Фальшивый поцелуй

      — Йо, Чуя, — поприветствовал Тачихара, встретив его в коридоре университета. Чуя вскинул бровь, не ожидая, что к нему подойдут. — Я вернул тебе долг.       — За что и когда? — мгновенно напрягся Накахара.       — Ты рассказал мне про план Юан и Буичиро, — любезно подсказал Тачихара. Они уже звали друг друга по имени? Ширасе молчал, как рыба, и отказывался говорить о том, что между ними происходит. Юан пылала негодованием, а Чуя забил, но, кажется, его сама собой нашла вторая сторона. — Нам было легко поговорить, когда я хоть что-то знал. Ты мне сильно помог.       — Ты ведь не рассказал об этом Ширасе? — уточнил Чуя, и Тачихара подмигнул:       — Конечно, нет. Это наш секрет. Как и, — он приподнял чокер Накахары, где — он знал! — был засос, оставленный Дазаем в клубе. Он очень не хотел подколов. Очень. — То, что я телом охранял дверь в туалет, пока вы—       — Блять, — Чуя закрыл лицо руками, пряча горящее все. Легче было думать, что, если кто-то что и слышал, то незнакомый, а не напрямую знающий его человек. — Черт, Тачихара—       — Никто ничего не слышал, — перебил он и ухмыльнулся. — Вы быстро управились. Я продинамил всего пару парней, и то те были торчками.       Чуя побился головой об стену.       — Да ладно ты так, — запереживал Тачихара, подставляя свою руку между стенкой и Чуей. — Я все понимаю: страсть, влюблённость, прижало и все тут. Со всеми бывает. Можно я буду иногда жаловаться тебе на Ширасе?       — Только если ты не расскажешь Дазаю про это, — простонал Чуя. Тачихара рассмеялся и хлопнул его по плечу:       — Мы тебя вместе из клуба вытаскивали.       Удар за ударом. Накахара, уничтоженный, пробормотал:       — Я больше никогда не буду пить.

***

      Как Чуя начал больше бывать у Дазая, чем дома, он и сам не понял. Но после той злополучной пьянки и очень эмоционального похмельного утра Осаму ходил убитый, и оставлять его не позволила совесть, на следующий день им было лень отвозить четвероногих к Чуе, на следующий у Накахары случилась беда с дедлайнами и он до поздней ночи сидел за тем, что должен был сделать в течение недели, а потом ехать домой? Дазай не позволил ему, обосновав тем, что спать он точно не ляжет, поесть не поест, и вообще к нему ближе. Как Чуя понял, что задержался?       — Ты где? — спросила Кое в их традиционный еженедельный плановый созвон.       И Чуя понял, что влип.       — У Дазая.       А отвечать пришлось.       Потому что задний фон его картинки на связи точно не мог соответствовать его квартире: белые стены и свисающие растения, простор и зелень. Он будто бы в комнате для фотосессии сидел, а не дома. Но Накахара уже так привык, что глаза открылись только сейчас — когда удивилась его сестра.       — О-о, — ехидно протянула Кое. — А где сам Дазай?       Чуя никогда не ощущал столь неотвратимого поражения.       — Гуляет с четвероногими.       Он настолько привык к тому, что Осаму ладит с его собаками даже лучше, чем он сам, что уже не помнил: когда-то он боялся оставлять Ару и Аки даже на Кое, не то что на чужого человека. Сестра положила подбородок на скрещенные пальцы и улыбнулась. Режим акулы-детектива был активирован.       — Рассказывай.       — Да ничего особо, — уклонился Накахара. — Просто так удобнее было. Эта неделя выдалась загруженной, вот и—       — Неделя? — переспросила Кое, и Чуя очень захотел стукнуть себя по лбу. — Неделя. Семь дней. Чуя, и ты даже не сбежал?       Плохо, когда его знают слишком хорошо! Накахара не выносил бывать в гостях: ему постоянно казалось, что он обременяет своим присутствием, стесняет человека, да и самому ему было неудобно заниматься своими делами, потому что он вроде как представлял себя сродни развлекательной штуки, которая должна выполнять свою функцию. Иначе зачем бы его позвали? Он даже у Кое чувствовал себя неловко, потому что уже семь лет как не жил с ней на постоянной основе, и сейчас—       — Да вы, мистер, влюбились по уши, — вынесла вердикт Кое. — Втрескались. Очаровались. Вляпались. Потеряли голову. Отдали сердце. Воспылали страстью.       — Ну все, хватит, — Чуя умолял. Он мог вынести многое, но не сестру, решившую его подкалывать! Тем более любое слово, намекающее на произошедшее в баре, сразу же и возвращало в эти воспоминания, а Чуе все еще было сложно смириться, что больше, чем смущение, он испытывал возбуждение. Врать себе неправильно: его волновало то, что стыда он вообще не ощущал.       — Ага, — сахарно пропела Кое. — И как далеко вы зашли?       — Я не хочу говорить на эту тему, — простонал Чуя.       — Ты можешь так отнекаться от своих друзей, но не от меня, — промурчала сестра. — Ну же, расскажи старшенькой все, что тебя тревожит. Я женщина умная, мудрая и опытная—       — Ужасно, — Накахара искренне желал выйти из тела и вернуться, когда Кое снова станет нормальной, а не жадной до подробностей сплетницей. К сожалению, пока ее интерес не удовлетворить, адекватной она не станет. Но это не значит, что Чуя хотел делиться. — У нас все хорошо.       — Насколько?       Малодушно было предполагать, что этого хватит.       — Очень хорошо, — повторил Чуя. — Это все, что я могу сказать.       — Он тебя не принуждает?       Лучше бы так. Накахара застопорился на этой мысли. Какого черта происходит в его голове? Но эта неделя, пока они жили вместе… Они спали в одной кровати, смотрели фильмы, бесились с четвероногими и вместе ужинали, обсуждая прошедший день, часто целовались… Нагрузка выдалась большая, но каждый раз, когда Чуя забирался в постель, а Дазай обнимал его со спины, он не мог не думать о том, что хочет сейчас развернуться и—       — Нет, конечно, — вернулся Чуя в реальность. — Что ты такое несешь?       — Я лишь проверяю обстановку, — ответила Кое. Ее было не смутить. — Он хорошо обращается с тобой?       Лучше всех.       — Лучше всех, — повторил Чуя.       — Не оскорбляет в шутку? Не заставляет краснеть перед твоими друзьями? Не скрывает, с кем общается? Не ревнует к каждому встречному? Разрешает побыть в одиночестве? Слушает твое мнение? Выводит на спор? Не обсуждает тебя за спиной? Не говорит, что тебе нужно поправиться, похудеть, подкачаться или изменить стрижку? Одобряет твой выбор одежды? Не засматривается на других? Водит на свидания? Не бьет четвероногих? А тебя? Он кричит на тебя? Он может резко схватить тебя за руку, чтобы ты не ушел? Он прислушивается к твоим просьбам? Он знает о твоей жизни? А ты о его? Ты знаком с его окружением, друзьями, бывшими, родителями? Ты вообще знаешь о его прошлом, или он подозрительно отмалчивается?       Чуя помотал головой сразу на все.       — Он самый хороший человек из всех, что я встречал.       — Обычно у таких скелеты в шкафу не помещаются, — прищурилась Кое.       — У нас у всех есть свои скелеты, — сказал Чуя. — Но я знаком с некоторыми его.       — А он?       Код красный. Чуя вздохнул:       — Я немного боюсь рассказывать. Не могу выбрать удобный момент.       У Дазая получалось хорошо — он говорил тогда, когда Чуя мог его поддержать, и все выходило как-то само собой. И, возможно, следовало немного поделиться своей историей в момент их общей уязвимости, но—       Это бы выглядело, как переключение внимания с чувств Дазая на его собственные. По-свински.       Тем более Накахара не знал, как начать, и не видел смысла кроме того, что Осаму, наверное, хотел бы быть в курсе. Но Чуя сейчас не взаимодействовал ни с матерью, ни с отцом, и они никак не появлялись в его жизни. И, наверное, его проблемы по сравнению с теми, чей отец убил собственную жену, поджег дом и чуть не похоронил сына, а потом сам повесился, звучали несерьезно. Да, Чуе было больно об этом вспоминать, но он не считал, что заслуживает сочувствия. Осаму пришлось намного тяжелее.       — Как мы заговорили, — скептически произнесла Кое. — А кто у нас за честность и прямоту?       Только сейчас Накахара понял — Дазай ни разу не спрашивал о его прошлом. Если Чуя сам не поднимал тему семьи, то Осаму не касался ее. Это понятно: он знал, какую боль могут причинить самые родные люди, и это лишь больше заставляло чувствовать вину, потому что Накахара вскрыл всю боль Дазая, как хирург с ножом вместо скальпеля и пациентом без анестезии.       — Ты думаешь, мне стоит поделиться? — смирившись, спросил Чуя.       — Я не сразу рассказала Огаю, — подумав, ответила Кое. Наконец, с нее сошла ехидная маска. — Я думала, что это все в прошлом, а потому неважно. Главное же, какая я сейчас, правильно? Но когда он узнал, то… мне стало легче. Я могу пожаловаться ему, если меня припрет. А это случается все чаще, — она усмехнулась.       Чуя молчал. Лицо у Кое было на редкость задумчивым и печальным.       — Знаешь, мне двадцать шесть. Чем старше я становлюсь, тем меньше понимаю ее. Я хочу своих детей, правда, хочу. Но я боюсь, что они будут для меня менее важны, чем я сама. И я постоянно думаю… Если Огай уйдет, неужели я не смогу этого вынести? Я боюсь привязываться, но еще больше боюсь остаться одна. Я не хочу брать на себя ответственность за своего ребенка, потому что моя мать не справилась со мной, а я знаю, что я похожа на нее.       Мама в детстве часто рассказывала, как они познакомились с папой — вместе с младшей школы, соседи, потом один университет и быстрая женитьба… Все как в сказке, но, к сожалению, у жизни не бывает пауз, в которые бы можно было впихнуть счастлтвый конец. Чуя не знал, в какой момент все пошло неправильно. Папа стал чаще пропадать на работе, перестал интересоваться ими, а мама верно оставалась дома, сидя с детьми. Она любила его, безмерно. А он ее, видимо, меньше. Когда он признался, что изменяет ей уже несколько лет и не хочет так жить, она не справилась.       Ей стало плевать на Кое и Чую. Она выбрала свое горе. Ее смысл был в любви, а не детях.       — Семейный анамнез, конечно, у нас не сахар, — Чуя усмехнулся. — Но это не значит, что ты повторишь ее судьбу, Кое. Мама была одна. А у тебя всегда буду я. И даже если случится так, что вы разойдетесь, я не думаю, что… Вернее, я уверен, что ты справишься. Ты сильнее, чем она.       — Все говорят, что не повторят ошибок родителей, а потом идут по их стопам, — Кое пожала плечами. — Я в семнадцать считала, что никогда никого не смогу полюбить. Что мне нельзя этого делать. И где я сейчас? Сижу окольцованная, любимая и счастливая. Верю, вот, в надежность наших отношений.       — Я тебя понимаю, — сказал Чуя и слабо улыбнулся. — Но зато ты живешь. Если постоянно бояться боли, то упустишь много шансов быть счастливым. У всей реальности биполярка: хорошие периоды сменяются плохими, но это нормально.       — Оскорбил природу, — хихикнула Кое, но, кажется, успокоилась. — Я решила пойти на дизайнерский, кстати.