Филофобия

В жизни случаются моменты, которые могут в одночасье перечеркнуть всё твое существование. После таких случаев ты начинаешь воспринимать его, как две половины: то, что было «до», и то, что было «после». После переломных моментов очень сложно восстановиться и вернуться в привычный ритм, особенно, когда было что-то, играющее в твоей жизни исключительно важную роль. Таким моментом для аль-Хайтама была смерть его бабушки. Как оказалось, она давно наблюдалась у врача и принимала лекарства. К сожалению, это были серьезные проблемы с сердцем, которые даже при нынешней медицине очень тяжело вылечить. Юноша ненавидел себя за то, что не знал. За то, что не догадывался о её болезни. В последнее время он так редко общался с ней, что даже не видел, как она порой заваливалась на кресло, хватаясь за сердце, как тяжело она дышала ночью из-за приступов. Он не знал, что это за травы и банки стоят на полках, для чего бабушка их принимает. Он совершенно не догадывался, что с ней происходит. Доктор сказал, что это наступит скоро, однако женщина не догадывалась, насколько скоро. Сам факт того, что она умерла, не укладывался в голове у аль-Хайтама еще очень долго. Он не мог поверить в то, что в этом доме она больше никогда не появится. Он не мог поверить в то, что больше никогда не увидит её лицо и что тот момент, когда закрывали крышку гроба, был последним. Ему тяжело было вспоминать её смех, её голос, её морщинки, тонкими дорожками расползающиеся под прищуренными глазами. Она прикрывала их толстыми очками в темной оправе и продолжала работать. До самого своего последнего дня она продолжала работать, потому что это было той самой мотивацией жить для неё. И сейчас аль-Хайтам думает и переживает, всё ли она успела сделать? Он до сих пор хранит старый чертеж какого-то механизма, так как рука просто не поднимается выбросить его. Ему кажется, что вот-вот она вернется и продолжит работу. Сейчас она придет, зевнет устало, положив ключи на полку. Снимет шляпку и накидку, заварит кофе, разложит карандаши и вернется к чертежу, периодически расспрашивая о чем-то внука. Ему так странно и так тяжело осознавать, что этого больше никогда не произойдет. Он смотрит на пустой стол, и слезы катятся из глаз. Он останавливает себя, осуждает глупые чувства, однако сердце нельзя просто взять и остановить. Для этого нужно время. Много времени. Когда аль-Хайтам понял, что остался один, ему стало страшно. Он испугался того факта, что никто больше не сможет его спасти, что у него больше нет выхода. После похорон бабушки, он надолго остался наедине с собой, впав в депрессию. Впервые он оставил всякую заинтересованность в чем-то. На минуту ему захотелось совсем уехать из города, оставив позади всё, однако ему почему-то было тяжело взять и в корне поменять свою жизнь. В тот момент он и научился играть на сетаре и даже какое-то время играл на улице дабы чуть-чуть подзаработать. Параллельно он перебирался небольшими подработками и по рекомендации своего учителя даже успел поработать телохранителем. Конечно, у него было достаточно денег, оставшихся в наследство, однако он боялся, что те могут рано или поздно закончиться, да и нужно было скопить достаточно для учебы в Академии. Спустя год такой неоднозначной жизни он всё-таки решил поступить, хотя и не был уверен в острой необходимости в обучении. Его учитель был очень раздосадован тем фактом, что юноша предпочел науку после суровой военной жизни. Он хоть и понимал, что аль-Хайтаму неинтересны сражения, отрицать его дар было всё равно сложно. Да и аль-Хайтам всегда хотел связать свою жизнь с наукой. Для него всё было заранее предопределено, ведь он вырос в такой среде, где не стать ученым просто невозможно. Он, конечно, уже давно решил, что поступит на Хараватат, ведь древние тексты были его страстью, да и у него уже была база из нескольких языков, поэтому в Академию его приняли без проблем. Только позже он выяснил, что еще до своей смерти, бабуля замолвила словечко за сына. Возможно, поэтому его никто не ругал за то, что аль-Хайтам порой не являлся на занятия. Да, несмотря на весь его ум и гениальность, аль-Хайтама было сложно назвать прилежным учеником. Те студенты, которые хотя бы раз видели его на лекциях, считали, что юноша из того самого вида людей, практически не посещающих занятия, а, следовательно, вылетающих из Академии после первых же экзаменов. Однако тот удивил всех учеников и всех преподавателей спустя полгода – во время сессии. Ученик, который редко появлялся в стенах Академии, который постоянно прогуливал и ни с кем не общался, внезапно оказывается лучшим на курсе и получает отдельную похвалу от некоторых преподавателей за такие расширенные знания. После этого к прогулам аль-Хайтама стали относиться спокойнее, особенно учитывая тот факт, что он всегда сдавал все проверочные работы, а также дополнительные материалы. Но среди студентов юноша не был популярен, так как те порой считали его странным, отчужденным заучкой, который никогда и ни с кем не общается. Аль-Хайтам понимал это. Он ведь знал, что ненормальный. Так и продолжалось до определенного момента, пока в его жизни внезапно не появился человек, почему-то посчитавший иначе. В тот день занятия у студентов Хараватата начинались во второй половине, однако аль-Хайтаму было нечем заняться, поэтому он вместе с остальными одногруппниками сидел в доме Даэны и повторял пройденный материал. Все студенты кругом громко галдели и что-то обсуждали, а аль-Хайтам, пытаясь убраться подальше от шума толпы забился между книжных полок подальше. Несмотря на хорошую физическую подготовку, он был гораздо ниже и мельче, нежели сейчас. Юноша очень кропотливо делал заметки в тетради, перелистывая учебник. Выглядел он очень напряженно, будто размышляет над какой-то задачей, хотя вся суть его работы состояла в переводе далеко не самого сложного текста. И вот мимо него промчался он. Стройный, светловолосый и очень громкий юноша с аристократическими манерами, осанкой и невероятно милым для юноши личиком. Его глаза горели, как два гранатовых камня, а под ними расползались огромные темные круги. В руках он держал большое количество учебников, свертков и листов с эскизами. И он, конечно, еле-еле мог их удержать. Этот парень явно был старшекурсником. Он выглядел немного старше аль-Хайтама, да и был повыше. И почему-то сейчас, когда этот самый парень, явно серьезно опаздывающий, пробегал мимо, аль-Хайтам обратил на него внимание, а тот крайне обеспокоенно взглянул на него. Сначала старшекурсник пробежал мимо, а затем тяжело вздохнул и обернулся. Он подошел к аль-Хайтаму и спросил: - Эй, всё хорошо? – тон его был уж каким-то чересчур заботливым, будто он обращается к потерявшемуся ребенку. - Да, - сухо ответил ему тот. - А если честно? – он явно пытался навязать ему свою поддержку, однако аль-Хайтам продолжил: - Всё нормально, - юноша поднял голову, отрываясь от текста, и равнодушно посмотрел на старшекурсника. - Что-о-о ж… - протянул тот, уже было собираясь уходить. – Как знаешь. Если что, меня зовут Кавех, и если эти ребята тебя обижают, - он посмотрел на толпу других студентов из Хараватата, - то ты всегда можешь обратиться ко мне. Я их научу, как надо обращаться с другими студентами. - Спасибо, но я не нуждаюсь в твоих услугах, Кавех, - он особенно выделил его имя. Так, как всегда выделяет – протягивая гласные, будто с сарказмом, насмехаясь. Аль-Хайтам и сам не знает, почему это имя ему так понравилось произносить подобным тоном, однако он заметил, что сам Кавех никогда не возмущался такой манере произношения. - Ха! Ну-ну… Тогда я… а! – он сделал неловкое движение головой, дабы светлая прядь убралась с его лица, но тут рука соскользнула, и все его свитки и книги посыпались вниз – на пол. – Нет-нет-нет-нет! – быстро затараторил он, пытаясь удержать свою ношу. – Куда?.. Ах… Кавех тяжело вздохнул, а затем с яростью бросил остальные книги на пол, падая туда затем и сам. Он прислонился спиной к книжной полке рядом с аль-Хайтамом и схватился за свои волосы, тяжело вздыхая. - Почему так?.. Почему постоянно так… - с нотками тяжелой студенческой безысходности скулил Кавех, закрывая лицо рукавами рясы. - Наверное, потому что ты слишком много взял? – констатировал факт аль-Хайтам, даже отрываясь от чтива. - Ну, спасибо… Без тебя бы я не заметил, - как бы из вредности ответил тот, взглянув на юношу. - Обращайся. Я всегда помогу указать тебе на твои проблемы. Например, вот это, – он потянулся к листу бумаги, разворачивая его, - окончательно испорчено, - он показал Кавеху другой разворот листа, демонстрируя оторванную часть. - О! Нет-нет-нет! – заговорил тот, забирая у него листок. – Это же не мое! Это чужая домашняя работа! - Списываешь? - Нет! Это работа моего одногруппника. Я ему помогал с домашкой. О… нет! Мне конец! – он начал вертеть в руках лист, будто пытаясь как-то починить его, придумать, как решить проблему, однако, конечно, ничего не выходило. Взгляд у Кавеха в этот момент был бешеный. – У тебя нет клея? Умоляю, скажи, что есть! - Мне он ни к чему, - сказал тот, пытаясь продолжить чтение, однако всё было безуспешно. - О, Архонты! Ну почему всегда всё так складывается?! – кричал он чуть ли не на всю библиотеку. - Будь тише, иначе все узнают о твоей никчемности. - Никчемности?! Эй, будь повежливее со старшими! – возмущался тот. - А ты все-таки будь тише, пожалуйста. Ты мешаешь… Ка-а-аве-е-х, - снова нарочито медленно и саркастично протянул аль-Хайтам, выделяя имя парня. - Ты… да ты! Понятно, почему ты сидишь тут один! Ты невыносимый! Кстати, как тебя зовут? Надо пожаловаться на тебя твоему куратору. - Меня зовут аль-Хайтам. И да, удачи с этим. Мне кажется, мой куратор ведет отдельную тетрадь с заметками о том, почему меня нужно исключить. Поверь, твоя жалоба не сыграет роли. Каве-е-ех, - по лицу аль-Хайтама проскочила хитрая ухмылка. Внезапно он ощутил какую-то новую форму удовольствия. Ему понравилось. Ему понравился Кавех. Ему понравилась его реакция, его поведение, его слова. То, как он себя вел в отношении с аль-Хайтамом. Он не пытался быть, как другие, - обходить его стороной. Он… предложил ему помощь?.. Это так странно. Кавех показался ему странным. У него на минуту даже возникло ощущение, что этот самый старшекурсник из Кхашревара такой же ненормальный, раз, будучи заваленным работой, судя по куче материала, помогает с домашней работой другим. - Ха! Ну и ладно! У меня нет времени на такие мелочи, - он отполз от шкафа и принялся собирать все свои книги и бумажки, пытаясь кое-как их уместить в руках. Как только он не пытался забрать всё… Брал что-то в зубы, пихал подмышку, помогал коленями, и всё равно всё сыпалось на пол, снова сминаясь в одну кучу, или же падало что-то одно, из-за чего остальное приходилось откладывать и поднимать эту самую вещь. Затем он пытался пропихнуть всё выпавшее в единую кучу, утрамбовать и взять в руки, однако гора материала снова разваливалась, вызывая очередную бурю эмоций у бедного студента. Аль-Хайтам решил сделать то, что он очень редко делает. Он решил ему помочь. Нет, не потому, что ему было жалко Кавеха, а потому что все эти падения книг и ковыряния старшекурсника его дико раздражали. Он просто не выдержал, собрал книги с пола и взял их в руки. - Бери остальное, и пошли, - сказал он Кавеху, который в недоумении смотрел на младшего ученика. - А?.. Да, сейчас! – он второпях собрал остальные документы и пошел к ближайшему столу, куда положил бумаги, а аль-Хайтам – книги. – С-спасибо… - Я не мог больше терпеть твои жалкие мучения, - честно ответил тот. – Надеюсь, это твоя последняя проблема на сегодня? - Эм… - тот явно засмущался, отворачиваясь, и аль-Хайтам сразу всё понял. - Хорошо. Давай, я перепишу работу для твоего друга. Я быстро пишу. Но с остальным я помогать тебе не буду, понял? - Я… я не… Не стоит. - А если честно? – как бы специально передразнил его тот, и это вызвало новую бурю эмоций у Кавеха: - З-знаешь, что… аль-Хайтам! Я… я… Я не нуждаюсь в твоих услугах! Вот! – он высоко и горделиво задрал нос, как бы пытаясь казаться важнее, и скрестил руки на груди, но этот жест вызвал лишь новый смешок у младшего студента: - Ха. Я тебя понял. Уговаривать не буду, - решив, что наблюдать за Кавехом довольно забавно, аль-Хайтам решил расположиться с работой за этим же столом, только подальше от студента Кшахревара. Тот же разложил все свои документы и принялся что-то агрессивно чертить, озвучивая практически каждое свое действие и размышляя вслух. Не то, чтобы это сильно отвлекало аль-Хайтама, но он и представить себе не мог, насколько тот громкий. - Черт-черт-черт! – возмущался Кавех. – Я ничего не успеваю, - говорил он, поглядывая на часы. Затем он кинул кроткий взгляд в сторону юноши, прокашлялся и все-таки обратился: - Кхм! Слушай… аль-Хайтам. - Да? – отозвался тот, не отрываясь от книги. Он уже давно всё закончил и теперь просто читал. - Ты… не мог бы мне пом-о… - он сказал последнее слово так тихо, что аль-Хайтам вообще ничего не услышал. - Что-что?.. – с нотками раздражения переспросил тот, взглянув на парня. - Я говорю… кхм! Не мог бы ты мне помочь? – уже громче и увереннее повторил Кавех, отворачивая взгляд от юноши. Ему было стыдно признавать эту слабость. - Какого рода помощь тебе нужна? – спросил аль-Хайтам, откладывая книгу. - Ты предлагал переписать текст… сможешь это сделать? - Да, - ответил тот, практически не раздумывая и принимая у него бумаги. Честно говоря, аль-Хайтам оправдывал себя тогда исключительно тем фактом, что ему было скучно, однако где-то в глубине души, возможно, он действительно хотел ему помочь. Немного. На всё переписывание текста у него ушло минут пять, и занятой своей работой Кавех очень удивился такой работоспособности: - Что?! Уже?! – он взял листы, проверяя текст и удивленно смотря на юношу. - Не благодари, - сказал тот. – С тебя услуга. - Какая еще услуга? – удивился Кавех, ожидающий нечто подобное от такого неординарного юноши. - Не знаю. Обращусь к тебе, если мне понадобится помощь. - А, ну… Ты и просто так можешь ко мне обратиться, если тебе нужно будет с чем-то помочь, - искренне отвечал ему тот, убирая домашнюю работу «друга» в тетрадь. – Я всегда готов протянуть руку помощи. - Почему-то я ожидал такой ответ, - сказал аль-Хайтам, - но мне навряд ли пригодится твоя помощь, так как я изучаю руны и языки, а ты механизмы и строительство. У наших даршанов несколько разные специализации. - Ну, есть помощь, которая может пригодится вне зависимости от даршана. К тому же я могу назвать много областей, где материалы объекты исследования наших даршанов пересекаются. - Что ж, возможно, ты прав. - Почему ты не сидишь со своими одногруппниками, кстати? Выгнали? – предположил Кавех, учитывая, насколько мерзкий характер у этого юноши. - Нет, я просто не люблю с кем-то взаимодействовать. Мне это неинтересно, - говорил тот, снова открывая книгу. - Ого, какие мы особенные… - парень усмехнулся и решил сделать вывод, основанный на сложном названии обложки: - Зато занудные книги тебе интересны, да? - Они не занудные, если ты обладаешь нужным уровнем развития для их понимания, Кавех, - говорил тот, не отрывая глаз от текста. – А еще книга не будет осуждать тебя за те или иные поступки. - А другие осуждают? – пытался докопаться до него Кавех, будто прощупывая почву для изучения этого юноши. - Периодически, - кратко ответил тот. - Я… я думаю, что каждый имеет право на свою индивидуальность, - сказал тот. – Не вижу ничего плохого в том, чтобы любить книги больше, чем людей. Могу тебя понять, - слова его звучали даже как-то грустно, но именно они заставили аль-Хайтама оторваться от книги. Он несколько неуверенно решил спросить у него: - То есть, ты считаешь это нормальным? - М? – тот даже удивился. – Конечно. Почему нет? Этот момент изменил аль-Хайтама. В этот момент что-то переклинило внутри него. Он внезапно понял, что, возможно, ошибался все эти годы. Все эти годы он считал себя ненормальным – не вписывающимся в общепринятые рамки, но тут вдруг появляется человек, возможно, тоже не очень нормальный, однако считающий его вполне обычным любителем книг. Человеком, который просто претендует на свою индивидуальность. И аль-Хайтам видел, что тот не обманывает его, что тот говорит правду, потому что он увидел в Кавехе то самое – какую-то искру. Только позже он узнал, что Кавех – весьма популярный парень в Академии, что ему пророчат великое будущее, что называют его «Светочем». И этот самый «Светоч» продолжил с ним общаться. Несмотря на разные взгляды, несмотря на разные даршаны, несмотря на разные интересы… Кавех стал его первым другом. Тем, кто впервые просто так протянул ему руку. Он стал тем, с кем аль-Хайтам впервые занялся совместной работой. Тем, без кого и самого аль-Хайтама, возможно, и не было. Он стал первым, кто посчитал его нормальным.

***

Кавех бежал среди густых деревьев сумерского леса. Он уже давно сошел с тропы, и сейчас не знал, где именно блуждает. Пока он шел в раздумьях, шокированный после всего, что произошло с ним сегодня, он совсем не заметил, как сбился с пути и потерялся. Оказывается, есть более легкие способы умереть, нежели прыгать с обрыва. Вся его одежда промокла насквозь. Мокрые волосы лезли в глаза, а капли дождя били в лицо, мешая обзору. Ему было холодно и сыро, ноги заплетались, а дыхание сбивалось из-за достаточно продолжительного бега. На улице смеркалось, но из-за густой зелени вокруг и высоких деревьев всё вокруг казалось темнее и мрачнее. За любым кустом в этой непроглядной чаще мог таиться хищник, монстр… да кто угодно! Но Кавех боялся не этого. Кавех боялся того, что его убьют, и это принесет горе его близким. Он боялся того, что случится после всего с мамой, с друзьями… с аль-Хайтамом. Он боялся именно этого исхода – стать причиной чей-то боли, ведь он знал, как это ужасно, когда погибает близкий человек. Он просто не мог поступить так же. Сейчас он это осознал, но час назад даже и подумать не мог о том, что о его смерти кто-то будет жалеть. В голове сразу же всплыл образ его матери, скорбевшей об отце. Ему было по-настоящему тяжело наблюдать за ней. Её пустые, лишенные эмоций глаза, серое лицо, дрожащие пальцы, сжимающие карандаш, который женщина держала над пустым холстом в попытке что-либо изобразить. Кавех вспоминал об этом недавно, когда внезапно осознал, что тоже не может рисовать. Неужели он дошел до того самого состояния, когда всё становится бессмысленным? Ему казалось, что он еще хотя бы на что-то способен, но, судя по всему, уже нет. Само осознание того, что жизнь твоя конечна и безысходна приходит очень тяжело. Огромным комом эта боль встает поперек горла, мешая дышать. Для Кавеха творческий процесс всегда был тем самым «дыханием», ведь без него он себя не смыслил. Он не существовал без деятельности. А теперь, когда какого-то желания действовать у него больше не было, он понял, что потерялся. Потерялся не физически, как сейчас – в лесу, - а в своих собственных мыслях, в своей голове, в своих проблемах и переживаниях, которые скопились такой огромной и непонятной кашей где-то между извилин, что, даже если сесть и всё обдумать, - всё равно будет очень сложно разобраться. Он ненавидел себя. Ненавидел себя за то, что постоянно делает. Он ненавидел себя за чертову доброту, за постоянное сочувствие, которое не может сдержать. За долг, который он несет перед собой же и перед погибшим отцом, - сделать мир чуть-чуть лучше своими поступками. Ненавидел за то, что сделал сейчас, – попытку покончить с собой. Стыд. Стыд, страх, горечь. Сожаление. Всё это огромным черным пятном въелось куда-то в основание его души, и как бы Кавех не старался, он не в силах её отмыть от этой боли. Он устал. Он устал бороться, устал защищать, устал спасать, менять мир. Он устал, что всё всегда скатывается в бездну. Устал, что он не находит понимания со стороны. Ему кажется, что он находится среди самых бесчувственных людей в Тейвате, когда жертвует собой ради очередной высшей моральной цели. Это тяжело – оставаться таким, несмотря на всё. Это тяжело, глупо и безрассудно. Наивность погубит Кавеха быстрее, чем джунгли. Он в этом уверен. Пробираясь сквозь заросли, он наконец-то увидел что-то, похоже на тропу, ведущую в Гандхарву. Отодвинув руками мокрую листву, он внезапно поскользнулся и полетел куда-то вниз по склону, угодив в частично заполненный водой овраг. Кавех больно ударился обо что-то локтем и слегка ушиб голову, однако после такой поездки и всего прошедшего у него, скорее, просто не было желания вставать и куда-то идти. Может, лучше остаться здесь и наслаждаться безысходностью ситуации? Он не помнит, сколько так пролежал в этой луже, смотря на бледное потемневшее небо, которое заслоняли кроны бесконечно огромных деревьев. Оно становилось всё темнее с каждой секундой, и тучи над головой казались всё более ужасающими и мрачными. Периодически в небе мелькали ослепительные молнии, будто пытаясь напугать Кавеха своей силой и властью над природой сейчас, однако бедного архитектора вообще уже ничто в этой жизни не могло напугать. Когда он понял, что окончательно замерзает, то нашел в себе силы подняться. Вся его одежда теперь была похожа на грязные половые тряпки, из грязных волос торчали зеленые листья, и они прилипали к мокрому и бледному лицу. Часть заколок потерялась, да и вообще вся его шевелюра окончательно потеряла прежний вид. Кавех побрел дальше. Всё его тело сотрясалось от холода, в глазах застыл образ ужаса. Он не знал, что вокруг него происходит и происходит ли на самом деле. Выбравшись из этого оврага, он наконец-то увидел вдали висящие между стволов деревьев домики. В такой темноте было сложно что-либо разобрать, однако в этих домах горел свет, и это даже давало Кавеху какую-то еле осязаемую надежду на лучшее. Кое-как он нашел путь, по которому было легче всего добраться до базы Лесных Стражей, и вот наконец-то перед ним предстала Гандхарва. Поднявшись по шаткой деревянной лестнице наверх, он нашел домик Тигнари и постучался туда в надежде, что тот ему сможет чем-нибудь помочь, однако даже спустя несколько минут никто так и не подошел. На Тигнари это непохоже, значит, он не дома. Странно, обычно стражи не покидают Гандхарву в такую суровую погоду. Неужели, что-то случилось? Тогда, не найдя убежища у своего лучшего друга, Кавех направился к другому домику. До него добраться было сложнее, так как он был расположен на другом дереве, однако у него это получилось. В домике Коллеи тоже горел свет. Архитектору, конечно, не хотелось её беспокоить, однако другого выбора у него не было. Ему бы просто переждать дождь. Постучав в хлипкую дверь, ему показалось, что этот маленький домик аж закачался, но тут все дома частично покачивались во время такой ужасной бури. И вот наконец-то дверка отворилась, и на пороге появилась знакомая зеленоволосая девочка. Сначала она, кажется, испугалась возможного посетителя, а затем узнала в госте Кавеха и громко ахнула: - А! Кавех! Это ты?! – она аж отошла подальше в ужасе. Взгляд у него был, как у потерявшегося голодного щенка, которому было некуда идти, а в совокупности с его внешним видом это выглядело еще более печально. – Что случилось?! Заходи быстрее! Она отошла, пропуская архитектора внутрь, а затем еле-еле закрыла дверь, которая так и намеревалась распахнуться из-за бури. Вода бурными струйками стекала с Кавеха, образуя под ним достаточно большую лужу. Девушка, не зная, что делать с гостем, запаниковала: - Так! Надо что-то сделать! А-а-а… что делать?.. Что делать?.. Да! Сейчас! – она подошла к небольшому комоду, принимаясь рыться там. Достав оттуда полотенце, она протянула его Кавеху: - Вот! Обсушись немного. Как вернется наставник, я возьму у него одежду. А пока что… - она посмотрела на лужу под ногами парня. – Эм-м-м… присаживайся. Кавех сел на стул, пытаясь вытереть влагу. Его начало слегка потрясывать из-за холода. Девушка же взяла тряпку и принялась вытирать за ним пол, а затем её взгляд обратился к руке гостя. Рукав белой рубашки в области локтя был в крови. - Ах! Кавех, что с твоей рукой?! - Что?.. – он говорил это крайне потерянно и безэмоционально, обращая пустой взгляд померкших глаз к Коллеи. - У тебя кровь! – воскликнула она и схватилась за голову. – Так… без паники. Всё хорошо. Я сейчас что-нибудь придумаю! Говорила девочка это, скорее, себе, нежели гостю, а затем пошла рыться в другом ящике, доставая бинты и антисептическую жидкость. Положив все принадлежности на стол, рядом с которым сидел Кавех, она подвинула к нему стул, присаживаясь напротив. Обработав руки, девушка попросила его: - Давай сюда, я обработаю рану, - теперь она обращалась к нему уже спокойнее, и Кавех, не споря с ней и, засучив рукав, протянул ей руку. В области локтя красовалась достаточно большая и кровоточащая ссадина, которую девушка принялась обрабатывать раствором. Рану слегка защипало. – Потерпи немного. Тот кивнул. Коллеи немного смущал тот факт, что архитектор по сути так ничего и не сказал с того самого момента, как пришел. - Так… ты расскажешь, что случилось? – осмелилась спросить у него девочка. - Ну, - голос его был хриплым и уставшим. Он вообще был практически непохож на себя, - я просто… Просто потерялся. «Не хочет говорить?..» - подумала Коллеи, анализируя его слова, а затем продолжила: - Просто потерялся?.. Скажи честно, это… это опять из-за твоего соседа? Вы поругались? На лице архитектора возникла какая-то странная и печальная ухмылка. Он будто бы и хотел рассказать, но не знал, как это сделать. Раньше он постоянно жаловался на аль-Хайтама своим друзьям, а сейчас понимал, что виноват во всех своих бедах только он. Да и почему сейчас? Он всегда это понимал, просто не хотел принимать сей факт. - Извини, - наконец-то решился сказать он. – Всё очень сложно, Коллеи. Я правда не знаю, как тебе рассказать. Я просто сделал кое-что… ужасное. На последнем слове его голос дрогнул. В голове возникли образы бурлящего потока воды, и ему показалось, что лоб покрылся не только влагой от дождя, но и испариной от доли пережитого им страха. - Всё хорошо, Кавех, - Коллеи чуть придвинулась и положила ему руку на плечо. – Ты не обязан. Просто знай, что, если ты захочешь выговориться, я всегда готова тебя выслушать. Ну, или найти подходящее дупло, чтобы ты выговорился ему. Она слегка улыбнулась ему, как бы демонстрируя своё дружелюбие и полнейшее понимание ситуации, однако Кавех знает, что детство девочки было очень тяжелым, и его опыт может еще больше её травмировать, поэтому пока что он не готов рассказывать ей о попытке своего сегодняшнего самоубийства. - Спасибо, Коллеи. Правда, - сказал он, грустно улыбаясь краем губ, будто сам себя обманывая поддельными эмоциями. Затем парень решил всё-таки перевести тему: - Так… я стучался в дом к Тигнари. Ты не знаешь, где он? - Одна из групп Лесных Стражей попала под оползень, и наставник отправился их выручать, - она заметно погрустнела. Её хрупкие пальцы сцепились в плотный замок, будто пытаясь сжать в руках эту возникающую в груди тревогу. – Надеюсь, что с ними всё хорошо, - тихо продолжила она. - Я думаю, что Тигнари справится. У него всегда получается решать подобные проблемы. К тому же у него есть Глаз Бога, так что это не проблема. - Да, я… надеюсь. Голос её всё равно звучал неуверенно, однако какой-то частичкой своего сознания она всё-таки верила в то, что у её учителя всё получится. Ведь у него всегда всё получается. Поговорив о Глазе Бога, Кавех вдруг вспомнил кое-что. Он дотронулся до пояса, хотя и так понял, что выбросил свой Глаз Бога в лесу, так и не подобрав. Ощущение этого артефакта столь далеко было непривычным. Надо будет вернуться за ним завтра. Они посидели в доме еще какое-то время, а затем за шумом дождя услышали и голоса людей. Коллеи натянула на голову капюшон и выглянула за дверь, выходя затем на улицу – под уже не такой проливной дождь. Кавех снова остался один. За окном было холодно и сыро. У него не было никакого желания возвращаться домой, однако и тут оставаться на ночь ему не хотелось, потому что было бы не очень удобно смущать Тигнари и Коллеи, обременяя их своим присутствием. Кавех, конечно, раньше оставался у них на ночевки, но очень редко, ведь, возвращаясь домой вечером, он всегда приступал к работе. Такая у него привычка. Но сейчас, если он даже и вернется домой, то не сможет притронуться к чертежам, потому что мысли будут забиты совершенно другим. Все его мысли будут забиты собственной глупостью и аль-Хайтамом. Наконец-то Коллеи вернулась, а вместе с ней в домик зашел и Тигнари. Взгляд его, как обычно, был недовольным. - Серьезно? Ты здесь, - он сложил руки на груди, недовольно осматривая промокшего гостя. - И тебе «привет», - Кавех смущенно улыбнулся. Под таким пристальным взглядом ученого Амурты было очень сложно оставаться спокойным. А когда он начинает еще и отчитывать… у-у-у… - Ты снова ушел из дома? Надеюсь, у тебя есть весомая причина приходить сюда, - Тигнари тоже был весь мокрый с головы до ног, а сапоги его были в грязи, поэтому он не проходил дальше в комнату, а стоял у порога. - Ну, по правде говоря, я просто был рядом, когда начался ливень, поэтому мне было проще добраться до Гандхарвы, чтобы переждать дождь, нежели возвращаться в город, - он посмотрел на Коллеи, будто надеясь, что та не выдаст настоящую причину. - Да! – громко подтвердила девочка. – Кавех постучался ко мне, и вид у него был действительно очень ужасный! Я же не могла его выгнать. Долг Стража… - Да-да, я вас понял, - перебил её наставник. – Хорошо, Кавех. Отправлять тебя в путь обратно нельзя, потому что ночью ты точно заплутаешь в джунглях. - Нет, правда, спасибо за гостеприимство, - он снял с плеч данное ему хозяйкой дома полотенце и отдал его ей обратно, поднимаясь затем из-за стола, - но мне правда нужно идти. - Нет, - Тигнари даже пригородил ему путь своей далеко не самой широкой спиной, но зато достаточно широкими ушами, - ты никуда не пойдешь, Кавех. В джунглях опасно, я не хочу, чтобы оползень накрыл и тебя. - Ну, правда, Тигнари, - начал заговаривать ему зубы тут, - я живу в Сумеру всю жизнь, и прекрасно знаю, как выживать в джунглях. Тем более у меня хорошие знания о природе изменчивости ландшафта, поэтому я смогу заметить признаки надвигающегося оползня. - В кромешной темноте? Сейчас, когда небо заволокли тучи, и не видно ничего? – доказывал ему хвостатый парень, что Кавех не прав. – Ты остаешься сегодня тут, и это не обсуждается. К тому же… - он кратко глянул на Коллеи. – Я догадываюсь, что ты здесь далеко не из-за обычного дождя. Скажи правду – вы опять поссорились? Архитектор тяжело вздохнул и прикрыл лицо руками, тихо подтверждая: - Да. - Так я и знал. - Но на этот раз виноват я, поэтому… - он будто пытался сейчас оправдаться перед самим собой. – Поэтому я должен вернуться. - Утро вечера мудренее, Кавех, - Тигнари настаивал на своём. – Лучше не торопись. Ты всё успеешь сказать аль-Хайтаму завтра. А сейчас… Коллеи, - он обратился к своей ученице, - можешь, пожалуйста, подготовить лежак для Кавеха? А я пока принесу ему сменные вещи. - Конечно, наставник! – воскликнула девочка и полезла в нижнюю часть шкафа, доставая оттуда запасное постельное белье и подушки. Она постелила ему на полу, и словами было сложно передать, как парень был рад тому, что он наконец-то сейчас окажется в постели. Спустя несколько минут вернулся Тигнари и принес ему одежду, поэтому архитектор будет спать ещё и сухой. Переодевшись, он сразу же устроился на полу, завернувшись в одеяло. Глаза закрывались, но мысли всё еще были беспокойными. Тигнари их покинул, отправляясь к себе домой. Коллеи же переоделась в пижаму, пока Кавех переодевался на улице, и тоже устроилась у себя на кровати. Они приглушили свет, и были готовы наконец-то уснуть. Сегодняшний безумный день, который он не надеялся пережить, наконец-то закончился, и усталость, переполняющая тело Кавеха, медленно начала растворяться под теплым одеялом. Шум дождя сначала успокаивал, а потом перед глазами парня промелькнул тот образ сегодняшнего аль-Хайтама, прижимающего его к скале. В глазах его был страшный и пронзающий насквозь огонь, будоражащий сознание где-то на подкорке. В тот момент Кавех будто бы смотрел в глаза не человеку, которого знает давным-давно, а лесному хищнику, набросившемуся на жертву. Он не знает, как характеризовать его поведение. Впервые он не знает, как реагировать на аль-Хайтама, которого, казалось бы, знает вдоль и поперек. Он видел его всяким: довольным, хмурым, раздраженным, обиженным. Да, все эти образы мало чем отличаются друг от друга, ведь эмоциональный диапазон у него буквально, как у камушка, однако архитектор всегда гордился тем, что умеет замечать малейшие изменения в его настроении; считывать то, что для других кажется нечитаемым и непонятным. Сегодня он не знал, как интерпретировать его поведение. Он был страшен, он был… разгневан. Это то, что никогда не ассоциировалось у Кавеха со своим соседом. Это было не его лицо. В тот момент он понял, что сегодня впервые переступил ту самую грань, – сделал то же, что когда-то сделал и сам аль-Хайтам, - нашел его слабое место. У него не укладывалось всё в голове. Он не мог просто взять и за один момент принять всё случившееся. Всё это казалось ему очень странным и нереалистичным. Сам факт того, что аль-Хайтам всё это время был его тайным воздыхателем, похоже больше на какой-то очередной глупый анекдот от Сайно, нежели правду. А то, что при этом аль-Хайтам спас его от самоубийства – это вообще какой-то сюрреализм. В голове вертелись мысли и о том, как он завтра придет домой. У аль-Хайтама отпуск, значит, он будет, скорее всего, сидеть дома за своими дурацкими книжками, поэтому встреча, конечно же, неизбежна. Кавех даже не представлял эту картину… как ему банально посмотреть ему в глаза и начать диалог? Что вообще он должен ему сказать, ведь подобные признания не должны оставаться без какого-то ответа. Но что ему ответить? Эта первая относительно осознанная мысль, которая пришла к нему, когда он услышал слова признания от аль-Хайтама. Как он должен на это реагировать? Что он должен сказать? Нужно ли ответить взаимностью? А сможет ли Кавех вообще ответить взаимностью на чувства аль-Хайтама? В мыслях всплывают примерные образы их возможных отношений. Например… подержать его за руку?.. «О-о-о, нет! Это ужасно!» - подумал сразу же парень, представляя подобную картину. И дело не в том, что ему было омерзительно подобное – он всегда толерантно относился к подобным отношениям между мужчинами, да и всегда находил свой пол таким же привлекательным, как и противоположный, вот только подобного опыта у него в таких делах не было, а поэтому такие отношения казались ему очень странными. Особенно с аль-Хайтамом. Потом он вспомнил их недавние посиделки, и как уснул с соседом на одной софе, укрывшись одним пледом. Это показалось ему… милым? Возможно, если бы у них были какие-то романтические отношения, то подобные посиделки происходили бы чаще. И от этого даже стало как-то тепло на сердце. И Кавех подумал о том, что можно было бы попробовать предложить аль-Хайтаму встречаться, если это можно так назвать. Может быть, это было бы не так плохо? Он не чувствует к аль-Хайтаму какого-то отвращения, просто однажды тот его очень неприятно задел, и это оставило глубокий след в душе архитектора. Потому что тогда аль-Хайтам сказал ему очевидную правду. Мысли всё не давали Кавеху успокоиться и уснуть, несмотря на то, что тело уже изнемогало от усталости. Он ворочался под одеялом на лежаке, периодически открывая глаза и всматриваясь в темноту за окном. Да, тут Тигнари прав. Не хотелось бы идти по такой тьме домой – в Сумеру. Только-только он прикрыл глаза и даже относительно успокоился, как внезапно услышал шепот сверху – с кровати рядом: - К-кавех, - вдруг позвала его Коллеи. - М? – полусонно ответил ей парень, не шевелясь. - Ты… спишь? - Нет. Не могу уснуть. - Я тоже, - говорила та, переворачиваясь на спину и смотря в потолок, - я… просто привыкла спать одна, поэтому это кажется мне странным. - Понимаю. Мне тоже тяжело уснуть на новом месте, - он повернулся на другой бок, чтобы посмотреть на девочку. – Хотя… я вроде как устал, но сна ни в одном глазу. Коллеи перевернулась на бок – в сторону Кавеха - и придвинулась к краю, дабы смотреть на него во время этого ночного разговора, хотя видно его в темноте было очень плохо. - Я тоже долго не могла нормально спать, когда приехала сюда. Это было… тяжело – освоиться в… - она запнулась, думая, как правильно изъясниться, - в обществе. - Понимаю. Общество – это вообще коварная черная, хаотичная масса, которая способна тебя раздавить. Поэтому ты должна быть сильной. Не сказать, что Коллеи эти слова как-то замотивировали. Подобное вообще не может кого-то замотивировать, ведь Кавех просто сказал ей так, как это бывает на самом деле. - Я знаю, - голос звучал её тихо, но уверенно. Она уж точно лучше всех знала, каким может быть общество. Знала даже лучше своего собеседника, - но я думаю, что… сейчас я достаточно сильная. Сильнее, чем раньше. И дело даже не в физических способностях и умениях… можно сказать, что в этом плане я даже стала слабее, но… Сейчас я более уверенная. Более… понимающая, - она затихла, выдохнула и сказала уже действительно уверенно и утвердительно: - Я стала взрослее. Почему-то эти слова еще юной девочки тронули Кавеха. Он действительно помнит, какой она была раньше, когда только-только Сайно привел её в Гандхарву. Вся перемотанная, больная элеазаром, тощая и бледная. Когда он впервые увидел её, то подумал, что она месяц назад потерялась в лесу, и вот дозорные наконец-то нашли её. Сайно не рассказывал, что именно случилось с этой девочкой, так же, как и Тигнари. Единственное, что знал Кавех, - это то, что она долгое время жила в изоляции. Это всегда настораживало парня, но он решил, что лучше не докапываться до них – подобное может только сильнее напрячь и его друзей и саму Коллеи. Уж лучше пускай он знает её сегодняшнюю – милую, неграмотную девочку с зелеными волосами, которая кажется очень дружелюбной, но той еще язвой, если с ней достаточно пообщаться. Это и делало её такой уникальной, ведь как бы она не пыталась походить на Тигнари, на дозорных и на ту девочку из Мондштадта, она всегда останется собой, какие бы трудности не представали перед ней. И Кавех догадывался, что трудностей у неё было много. Ему был знаком этот взгляд – неуверенный, потерянный, эти сжатые в кулаки руки, дрожащие и холодные. Был знаком этот тихий голос и желание помочь – чем угодно, когда угодно, без разницы, какой это может принести вред собственному организму. Он знает это, потому что сам когда-то пытался быть больше, чем просто одинокий ребенок, пытающийся вытащить мать из депрессии. Обреченность. Это чувство, которое он сразу же узнал в глазах зеленоволосой девочки, пришедшей в Гандхарву. Но среди тьмы обреченности в бескрайнем омуте её глаз он увидел и искру – искру надежды на то, что сейчас всё изменится. Для Кавеха этой искрой была архитектура. Эта искра горела маленьким огнем, с каждым днем разгораясь всё сильнее. Она застилала собой взгляд юного студента Кшахревара, заставляя надрываться, что есть мочи. Эта мечта горела так ярко, что однажды сожгла его дотла, и он до сих пор пытается разгрести этот пепел, пытается откопать то, что уцелело. У Коллеи получается. Значит, и у него тоже получится. Просто ему тоже надо повзрослеть. - Это хорошо, - он как-то грустно улыбнулся, будто пытаясь поддержать девочку, хотя сейчас ему и самому нужна поддержка, - я очень рад за тебя. Ты правда сильно изменилась за время, проведенное в Сумеру. - Ха! Ты правда так думаешь? – она заметно повеселела, зашуршав под одеялом. – Мне кажется, что я только больше деградирую… - Ну почему? Тигнари же не просто так устраивал вечеринку в честь твоего нового этапа обучения. Кстати, - он внезапно вспомнил об их споре, - ты так и не решила, куда пойдешь учиться? - Нет. Я пока что пробую варианты, но думаю, что я буду учиться на Амурте, как и наставник. - Это здорово, но главное, чтобы тебе нравилось. - Мне нравится, просто я еще не пробовала другие варианты. Кстати, Кавех, если тебе не трудно… - она явно засмущалась, - ты бы… не мог показать мне основы архитектуры?.. - Архитектуры? Ты серьезно рассматриваешь Кшахревар, как один из вариантов? – удивлялся парень, ведь он бы никогда не стал рекомендовать кому-то собственный даршан, учитывая, какие проблемы это приносит. И не приносит моры. - Да. А почему бы и нет? – она присела на кровати, свесив ноги. – Мне кажется, что это интересно. - Ну, это смотря с какой стороны… У меня-то просто мать была архитектором, поэтому её увлечение передалось и мне, - пояснил Кавех, тоже присаживаясь на лежаке напротив собеседницы, - но если ты хочешь, то могу показать что-нибудь… да хоть сейчас! - Правда?! – воскликнула девочка и аж спрыгнула с кровати. – Тогда я готова! Сейчас! Она зажгла лампу и поставила её на стол, затем пошла рыться в ящиках. Парень с недоумением смотрел на неё. Честно говоря, он не ожидал, что она воспримет его слова буквально, однако Кавех всё равно не мог уснуть, так почему бы и не показать ей пару уроков? - Честно говоря, я не самый лучший художник. Единственное, что я зарисовывала когда-то – это растения местных лесов, так как мне необходимо их знать, как дозорному, - она достала альбом и карандаши, присаживаясь за стол. Кавех вылез из лежака и сел рядом. Коллеи же принялась демонстрировать ему свои рисунки. Они были достаточно подробными – видно, что она очень старалась, пытаясь достоверно нарисовать каждый листочек того или иного растения, чтобы потом их ни с чем не перепутать. - Знаешь, это выглядит очень хорошо, Коллеи, - честно сказал ей Кавех. – Не знаю, как насчет отрисовки зданий, однако из тебя может получится достаточно хороший художник. В архитектуре, конечно, преимущественно важна четкость линий, правильное построение, форма, а потом уже дизайн, хотя я, конечно, как человек искусства, считаю, что дизайн играет такую же роль, как и всё остальное. Скажи, какое здание ты бы хотела нарисовать? - Хм-м-м… - она почесала голову карандашом, задумываясь. – Когда задают такие вопросы, в голове сразу же стрекочут кузнечики. Мне ничего не приходит на ум, - ответила она, помотав головой. – Может, начать с чего-нибудь простого, вроде тех же подвесных хижин? - Ну, можно попробовать, хотя я бы не назвал их конструкцию простой. Может, тогда лучше что-то из архитектуры Мондштадта? Ты помнишь, какие там дома? - Примерно, - ответила та, представляя двухэтажные городские домики – белые с деревянным каркасом и темной крышей. – Они не кажутся очень сложными. - Так кажется на первый взгляд, но, думаю, мы сможем изобразить что-то подобное. Попробуй нарисовать, - сказал Кавех, указывая на чистый лист. Коллеи несколько неуверенно посмотрела на лежащий перед ней альбом. Она чувствовала себя так, будто бы сейчас архитектор держит у её горла нож, - одно неверное движение, и ей конец. Тот, конечно, заметил её неуверенность: - Давай, я не буду тебя ругать. Ты, главное, рисуй, - спокойно сказал он, улыбаясь, и девочка всё-таки начала рисовать. Сначала она нарисовала квадрат, потом окошко, крышу, и у Коллеи получился типичный детский рисунок, какой изображают маленькие дети. - Ну, как-то так, - сказала она, откладывая карандаш. – Я не знаю, как рисовать дальше. - Всё просто. Давай посмотрим, - он подвинул альбом ближе к себе. – Вспомни, какие именно дома в Мондштадте. Исходя из того, что я знаю, они чаще всего двухэтажные. Что это значит? - М-можно пририсовать этаж вниз? – ей было неловко, поскольку она понимала, как её рисунок далек от совершенства, поэтому и подобные предположения давались ей тяжело. - Давай, - улыбнулся ей парень, подвигая альбом к девочке. Та нарисовала еще один квадрат снизу. - Ерунда какая-то, - проговорила она, снова отбрасывая карандаш. – У меня совсем нет таланта. Я представляю, как выглядят эти дома, но вообще не знаю, как перенести их на бумагу. - Ничего страшного, ты должна пробовать. Как ты думаешь, что нужно добавить еще? - Ну… - она задумалась, осматривая свой неказистый детский рисунок. – Если там этаж внизу, значит, должно быть окно. Кавех кивнул ей, и Коллеи нарисовала квадратненькое окошко – такое же, как и наверху, только на нижнем квадрате. - Да, хорошо, - парень больше смотрел на её задумчивое лицо, нежели на рисунок, потому что ему хотелось внимательно следить за тем, что она испытывает, когда пытается изобразить здание. Это гораздо важнее, нежели сам труд. - Может?.. Хотя… нет, - размышляла она, пытаясь придумать, что добавить еще. - Я знаю, - она принялась стирать нижнее окно. Кавех её не останавливал. Вместо одного окошка, она нарисовала два по сторонам, а в середине нарисовала продолговатый прямоугольник с черной точкой с боку – дверь. - О, вот это уже прогресс, - задорно нахваливал её Кавех. – Ты молодец, что додумалась. Однако, насколько я знаю, дома в Мондштадте несколько выше. Почему? - Да откуда я знаю?! – внезапно сорвалась она, хотя в её словах не было злобы. Коллеи просто очень сильно напрягалась. – Извини… - она опустила глаза, пытаясь понять, что он имеет в виду. – Может… потому что они все с лестницей. Я знаю! Нужен фундамент! - Да, рисуй. Она пририсовала небольшую основу внизу, а затем чуть-чуть подтерла и попыталась нарисовать лестницу перед дверью. Получилось действительно не очень аккуратно и красиво, но было понятно, что именно хочет изобразить художник. - Так, давай теперь поработаем над эстетической составляющей, - сказал Кавех. – Какой фасад у этих зданий. - Ну… у них там всякие доски… типа того, - она нарисовала каркас из досок, специально закрашивая их темным, дабы подчеркнуть различие. Другой бы учитель сказал, что сначала надо дорисовать всё, а потом закрашивать, но Кавех не стал придираться – пускай рисует так, как ей хочется, ведь у них сегодня пробный урок. - Хм-м-м… похоже. - А ты когда-нибудь был в Мондштадте, Кавех? – решила спросить у него Коллеи. - Нет, но мы проходили мондштадтскую архитектуру, поэтому я знаю, какие там здания, - пояснил архитектор, а затем посмотрел на рисунок. – В целом мне всё нравится, разве что я бы добавил мансардное окно. - Это которое? – непонимающе посмотрела на него Коллеи, опять почесывая голову карандашом. - Это которое под крышей. Место под крышей называется мансардой. - А-а-а… поняла, - она подрисовала окошко под крышей. – Что еще? - Думаю, что для первого раза достаточно. Может, поучимся формам? - Формам? - Да, переверни на чистый лист. Девочка перевернула лист, а затем Кавех сказал: - Теперь рисуй квадрат. Она нарисовала квадрат, кое-как делая линии относительно ровными. - Плохо. Квадрат одинаковый со всех сторон, - он вдруг включил учителя, уже строже оценивающего её работу. - Но… ладно, - она принялась исправлять, пытаясь сделать квадрат ровнее. Спустя две минуты у неё наконец-то получилось достигнуть относительного совершенства формы. - Что ж, уже лучше, - прокомментировал учитель. – А теперь сделаем из него куб. - Это?.. Это как? Я так не умею, - страдальческим голосом говорила Коллеи. Она явно начала выматываться. - Очень просто. Объем зависит от перспективы. Перспектива – это изменение формы, в зависимости от того, с какой стороны по мере удаления объект находится перед нами. - Что?.. – она ничего не поняла из его слов. - Ох, это и правда звучало непонятно, - усмехнулся Кавех, а затем взял у неё альбом, нарисовал посередине точку с лучами, выходящими из неё. – Вот так будет легче. Эти линии – это опоры, по которым изменяется форма конструкции, - он посмотрел на Коллеи, но теперь её взгляд стал еще более непонимающим. – Всё еще непонятно. Да. Но посмотри, - он нарисовал прямоугольник чуть ниже, а затем показал, как по этим линиям достраивает заднюю часть фигуры, делая её объемной. – Видишь. Форма становится уже, чем дальше она от нашего взгляда. - А-а-а! Теперь поняла. Так бы сразу и сказал! – она улыбнулась и хлопнула его по плечу. – Можно я? - Конечно, можно, - он отдал её карандаш, и девочка принялась по линиям вырисовывать продолжение квадрата, превращая его в объемный куб. – Вот так? - Да, хорошо, но тебе не кажется, что это неидеальный куб? - линии сзади были очень короткими, поэтому это было похоже на просто какую-то дощечку, а не полноценный куб. – Надо продлить его. - Поняла, - она стерла заднюю линию и продолжила две параллельных, затем дорисовывая. – Вот так? - Да, неплохо. Они еще сидели некоторое время. Кавех объяснял ей, как работать с формой и тенями. Для Коллеи это всё было очень сложно, однако она была рада тому, что узнает что-то новое. Оба они ужасно устали, однако их мозг всё равно продолжал работать, несмотря ни на что, будто окончательно добивая свою бодрость. Когда они оба измучались, пытаясь сделать правильную тень на нарисованном кубе, то всё-таки решили закончить на сегодня. - О, Архонты! Три часа ночи! – воскликнул Кавех. – Опять я засиделся. - Ох, я завтра не проснусь… - печально говорила Коллеи, понимая, что ей завтра рано вставать. – Надо укладываться. - Тогда твоё домашнее задание – нарисовать несколько кубиков. - Несколько?! Несколько – это сколько?! – она явно испугалась, так как вообще не была уверена в своей самостоятельности в плане рисования. - Сколько сможешь, ты ведь должна учиться и другим вещам, поэтому я не стану тебя нагружать. Кстати, если у тебя будет желание, то… ох… я совсем забыл! – Кавех встал со своего места, вдруг вспомнив одну очень важную ведь, о чем свидетельствовал его полный ужаса взгляд. – Я же должен буду послезавтра провести урок для маленьких архитекторов! Коллеи, приходи обязательно! - Хорошо, а куда? - Следующий урок будет на Большом базаре. Я хотел, чтобы ребята порисовали помещение внутри. - Я обязательно приду! – она тоже поднялась со своего места. – И большое спасибо, Кавех! Мне очень понравился наш урок. - Всегда пожалуйста. Мы же друзья. Она улыбнулась. Это явно её немного смутило, однако девочка была рада тому, что у неё есть те, кто может ей помочь. - Ладно, давай спать, а то мы завтра не проснемся, - сказала она и потушила свет, укладываясь затем на свою кровать. Кавех лег в лежак, задумчиво посмотрев в темный потолок. На его лице играла легкая улыбка. Пожалуй, это действительно ему нравилось. Может, стоит пойти учить и студентов постарше? – Спокойной ночи, Кавех. - Спокойной ночи, Коллеи.