Coffee and Mayhem

С тобой я счастлив быть собой. Не притворяйся, потому что мне не нужно притворяться. Я за тысячу миль от дома, но все же я не одинок. […] Что ж, наверное, мы никак не могли такое предвидеть, Что окажемся на разных концах света. Но я просто хочу, чтобы ты знал, Что у меня будет все, что мне нужно, Если только ты будешь стоять передо мной. Тогда я, наконец, увижу, что значит быть целым. Нам не нужно тратить наши жизни на погоню за золотом. Где бы мы с тобой ни были, я назову это место своим домом. О, у меня было бы все, что мне нужно, Если бы ты был лучшей частью меня. - Том Уокер — «Лучшая часть меня» ~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~ Хватает всего минуты. Одной минуты, на которую Стоун отходит от доктора. Больше не надо. И уже его работодатель умудряется попасть в неприятности. Оглядываясь назад, можно сказать, что Стоун сам во всем виноват. Он знает, что лучше не оставлять доктора одного, особенно когда вокруг одни слабоумные идиоты. Быть вынужденным в полном одиночестве присутствовать на «собрании самых ТУПЫХ людей человечества», как правило, раздражает Роботника до такой степени, что он начинает становиться еще более невыносимым в своих и без того несдержанных и резких комментариях, а это, в свою очередь, приводит к обострению обстановки вокруг него. А начиналось все довольно безобидно. Их вызвали для демонстрации различных вариаций бэдников перед несколькими воинскими подразделениями. Изобретения варьируются от обычных дронов и небольших танков на самоуправлении, до бомб, настолько маленьких, что их можно спрятать в рукаве; каждое из них — шедевр гениального интеллекта, о чем Стоун не устаёт непременно сообщать доктору. Поскольку, несмотря на то, что Роботник насмехается и огрызается на него за все эти комплименты, Стоун все еще чувствует, что это часть его долга — убедиться, что другой знает, что кто-то ценит его гениальность именно за это — за саму гениальность, перед которой стоит благоговеть и быть благодарным за то, что стал её свидетелем. К сожалению, Стоун, похоже, один из очень немногих людей, которые так думают. Сегодняшний день становится еще одним доказательством этого. Каждое изобретение, представленное Роботником, так или иначе подвергается критике. «Слишком сложно контролировать», «слишком опасно, чтобы позволить работать без управления человеком», — всегда есть эти: «если», «но», «а вдруг». К тому времени, как они делают перерыв, Роботник уже кипит от злости, руки дрожат так, что с уверенностью можно сказать, что он сейчас с удовольствием надел бы перчатки и обрушил бурю на головы этих идиотов. Состояние Стоуна не сильно отличается, он просто лучше это скрывает. Внутренне он близок к тому, чтобы наорать на каждого из них. Они должны быть благодарны, вместо того чтобы требовать все больше и больше. Он проглатывает это, сосредотачиваясь на своей работе — нужно убедиться, что с его боссом все в порядке. Наклонившись, он шепчет стоящему рядом напряженному мужчине. — Может быть, кофе, доктор? — Да, — огрызается Роботник, как будто он каким-то образом оскорблен тем, что к нему вообще обращаются, но Стоун слышит за этим вздох облегчения. По-видимому, обрадованный возможностью покинуть демонстрационную площадку, доктор почти выбегает в главный зал, Стоун следует за ним по пятам. В углу зала установлен небольшой буфет и кофемашина, вероятно, для зрителей, собравшихся здесь сегодня, и они направляются прямо к нему. Роботник, не оглядываясь, проносится мимо столов с едой и направляется прямо к кофемашине, решительно избегая любого зрительного контакта и обходя все тела, стоящие между ним и его целью, достаточно широко, чтобы ему не пришлось никого случайно задеть. Он решительно сдвигает короткую очередь, подходя прямо к кофейному автомату, — Стоун выразительным, тяжёлым взглядом заставляет мужчину, который до этого был первым в очереди и уже собирался открыть рот в знак протеста, благоразумно промолчать, — и начинает возмущаться и жаловаться в своей обычной манере. — Нормального молока нет, — бормочет Роботник себе под нос, рассматривая имеющийся у него выбор, и с низким недовольным ворчанием останавливается на обычном молоке. — Господи боже… Кофе готов, и доктор немедленно добавляет в свой стакан столько молока, что оно чуть не переливается через край. Несмотря на то, что напиток горячий, Роботник подносит стакан к губам и делает большой глоток. Только для того, чтобы сразу же выплюнуть большую его часть на землю. — Буээ… — Роботник высовывает язык, давясь, как будто его заставили проглотить что-то действительно ужасное. Остаток его кофе выливается на землю без особых церемоний, и доктор продолжает громко высказывать свое недовольство. — Что это вообще такое, грязная вода с посудомойки? Неудивительно, что нас окружают слабоумные, эта дрянь расплавляет клетки мозга. Он продолжает корчить рожи и преувеличенно отплевываться и фыркать. Это почти очаровательно, не то чтобы Стоун когда-либо был настолько глуп и откровенно склонен к самоубийству, чтобы позволить этой мысли отразиться на своём лице. Он все еще сдерживает улыбку, когда Роботник властно указывает на него пальцем и рявкает: — Стоун, тебе лучше сказать, что ты принес с собой латте. Как будто в этом могут быть какие-то сомнения. Это так называемый «экстренный латте», который он всегда приносит на такие встречи на случай, если не будет возможности достать хороший кофе. Он прекрасно понимает, что доктору нужен его латте, особенно после того, как ему приходится присутствовать на подобных собраниях. — Разумеется, доктор. — Но даже произнося это, он осознает свою ошибку и невольно корчит гримасу. — Что? — Потому что, конечно, даже малейшее подергивание не остается незамеченным для сканирующего взгляда учёного. — Я оставил его в машине. — Ну? — Роботник ждет мгновение, дольше, чем он стал бы ждать кого-либо другого, прежде чем закатить глаза. — Так пойди и принеси его. Обычно он сделал бы это без колебаний, но, учитывая, где они сейчас находятся, Стоун колеблется дольше, чем нужно. Он не сомневается, что доктор может позаботиться о себе в течение двух минут, но… ему приходится бороться с желанием сказать что-то вроде: «Пожалуйста, не нарывайся на неприятности», прежде чем он поворачивается, чтобы сделать то, что ему сказано. Ему кажется, что если он выскажет что-то подобное вслух, это может быть истолковано гением как вызов сделать именно то, чего его просили не делать. Он почти бежит трусцой всю дорогу до машины и обратно. Все будет хорошо, он пытается успокоить себя по дороге, он отлучился всего на две минуты, что может произойти за две минуты? По-видимому, очень многое. Он уже слышит повышенный голос Роботника, все еще находясь на полпути через зал, насмешливый и снисходительный, а больше всего невероятно раздраженный. — …в самом деле не удивлен, что кто-то с таким мизерным интеллектом, как у тебя, не может распознать хорошую работу, даже когда ее суют ему в лицо, но, по крайней мере, имей порядочность не открывать свой рот рядом со мной. Это вызывает у меня головную боль и снижает коллективный IQ всей комнаты на несколько десятков пунктов. Стоун сразу же ускоряется, в нем нарастает чувство страха. Он нормально относится к тому, что доктор оскорбляет людей, часто даже с удовольствием наблюдает, но только когда он присутствует рядом, чтобы вмешаться, если кто-то впадает в ярость из-за оскорбления. Доктор — это нечто великое во многих отношениях, но он не боец, это работа Стоуна. Он даже не уверен, есть ли у его босса сейчас при себе какие-нибудь бэдники для защиты. Раздается глухой звук, а затем скрежет, как будто что-то с силой ударяется о стол, сдвигая его с места, и по толпе прокатывается волна вздохов и бормотания. Беспокойство подтверждается, Стоун немедленно бросается в спринт, без оглядки расталкивая людей на своем пути. Ему требуется всего несколько секунд, прежде чем он, спотыкаясь, высвобождается и, наконец, снова видит доктора, но ему кажется, что прошла целая вечность. Роботник как раз выпрямляется, опираясь на стол, на который его, по-видимому, толкнули, пряди волос падают на глаза, расширенные от удивления и оскорбленной ярости. Мужчина, одетый в стандартные военные камуфляжные цвета, бросается на него со всей силой разъяренного быка, с убийственным выражением лица, уже поднимая руку для замаха. Нет времени анализировать дальше или размышлять. Он может только действовать. Стоун прыжком преодолевает последнюю дистанцию и буквально бросается между доктором и нападающим, выбрасывая руку вверх, на ходу блокируя удар, направленный в его сторону. Удар оказывается более болезненным, чем он ожидал — а, неудивительно; кулак попадает точно по его часам. Боль от столкновения металла с костью заставляет его поморщиться, но этого недостаточно, чтобы остановить его. Схватив запястье другого мужчины, он выкручивает его, заставляя руку нападающего вывернуться следом, при этом едва не смещая его плечевой сустав. В то время как сбитый с толку военный все еще ругается от боли и, шатаясь, подается вперед, чтобы ослабить давление, Стоун поднимает одну ногу и боком, с силой бьёт мужчине под колено, испытывая мрачное удовлетворение, когда чувствует, как что-то хрустит под его ботинком, и слышит, как ругань другого превращается в вой. Когда его противник падает на колени, продолжая кричать, Стоун использует свой стальной захват на его запястье, чтобы завести его руку вверх и назад, в это же время быстро обходя его. В считанные секунды он заламывает руку мужчины за спину и удерживает его, для пущей убедительности упираясь собственным коленом в поясницу мужчины. Для него это тоже не совсем удобное положение, но у него свободна только одна рука, так как другой он все еще держит латте, и он хочет быть уверен, что слабоумный не сможет снова встать. Даже сейчас военный продолжает вырываться, пытаясь сбросить его с себя, хотя его лицо бледно и искажено болью. — Отвали… от меня! Стоун как раз собирается наклониться сильнее и потянуть еще чуть-чуть, когда чувствует знакомое присутствие рядом с собой, и твердая рука ложится ему на плечо, подавляя его гневный порыв. — Сержант Хрен-его-знает, — произносит Роботник нараспев, звуча чересчур жизнерадостно, в то время как он наклоняется на один уровень со Стоуном, чтобы пристальнее разглядеть своего потенциального противника. — Я вижу, вы познакомились с моим ассистентом. — С-скажи ему, чтобы… — тот, кто оказался сержантом прерывается на полуслове со стоном боли, когда Стоун прижимает колено сильнее, ему не нравится требовательный тон по отношению к доктору. — Чтобы он слез с тебя? Ах, видишь ли, в чем проблема с помощниками-людьми — иногда они просто не слушаются. — Роботник говорит таким тоном, который ясно дает понять, что сожаление — это последняя эмоция, которую он сейчас испытывает. — Так ненадежны, в отличие от машин. Иногда это действительно раздражает. Услышав невысказанное одобрение за этими словами, Стоун усиливает захват ещё немного, причиняя своему пленнику еще больший дискомфорт, — приглушенные стоны звучат как музыка для его ушей — пока рука доктора слегка не сжимает его плечо. Стоун немедленно отпускает военного из захвата, отодвигается от него и встаёт, при этом напоследок упираясь коленом в спину противника достаточно сильно, чтобы заставить того упасть лицом вперед для пущей убедительности. Роботник уже снова говорит, в то время как Стоун все еще встает, голос скучающий, но резкий. — Послушай, сержант, если ты не в состоянии справиться с заслуженной критикой, возможно, тебе стоит задуматься о смене сферы деятельности. Сержант двигается осторожно, заметно морщась, когда ему приходится вытянуть руку вперед, чтобы опереться на нее и встать. Он краснеет от смущения и ярости, когда осторожно поднимается на ноги, и его взгляд полон такой ненависти, что кажется вполне возможным, что он попытается достать доктора ещё раз. Стоун старается сместиться таким образом, чтобы оказаться наполовину перед Роботником, не делая никаких попыток скрыть свой собственный свирепый взгляд. Рука Роботника все еще лежит у него на плече, и, на самом деле, это единственное, что в данный момент удерживает его от того, чтобы ударить сержанта первым, просто чтобы поставить того на место. Возможно, его мысли отражаются на его лице, потому что сержант, кажется, немного приходит в себя, гнев не исчезает полностью, но тускнеет настолько, что мужчина начинает лучше осознавать, где он находится и сколько глаз в данный момент устремлено на них. Его взгляд мечется по сторонам, от Стоуна и Роботника к толпе, собравшейся вокруг них. Если он ищет поддержки, никто не приходит на помощь; головы присутствующих отворачиваются, никто не хочет смотреть в глаза избитому человеку. Он одинок в этой борьбе, и, должно быть, он это осознает, так как окончательно берет себя в руки и начинает пятиться, как собака, поджавшая хвост. Стоун слегка расслабляется только тогда, когда мужчина исчезает в рядах безликой толпы. Полное расслабление наступает, когда Роботник отпускает его плечо, очевидно, тоже решив, что опасность миновала. Теперь, когда адреналин спадает, Стоун слышит собственное хриплое дыхание, эхом отдающееся в ушах, чувствует, как пульсирует запястье в том месте, куда он получил удар. Понимая, что сейчас он, должно быть, выглядит растрёпанным, он отряхивается, поправляя костюм; пока он это делает, что-то звякает у него на запястье, и Стоун морщится, когда опускает взгляд. Осколки стекла осыпаются с его наручных часов. Отлично. Часы были недавним приобретением; приятная мелочь, которой он решил себя побаловать. То ли то, как он морщится, то ли то, как он автоматически тянется к собственному запястью, привлекает внимание Роботника, пронзительный взгляд которого немедленно устремляется на Стоуна, чтобы просканировать его с головы до ног. — Ты позволил ему тебя достать? — Ерунда, максимум синяк останется. — Начиная вслепую отстегивать часы, Стоун поворачивается к своему работодателю. — С тобой все в порядке, доктор? — Разумеется. Ни царапины. — Гений усмехается, делая глоток своего латте. Сразу же его напряженное выражение лица несколько расслабляется, усы подергиваются в легкой улыбке. — Хорошая работа, Стоун. Небрежно брошенный комментарий можно отнести как к своевременному спасению, так и к латте. Но в любом случае, он заставляет Стоуна сразу немного расправить плечи, он тут же забывает о любом раздражении по поводу поврежденного запястья или разбитого аксессуара. — Спасибо, доктор. — Стоун, я принял решение. С меня хватит этой помойки, — последняя фраза произносится достаточно громко, чтобы ее наверняка услышала большая часть зала. Роботник одним большим глотком допивает остатки своего латте, швыряет пустой стаканчик через плечо и поворачивается к выходу, одновременно подзывая Стоуна к себе. — Давай убираться отсюда. Мы могли бы заняться гораздо более интересными вещами, чем тратить здесь наше драгоценное время. Предполагалось, что они пробудут здесь до конца дня, но если так посмотреть, кто способен остановить доктора Айво Роботника, когда тот что-то задумал? Ну, разве что, Стоун, но он определенно не собирается сейчас этого делать. Он слишком наслаждается употреблением слов «мы» и «наше» в этом предложении, чтобы заботиться о чем-либо еще, сияя и с готовностью отвечая: — Да, доктор. — И следует за своим боссом, игнорируя шепот и взгляды, которые они получают, когда выходят. По пути к двери Стоун, не оглядываясь, выбрасывает свои разбитые часы в мусорную корзину и тут же забывает о них. ~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~ Когда Стоун входит в лабораторию ровно в восемь утра следующего дня со стаканом обжигающе горячего латте в одной руке и планшетом в другой, Роботник уже сидит, низко склонившись над чем-то, что выглядит как новый прототип или, по крайней мере, его часть. С того места, где стоит Стоун, можно разглядеть только спину доктора и несколько кусков металла и проволоки, выглядывающих из-за него. — Доброе утро, доктор, — весело приветствует он, пересекая комнату. — Латте сейчас или позже? Раздается едва слышное ворчание, что-то, что могло бы означать «доброе утро» или «сейчас», или вообще ничего из этого. Честно говоря, сомнительно, действительно ли Роботник слышал то, что он сказал. Стоун терпеливо ждет, пока одна рука не вынимается из корпуса прототипа, в который доктор погружен по локоть, и не вытягивается в его направлении, пальцы шевелятся в беззвучном движении: «Давай сюда». «Сейчас, стало быть», думает Стоун со вздохом и передает кофе. И завороженно наблюдает, как Роботник осушает весь стакан в два-три больших глотка, с грохотом ставит его на стол и снова погружается в свою работу. В один прекрасный день этот человек получит ожог гортани третьей степени, Стоун просто знает это. Решив, что сегодня один из тех дней, когда доктор просто не в настроении разговаривать, Стоун тихо поворачивается, чтобы вернуться к своей работе, решив дать мужчине его личное пространство. Он делает два шага, прежде чем Роботник вдруг произносит: — Стоун. — Доктор? — Ответ следует на автопилоте, в то время как Стоун удивленно оборачивается. Роботник жестикулирует через плечо, не поднимая глаз. — Возьми устройство вон там, на столе. Мне нужна подходящая подопытная крыса, и ты вполне сойдёшь. Больше заинтересованный, чем встревоженный, Стоун следует за жестом и подходит к упомянутому столу. Первое, что он замечает, — это небольшая стопка заметок, небрежно склеенных друг с другом, написанных торопливым почерком доктора; только когда он осторожно отодвигает ее в сторону, он находит устройство, о котором говорил доктор. Это смарт часы; изящные, простые и непримечательные на вид. Они выглядят как любые другие часы, но когда Стоун осторожно берет их в руки, он просто знает, что это нечто большее, чем кажется на первый взгляд. У доктора в лаборатории не может быть ни одной примитивной технологии. Это должно быть… — Новый прототип? — Стоун спрашивает вслух вместо вопроса, который действительно вертится у него в голове: «Ты их сделал?» Но это был бы глупый вопрос с очевидным ответом, на который у доктора просто не хватит терпения. — Что-то вроде того, — отвечает Роботник, даже не отрываясь от своей работы. Он кажется рассеянным, даже незаинтересованным, но Стоун знает его достаточно хорошо, чтобы заметить притворство. Большая часть этого удивительного ума сосредоточена сейчас на этом разговоре, и доктор доказывает это, когда продолжает говорить. — Водонепроницаемые, практически небьющиеся, а также содержат несколько удобных приспособлений и опций — ознакомься с руководством для них. Ты протестируешь их для меня. — Я… да, доктор. — Стоун с усилием выдавливает из себя, чувствуя, как у него начинает кружиться голова от слишком быстрого потока мыслей. Это — замена его сломанным часам? Разумеется, это может быть совпадением, или просто поломка его часов вчера заставила Роботника задуматься о часах в целом и придумать это, но… Он никак не может отделаться от ощущения, что это своего рода подарок. Эта мысль снова побуждает его к действию, и Стоун спешит — осторожно — надеть часы. Они не только хорошо сидят, в тот самый момент, когда браслет защелкивается, экран оживает. Электронный циферблат, показатели сердечного ритма, геолокация… Стоун просматривает опции, улыбаясь, когда находит приложение для прямого доступа к личному календарю доктора и небольшое устройство, подозрительно похожее на крошечный лазер, которым можно стрелять с верхней панели часов. Решив позже ознакомиться с инструкцией поподробнее и разобраться, на что способно это маленькое чудо техники, Стоун кладет руку на часы, наслаждаясь ощущением их на своем запястье. — Я непременно тщательно протестирую их, доктор. Это, наконец, отвлекает внимание Роботника от его работы. Доктор поворачивается, чтобы взглянуть на него, приподнимая бровь. Он выглядит искренне удивленным. — Ты осознаешь, Стоун, что это устройство позволит мне отслеживать твое местоположение? На самом деле агент не сказал бы, что удивлен — в конце концов, это технология Роботника. Само собой, доктор не будет спускать с неё глаз. — Конечно, доктор. Тем не менее, бровь учёного только поднимается выше от его легкого согласия, глаза доктора немного прищуриваются, пока он изучает его. — Пока ты носишь их, я всегда буду знать, где ты находишься. Ты потеряешь ту малую свободу, которая у тебя еще есть. Его действительно беспокоит возможный отказ, или это такая проверка? Стоун не совсем уверен. В любом случае, он действительно не возражает. Возможно, ему самому даже стоит задуматься, насколько он не возражает. Но вес часов слишком комфортно ощущается на его запястье, и он все еще улыбается тому факту, что доктор, возможно, создавал это великолепное маленькое изобретение, думая о нем. Носить его — честь, а не обуза. Он радостно теребит браслет, все еще улыбаясь и шутя: — Ты всегда говоришь, что у меня и так нет личной жизни. Так что это ничего не меняет. Все лицо другого подергивается таким странным образом, как это иногда бывает в такие моменты; Стоуну всегда кажется, что в этом гениальном мозгу одновременно обрабатывается слишком много эмоций и мыслей, и доктор не совсем уверен, какой из них он должен позволить проявиться на своем лице, поэтому он просто показывает их все сразу на высокой скорости. Какой бы мыслительный процесс только что ни пронесся в голове Роботника, он, похоже, приходит к какому-то выводу: он поворачивается с громким хмыканьем и начинает что-то печатать на одном из голоэкранов. Восприняв это как разрешение идти, Стоун собирается развернуться и вернуться к своей работе, когда часы на его запястье тихо пищат. Удивленный, он бросает взгляд на экран и обнаруживает там текстовое сообщение большими буквами: ПРИНЕСИ МНЕ ЛАТТЕ Он ухмыляется еще до того, как заканчивает читать, и когда его взгляд падает на крошечный смайлик в виде дымящейся кофейной чашки в конце предложения, он разражается смехом по-настоящему. Когда он оглядывается, все еще посмеиваясь, он может поклясться, что видит, как Роботник борется с ухмылкой. — Я могу тут как-нибудь отвечать? — спрашивает Стоун, не задумываясь, с искренним любопытством. Как и следовало ожидать, доктор хмурится на очевидный вопрос. — Слишком ленив, чтобы читать инструкцию, Стоун? Но, нет. В чем смысл? Я даю тебе приказ, ты выполняешь его. Ответа не требуется. То, что для кого-то другого прозвучало бы как оскорбление, только заставляет Стоуна улыбаться шире. — Конечно, доктор. — Кстати, об этом: почему ты все еще стоишь здесь, после того как я отдал приказ? Давай, шевелись! — Уже бегу. — Чувствуя лёгкое головокружение от смеха, Стоун осмеливается слегка отсалютовать в сторону своего босса — за что тот опять хмурится и пренебрежительно машет на него рукой — прежде чем выскочить из лаборатории, чтобы сделать то, что ему приказали. Все время, пока он ждет включения кофемашины, он играет с браслетом своего нового аксессуара, улыбаясь так широко, что становится больно. ~~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~~~ И вот, в один момент доктор Роботник просто… исчезает. Стоуну не нужно слышать это от кого-либо, он и так знает. Он видит это сам, хоть и не присутствует лично. Он находится в лаборатории, пристально вглядываясь в голоэкраны, демонстрирующие показания джета доктора, с источником питания в виде иглы пришельца; уровень энергии, давление воздуха на пилота, шаткое изображение с камеры, установленной рядом с креслом пилота, и, самое главное, мигающую маленькую точку, показывающую агенту текущее местоположение модуля на карте мира. Он особенно пристально следит за ней с тех пор, как доктор отправился ловить инопланетного ежа. Он с благоговением наблюдает, как маленькая точка перескакивает из Сан-Франциско в Париж, затем в Египет и обратно в Грин-Хиллс, штат Монтана… А потом, внезапно, она просто… пропадает. В одну секунду она там, а в следующую её уже нет. В то же время и без того плохое изображение с камеры сначала просто превращается в чёрно-белые помехи, прежде чем экран становится полностью черным и тихим. Мертвым. Стоун застывает на полсекунды, прежде чем прийти в движение, пальцы начинают плясать по экрану, пытаясь вернуть сигнал. Но с нарастающим ужасом он понимает, что проблема не только в сигнале. Техника работает абсолютно идеально, но сигнал, который достаточно силен, чтобы его можно было обнаружить из любой точки мира, просто пропал. Как будто его источник просто исчез с лица земли. «Невозможно», — единственная мысль, которая крутится сейчас в голове Стоуна. Невозможно, невозможно, невозможно, в ритме его собственного бешеного сердцебиения, пока он ходит по лаборатории с трясущимися руками, пытаясь починить то, что починить невозможно. Все приборы потеряли связь с источником. Там, где должны быть признаки активности и жизни, нет ничего, кроме статики и тишины. Он продолжает пытаться, должен продолжать пытаться, даже когда он окончательно понимает, что это тщетные попытки. Снова, и снова, и снова — пока даже он больше не может отрицать очевидное. Его трясущаяся рука сжимается в кулак после тысячной попытки восстановить сигнал, и с паническим, яростным вскриком он бьёт кулаком по ближайшему столу, заставляя мелкие щепки разлетаться в стороны и разрывая кожу на костяшках пальцев, из ранок тут же начинает сочиться кровь. Боль помогает ему по-настоящему осознать, что это реальность: Роботник исчез, а Стоун все еще здесь, и он абсолютно ничего не может сделать. ~~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~~ Четыре часа тридцать минут. Даже полдня не прошло. Это все время, которое требуется правительству, чтобы обрушиться на мобильную лабораторию и все, что в ней находится, подобно библейскому рою саранчи, уничтожающему все на своем пути. Они маршируют в фургон так, будто он им принадлежит, десятки членов опер группы врываются в помещение и кричат друг другу «Чисто!» в какофонии шума. Стоуну требуется все его монументальное самообладание, чтобы напомнить себе, что технически это его коллеги, даже если он не считает их таковыми, и что наставлять на них оружие, это плохое решение, которое будет иметь очень нехорошие последствия для него самого. Ему приходится стиснуть зубы, чтобы не совершить ошибку, когда один из идиотов натыкается на полку, полную бэдников, и заставляет ее пошатнуться. Он считает до десяти, когда весь отряд направляет на него свое оружие, и солдаты кричат, чтобы он поднял руки вверх (они и так подняты, но он не собирается совершать ошибку, демонстрируя сарказм, и давать кому-то повод застрелить его). До того, как в лабораторию врывается отряд, Стоун проводит последние несколько часов после исчезновения сигнала в оцепенении, чувствуя себя странно далеким и в то же время крайне возбужденным. Снова и снова он собирает те немногие данные, которые у него еще остались о последнем полете доктора, пытаясь проанализировать, что пошло не так незадолго до разрыва связи, пытаясь найти любую ошибку в командах, любой намек. Но там ничего нет. Это действительно выглядит так, как если бы доктор просто в одну секунду перестал существовать. С каждым мгновением Стоун чувствует, что близок к срыву, а теперь… теперь ещё и это. Он ничего так не хочет сейчас, как использовать весь свой гнев и страх в качестве оружия, наброситься на этих идиотов, осмелившихся войти в лабораторию доктора и бродить по ней, как им вздумается, но он продолжает вести себя нечеловечески спокойно. Проходит несколько напряженных секунд, пока незваные гости продолжают расхаживать по комнате, и Стоуну с трудом удается прикусить язык, чтобы промолчать, прежде чем знакомый, властный голос, который агенту сейчас хочется слышать меньше всего, перекрывает постоянный шорох тяжелой экипировки. — Отставить, всем немедленно опустить оружие! Это один из наших людей, бога ради. Коммандер Уолтерс входит в лабораторию, группа солдат расступается перед ним. Стоун борется с желанием растянуть губы в усмешке, когда замечает, что мужчина тоже в полной экипировке, ряды медалей украшают его грудь. Кого ты здесь пытаешься впечатлить? Он больше, чем когда-либо, желает, чтобы Роботник был здесь. Уж он бы не удержался от комментария. Он бы не позволил никому из этих подонков и ногой ступить в свою лабораторию. — Вольно, агент Стоун, — говорит Уолтерс, как только солдаты медленно опускают оружие. — Приношу извинения за то, что вот так набросились на тебя; мы не могли быть уверены, что здесь найдем, когда прибудем на место. Стоун медленно опускает руки и заставляет себя изобразить выражение обычного, сбитого с толку помощника. Нужно прикинуться дурачком. Он уже давно понял, что продвинется намного дальше, если будет играть роль бесхитростного маленького ассистента гения-маньяка. Никто не обратит на такого внимания. Никто не ожидает, что он переступит черту. — Что вы здесь делаете, сэр? — Он надеется, что это звучит настолько озадаченно, как он того хочет. — Агент, — начинает Уолтерс с почти тошнотворным выражением жалости на лице, снимая фуражку, чтобы засунуть ее под мышку. — Мы потеряли связь с доктором Роботником. Напоминание обжигает, выводит его из себя больше, чем врывающаяся в фуру команда оперативной группы. Это все равно что вонзить нож себе под ребра, когда он открывает рот, чтобы сказать — Да. — И затем, не в состоянии сдержаться, он спрашивает: — Но откуда вы об этом знаете, сэр? На лице коммандера мелькает мимолетный намек на недовольство тем, что ему задали вопрос, прежде чем маска возвращается на место. — У нас есть свои источники, агент. Кто-то столь важный, как доктор Роботник, заслуживает только самой высокой защиты. Я уверен, ты это понимаешь. Защиты. Стоун прикусывает внутреннюю сторону своей щеки, пока не ощущает привкус железа, просто чтобы истерически не рассмеяться. Они это так называют? — Я понимаю, сэр. Уолтерс коротко кивает, отводя взгляд, медленно осматривая лабораторию. — Так, значит, это правда? Ты не знаешь, где он сейчас? — Никак нет, сэр. — Чего он ожидал, что доктор выскочит из-под стола и закричит «Сюрприз»? Сохранять нейтральный вид становится все труднее с каждой секундой. Пронзительные голубые глаза коммандера снова устремляются на него. — Что произошло? Да, что же произошло? Он сам хотел бы это знать; он также очень хотел бы, чтобы его оставили в покое, чтобы он мог попытаться разобраться в этом, но на данный момент это кажется невозможным. Стоун заставляет себя продолжать дышать и механически отвечает: — Доктор преследовал источник энергетического импульса, когда я потерял с ним связь. Я не знаю, что именно пошло не так, или что случилось с доктором после того, как связь прервалась, сэр. — Где было его последнее известное местонахождение? Ты и так уже это знаешь. — Грин-Хиллс, Монтана, сэр. — И доктор обнаружил источник энергетического импульса там? Это проверка; Стоун почти уверен, что его прощупывают, чтобы посмотреть, как много он знает — нужно ли его каким-либо образом заставить замолчать. Если он знает, что из себя представляет источник на самом деле. Слегка пожимая плечами, он отвечает с сожалением. — Я полагаю, что да, сэр. Доктор не всегда делился со мной своими выводами. — Хммм. — Уолтерс сверлит его взглядом еще мгновение, прежде чем он, кажется, находит то, что ищет. Слегка отвернувшись, он жестом подзывает одного из членов оперативной группы, который послушно подходит к нему. Стоуну даже не нужно притворяться незаинтересованным в их торопливом разговоре шепотом — ему действительно все равно. Прямо сейчас у него есть о чем беспокоиться. Солдат снова отходит, торопливо выходя из лаборатории, и Уолтерс поворачивается обратно к агенту. — Агент Стоун, на данный момент было бы лучше, если бы ты и мобильная лаборатория вернулись обратно на базу. — А что насчет доктора Роботника, сэр? Уолтерс делает паузу всего на секунду или две, но для Стоуна этого более чем достаточно, чтобы понять. Когда звучит ответ, он уже знает, что это всего лишь пустые слова. — Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы найти его, будь уверен в этом, агент. Стоун кивает, чувствуя, как пересыхает во рту, кулаки сжимаются за спиной. Он может распознать наглую ложь, когда слышит ее. Он понимает, что это возможность, которую они собираются использовать. Теперь они понимают, что больше не могут контролировать доктора, поэтому проще просто не искать его и объявить мертвым, чем иметь дело с последствиями, если бы они попытались его уволить. — Рад это слышать, сэр, — отвечает Стоун, в его голосе ни капли дрожи. Из них двоих он лучший лжец, это уж точно; коммандер кивает ему и отворачивается, по-видимому, убежденный в его искренности. Никто не догадывается, что в голове Стоуна уже начинает формироваться план. ~~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~~ Неделю спустя Стоуна вызывают в кабинет коммандера Уолтерса для «беседы». Он сразу понимает, о чем будет этот предполагаемый разговор, и берет себя в руки. Он ничего не выдаст; не покажет ни одной из своих истинных мыслей. Он даст им именно то, что они ожидают увидеть. Как только он входит в комнату и произносит краткое и профессиональное приветствие, он замолкает, даже не спрашивая, зачем он здесь, твердо смотрит в точку за левым плечом коммандера и даже не двигается. Его молчание, кажется, несколько выбивает коммандера из колеи, заставляя слегка поерзать и прочистить горло. — Агент Стоун. Ты знаешь, почему ты здесь сегодня? — Нет, сэр. — Он с легкостью лжет. Они ничего от него сегодня не получат. Снова ерзанье, когда Уолтерс выпрямляется, переплетая пальцы, чтобы посмотреть поверх них на Стоуна. — Агент. Я думаю, на данный момент ясно, что доктор Роботник… Впервые Стоун переводит взгляд прямо на коммандера, чтобы установить зрительный контакт, молчаливо провоцируя того закончить это предложение. Что бы Уолтерс ни увидел на его лице, это заставляет его пересмотреть то, что он собирался сказать, спеша перефразировать: — Я думаю, мы оба знаем, что если бы доктор Роботник был… имел возможность вступить с нами в контакт, он бы уже сделал это. В конце концов, он никогда не умел держаться в тени, верно? Шутка коммандера и последующий за ней смешок не имеют поддержки, и он довольно быстро успокаивается, когда Стоун просто смотрит на него, совершенно неподвижно. — Но мы все еще ищем его, сэр. — Говорит Стоун на автомате. По правде говоря, он уверен, что на самом деле нет никаких «мы». Он, конечно, все еще продолжает поиски сам, используя любые имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы попытаться найти доктора. Однако он не уверен, что высшие чины делают то же самое. Из той немногой информации, что ему удалось собрать, похоже, что они больше заинтересованы в том, чтобы конфисковать и растащить изобретения Роботника, чем в том, чтобы на самом деле найти гения, ответственного за их создание. Факт, который разжигает жгучую ненависть в груди Стоуна, разгорающуюся все сильнее с каждым днем и каждым выслушиванием пустых соболезнований, которые он получает в связи с «потерей своего работодателя». Как и следовало ожидать, на лице Уолтерса появляется выражение, очень похожее на сочувствие, и он тихо вздыхает. Это почти заставляет Стоуна ощетиниться, и ему приходится прикусить язык, когда коммандер продолжает: — Разумеется, агент. Но к настоящему времени ты уже должен был понять, что с каждым днем шансы на то, что мы найдем его, становятся все меньше. Он все еще не осмеливается сказать, что он имеет в виду, но Стоун все равно это слышит, и это заставляет его кипеть от злости. Он не мертв, ему хочется зашипеть в ответ, огрызнуться, закричать. Он где-то там, и он вернется в любом случае, но вы могли бы, по крайней мере, притвориться, что пытаетесь вернуть его. Он содрогается от усилий сдержать все это в себе. Уолтерс, кажется, неверно истолковывает его заминку, жалостливый взгляд усиливается, когда он вздыхает и откидывается назад. — Я в курсе, что ты работал на доктора уже довольно долгое время, агент. На самом деле, восхитительно долгое время — мы все знаем, что работать с ним было нелегко. Спокойно. Спокойно. Дыши. — Для тебя это, должно быть, особенно тяжело. Эта… перемена. — Слово «утрата» повисает в воздухе, но коммандер, по крайней мере, достаточно умен, чтобы не говорить ему этого в лицо. — Я понимаю это. Мы все понимаем. Но, агент, мы сейчас должны думать о будущем. Поскольку доктора больше нет, нам придется найти для тебя новую должность. Он делает стратегическую паузу, чтобы позволить этой информации осесть. Стоун использует передышку, чтобы опустить глаза, взгляд устремляется в сторону, затем в землю; изображая неуверенность. — Ты превосходный агент, Стоун, — говорит Уолтерс, очень по-отечески и понимающе. — Человек с твоим набором навыков пользуется большим спросом в агентстве. На самом деле, у меня уже есть несколько разных отделов, которые наводят о тебе справки. Как только ты почувствуешь, что готов, выбор за тобой, в каком сегменте ты хотел бы работать в будущем. Если бы. Если бы правда существовала такая возможность, такая реальность, в которой Стоун мог бы хотя бы допустить мысль о том, чтобы работать под началом кого-то другого. Вместо того, чтобы сказать это вслух, он делает вид, что колеблется, позволяя своему фасаду спокойствия немного отступить, когда он открывает рот. Закрывает его. Прочищает горло и, запинаясь, произносит: — Есть ли… У меня время подумать над предложением, сэр, или…? — Разумеется, агент, — сразу же, как и следовало ожидать, заверяет Уолтерс, настолько настроенный казаться понимающим и сочувствующим, что это до смешного легко. — Думай столько времени, сколько нужно, дай мне знать, когда будешь готов. Черт, если ты решишь, что тебе нужен перерыв от всего этого, возьми его. Ты это заслужил. Видит бог, последние несколько лет были для тебя нелегкими. Он имеет в виду время, которое агент провел, работая на Роботника. Ногти Стоуна впиваются в ладонь, и он осторожно прячет руки за спину, чтобы скрыть это, пока опускает голову в кивке. — Большое вам спасибо, сэр. Я рассмотрю это предложение, и… вернусь с ответом. — Так и сделай, агент. Едва заметный кивок — это все, что нужно Стоуну, чтобы повернуться и пойти к двери. Рука уже на дверной ручке, он в последний раз колеблется, поворачивая голову. — Сэр? Один вопрос? Уолтерс поднимает взгляд от бумаг, которые он уже начал изучать, явно удивленный тем, что он все еще здесь. — Да, агент? — Знаем ли мы, что именно произошло в Грин-Хиллс? Стоун засекает точный момент, когда лицо Уолтерса меняется, едва заметно подергивается, прежде чем снова разгладиться. — К сожалению, нет, агент. Это остается загадкой для всех нас. — Понятно… спасибо, сэр, — пробормотав «до свидания», Стоун выскальзывает из кабинета с низко опущенной головой и ссутулившимися плечами — само воплощение человека, с нетерпением ожидающего неопределенного будущего. Только когда за ним закрывается дверь и Стоун остается один, он позволяет брезгливой усмешке появиться на его лице. Кто-то на такой высокой должности, как коммандер, должен бы быть лучшим лжецом. Ну что ж. Выпрямившись, Стоун начинает выбираться из здания, полный решимости никогда туда не возвращаться. Первый шаг плана увенчался оглушительным успехом. Пришло время для второго шага. ~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~ Дело в том, что все, похоже, думают, что Роботник проиграл и поплатился. Заплатил за это своей жизнью, не меньше. Просто еще один выскочка, страдающий манией величия, чья гордыня в конечном счете привела к его краху; разве это не то, что все они думают? Ну, по крайней мере, Стоун так не думает. И это не просто отчаянная надежда, или отрицание, или что-то в этом роде, большое спасибо. Он просто знает лучше. Он знает, без единого намека на сомнение, что, не смотря на то, что какой-то из планов доктора мог иметь неприятные последствия (это всегда не исключено; инновации сопровождаются неудачами даже для гения), абсолютно невозможно представить, чтобы последствия были необратимы, и не было никакого плана Б, чтобы свести к минимуму возникщий в результате ущерб. В конце концов, это то, в чем доктор невероятно хорош: учитывать все возможности и переменные до мелочей, которые простой разум даже не смог бы вообразить, принимать их все во внимание и соответствующим образом планировать сценарий для каждой из них. Все, что делает доктор, всегда является частью тщательно разработанного плана с несколькими различными резервными вариантами. У Роботника всегда что-то припасено в рукаве даже на самый маловероятный исход, потому что даже нечто маловероятное обязательно является тем, о чем он подумал и к чему готовился. Идея о том, что мелкая синяя крыса и деревенский полицейский могли бы в самом деле перехитрить доктора, столь же нелепа, сколь и абсурдна. Это просто невозможно. Итак, существует некий запасной план. Стоун просто не был проинформирован о нём. Это было бы вполне возможно. Доктор доверяет ему больше, чем любому другому человеку, он знает это, но это не значит, что он всегда обязан всем с ним делиться. Не всегда есть в этом необходимость или время. Но только на этот раз Стоун жалеет, что Роботник не поделился с ним своими мыслями. Потому что… что он должен теперь делать? Когда доктора нет? Это слишком сложно для него, как бы это ни было неприятно признавать. Он не самый гениальный из них двоих, он не умеет делать невозможное возможным, и чтобы при этом это выглядело легко и непринужденно. Чтобы найти доктора, ему нужен, ну… сам доктор. Как только он приходит к такому выводу, отчаяние на мгновение угрожает захлестнуть Стоуна с головой, одной гигантской волной почти утаскивая его на дно и парализуя. Но ненадолго; он подавляет это усилием воли и заставляет себя задать один важный вопрос: Если не со Стоуном, то с кем бы Роботник поделился своими мыслями? Легко. С самим собой. И этот вывод, в свою очередь, подводит Стоуна к решению, которое он так отчаянно искал. Его ноутбук. Это жемчужина коллекции Роботника, настоящая сокровищница идей и изобретений, которых мир еще не видел, личные заметки и идеи только для глаз доктора, и все это дополняется лучшей системой безопасности, которую мог придумать только такой гений, как он. Это святой грааль технологии Роботника, и, соответственно, никому, кроме него, не разрешается им пользоваться. Стоун, вероятно, единственный человек, который когда-либо вообще прикасался к этому компьютеру. Он держал устройство в руках бесчисленное количество раз, приносил его доктору, ему разрешалось заглядывать через плечо гения, пока тот работал в нем. Это намного больше, чем мог бы похвастаться любой другой человек. Но это все. Ему никогда не разрешали им пользоваться; ноутбук принадлежит доктору, и только ему. Настолько, что попытка загрузить его, вероятно, стоила бы агенту работы (а возможно, и нескольких пальцев, в зависимости от дня и настроения). Стоун знает, что если есть ответ, какой-то намек на то, что он должен сейчас делать, то он где-то на этом ноутбуке. Он не знает, почему он это знает. Он просто знает. А, может быть, он этого вовсе не знает, на самом деле, а просто сходит с ума, терзаемый беспокойством и бесконечными вопросами без ответов. Но это его лучшая ставка, и он, черт возьми, готов поставить на нее все, если потребуется. Что еще у него осталось, что терять? Самая важная вещь для него сейчас — это та, которую он ищет. Все остальное не имеет большого значения по сравнению с этим. Итак, Стоун планирует, разрабатывает схему действий и готовится сжечь за собой все мосты до последнего. Первым шагом было изображение потерянного маленького помощника перед Уолтерсом, намек для коммандера, что Стоун может отказаться от службы в агентстве насовсем, когда у него есть на то веские причины, и здесь все прошло отлично. Старый дурак действительно купился на это; агент видел это по его глазам. Второй шаг — это вопрос правильного выбора времени. Он не может сразу пойти и выкрасть ноутбук после разговора с коммандером, это было бы слишком подозрительно. Он также не сможет этого сделать после того, как уволится с работы в агентстве, поскольку ему понадобятся предоставленные ему права доступа, чтобы хотя бы приблизиться к ноутбуку. Действовать нужно не слишком рано, но и не слишком поздно. Стоун ждет три дня, прежде чем отправить свое заранее подготовленное заявление об отставке. Он считает, что это подходящий промежуток времени, чтобы сделать вид, что он действительно все обдумал, прежде чем прийти к решению. Он специально использует внутреннюю почтовую систему, зная, что пройдет по меньшей мере еще до двух дней, прежде чем письмо попадет по назначению на стол коммандера, и примерно еще один-два дня, прежде чем коммандер вообще заметит его. До тех пор он по-прежнему официально является агентом и сохраняет свои права доступа. Вооруженный этим знанием и изрядной долей стальной решимости, он идет на то, чтобы украсть что-то прямо из-под носа правительства. Он точно знает, где сейчас хранится ноутбук, а также множество изобретений доктора. Было до смешного легко выяснить, кто был частью команды, которая конфисковала всю работу доктора и увезла ее, и еще легче было подслушать их болтовню о том, как они это сделали и куда они это отнесли. Начальство было бы шокировано, думает Стоун с мрачной ухмылкой, тем, как много сплетен распространяется в комнате отдыха военных и насколько непрофессионально разговорчивы даже члены оперативной группы, когда у них появляется возможность похвастаться захватом лаборатории самого Айво Роботника. Как будто это какое-то достижение — украсть работу человека, когда его даже нет рядом. (Стоун записывает у себя в уме все их имена и лица, пока наблюдает и подслушивает, делая мысленную пометку добавить еще один пункт к своему плану, который будет называться просто «Месть.») Ровно через тридцать шесть часов после подачи заявления об отставке и с запасом времени до тех пор, пока он действительно перестанет быть агентом, Стоун входит в здание. Сейчас поздняя ночь, один из тех периодов времени, когда все пугающе тихо, и охрана уже начинает уставать от необходимости наблюдать за пустым зданием посреди ночи, когда все равно ничего не происходит. Стоун входит со всей уверенностью человека, которому позволено здесь находиться и у которого нет в этом ни малейших сомнений. Он, не останавливаясь, показывает свой бейдж усталому охраннику у двери и направляется прямо к стойке регистрации. — Я здесь, чтобы взглянуть на технологии Роботника. Второй этаж, верно? — говорит он вместо приветствия. — Эм. Третий, вообще-то, — парень за стойкой моргает на него, явно выведенный из состояния почти дремоты его внезапным появлением. Он бросает быстрый взгляд на бейдж, который показывает ему Стоун, и, нахмурившись, поворачивается к компьютеру. — И мне не сообщали, что кто-то придет для этого сегодня. — Приказ коммандера Уолтерса. — совершенно невозмутимо лжёт Стоун, постукивая пальцами по столу в универсальном жесте: «у меня нет на это времени». — Они не могут заставить машины работать, поэтому послали меня. — В это время суток? Ах, так у парня всё-таки есть какие-то мозги, с сарказмом думает Стоун, немного выпрямляясь. Он думал, что все идет почти слишком гладко, но он был готов и к этому. — Я только что вернулся, и им нужны результаты как можно скорее. Я был ассистентом Роботника. То, что он вынужден говорить об этом в прошедшем времени, грозит обжечь ему язык, но он все равно произносит это. — О. — Другой с явным удивлением прекращает поиск электронного письма или чего-то подобного и поворачивается к нему со странной смесью чего-то вроде благоговения и сочувствия на лице. — О, ладно, да, я слышал о его ассистенте. Я думаю, в том, что они прислали тебя для этого, есть смысл. — Да. Администратор рассеянно кивает и что-то печатает, возможно, предоставляя ему необходимые права доступа. — Я слышал, эти технологии действительно добавили начальству хлопот. Там такие меры безопасности, какие только можно вообразить, и никакого способа их взломать. Это сводит всех здесь с ума. Думаешь, ты сможешь заставить эти штуки работать? Он надеется на это. Он на самом деле не знает. И даже если бы он мог, он бы никогда не сделал этого для них. Стоун прячет все эти мысли за приятной улыбкой и пожимает плечами. — Я могу попробовать. — Чувак, ты станешь героем дня, если у тебя получится. Вот, — последнее нажатие кнопки, и администратор делает взмах рукой, чтобы Стоун проходил. — можешь идти. Третий этаж, вторая дверь справа. Удачи. — Спасибо. Он уходит, кивнув, позволяя улыбке сползти с его лица, как только он отворачивается. Никто не появляется на пути Стоуна, пока он поднимается на третий этаж, и он рад этому. Он спокоен — в конце концов, его готовили к подобным ситуациям, — но от мысли о том, что прямо сейчас ему придется с кем-то общаться, волосы у него на затылке встают дыбом, а губы начинают брезгливо кривиться. Есть только один человек, с которым он хотел бы поговорить прямо сейчас, но его здесь нет. Всем остальным лучше держаться от него подальше. Комнату, в которой они держат изобретения доктора, легко найти; это единственная комната с бронированной дверью и панелью с клавиатурой на входе. Мило, по сравнению с системой безопасности Роботника, но все равно является помехой, если нет правильных прав доступа. Молча поблагодарив легко одураченного идиота за стойкой регистрации, Стоун прижимает свой бейдж к экрану и проскальзывает в комнату, как только дверь бесшумно открывается, закрывая ее за собой. Ему требуется секунда, чтобы пошарить в темноте, чтобы найти выключатель, и как только он это делает, ему требуется еще мгновение, чтобы его глаза привыкли к внезапной яркости верхнего света. Как только это происходит, зрелище, которое предстает перед ним, заставляет его желудок сжаться в спазме. В комнате царит полный бардак, техника разбросана и распихана по всем плоским поверхностям и полкам, без малейшей заботы о ее ценности. Он замечает разряженные бэдники, засунутые на полки, явно не предназначенные для их размещения — некоторые из них балансируют опасно близко к краю, угрожая скатиться и упасть при малейшем толчке. Другие бэдники, имеющие колеса в основании, небрежно сложены друг на друга. А некоторые из них даже вскрыты, отмечает Стоун с волной чистой, неудержимой ярости, корпус разорван, а провода и микросхемы вытащены и беспорядочно засунуты обратно. Они пытались силой получить контроль над технологией доктора. Да как они смеют! Ему приходится сделать несколько размеренных вдохов, чтобы подавить клокочущий в груди гнев. Дыши, черт возьми. Месть может подождать. Сейчас ему нужен ясный ум. Как только он снова чувствует себя более уравновешенным, он еще раз оглядывает комнату. Изуродованные бэдники все еще выводят его из себя, но пока ему удается игнорировать это чувство; это не то, для чего он здесь. И вот, наконец, он замечает это — почти потерявшись в окружающем беспорядке, там, на столе у противоположной стены, лежит знакомый ноутбук. Возбуждение захлестывает его, и Стоун чуть ли не летит через всю комнату, едва замедляясь настолько, чтобы осторожно поднять его и осмотреть. Насколько он может видеть, устройство не повреждено, никаких попыток насильно получить к нему доступ, как с бэдниками. Он быстро проверяет его на наличие подключенных к нему каких-либо флешек, которым там не место, но ничего не находит. Он с облегчением выдыхает; либо они еще не пытались пробиться силой, либо им пришлось в какой-то момент сдаться. Стоун собирается засунуть ноутбук под пиджак и уйти тем же путем, каким пришел, но вдруг колеблется, рука уже на прохладном металле устройства, когда к нему закрадывается ужасная мысль. Что, если это не сработает? Сейчас абсолютно не время медлить или сомневаться, но он ничего не может с этим поделать. Крошечное беспокойство, от которого он не мог избавиться, только отложить на время, теперь почти захлестывает его в этот решающий момент: наличие ноутбука у него в руках никоим образом не гарантирует того, что он сможет им воспользоваться. Что, если он заблокирован? Что, если доктор запрограммировал его так, что только он сам может им пользоваться? Все было бы напрасно, и он снова был бы на нуле, без возможности найти… «Так, стоп. Он доверял мне. Доверяет мне.» Стоун делает успокаивающий вдох и медленный выдох, заставляя свое беспорядочное сердцебиение снова замедлиться. Бессознательно он тянется к собственному запястью, собираясь физически заставить свою руку перестать дрожать, черт возьми - И останавливается, когда кончики его пальцев касаются края наручных часов. Мгновение он смотрит на них сверху вниз, как будто видит впервые. Что нелепо — он не снимал их с тех пор, как получил. В конце концов, это подарок от доктора. Он никогда не выпускал их из виду. Но он почти забыл о них, так привык к их постоянному присутствию на его руке. Забыл, что они были сделаны специально для него. Кто еще мог бы похвастаться подарком от самого доктора Роботника? «Он доверяет мне», — думает он с вернувшимся запалом и открывает ноутбук одним решительным движением. Он не позволит какому-то глупому маленькому сомнению отвлекать его от его миссии. Нажатие на кнопку включения само по себе кажется святотатством, но он все же это делает. В тот момент, когда он касается устройства, он замечает что-то необычное; кнопка под его пальцем кажется более грубой, чем на обычном компьютере, немного выпуклой там, где этого не должно быть, и пока он все еще обдумывает это, из-под его пальца исходит бледно-красное свечение — его сканируют, понимает агент. Секунду спустя веб-камера ноутбука дважды мигает, и из нее начинает исходить свет, загорается сканирующее устройство, до жути похожее на сканер бэдников. Его луч света медленно перемещается вверх и вниз, влево и вправо, анализируя Стоуна прямо на месте, где тот застыл перед устройством. Раздается звуковой сигнал, и перед его недоверчивыми, полными надежды глазами ноутбук начинает загружаться. Строки кода прокручиваются по экрану все быстрее и быстрее, пока не заменяются одним-единственным предложением, занимающим весь экран. Добро пожаловать, агент Стоун. Странный звук, наполовину смех, наполовину всхлип, эхом разносится по комнате, и Стоуну требуется секунда, чтобы понять, что это он сам издал его. Он поднимает дрожащую руку, чтобы провести ею по лицу, чувствуя одновременно непролитые слезы и широкую улыбку. «Это гениально», — мысленно обращается он к кому-то, кто этого не слышит, протирая при этом глаза. — «Ты знал, что я попытаюсь, ты знал, ты оставил это здесь для меня.» Для меня. — Кто здесь?! Крик со спины заставляет Стоуна подпрыгнуть и развернуться, рука бросается к оружию, спрятанному под его костюмом. Но он не успевает его вытащить, вместо этого замирая, когда сталкивается лицом к лицу с охранником, который стоит в открытой двери, направив на него свой собственный пистолет, палец уже на спусковом крючке. Проклятье. Обход. Конечно, существует же чертов обход. Он знал это; но он позволил себе отвлечься на сомнения и эмоции, полностью потеряв счет времени. Иногда Роботник действительно был прав. Машины более надежны, чем люди со всеми их эмоциями. Медленно поднимая руки, Стоун пытается выглядеть кем угодно, только не вором, пойманным с поличным. — Не стреляйте! Я агент Стоун. Я здесь, чтобы взглянуть на технологию Роботника — я был его ассистентом. Объяснение, которое так хорошо подействовало на парня за стойкой регистрации, к сожалению, похоже, не производит никакого эффекта на охранника. Он только еще больше хмурится, явно не убежденный. — Никому не позволено находиться здесь одному. У нас строгий приказ. Всегда только по двое, никак соло-номеров. — Никто не сообщал мне об этом. Я здесь по приказу коммандера Уолтерса. Он искренне надеется, что упоминания имени начальника будет достаточно, но, к сожалению, он, похоже, столкнулся с единственным сотрудником службы безопасности с работающими мозговыми клетками во всем чертовом здании. Охранник медленно кивает, да, но опускает одну руку со своего оружия, чтобы дотянуться до рации на поясе. — Я это проверю. А ты — не двигайся. Мысли Стоуна бешено скачут, пока он наблюдает, словно в замедленной съемке, как отстегивается и поднимается рация. В тот момент, когда мужчина действительно свяжется с коммандером Уолтерсом и спросит, разрешено ли агенту быть здесь, все узнают, что он собирался сделать. И ему больше никогда не выпадет второй шанс для этого. Он потеряет единственную возможность, которая у него есть, узнать, куда исчез доктор, и что он сам должен делать в его отсутствие. Паника и гнев борются внутри него, в то время как его взгляд мечется вокруг, ища выход, что угодно, чтобы остановить неизбежное. Он никак не может дотянуться до своего собственного оружия, но должно же быть хоть что-нибудь- Его взгляд скользит по полкам, и он чувствует, как в нем поднимается почти истерическое веселье. Бэдники. Разве это не ирония судьбы — он буквально окружен оружием, но у него нет к нему доступа. У него нет перчаток, конечно, у бэдников есть и голосовая активация, но они запрограммированы подчиняться голосу Роботника, и только его. Но несколько минут назад Стоун полагал, что ноутбук тоже работает только для доктора. Он даже не задумывается об этом; точно так же, как тогда, когда он просто попробовал включить ноутбук, теперь он действует прежде, чем успевает усомниться в теории, возникшей в его голове. Он произносит громко и четко: — Активировать. Где-то с полсекунды ничего не происходит — а затем он слышит это; знакомый, до боли родной звук включения бэдника с почти беззвучным писком. Сердце Стоуна, кажется, сейчас выскочит из груди, и он знает, что маниакально ухмыляется, когда на одной из полок, среди бесконечных рядов неподвижных, мертвых бэдников, один начинает включаться с жужжанием и слабым красным свечением линзы. Он медленно выплывает с полки, линза мигает так же, как если бы это был глаз, который моргает, чтобы стряхнуть остатки очень долгого сна. — Что за…?! — Охранник, должно быть, тоже это слышит, так как он роняет рацию и резко оборачивается, направляя пистолет на новую угрозу. Когда он видит зависший в воздухе бэдник прямо перед собой, он чуть не роняет и свое оружие, раскрывая рот в явном шоке. — Как, ради всего святого…? Это сработало. Это действительно сработало, и Стоуну хочется смеяться, плакать и снова смеяться, если бы он сейчас не был лишен дара речи от слишком большого количества одновременно захлестывающих его эмоций. Ты оставил их мне. Он улыбается так широко, что становится больно, и медленно произносит: — Устранить. Бэдник не медлит ни секунды. Лазер уже готовится с угрожающим писком и красноватым свечением, он нацелен на единственную возможную угрозу для своего нынешнего хозяина в этой комнате — на охранника, все еще застывшего в шоке. И раздается выстрел. ~~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~~ Стоун не выбегает из здания, сразу как срабатывает сигнализация. Было бы слишком подозрительно, если бы он это сделал. Он выскальзывает из импровизированной лаборатории и прячется в соседнем пустом офисе, пока сюда не прибудет еще больше сотрудников службы безопасности. Только когда коридор заполняется людьми, толкающими друг друга в попытках понять, что происходит, что им следует делать, только тогда он тихо выходит и легко смешивается с постоянно растущей толпой. Он старается задержаться на минуту или две, делая вид, что вытягивает шею, чтобы посмотреть, что происходит, как и все остальные, пока не убеждается, что большая часть вооруженного персонала проталкивается в лабораторию, которую он только что покинул. Удовлетворенный тем, что они достаточно отвлечены беспорядком, который они там обнаружат, он отделяется от толпы и размеренным шагом направляется к лифту. Никто его не останавливает. Никто его даже не замечает. Они даже не задаются вопросом, почему он несет выключенный бэдник под мышкой, и никто не подходит достаточно близко, чтобы заметить, что он прячет ноутбук под пиджаком. Он всего лишь один из многих агентов в здании, неприметный и незапоминающийся. Все всегда забывают, что Роботник был не один, и теперь это выходит им боком. Только когда Стоун выходит и садится в свою машину, припаркованную в нескольких кварталах отсюда, он позволяет себе выдохнуть. Его руки начинают дрожать там, где они крепко сжимают руль, и он замечает, что дрожь расходится по всему телу. Не от напряжения, нет. От предвкушения. Он бросает взгляд на ноутбук и тихий бэдник, лежащие на пассажирском сиденье, и ухмылка расплывается по его лицу, такая широкая, что становится больно. Шаг второй — дался ему немного непросто, но в целом, это его самый большой успех на данный момент. Он добирается домой недостаточно быстро, только мышечная память и быстрые рефлексы спасают его от того, чтобы не разбить машину по дороге, потому что он слишком рассеян. Он поднимается по лестнице в свою квартиру, перепрыгивая через две ступеньки за раз, тратит время только на то, чтобы запереть за собой дверь как следует, потому что сейчас особенно важна безопасность. Он даже не скидывает обувь или куртку, просто опускается на ближайший стул и настраивает ноутбук. Бэдник он кладет на стол рядом с ним и активирует его голосовой командой. Видя, как устройство и дрон запускаются и приветствуют его — конкретно его, — он по-прежнему испытывает трепет, и не может удержаться от взволнованной улыбки. Ему приходится встряхнуться, чтобы снова сосредоточиться; прямо сейчас есть более важные вещи. Пришло время для третьего и четвертого шагов плана: во-первых, проверить, не оставил ли доктор для него какой-либо полезной информации или совета, и, во-вторых, вернуть перчатки. Это оказывается сложнее, чем ожидалось, но, возможно, ему следовало это предвидеть. Доктор не только принял меры, чтобы сделать доступ к ноутбуку практически невозможным; он закодировал каждый отдельный файл, вплоть до их названий. Чёртов параноик, думает Стоун с приливом нежности, качая головой с легким смешком. Его навыки расшифровки немного подзабылись, поэтому сначала ему приходится встать и достать книги и заметки, в которых он не нуждался целую вечность. Следующие действия — медленная, кропотливая работа; сначала ему приходится переводить каждый отдельный файл с помощью расшифровок, прежде чем ему удается взломать код, и дальше становится легче, но даже теперь он чувствует головную боль, угрожающе нарастающую за висками из-за того, что ему приходится концентрироваться, чтобы прочитать всего одну страницу. Но медленно и утомительно это или нет, он добивается своего; начинает разбираться в документах, которые доктор оставил для него. А их очень много. Перед ним разворачиваются, как он и предсказывал, подробные резервные планы на дюжину различных исходов, пошаговые руководства, составленные и записанные в снисходительном тоне доктора, с обычной язвительностью, подколами и нетерпением. Это чтение или, в некоторых случаях, прослушивание обрывков знакомого голоса причиняет Стоуну боль и успокаивает одновременно, и не раз ему приходится подавлять волну эмоций, прежде чем он сможет продолжить поиски того единственного плана действий, в котором он нуждается прямо сейчас: Как действовать, при исчезновении доктора. Ему требуется целая вечность тщательного разбора и скрупулезного чтения, пока он, наконец, не находит нужный файл, и когда он это делает, он понимает, что у него и у доктора была одна и та же мысль: для этого ему понадобятся перчатки с управлением. «Перчатки можно отследить», — объясняет доктор в том же файле. — «Очевидно, не обычными средствами. Только с помощью моего собственного программного обеспечения, которое ты также найдешь на этом ноутбуке — можешь поискать самостоятельно. Используй его, найди перчатки, устрой любой беспредел, который ты там затеваешь, пока меня, очевидно, нет рядом, и сделай это красиво. И, Стоун? Попробуй только сломать мои перчатки, и ты пожалеешь о том дне, когда твоя нога ступила на эту мелкую, грязную планетку.» Итак, вот оно. Тихо посмеиваясь про себя (он действительно скучает по колким фразам, которыми обернуты скрытые комплименты). Стоун мысленно делает закладку и откидывается назад, немного потягиваясь. Его суставы громко хрустят, а взгляд на часы говорит ему, что он занимается этим уже больше двух часов. Вдобавок к стрессу от того, что он чуть не потерпел неудачу, и его чуть не поймали, он чувствует, как на него начинает накатывать глубокая усталость, замедляющая работу его мозга. Он тяжело моргает, и пытается встать. Перерыв на кофе, затем он будет искать дальнейшие подсказки о том, что делать теперь. Потому что, хотя перчатки будут ключевым элементом любого плана, на котором он остановится, это все равно не говорит ему, что конкретно он должен делать, если доктор пропадет без вести. Но сейчас он близок к решению, он это знает. Это заставляет его удовлетворенно напевать, пока он неторопливо идет на кухню, бэдник следует за ним по пятам. — Похоже, у нас отняли нашу работу, — говорит Стоун бэднику, парящему за его плечом, ожидая, пока нагреется кофемашина, и улыбается, когда тот тихо пищит ему в ответ. — Ты же мне поможешь, верно? Он собирается посмеяться над собой за то, что разговаривает с бэдником, прекрасно зная, что на самом деле они не отвечают, когда вдруг происходит невозможное — бэдник снова подает звуковой сигнал, а затем, с легким потрескиванием динамика откуда-то из панели, раздается голос, размеренный и безэмоциональный: — Миссия получена: помогать агенту Стоуну. Этого достаточно, чтобы Стоун чуть не врезался в кухонную стойку, так быстро он оборачивается. Бэдники не говорят. Как бы Стоуну ни весело было разговаривать с ними и интерпретировать их анимированные звуковые сигналы как ответы, на самом деле они не разговаривают. Однажды он в шутку спросил доктора, почему бы и нет, и Роботник бросил на него взгляд, который был чем-то средним между сердитым упрёком и ужасной попыткой скрыть собственное веселье, и проворчал: — У меня уже есть ты, чтобы препираться по каждому поводу, мне не нужны ещё болтливые приспешники, Стоун. Сознавая, что он, как дурак, пялится на дрон, Стоун протягивает дрожащую руку, осторожно подтягивая машину к себе, чтобы рассмотреть поближе. И действительно: в его верхнюю панель встроено нечто, напоминающее небольшой динамик, почти скрытый за блестящими белыми пластинами корпуса. — Голосовой модуль? — Стоун изумляется, одновременно потрясенный и восторженный, и последнее быстро побеждает. — Ты новая модель. Прототип? Нет, ты слишком продвинутый для этого — ты можешь говорить. Бэдник подает звуковой сигнал, но на этот раз устного ответа не следует. Если бы агенту пришлось делать предположения, он бы сказал, что дрон, вероятно, запрограммирован таким образом, который позволяет ему отвечать только на определенные вводные данные, скорее всего, при получении или завершении миссии. Кажется, это не так уж много, но это уже больше, чем он когда-либо мог ожидать. — Это гениально. Ты отличаешься от других. — говорит Стоун бэднику, поглаживая его, как любимого домашнего питомца. — Неудивительно, что ты единственный, кто отреагировал на мою команду. Ты очень мне поможешь, я просто уверен в этом. На этот раз звуковой сигнал представляет собой длинный, протяжный писк, за которым следует голосовое подтверждение: — Миссия получена: помогать агенту Стоуну. Внезапно, просто из-за небольшого выражения поддержки от дрона, Стоун обнаруживает, что его горло сжимается от эмоций, а глаза начинают гореть. Выдавливая изумленный смешок, он слегка подается вперед, чтобы мягко стукнуться лбом о панель бэдника. «Он создал тебя для меня?» Он мог бы спросить это вслух, посмотреть, получит ли ответ. Но он этого не делает. Он почти уверен, что уже и так его знает.