нему по какому-то наитию, не анализируя порыв, но не успевает и пальцы зависают в воздухе. Вокалист отстраняется и усиленно трет переносицу, а потом толкает барабанщика локтем в бок и насколько возможно воодушевленно произносит: - Пошли уже за стол, пора отмечать.