Пожирающая ярость

Тогда.

      Рассекая изуродованные территории Греции, не морщась от свиста ветра в ушах, Цербер хотел лишь одного — смерти. Никогда не появляться на свет, не видеть людей, Богов, современный мир, частью которого он был последние двадцать лет (и еще пара тысяч за плечами). Раскаленный металл растекавшийся по венам, кровоточащие раны, сочащиеся гноем где-то под жесткой шерстью и боль, что не имела ни начала, ни конца. Ясность сознания притупилась.       Кричи Артемида, хоть в нескольких шагах от него, хоть в ухо одной из трёх голов, он бы и не шелохнулся. Отныне ее существование не имело для него никакого смысла. Как жаль.       За последние пару тысяч лет Церберу не приходилось возвращаться в свою истинную форму. Он был близок, позволял появляться и подшёрстку, и головам, и превосходить в росте Ньюмана на добрых пол сотни дюймов, но истинное чудовище подземного мира было скрыто от чужих глаз так прочно, что и собственный разум играл злую шутку.       Когда до Олимпа оставалось недолго, Цербер перешёл на бег. Сердце — единственный из всех человеческих органов, не потерпевший видоизменений, забилось с новой силой. Казалось, оно вот-вот разорвется, не выдержав ни новый облик, ни физическую нагрузку, в одночасье свалившееся на него.       «А разве так должно быть?» — он не различал голос, не мог уловить смысл сказанного и сложить очевидное, что речь шла о нем самом.       «Зачем было нужно сердце? Для счастья?»       У подножия Олимпа земля была не тронута — все та же выжженная ковыль-трава, предрассветные сумерки отступали и на безоблачном небе появился первый луч золотого солнца. Пламя в глотке, металлический привкус крови и сковывающая боль вмиг начали утихать. Огонь покинул и конечности одаряя прохладой утренней росы.       Истощенно упав ниц, Цербер впервые ощутил свободу — неповоротливое, непривычно огромное тело вышло из-под контроля. Летевшее вперед сердце пропустило удар и наконец, умолкло.       «Вот оно, — подумал он, поймав себя на мысли, что голос разума вернулся к нему вновь, — отсутствие боли».       Поскуливая от страха, Артемида широко распахнула глаза посреди ночи. Сердце колотилось где-то в горле, а на висках проступил холодный пот. В очередном кошмаре Мёрфи убивали как изменника — Зевс позволил гидре задушить его, предварительно вскормив ядовитой желчью.       — Артемида! — от голоса Эдриана на душе заскребли кошки. Обернувшись через плечо, она не без труда различила его смутный силуэт в неглубоком овражке. Рядом разгорался маленький костёр из сухих сосновых иголок и тонких веток. — Пора бы смениться.       В мёртвой тишине его голос звучал подобно грому. Без лишних возражений, она медленно приподнялась на колени и, прикусив до боли щеку, выпрямилась. От долгой дороги с короткими, выматывающими перевалами, непогоды и Хаоса — голова шла кругом.       Антерос старался скрасить страдания, иногда добывая то теплые вещи, оставленные горожанами в спешке, то съедобные сладкие ягоды. Но и этого было мало. Андреа не могла жить в прошлом, не справлялась без вещей, что были такой обыденностью и не желала принимать текущую реальность.       Боевой дух ослаб почти сразу и не помогали, ни прежние пылкие речи, ни союзники, которые почему-то решили сменить покровителя. А достигнув наивысшей точки презрения к самой себе и ярость уже не казалась бессмысленным словом — они внезапно добрались. До Олимпа оставалось не больше пары часов и сквозь пелену облаков, проглядывалось царство Зевса и храм.       Тот самый, где однажды суждено было встретить свою погибель.       Инициатива устроить привал принадлежала Ньюману. Неподалеку от поляны протекала маленькая речка — источник чистой воды, а за массивными валунами проще было скрыться от противников, если бы редкие сторонники Кроноса решили напасть из-за спины.       Подойдя ближе к оврагу, Андреа молча поменялась местами с Эдрианом, усаживаясь на нагретый клочок земли. Ночами подмораживало и истаскавшаяся накидка Мёрфи уже не грела, лишь болталась грязной тряпкой на исхудавших, осунувшихся плечах. Говорить не хотелось, да и темы давно уже иссякли.       — Иногда подкидывай листву, — нравоучительно подметил Ньюман, выставив перед собой изуродованные хаосом ладони. — И не забывай помешивать угли. Огонь нам пригодится утром, подогреем воду и выпьем с толченными ягодами.       Артемида его не слушала, лишь энергично кивала головой, зная, что Эдриан не потребует ответа.       После падения в воду прошло не меньше трех дней, но голос так и не прорезался. Первые сутки она еще пыталась говорить, кашляла, хрипела и обрушила целые монологи на голову вольного слушателя в лице Антероса. Не желая сипеть и заходиться в приступе удушающего кашля, Андреа приняла единственно верное решение — молчать.       — Не скучай, — Эдриан неловко похлопал её по плечу и поправил нож, спрятанный за пазухой. — Колчан со стрелами я спрятал в зарослях неподалеку. Можешь попрактиковаться на заре.       Артемида без тени возражений отсалютовала. Конечно, практиковаться она не будет. От вида оружия начинало мутить, но колчан все-таки забрала. Вынув одну из стрел, еще перепачканной кровью невинного кролика — хромого и больного, забитого голыми руками, Артемида опустила наконечник к огню и тут же воткнула в землю. Сырой дубовый лист зашипел, словно живой.       Она повторила это действие два или три раза, пока не наскучило, и откинула стрелу в сторону. Пусть Ньюман решит, что практика вышла безуспешной.       От неизменной позы ноги свело судорогой. Подвинувшись ближе к костру, следуя советам Эдриана, и добавляя то сухие ветки, то иглы, Артемида тщетно пыталась согреть онемевшие от холода пальцы. Ей казалось, что этот путь не имел конца, а Олимп был еще одной затянувшейся остановкой. Обхватив себя руками, она прикрыла глаза — пять минут — сущий пустяк, а открыв обнаружила, что солнце разогнало мрак ночи. Ньюман всё еще не вернулся, но то, что еще мгновение назад было жалким подобием костра — медленно тлело. Дерьмово.       Всё вокруг неожиданно стало по-летнему теплым.       Когда Мёрфи открыл глаза, над его головой безмятежно покачивались высокие стебли травы. Белые, фиолетовые, желтые лепестки диких цветов и ослепительно-белый свет голубого неба. Оперевшись на локти, он с осторожностью выпрямился, чуть сморщив нос, ожидая новый прилив боли. К счастью, языки этого пламени отступили наравне с бесконечным зудом.       Смерть — это покой.       Поведя затекшими плечами, Мёрфи бережно коснулся сбитыми пальцами белоснежного цветка с ярко-красными прожилками. Асфодель.       Разум тут же прояснился и былые эмоции больше не захлестывали с головой, а гнев смиренно повизгивал на краю сознания. Он был доволен собой. Впервые за долгое время.       Время потекло с новой, неизведанной ранее силой и оставалось ждать. Ждать, пока смерть придёт к кому-то еще, и они проведут вечность здесь, в месте, где не существовало больше ни страха, ни разочарования.       Легкий порыв ветра заколыхал стебли, оборвал золотые лепестки сорного растения, и закружил, унося вниз по склону. За спиной послышался шелест — кто-то энергично рассекал воздух тонкой веткой, нарушая покой природы.       Когда свист самодельных розг раздался почти над ухом, Мёрфи инстинктивно увернулся и стремительно вскочил на ноги. Первобытный страх почему-то не отступил и после смерти.       Сибил тихо усмехнулась. Её волосы снова были короткими (как и во всех воспоминаниях), лоснились у корней и несколько забавно завивались у самых кончиков. Мертвецки бледная кожа рук была сплошь покрыта красными точками — укусами насекомых, а то, что ошибочно показалось ему розгами — ивовый прут, был зажат между пальцев.       — Очнулся? — голос так и сочился привычной иронией. — Ты не умер, не радуйся.       Мёрфи смерил её недоверчивым прищуром и невольно осмотрелся вокруг. Поляна с трудом походила на безмятежные луга асфоделя. Чуть поодаль, устроившись на гладком валуне, возвышалась Аида. Он не мог с точностью определить её действия, но очевидно, г… Ньюман пыталась что-то объяснить.       Стратегию?       — Скажи уже хоть что-нибудь, — усмехнулась Сибил и несильно ударила по руке прутиком. — Ах да, теперь ты, наверное, не умеешь говорить.       — Ты в своём уме? — огрызнулся Мёрфи и в ту же секунду приложил ладони ко рту. Собственный голос звучал как-то иначе — не было ни хрипов, ни надрыва, словно вот-вот и перейдет на крик или истерику. — Что со мной?       Одарив его лукавой улыбкой, она отрицательно покачала головой и одним кивком указала на вершину Олимпа, проглядывавшую сквозь прочную занавесь облаков, взявшихся точно из неоткуда. Значило ли это то, что они справились и весь секрет таился в единой жертве?       — Не туда смотришь, — за спиной послышался скрипучий голос Аиды. Налитые кровью глаза пристально скользили по его лицу, а на всегда алых губах не было ни тени улыбки. Наигранная материнская нежность и забота отошли на второй план. — Руки.       Мёрфи нехотя приподнял ладони на уровень глаз. Так уже было, когда роль вестника досталась Эдриану; и вглядываясь в расцарапанную огрубевшую кожу ладоней, не понимал, что необходимо было увидеть.       Г…Ньюман громко шмыгнула носом и ткнула в предплечье, задевая длинным желтоватым ногтем, хвост татуированной змеи. Ни-че-го. На коже проступил бледно-розовый след от чужого прикосновения, но ни шрама, ни грубого подшерстка, ни гнойной раны. Тело больше не зудело.       Вслепую Мёрфи коснулся ладонями своего лица — без изменений.       — И всё у тебя так складно получается. — Сибил сплюнула в сторону и запрокинула голову, устремив раздраженный взгляд в небо. — Даже завидно.       — О чем ты? — поежившись от непривычного звучания собственного голоса, Мёрфи обернулся к г… Аиде и испуганно отшатнулся. Он больше не мог назвать свою хозяйку «госпожой» даже в собственных мыслях. Невидимые оковы спали и гнёт отступил. — Аида? Что ты отдала в обмен на это?       — Ничего, — весело усмехнулась Аида, обнажая крошащиеся зубы. — Твоя жизнь это подарок Хаоса.       — Невозможно, — тут же запротестовал Мёрфи. — Хаос — бесплотный дух, разрушительная сила, цель которой уничтожение всякого упорядочивания и единственный конец — смерть. Мы боремся с ним, а не принимаем подарки. Исправь, если я не прав.       — Я же говорила, — не опуская головы, обиженно протянула Сибил. — Аида предложила Хаосу сделку — радости плоти и крови. Мы говорили об уничтожении человечества как вида, обдумывали, как прекрасен мир со своими пороками — чревоугодием и сладострастием. А ты, — она вслепую ударила его самодельным хлыстом по спине, — оказался этаким идеалом. Непокорный до самого конца, верящий в идею умереть как человек, а ты ведь даже… Ты так поверил, что можешь быть человеком, что остался единственным, кто принял судьбу смерти от руки Хаоса.       — Сибилла говорит правду, — подтверждая кивками каждое слово, вылетевшее из ее рта, дополнила прежняя хозяйка Ада. — Мне бы не хватило магии тебя спасти, а вот Хаос… Мне следовало освободить тебя еще раньше, не тогда у берега Стикс, а пару столетий назад, когда наше сотрудничество сошло на нет. Я ломала твою волю, покушалась на свободу и…       — И сделала эталоном для Хаоса, — закончила Сибил и театрально хлопнула в ладоши. Опустив голову, она широко улыбнулась и ребячески пожала плечами, словно не знала, как продолжить разговор, доставляющий дискомфорт им обоим. — Мы все не достойны жизни. Аида убила Деметру и Персефону, я убила Япета, а Афина свою армию. Ты же не убил никого по своей воле. Приказы хозяйки - не в счет.       — Только Артемиду. Очень и очень давно. Еще в третий цикл, кажется.       — Она умоляла о смерти и это была не твоя воля.       — Почему ты убила Япета? — смысл сказанного дошел до него с запозданием. — Разве это сделал не Кронос?       Сибилла снова пожала плечами, но теперь без тени улыбки. Он хотел было возразить, обелить её имя и напомнить, что убийство под влиянием Кроноса, тех ужасных голосов в голове, никак не делало хуже и не считалось убийством. Будь сейчас лекция о частных случаях из судебной практики, Мёрфи бы привел этот пример в качестве аргумента на повисший в воздухе вопрос о морали или состоянии аффекта или еще черт-знает-о-чем.       Он снова мыслил как человек и что немало важно, как современный человек.       — И что дальше? Мы победили?       Аида грустно улыбнулась и отрицательно покачала головой. Если бы всё было так просто!       — Афина и Антерос скоро вернутся. Мы наступаем перед рассветом, хорошо бы покончить с этим до восхода солнца.       Афина и Антерос… От упоминания имени некогда близкого друга Мёрфи не смог сдержать глупой ответной улыбки. Неправильные чувства и эмоции, похороненные под слоем ненависти, делали его счастливее, живее. Он уже устал воевать — с полукровками, Богами и с самим собой, а потому уточнять детали будущей стратегии не хотелось.       Главное, что он уже сделал как Цербер — помог добраться до Олимпа под покровом ночи, ведомый наитием и ненавистью ко всему, что связано с Зевсом в той или иной степени. С другой стороны — проиграй бедные дети завтрашний междоусобный поединок, и смысл в его свободе терялся, как и в сделке Аиды и всех усилиях, что уже были приложены.       Кивнув в знак согласия, он протянул руку и сболтнул явную глупость вроде: «Договорились».       Аида осторожно ее пожала. Предстояло последнее дело, которое доверить было и некому. Она явно жалела, что не навязала правила до освобождения, но выслушивая истории о жалких, изможденных и израненных олимпийцах, понимала, что и передать работу некому.       Собственное убийство развязывало руки Айсы.       Власть должна быть или передана по крови, или испачкана кровью и отнята насильно. Никакой демократической ерунды и затяжных переговоров, приукрашенного сладкими речами о поиске компромисса.       — Пойдем, — Аида подхватила под локоть бывшего прислужника и повела вперед по узкой тропе, выше к слону. — Ты помнишь мою просьбу?       — Нет, — честно признался Мёрфи, нервно оборачиваясь на маленькие силуэты, устроившие привал у самого подножия горы. Среди них могла быть и Артемида — закованная в цепи собственного нрава и слепой веры в идею. — Вы передаете три сердца власти Мойрам, а они в ответ избавляются от Кроноса?       Чуть помедлив, Аида одарила его подозрительным прищуром, словно перед ней открылся самый короткий путь к победе, но признавать поражение было бы неправильным, не в её стиле.       — Им нужны сердца трёх миров, — отмахнулся Мёрфи, не видя причин для повторения и без того очевидных вещей снова. — Что ты хочешь от меня?       Аида медлила, юлила. И пусть её глаза изменились, лицо осунулось и прежний оскал пропал, он хорошо выучил повадки, знал, когда следовало вовремя прикусить язык и слушать.       — Когда мы будем в храме, помни, что трон не должен перейти в руки Мойрам. Делай всё, что я скажу и защити Эдриана. Хотя бы от самого себя.       Высокопарные слова бывшей хозяйки ему не понравились. Секунду они смотрели друг на друга так удивленно, точно увиделись впервые, а затем на лице Аиды промелькнула тень страха. Несопоставимая с такой сильной женщиной эмоция не вязалась с образом, тщательно выстроенным в глазах окружающих.       Аида — черная овца семьи, вечный позор. Аида — отвергнутая собственной возлюбленной и преданная ей же.       «Давайте выдвигаться», — знакомый голос Афины, чуть сбившийся от спешной ходьбы вверх, звучал, словно под толщею воды. Мёрфи почувствовал, как упускал самую суть, то что лежало на поверхности и никак не желало быть прочитанным, разгаданным.       Не споря с окружающими, плетясь чуть поодаль в готовности принять первый удар, он вспоминал эти легенды, нелепые сказки о престолонаследии и могуществе трёх сердец, миров поделенных между братьями и сестрой.       Первое — сердце небес — воплощение тщеславия. Зевс так гордился легкостью побед, их количеством и тем могуществом, что приносила каждая последующая, что заключил его в крошечную статуэтку, посвященную богине триумфа.       Второе — океан. Посейдон тщательно оберегал то, что принадлежало ему по праву, как и имел привычку не выдавать всех тайн, умерщвляя во всепоглощающей морской пучине — Харибде.       И третье — сердца преисподней. Проживи хоть сто жизней, пересеки вдоль и поперек Подземный мир, Цербер никогда не находил ничего, что смутно походило бы на главное сокровище Аиды.       Разве что…       Мёрфи резко запнулся, поморщился, точно от невыносимой боли и впился взглядом в исхудавшую спину Аиды. Лицо его помрачнело. Перед глазами диафильмом пронеслись картины: прошлого и настоящего; они наслаивались друг на друга, сыпались как домино, складываясь в единственно верный ответ — сердца подземного мира не существует. Для Аиды чужды нелепые символы для потехи тщеславия, как и страх, что полукровки отняли бы его в неравном поединке.       Живое, бьющееся сердце Аиды и было сокровищем Преисподней.       Выполняя последнюю часть сделки она исполняла волю и Хаоса, и трёх сестер. Жертва во имя любви, высшая степень человеколюбия.       Полюби ближнего своего уродливым сердцем своим.       Когда до храма оставалось не более ста шагов, солнце уже зашло за горизонт и Аида приказала остановиться и перевести дыхание. Несмотря на усталость и обезвоживание её лицо было полно жизни, а каждое движение порывисто, энергично.       Антерос оставил их на половине пути, сослался, что его будут ждать Гермес и Афродита. Возражений на этот счет не поступило. Люди Эдриана, как Афина прозвала то, что осталось от бравых воинов-олимпийцев, были истощены, обезвожены и ненавидели друг дружку едва ли не сильнее, чем полукровок.       «Это неудивительно, — Сибил не сдерживалась от едких комментариев. — С такой-то предводительницей».       Спорить было бессмысленно.       Ожидание утомляло. От предвкушения неизбежного в горле пересохло. Не в силах справиться с накатывающими волнами тревоги, Мёрфи то и дело нервно облизывал губы. Долгие, мучительные минуты слились в вечность и попытки притворяться, что дальше нет страха — глупо. Он знал, что как только двери храма захлопнутся, Кронос падет и настанет другой мир.       А будет ли лучше того, что они имели сейчас?       — Волнуешься? — голос Сибил ровный, бесцветный. Глаза болезненно поблескивали в темноте.       — А ты?       — Нет, — ложь всегда удавалась с легкостью, но нервное покусывание кончика языка, выдавало её чуть ли не с головой. — Знаешь, если бы было можно выбрать, кем ты будешь в следующей жизни… Я бы хотела стать русалкой. Ну, знаешь, мне так и не выпала возможность побывать в подводном царстве Посейдона, а вот быть русалкой и топить корабли.       Она мечтательно промычала и присвистнула собственной фантазии, за что получила недовольное шипение храброй богини-воительницы.       — До кораблей еще нужно дожить. Я бы не выбирал, остался бы собой.       — Ску-у-у-у-учно.       Мёрфи хотел было сказать что-то еще, дружелюбно закинуть руку на ее плечо и поблагодарить за то, что не бросила там, под завалами вблизи Трезена; что не убила глупую и самонадеянную охотницу и оставалась рядом, хотя преданности от неё не ждали. Но этим словам так и не суждено было обрести форму и быть услышанными.       Сделав первый шаг в сторону храма, Аида замерла, приподняла указательный палец, словно говоря: «вслушайтесь» и наконец, дала зелёный свет — пора в путь.       Тусклый диск Луны озарил извилистую тропку, ведущую аккурат ко входу в храм. Позади остались тени, переплетающиеся между собой, сливающиеся в одного человека и вопящие. Крик их сливался воедино. Никто не желал смириться с судьбой и принять неизбежную смерть.       Пламя разгорелось вновь. Одной искры хватило, чтоб Олимп погряз в дыму и языки праведного огня, с которого все начинается, принялись облизывать некогда белоснежные крыши.       Вверх по тропе без оглядки.       Андреа хотела развернуться, но лишь закашлялась и побежала вверх, крепче прижимая к себе колчан со стрелами, будто дитя. Храм — символ падения Олимпийцев — объят пламенем. Хотелось бы закричать, развернуть остальных и раздать указания, занять оборонительные позиции, пусть и защищать им было нечего, кроме самих себя.       Полукровки не появлялись, но их шёпот был слышен отовсюду.       Крепко схватив лук в левую руку, Артемида ловко перехватила стрелу, ту самую, что еще недавно мечтала зачистить от чужой крови, и дрожащей рукой приложила её к тетиве. Цели не было, мишени мельтешили перед глазами и притаившись у гладкого валуна, она предпочла просто ждать. Не мудрено, если Скай или Арес воткнули бы нож прямо в её горло.       Убить кого-то из полукровок — дело не хитрое.       Надо было повышать ставки и выбор пал на Зевса. Притаившийся за живым щитом своих детей, не побоявшийся поставить на кон все, кроме своей шкуры, он должен был выйти под конец и вписать эту победу в свой список. Никто не рискнет пойти против отца.       Кто-то истошно закричал, отчего Артемида вздрогнула. Во тьме она не могла разобрать ни одного знакомого лица. Даже если этот последний крик принадлежал кому-то из ее д-р-у-з-е-й, его заглушил другой.       Обезумевшие, смешавшиеся в одно пятно, боги и полукровки бежали, рассекали раскаленный воздух клинками, рвались вперед, не зная, что было финальной точкой. Магия вышла из-под контроля и редкие вспышки не причиняли колоссального вреда.       Перед глазами вспыхнула фигура Эриды. Испуганная и обезоруженная, ничуть не отличимая от Ареса, она вертела головой из стороны в сторону в надежде найти спасение.       Пора.       Затаив дыхание, Артемида оттянула тетиву настолько сильно, насколько это было возможно и прикрыла не ведущий глаз. Сейчас. Испачканная стрела долетела точно в цель, поражая богиню раздора аккурат туда, где должно биться сердце.       На мгновение воцарила тишина. Артемиде вдруг почудилось, что и весь бой, и весь мир замерли и обратили взоры к ней, неудавшейся спортсменке, одной из дюжины, что так и не смогла вспомнить истинное предназначение. Медленно опустив лук, чувствуя, как взмокли ладони, а в горле пересохло, она выбралась из своего укрытия, подбежала к неподвижной мишени номер один. Эрида была мертва.       «Это тебе за Аполлона».       Черт, черт, черт.       Первое убийство самое запоминающееся. В груди вспыхнул огонь азарта. Стрела, рук в левой руке, тетива, напряжение, распространяющееся до кончиков пальцев, вгрызающееся в спину, и выстрел. Удачный или нет — не разобрать.       Вдали раздался первый раскат грома. Зевс тоже вступил в игру.       Связанный по рукам нитями Клото, Кронос прочно стоял на ритуальном камне, что должен был стать его могильной плитой. Серп болтался на самодельной подвязке-ремне за пазухой. Какой странной и порой нелепой могла быть жизнь. Прежняя клокочущая сила угасала и великий и ужасный сын Неба и Земли больше не порождал страх, а его орудие запустившие некогда время и повернувшее его же вспять, теперь было не более чем куском металла.       — Браво! — скрипучий голос Кроноса рикошетил от стен храма. — Признаться, Аида, я недооценил тебя. С годами ты научилась выстраивать доверительные отношения и вершить судьбоносные сделки. Правда, методы твои… — он замолчал в попытке подобрать нужное слово, но ограничился не слишком оскорбительной формулировкой, — вторглась в мою обитель в ночи, как вор.       С каждым словом судьбоносные нити Клото сильнее впивались в его старческое горло. Еще немного и из ран, оставленных Хаосом, хлынет горячая кровь.       Для Мёрфи же стоило не малых усилий смотреть на него, не отводя взгляд. Уж больно явной была аналогия с Тифоном, убийство которого прошло почему-то мимо. В этом храме, стоя на том месте, где не единожды лилась кровь, будучи единственным освобожденным от проклятия Хаоса, он чувствовал себя чужим, лишним.       Не в силах разделить боль дорогих сердцу людей, Мёрфи оставался в тени, снова отрекаясь от истинного происхождения. Жизнь свелась к единственному моменту, где на языке горел привкус металла и пыли, а за стенами храма гремел гром.       — Теперь ты готов это принять? — триумф Аиды был коротким, пусть и долгожданным. Расправив плечи, она крепко сжимала в руках копье, позаимствованное у Афины в святой готовности нанести решающий удар. — Я всегда побеждаю.       — В тот миг, когда я умру, полукровки погибнут, — Мёрфи невольно покосился на непроницаемое лицо Сибил, равнодушно выставившей нож перед собой. Ни один мускул на лице не дрогнул при мысли о скорой смерти, и такой реакции можно было позавидовать. — И твой дражайший сын, Аида. Подумай… Мы могли бы прийти к согласию, временному перемирию и сохранить жизни всем, кого ты так отчаянно хотела спасти.       Аида помедлила, опустила копьё и взглядом указала в сторону. Серп. То, с чего начался их путь и зародился сам мир теперь принесет смерть своему создателю. Мёрфи запоздало пропустил мысль о самочувствии бывшей хозяйки и задался нелепым вопросом, вроде поднималась ли желчь к её горлу от мысли, что во имя спасения мира умрет единственный сын? Боялась ли она в эту секунду испортить всё? И было ли еще это «всё»?       — Видишь, — Кронос не унимался, — как легко оказывается управлять твоими эмоциями. Я только упомянул твоего сына, не касаясь ни твоих рук, что по локоть в крови, ни о судьбе остальных, кто был тебе дорог. Скажем о Загрее?       Лицо Аиды помрачнело.       Нить судьбы крепче затянулась на его шее. Кронос захрипел, расплылся в глупом оскале и обессиленно упал на колени перед дочерью. Серп звонко ударился о ритуальный камень.       Усмехнувшись собственным мыслям, Аида сделала шаг вперед и проворно перехватила гладкую рукоятку, крепко сжав в ладони до побелевших костяшек.       — Ты никогда не был властен надо мной, — в безуспешной попытке поймать собственное отражение в потертом лезвии серпа, Аида сделала глубокий вдох и отвела руку в сторону. Каково это принять смерть от ненавистной дочери? У неё не было попыток — лишь одна и Мёрфи знал, что всё пройдет как нужно. — Прощай, отец.       Последние слова она произнесла одними губами, прежде чем выплеснула ярость одним ударом. Кровь окропила лезвие, кожу рук и шею Мойры, принявшейся самодовольно сматывать нить сестры в маленький, светящийся клубок. Голова Кроноса глухо ударилась о камень, прокатилась по помосту и рассыпалась в прах у ног дочери.       Аида глухо закричала. Ненависть, породившая её мир, власть убившая в ней сострадание, праведным огнём пожирали изнутри.       Покончив с нитью, Айса кивнула на сухое тело упавшее ниц.       — Я бы рекомендовала отрубить ему конечности. Без головы можно прожить долго и счастливо.       — Мы этим займемся, — согласилась Аида. — Афина? Сибилла?       Не проронив ни слова, Афина подбежала к камню и решительно проткнула копьем уже небьющееся сердце. Ярости этой девице было не занимать и неуместное замечание вертелось на языке. От запаха гнилой плоти — вот незадача старик начал гнить еще при жизни! — Аида отвернулась, приложив к губам тыльную сторону пыльной ладони.       Сквозь полуразрушенную крышу проникали столпы дыма, редкие языки пламени норовили перекинуться на сухую виноградную лозу. Последний раскат молнии краткой вспышкой осветил потемневшие лица присутствующих.       — А теперь, — голос Айсы прозвучал глухо, будто бы обращалась из-под воды. Вытянув левую руку перед собой в требовательном жесте, она утвердительно кивнула. Сделка есть сделка. — Я выполнила свою часть, Аида. Ты знаешь протокол, Цербер. Приступай.       От официоза его передёрнуло.       Такое банальное «знаю» казалось неуместным. Сейчас не время для шуток или обмена новыми колкостями. Не поднимая головы, Афина вложила в его ладонь гладкий кинжал. На рукоятке поблескивал полумесяц и не было нужды уточнять, где, а главное у кого она позаимствовала столь дивную вещицу.       — Давай, Цербер, — согласилась Аида. — Приступай.       Отбросив в сторону серп и маленький нож, припрятанный в складках длинной юбки, Аида широко расставила руки, будто канатоходец и в качестве подтверждения своей решимости, моргнула. Лицо ее впервые за долгое время выглядело расслабленным и прежняя сосредоточенность, хмурость бровей и кривая улыбка одним лишь уголком рта, разгладились.       Она была готова принять смерть.       В голове всё перемешалось. Мёрфи судорожно пытался вспомнить тот текст, полный надменности и властности, который был нужен исключительно для свидетелей. Он обернулся — Сибил уже и след простыл.       — Согласно негласному протоколу, — пробормотал Мёрфи, поглаживая полумесяц на рукоятке, — согласно правилам, написанным до сотворения мира, принятым при разделении трёх царств…       Он монотонно бубнил себе под нос речь, о которой и думать забыл, и не надеялся когда-либо применить в действительности. Айса ликовала. Игривый блеск предвкушения, зудящие в нетерпении руки то и дело, сжимающиеся в кулаки. Она выглядела как ребёнок пред рождественской елью, поглядывающий на груду подарков, в поисках того самого. Заветного.       — … Прости за то, что я должен сделать, — сбившись под конец, прошептал Мёрфи и сделал решающий шаг. Он не верил в победу и сейчас, убежденный, что всё это не более чем затянувшая шутка. Сейчас Аида возьмет ситуацию в свои руки, раздаст указания, предложит новую стратегию, как победить оставшихся полукровок, чьей силы было достаточно для разрушения одного города. Но этот момент не наступал. Г… Бывшая госпожа смиренно ожидала своей участи. Волосы её растрепались, в мочках ушей поблескивали маленькие серьги, кажется, из тех самых кристаллов Тартара. — При свидетелях…       — Давай уже, — порывисто цокнула Айса. — Вспомни, что Аида уничтожила Ехидну, выдала Зевсу и местонахождение Тифона перед роковым сражением, заставляла тебя любить её, посягала на твою свободу, вынудила служить…       Список злодеяний хозяйки, в самом деле, был бесконечен, и каждое последующее упоминание, упрёком должно задеть за живое. Но Мёрфи выдергивал из памяти другое — моменты, когда Аида была добра к нему, жертвовала своими интересами во имя их странного, порой неуместного сотрудничества.       Ярость угасла.       Стиснув зубы, он перехватил нагретую собственным теплом рукоятку и не морщась, занёс нож. Слёзы застилали взор и последняя улыбка, предназначенная для него одного, отпечаталась размытым пятном в памяти. История длиной в несколько тысяч лет закончилась. Сердце Подземного мира и вечной Госпожи дважды запнулось и замерло навсегда. Ни звука, ни дыхания.       Придерживая худощавую спину, Мёрфи осторожно уложил ее на алтарь, закрыл застывшие в удивлении глаза и провернул нож глубже.       — Нет-нет, — остановила Айса, — мне нужно её сердце фигурально. Не утруждай себя.       Мёрфи послушно остановился, вынул нож и всеми силами старался не замечать льющуюся на колени горячую, вязкую кровь. Перед глазами замелькали черные точки, правая рука начала пульсировать. К горлу подкатила тошнота.       Ощущая незримое присутствие Аиды, задаваясь вечным вопросом: «А что делать дальше?», он отполз от подмостка, будто не замечая боли.       Храм начал рушиться. Афина любезно лягнула его рукояткой копья, острием указывая прямо наверх. От некогда белоснежной колонны откололся первый кусок и рухнул в углу. Земля содрогалась от грома — Зевс ощутил утрату.       Молния прорезала небо сверху донизу.       Осознав, что в руке все также крепко зажат окровавленный кинжал Артемиды, Мёрфи ринулся к выходу. Перед глазами всё плыло. Удивленно вертя головой, не замечая очевидного — сражение началось перед восходом солнца, он искал фигуру Сибил. В том, что Артемида жива у него не было сомнений.       Ньюмановский сынок не позволил бы бывшей возлюбленной умереть так глупо.       Чужой клинок рассек раскаленный воздух в одном палайсте от его лица. Мёрфи увернулся, повторил движения недруга и тут же вонзил нож в горло безымянной полукровке. Как и в случае с Кроносом, тело рассыпалось в прах. От увиденного Айса чуть отшатнулась, прижала окровавленную ладонь к груди и благодарно кивнула.       Он снова принялся искать в толпе Сибил.       Время для неё остановилось.       Порой выглядывая из своего укрытия, Андреа делала парочку выстрелов и не желая, справляться об успехе, тут же приседала к земле, пряча голову за руинами. От такой показной стрельбы вреда было куда больше — колчан наполовину опустел, а ползти к телам — боязно.       Иногда она пыталась различить розовую голову Афродиты, скачущей из угла в угол, в попытке обмануть противника, но боясь застать последние минуты жизни, Артемида снова пряталась. Отец делал то же самое. Она не видела его с самого начала сражения, слышала гром, вздрагивала от молний, рассекающих алое марево.       От запаха горящих тел и сухой травы мутило.       Время вернуло свой ход, когда храм, тот самый, начал рушиться. Языки пламени ниспосланные Зевсом охватили одну из стен, облизывая сухие дикие изгороди. Земля задрожала вновь.       Артемида приподнялась, втянув голову и тут же испуганно вскрикнула. Полукровка несся прямо на неё с окровавленной стрелой в руке. Застыв на месте, она крепко зажмурилась и в оборонительной позиции выставила лук перед собой, будто щит. Столп пыли пронесся прямо перед лицом, осев тонким слоем на коже. Какой нелепой должна быть смерть!       Миг и кто-то сильный оттолкнул в сторону, тут же одним рывком, подхватывая под руку. Острые, клюющие когти оставили след на тонкой коже.       — Ты что, бессмертная? — незнакомый, пропитанный презрением голос раздался прямо над ухом. — Думаешь, спряталась и никто не увидит?       Сибил. Взъерошенные волосы и обезумевший буравящий взгляд, вынудил сделать шаг назад, упираясь спиной в валун. Мысль, что та убила одного из своих бесчисленных кузенов во имя спасения заклятого врага никак не желала укладываться в сломленном сознании.       — Давай сюда, — не спрашивая разрешения, Сибил грубо выхватила лук, рывком закинула колчан со стрелами на плечо. — Ты же пришла убить Зевса, ведь так?       Артемида согласно кивнула.       Было ли это правдой? Андреа сама не знала, что хотела сделать сейчас. Проделав столь долгий путь, исхудав от недоедания, она потеряла всякую цель и идею. Мысли о доме стали противны, как и размышления о том, чтоб сделала, как вернулась. Назад дороги нет.       То и дело облизывая потрескавшиеся губы, она бежала вперёд, как велела Сибил. В прошлой жизни Посейдон говорил, что им нельзя доверять — полукровкам и Церберу, а сам даже не явился, не встретил у Афин. Кто был настоящим врагом? Зевс? О чем он говорил перед тем, как собрать всех на импровизированном Олимпе? О верности и чести?       Рой вопросов смешался с рёвом толпы, звоном клинков и предсмертными хрипами.       Спрятавшись за чужой спиной, Артемида позволила вести себя за руку к эпицентру сражения. Горло саднило, а перед глазами мелькали аляповатые пятна. Пусть это всё будет ловушкой и Сибил казнит ее прямо здесь, на глазах у крошечной группки выживших. Пусть любая из сторон возьмет власть в свои руки.       — Вот так, — Сибил запнулась неподалеку от разрушенного пьедестала. У самого края поблескивали молнии Зевса. Подниматься было глупо, а здесь, в тени, никто бы не напал со спины. Чуть пригнувшись, Сибил театрально поморщилась и вернула лук, прислонив колчан к основанию разрушенной на треть колонны напротив. — Зевс появится здесь, как только Айса объявит о свержении Кроноса.       Удивленно распахнув глаза, Артемида намеревалась задать самый примитивный вопрос, уточнить о смерти и услышать имя героя, кто смог сразить самого верховного бога, но вместо этого пробормотала еле разборчивое: «Спасибо».       Во взгляде читалась жалость и не тратя лишних слов, Сибил вяло улыбнулась в ответ. Эта благодарность была излишней, но в глубине души ей определенно льстило текущее положение вещей. А может, казалось, что игра в благородство — единственно верное решение.       «Ах, вот вы где!»       Искалеченный, измазанный собственной кровью Арес вскочил на пьедестал. На бедре зияла глубокая рана, огонь опалил волосы. Выслеживал ли он её, будто желанную добычу? Или это была жажда мести за убийство Эриды?       Времени на размышления не оставалось.       Артемида хотела было дернуться в сторону, вернуть первый и самый сложный долг: выйти из-за спины защитницы и выиграть немножко времени для них обеих. Абсолютной победы здесь и быть не могло. Арес с легкостью бы увернулся от выстрела в упор, но эти тридцать секунд замешательства могли бы дать фору. Сибил же всяко крепче и сильнее физически, ей бы ничего не стояло размозжить его голову луком.       Не успев вытащить и стрелы, Арес совершил решительный выпад вперед, размахивая обломком меча перед собой. Сибил неуместно замешкалась, оставить колчан оказалось плохой идеей и лишала главного отвлекающего манёвра. Бросив последний взгляд в сторону подопечной, она взмолилась, чтоб Кэмпбелл оказалась чуть умнее своих родственников, и успела воспользоваться ситуацией.       Жгучая боль вгрызлась в плечо — лезвие неглубоко вошло в кожу. Завизжав, Сибил хотела отразить следующий удар чужим орудием, кинулась к молниям и снова осечка. Арес неустанно атаковал, не видя мишени, по-детски рассекая клинком искрящийся воздух.       Господи, когда же она выстрелит?       Краем глаза Сибил уловила движение, темный силуэт, вымазанный в крови не меньше Ареса. Он спешил к ним через завалы и груды тел, зажав в руке маленький клинок со знакомым полумесяцев на наконечнике. Артемида окликнула его по имени и снова попыталась справиться с луком. Кончик стрелы так и подрагивал в воздухе.       — Стреляй! — не своим голосом вскрикнула Сибил, уклонившись в сторону.       А потом что-то случилось, мир подкосился и Сибил ощутила как нечто острое вонзилось в спину. Первое, что пришло на ум — удар Ареса сбил с ног, один из острых камней, осколков прошлого мира, впился куда-то ниже лопаток. Хотелось заерзать, скорее избавиться от дискомфорта и выпрямиться.       Кроваво-красное небо над головой ломалось на части каждой следующей вспышкой молнии.       Собственная голова показалась какой-то неподъемной, набитой ватой. Кое-как откашлявшись, Сибил попыталась приподняться, морщась от рвотных позывов. С новой силой заныла рана в плече и весь спектр боли переместился ниже.       Уродливый клинок Ареса полностью вошёл чуть ниже ребра. От абсурдности хотелось засмеяться, но боль парализовала. Последняя жертва для Хаоса — во имя любви и вопреки своему желанию. Она преломила в себе зависть и гнев, а вышло не так уж и складно.       Смочив горячие губы кровавой слюной, Сибил обреченно опустила голову на землю. Её сражение окончено.       — Зачем?! — обеспокоенное лицо Цербера плыло перед глазами. Было бы куда логично, посмотреть на нее в последний раз, перехватить под колени свою дражайшую лунную богиню и сойти на землю. К чему продлевать агонию, разрываться в желании помочь? — Зачем ты спасла меня?       — Это ты меня спас, — еле слышно пролепетала она, чувствуя, как кровь заклокотала в горле. Говорить уже не хотелось. Силы разом покинули её тело и всё, чего Сибил хотела в последний раз — уснуть. Скорее бы уснуть! Во сне боль проходит, а сейчас она не заметит, как умрет. Не велика потеря. — Пообещай, что в следующий раз, мы не встретимся.       Проливной дождь с шипением обрушился на землю и сокровенный смысл последних слов смешался в какофонии звуков.       «Спасибо, что остался со мной, Цербер. Надеюсь в новом мире мы будем счастливы. Ты будешь счастлив».