Broken and Cursed

Дельфина Тёмные высокие двери закрылись, и Дельфи скорее не услышала, а почувствовала, как аврор запечатывает их снаружи заклинанием. Было так странно, но девушка, все магические силы которой иссушала её тюремная камера, теперь ощущала творимое кем-то колдовство куда острее, чем раньше. За годы изучение ментальных чар девушка поняла пришла к одной инстине: магия всегда оставляет следы, однако сейчас это было чем-то иным. Как будто девушка долго была заперта в маленькой непроветриваемой комнатке и теперь не хуже охотничьей собаки чуяла свежий воздух на одежде входящих тюремщиков. Когда магия замыкается внутрь тебя и подавляется извне, её перестаёшь ощущать вовсе, но стоит только вырваться из заточения... От разом обрушившейся остроты чувств покалывает пальцы, а злые, отчаянные мурашки начинают спускаться вниз от затылка. Дельфи, без сомнений, испытывала бы ярость, будь она способна на неё сейчас. Однако липкая, тягучая и вязкая, как сироп, апатия затапливала сознание. Девушка прислонилась спиной к стене прямо рядом с тяжёлыми дверями. Неужели они считают, что она способна сбежать? Зачем запечатывать эту чёртову дверь? Все они глупцы, кроме того гениального колдуна, наложившего чары на её камеру в Азкабане. Сам Лорд не додумался до подобного, предпочитая убивать быстро. — Есть вещи куда хуже смерти. — Несомненно, Вы правы, юная леди. Сил на то, чтобы вскинуть голову, не осталось – только потухший тёмный взгляд быстро метнулся вверх в поисках источника голоса. В комнате стоял полумрак – только два факела горели, слабо выделяя лицо старика в золочёной раме. Голос принадлежал портрету. Значит, она произнесла это вслух – краска на холсте не способна читать мысли, каким бы талантливым не был тот, чьё изображение она передаёт. Сухие обветренные губы дрогнули в подобии усмешки. Интересно, это очередная порция пыток так выглядит? Теперь её запрут в одной комнате с портретом главного врага отца? Хотя, точнее, одного из двух главных врагов. Что ж, если так, то у британцев довольно специфичное чувство юмора. Дельфи прищурилась, слегка приподнимая подбородок. Сложно выглядеть надменной, когда напоминаешь скорее тень человека, все жизненные силы которого высосал кто-то похуже дементоров. Оба продолжали молчать, пока тишину не нарушил спокойный голос Дамблдора: — Полагаю, Вам известно моё имя, — проницательные голубые глаза что-то упорно выискивали в бледном лице собеседницы, но та продолжала молчать. Тогда старый директор продолжил: — Смею заметить, Вы в полной мере унаследовали не только магические силы Вашего отца, но и его внешнюю красоту. Но ведь это не делает Вас полной копией Тома Реддла, не так ли? Дельфи замерла. Это был крайне странный разговор, который напоминал скорее бред её воспалённого сознания. Только сияющие бледно-голубым волшебные путы на её правом запястье, которые заставляли чувствовать уколы тоненьких иголок, разрушали эту гипотезу. Ещё ни в одном бреду ей не было больно – всё-таки мозг слишком милосерден, чтобы мучить её ещё и во сне. — Что Вам нужно от меня? Я не буду ничего говорить – ни в суде, ни Вам. — Конечно, мисс. Можете воспринимать мои слова как сетования обычного старика, - мягко улыбнулся Дамблдор. — Кажется, Вам придётся провести здесь много времени, я просто хотел помочь его скоротать. Девушка снова невесело усмехнулась. — Я умею коротать время. Трудно не научиться это делать, раз твоё существование превратилось за последние месяцы в балансирование на грани бреда и реальности, когда недоступен полноценный сон, и всё пропитывает удушающая пустота. Дельфи закрыла глаза, чувствуя, как начинает накатывать усталость. Опираясь руками о стену, она сдвинулась чуть левее, подальше от запертой двери, и осмотрела комнату, которая, на удивление, оказалась обычным, даже не самым большим кабинетом. На полу лежал тёмно-бордовый ковер, в дальней части стоял массивный угловой письменный стол из красного дерева и книжный шкаф у стены напротив. Кажется, та часть комнаты была отделена от Дельфи очередным магическим барьером, очень напоминающим тот, что был в камере в Азкабане. Та же прозрачная стена из будто бы загустелого воздуха, которую ты скорее чувствуешь, нежели видишь. Значит, туда не пройти. В доступной для передвижения части кабинета висел портрет в золочёной раме, стоял небольшой журнальный столик, шкаф для верхней одежды и кресло. Последнее, чего хотелось Дельфи – это показывать портрету старика, как и всем чертовым работникам Министерства, насколько она была слаба, но кресло, до которого было так легко дотянуться, словно магнитом притягивало внимание. Сглотнув, девушка постаралась сделать осторожный шаг вперёд. Тяжело было изображать непринуждённость на лице перед этим стариком, чей пронзительный взгляд она ощущала кожей. Когда пальцы коснулись жёсткой обивки цвета темного вина, девушка чуть расслабила нахмуренные брови и медленно опустилась в кресло. Давно ей не было так удобно просто сидеть – скамья в зале заседаний или каменный пол в камере явно не могли соперничать с креслом в кабинете Поттера или Грейнджер. Несмотря на то, каким слабым было сейчас сознание девушки, это странным образом не мешало мыслительному процессу. Дельфи предполагала, что вряд ли портрет Дамблдора висел в кабинете какого-то рядового клерка. Да и обстановка скорее подходила кому-то вроде Министра или главы Аврората. Неужели они доверили её содержание только стенам собственного кабинета на время совещания присяжных? Это было почти смешно. Останься у девушки хоть какие-то силы на эмоции, она бы непременно самодовольно улыбнулась – даже сейчас, без палочки, буквально высушенная тёмными заклинаниями, она вызывала у них нешуточные опасения. Как вообще эти люди выиграли войну? Дельфи тяжело дышала, сидя в глубоком кресле. Она облокотилась на его спинку, но даже это не помогло расслабить застывшие мышцы. — Правильно ли я понимаю – Вам еще не вынесли окончательный приговор? — нарушил тишину спокойный, какой-то даже умиротворяющий голос старого директора. — Зачем спрашивать, если Вам известен ответ? — проговорила девушка, не открывая глаз. — Вы не хуже меня знаете, что обсуждение, которое ведётся сейчас – формальность. Они уже приняли решение. — И Вам оно известно? Сухие губы тронула легкая усмешка, которую не мог не заметить седовласый волшебник. Его голубые глаза за стеклами очков-половинок слегка сузились, внимательно, почти с интересом разглядывая собеседницу. — Вы говорите об этом так спокойно, мисс Реддл. Дельфи наконец подняла голову, всматриваясь в портрет. Её взгляд упал на позолоченную табличку, гласившую: «Альбус Дамблдор, директор Хогвартса с…». Она мысленно споткнулась на самом первом слове и даже не стала дочитывать годы управления школой чародейства и волшебства, а также другие титулы профессора. Альбус Дамблдор. Альбус. Наверное, Гарри Поттер назвал сына как раз в честь своего бывшего учителя этим дурацким именем. Даже странно, что ей не пришло в голову это раньше. Девушка сделала медленный вдох, еще раз пробегая глаза по выгравированному на табличке имени. Глаза того мальчишки были точь-в-точь как выпущенная ей в церкви Авада. — Я бы предпочла, чтобы этот приговор привели в исполнение ещё несколько месяцев назад. Лучше всего – прямо в Годриковой Впадине, — тихо ответила Дельфи, обращаясь, скорее, к самой себе. Она не знала, зачем проговорила это вслух, видимо, сказывались месяцы заточения и изоляции, да и сознание могло помутиться от всех наложенных на её камеру чар. Профессор покачал головой. — Прошу простить меня за бестактность, но почему? Сравнение будет не вполне корректным, но Ваш отец, к примеру, пытался избежать смерти любыми способами и был готов платить неоправданно высокую цену за продолжение существования, даже если это стоило ему собственной души. Почему-то этот тихий, полутёмный кабинет, мягкое свечение пламени в камине, спокойный голос старого профессора и ощущение близкого – уже почти добравшегося до неё – конца всего происходящего развязывало язык. Она так давно ни с кем не разговаривала, что, кажется, забыла, как звучит собственный голос. Не тот неприятный гул, разлетающийся по холодному залу суда – а обычная речь. Голос старика на портрете, министерский кабинет и запечатанная дверь показались вдруг такими же обречённым, как она сама, ведь это могут быть её последние воспоминания... И от неё даже портрета не останется. Казалось удивительно лёгким, почти естественным быть честной с этим стариком сейчас, в полушаге от смерти. Да и что такого она могла ему сказать? Что не боится умирать? Что ждёт исполнения приговора? Что в бреду ей мерещится, как она пытает зеленоглазого мальчишку любимым заклинанием своей матери? — Вы ждёте от меня исповеди? За этим меня привели сюда? — зло сузила глаза девушка. — Что ж, пожалуйста. Боюсь ли я смерти, как боялся её мой отец? — с губ девушки слетел смешок. — Что Вы, конечно, нет. Это бессмысленно. Он боялся смерти – и всё же он мёртв. Потому что я не исполнила пророчество. И… — Пророчества опасны, — прерывал её седовласый волшебник. — Неужели? Но ведь моё не исполнилось. Хотя кто-то, безусловно, пострадал даже от несбывшегося пророчества, — проговорила она ровно и холодно, чувствуя, как голос невольно наполняется язвительностью. — Да, Дельфини, к сожалению, даже те пророчества, что не были исполнены, способны причинить вред, — печально произнёс Дамблдор. Девушка поморщилась. — Не называйте меня так. Дельфина. Вот моё полное имя. Дамблдор посмотрел прямо в глаза девушки, игнорируя её последнюю реплику. — Вы знаете, как звали того мальчика? Вопрос был неожиданным. Смутные тени воспоминаний заколыхались на поверхности её сознания. Дельфи предпочитала вообще не думать об этом. — Мальчика, которого Вы поразили убивающим заклинанием, звали Крейг. Они с Альбусом Поттером были однокурсниками. Вместо ответа Дельфи отвернулась от портрета. — Это было непростительно и крайне жестоко с Вашей стороны. Крейг был случайной, абсолютно ненужной жертвой. Почти как Седрик Диггори. Вы же помните его отца, мистера Амоса? Дельфи упрямо не поворачивалась к портрету. — Я обдумывал произошедшее и, знаете, не смог найти некоторые ответы. К примеру, почему Вы сразу не убили Альбуса и его друга, переместившись в прошлое, а дали им уйти? Пожалуй, это было очевидным изъяном в реализации Вашего плана. К тому же, Вы могли сделать это ещё раньше – в лабиринте? Чего стоило Вам произнести убивающее заклятие снова и… — Я не смогла! — почти выкрикнула Дельфи, резко разворачиваясь к портрету. По бледным щекам текли злые слёзы. Воспоминания – не видения уставшего сознания и не бред полузабытья – настоящие, её личные воспоминания прорвались сквозь выстроенные из последних сил стены легилименции. Седой лысеющий волшебник, которого она выкатила на прогулку в сад, рассказывает ей о своём давно умершем сыне. Дельфи начинает казаться, что она лично была знакома с тем юношей. Несправедливость случившего только распаляет её собственную злость, отчего всё становится ещё более запутанным. Кто виноват в смерти того мальчика? Гарри Поттер? Тёмный Лорд? Но ведь вернув отца, Дельфи вернёт и Седрика? Его же больше незачем будет убивать... Зеленоглазый мальчишка восхищённо смотрит, как волшебная палочка пляшет в её пальцах, когда они тренируются на опушке леса. Она внутренне усмехается: решил ли он помочь ей из-за стремления к справедливости или потому что попросила об этом красивая девушка, ещё и старше, обратившая на него внимание? Да, она осознанно манипулировала им, но разве это имело значение теперь, когда этот мальчишка напоминал Дельфи её саму на младших курсах? Забитую и зажатую, не знавшую своего происхождения и оттого боявшуюся колдовать при всех? Отказались бы от неё родители, будь с ней всё так? Сколько общего у них с Альбусом было на самом деле, помимо злости на Гарри Поттера? С глухим стуком тело мальчишки падает на траву, и на секунду девушка замирает от осознания, что пути назад нет. Она перешла черту и по-настоящему убила человека. Рука незаметно дрожит, пока всё внутри затапливает ужас, которому нельзя давать прорваться наружу. Теперь у неё нет выхода, нет возможности обернуть всё вспять. Зелёный луч заклинания проносится в считанных сантиметрах от плеча Альбуса Поттера, и его отблеск мелькает в глазах парня. Она видит это будто запечатлённым на колдографии: момент рефреном прокручивается в сознании. Ненависть захлёстывает девушку напополам с ужасом от происходящего. А потом были только безысходность и отчаяние, когда древняя магия разрушила дом Поттеров и сокрушала отца, которого она так и не успела спасти… Злые слёзы продолжали катиться по щекам, потому что всё оказалось зря. Убийство того мальчика, пытки младшего Малфоя, весь её продуманный план. Она не хотела случайных жертв, не думала, что они будут. Теперь ничего не осталось – ни прошлого, которое она не смогла изменить, ни будущего, что было разрушено окончательно. Смерть, только она стала бы искуплением. — Я бы ни за что не убила Альбуса! Если б я могла, я бы и того мальчишку не тронула! Всё должно было быть иначе! — отчаянно бросила она в спокойное лицо директора. Дельфи и сама не понимала, чем вызвана такая вспышка. Но если ей всё равно не выбраться живой, то какая разница? Лучше уж впасть в истерику перед старым портретом, нежели перед Поттером и его аврорами, что было бы совсем унизительно. — Вы раскаиваетесь в содеянном? Несколько ударов сердца отделяли её от ответа. Перевернувшаяся вверх дном за последние месяцы жизнь. Рухнувшее нормальное будущее. Давящее пророчество. Чёрт, сколько всего она натворила... — Да, — тихо ответила Дельфи, вытирая ладонью щёки. Другой рукой она вцепилась в подлокотник, словно ища в нём опору для расшатанных нервов. — Мне жаль. Но случившегося не исправить, — она помедлила, прежде чем добавить. — Я хотела вернуть свою семью. Любой ценой. — Даже ценой жизни невинных? Девушка смежила веки, и ещё одна слеза скатилась вниз. Она никогда не хотела быть убийцей. Та девушка, которой она была несколько месяцев назад, не могла такое даже вообразить, представить в самом страшном сне. — Я не хотела, — шёпотом повторила она. — Смерть для меня — лучшее решение теперь. Правильный и единственный вариант. Всё было зря. Я разрушила свою жизнь и погубила того мальчика впустую. Неужели после этого я буду бояться их приговора? Нет. Я жду его исполнения. Наконец, в кабинете воцарилась тишина. Девушка успокаивалась, ругая себя за излишнюю разговорчивость и эмоциональность, хотя второе было весьма странным, учитывая апатичное состояние последних месяцев. Может, дело было в том, что на неё больше не действовали чары, наложенные на камеру в Азкабане, и их действие постепенно начинало ослабевать, выпуская сознание из тугого серого кокона. — Вы ведь были великим волшебником, Дамблдор, скажите, как стереть память без заклятия забвения? Я хочу забыть обо всём: о той дуэли в церкви, об убитом мальчике, о зелёном луче Авады, который собственноручно бросила в Альбуса Поттера... Если я не могу умереть прямо сейчас, может, есть способ забыть обо всём? Ведь я не спасла отца и столько всего разрушила впустую, — обречённо проговорила девушка. Прятать правду от излишне мудрого портрета было бессмысленно. — Если бы люди умели приказывать своему сердцу, они не были бы людьми, — вдруг грустно улыбнулся Дамблдор. — Иногда можно совершить непоправимую ошибку во имя, казалось бы, любви. Том Реддл был тёмным волшебником и причинил много зла, но ведь он был и остаётся твоим отцом, которого ты не знала. Дельфина, — позвал Дамблдор, привлекая внимание девушки и заставляя посмотреть прямо в голубые глаза, — когда в следующий раз кто-то решит манипулировать тобой, используя пророчества или другие предзнаменования, подумай о мотивах этого человека, прежде чем совершишь что-то непоправимое. Девушка, чья кожа стала теперь не просто бледной, а пергаментной, вернула старику едва заметную, печальную улыбку. Она даже не обратила внимание, что покойный директор перестал обращаться к ней на Вы, одновременно с тем, как его тон стал чуть теплее. — Следующего раза не будет. И это к лучшему. Портрет ничего не ответил. В кабинете снова воцарилась тишина. Она была не такой гнетущей, как раньше, а скорее задумчивой и печальной. Дельфи не знала, насколько хорошо развита рефлексия у волшебных портретов, и сейчас пыталась вспомнить, что ей было известно об их природе. Это помогало отвлечься от сложных мыслей, роящихся в голове. Было неудивительным, что в начале разговора она почти ненавидела этого седовласого волшебника в яркой мантии, ведь тот, чей образ он отражал, был настоящим, самым худшим из врагов её отца. Но вот теперь старый директор, кажется, будучи всего лишь краской на холсте, смог забраться в её расколотую страшными чарами душу. По крайней мере, пробраться туда, где от неё ещё что-то осталось. Как давно она запрещала себе быть той ничего не знавшей девочкой? Давно. Задолго до прибытия в Британию. Снаружи послышались шаги. Дельфи резко подскочила с кресла и покачнулась от слабости, быстро схватившись одной рукой за высокую спинку винного цвета. У неё было несколько секунд, но девушка колебалась. — Передайте ему, что мне жаль, — едва слышно прошелестела она, не глядя в пронзительные, знающие, кажется, абсолютно всё, глаза директора. И тяжёлые двери кабинета распахнулись… Альбус Поттер Альбусу Северусу Поттеру снились кошмары. Он уже привык к ним за последние недели. Обычно в них не было ничего связного: тени, маховики времени, Годрикова Впадина, Турнир Трех Волшебников. Образы были мрачными и обрывочными. Иногда он просыпался, поскольку в его ушах звенел ледяной женский смех и темная фигура в балахоне уносилась ввысь, растворяясь в затянутом тучами низком небе. Единственное было неизменным в его кошмарах. Дельфиния Реддл. Все время до Рождества Альбус провел в постоянных раздумьях. Он никак не мог выкинуть из головы рыдающую девушку в далеком восемьдесят первом году, умоляющую убить её или лишить памяти. Когда они только переместились в прошлое, Альбус думал, что Дельфи убьёт их со Скорпиусом или его отца ещё в колыбели. Но она даже не предприняла попытки выследить ребят, не напала на дом Поттеров. Уже после Альбус догадался, что девушка просто ждала своего отца. Хотела его остановить и тем самым спасти. На душе скребли кошки каждый раз, когда Альбус думал об этом. Дельфи любила Волан-де-Морта, как может ребенок любить родителя, которого никогда не видел. Наверное, точно так же, как Гарри любил Лили и Джеймса. Эта мысль была горькой и противоречивой. Альбус десяток раз прогонял в своей голове все аргументы за и против, вспоминал все преступления, совершенные девушкой. Но перед внутренним взором всё равно возникало ее заплаканное, искаженное страданием лицо. Альбус знал, что она была отправлена в Азкабан. Слушаний, тем более, открытых, никто проводить не стал, хотя Гермиона сразу после их возвращения поспешила успокоить общественность. Дельфи была под арестом, и Альбус не видел её с того самого дня, как они вернулись в своё время, и Гарри вызвал самых доверенных авроров. Сегодня же наступил первый день рождественских каникул. Альбус проснулся в собственной постели, однако родные стены не смогли защитить его от кошмаров даже в предпраздничное утро. В этот раз ему снилось, как тёмная метка расцветает на бледной коже девичьей руки. Она поднимает палочку, но Альбус не слышит заклинания. Он не сводит глаз со Скорпиуса, который корчится на земле, но сам не может пошевелиться и помочь другу. Внезапно всё прекращается. Ледяной, неживой смех сменяется всхлипами и рыданиями. Альбус тряхнул головой, садясь на кровати. В дверь его комнаты негромко постучали. — Можно? — на пороге показалась мама. — Конечно. Правда, я еще не встал. — Ничего, — женщина зашла в комнату и тихо закрыла дверь, а затем присела на краешек его кровати. — Гарри сегодня утром вызвали в Министерство. Они с Гермионой должны закрыть... — Джинни замялась, — некоторые дела до наступления Рождества. — Некоторые дела? И к чему такая срочность? — Альбус нахмурился, но затем на его лице отразилось понимание. — Это касается неё, да? — он сглотнул, не в силах произнести вслух имя девушки, чьи рыдания звучали у него в ушах несколько минут назад. — Да, милый, — мама поняла его без всяких уточнений. — Насколько я знаю, на понедельник было назначено закрытое слушание, но его не смогли провести из-за других дел, так что... Они собираются разобраться с этим сегодня. — Понятно, — протянул Альбус, слегка потягиваясь. — По правде сказать, я думал, что всё уже решено и её просто оставят в Азкабане на пожизненный срок. Мама замялась. — Кажется, там были свои нюансы. — Джинни внимательно посмотрела на сына. — Ты хочешь знать, чем всё закончится? Ему не хотелось врать маме. Она не осудила Альбуса, когда тот признался, что ему нравилась Дельфи. Он до сих пор помнил их разговор после заточения девушки в Азкабан. Тогда состоялся задержавшийся в этом году поход в Хогсмид, куда Альбуса и Скорпиуса профессор Макгонагалл категорически не хотела отпускать, но Джинни хотела встретиться с сыном и написала об этом директрисе. Альбус не знал, чем вызвано это решение матери, но, оставив Скорпиуса в Хогвартсе, отправился на встречу с мамой. Джинни, как и всегда, была спокойной и теплой, уютной, будто он оказался дома или, например, в Норе. Женщина наложила на сына согревающие чары и предложила пройтись. Окрестный пейзаж не радовал, поздней осенью всё вокруг было унылым и серым. Небо, затянутое низкими облаками, казалось, совсем не пропускало солнечный свет. Мало кто любил Шотландию на исходе осени. Какое-то время они шли в полном молчании, миновав уже все людные улочки и оказавшись на окраине деревни. Только тогда, глядя вдаль на Воющую хижину, мама заговорила. — Альбус, я хотела поговорить с тобой лично. Так сказать, с глазу на глаз, — женщина слегка замялась. — Я думаю, отец напишет тебе об этом. Может, он уже отправил сову... — Мам? — Альбус нахмурился. — Что случилось? Джинни глубоко вздохнула. — Вчера прошло закрытое слушание по делу Дельфини Реддл. Её приговорили к пожизненному заключению в Азкабане, - женщина посмотрела на сына из-под упавшей челки. Холодный ветер трепал её огненные волосы, которые сейчас напоминали настоящие языки пламени, отчётливо выделяющиеся на фоне серого пейзажа вокруг. Даже у Лили не было таких ярких волос. Только у мамы. — Хмпф, — Альбус издал невнятный звук и пожал плечами как-то неуверенно. — Я просто хотела, чтобы ты узнал это в спокойной обстановке и мог обдумать. Ал втянул голову в плечи и шагнул вперед, пробираясь по бездорожью в сторону Визжащей хижины. Кажется, согревающие чары перестали работать, потому что по вниз по позвоночнику пробежал холодок, а пальцы, казалось, начали неметь. Он точно не знал, зачем начал идти вперед, просто ему очень хотелось убежать от внимательных, сочувствующих глаз матери и жуткого холода, расползающегося в груди. В горле застрял ком. Однако мальчик не остановился даже после оклика Джинни. Принесенная ей новость не была чем-то неожиданным. Последний месяц Альбус каждый день штудировал «Ежедневный пророк» и даже стал выписывать ещё несколько газет. Он читал все самые незначительные заметки, таскал Скорпиуса в библиотеку, чтобы искать информацию об Азкабане. Пару раз друг возмущался, говоря, что интерес Альбуса к этой теме явно нездоров и пора бы уже забить, но притихал, видя решимость на лице Поттера. Ал понимал, что Дельфи осудят не только за убийство и пытки. Девушку изолируют, как угрозу, и никогда не выпустят из тюрьмы, ведь само её существование ставит под угрозу мир и порядок. Дочь Волан-де-Морта могла не только спасти своего отца, но и возобновить активность его сторонников, привлечь новых фанатиков и последователей. Альбус понимал, что самой Дельфи вряд ли это интересно, особенно, после того, как она не смогла выполнить пророчество. Но что-то не давало Альбусу покоя. Странное, смутное чувство, будто происходящее...несправедливо? Ведь никто за все эти годы даже не пытался выяснить, может ли где-то существовать наследник Темного Лорда. Юфимия Роули столько лет издевалась над воспитанницей, и никому в Министерстве не было известно об этом. Ведь Дельфи была ребенком. Просто девочкой, которая даже не знала тайну своего происхождения. Сколько таких злобных теток третирует детей? Сколько женщин, подобных Петунье Дурсль и Юфимии Роули, превращают чьё-то детство в ад? Почему Министерство бездействует, не ведет никакой надзор? Альбуса мучали все эти вопросы, потому что случившегося можно было избежать. Когда они переместились в Годрикову Впадину, какое-то время Альбус искренне верил, что Дельфи - чистое зло, копия ее сумасшедшего отца. Они обсуждали со Скорпиусом, что она непременно убьет их, как только разберется с Гарри. И только когда Джинни предположила, что целью Дельфи вовсе не является Гарри Поттер, что та просто хочет остановить своего отца, чтобы тот не пришел в дом Поттеров и не запустил цепочку событий, которая стала его собственным началом конца. А потом Альбус увидел ее слезы. И её мольбы о смерти или забвении. Дельфи Реддл умела любить. Как и любой ребенок, она тянулась к родителям. Она не убила Амоса Диггори, чтобы тот не раскрыл её тайны, не бросила авадой в него и Скорпиуса и не напала на младенца Гарри. Всё это сделал бы Волан-де-Морт, не задумавшись. Но она не стала. В который раз Альбус прокручивал все это в своей голове. Он был уверен, что закрытое слушание равносильно его отсутствию. Скорее всего, Гермиона и Гарри просто подписали бумаги и организовали конвоирование Дельфи в какую-нибудь специально подготовленную секцию Азкабана. Альбус готов был поспорить, что именно поэтому официально решение было принято только спустя месяц - наверняка всё это время готовили подходящую темницу и зачаровывали её. Парень вздрогнул, представив мрачные, тёмные стены тюрьмы. Задумавшись, он не сразу услышал всё более настойчивые окрики матери: — Альбус Северус Поттер! Если ты немедленно не остановишься, я тебя заколдую! — Джинни явно пыталась его нагнать, не переходя на бег. Влажная, раскисшая земля под ногами была настоящим месивом. Юноша остановился и обернулся. — Прости, мам. Она быстро поравнялась с ним и встала рядом, пытаясь заглянуть в лицо. — Ты же знаешь, что это правильно. Она опасна. Она убила человека, Альбус, и чуть не погубила всех нас. — Я знаю, но... Ты же видела её тогда! — Алу показалось, что защитные барьеры прорвало и его снесло лавиной гнева и отчаяния. — Ты бы не сделала того же ради бабушки и дедушки? А ради меня, Джима или Лили? — Я бы не смогла никого убить, — тихо проговорила Джинни. — Я тоже, но... Она же не ранила и не убила меня или Скорпиуса, даже Амоса Диггори, чтобы тот ничего не сумел рассказать. Жертв, — Альбус запнулся на этом слове, — могло быть намного больше. Это её не оправдывает, но делает не абсолютным злом, понимаешь? Знаю, это выглядит так, будто я ищу оправдания, но... Джинни вздохнула, негромко отвечая: — Я понимаю, о чем ты. Я тоже думала об этом. В некоторой степени, эту девушку можно считать заложницей обстоятельств. Несчастливое детство, жестокая воспитательница, пророчество, которое лучше бы ей вообще не знать. Только это всё могло бы служить...своего рода аргументом, если бы не был убит тот мальчик в школе, — мама вздохнула. — До тех пор, пока она не стала убийцей, возможно, был путь назад. Но сейчас его уже нет, Альбус. И ты должен это принять. — Скольких пожирателей смерти за последние двадцать лет выпустили из Азкабана? Скольким дали шанс после первой и второй магических войн? — Альбус упрямо смотрел на мать. — Я не утверждаю, что она невиновна, просто ты и сама понимаешь, что причина её заключения состоит не в убийстве невинного. Не сделай она этого, её бы всё равно упекли в Азкабан только из-за того, что она является дочерью Волан-де-Морта. — Альбус вернулся из воспоминаний, сосредотачиваясь на действительности. Кажется, Джинни всё же не выдержала: — Ты же сам был готов убить её тогда! Ведь она убила того мальчика! — Крейга. Его звали Крейг, — тихо добавил Альбус. — Да! Ты сам был готов тогда пойти на то, чтобы её убил Гарри! Она швырнула в тебя авадой! Собиралась убить! — голос матери дрогнул, и Ал смягчился. Он понимал, что его злость была направлена вовсе не на Джинни, не на Гарри, и даже не на Министерство. Он злился на свою наивность и глупость, на обман со стороны Дельфи. — Да, мама, я знаю, я правда очень злился тогда, особенно, после того, как она пыталась бросить в меня авадой. Просто я много размышлял об этом всем потом, о её словах до и после случившегося и... пришел к выводу, что ситуация не так однозначна? — голос звучал почти вопросительно. — Возможно, так и есть. Нет абсолютного зла и добра, Альбус, — Джинни грустно улыбнулась. — В каждом человеке есть светлая и тёмная сторона. Дельфини не является абсолютным злом. Она по-своему несчастна, но, к сожалению, сделанный ей выбор не дает шанса всё изменить. Мама потрепала Альбуса по волосам и они вдвоем пошли дальше. Снова воцарилось молчание, когда каждый думал о своем. Альбус так отчётливо помнил тот разговор, будто все происходило вчера. Иногда ему даже снилась та или иная видоизменённая его версия. Например, порой мама рассказывала, что Дельфи отдали дементорами. Или из Визжащей хижины выходила тонкая фигура, громко, пронзительно хохоча. Когда Джинни покинула его комнату, сообщив, что они могут сегодня встретить отца и Гермиону прямо в Министерстве. Он не был там с тех пор, как последний раз крал маховик времени вместе со Скорпиусом. Гарри сумел уладить все так, чтобы обоих друзей не таскали на допросы. Старший Малфой был очень обрадован этим фактом. Альбус не знал, пришлось ли ему объясняться, откуда в Мэноре взялся такой сильный магический артефакт, как маховик времени, в ассортименте и без ограничений в действии, полная версия, так сказать. Скорее всего, не пришлось, иначе Драко Малфой не был бы таким дружелюбным и вряд ли отправил бы Альбусу поздравительную рождественскую открытку и набор светящихся серебристых перьев "Вместо Люмоса". Альбус подумал, что ему стоит спросить у Джинни, отправили ли родители подарок Скорпиусу от себя. Альбус правда был паршивым другом. Теперь он понимал это куда отчётливее, чем полгода назад. Зацикленность на проблемах в отношениях с Гарри взаправду не давала ему видеть дальше своего носа, хотя младший Поттер и не носил очки. Альбус уже слышал громкий смех на лестнице. Кажется, Джеймс и Лили уже выбрались из постелей и успели собраться. — Нет, Джим! Отдай мои крылья! — девочка смеялась, в её тоне почти не было возмущения. — Не-а, я тоже хочу быть феей! Мне же идёт, мм? Выходя в коридор, Альбус увидел живописную картину: старший брат в чёрной футболке с подмигивающим фестралом нацепил на себя блестящие крылышки сестры и сидел на перилах. Альбус закатил глаза. — Очень празднично выглядишь, Джим, — хмыкнул Альбус. Старший брат обернулся и подмигнул: — Ну что ты! Куда уж мне до тебя, слизь! — Джеймс загоготал. — Даже если я постараюсь, не смогу переплюнуть твой траурный вид. Альбус недовольно посмотрел на брата - он терпеть не мог дурацкое прозвище, придуманное Джеймсом почти сразу после распределения четыре года назад. — Ой, Джим, прекращай выпендриваться, тут нет Лиззи Макмиллан! — насмешливо проговорила сестра. — Вообще-то, её зовут Элиза! — Джеймс насупился, а Альбус и Лили расхохотались. Наконец, девочка произнесла сквозь смех: — Не обращай внимания, Ал, Джимми просто бесится, что Элиза подошла к тебе перед каникулами узнать про свойства маховиков времени. Он не может пережить, что она знает твоё имя, а его приглашения в Хогсмид игнорирует... — девочка еле увернулась от желейной бомбочки, которую старший брат вытащил из кармана и запустил в сестру. Альбус снова закатил глаза и начал спускаться по лестнице. Последнее, чего хотелось сегодняшним утром, это обсуждать подкаты Джеймса к кому бы то ни было из однокурсниц. Нет, Макмиллан действительно была милой и, в частности, никогда не дразнила Альбуса, но его старшему брату откровенно говоря ничего не светило. Поэтому тем более плевать. — Отстань, Лил, — голос старшего из детей Поттеров звучал беззлобно. Они никогда не ругались с младшей сестрой всерьез. По правде, с ней вообще было сложно поругаться. Лилс могла иногда острить, но в целом была милой и приветливой. Уж не сравнить с Розой. И почему Скорпиус не мог выбрать кого получше кузины? Размышляя об этой жизненной несправедливости, Ал добрался до кухни. Уже после завтрака они собирались отправиться в Министерство. К тому же, завтрак вышел довольно поздним, поэтому можно было рассчитывать на то, что слушание в Визенгамоте уже закончилось. Парень вздохнул, ведь он никогда не любил путешествовать через каминную сеть. Четверть часа спустя, юноша вывалился на темно-бордовый ковер в кабинете отца, и внутренне обрадовался и даже возгордился, что не перепутал пароль. Да и место назначения. А то чего доброго промахнулся бы, уперевшись в каминную решётку министра магии или кого похуже. Отряхиваясь, Альбус встал с пола и огляделся. Помимо множества стопок документов, разбросанных папок с бумагами, перьев и летающих под потолком служебных записок, в кабинете не было ничего примечательного. Шкаф из темного дерева, широкий письменный стол и высокий сундук. Конечно, внутри наверняка пряталось что-то интересное, но в присутствии мамы даже Джеймс не осмелился бы это проверять. Самым примечательным во всей комнате был большой портрет в позолоченной раме. Каждый ребёнок из волшебной семьи ещё до поступления в Хогвартс знал мага, чьё изображение висело в кабинете отца Альбуса. Именно в честь этого волшебника младший сын Гарри Поттера получил своё имя. — Здравствуй, мой юный друг, — голубые пронзительные глаза блеснули за стёклами очков-половинок. — Здравствуйте, профессор Дамблдор! — раздалось из-за спины Ала. За его плечом встала Джинни. Мальчик пробормотал: — Добрый день, директор Дамблдор... — Альбусу было неловко. Великий волшебник, наставник отца. Альбус Дамблдор для юного Поттера всегда был ещё одной тенью, отпечатком очередных ожиданий. Общее имя никогда не радовало его. И сейчас, глядя в ярко-голубые глаза, за это почему-то было стыдно. Вдруг дверь распахнулась и в кабинет вошёл Гарри. Увидев разыгравшуюся сцену со старым волшебником на портрете, отец отчего-то удивился. — Профессор Дамблдор, что-то случилось? Вы появились... Старый маг не дал договорить своему бывшему ученику: — Нет-нет, Гарри, все в порядке. Просто решил зайти. Пообщаться... с новым поколением, — глаза директора сверкнули. Алу даже показалось, что старик на портрете подмигнул ему. — Что ж, ладно, — Гарри задумчиво повернулся к маме. — Джинни, ты знаешь, что Перси сегодня здесь? У его отдела неприятности, какие-то болваны пригласили к себе то ли друзей, то ли родственников из Ирландии, что-то напутали с адресами и разрешениями, поэтому сразу у пяти магглов взорвались камины... Там сейчас работает целый отряд по стиранию памяти, Перси только что вернулся. Мы могли бы зайти к нему и попить чаю, перерыв никому не помешает. — Да, круто! Я хочу посмотреть Атриум! — встряла в разговор Лили. — О, нет! Я не буду за ней таскаться, пока вы развлекаетесь! — почти жалобно взвыл Джеймс. — Между прочим, папа Лиззи работает вместе с дядей Перси! Вдруг она тоже приедет навестить его на работе... Джеймс тут же оживился: —Хм, ладно... мам, пошли? Джинни кивнула, и все семейство Поттеров двинулось к выходу из кабинета. Вдруг за их спинами раздалось тихое покашливание. Альбус шёл замыкающим, поэтому обернулся первый. — Альбус, может быть, ты составишь компанию старому портрету? В директорском кабинете все разошлись по другим своим рамам, одаривая потомков поздравлениями, а мне хотелось бы скоротать время до их возвращения в тишине и покое, — седовласый волшебник, как показалось Алу, спрятал хитроватую улыбку в бороде. — Гарри, ты же не будешь возражать? Поверь, под моим присмотром ничего не случится, и твой кабинет останется в целости и сохранности. Отец внимательно, серьёзно посмотрел на Дамблдора, но, помедлив, всё же кивнул. Казалось, Джинни хотела что-то возразить, но Гарри потянул её за локоть прочь из кабинета. Дверь с тихим щелчком закрылась. Альбус стоял, уставившись на портрет бывшего директора Хогвартса и в глубине души радовался, что ему не пришлось никуда идти. Настроения веселиться, пить чай, есть праздничные кексы и разглядывать большую елку в Атриуме не было от слова совсем. Мальчик вообще предпочел бы остаться дома, если бы не эти новости о закрытом заседании по делу Дельфи. Наконец, спустя какое-то время, Дамблдор первым прервал молчание: — Я не буду ходить вокруг да около, Альбус. Ты, как никто другой, знаешь цену времени. Юный Поттер с удивлением посмотрел на старого волшебника. — Вы что-то хотите со мной обсудить? Простите, профессор, но, кажется, произошла ошибка. Я не мой отец, не герой и спаситель магического сообщества, скорее всего, вопрос будет не по адресу. — Ал надеялся, что его тон оставался максимально дружелюбным. — Нет-нет, Альбус Северус, — стёкла очков снова блеснули. — Боюсь, что мне нужен для разговора как раз-таки ты. — И..чего же Вы хотите, профессор? — неуверенно спросил Альбус. — Ты знаешь, какое решение было принято сегодня на закрытом заседании? Юноша опешил. По правде сказать, этого он никак не ожидал. Портреты ведь не способны к легилименции, так? Откуда же..? — Нет. С чего Вы... Дамблдор не дал своему тёзке закончить: — Дельфини Реддл была приговорена к казни. Её заставят выпить напиток живой смерти. В кабинете повисла тяжелая, неприятная тишина. Альбус судорожно сглотнул, его затошнило. Он опустил голову, и бордовый ковёр под ногами начал расплываться. — Ты знаешь, почему было принято такое решение? — Н-не уверен..они..они хотят успокоить людей? — Да, все верно. Министерство хочет успокоить общественность любой ценой. Многие не могут простить амнистию некоторый заключенных, — голос старого директора прозвучал без тени прежней мягкости. — Скажи мне, Альбус Поттер, что помогло твоему отцу выиграть в войне? Мальчик задумался. В его голове всё ещё звучали страшные слова о казни, а тошнота не отступила до конца, но всё же Ал попытался сосредоточиться на ответе и поднял глаза к портрету: — Друзья? Любовь? - юноша судорожно перебирал в голове варианты, которые пришлись бы по душе старому директору. Он читал об этом человеке, о его роли в истории отца. Вряд ли правильный ответ подразумевал рассуждения о высших магических материях. — Да, Альбус, но не только. Есть ещё одно, более важное, — Дамблдор грустно улыбнулся. — Милосердие, Альбус. В комнате снова воцарилась тишина, мальчик пытался связать все ниточки этого странного разговора воедино, но пока что ничего не выходило. — Милосердие? — переспросил Ал. — Да, милосердие, — директор снова грустно улыбнулся.— Гарри Поттер умел проявлять милосердие не только к друзьям, но и к врагам. Знаешь, я много раз думал о том, могла бы история пойти по иному пути, не относись я настороженно к замкнутому сироте с непростым характером. К Тому Реддлу, — уточнил Дамблдор, видя замешательство на лице Ала. — Но я поступил так, как поступил. И никакой маховик времени не повернет историю вспять. — Зачем Вы все это говорите мне? Дамблдор проигнорировал вопрос и продолжил: — Как ты считаешь, Дельфиния неотличима от своего отца? Альбус замялся с ответом. — Я думаю, нет. — Почему же? — Волан-де-Морт всегда боялся смерти и готов был совершить что угодно, чтобы её избежать. А Дельфи...она хотела умереть, когда поняла, что не исполнила пророчество, не спасла своего отца. — Верно, Альбус. Мы никогда не узнаем, был ли способен любить Волан-де-Морт и, в частности, любил бы он свою дочь. Она совершила страшные преступления, да. Но даже мой отец убил нескольких маглов. И его не обрекли на смерть или поцелуй дементора. Альбус стоял, шокировано распахнув глаза. Он не ожидал таких откровений от директора. — Что... К чему Вы говорите все это, профессор? — Иногда даже темные люди заслуживают милосердия. Возможно, одним Волан-де-Мортом могло бы стать меньше. — Но я ничего не могу сделать! Отец не будет меня слушать! — Альбус почти сорвался на крик, сдерживаемые эмоции прорвались наружу. — Она пыталась убить меня! Швырнула авадой! Убила Крейга! Обманывала! Я её ненавижу! — злые слёзы щипали глаза, но мальчик решительно сморгнул их. — Да, Альбус. Но не убила. Хотя возможностей у неё было много, как я понимаю. Мне кажется, у этой девушки есть шанс на раскаяние. Любовь к родителям, живущая в ней, попала не в те руки. — Откуда бы Вам знать?! Она ни в чём не раскаивается! — Дельфини Реддл не стала бы убивать Вас, молодой человек. Я разговаривал с ней с одного из своих портретов в Министерстве, когда её приводили в здание между заседаниями. Повисла пауза. — Вы..Вы говорили с ней?.. Обо мне? — Ну, не только о Вас, мой юный друг, - голос Дамблдора звучал иронично. — Но да, Вы тоже были упомянуты в контексте нашей беседы. — Что она сказала? — Альбус подался к портрету. Дамблдор нахмурил брови, будто задумавшись. — Она сказала, что ей жаль, Альбус. И что она не хотела бы твоей смерти. И да, повторила, что действительно предпочла бы всё забыть или умереть. Забыть всё, включая тот поединок в церкви. Сердце Альбуса билось глухо, мальчику казалось, что его стук заглушает все остальные звуки в кабинете, в том числе, голос директора с портрета. Дельфини говорила о нём. Ей не плевать. Она не хотела его смерти. Мерлин, просто нет. Это осложняло ситуацию. Алу было гораздо легче жить в ненависти, злясь на неё и собственную глупость. Куда проще так, чем снова оправдывать её. Искать в воспоминаниях, где она могла быть искренней, а где нет. Альбус отшатнулся от портрета. — Не-ет, — голос дрожал, — это просто её очередная уловка, нет-нет-нет... — Она говорила это, уже понимая, что обречена, Альбус. Незачем врать портрету. Тем более, моему. К тому же, сложно соврать такому старому человеку, как я. — Что я должен делать с этой правдой? — Тебе решать, мальчик мой. Только помни, что мир не делится на чёрное и белое. В каждом человеке есть как тёмная, так и светлая сторона. Любовь, Альбус, любовь и милосердие победили Волан-де-Морта, а не сложные проклятья. Изображение с портрета исчезло.