Broken and Cursed

В помещении, как и на задворках сознания, клубилась неживая, бесцветная тишина. Она обволакивала пространство, как густой туман, предвещающий появление дементоров. Которые, однако, уже несколько лет не появлялись в этом забытом всеми богами месте. Когда-то она так много прочитала про эту крепость посреди бушующих волн, этот мрачный, пугающих даже самых хладнокровных волшебников остров и его обитателей, что при желании могла бы написать целый исследовательский трактат. Но сейчас все воспоминания путались, мерцали в уставшем сознании, как серые тени. Измученный постоянной борьбой разум теперь попросту не был в состоянии сосредоточиться хоть на чем-то. Лучше бы здесь и вправду оставались демонторы. Дельфи почти не осознавала происходящего после той страшной ночи в Годриковой Впадине. Последним отчётливым воспоминанием были зелёные глаза Гарри Поттера на лице, как она думала тогда, её отца. И понимание, что всё кончено. Она проиграла. Не просто не выполнила своё предназначение, а по-настоящему уничтожила саму вероятность возрождения Темного Лорда. Которому было суждено развоплотиться и потерять всё практически у неё на глазах. Эта мысль была настолько невыносимой, что проще, казалось, броситься под Аваду. Лишь бы снова не чувствовать режущую боль в груди, которая была ничуть не лучше Круцио. Как же она ненавидела их всех в тот момент. Мальчика, Который Выжил и весь его выводок. Особенно такого же зеленоглазого мальчишку, который как раз и разрушил её планы. Ведь он тоже был в пророчестве. Обязан был исполнить свою роль, как и она. Если бы она только убила его тогда, в лабиринте, или переместившись в восемьдесят первый год... Думать о том, почему она не сделала этого, не хотелось ни тогда, ни тем более сейчас. В далеком, беззаботном прошлом, когда она была всего лишь студенткой Магической академии, никогда не знавшей своих настоящих родителей, Дельфина много изучала ментальные заклинания. Одна из её проектных работ была посвящена изучению чар, наложенных на заточенного в собственной же тюрьме Геллерта Грин-де-Вальда. Дельфи даже смогла посетить ту крепость, название которой теперь стерлось из памяти. Главный вывод, который тогда сделала девушка: Альбус Дамблдор был поистине великим магом. Нужно быть гением, чтобы создать настолько безупречную одновременно в милосердии и жестокости тюрьму. На крепость, где в итоге и был убит Грин-де-Вальд, были наложены сложные, однако далеко не безызвестные чары. Они накладывались в большей степени на местность, нежели на волшебника, который, однако, всё равно попадал под их действие. Наверное, никогда прежде эти чары не были применены в столь значительных масштабах. В Средние века их применяли куда более скромно - всего лишь одна или две темницы подвергались их воздействию. Однако величайший маг прошлого столетия вывел их использование на новый уровень. Дельфи тогда поразилась магической мощи Дамблдора, зачаровавшего целую крепость. Действия заклинания было до смешного простым. Находясь в зачарованном помещении, волшебник терял способность колдовать. На самом деле, он не лишался своих сил, но переставал их ощущать, становясь кем-то вроде сквиба. При этом, умереть своей смертью также становилось практически невозможно, ведь внутренняя магия, которая не могла пробиться через искусственно созданные барьеры, не расходовалась, а вместо этого направляла всю свою мощь на поддержание физической оболочки. Дефицит ментальных затрат компенсировался телесной стойкостью. Никаких тебе болезней, сниженные потребности в пище и сне. Поистине идеальная тюрьма. Тогда Дельфина долго разбиралась в природе такой магии. Она явно была темной, поскольку подавляла сознание другого человека, отбирала часть его личности. Но самым коварным было постепенное действие заклинания. Волшебство ускользает постепенно. От пары дней пребывания в таком месте ничего не случится, но вот спустя несколько недель даже волшебник, прежде умевший накладывать сложные заклинания без помощи палочки, не сможет даже призвать к себе элементарный пергамент. И никакая окклюменция здесь не поможет. Вот так и знаменитый Геллерт Грин-де-Вальд провел больше трети жизни будучи почти сквибом, запертым в собственной тюрьме и обреченным хоть и не на вечное, но уж очень длительное одиночество. На эту тему видными учеными Европы было написано несколько достаточно известных в узких кругах книг. Которые, по всей видимости, читала не только Дельфина, но и Гермиона Грейнджер. Казалось бы, чему удивляться после той кипы запрещенных книг, которые девушка собственными глазами видела в кабинете Министра магии Великобритании, однако на собственной шкуре испытать действие чар, которые несколько лет назад самолично и изучала... Это было бы иронично, не будь так ужасно. Сначала Дельфина ничего не поняла. Арест, допросы, которые, кажется, проводил лично Гарри Поттер, конвой, сопровождавший её в длинных узкие коридорах незнакомого здания - всё это слилось в одно долгое, смутное воспоминание, не имеющее начала и конца, да и вообще хоть какого-то смысла. Казалось, она снова стала осознавать происходящее, только оказавшись один на один с мрачными серыми каменными стенами небольшой комнаты, больше напоминающей монашескую келью. В ней практически не было предметов - только небольшая кровать, да стол со стулом. Блеклый свет лился сквозь небольшое окно прямо в стене, и в помещении гулял прохладный ветер, оставляющий на губах привкус соли. Вместо двери в стене был достаточно широкий проём, пройдя через который, можно было попасть в коридор, заканчивающийся обрывом. Там и в самом деле не было ничего - каменные стены и пол упирались в пропасть, на дне которой бушевала ледяная стихия. Волны бились об острые скалы, а серые валуны, как пики, то и дело угрожающе показывались из воды. Её небольшая темница заканчивалась самым настоящим обрывом, с которым было не сладить без помощи магии. Каменные скалы были слишком далеко, даже при самом лучшем исходе нет шансов отделаться переломом всех костей - ты просто разобьешься об острые камни. То же самое можно было сказать и про море. В самом начале Дельфина пыталась колдовать, хотя и с опаской, ведь не было понятно, как много охранных чар наложено на её своеобразное место заточения. Однако ничего не выходило. Возможно, она стала пытаться слишком поздно, а, быть может, Гермиона Грейнджер предусмотрела и это. Дельфина была уверенна в том, что ни у кого, кроме этой ведьмы, не хватило бы мозгов воплотить столь гениальную идею в жизнь. В этом месте Дельфи не могла применить даже простые приманивающие чары всего лишь спустя неделю пребывания. Она упорно сверлила глазами злополучный стул, бессильно взмахивала руками, пыталась произносить вслух заклинания, вот только все это не приносило никакого результата. Сначала ей казалось, что дело в самом месте, ведь на него обязаны были наложить множество заклинаний, не позволивших бы арестованным колдовать. Но спустя какое-то время девушка начала догадываться. что дело не только в этом. Первым пугающим осознанием было то, что она стала куда реже спать. По собственным наблюдением, Дельфи спала где-то раз в три дня, судя по тем закатам, отсвет которых проникал в каменный коридор её тюрьмы. А еще, казалось, она почти перестала испытывать чувство голода. Раз в день в коридоре появлялась еда, но меньше трех недель спустя девушка почти перестала её брать. Но последним сложившимся паззлом было далеко не это. Разрушение внутренних ментальных барьеров, созданных окклюменцией. Вот что стало самым страшным открытием, позволившим оценить всю полноту случившегося. Дельфи долго и упорно выстраивала в своем сознании стены, чтобы уберечь разум от лишних потрясений. Ей нужна была холодная голова во время исполнения пророчества. Переживания и волнения – последнее. что было нужно девушке. Используя окклюменцию, а также все свои знания о ментальной магии, она смогла запереть в дальний ящик своего сознания все воспоминания о прошлой жизни, мысли о родителях, даже собственное отношение к происходящему. Это было сродни отключению какой-то части себя и было возможно только благодаря тренировкам. Хотя этот ментальный барьер почти сорвало в ту роковую ночь в Гордриковой Впадине, оставшаяся его часть держала под контролем старые воспоминания и горечь, которую они вызывали. Это не давало окончательно сорваться в бездну, похожую на ту, что разверзалась в конце каменного коридора её пристанища. Уже две недели спустя кошмары стали сниться девушке каждый раз, стоило только заснуть. Было затруднительно искусственно поддерживать бессонницу, целые дни проводя в сером каменном мешке, вытягивающем из тебя все жизненные силы. Ей снился огромный замок с мрачными коридорами и диким, грозно веющим за высокими окнами ветром. Иссохший, костлявый старик протягивал к ней руки, умоляя о смерти, но все прекращалось, стоило только ледяному высокому голосу за её спиной жутко почти прохохотать «Авада Кедавра». Дельфи смотрела на своё отражение в красивом, резном зеркале, которое отражало её во весь рост. Светлые длинные волосы были переброшены за плечо, она только закончила застегивать дорожную мантию темно-синего цвета и теперь оправляла рукава. Миг – и её отражение расплывается на зеркальной поверхности, по нему будто пробегает рябь, и вот уже на перед ней высокая фигура в антрацитовом плаще. Дельфи отшатывается от зеркала, когда по нему проходит глубокая вертикальная трещина, из которой начинается сочиться бардовая, дымящаяся кровь… Ей снится много спутанных, бессюжетных снов, и иногда даже кажется, что они приходят наяву, словно видения. Темный лабиринт Турнира Трех Волшебников, тесная чернота книжного шкафа в кабинете Гермионы Грейнджер, которая словно пытается переживать все твои кости, опушка Запретного леса недалеко от величественного замка, в котором она так давно мечтала побывать… Образы сменяют друг друга, как в калейдоскопе, и Дельфи окончательно перестаёт понимать, где заканчивается реальность и начинаются видения. Последней осознанной мыслью было осознание того, что она, скорее всего, сойдет здесь с ума и было бы действительно лучше умереть тогда от руки Гарри Поттера. Сколько лет прожил в своей тюрьме Грин-де-Вальд? И сколько протянет она? Еще сто лет? Сто пятьдесят? Ногти скребут сухую кожу, которая стала похожа на пергаментную бумагу, оставляя длинные бледно-розовые линии. Счет времени сбился и, кажется, потребность в еде окончательно сошла на нет. Дельфи не помнит, когда в последний раз принимала пищу и, тем более, когда испытывала чувство голода. Всё физическое смешалось в один непонятный серый клубок, состоящий в основном из апатичных и бессвязных нитей. Однажды, проснувшись после очередного спутанного сна, где она бродила по коридорам старого замка, но не находила не то что выхода, даже окон во двор, девушка лежала, уперев взгляд в казавшийся бесцветным потолок и пыталась выровнять дыханием, которое сбилось так, как будто она действительно долго бежала в никуда. Её рука слаба двинулась, нащупываю под тюремной робой сердце, бешено стучащее навстречу накрывающему безумию, и коснулась острых, выступающих ребер. Это было оглушающе страшным, ведь создавалось впечатление, будто она касалась не своего тела. Это просто не могла быть её грудная клетка. Обеими руками она провела по лицу, чувствуя на неё следы царапин от ногтей, сухую кожу, ломкие, тонкие волосы, падающие на лоб. Это было хуже смерти – вот так ощущать безвыходность своего положения, когда сами чертовы стены вокруг даже подохнуть тебе не позволят. И ничего не остается – только вспоминать, рефлексировать, думать, загоняя себя всё глубже в собственную ментальную тюрьму. Тогда Дельфи встала на и на плохо слушающихся ногах впервые за как казалось девушке уже довольно долгое время вышла в коридор. Тремор собственных рук мешал сосредоточиться на нетвердых, неуверенных шагах. Еще немного – и она увидела серое небо, затянутое низкими тучами. Вода внизу пенилась и бурлила, как темное, переваренное зелье. На мгновение волны показались ей удушающе-зелеными. Точь-в-точь как глаза Альбуса Поттера. «У меня никогда не получилось это заклинание…» Она сделала ещё один шаг, подходя совсем близко к краю. Много лет назад, кажется, совершенно в другой жизни, она слышала сказку о девушке, которая стала морской пеной. Если так, то она готова быть частью этих неприветливых зеленых волн. В сущности, она всё решила еще там, в небольшой церквушке в Гордриковой Впадине, когда умоляла Гарри Поттера убить её. Жить с осознанием собственного краха было самой настоящей пыткой. Тем более, в этих стенах, рушащих все ментальные щиты и заставляющих переживать одни и те же воспоминания снова и снова, будто в бреду. Может быть, здесь не зря появились дементоры, и дело было вовсе не в злом гении какого-то полуспятившего мага, жившего тут столетия назад. Вдруг сам остров был проклят? И поэтому заклинания, наложенные теперь на тюрьму, действовали не менее разрушительно на разум, чем сотня дементоров? Последнее, чего хотелось Дельфи – это взаправду сойти с ума. Её отец умер несколько раз за свою жизнь. Ведь развоплощение – то же своего рода смерть. Неужели она испугается сделать это всего лишь однажды? Промозглый ветер подхватывает волосы и бросает их ей в лицо. Но девушка даже не пытается их поправить – так даже лучше, раз не приходится видеть острых камней, навстречу которым осталось меньше шага. Который она всё же делает. Горло сковывает страх, и постепенно угасающее сознание вздрагивает, когда магический – вполне реальный – барьер отбрасывает её в сторону, по сути, грубо швыряя на каменный пол. Нечеловеческий, безумный хохот отскакивает от холодных стен, разгоняя волны зловещего эха. Губы оскаливаются в подобии насмешливой улыбки, потому что эти твари продумали всё. Мерлин, это даже смешно. И почти гениально, не будь как под копирку своровано у других, более изобретательных волшебников. Конечно, она даже не может покончить с собой. Ну ещё бы. Ведь существуют вещи значительно хуже смерти. С того самого дня видения и явь окончательно смешались. А еще девушке начал мерещиться Альбус Поттер. Она не понимала, почему темнота сверлит её упрекающим взором этих пронзительно-зелёных глаз, но юношеских, только ломающийся голос хрипел ей из каждого угла: «Убийца… Ты убийца, Дельфи...» Сил спорить не было, хотя пару раз она кричала в пустоту «Прочь!», которое тяжелым камнем падало и разбивалось о каменный пол. Кажется, единственная цель – не сойти с ума – становилась всё более и более призрачной с каждым новым днем, приход и завершение которого девушка практически никогда не замечала. Пару раз, когда преследовавшие её образы отступали, и получилось мыслить хоть сколько-то здраво, Дельфи начинала понимать, что всё дело в её сознании, которое отказывается впускать в себя воспоминания и эмоции. Разум ищет уловки, хочет обойти этот, казалось бы, шаткий блок, но всё еще каким-то чудом работающая окклюменция не даёт ему этого сделать. Потому что лучше уж сходить с ума, прогоняя по кругу бредовые видения, чем думать обо всём случившемся. О том, что стало с её жизнью. Вдруг иногда спасение можно найти в безумии? Приняв это, в следующий раз она отвечает пустоте, которая упрекает её голосом Альбуса Поттера. - Я убийца, но почему я не убила тебя? У пустоты, как и у самой девушки, нет ответа. Если бы она сделала это тогда, сейчас бы её не окружали каменные стены камеры. Сколько всего было возможно изменить… Этот гребанный мальчишка, который так не вовремя решил поиграть в героя. Бездарный маг и наивный идиот. Только такой, как он, мог броситься на встречу с едва знакомой ему девчонкой, чтобы помочь старому ворчливому старику и изменить ради этого всю временную колею. Это было так глупо, так опасно беспечно, но… Разве она сама не столь же беспечна и глупа, раз отпустила его тогда? Дала им вместе со вторым мальчишкой сбежать? Да, Дельфина, правда состояла в том, что нельзя быть убийцей на половину. Либо в тебе абсолютно ничего не дрогнет, и ты всегда сможешь поднять палочку, произнося нужное заклинание, либо вообще не лезь в это. Выбирая полумеры, всегда проигрываешь. И ты проиграла. Не об этом ли говорит тебе пустота ломающимся голосом Альбуса Поттера? Порывы северного ветра приносили в каменный коридор одинокие снежинки, которые почти сразу таяли под действием магии. Дни тянулись медленно, но начавшаяся зима ничем не украсила хмурый пейзаж. Девушка в тюремной робе продолжала днями напролет лежать на твердой койке, будто всматриваясь куда-то сквозь высокий серый потолок. Огромный мир сузился до серого, бесцветного ожидания смерти, сосредоточившегося в каменных стенах полуразрушенного замка. И даже голос, мерещившийся Дельфи, наконец затих. Вот только в Азкабане всё равно не наступает Рождество. Скорпиус Малфой давно не видел родовое поместье своей семьи таким безукоризненно-праздничным. Домовые эльфы, наверное, трудились несколько недель, превращая суровый величественный особняк в сказочный ледяной дворец, который увидел юноша, приехав с каникул. Последние два года, когда Астория чувствовала себя уже совсем неважно, рождественские каникулы превращались для мальчика в пытку. Скорпиус мог притворяться, что всё нормально и поправимо, когда был в Хогвартсе и получал длинные письма от матери. Вот только каждый раз видеть, насколько ухудшилось её состояние за время его отсутствия, было просто невыносимо. Особенно, когда за окном было Рождество, которое он обожал в детстве. В итоге за два года до смерти Астории поместье перестали украшать так пышно, как раньше. Отец бродил по нему, как хмурая тень, и часто запирался в кабинете или лаборатории. А уж звон старинного хрусталя, когда в дрожащей руке миссис Малфой не удержался праздничный бокал, Скорпиус запомнил на всю жизнь, как будто с таким же треском разбились все его иллюзии и надежды. Без Астории Малфой в огромном поместье, казалось, вовсе не осталось места для праздника и света. Но, к удивлению Скорпиуса, отец решил устроить настоящее Рождество. Скорпиусу и правда показалось, что поместье стало похожим на настоящий ледяной замок, ничуть не менее сказочный, чем Хогварстс. Кажется, украшения выбирала приехавшая в Англию Нарцисса. Бабушка и дедушка редко покидали свое поместье во Франции, чаще всего именно Скорпиус приезжал погостить к ним, но в это Рождество вся семья Малфоев была в сборе. Во всех основных залах были установлены заколдованные ледяные фигуры, которые мерцали и переливались в свете тысячи свечей, и желали проходящим мимо счастливого Рождества. Огромная ёлка в главном холле переливалась всеми оттенками голубого и серебристого. Во всех коридорах под потолком летали свечи и разноцветные огоньки, а небольшие ёлочки Скорпиус перестал считать, когда дошел до двадцати трёх. Но всё это впечатление от всего этого великолепия не шло ни в какое сравнение с тем шоком, который Скорпиус испытал, услышав от отца предложение пригласить Альбуса погостить у них на каникулах. Воспитания наследника рода Малфоев хватило только на то, чтобы не уронить челюсть прямо на ковер в малой гостиной, усыпанный зачарованным нетающим теплым снегом, и не сказать чего-нибудь нецензурного прямо при Драко Малфое. Вряд ли он оценил бы. Конечно, их отношения заметно потеплели после той страшной ночи в Годриковой Впадине сорокалетней давности. Скорпиус не мог припомнить, чтобы они так много общались с отцом. Несмотря на то, что Драко исправно отправлял ему письма, узнавал об отметках и даже иногда спрашивал, как поживает Альбус, он всё равно оставался замкнутым и угрюмым после смерти Астории. Они практически не обсуждали случившееся, переживая горе в одиночестве, что только увеличивало стену отчуждения между отцом и сыном. Поэтому проснувшись на утро после их отвратительных и крайне нежелательных для самого Скорпиуса приключений и увидев в кресле рядом со своей кроватью отца, юноша уже внутренне приготовился получить такой нагоняй, какого он и представить не мог. Однако, вместо скандала и, в целом, заслуженных увещеваний в стиле «Как ты мог быть таким глупым и безответственным» Драко Малфой вдруг рассказал о том, как во время битвы за Хогварстс погиб его школьный приятель. Он долго вспоминал прошлое, правда, почти не упоминая маму, а закончил свою речь самым неожиданным для Скорпиуса образом. «Знаешь, я так много боялся в те годы. В Выручай-комнате, на собраниях Пожирателей, каждый раз, когда видел Волан-де-Морта… Я страшно боялся за твою мать, когда она болела. Но это всё не идёт ни в какое сравнение с тем ужасом, который я испытал вчера. Пожалуйста, не пугай меня так больше, сын». У Скорпиуса тогда ком встал в горле, ведь отец ни разу не говорил ничего подобного. Да, он, очевидно, любил сына, но… Это было другое. В итоге, в отличие от Альбуса, юного Малфоя вообще не наказали дома. Даже больше – возможность пригласить друга в гости казалась незаслуженной наградой за неизвестные подвиги. С большим трудом Драко удалось уговорить Гарри отпустить сына в Малфой-мэнор. Проверку на красноречие отец Скорпиуса прошел, и это сделало рождественские каникулы еще более радостными. Рождественским утром Скорпиус первым делом бросился разбирать почту. Заботливые домовики поставили в его комнате небольшую живую ель, украшенную зелеными и серебристыми шарами. Внизу, у нижних веток, аккуратно лежали рождественские подарки и небольшая стопка писем. Скорпиус быстро пролистал их, ища то самое имя. Которого, впрочем, не было. Что-то никогда не меняется. Тяжело вздохнув, юноша заново, но уже более внимательно, стал рассматривать письма и открытки. Расстраиваться было глупо, ведь она никогда не отвечала на его поздравления. Этот год закономерно не стал исключением. Парень отмахнулся от назойливого голоса в голове, который напоминал: «Ну она ведь здоровалась с тобой! Целых шесть раз за два месяца!» Красивую открытку с зимним горным пейзажем прислала тетя Дафна, которая прислала ему алхимический набор и предложила приехать к ней погостить на пасхальных каникулах. Несколько других открыток также были стандартными поздравлениями от родственников. Альбус прислал ему огромную коробку всякой всячины из магазина Вредилок. В письме лучший друг еще раз подтвердил, что его действительно отпускают из дома, что порадовало Скорпиуса куда сильнее всех подарков. После пары открыток от однокурсников, ему на глаза попалась небольшая коробка шоколадных лягушек из «Снежной коллекции», белый шоколад которой он, кстати, еще не пробовал. Под ярко-голубым бантом на упаковке была прикреплена небольшая открытка с забавным Сантой, взрывающим салюты прямо над головой своего запряженного в сани оленя. Скорпиус взял её в руки и перевернул. Если незамысловатое «Счастливого Рождества!», выведенное аккуратным острым почерком, не создавало вопросов, то вот подпись – «П. Чэпмен» – поставила юношу в тупик. Какого еще соплохвоста ему отправляет рождественские открытки Полли Чэпмен? Ладно уж сентиментальный отец, приехавшие в полном составе в Британию старшие Малфои, но поздравление от сокурсницы с гриффиндора, которая терпеть их с Альбусом не могла? Скорпиус готов был подумать, что это Роза решила так неудачно пошутить, окончательно взбесившись из-за отправляемых им каждое Рождество подарков. Только вот, насколько было известно юноше, девушки не ладили еще с первого курса, хотя открыто и не ссорились, будучи студентками одного факультета. Не зная, как отреагировать на ситуацию, Скорпиус схватил первую попавшуюся коробку с конфетами, взял в столе завалявшуюся неиспользованную еще открытку и набросал короткое: «Полли, поздравляю с Рождеством!» Юноша подписался, и, не давая себе времени передумать. Позвал эльфа, чтобы тот отправил подарок с совой. Когда день спустя Скорпиус рассказывал об этом Альбусу, развалившемуся на ковре прямо перед камином и уплетающему те самые белые лягушки из белого шоколада, юноше только и оставалось, что закатывать глаза в ответ на дикий хохот лучшего друга. Тот был подозрительно весёлым и оживленным, но об этом юный Малфой предпочитал не задумываться, списывая всё на магию Рождества. - Серьезно? Полли Чэпмен? – сквозь хохот сипел Альбус. – Скажи, что ты не присылал ей конфеты с Амортенцией… - Пошёл ты в драконье пекло, - закатил глаза Скорпиус. – Смотри, чтобы эти лягушки не оказались состряпаны с привлечением любовного зелья. Вот смеху-то будет, вернись ты в школу и начни бросаться с пылкими признаниями на профессора Спраут. Альбус чуть не подавился лягушкой, которую только закинул в рот. - Ну..Чэпмен же не слизеринка. Вряд ли стала бы действовать так коварно. Скорпиус в который раз за это утро закатил глаза. По правде сказать, ему не хотелось анализировать это неожиданное поздравление и думать о том, какие мотивы двигали однокурсницей. Особенно сейчас, когда его лучший друг, кажется, впервые с осени был веселым и непринужденным. Наконец, они замолчали, и Альбус сел, согнув одну ногу в колене, и в задумчивости уставился на огонь в камне. - Ал? Всё в порядке? – произнес Скорпиус пару минут спустя, ведь друг продолжал смотреть на племя, находясь будто и не здесь вовсе. Юноша знал такое выражение лица – оно часто бывало у отца после смерти Астории. Альбус вздрогнул и отвернулся от камина, тряхнув головой. - Эм..да, всё окей… - его пальцы сжимали и разжимали мягкий ворс ковра, выдавая нервозность парня. – Если честно, я хотел с тобой кое о чем поговорить. Зеленые глаза метнулись от лица Скорпиуса к двери и обратно. Эта секундная заминка выбила почву из-под ног у светловолосого юноши. Последние два месяца Альбус Поттер старательно делал вид, что ничего не случилось. Он попросту игнорировал любые разговоры о произошедшем и сам никогда не упоминал ни Дельфину, ни Крейга, ни Гарри Поттера. Кроме учебы и какой-то школьной рутины они ничего не обсуждали. Ни разу. Но вместо того, чтобы радоваться сейчас порыву другу, в душу Скорпиуса закралось подозрение: неспроста. - Ммм..о чем? – чуть помедлив, ответил юноша, пристально глядя на друга. Альбус же отвел глаза и глубоко вздохнул, отвечая: - Мне нужно проникнуть в Азкабан. В комнате повисла тишина, нарушаемая только треском поленьев в камине. Скорпиусу хотелось ослышаться. Обнаружить у себя проблемы со слухом или галлюцинации, или, возможно, заподозрить Поттера в наличии чувства юмора. Твою мать… - Ты, нахрен, вообще умом тронулся?! – Скорпиус совсем не аристократично подскочил на полу, готовый собственными руками выбить всю дурь из головы лучшего друга. Проникнуть, мать его, в Азкабан. И тебе счастливого Рождества, Альбус. – Нет, серьезно! Мне уже надо отправлять сову в Мунго? Какой, к дементору, Азкабан?! - Перестань вопить! – ощетинился Альбус. – Хочешь. Чтобы сюда сбежались все твои родственники? Альбус нервно оглянулся на дверь, чем еще больше разозлил друга. - Какого... - глубокий, медленный выдох. Главное не забывать, как дышать. – Валяй. Объясняй. Альбус нахмурился, но все же начал говорить. Он сбивчиво рассказывал о разговоре с матерью в Хогсмиде, о трм, что Дельфину посадили в Азкабан. Наконец, впервые за все эти месяцы озвучил то, о чем его друг и так догадывался. Она нравилась ему. Да, Альбус готов был даже убить её там, в старой церкви – смерть Крейга, пытки самого Скорпиуса, выпущенная в самого Альбуса и его отца Авада – всё это заставляло юного Поттера ненавидеть эту девушку. И Малфой прекрасно его понимал. Драко говорил ему, что Дельфину упекли в Азкабан и теперь они могут спать спокойно. Светловолосый юноша не испытывал никакой жалости к ведьме, пытавшей его круциатусом. Однако, все эти два месяца он старательно делал вид, что не в курсе ночных кошмаров своего друга. Пару раз услышав, как тот произносит её имя во сне, Скорпиус сам начал тайно накладывать заглушающие заклинания на полог кровати своего друга. Он ни разу даже вида не понял, что слышал что-то. Вот только внутренний голос упорно подсказывал, что Альбус такой бледный и потерянный по утрам не только из-за того, что ему снится ужасная темная колдунья. Скорпиус и сам многое мог рассказать о неудачной влюбленности, хотя. Конечно, Роза – не Дельфина. Тут даже сравнивать глупо. Вскоре в своем сумбурном рассказе Альбус дошёл до предпраздничного утра и похода всей семьей в Министерство. Наверное, Скорпиус ожидал услышать что угодно, кроме этого. Шокированный, он переспросил: - Он так и сказал? Её казнят?.. Но ведь..в Министерстве казни не применялись даже к Пожирателям смерти и… - Да знаю я! – прервал его Альбус, запуская пятерню в свои темный спутанные волосы и морщась, будто от боли. – Дамблдор, кажется, и сам недоволен таким решением, но… Черт! Я должен увидеть её, понимаешь? Должен с ней поговорить, ведь… Скорпиус остановил его взмахом руки. - Я не хочу ничего больше слышать. Дай мне переварить то, что ты успел вывалить на мою бедную голову. Обсудим позже, идет? – он поднялся на ноги, оправляя джемпер. – Наверное, нас уже ждут к столу, пойдем. Альбус нехотя встал вслед за другом, даже не заботясь об опрятности своего внешнего вида. Оставалось только надеяться, что бабушка и дедушка удержатся от комментариев. Возможно, прерывать друга было невежливо, однако Скорпиусу необходима была пауза. Ведь хотя бы один из них должен был находиться в душевном равновесии и обладать ясностью ума. Юноша призвал домового эльфа, уточнив, в какой гостиной накрыли праздничный стол. Когда Лорри исчез, а парни двинулись к выдоху из комнаты, Скорпиус, шедший впереди, всё же не удержался, и, повернувшись к другу, бросил через плечо: - Знаешь, Ал, за последние месяцы я не помню ни одной твоей идеи, которая не вышла бы б оком, - Скорпиус слегка нахмурился. Когда они вышли в коридор, бледное лицо его друга в отблесках рождественских свечей казалось еще более болезненным. Однако, на дне зеленых глаз светлось нехорошее чувство – какая-то смесь мрачной решимости и безрассудного энтузиазма, которую юный Малфой уже видел однажды в Хогвартс-экспрессе почти полгода назад. - Скорпиус... Мы решили обсудить позже и… Альбус недоверчиво обернулся, с подозрением глядя на антикварные рыцарские доспехи в одной из ниш, будто те могли подслушать разговор и доложить всё прямо Министру Магии. Скорпиус закатил глаза, на ходу вовсе не аристократично засовывая руки в карманы. - И? Что ты в самом деле собираешься мне сказать, мм? И что рассчитываешь услышать в ответ? Проникнуть в одно из самых защищенных мест во всей Британии ради светской беседы с убийцей, чуть не устроившей конец света? – он бы рассмеялся, не будь ситуация столь сложной. Это правда было похоже на парад абсурда. Альбус ничего не ответил, показательно игнорируя друга. Теперь они шли рядом по длинному коридору, думая каждый о своём. Поистине, это было самое странное Рождество за последние несколько лет. Скорпиус покосился на друга, думая о том, что даже несмотря на все его бредовые идеи, которые точно не закончатся ничем хорошим, придется участвовать во всех грандиозных поттеровских планах. Но сперва попробовать отговорить друга. Рождество ведь семейный праздник, а Ал точно был его семьей. Всю Британию – как маггловскую, так и магическую – незаметно окутало сказочное рождественское настроение, которое пробиралось сквозь толстые складки теплых пальто в самое сердце, заставляя хмурые лица светлеть. На улицах искрились яркие гирлянды, вечерняя иллюминация в крупных городах поражала разнообразием, а уж магические улочки вроде Косой аллеи или закоулков Хогсмида вовсе были полны летающих прямо в воздухе ярких огоньков и неоновых звездочек, которые, как стайки бабочек, порхали между крышами зданий и издавали слабый перезвон. Новый новогодние хлопушки из магазина братьев Уизли выпускали этих незамысловатых созданий, которые заполонили почти все улицы ввиду просто ажиотажа в этом сезоне среди покупателей. Гарри Поттер вздохнул, стряхивая со своего плеча несколько неоново-голубых огоньков. Его коллеги в Министерстве Магии уже тихо начинали ненавидеть Рождество, поскольку им пришлось вдвойне увеличить число рабочих групп инспекторов по урегулированию последствий применения магии в присутствии магглов, отчего сотрудникам приходилось выходить на смены в два раза чаще. Далеко не все слушали предписания и запускали все эти хлопушки даже в маггловских районах, давая повод для ненужных вопросов. Даже сейчас, идя по маггловскому Лондону, мужчина успел заметить сразу три стайки почти погасших огоньков. На дворе было Рождество, Джинни с Джеймсом и Лили отправились в Нору, Альбус – к Малфоям, что стоило им с женой очередной ссоры и горячих споров о воспитании детей, а сам глава семейства Поттеров направлялся в Министерство Магии на срочное совещание, инициированное главой Отдела Тайн. Гарри выбрался из дома заранее, чтобы встретиться с кузеном Дали, который уже завтра вместе с с семьей улетал на все праздники отдыхать на море, и предложил пересечься в Лондоне и обменяться рождественскими подарками. Их дети были близки друг другу по возрасту, поэтому вполне ладили, хоть и виделись нечасто. Дадли даже предлагал Гарри слетать вместе, но последние полгода выдались столь загруженными и тяжелыми, что бросать весь этот завал сейчас на хрупкие плечи Гермионы и сваливать в закат было бы настоящим скотством со стороны Главного Аврора Поттера. Так что пока что они ограничились обедом в одном из небольших ресторанчиков старого Лонда, и вот теперь мужчина пешком направлялся в Министерство, наслаждаясь на удивление приятной погодой. Украшенные гирляндами и буквально светящиеся без всякой магии улицы немного отвлекали от невеселых мыслей, а праздничная суета вокруг даже поднимала настроение, однако размышлял мужчина все равно о вещах, совсем неподходящих для такого светлого дня. Казалось, что в последние месяцы всё буквально валится из рук. Конечно, и предыдущие двадцать лет не были такие уж легкими и беззаботными, но всё же с Волан-де-Мортом им сталкивать не приходилось. Тогда, в конце девяностых, они были молоды, самонадеянны, безрассудно-смелы. А еще у них было право на ошибку, была возможность облажаться. Потому что как бы кто не верил в Избранного, это была всего лишь призрачная, почти мифическая надежда на победу. И старшее поколение, которое всегда готово было поддержать и взять на себя кучу организационный работы, составляло неплохой тыл. Только вот теперь старшим поколением стали они. И вся полнота ответственности лежала уже не на плечах Кингсли Бруствера, Ремуса Люпину или Грозного Глаза. Вчерашние герои войны сами стали теми, кто раньше составлял их тыл. И эта ноша оказалась чуть не хуже той, что была у них раньше. Шрам Гарри продолжал иногда покалывать, хотя кошмары не возвращались вот уже почти два месяца. Это пугало сильнее, чем все аврорские рейды за всю его карьеру вместе взятые. Гермиона успокаивала его, что Дельфи находится в самой защищенной камере Азкабана, не способная колдовать. Да и защита с использованием магии крови, наложенная ими лично, просто не могла сбоить. Ладно Гарри, но Гермиона Грейнджер уж точно накладывала идеальные заклинания. Только вот боль в шраме не пропадала. Они провели не один вечер вдвоем, засиживаясь на работе и как в старые школьные времена зарывшись в книги. Это отдавалось в груди теплой ностальгией, ведь точно также они штудировали фолиант за фолиантом в библиотеке, готовясь к третьему испытанию Турнира Трех Волшебников или разрабатывая программу для занятий Отряда Дамблдора. Только тогда с ними рядом еще сидел Рон, они были моложе почти на четверть века и куда беззаботнее несмотря на начинающуюся войну. Иногда Гарри так сильно тосковал по тем дням, что, казалось, и сам согласился бы использовать Маховик Времени, лишь бы вернуться в те времена, когда жизнь была куда проще. Добравшись до Министерства, мужчина почти сразу отправился в Отдел Тайн, где и было назначено строго конфиденциальное совещание: Министр Магии, Главный Аврор и двое коллег-невыразимцев. Как и всегда, повестка дня была сформулирована кране скупо и туманно. «Обсуждение срочных вопросов. Степень важности: критическая». Поправив очки и потерев переносицу, темноволосы мужчина зашел в небольшую переговорную комнату, где уже собрались все четверо. Он сел на стул рядом с Гермионой, которая была, как, впрочем, и всегда, строгой и собранной на людях. Она так и просидела с прямой спиной и нахмуренным лбом почти всё совещание. Когда сорок минут спустя они покидали Отдел Тайн, Гарри еле успевал за своей старой подругой, стук каблуков которой эхом отражался от высоких стен. Министр Магии молча и решительно шла вперед, но мужчина понимал, что на самом деле она на взводе, а жест, с которым она отбрасывает с лица выбившуюся из заколки прядь, выдаёт нервозность и неуверенность. По правде сказать, ему и самому было не по себе, однако он так и не мог до конца понять, в чем причина такой сильной обеспокоенности невыразимцев. Они быстро прошли к его кабинету, до которого просто оказалось ближе идти. На этаже, кроме них, никого не было, но Гермиона, оказавшись внутри, всё равно стала накладывать на дверь оглушающие и маскирующие чары. Гарри подошел к столу и сел в кресло, которое подглядел у Дадли в офисе несколько лет назад – совершенно маггловское кожаное черное кресло на колёсиках. Тогда кузен отдал его ему просто так, ибо хотел обзавестись чем-то посовременнее. Но Гарри вполне устраивало. Как говорил Джеймс, был в этом какой-то вайп, если Гарри правильно запомнил это выражение, брошенное сыном, пришедшим к нему на работу, чтобы затем вместе отправиться после обеда на квиддичный матч. «Воу, папа, вайп как в маггловских фильмов про брокеров. Они в таких же кабинетах сидели. Мы с Вуди смотрели такие на прошлых выходных». Джеймс был единственным из всех детей Гарри, кто любил квиддич. А еще именно он больше всех дружил с детьми Дадли. Как раз сейчас Гарри не приминул воспользоваться всеми плюсами своего рабочего кресла, откидываясь на спинку и заставляя ту наклоняться почти на сорок пять градусов, Гарри слегка откатился от собственного стола и выжидающе уставился на Гермиону, которую, казалось, уже распирало от столь долгого сдерживания эмоций. - Какое Мерлина ты так спокоен?! Гарри сделал задумчивый вид и нахмурил брови. Его забавляла такая бурная реакция госпожи Министра на их не такое уж и содержательное совещание. Наконец, он с едва уловимой насмешкой выдохнул: - Мне почему-то кажется, что мы с тобой были на разных соверщаниях… Карие глаза недобро сверкнули, а бледную кожу окрасил румянец, причиной которого было отнюдь не смущение. - Гарри Джеймс Поттер, - угрожающе начала она, - то есть сейчас, ты как Глава отдела магического правопорядка и Главный Аврор заявляешь мне, Министру Магии Великобритании и – на минуточку – твоему непосредственному руководителю, что всё услышанное не стоит и выеденного яйца? – с каждым словом голос женщины звучал всё более зловеще, а глаза опасно сузились. Только пара из ушей как от любых конфет Альбуса не хватало. - Гермиона… - мужчина устало вздохнул, потирая шрам. Это движение не осталось незамеченным и, кажется, стало последней каплей. Женщина принялась ходить взад-вперед по кабинету, заламывая руки и бормоча что-то себе под нос, пока он не поднялся с кресла и не обошел свой стол, а затем перехватил Гермиону правой рукой, заставляя остановиться. Гарри облокотился на столешницу и теперь их лица были почти на одном уровне. В карих глазах была настоящая паника. - Гермиона, я просто думаю, что конца света не случилось. Да, невыразимцы не смогли уничтожить оба Маховика, но это ведь еще ничего не значит. Мы сможем допросить Теодора Нотта повторно и вызвать для разговора Драко Малфоя или даже его отца. Всё под контролем, ладно? – он слегка сжал её предплечья, даже через ткань пиджака и рубашки ощущая едва заметный тремор её рук. - Нет, Гарри, неужели ты не понимаешь? – она вглядывалась в зеленые глаза, словно ища там ответы на незаданные вопросы. – Наши невыразимцы не справляются, твой шрам, - она выразительно посмотрела на его лоб, - продолжает болеть, активность магических существ продолжает нарастать, оборотни всё глубже уходят в подполье… Я уверенна, что это всё связано между собой, просто не знаю, как… - Не ты ли мне говорила, что дочь Волан-де-Морта находится в самой защищенной камере Азкабана? – поднял брови Гарри. – К тому же, кажется, мы еще накануне всё решили и… - Что? При чем тут вообще она? – Гермиона немного удивленно посмотрела на мужчину. – Я и не отказываюсь от своих слов. И ты знаешь моё мнение. Для решения о казни нужны голоса всех участников коллегии. - Это же формальность. Неужели ты не отдашь свой голос? - Не уверенна, Гарри. Я не хочу возвращаться к этому вопросу сейчас. После праздников нас всё равно ждет еще одно заседание. Гарри фыркнул, опуская руки с её предплечий ниже, оправляя ткань идеально выглаженного пиджака от маггловского делового костюма. Гермиона любила носить их на работу, и даже сейчас, вроде бы в праздничный день, на ней были надеты очередные строгие пиджак и юбка темно-синего цвета. - Я просто не понимаю, почему тебя так взволновала новость о неудаче с уничтожением Маховиков Времени. - Потому что мы все думали, что первый Маховик, изъятый у Нотта, уничтожен. А оказалось, при чем только полгода спустя, что нет. Да и сам факт того, что невыразимцы не справились, не вызывает у меня бурной радости, знаешь ли, - ответила она с сарказмом. – Просто..как будто мы все не справляемся, понимаешь? А я несу ответственность за всё это сейчас, а у нас то ли кадровый дефицит, то ли..мы просто не дотягиваем до них. Она глянула за его плечо на пустую рамку портрета Альбуса Дамблдора, висевшую на стене прямо над его креслом. Старик снова не появлялся на холсте с самого их последнего разговора, когда они сбивались с ног, ища Ала. Гарри прекрасно её понимал. Она ощущала ту же вымученную беспомощность перед лицом неясной угрозы, маячившей уже у самого порога, но так пока и не проявляющей себя. Мужчина часто задавался вопросом, были бы у Дамблдора подходящие ответы? Или у Грозного Глаза? Почему-то ему казалось, что да, хотя и это могло быть простым самообманом. Им было тяжело сейчас, вот и всё. Любому на их месте было бы тяжело. Поттер протянул руку, снимая с Гермионы заколку и позволяя пушистым каштановым прядям рассыпаться по плечам. Джинни стала делать удлиненное каре несколько лет назад, а Гермиона почти не поменяла длину волос со школы, только начала собирать их заколкой в небрежную прическу в Министерстве. Карие глаза внимательно следили за его движениями. Привычным жестом он легко притянул её к себе и начал стягивать с плеч темно-синюю ткань. Он постарался как можно аккуратнее отбросить её пиджак на гостевой стул, чтобы идеально выглаженная ткань сразу же не превратилась в мятую тряпку. Им просто нужно было это сейчас. Отвлечься. Забыться. Гарри прекрасно помнил, когда они впервые зашли куда-то не туда. Кажется, эта была годовщина смерти Сириуса. Ровно двадцать лет с момента битвы в Отделе Тайн. В тот год Джеймс еще пошел в школу осенью. Тем летом вся большая семья Уизли отправлялась погостить к Чарли в Румынию. Гермиона и Гарри не смогли поехать вместо со всеми из-за работы, оставшись из всех многочисленных родственников практически единственными, кто не смог вырываться из Лондона. Про годовщину битвы в Отделе Тайн как назло не забыли репортеры, донимавшие в тот день их обоих просьбами об интервью. Уже после работы Гарри и Гермиона договорились встретиться через час в доме Поттеров, но вместо того, чтобы сразу отправиться к себе и начать собираться, мужчина трансгрессировал на Площадь Гриммо. Он понимал, что это плохая идея и совершенно не то место, куда ему стоило бы наведываться сегодня, да еще и в гордом одиночестве. В особняке уже несколько лет никто не жил, с тех самых пор, как Гарри все же купил собственный дом и перевёз туда семью. Единственный обитателем родового гнезда Блэков был теперь старый Кикимер, которого Гарри иногда вызывал по каким-то вопросам, но, в целом, эльф был предоставлен самому себе. Разумеется, через час Гарри так и не добрался до собственного дома. Вместо этого он сидел на чердаке, где когда-то точно также прятался Сириус вместе с Клювокрылом. Прислонившись к стене, он прямо из горла бутылки пил огневиски и курил. Джинни бы, конечно, прибила его за такое. Но он настолько устал, что ему было даже наплевать на то, что его хватятся искать, если он так и не воспользуется порт-ключом в Румынию. Наконец, до его сознания через пелену апатии и алкоголя донеслись быстрые шаги по лестнице. Кто-то поднимался сюда, при чем этот кто-то явно не был посторонним человеком, учитывая все защитные заклинания, наложенные на дом. Гермиона Грейнджер в клетчатой рубашке и джинсах появилась на пороге. Это было забавно, ведь только час назад он видел её на каблуках и в брючном костюме кремового цвета со строгим двубортным пиджаком. На её лице отразилось облегчение, когда она встретилась с ним глазами. Гермиона не стала кричать, скандалить и устраивать сцены. Она молча подошла и села рядом с ним, правда, неодобрительно косясь на тлеющую в его пальцах сигарету. Гарри тут же испепелил её магией. - Всё так плохо? – тихо спросила она. - Ага, - не уточняя ответил он. Гермиона вздохнула, а затем неожиданно для Гарри предложила: - Мы можем никуда сегодня не отправляться. Если хочешь, я отправлю Рону и Джинни сову. Скажу, что у нас капитальный завал на работе и мы будем завтра, - она посмотрела на полупустую бутылку в руках друга. – Или послезавтра. Гарри благодарно кивнул и позволил ей увести себя вниз. Он продолжал напиваться, пока она решала вопрос с почтой, и понимал, что при всем желании уже не смог бы сегодня добраться даже до дома, не то что до Румынии. Он не знал, почему Гермиона решила остаться. Возможно, она тоже устала. Бремя общей работы и общей ответственности тянуло их вниз, на самое дно, где не было ни лучика света. Гермиона подошла к его креслу и протянула руку к бутылке. Гарри с удивлением наблюдал, как она делает большой глоток обжигающей жидкости и морщит нос. Она выглядит слишком бледной, а на фоне светлой кожи круги под глазами выделяются уж слишком заметно. Им бы сейчас не в шумное путешествие в Румынию, которое вряд ли подходит под описание отпуска, который помогает восстановить силы, а проваляться где-нибудь пару дней. Или, как вариант, даже пару жизней. Поттер не помнил, что стало тем последним толчком, который тогда заставил его протянуть руку и провести рукой по щеке женщины, затем спускаясь ниже – по подбородку, шее, груди. Казалось, она даже не дышала тогда, внимательно глядя ему в глаза, ища в них что-то. Она не останавливала его, когда Гарри начал медленно расстегивать пуговицы на её клетчатой рубашке, стягивая ткань с плеч. В тот вечер они впервые переспали. На утро, проснувшись в спальне Сириуса с Гермионой, которая спала, прижавшись к нему боком, Гарри на миг показалось, что он допился до чертиков, потому что все произошедшее просто не могло быть правдой. Прошлая ночь была сном, пьяным бредом, чем угодно, кроме правды, потому что ему еще никогда не было так страшно просыпаться в одной постели с женщиной. Они могли разрушить всё разом: многолетнюю дружбу, рабочие отношения, благополучные счастливые в целом семьи. Гарри не мог представить, какой будет реакция его лучшей подруги, и в какой-то момент ему даже хотелось малодушно сбежать. Но женщина заворочалась, крепче прижимаясь к нему под одеялом, и потянулась. - Ты спишь? – её голос звучал непривычно хрипло. Гарри сглотнул, но всё же произнес коротко: - Да. Гермиона перевернулась на спину, удобнее устраиваясь рядом. - Я люблю свою семью. И Рона, - произнесла она совершенно неожиданно. Гарри не знал, какие именно слова она могла бы сказать ему сейчас, но… О семье и Роне? Думать о лучшем друге было тяжело. Потому что они оба предали его, как последние мудаки. - Я тоже, - тихо ответил он. Пауза затянулась. Утренний свет лился в незанавешенное окно, окрашивая комнату в теплое золото. - Давай будем считать, что… - она помедлила, подбирая слова, - …что это просто ещё одна сторона нашей дружбы? Ну, знаешь… Работа, министерская бюрократия, отчеты, теперь вот секс. Гарри приподнялся на локте, чтобы недоверчиво всмотреться в её лицо. - Дружеский секс? Гермиона, мы… Она и сама теперь села на постели, подтягивая одеяло к обнаженной груди. Но в этом не было необходимости. Он и так всё запомнил. - А что ты предлагаешь сейчас? – Грейнджер раздраженно сверкнула глазами, будто они были на рабочем совещании, и она категорически не соглашалась с приведенными им доводами. – Что будет делать? Заявимся к Рону и Джинни с повинной? Если ты решишь так поступить, я просто наложу на тебя Обливиэйт. Он подавился воздухом от её заявления, смотря на женщину рядом почти с ужасом. Он знал её столько лет. Они жили вдвоем в палатке в погоне за крестражами, засиживались допоздна в Министерстве и ездили в командировки. Но еще никогда он не видел её такой – заспанной, обнаженной и растрепанной, теплой и уютной, как самая обычная женщина. Как Джинни. Вот только Гермиона Грейнджер не была самой обычной женщиной. Поэтому угроза его заколдовать вовсе не была пустым бросанием слов на ветер. - Нет, - поспешно ответил мужчина. Он поправил очки, которые чудом нашарил несколько минут назад на тумбочке рядом с кроватью. – Я не стану этого делать. Они вообще не должны знать, что мы… Он попросту не знал, как закончить фразу так, чтобы не хотелось провалиться сквозь землю. - Гарри, давай просто будем воспринимать это как еще одну сторону дружбы. Чистая физиология. Всё. Мы много работаем, устаем, нужно снимать стресс и…. Уж луче так, чем найти кого-то на стороне. Тогда уж точно ничем хорошим не закончится. Её доводы были здравыми, но они звучали, словно..предложение? Обычно так не говорят о единственной случайно проведенной вместе ночи. Неоднозначные мурашки пробежали вверх по позвоночнику, когда он выдохнул «Ты права» и положил руку под одеялом ей на колено и начиная медленно поднимать её вверх. В тот день они воспользовались порт-ключом только поздним вечером. Благо, что Гермиона умела сводить синяки, потому что как самые настоящие подростки они умудрились оставить друг на друге несколько засосов. Гарри любил жену, но было бы ложью сказать, что спустя почти двадцать лет секс остался прежним. Безусловно, Джинни чудесно выглядела, рождение троих детей сказалось на ней минимальным образом, и она очень быстро пришла в форму. Но это была, как сказала Гермиона, простая физиология. Ему просто была нужна дополнительная разрядка. Они с Гермионой знали друг друга, наверное, лучше всех, и как бы дико это не было, секс ничего не изменил в их взаимоотношениях. Это в семнадцать лет кажется, что нельзя хотеть человека, в которого не влюблен. Почти в сорок такие вещи воспринимаются иначе. Одно Гарри знал точно – много раз эта сторона их отношений спасала обоих от нервных срывов и выгорания. Они могли запираться в кабинетах друг друга, не вызывая особо подозрения у коллег. Сажать женщину на письменный стол, разводя стройные ноги, стало для Гарри таким же привычным, как проведение рабочих летучек по вторникам. Вот и теперь им просто нужно было выдохнуть. Поэтому Гарри Поттер отложил очки в сторону и поцеловал стоявшую перед ним женщину. Весь день, вечер и следующее утро Альбус так и не начинал разговор о Дельфи, а самому Скорпиусу совершенно не хотелось открывать этот ящик Пандоры. Несмотря на недовольство Альбуса, Скорпиус после полудня отправился летать на небольшое заколдованное квидиччное поле недалеко от центрального входа в поместье. Когда Скорпиус отправил Драко сову с просьбой купить метлу, отец. Наверное, чуть не расплакался от счастья, ведь раньше сын никогда не проявлял особой тяги к квиддичу. Его больше привлекали книги, нежели командные виды спорта. Вот только произошедшие два месяца назад события многое изменили. Конечно же, Скорпиусу категорически не понравилась та версия будущего, в которой победил Волан-де-Морт. Вот только столкнувшись с неожиданной версией себя, которая так была на него не похожа, Скорпиус снова посмотрел в кривое зеркало. Там, в параллельном временном изломе, который они своими неосторожными действиями создали, он был самым крутым парнем в школе, по нему сохли девчонки, уважали сокурсники, он был успешным игроком в квиддич. В общем, тот Скорпиус Малфой был, казалось, его полной противоположностью. Юноша долго рассуждал об этом перед сном, анализируя, вспоминая, сравнивая. Он читал про путешествия во времени и создание параллельных вселенных, в которых события развивались иначе. Вывод был прост и одновременно сложен для его понимания. В каждой новой версии развития событий это всё еще был он. Не могло быть такого, чтобы в одной реальности он знал язык змей от рождения, а в другой нет. Точно также со всеми врожденными свойствами. Любое развитие характера может в этом случае происходить только в рамках, заданных тем, что дано ему от природы. Во всех реальностях. Это значит, что Скорпиус мог быть крутым игроком в квиддич и уверенным в себе парнем здесь и сейчас, в настоящей и единственно правильной реальности. Осознание этого стало для юноши такой колоссальной мотивацией, что он даже решил в следующем году. Он пытался убедить себя, что ему просто надоело быть на обочине школьной жизни, но внутренний голос нагло твердил о том, что все его старания ради того, чтобы Роза Уизли всё же пошла бы с ним на свидание, когда он станет популярным в школе. Ведь в этом случае у нее не должно быть причин ответить отказом. Скорпиус тряхнул головой, прогоняя ненужные мысли. Он выравнивал метлу, подлетая к земле, чтобы проверить, не замерз ли его друг окончательно. Он наотрез отказался летать, поэтому ждал внизу. - Просто скажи, что не будешь мне помогать, вместо того, чтобы трахать мозг, - неожиданно огрызнулся Альбус, отряхивая пальто от крупных снежинок, которые, правда. уже начинали таять под действие согревающих чар, заботливо наложенных Нарциссой на мальчишек. Скорпиус нахмурился, останавливая метлу совсем рядом с землей. Ал редко разговаривал с ним в подобном тоне. И в таких выражениях. Да что уж там редко - наверное, никогда.Спрыгивая с метлы, юноша уже собирался ответить, но Альбус повернулся к нему спиной и быстро зашагал в сторону поместья. Если бы не ситуация, Скоортус обязательно поддел бы друга, чья ссутулившаяся фигура в темно-сером пальто очень напоминала сейчас неуклюжую ворону, спотыкающуюся в сугробах. - Эй, стой! - закричал юноша, пытаясь как можно быстрее следовать за другом, депрессия которого явно сожрала все остатки благоразумия и адекватности. Если они, коненчо,вообще были... Двигаться с метлой на перевес, утоая в глубоком снегу, было тем еще удовольствием, однако зимняя спортивная форма все же позыоляла идти куда быстрее,чем узкое классическое пальто. И на кой черт он вообще так вырядился в Мэнор? Может, Джеймс зачаровал все зимние мантии, а надевать маггловские куртки, отправляясь в гости к Малфоям показалось Поттеру моветоном. В любом случае, сейчас это обстоятельство играла на руку Скорпиусу, который почти сразусмогу нагнать друга и развернуть его к себе, бесцеременно хватая за рукав пальто. - Ну и какого дементора ты творишь. Ал? - юноша изогнул одну бровь, как это всегда делал отец, комментируя самые бестолковые по его мнению заметки в Пророке. - Пусти меня, - Альбус попытался вырвать рукав, но движение вышло слишком неуклюжим. Тропинку и так почти замело снегом, так еще и Скорпиус, разворачивая друга к себе, заставил того почти сойти с нее прямо в высокий сугроб, чтобы не упасть. - Твои эльфы - бездельники, - ворчал темноволосый юноша, делая шаг в сторону. Скорпиус хмыкнул: - Ну это я же я попросил их не трогать эту часть сада, пока мы летаем. - Ага, мы. - Альбусу удалось наконец-таки вырвать рукав из цепкой хватки друга и теперь он стоял напротив, нахохлившись точь-в-точь как недовольная ворона. Он этой глупой ассоциации юный Малфой почти засмеялся, остановив себя огромным волевым усилием, которого, впрочем, не хватило, чтобы сдержать дурацкую улубыку. - Чего ты ухмыляешься? - Да не, ничего... - Скорпиус опустил глаза, рассматривая древко метлы, на которой волшебными огоньками мерцали буквы логотипа. - Твой патронус случайно не ворона? Альбус непонимающе взглянул на друга: - Патронус? Тебе выдуло последние остатки мозга, пока ты летал? Кто будет записывать конспекты на истории магии? Я не хочу скатывать их у Розы, да и реа все ранво пошлет меня. Кажется, Альбус немного повеселел. По крайней мере, выдал что-то хоть сколько-нибудь содержательное. Это радовало Скорпиуса. Как и упоминание Розы, которая, в отличие от прошлого, позапрошлого, позапозапрошлого рождества не вернула ему подарок и открытку с его же совой. Да, она не написала ни строчки в ответ, но ведь его школьный филин прилетел обратно пустым! Лучше, чем можно было бы ожидать. - Да так, поросто шучу... - И как обычно, делаешь это не особо смешно, - проворчал Альбус. - Окей... - протянул юноша, задумчиво потирая древко метлы, будто от этого блестящий логотип стерся бы. Такая же метла была у Розы. - Так ты успокоился? Мы можем конструктивно поговорить? - О чем, если ты уже все мне сказал? - Поттер задрал подбородок, чтобы посмотреть на друга свысока. Но роста для этого все-таки не хватало. ведь Малфой был всего лишь на дюйм, но выше. - Тебе надо к Помфри. Подлечить уши, - Скорпиус хмыкнул, но затем быстро посерьезнел и глядя другу в глаза, продолжил: - Я не сказал, что отказываюсь тебе помогать. Просто ты задумал какой-то трэш. Ладно, допустим. я не буду пытаться убедить тебя в том, что вам с ней не о чем говорить. Но как мы проникнем в Азкабан? Готов поспорить. что ее камера - самая защищенная во всей тюрьме, и Гермиона Грейнджер с твоим отцом, наверное, лично накладывали на нее защиту... - Однажды мы уже смогли выкрасть Маховик Времени из-под носа у Министра Магии. И преодолеть установленную лично ей защиту. - перебил его Альбус. - Да, но с нами была Дельфина, которая продумала почти весь план. Кроме того, Министерство Магии - это все же не Азкабан. В нем ты хотя бы знал расположение кабинетов. А тут... Мы даже не знаем, где эта крепость. Я читал, что она стоит на острове посреди моря, но это все, что я помню. - Твой дедушка был там и... - Серьезно? Предлагаешь мне спросить у него, как туда проникнуть? Как считаешь, через сколько минут явится папа Драко и устроит мне допрос? - ехидно заметил Скорпиус. Они замолчали. Тяжелые хлопья снега опускались на серую ткань пальто, цепляясь за шерстяную ткань. Кажется, согревающие черы начинали слабеть, потому что Скорпиус стал чувствовать холод, пробирающийся под утепленную спортивную форму. Даже странно, что никто из взрослых еще не пришел за ними. На улице была по-зимнему красиво, но заканчивать сегодняшний день бодроперцовым зельем вместо какое юноше не хотелось. - Мдем, - он легко толкнул Альбуса в плечо, кивая в сторону поместья. - Давай обсудим, что нам делать, в тепле. - поймав внимательный взгляд зеленых глаз, он добавил: - Я в деле. Будем реализовывать твои грандиозные планы вместе.