Фальшивый поцелуй

      — Чуя, — тихо позвал Дазай, прерывая вечернюю рабочую рутину. Накахара снял очки, защищающие от компьютера: зрение в последнее время садилось, особенно с придирками Танеды и многочасовыми втыканиями в экран.       — Что?       Голос у Дазая грустный, какой-то неправильный. Накахара наблюдал, как он серой тенью подходит к нему, присаживаясь у ног и кладя голову на его колени. Чуя автоматически запустил пальцы в мягкие кудри, ожидая продолжения. Дазай сам скажет, просто ему нужно время, чтобы успокоиться и собраться.       — У тебя есть на завтра планы?       — Не больше чем обычно, — аккуратно ответил Чуя. Благодаря специфическому графику (его отсутствию) он мог быть лабильным в своих делах, и это часто пригождалось. Если бы не четвероногие, то Накахара сидел бы дома вечность, но у него был ещё и Дазай — и тот часто вытаскивал его погулять, развеяться, все неизменно оборачивалось в какую-нибудь авантюру. Два дня назад они были у Марико-сан, и Чую наградили вкусным пирогом в дорогу, как «замечательного молодого человека». Он не задумывался, но оказалось, что Дазай рассказал о нем как о своём парне, а не друге, и не чувствовать неприятие со стороны старшего поколения было непривычно. Он не думал, что его родители смогли бы одобрить хоть немногое из того, что он делал. Как и у Кое.       — Можно завтра тебя кое с кем познакомить?       — Э-э, да, конечно, Осаму, — растерялся Чуя. — Почему ты спрашиваешь?       Дазай поднялся, оставляя лёгкий поцелуй на его губах. Он выглядел облегченным:       — Завтра поймёшь, мой драгоценный.

***

      Первую половину дня они провели привычно, а потом начали собираться, и Чуя привычно спросил:       — Есть дресскод?       — Чёрный, — усмехнувшись, ответил Дазай.       Его разрывали вопросы, любопытство. Это могла быть как и светская вечеринка писателей, где Накахара скучал, но бывал, чтобы поддержать своего раздолбая, так и гонки — в качестве зрителей или участников. Но когда они выехали за город, а потом повернули, у Чуи упало сердце.       Это было кладбище.       — Привет, мам, — прошептал Дазай. — Пап. Это Чуя.       Накахара двинулся вперёд, к Осаму, на негнущихся ногах, и вцепился в его плечо.       Его привели на кладбище. К родителям. Дазай захотел познакомить его с ними, хоть и таким образом, и от проявленного доверия, интимности происходящего… от этого болело сердце. Как и то, что Осаму привычно запаковался в бинты, будто бы подтверждая, насколько его изувечили родные люди. Чуя часто задумывался о том, как он остался хорошим, светлым человеком? Не обозлился на жизнь и несправедливость, не ненавидел всех вокруг за их радость, не скатился в самобичевание. Насколько нужно быть сильным — это просто не вообразить. Осаму, его Осаму, невероятно сильный. Драгоценный.       — Не знаю, как бы вы отреагировали, — продолжил Дазай и хмыкнул. — Но вот в чем прелесть быть мертвым: я могу придумать за вас.       — Дазай, — одернул Чуя.       — Да, — заторможенно ответил он. — Прости. Впрочем, мам, пап, Чуя бы вам в любом случае понравился. У него особенность такая — быть идеальным. Вот это я счастливчик, правда?       Несмотря на всю трагедию ситуации, Чуя почувствовал, как немного смутился. Этот придурок…       — Я не разговаривал с вами шестнадцать лет. Это в два раза больше, чем я знал вас, — у него как-то не получалось быть… грустным. Чуя не мог разгадать его эмоции, впрочем, не был уверен, что и Дазай сам до конца понимал, что чувствует. Это потому что он начал терапию? Наверное, ему давно нужно было поговорить, отпустить прошлое, но присутствовать при этом казалось важным. — И, знаете ли, не скучал, — внезапно дополнил Дазай. — Вы были такими… сломанными взрослыми, и вы причинили мне много боли, и я не уверен, что когда-нибудь смогу от этого избавиться. Однако — как бы ни было больно это осознавать — вас я все равно любил. И люблю. Радуйтесь, что ваши могилы не будут забыты. Я пришёл к вам, чтобы показать, что сейчас я счастлив. Надеюсь, что и вы тоже.       Дазай оглянулся на него — глаза взволнованные, словно ожидает пощечины, неприятия, осуждения. Но Чуя не мог, физически не мог на него злиться в такой уязвимый момент. Он притянул Осаму к себе, мягко, успокаивающе целуя.       — Не знаю, какой это поцелуй, — смущенно пробормотал он. Наверное, могилы родителей Осаму не совсем подходящее место для подобного, но удержаться не было сил, хотелось хоть как-то оказать поддержку. — Просто поцелуй-поцелуй.       — Поцелуй-поцелуй? — со смешком переспросил Дазай. — Ладно. Как скажешь.       Чуя закусил губу.       — Я люблю тебя, — напомнил он просто потому что мог.       Он знал, что сделали с Осаму его родители. Он не мог простить их, ни за что. Даже собственная мать на их фоне казалась не такой жестокой, но, скорее, дело было в том, что в этой ситуации страдал Дазай. Однако…       — Спасибо, что вы создали его, — сказал он единственное, за что мог поблагодарить, и Осаму крепко сжал его руку.

***

      Они заехали в захолустную кафешку в мелком посёлке неподалеку, и Чуя едва не скривился, увидев антураж. Он почему-то ожидал, что Осаму сразу же захочет домой, к четвероногим и поддерживающему одеялу, но если тот пожелал подкрепиться, то Накахара не против. Он ничего с утра не съел и все ещё не был уверен в том, что сможет запихнуть в себя хоть что-то.       Дазай был молчаливым. Это и неудивительно. Он сел за столик, и Чуя недоуменно спросил:       — Разве мы не должны сами подойти сделать заказ?       Дазай с нежностью покачал головой. Чуя привычно засмотрелся на его красивые черты лица и снова подавил желание поцеловать его всего, съесть целиком. Не время, не место и не настроение. Осаму внезапно поднялся и кивнул.       — Сакуноске-сан.       Что? Чуя обернулся, чувствуя себя так растерянно и глупо. Слишком неожиданно! Он почему-то думал, что «знакомство» — это про родителей, и что сюрпризы на сегодня закончились. Сакуноске был высоким, крепким мужчиной с доброй улыбкой и понимающими глазами.       Если быть немного циником — Чуя ни за что бы не сказал, что он юрист.       — Дазай, дружище! — Осаму на фоне Сакуноске выглядел жердочкой, тогда как Чуя — в принципе точкой. — Так давно тебя не видел. Вот это ты вырос!       Осаму улыбнулся — светло и открыто, и у Чуи губы сами начали подрагивать.       — Это Чуя, — просто представил он, как будто это все объясняло. Но, кажется, так оно и было — взгляд Сакуноске внезапно согрел, и тот протянул руку.       — Я Ода Сакуноске. Можешь звать меня Ода, Чуя. Мне очень приятно познакомиться с тобой.       — Я… — следовало держать рот закрытым, пока не придумал, что сказать! Чуя прокашлялся и чуть смущенно, но искренне ответил: — Взаимно.       Сакуноске оглянулся:       — Так. Я знаю, что будет Дазай, а ты, Чуя?       — Карри, — ответил он единственное, что выглядело приятно. Ода поднял брови:       — Острота?       — Жгучий, — коварно отозвался Накахара, и Осаму привычно передернуло. Слизистая его рта была той ещё неженкой. А Чуя от удивления даже забыл, что есть не хочет, да и сейчас, подумав о еде, аппетит стремительно рос.       Сакуноске смерил его оценивающим взглядом и хмыкнул.       Когда Чуя попробовал приготовленное, то рот обожгло. Горячий рис, острейший соус — он буквально чувствовал, как его желудок предвкушающе сжимается. Это было то, что надо! Идеальный баланс вкуса. Для заведения, в которое он не верил, это было просто божественно. Чуя не мог вспомнить, когда ел карри лучше, чем это.       — Я готов тут жить, — выдохнул Ода. — Жаль, что очень редко добираюсь сюда, но оно того стоит.       — Ты меня подсадил, — упрекнул Чуя. — Теперь я тоже рискую здесь остаться.       Дазай скривился, едва только посмотрел на его тарелку.       — Я не буду целовать тебя ближайшие два часа.       — Это того стоит, — выдохнул Накахара, не подумав.       — Эй!       Ода рассмеялся, смотря на них. Глаза у него были голубые, очень притягательные, словно изнутри светились. Чуя иногда наблюдал такое у Дазая. Едва заметное, но слишком тёплое, родное, искреннее. Здесь же душа словно была нараспашку.       Удивительное ощущение. Чуя понял, почему Осаму доверил этому человеку столь многое в своей жизни.       — Я рад видеть, что все сложилось хорошо, Дазай, — улыбнулся Ода. — Ты нашёл правильного человека.       Дазай фыркнул.       — Я в курсе, Сакуноске-сан.       — Может, прекратишь меня уже так звать? — со смешком спросил тот.       Чуя увидел редкое: удивление Осаму, растерянность и неловкость. Зрелище столь же дивное, как и единорог из плоти и крови. Осаму отвёл взгляд. Чуя подразнивающе улыбнулся. Дазай заметил, и все же пробормотал:       — Это неправильно.       — Ода, — настоял Сакуноске. — Просто попробуй, Дазай. Мне будет приятно быть тебе равным.       Дазай закусил губу.       — Может, Одасаку? — рискнул влезть Чуя, сразу же пожалевший о своём решении, и чуть не сполз под стол, когда на нем скрестились две пары глаз. — «Ода» в начале, как ты и просил, но «Саку» от первых букв фамилии, чтобы Осаму было проще…       Он все же заткнулся. Не стоило вмешиваться в разговор между людьми, хорошо знающих друг друга. Но слова не уберутся из диалога, поэтому Чуя принял на себя ответственность и уже набрал воздуха, чтобы извиниться за свою бестактность—       — Одасаку, — произнес Дазай, пробуя слово на вкус. — Мне нравится.       — Изящное решение, Чуя, — похвалил Ода.

***

      — Не куришь? — поинтересовался Ода, пока Дазай возился с чем-то там в машине. Чуя помотал головой, чувствуя горечь во рту.       — Бросил.       — И правильно, — вздохнул Сакуноске, делая затяжку. — Я вот никак не могу.       Молчание было на удивление уютным. Чуя мог расслабиться в тишине, даже если человек рядом чувствовал неловкость, но это было нейтральное ощущение. А тут — прям хорошо, что так странно, что Накахара уже устал удивляться. Одасаку, глядя на Осаму, произнес:       — Я начал, когда увидел этого мальчишку. Сейчас он совершенно другой. Тогда это был мертвец в детском теле. Я боялся его, без прикрас. Казалось, что внутри ребёнка никого не было. Это… страшное ощущение.       — И ты все равно решил ему помочь.       — Да, — согласился Ода. — Я не мог по-другому. Травмированные дети часто и дальше ломают себе жизнь. Я не знал, как справится Дазай, но верил в него, помогая по мере сил. И вскоре он перешёл на другую пустоту — улыбки, шутки, алкоголь, вечеринки. Одиночество, — он замолчал. — Это, без сомнений, было самым худшим моментом в его жизни. Мы списывались нечасто, но каждый раз я искренне молился, чтобы он ответил. Что он жив.       Чуе тоже захотелось закурить — в который раз.       — Последний раз, когда мы разговаривали, был больше четырех лет назад, — Ода усмехнулся. — И тогда я почувствовал, что что-то меняется. Он будто бы нашёл путь к себе, смысл, цель. Это было…       Он оборвался на полуслове.       — А потом он звонит мне и сходу предлагает встретиться лично. В последний раз я видел его при выписке. Я ожидал, что он будет стараться казаться счастливым — и я так рад, что облажался с предположением. Ты не можешь себе представить, Чуя, как ты изменил его жизнь. Это… удивительно. Он любит тебя — по-настоящему любит.       — Чуя! — радостно окликнул Дазай. — У нас сломалась машина.