
Часть 1
Ноа обожал Фолио. Он любил его той искренней, чистой, беззаветной, платонической любовью, которую, казалось, возможно испытывать только в юном возрасте. Когда всё очень невинно, трогательно, без капли наигранности или лицемерия. Чувства похожи на хрупкий, робко пробивающийся сквозь земляную породу, но поражающий своей невероятной красотой цветок. Ник не дал шанса и вырвал из Себастиана все эти эмоции, потому что был олицетворением чуда, нежданно свалившимся с небес, но таким необходимым. Непосредственный, искристый. Куда бы парень не приходил - освещал все вокруг широкой, очаровательной улыбкой, даря буквально осязаемое тепло, как самые настоящие, солнечные лучи. Его никакая ситуация не вгоняла в уныние. Фолио верил, что всё в мире решаемо и исправимо. Боже, как Ноа завидовал этому мышлению, заболев идеей заполучить барабанщика к ним в группу после просмотра видео-визитки и первой короткой встречи. И очень хотел треснуть их менеджера по лбу микрофоном за то, что тот проглядел данную заявку по необъяснимой причине. С первой минуты общения Ник в хорошем смысле обескуражил открытостью, способностью находить общий язык с окружающими, готовностью влиться в команду, помогать всем, чем возможно. Будто они давние друзья и он не новенький, только примкнувший к коллективу. Хотя, за новенького его никто не считал ни дня. Ребята моментально прониклись веселым, компанейским парнишкой с заразительным, забавным смехом и красивым, карим оттенком глаз, схожим по цвету с дымчатым топазом, переливающимся всеми гранями в вечерних сумерках. Ноа и остальные максимально постарались, чтобы недавно появившемуся участнику было комфортно. Себастиан всеми фибрами своей мрачной души ощущал, что им повезло сказочно, группа нашла своего человека. Невероятно талантливого человека. За барабанной установкой юноша превращался в прекрасное, волшебное существо, источающее нереальную энергию, сильнейшие вибрации воздушными волнами расходились вокруг, а от мощных ударов по тарелкам, казалось, летели искры. Он пылал, словно феникс, поджимая идеальные, точеные скулы, взмахивая длинной челкой, пряди которой красивым веером разлетались в пространстве. Вокалист следил за Ником, наблюдал каждую возможную секунду в любой ситуации, пытаясь разглядеть второе дно, уловить тот еле заметный момент, когда маска слетит и за ней покажется кто-то иной, более хитрый и циничный, коими являлись большинство людей на планете. Ноа так обрадовался по началу удачному стечению обстоятельств, что даже не включил свой привычный скептицизм. После нескольких предательств с прошлыми группами, и в принципе за жизнь наевшись говна, солист не верил, что в таком сознательном возрасте, в суровом, жестоком мире можно встретить кого-то вроде Фолио. Но барабанщик ни разу не подвел и не подставил, учитывая, что ему поступали более выгодные предложения уже в процессе. Многие оценили одаренность парня, когда начались какие-никакие ротации песен и выступления. Несмотря на разные варианты, тот остался верен своей команде. Себастиан даже не осудил, если бы он ушел, все ищут лучшие возможности и имеют на это право, поэтому такая самоотверженность и принципиальность подкупили. Его новый друг действительно оказался чистой, неиспорченной душой, с достойными моральными ценностями, для которого деньги не являлись главным приоритетом в восхождении на вершину. Ника и других ребят волновало, каким образом данный путь будет пройден. Не хотелось, оборачиваясь назад, чего-то стыдиться или вообще вспоминать с отвращением. "Всегда оставаться людьми" - этот девиз объединил их, превратив в последующем в настоящую семью. Ноа воспринимал барабанщика, как младшего брата, которого у него никогда не было, но который, возможно, ему даже был необходим. Особенно в то непростое, далекое время. Забота и мысли об улучшении жизни родного человека, более слабого и нуждающегося, как вариант, не позволили бы Себастиану рухнуть в глубокую яму психологических проблем. Выбраться из неё до сих пор не получилось. Он никогда не мог всерьез злиться или ругаться на Фолио. Но позволял себе едкие высказывания и ядовитый сарказм в отношении всех просто потому что, например, пребывал не в настроении, и даже Ника не обходила сия участь стороной. Каждый раз после, ловя на себе взгляд огромных, оленьих, карих глаз, взирающих с немым укором, фронтмен проклинал собственный, скверный характер. Музыкант благодарил судьбу за понимающих и терпеливых друзей, но ни перед кем не ощущал такой вины за собственные косяки, как перед этим еще фактически ребенком. Вероятно, из-за того, что парень был самым младшим в коллективе и заканчивал старшую школу, когда только появился в группе. Живя под родительским крылом в комфорте и спокойствии, не зная, что такое, когда некуда приткнуться, его именно поэтому и хотелось как-то оберегать, не ранить, не навредить, не подпустить уже родных демонов, таившихся в темных глубинах души вокалиста. В отношении Фолио у Себастиана ни разу не возникало эгоистичных намерений или позывов. По поводу остальных дружеских взаимоотношений не испытывал никаких иллюзий. Каждый присутствовал в судьбе Ноа не просто так, отбираясь и проверяясь очень тщательно. Он не представлял жизнь без того же Руффило. Вместе, с ранних подростковых лет ребята пережили бесконечное множество тяжелейших историй, где Николас в прямом и переносном смысле исполнял роль каменной стены, группы поддержки, жилетки и психоаналитика. Брюнет долго не отходил от товарища в связи со смертью родных, жил у его койки, когда тот попал в больницу из-за пневмоторакса, и окончательно поселил у себя в комнате после заявления последнего об уходе из дома. Будущий солист Bad Omens метался и агонизировал в то время, не зная, что сделать, как поступить, чтобы полегчало, чтобы не саднило так сильно под ребрами от ударов судьбы. Наблюдать за подобным было крайне трудно. Себастиан понимал, что если бы Ника не оказалось в его жизни, то всё могло кончиться куда печальнее. Басист являлся его голосом разума, единственным человеком способным вернуть друга на путь адекватности, если он начинал увязать в своём личном безумии. Ноа цеплялся за Руффило отчаянно, по конкретным причинам, боясь остаться один на один с призраками прошлого. Фронтмен нуждался в человеке, знающим о нём всё, к которому можно обратиться в любой момент с просьбой перевязать старые раны. Он не часто пользовался данной опцией, поскольку по-прежнему оставался далек даже от самых близких, но сам факт грел душу. Эгоистично и жалко? Да. Но как иначе солист не знал и не умел. С приходом Фолио в вокалисте будто проснулась сознательность. Не относительно профессиональных качеств, работы и творчества, тут самокритика и трудоспособность всегда зашкаливали, а относительно собственной личности. Музыкант просто не желал вываливать своих тараканов на парня, вести себя по-скотски, чтобы тот переживал, как остальные когда-то от пьяных, неожиданных звонков и выкрутасов в очередные тяжелые периоды. Нагружать неразрешимыми проблемами прошлого, философскими, тошнотворными рассуждениями, пользоваться добротой и отзывчивостью юноши, что выглядело крайне соблазнительно. Больше не хотелось быть кем-то подобным, часто воротило от собственной ущербности и неспособности жить так же просто, как миллионы других обывателей. Практически все вокруг, за исключением Николаса и ещё пары людей, считали Себастиана самодостаточным, сильным, цельным, уравновешенным не по годам, понятия не имея, насколько хрупкая и ненадежная душевная конструкция там внутри, которая подвергалась разрушительному самолечению в течение продолжительного времени. Если бы не Винсент со своей семьей медиков, взявшие на попечение молодого человека с подачи того же Руффило, то здоровью физическому и психологическому мог быть причинен непоправимый ущерб. Воистину скорпион, жалящий сам себя.