Coffee and Mayhem

~~~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~~~ Они не говорят об этом. В тот момент, когда Стоун возвращается в лабораторию со свежим латте, Роботник продолжает свой рабочий день, как будто ничего не произошло. Принеси мне это, Стоун, подай то. Разберись с идиотскими посланиями от пентагусей. Он без сучка без задоринки отыгрывает их обычный сценарий, предыдущие события будто стираются из его памяти. Кого-то другого, вероятно, выбила бы из колеи легкость, с которой притворяется Роботник. Кто-то другой может быть, даже разозлился бы на то, что его отвергли и оскорбили, а теперь делают вид, будто ничего не было. Стоун? Стоун просто испытывает облегчение. Если бы Роботник решил снова поднять эту тему, продолжая сыпать соль на рану, чтобы напомнить ему о его провале, это было бы намного хуже. Но облегчение или нет, даже Стоун не может игнорировать острые края разбитых надежд, дребезжащие в его груди. Им требуется больше времени, чтобы исчезнуть; они смещаются и двигаются вместе с ним, острыми уколами напоминая о себе в кажущиеся случайными моменты. Например, когда Роботник щурит глаза от солнечного света, но больше не произносит ни единого слова жалобы. Или когда Стоун убирает лабораторию через два дня после инцидента и находит напоминание о своем неудачном подарке на день рождения, который обернулся катастрофой. Укол, укол, укол. Последнее происходит так: он как раз в процессе наведения порядка на столе доктора — аккуратно складывает чертежи, наполняет маленький стаканчик ручками, вытирает пыль с клавиатуры, — когда он вдруг наступает на что-то, что тихо шелестит под его весом. Когда он отступает и смотрит вниз, прямо на земле лежит обрывок черной оберточной бумаги. Он машинально наклоняется, чтобы поднять его, не обращая внимания на уже знакомую боль в груди, и собирается выбросить его в мусорное ведро, когда замечает, что оно пустое. Это заставляет его задуматься; в мусорном ведре нет коробки, солнцезащитных очков и упаковки. Стоун не заходил сюда, чтобы опустошить его с 17-го числа, и он ловит себя на мысли, что задается вопросом, действительно ли Роботника так выбесили стаканы из-под кофе, что он сам пошел и вынес мусор; обычно он этого никогда не делает. Еще один укол в область сердца, на этот раз более острый. Стоун дышит через силу и продолжает уборку. Нет смысла зацикливаться на этом. ~~~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~~~~ Проходят дни, потом недели. Время может не залечить все раны, Стоун знает это по опыту, но события января, к счастью, не тот случай. Боль притупляется, потрепанные нервы снова успокаиваются, а оскорбленные чувства и эго восстанавливаются. Несколько недель спустя они с доктором снова находят свой ритм общения друг с другом, работая в тандеме так легко, как будто они были созданы для этого. Роботник взрывается, Стоун успокаивает. Доктор сломя голову бросается вперед, его агент послушно следует за ним. Ни один из них вообще не говорит ни о чем хоть отдаленно личном. Ни один из них не настолько глуп, чтобы упоминать дни рождения из всех вещей. И Стоун следит за тем, чтобы единственным, что он вручает доктору, — были предметы, связанные с работой, или латте. Мир между ними, некогда шаткий, постепенно стабилизируется. Но ни один из них не способен забыть. Первая стычка происходит из-за такой мелочи, что многие сочли бы это смехотворным. Это происходит во время обеденного перерыва Стоуна. В отличие от обычного, это такой неспешный день, что у него действительно есть время сесть и поесть, бездумно просматривая свой голопланшет, лениво листая интересные новостные статьи. Как раз в тот момент, когда он доедает последние несколько кусочков, отряхивая руки от крошек, в углу голоэкрана появляется сообщение, предупреждающее его о новом письме. Стоун открывает его одним движением, почти не обращая внимания, а затем чуть не давится последним кусочком, когда перед ним всплывает фотография печально знакомых солнцезащитных очков. «Оставьте отзыв о своей покупке прямо сейчас.» «Да вы издеваетесь», — думает Стоун, все еще кашляя, и качает головой, глядя на экран. Вопреки себе, он снова придвигается ближе, чтобы прочитать сообщение, колеблясь над ссылкой, которая приведет его на сайт обратной связи. Он часто оставляет отзывы там, где это уместно, и по личному опыту знает, какое значение может иметь положительная обратная связь. Но, в то время как ему самому понравилось качество и дизайн изделия, получателю подарка — нет. Будет ли это по-прежнему честной обратной связью, если он сейчас напечатает положительный отзыв? Полминуты, в течение которой он колеблется, не зная, что делать, уже достаточно, чтобы быть застигнутым врасплох. Пока Стоун все еще взвешивает «за» и «против», Роботник врывается на кухню со своей обычной шумной, гиперактивной энергией, сразу же занимающей все пространство, и начинает говорить без предисловий: — Стоун, куда ты положил мой… Что бы доктор ни собирался сказать, он даже не обрывает себя, он просто замолкает так резко, как будто пластинка со скрежетом останавливается. Инстинктивно понимая, что вызвало ледяное молчание у него за спиной, Стоун пытается быстро свернуть голоэкран и оттолкнуть планшет. Сердце подскакивает к горлу, он оборачивается и натягивает улыбку, которой не чувствует, отчаянно надеясь, что доктор просто проигнорирует ситуацию. — О, извини, ты что-то искал, док…? Разумеется, милосердие это нечто из области фантастики, касаемо Роботника, и Стоун понимает, что на это не стоит рассчитывать, как только видит своего босса и его хмурый взгляд. У него есть время только на то, чтобы подавить вздох поражения и собраться с духом, прежде чем доктор уже пересекает комнату и хватает голографический планшет. Одним движением он снова открывает сайт, который Стоун так поспешно закрыл, и разворачивает фотографию черных солнцезащитных очков к своему агенту. — Ты все еще смотришь на них? Чтобы, что? Попробовать… снова… Уже настроившись вытерпеть еще один разнос, Стоун моргает и медленно расслабляется, когда Роботник внезапно замолкает, уставившись на веб-сайт. Не то чтобы он особенно хочет, чтобы на него кричали, но внезапная тишина немного беспокоит. Нерешительно он пытается: — Доктор? — Хм. — Взгляд Роботника медленно переводится от люминесцентного экрана к своему агенту, но его пальцы продолжают постукивать по краю изображения проклятых солнцезащитных очков, пока он спрашивает странно ровным голосом: — Я что, действительно плачу тебе так много, что ты можешь пойти и выбросить деньги на подобные вещи? Вопрос… по меньшей мере, странный; Роботник прекрасно знает, что он платит Стоуну довольно среднюю зарплату. Так что да, солнцезащитные очки были немного не в его обычном ценовом диапазоне, но не до неприличия. Стоун не может понять, что доктор хочет услышать. Еще одно извинение за подарок на день рождения? Что-то, что даст ему повод ещё урезать зарплату Стоуна? Хватаясь за слова, которые все ещё правдивы, но не должны вызвать гнев доктора, Стоун останавливается на: — Ты платишь мне достаточно, чтобы я мог тратить деньги на вещи, которые, на мой взгляд, стоят того. И снова это кажется неправильным. Всё всегда кажется неправильным, когда Стоун говорит на эту тему. Лицо Роботника искажается, на его губах появляется усмешка, и он с такой силой опускает планшет на стол, что любое другое устройство треснуло бы. Но не его техника, разумеется. Это всего лишь звук, громкий, как выстрел; но даже этого недостаточно, чтобы заглушить презрительное «Стоит того» доктора, он растягивает слова, словно пробуя их на вкус, высмеивая их в процессе. — Стоит чего именно? Что он должен сказать? Он уже сказал ему правду; его уже отчитали за это. Внезапно почувствовав невероятную усталость, Стоун качает головой, откидываясь на спинку стула. Он сам слышит, как монотонно звучит его голос, когда он повторяет эту правду ещё раз: — Я подумал, что они могли бы тебе понравиться. Рычание, эхом отдающееся на кухне, звучит нечеловечески. В мгновение ока Роботник оказывается в другом конце комнаты, прямо в личном пространстве Стоуна. Одна рука в перчатке сжимает челюсть агента, как тиски, и с силой, которую никто не ожидал бы от жилистого тела доктора, он вырывает своего помощника из кресла и швыряет его спиной на кухонный стол. Боль, пульсирующая в спине Стоуна, не имеет значения. Что действительно выбивает у него дух, так это лицо доктора прямо перед его собственным, искаженное яростью и насмешкой. — За какого идиота ты меня принимаешь? — Роботник выплевывает это слово прямо в лицо собеседнику. — Того, кто поверит, что у тебя не было никаких скрытых мотивов для этого поступка? «Они могли бы тебе понравиться», — предполагалось, что я должен поверить, что это всё? Парадоксально, но именно в этот момент что-то мятежное поднимает голову в груди Стоуна; острые осколки, гремящие внутри его грудной клетки, колят, колят, колят и толкают его вперёд, заставляют встретиться с горящим взглядом Роботника своим собственным стальным взглядом, стиснутая челюсть и твёрдый и ровный голос. — При всём моем уважении, доктор — да, это всё. С испуганным сердцебиением Стоун спрашивает себя, что я делаю — он знает лучше кого либо, чем чревато провоцирование и без того разъяренного Айво Роботника. Теперь он ожидает взрыва, вспышки поистине эпического масштаба. Может быть, даже вполне реальной угрозы быть уволенным за свою дерзость. Чего он не ожидает, так это того, что переполняющая, дрожащая энергия, исходящая от Роботника, остановится, а сам мужчина просто замрёт на месте. Только глаза доктора продолжают двигаться, взгляд прыгает по лицу Стоуна, ища… что-то. Стоун понятия не имеет, что это может быть, но он позволяет Роботнику насмотреться, ни разу не отводя взгляда, стараясь сохранять выражение лица настолько открытым, насколько это возможно. Между ними воцаряется тишина, потрескивающая от напряжения, пока они просто смотрят друг на друга, каждый ожидает, когда другой сделает первый шаг. Как это часто бывает, Роботник двигается первым. Он отпускает Стоуна и отступает так быстро, как будто обжегся. Он тяжело дышит, глаза все еще дикие, а рука почти незаметно дрожит, когда он проводит ею по своим растрепанным волосам, но он не кричит. Он не взрывается, и Стоуну остается только гадать, почему? — Возвращайся к работе, прилипала, — скрипит Роботник сквозь стиснутые зубы, уже отворачиваясь. — И не попадайся мне на глаза до конца дня. Стоун открывает рот, но так и не успевает ничего сказать, утвердительного или иного, прежде чем гений уже вылетает из кухни почти таким же драматичным образом, каким он вошел. Оставив позади своего ассистента, гадающего, что, черт возьми, только что произошло. ~~~~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~~~~ Инцидент на кухне становится еще одной из тех вещей, о которых они не говорят. С сарказмом Стоун думает, что на данный момент из них уже должен быть составлен список. С гораздо меньшим сарказмом он очень тщательно скрывает свои собственные суждения по этому поводу, чтобы случайно не затеять еще одну ссору. Все, что может быть как-то связано с личной жизнью, празднованиями, особенно с днями рождения и подарками, полностью вычеркнуто из его лексикона. Это помогает. Какая бы подспудная напряженность ни сохранялась между ними, она постепенно ослабевает, и через несколько недель никто бы и не заметил, что между ними вообще что-то произошло. Вернуться к исходной позиции; вернуться на более безопасные, профессиональные территории. Когда в один прекрасный апрельский день статус-кво снова нарушается, Стоун совершенно не виноват в этом. Если бы кто-нибудь спросил, кто несет за это ответственность, он бы без колебаний обвинил Уолтерса. Сегодня они возвращаются на территорию правительства, привлеченные сюда еще одной обязательной встречей. — Что-то насчёт бюджетного планирования и финансирования, — ворчит Роботник, надевая пальто и выпроваживая Стоуна из лаборатории. — Нужно убедиться, что они не сократят нас еще больше. Стоун незаметно пакует термос с латте в свой портфель перед тем, как они уходят, и заверяет доктора, что ему не придется уделять ни малейшего внимания идиотам во время встречи, потому что Стоун будет делать заметки за него, но это всего лишь пластырь для кровоточащей раны. Это ничего не меняет в том факте, что Роботник теряет часы впустую там, где он мог бы работать и тратить их на вещи, которые ему действительно нравятся. Это не мешает слабоумным в штабе снова и снова пытаться привлечь внимание доктора, когда они замечают, что его разум блуждает. Вам не нужно его внимание в таком состоянии, хочет сказать им Стоун, вы не сможете справиться с тем, что влечет за собой его внимание, если будете продолжать его беспокоить. Но он ничего не говорит. Это не его дело… и, может быть, только может быть, в нем есть маленькая мстительная часть, которая хочет увидеть, как доктор разорвет майора, который продолжает взывать к нему, требуя, чтобы его выслушали, на мелкие кусочки. Посмотрим, понравится ли этому идиоту, что доктор его слушает, когда гений доведет его до нервного срыва. Каким-то чудесным образом собрание заканчивается без катастрофы, даже без какой-либо сильно громкой или яростной вспышки гнева. Стоун может сказать, что это действительно предел, по тому, как Роботник резко вскакивает на ноги, как только собрание подходит к концу, и вылетает из комнаты с такой скоростью, что даже Стоуну приходится с трудом поспевать за ним. Собрав свои записи и термос и запихнув все это в портфель, Стоун спешит за своим боссом, даже не оглядываясь на всех присутствующих. Он догоняет Роботника в конце коридора, хотя бы потому, что гений, к счастью, перестает почти бежать и громко разглагольствовать, чтобы излить свой гнев. Стоун попадает прямо в разгар пламенной речи, когда резко останавливается рядом с ним. -… подумать только, я мог бы закончить пилотируемый модуль сегодня, если бы не этот фарс с детским садом, требующим моего присутствия только для того, чтобы увидеть, как меня передёргивает каждый раз, когда они ко мне обращаются! Если бы я не нуждался в финансировании — у этих бабуинов не хватило бы мозгов даже представить, что бы я с ними сделал в качестве компенсации за все те разы, когда они заставляли меня тратить свое время впустую… «Он действительно не в себе сегодня», — думает Стоун с легкой гримасой. Возможно, из-за того, что доктор был взволнован прорывом в разработке модуля только накануне вечером, уверенно заявив, что теперь он сможет закончить машину всего за несколько часов. Уже тогда напоминать ему об обязательной встрече и отвлекать его от этого было совсем не весело, мягко говоря. О попытках успокоить и разговорах, похоже, не может быть и речи, настолько ужасное настроение у Роботника на данный момент, поэтому Стоун останавливается на варианте С: отвлечение внимания. — Прости, что прерываю, доктор, но… означает ли это, что ты нашел способ обойти проблему с двигателем? Как я помню, последнее что ты говорил мне об этом, это то, что ускорение было слишком высоким и могло вывести модуль из равновесия. Это работает как заклинание; Роботник останавливается на полушаге, поворачивает голову, чтобы на мгновение уставиться на Стоуна, будто забыв, что рядом с ним кто-то есть. Затем наступает узнавание, и он корчит гримасу, морщит нос, полностью поворачиваясь к своему ассистенту и начинает жестикулировать: — Я же рассказывал тебе, что я сделал — как ты вообще слушал меня вчера, когда я объяснял тебе свой прорыв, Стоун?! Вчера — имеется в виду сегодня утром, поскольку доктор, как это часто бывает, просидел всю ночь, и соответственно, его верному помощнику тоже не удалось поспать. Стоун не позволяет своему искреннему раздражению отразиться на его лице (по крайней мере, он на это надеется) и притворно смущённо пожимает плечами. — Я слушал, но, честно говоря, решение, о котором ты говорил, было немного сложновато для моего понимания… — Ой, да ради… — Роботник глубоко вздыхает и массирует переносицу. — Вот так, значит, ты получаешь невероятный шанс послушать, как я объясняю тебе свою работу, а потом оказывается, что это слишком сложно для твоего понимания. Серьезно, Стоун? Иногда мне кажется, что я держу тебя рядом только ради твоего латте. — Я думал, это неоспоримый факт, доктор, — осмеливается мягко заметить Стоун, позволяя проскользнуть улыбке. Это, по крайней мере, было их постоянной шуткой с тех пор, как он начал свою работу у гения. Кофе как гарантия занятости. Роботнику это казалось забавным, даже если он никогда этого не говорил. Даже сейчас усы доктора подергиваются, выдавая улыбку, которую он пытается сдержать. Закатив глаза, он прищелкивает языком. — Ну, по крайней мере, ты это осознаешь. Уже хорошо. Улыбка Стоуна становится только шире. Закатывание глаз, подшучивания и скрытые улыбки уже в миллион раз лучше надвигающегося взрыва, к которому они были близки минуту назад. Он не возражает, чтобы взамен оскорбляли его интеллект, особенно если это означает, что он снова услышит, как доктор увлечённо рассказывает о своих гениальных прорывах. Зная, что в этом ему не откажут, но все же слегка поторапливаясь, чтобы не упустить момент, он прочищает горло. — Очень жаль, что я пропустил важные части объяснения. Может быть, ты мог бы кратко пересказать это ещё раз для меня…? — Кратко пересказать, — ты не можешь кратко пересказать величие, Стоун, неужели я ничему тебя не научил за прошедший год — просто… Ладно. Просто используй свои ограниченные возможности в полной мере и постарайся не терять нить разговора, на этот раз я даже буду использовать непрофессиональные термины ради тебя. И не вздумай меня перебивать! — Конечно, нет, доктор. Спасибо, это очень щедро с твоей стороны. — Склонив голову в кивке, Стоун использует это движение, чтобы скрыть свою ухмылку. Люди всегда думают, что работать с Роботником сложно, но, хоть иногда это и правда сложная и очень напряжённая работа, в ней есть несколько довольно простых задач. Отвлечь доктора — одна из них; Роботник любит рассказывать о своих проектах, поэтому заставить его говорить и улучшить его настроение с помощью этого, возможно, самая простая и лучшая часть работы Стоуна. И, возможно, Роботник даже знает, что делает агент, так как его взгляд немного слишком понимающий, когда он ворчит и отмахивается от благодарности Стоуна, прежде чем снова пуститься в объяснения. Он начинает медленно, сначала описание его работы перемежается оскорблениями в сторону умственных способностей Стоуна, но достаточно скоро последнее раздражение пропадает, когда Роботник снова погружается в любимую тему. Он говорит быстро и возбужденно, руки жестикулируют, плечи расслабляются, когда напряжение отпускает. Любые обещания использовать непрофессиональные термины быстро забываются, но это нормально; несмотря на то, что он говорил до этого, Стоун вполне понимает его объяснения, тем более что он слушает это во второй раз, и делает это с удовольствием. Он ловит каждое слово доктора, с жадностью впитывает знания, которые ему преподносят на блюдечке с голубой каемочкой, и делает мысленные пометки о тех моментах, о которых он хочет задать дополнительные вопросы позже. Длинные разглагольствования доктора о текущих проектах и о том, как он пришел к своим выводам, всегда невероятно увлекательны, но в них есть дополнительный бонус, когда речь идёт о проекте, который доктор действительно любит. Пилотируемый модуль — это именно такой проект. Теперь, когда Роботник говорит, рисуя пальцем детали в воздухе, чтобы объяснить особенно сложную часть реактивных двигателей машины, которая позволила бы летать еще быстрее, он действительно горит страстью; дикий огонь гениальности и истинного энтузиазма, едва сдерживаемый в одном человеческом теле. Это почти ослепляет Стоуна, в то время как он следит за каждым предложением так внимательно, как только может. Это, конечно же, единственное оправдание тому, насколько он застигнут врасплох, когда внезапно кто-то сильно хлопает его по плечу, и веселый голос прямо рядом с ним объявляет: — Агент Стоун! Как раз тот, кого я искал! Застигнутый врасплох, Стоун спотыкается на полшага вперед, прежде чем спохватывается, и тут срабатывает инстинкт. Его сердцебиение учащается, адреналин наполняет его тело. Он двигается чисто рефлекторно, мышцы напрягаются, готовясь защищаться, сражаться, атаковать — Но как раз в тот момент, когда его рука собирается вырваться вперёд для удара, чья-то рука сжимается вокруг его запястья, как тиски. Рука в перчатке. Это знакомая текстура ткани и металла, клавиши, встроенные в обивку, которые каким-то образом проникают сквозь первобытные инстинкты, завладевшие его разумом. Внезапно пульсация в голове Стоуна прекращается, и его тело замирает, хотя его сердце продолжает биться в быстром темпе благодаря адреналину. — Блестящая идея, коммандер, — в голосе Роботника звучит холодная и жестокая насмешка, когда он говорит, его хватка на запястье Стоуна не ослабевает, пока он прищуривается, глядя на подошедшего мужчину, — подкрасться сзади к тренированному агенту. Коммандер? Уолтерс, осознает Стоун со странной смесью сердитого раздражения и головокружительного облегчения. Боже, он чуть не ударил коммандера, повинуясь инстинкту. Это не помогло бы им получить больше средств и поддержки в будущем, это совершенно очевидно. К счастью, Роботник был лучше осведомлен об их окружении, чем он сам. Его собственная ошибка, конечно, в том, что он настолько сильно увлекся объяснениями доктора, что не видел ничего вокруг. Он все еще не может удержаться от сердитого взгляда на пожилого мужчину, когда поворачивается к нему лицом, сердце все еще колотится в горле, а тело гудит от нерастраченной энергии, но он надеется, что это будет истолковано как шок, а не как настоящий гнев. По крайней мере, у Уолтерса хватает порядочности выглядеть немного смущенным, пока он откашливается, рука неловко зависает на мгновение, когда он снимает ее с плеча Стоуна, прежде чем полностью опуститься. — Я приношу свои извинения, агент Стоун, я не хотел тебя так напугать. — Все в порядке, сэр, — Стоун натягивает приятную улыбку, выпрямляясь; его запястье отпускают, и он может заложить руки за спину, плотно сложив их, чтобы скрыть дрожь от адреналина и шока в них. — Чем я могу вам помочь? — О, расслабься, агент, речь идет не о работе… — Уолтерс со смешком отмахивается от формальностей, в то время как его другая рука опускается в нагрудный карман и извлекает оттуда сложенный пополам листок бумаги. Его улыбка, как и у Стоуна, не совсем достигает глаз, когда он протягивает листок агенту. — Поскольку я слышал, что ты сегодня будешь на территории штаба, я подумал, что смогу вручить тебе это лично. Немного озадаченный, но, как он надеется, хорошо скрывающий это, Стоун берет подаренный предмет тонкими пальцами и разворачивает его. Это открытка, простая белая, на которой аккуратным курсивом написано «С днем рождения» и «Поздравляем». Ни текста, ни дополнительных заметок. Стоун читает открытку дважды, не моргая, но чувствует, как его брови поднимаются, когда он доходит до купона, вложенного в нее. — …ресторан Олив Гарден, сэр? — Мой личный фаворит, — Уолтерс произносит это так, как будто это какое-то достижение. — Я могу только порекомендовать тебе сходить туда поужинать. Он не может говорить это всерьез. Едва сдержавшись, чтобы не закатить глаза, Стоун старается сохранить улыбку на лице. — Я… обязательно. Спасибо, сэр. — Всегда пожалуйста, агент. Считай это также бонусом за очень хорошо выполняемую работу, — в этот момент Уолтерс кидает быстрый взгляд через плечо Стоуна в сторону Роботника. Что-то похожее на сочувствие мелькает на его лице, когда он снова обращает свое внимание на Стоуна. Обычно такой не очень тонкий намек на то, как ужасно трудно, должно быть, работать на доктора Роботника, вызвал бы у Стоуна раздражение, но прямо сейчас он слишком отвлечен, чтобы по-настоящему обратить на это внимание, все еще в основном сосредоточенный на самой карточке… и присутствии Роботника у него за спиной, нависающего над его плечом. Стоун прекрасно понимает, что доктору нужно что-то сказать, и он хочет, чтобы Уолтерс ушел. Заставив себя улыбнуться шире, Стоун снова смотрит на коммандера. — Спасибо, сэр, это очень великодушно с вашей стороны. Вам не стоило… Уолтерс немедленно заглатывает наживку банальностей и отмахивается от благодарности с поистине натуральной улыбкой щедрого дедушки. — Ах, ну что ты, не нужно, агент. Я надеюсь, ты отлично проведешь остаток дня. Будь с ним сегодня немного помягче, Айво. Последняя часть — это почти чересчур; Стоун чувствует, как Роботник становится опасно тихим позади него при прямом приказе в его адрес и упоминании его имени. Черт возьми, у старика есть хоть какой-нибудь инстинкт самосохранения? Пытаясь справиться с эмоциями, Стоун тихо прочищает горло, снова привлекая внимание коммандера, прежде чем тот случайно подожжёт фитиль бомбы по имени Роботник. — Кгхм, коммандер, мне очень жаль прерывать этот разговор, но нам с доктором уже пора уходить… — Конечно, конечно! Я бы не хотел вас задерживать. — Уолтерс протягивает руку — на этот раз осторожно — и в последний раз похлопывает Стоуна по плечу, прежде чем кивнуть обоим мужчинам по очереди. — Доктор; Агент. Стоун сдержанно прощается и не удивляется, не услышав ни единого звука от Роботника. Он нетерпеливо ждет, пока коммандер Уолтерс наконец уйдет. Едва коммандер скрывается за следующим поворотом, Роботник тут же делает свой ход. Быстрая, как змея, рука доктора проносится над плечом Стоуна и вырывает открытку из его некрепкой хватки. Когда Стоун оглядывается, Роботник держит листок бумаги против света, как будто проверяет его на наличие скрытых сообщений; как только он ловит взгляд своего ассистента, доктор опускает руку и встречает его взгляд с напряженным выражением. — Ты ничего не сказал. А должен был? — задается вопросом Стоун. Разве доктора это волнует? Хотя, он ведь говорил, что не заинтересован в поздравлениях и празднованиях, когда дело касается его собственного дня рождения, но ничего не говорил о других. Но расспросы кажутся сейчас верным способом напомнить Роботнику о фиаско, которое потерпел подарок Стоуна ему на день рождения, поэтому агент немедленно отбрасывает эту мысль и вместо ответа останавливается на: — Честно говоря, я об этом забыл. Доктор издает что-то вроде недоверчивого возгласа, но не более того. Не зная, что еще делать, Стоун переворачивает купон, который Роботник вернул ему, разглядывая его, пока он думает. Его ответ — полуправда; он забыл, какой сегодня день, да — всегда немного трудно отслеживать дни недели, когда ты работаешь на одной и той же работе семь дней в неделю, — но он знал, что его день рождения либо сегодня, либо завтра. Не то чтобы это действительно имело значение, но… осознавая сейчас этот факт, понимая, что он правда упустил это, он чувствует себя немного странно. — Ты собираешься использовать это как предлог, чтобы взять отгул, не так ли? — Роботник прерывает его размышления, заставляя Стоуна моргнуть. — Пфффф. Из всех дней, конечно же, это должно быть сегодня. — Я… что? — Отгул, подхалим, — когда никакой реакции не следует, Роботник издает раздраженный звук в глубине горла и шлепает Стоуна по голове открыткой и большим количеством костяшек пальцев, чтобы было более ощутимо. — Выходной. Когда тебе не надо работать. Свободное время. Сиеста. — Я знаю, что — я понял, понял, — уверяет его Стоун, инстинктивно потирая затылок, хотя на самом деле это не было больно. — Но зачем мне его брать? Это, кажется, заставляет Роботника задуматься, одна бровь приподнимается, прежде чем его глаза сужаются. — Ты не в курсе, да? — В курсе чего, доктор? — Как моему ассистенту, тебе, ты, невежественная маленькая липучка, разрешено брать отгулы на дни рождения или Рождество, большие светские семейные сборища или другие глупости, о которых так заботятся эти пентагуси. Скорее всего, это предлог, чтобы дать моим многострадальным приспешникам некоторое время побыть подальше от меня. Вот почему Уолтерс счел необходимым напомнить мне, чтобы я не был слишком суров с тобой сегодня. Наверное, подумал, что я держу именинника в заложниках или что-то в этом роде. Ну, это… не совсем откровение, но, безусловно, сюрприз. Больше года работы на доктора, и никому никогда не приходило в голову сообщить ему о таких вещах? Общение — ключ к успеху, и все такое, думает Стоун, сарказм уже стал его второй натурой, проникая даже в его личные мысли. Рядом с ним Роботник громко фыркает, возможно, из-за озадаченного выражения лица Стоуна. — Боже, ты хотя бы прочитал свой рабочий контракт, прежде чем начать работать на меня? Ты сейчас серьезно, Стоун? — Меня волновала только та часть, где сказано, что я буду работать на тебя, — отвечает Стоун, не задумываясь. — Мне не нужно было знать остальное, прописанное мелким шрифтом. Через несколько секунд после того, как эти слова слетают с его губ, он понимает, что, возможно, это было чересчур откровенно, и он вздрагивает, бросая взгляд на Роботника, ожидая его реакции на сентиментальность. То, что он обнаруживает, поражает его едва ли не больше, чем его собственные необдуманные слова: мрачное выражение, характерное для начала отчитывания, отсутствует, и вместо этого Роботник выглядит по-настоящему удивленным; выражение, которое Стоун видел у него, возможно, всего два или три раза с тех пор, как он начал работать на гения. Затем Роботник ловит его взгляд, и момент исчезает. Стены самоконтроля быстро возвращаются обратно, в то время как доктор отступает назад, выпрямляясь во весь рост, и взмахивает карточкой, выплевывая слова со скоростью и интенсивностью щелкающего кнута: — Ну, неважно, подхалим, если ты думаешь о том, чтобы взять этот отгул сегодня из всех дней, позволь сказать, что ты выбрал самое неподходящее время, и ты мог бы подождать с празднованием своего благополучного появления на свет, пока мы, по крайней мере, не закончим работу на сегодня… Все еще не оправившись от того, что он чуть не обнажил слишком много своих чувств, и испытывая головокружение от быстрого потока слов, которому его подвергают, Стоун даже не задумывается о последствиях, прежде чем выпалить, эффектно перебивая другого: — Я не собираюсь его брать. О, а вот и ожидаемый гнев. Роботник не переносит, когда его прерывают, особенно когда он уже в процессе разноса кого-либо. Он замолкает примерно на две секунды, прежде чем сказать низким и ледяным тоном: — Что это сейчас было? — Я не собираюсь брать выходной, доктор, — спешит заверить Стоун, а затем продолжает говорить в надежде хотя бы немного утихомирить вспышку характера собеседника, — я бы предпочел работать как обычно, если ты не против. Он ожидает, что так и будет — Роботник еще немного поворчит из-за того, что его прервали, но затем быстро потеряет интерес к этому разговору. Вместо этого он внезапно оказывается объектом пристального внимания доктора, пригвожденный к месту его лазерным взглядом, как образец, который вот-вот будет препарирован. — Разумеется, ты собираешься взять выходной, — говорит Роботник, делая рукой приглашающий жест. Однако его голос звучит не совсем уверенно, и то, как он продолжает говорить, словно пытаясь что-то доказать, ясно показывает это. — Ты склонен праздновать такие бесполезные даты, это твоя натура. Ты просто сентиментальный. Так что не лги и не пытайся подлизываться ко мне только потому, что ты думаешь-… да что?! — огрызается Роботник, явно чувствуя, что Стоун очень близок к тому, чтобы снова прервать его. Слегка поморщившись — он ненавидит, когда ему каким–то образом удается постоянно расстраивать доктора подобным образом, — Стоун спешит объяснить: — Меня не волнует мой день рождения. Я не праздную эту дату. Так что… я бы действительно предпочел поработать сегодня, если… — Так, ну-ка подожди, — Роботник жестом изображает, как Стоун закрывает рот, затем повторяет громче, когда Стоун хочет возразить: — Подожди, я сказал! Что значит, тебя не волнуют дни рождения? По крайней мере, постарайся быть убедительным, когда лжешь мне в лицо; это утверждение совершенно не соответствует предыдущим данным. Ты изо всех сил старался выяснить, когда мой день рождения… Стоун открывает рот, чтобы возразить или, по крайней мере, преуменьшить это утверждение, но Роботник поднимает руку, снова не давая агенту вставить слово, и продолжает — …бабабаба, нет, не пытайся отрицать это, я знаю, что даже Уолтерс не был бы настолько глуп, чтобы прямо назвать тебе дату; ты каким-то образом сам это выяснил. Так что оставь свои оправдания при себе, и позволь мне продолжить — ты пошел и купил мне подарок на день рождения, и ты был раздавлен, когда я выбросил его в мусорное ведро-… — Я бы не сказал «раздавлен», доктор-… — Раз-дав-лен. — Произнося каждый слог, Роботник тычет длинным пальцем в грудь Стоуна, почти заставляя его вздрагивать при каждом ударе. — Но теперь я действительно даю тебе шанс отпраздновать то, к чему, очевидно, стремится твое маленькое сердечко, а ты говоришь «Нет»? Чего ты ожидаешь, что я буду настолько тронут твоей преданностью работе, что сам дам тебе выходной? Этого ты хочешь? Ты должен знать, что этого никогда не случится. Это уж ты, по крайней мере, должен понимать. Пара мгновений проходит в тишине, пока они просто смотрят друг на друга, Роботник явно расстроен — тот момент, когда он не хочет признаваться, что сбит с толку, а Стоун просто ждет. Как только агент уверяется, что его босс на данный момент закончил разнос, он начинает осторожно, тщательно подбирая каждое слово: — Мне нравится отмечать дни рождения людей, которые… близки мне, да. Но я не вижу смысла праздновать свой собственный; И нет никого, кто отпраздновал бы мой день рождения вместе со мной, так что некому планировать этот день, кроме меня и того, как я сам хотел бы его провести. И я предпочел бы работать, чем сидеть дома и ничего не делать. Глубоко вздохнув, Стоун рискует еще раз взглянуть на доктора и отмечает, что брови другого мужчины уже почти достигли линии роста волос. Нет. Все еще в замешательстве. Сдерживая улыбку, Стоун пожимает плечами и заканчивает: — На самом деле это не такая уж большая загадка, доктор. Похоже, он единственный, кто так думает. Роботник продолжает внимательно разглядывать его с близкого расстояния, прищуренные глаза бегают взад-вперед по чертам лица Стоуна, как будто пытаются найти там скрытый код… и, по-видимому, терпят неудачу. Спустя мгновения, которые кажутся вечностью, Роботник отступает назад так же внезапно, как вторгся до этого в чужое пространство, и начинает дергать себя за усы, нахмурив брови. — Ты просто отказываешься играть по правилам, не так ли? Стоун слышал вариации этой фразы несколько раз в течение года или около того, работая с доктором, но никогда тот не произносил ее с таким раздражением. Неуверенный в том, что от него ожидают оправданий, он предлагает: — Я… извиняюсь? — Хм. — Роботник разворачивается на каблуках и начинает расхаживать по комнате, все еще подкручивая усы. Думает, думает очень тщательно и на высокой скорости. Отлично, если бы только у Стоуна было хоть малейшее представление о том, о чем именно он думает. Он может только наблюдать, сбитый с толку и заинтригованный, как Роботник совершает несколько кругов взад и вперед, прежде чем гений внезапно поворачивается к нему, резко требуя: — Никого? Сначала вопрос кажется непоследовательным, и Стоуну нужна секунда, чтобы вспомнить, что он сказал ранее, и проанализировать это вместе с вопросом, брошенным ему как вызов. Он качает головой. — Никого, доктор. — Семья? — Никого, с кем мне хотелось бы иметь дело. — Друзья? Коллеги? Он хочет опровергнуть утверждение Стоуна о том, что у него никого нет? Если это так, то он будет разочарован; доктор мог получить доступ к самому секретному личному досье агента, и ответ, который Стоун дает сейчас, все равно будет правдой: — Никто не будет возражать. — Пфффф. У тебя вообще есть личная жизнь? Вопреки себе, Стоун громко смеется над этим, по-настоящему забавляясь явной иронией происходящего. Так что да, может быть, у него действительно нет социальной и личной жизни, о которой можно было бы говорить; но услышать это от Роботника из всех людей? Чья бы корова, как говорится… — Ты знаешь мой график лучше, чем кто-либо другой, — указывает он, все еще посмеиваясь. — Как думаешь, у меня есть на это время? Это вызывает подергивание уголка рта Роботника; наконец, веселье вместо гнева. — Справедливо. — Пауза, пока доктор снова задумчиво дергает себя за усы, раз, другой. Затем: — И ты действительно хочешь остаться и работать. На самом деле это не вопрос, но он близок к нему. Стоун считает, что это вообще не должно было быть вопросом. Нет ничего другого, что он предпочел бы работе бок о бок с Роботником. — Если ты не возражаешь, то да. Затем с выражением лица Роботника происходит что-то сложное; серия небольших сдвигов и подергиваний, эмоции слишком быстро появляются и исчезают, чтобы их можно было расшифровать. Прежде чем Стоун успевает хотя бы попытаться понять, что он чувствует, доктор уже поворачивается к нему спиной, отмахиваясь рукой. — Если бы я возражал, Стоун, я бы давно тебя уволил. Стоуну нужно время, чтобы осмыслить эти слова, но как только они произносятся, агент чувствует, как что-то застревает у него в горле — возможно, ответ. Может быть, недоверчивый смех. — Доктор… — Возвращайся к работе, подхалим, — тон Роботника не оставляет места для споров. Этот разговор официально окончен. Не то чтобы это имело значение. Самое важное уже было сказано. Стоун ухмыляется от уха до уха за спиной доктора, безуспешно пытаясь скрыть это в своем голосе, когда отвечает: — Конечно, доктор. «С днем рождения меня», — думает про себя Стоун, спеша за своим боссом, изо всех сил стараясь сдержать улыбку. Кажется, в этом он эффектно терпит поражение. ~~~~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~~~~ Стоун почти не видит Роботника до конца дня. Несмотря на то, что учёный сказал о том, что у них есть работа, на самом деле основную ее часть делает доктор. Как только они возвращаются в лабораторию, Роботник без промедления направляется обратно в свою главную лабораторию, начинает стаскивать пальто и перчатки и снова погружается в доработку пилотируемого модуля. Стоуну требуется одна секунда, чтобы нежно улыбнуться мужчине в спину, умиляясь его столь очевидному энтузиазму, прежде чем развернуться и вернуться к своей работе. Что, конечно, далеко не так увлекательно, как у Роботника — он в основном отвечает на корреспонденцию доктора, отклоняет телефонные звонки, которые только отвлекли бы гения, и регулярно приносит ему свежий латте и перекус. Он не возражает против простой задачи; он скорее счастлив держать все скучные вещи подальше от учёного, имея возможность наблюдать, как нечто великое проектируется и строится с нуля. Проходят часы, пока доктор возится, а Стоун старается не путаться у него под ногами и в то же время поддерживать его. Когда начинает подкрадываться ночь, и Стоун обнаруживает, что несколько раз зевает в ладонь, до него доходит, что он опоздал с приготовлением позднего ночного латте Роботника почти на час. С тихим проклятием он соскальзывает с барного стула и начинает готовить чашку так быстро, как только может. Мысленно он задается вопросом, почему доктор не поставил его в известность об отсутствии напитка — на него не кричали по коммуникатору, за ним не присылали бэдника. Наверное, опять потерял чувство времени за работой, со смешком думает Стоун, осторожно накрывая стакан крышкой, прежде чем поспешить из кухни в лабораторию. Когда он входит, в лаборатории тихо и почти совсем темно. Только свет в задней части, где доктор работает с прототипом, все еще включен. Но не слышно ни звона инструментов, ни щелканья клавиш, ни гудения голоэкранов. — Доктор, вот твой… — На мгновение нахмурившись, когда он не замечает Роботника перед компьютером, Стоун перенаправляется в освещенную часть лаборатории. Обходя стол и ныряя за гигантский голоэкран, он, наконец, замечает своего пропавшего босса — и едва успевает поймать последнее слово, которое так и вертелось у него на языке, быстро проглатывает его, прежде чем оно может сорваться и, возможно, потревожить другого мужчину. Крепко спящего другого мужчину. Стоун чувствует, как на его губах появляется слишком нежная улыбка, когда он тихо подходит к доктору и оглядывает его. По крайней мере, на этот раз он не заснул, согнувшись над своей работой; то, что случалось несколько раз раньше и всегда приводило к ужасным болям в спине в последствии. На этот раз он лежит, откинувшись на спинку кресла, низко опустившись на сиденьи, склонив голову набок и слегка приоткрыв губы, дыша глубоко и ровно. Оглядываясь назад, Стоун понимает, что Роботник не покидал лабораторию почти тридцать часов, что, возможно, означало, что он бодрствовал столько же, а может быть, и дольше. Еще не личный рекорд, но, по-видимому, достаточно, чтобы его тело просто отказало, когда он отказался отдыхать. Вот так, без ведома доктора, Стоун позволяет себе по-настоящему рассмотреть Роботника, от его растрепанных волос до темных кругов под глазами, от подъема и опускания груди вплоть до черт лица, расслабленных во сне. Сейчас он выглядит умиротворенным, почти домашним. Опасная мысль, отмечает Стоун, когда чувствует, как что-то предательски сжимается у него в груди. Нет, говорит он себе, качая головой, сосредоточься. Не глупи. Заставив себя повернуться спиной к Роботнику, пока тот восстанавливает силы, Стоун ставит латте на ближайший столик. Он бросает короткий взгляд на прототип модуля — он не может сказать, закончен ли он уже, но агенту он уже кажется невероятно впечатляющим, — прежде чем проскользнуть мимо него к шкафчику с чистящими средствами и запасной одеждой в задней части лаборатории. Вряд ли Роботник когда-нибудь открывает этот шкафчик, что делает его идеальным местом для хранения предметов, которые сейчас ищет Стоун. Он появляется с одеялом и подушкой и проскальзывает обратно к доктору. Манипуляции со спящим Роботником требуют большой концентрации, чтобы не разбудить его, и не раз Стоун замирает на середине движения, когда доктор слишком громко сопит. Но, наконец, ему это удается; отступив на шаг, он осматривает свою работу и глубоко вздыхает с облегчением. Теперь доктор устроен в кресле боком, под голову подложена подушка, чтобы поддерживать шею, и плотно завернут в одеяло, и он все еще крепко спит. Мысленно Стоун похлопывает себя по плечу за хорошо выполненную работу, прежде чем оглядеться вокруг. Хорошо… что теперь? Его блуждающий взгляд находит часы на экране компьютера. Одиннадцать часов вечера. Его официальная смена закончилась несколько часов назад, но здесь это мало что значит. Он остается до тех пор, пока доктор не закончит работу или пока Роботник не отправит его домой. Теперь его работа кажется очень хорошо выполненной, и нет никого, кто сказал бы ему идти домой, — он сомневается, что Роботник проснется до того, как ночь сменится утром. Но… еще один взгляд на Роботника, который во сне выглядит беззащитным, лишенный всякой силы, язвительности и театральности. Оставлять его здесь одного кажется неправильным, хотя он знает, что лаборатория безопасна, как крепость. Качая головой с тихим вздохом и улыбкой, Стоун поворачивается, чтобы покинуть лабораторию. Он подождет, пока доктор снова проснется, да, но не здесь, наблюдая за ним, как маньяк. Придется перекантоваться на кухне. На выходе, приглушая свет, Стоун рискует в последний раз оглянуться через плечо на дремлющую фигуру в задней части лаборатории… и решительно игнорирует уже знакомое сдавливание в груди. ~~~~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~~~~~ — Стоун! Крик, эхом отражающийся от армированных стен, заставляет Стоуна оторвать взгляд от эспрессо, который он медленно потягивает. Едва сдерживая зевок за тыльной стороной руки, агент спрыгивает со стула и потягивается, бросая взгляд на часы на стене. Уже четвертый час утра. Не так долго, как он предполагал, но, по крайней мере, доктор поспал несколько часов. Стоун сразу запускает кофемашину, предвидя острую потребность в латте у своего вновь проснувшегося босса, когда Роботник появляется в дверном проеме кухни, выглядя торопливым и задумчивым. Его волосы стоят дыбом с одной стороны, и одеяло все еще обернуто вокруг его плеч, но его глаза остры, как всегда, когда они осматривают кухню, пока не останавливаются на Стоуне. Что-то похожее на торжество светится в глазах доктора, и он делает шаг вперед, плотнее закутываясь в одеяло, по-видимому, не осознавая этого. — А, хорошо, ты все еще здесь! В тот момент, когда он это говорит, Роботник, кажется, что-то понимает. Его лоб хмурится, и он смотрит на часы, точно так же, как Стоун делал это раньше, прежде чем его взгляд возвращается к агенту еще острее, чем раньше; делая выводы, анализируя. — А почему ты все еще здесь, подхалим? Потому что ты все ещё здесь, было бы самым честным ответом, но… Стоун знает, что это не лучший вариант. Совсем небезопасный. На этот вопрос действительно нет надежного ответа, поэтому Стоун предпринимает последнюю отчаянную попытку сменить тему: — Тебе что-то было нужно? По-видимому, на этот раз ему повезло, так как слабая попытка действительно срабатывает. Роботник моргает, хмурится, а затем на его лице появляется почти маниакальная ухмылка, обнажающая зубы. — Хорошие новости, подхалим — тебе позволено быть восторженным зрителем, который таращится в изумлении на мое новейшее изобретение. Это многое говорит о том, насколько Стоун устал, поскольку его вялому мозгу требуется гораздо больше времени, чем обычно, чтобы осмыслить слова и очевидную взволнованность собеседника. Как только осознание, наконец, наступает, он обнаруживает, что выпрямляется, сам становясь возбужденным. — Ты имеешь в виду… пилотируемый модуль готов? — Динь-динь, поздравляю, ты понял очевидное, Стоун! — Даже оскорбления Роботника не такие резкие, как обычно, его ухмылка слишком широка, а предвкушение слишком велико, чтобы даже притворяться насмешливым. — Золотая медаль тебе за попытку. А теперь давай, шевелись, мы и так потеряли достаточно времени! Любая затянувшаяся усталость улетучивается, как дым, пока Стоун отталкивается от кухонной стойки и следует за своим боссом, когда тот разворачивается и широкими шагами возвращается по коридору в лабораторию. Бэдник приветствует их в дверях, но Роботнику остается лишь рассеянно похлопать его по панели, прежде чем нырнуть в открывающиеся двери, Стоун прямо за ним. Лаборатория выглядит так же, как и тогда, когда Стоун видел ее в последний раз, свет по-прежнему приглушен, голоэкраны по-прежнему выключены. Полностью освещен только подвешенный на тросах прототип, и именно там Роботник останавливается, широко раскидывая руки, одновременно бросая одеяло на ближайший стол. — Ну, вот и всё! Наконец-то он полностью готов! Изумленная улыбка расплывается по лицу Стоуна, когда он приближается, внимательно рассматривая гладкую, обтекаемую поверхность машины, ее идеальный бело-серебристый блеск. Рефлекторно он поднимает руку, чтобы дотронуться, но колеблется, прежде чем дотянуться до своей цели. — Давай, — призывает Роботник из-за его спины, ухмылка все еще слишком очевидна, чтобы звучать так надменно, как ему бы хотелось. — Можешь прикоснуться, с ним ничего не случится. А пятна с твоих грязных рук можно будет смыть. Тихонько посмеиваясь — даже сейчас ему нужно хоть немного, но оскорбить — Стоун делает, как ему говорят, позволяя себе провести ладонью по боку джета, пока он идет вдоль него. Он жадными глазами рассматривает каждую деталь, каждый уголок и трещинку. За время работы на доктора он повидал много впечатляющих работ, о которых никто кроме самого Роботника и мечтать не мог, но это? Возможно, это просто самая впечатляющая из них на данный момент. Обогнув модуль один раз, впитывая весь его облик целиком, Стоун поворачивается обратно к его создателю; Роботник стоит прямо, будто аршин проглотил, наклонив голову, наблюдая за Стоуном с таким же пристальным интересом, с каким его ассистент рассматривает его изобретение. — Это абсолютно восхитительно, доктор, — честно говорит ему Стоун, не пытаясь скрыть ни малейшего благоговения, которое он испытывает. При похвале на лице Роботника появляется торжествующая улыбка — не его обычная ухмылка, а выражение истинного удовлетворения победой. Хмыкая, он отмахивается от слов Стоуна, как будто они не имеют значения, все еще ухмыляясь. — Разумеется, это так, подхалим — в конце концов, это же моя работа. — Ты собираешься устроить испытательный полет? — Стоун снова оглядывается на изобретение, чувствуя, как внутри него поднимается предвкушение. Возможно, это глупый вопрос — в конце концов, сейчас четыре утра, и они оба устали. Но ему не терпится увидеть, на что способен джет; увидеть доктора во всей его красе, когда он впервые запустит машину. — Ты позволишь мне посмотреть? — Как бы ни было лестно твое рвение, Стоун, мы еще не готовы отправиться в полет, — брови Роботника слегка хмурятся, и он подходит ближе, встает рядом со Стоуном, одновременно протягивая руку, чтобы провести кончиками пальцев по боку прототипа. — Модуль закончен, да, но я все еще работаю над созданием чего-то, что защитит пилота от действующих на него внешних сил. Я думаю, что летный костюм мог бы помочь, но… В этот момент Роботник замолкает, быстро моргая, как будто пробуждаясь ото сна. Стоун, который уже предвкушал очередное пространное объяснение всех тонкостей возможного летного костюма, удивленно хмурится, когда Роботник останавливает себя, прежде чем начать. Однако, до того, как он успевает задать вопрос, Роботник вместо этого разворачивается и щелкает пальцами, отходя от джета к своему столу. — Увы! Но дело не в этом! Дело в том, что мы пока не можем взять его для настоящей тестового полёта, но… У меня есть кое-что, что понравится тебе не меньше. Доктор срывает подушку с кресла, где она все еще лежала, бросает ее на стол и начинает тащить кресло через всю лабораторию к платформе, которую он обычно использует для своих голограмм во время танцевальных пауз. — Давай, Стоун, иди сюда… Озадаченный, Стоун следует за ним, как его попросили, наблюдая с поднятой бровью, как Роботник разворачивает кресло и ставит его посреди платформы, как трон. — …смотри, джет, возможно, еще не закончен, но с окончательным дизайном я смог запрограммировать голограмму, которая точно имитирует окружающую среду, скорость и давление, с которыми будет иметь дело пилот, но без каких-либо негативных побочных эффектов. За исключением, может быть, небольшой тошноты, но я уверен, что ты сможешь справиться с собственным желудком, так, Стоун? Стоун был занят, наблюдая, с любопытством наклонив голову, как доктор настраивает все по своему вкусу. Услышав, что к нему обращаются напрямую, он моргает, затем сильно хмурится, уверенный, что каким-то образом ослышался. — Я? Ну да, смогу, но почему… — Идеально! Иди сюда, — подзывает агента Роботник, согнув палец в жесте «иди сюда», в последний раз поправляя стул. — Ты протестируешь симуляцию для меня. Что-то в формулировке привлекает внимание Стоуна, и он заставляет свой усталый мозг выполнять свою работу и анализировать ее. Это занимает у него больше времени, чем ему хотелось бы — Роботник начинает нетерпеливо постукивать пальцами по спинке стула, — но в конце концов ему это удается. Он едва успевает опомниться, прежде чем его челюсть отвисает от изумления. — Тестировать? Доктор, ты хочешь сказать, что еще не… — …еще не удосужился попробовать сам, да, да, — Роботник нетерпеливо машет рукой, затем повторяет приглашающий жест. — Я только что закончил программировать симуляцию, но, к сожалению, моя реакция все еще слишком замедлена из-за сна, чтобы детально проанализировать этот опыт. Так что, ты сделаешь это вместо меня. Когда доктор повторяет подзывающий жест ладонью в третий раз, Стоун следует за ним, двигаясь, как марионетка, которую дергают за ниточки, в то время как его разум все еще пытается догнать события. Доктор никогда никому не позволяет тестировать свои машины; первый тест, первый запуск любых изобретений всегда остается за самим Роботником. Привилегия, которую он не дает никому другому. В этом нет никакого смысла. — Давай, сейчас не время спать, Стоун, — ворчит Роботник себе под нос, указывая ему сесть в кресло, затем отворачивается, чтобы ввести что-то на консоли рядом с ним. Его перчатки отсутствуют, отстраненно отмечает Стоун, поэтому доктору приходится довольствоваться ручными командами на самом компьютере. — Доктор, ты… Ты уверен? — Вдруг выпаливает агент. Возможно, трудно сохранять здравый смысл в четыре утра и без сна, иначе он бы дважды подумал, прежде чем сомневаться в решениях Роботника. — Обычно ты бы сделал это сам… — Я только что сказал тебе, почему я этого не сделал, — отвечает Роботник, не отрываясь от своего набора текста. — Ты когда-нибудь слушаешь, когда я говорю? — Да. — А затем, доказывая свою же теорию о том, что он совершенно не в состоянии сейчас фильтровать свою речь, Стоун не удерживается от дополнения: — И я знаю, что для тебя это необычно. Раздается щелчок, когда пальцы доктора пропускают следующую команду. Гений недолго колеблется, прежде чем бросить взгляд через плечо, на его лице странная смесь раздражения и усталого принятия. — Умник ты хренов, нельзя просто сесть и принять что-то хорошее, когда тебе это дают, не подвергая это сомнению, хоть раз в жизни. Это… абсолютно не то, что Стоун ожидал услышать, и он обнаруживает, что теряет дар речи от смущения, беспомощный сделать что-либо, кроме как выдавить: — Доктор? — Ты можешь просто… принять это, не споря со мной, в этот раз? — Роботник отворачивается обратно, не позволяя Стоуну наблюдать за выражением его лица, пока он говорит. — Ты уже отказался от выходного дня, Стоун. Попробуй пожить немного для себя, ладно? Выходного? Стоун затуманенно хмурится, пытаясь понять суть. Какое отношение имеет выходной день к чему-либо…? Оу… Нет, не может быть. Этого никак не может быть, верно? Роботник по-прежнему отказывается встречаться с ним взглядом, и Стоун, хоть и уставший, но не настолько, чтобы решиться на самоубийство и спросить доктора, не является ли это каким-то странным, неуклюжим способом подарить ему что-то приятное на день рождения. Черт возьми, он даже не настолько склонен к самоубийству, чтобы позволить себе думать об этом слишком громко. Сердце подступает к горлу, и Стоун пытается найти слова, которые помогли бы ему убедиться в своей теории, не навлекая на себя ярость Роботника. — Доктор, могу я кое-что спросить? Доктор неопределенно кивает головой. — Жги. — Это все еще считается рабочим моментом? Будь на месте доктора кто-либо другой, Стоун совершенно уверен, что его вопрос показался бы возникшим из ниоткуда; очевидная непоследовательность. Но для Роботника с его блестящей памятью… Стоун надеется, нет, он знает, что для доктора это нечто большее. Он абсолютно уверен, что Роботник помнит свои собственные слова так же хорошо, как их помнит агент; это очевидно по тому, как гений полностью замирает на месте. «Работа, работа, работа. Это все, что здесь имеет значение; это все, что имеет значение для меня.» — …Я полагаю, твоя смена окончена? — Голос Роботника звучит необычно тихо по сравнению с его обычным резким, напряженным тоном. Не немедленный отказ. Что-то похожее на робкую надежду расцветает в груди Стоуна, и он обнаруживает, что уголки его губ подергиваются в нерешительной улыбке. — Смена закончилась ещё несколько часов назад. — Хорошо. И моя смена, вероятно, закончилась, когда я заснул, — Роботник быстро оглядывается, затем снова отводит взгляд. Ни разу не встречаясь взглядом со Стоуном. — Что, очевидно, означает, что это уже не относится к работе. Теперь улыбка прорывается полностью. Стоун не делает никаких попыток скрыть это каким-либо образом. — Понятно. Я просто хотел убедиться. — Убедиться, сможешь ли ты уйти, прежде чем я заставлю тебя пройти симуляцию, от которой тебя стошнит? — Нет. — Он действительно думает, что Стоун захочет сейчас уйти? Ни за что на свете. Медленно откидываясь на спинку кресла, Стоун решает рискнуть. — Но в таком случае, я думаю, может быть, мы могли бы… пойти купить какой-нибудь небольшой торт? Чтобы отпраздновать. Это, наконец, заставляет Роботника остановиться, а затем резко развернуться. Его брови взлетают до линии волос, и на его лице появляется что-то поразительно близкое к неприкрытому замешательству. — Торт. — Повторяет он таким тоном, будто Стоун только что предложил ему нечто возмутительно непристойное. — Чтобы отпраздновать, — подтверждает Стоун и сразу же спешит объяснить: — Я имею в виду завершение работы над модулем. Ты работал над этим проектом несколько месяцев подряд, так что мы должны это отпраздновать. — Модуль. Точно. — Все в выражении лица и тоне Роботника говорит о том, что он прекрасно видит откровенно ужасную ложь насквозь. И снова он не отклоняет предложение агента сразу; он просто колеблется, затем смотрит на ближайшие часы, мигающие на экране: — Сейчас… без двадцати пять утра, подхалим. Где ты сейчас собираешься взять торт? — Недалеко отсюда есть заправка; я проезжаю мимо нее каждый раз, когда еду на работу. — Чем больше он говорит, тем больше Стоуну нравится эта идея. Не то чтобы он вчера врал доктору — ему действительно плевать на свой собственный день рождения. Неважно, что сейчас может подумать доктор, дело не в этом. Но он действительно не может сейчас представить, что может быть лучше, чем сидеть здесь вместе с Роботником и праздновать успех хорошо проделанной работы. — Если ты не против, я могу быстренько съездить, максимум десять минут. Гений негромко мычит в ответ, теребя свои усы, тщательно обдумывая. Стоун не знает, действительно ли перспектива десерта заставляет его колебаться вместо того, чтобы отказаться без раздумий, — доктор действительно любит сладкое, как бы ему ни хотелось это отрицать, — но у него почти кружится голова от надежды, что он всё-таки согласится, и он осторожно подталкивает в последний раз: — Я не знаю как ты, доктор, но я очень даже голоден. — …Торт на завтрак в четыре утра, — пока он говорит, губы Роботника подергиваются, и внезапно он смеется; раскатистый, громкий смех, который, кажется, исходит из самой его сути. — Куда делось твое отношение к здоровому питанию, Стоун?! — спрашивает он, все еще хихикая, как будто все это веселая шутка. — Я ужасно влияю на тебя, это очевидно! Стоун улыбается и чуть не прокусывает себе язык, чтобы удержать слова, застрявшие у него в горле. Мне нравится, как ты на меня влияешь. Он знает, что это было бы слишком. Это уже чудо, что он зашел так далеко без того, чтобы на него накричали, ударили о ближайшую стену или вообще выгнали. Он может списать хорошее настроение Роботника прямо сейчас только на недосып, и он не собирается прямо сейчас разрушать свои шансы, будучи слишком откровенным. — Так… да? — спрашивает он, чувствуя, что улыбается шире, чем при виде завершенного джета. — Да, да, иди привези этот торт. На самом деле мне не помешало бы немного сахара, чтобы полностью проснуться после этой отключки, — Роботник отмахивается от него, пыхтя и отдуваясь, но в уголках его рта все еще остается ухмылка, едва скрытая усами. Нетерпеливый, как ребенок рождественским утром, Стоун вскакивает на ноги, торопливо бормочет: — Скоро вернусь. — и поворачивается, чтобы уйти, все еще в легком оцепенении. — Лучше бы тебе сдержать слово, — кричит ему вслед Роботник. — если ты не вернешься через десять минут, я протестирую симуляцию без тебя, подхалим! Широко улыбаясь, Стоун немедленно переходит на бег, забыв об усталости перед лицом такого вызова. Посмотрим, сможет ли он уложиться в пять минут. ~~~~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~~~~~ Остаток ночи — ладно, раннее утро — кажется сном, и Стоуну не стыдно признаться, что ему приходится тайком ущипнуть себя раз или два, чтобы убедиться, что он просто не заснул на работе и все это ему не снится. Место щипка болит, но он не просыпается, и безмерно рад этому. Он возвращается в лабораторию менее чем через десять минут, торжествующе ухмыляясь, в то время как Роботник закатывает глаза и огрызается на него за то, что он выпендривается, и сколько правил ты только что нарушил по дороге, подхалим? Невероятно! Однако притворное раздражение гения длится недолго, когда Стоун преподносит обещанный торт — самый непропеченый, приторно-сладкий шоколадный торт, который ему удалось найти, — и блеск в глазах Роботника выдает его еще до того, как он успевает открыть рот, чтобы подтвердить: прекрасно, да, по крайней мере, Стоун сделал хоть что-то правильно. В итоге они сидят друг напротив друга за столом Роботника, каждый на вращающемся кресле, между ними торт и по чашке эспрессо и латте. Стоун просто ковыряется в своей порции торта, на самом деле не в настроении наслаждаться этой липкой сладостью. Вместо этого он более чем доволен наблюдением за Роботником, который с аппетитом поглощает сладкое лакомство в перерывах между пространным объяснением того, как, по его мнению, будет выглядеть летный костюм и какие функции он намерен в него добавить. Тестирование симуляции к настоящему времени как-то забылось, но Стоун совсем не возражает; он сомневается, что тестировать его сейчас, с полным желудком сахара и шоколада, было бы разумно. И, в любом случае, он вполне счастлив от того, где он сейчас находится, слушая, как Роботник говорит, говорит и говорит, с блеском в глазах и остатками шоколада в уголке рта. Но независимо от того, насколько он наслаждается спокойной атмосферой, он все равно очень устал. Кофе и сахар немного помогают, но ненадолго. Довольно скоро Стоун обнаруживает, что снова зевает, и ему приходится моргать чаще, чем обычно, чтобы сфокусировать взгляд красных от недосыпа глаз. Разумеется, даже лишенный сна Роботник не является ненаблюдательным Роботником, и довольно скоро доктор прерывает свой монолог, чтобы наброситься на своего ассистента. — Я тебе настолько надоел, что ты засыпаешь под мои речи, прилипала? — Никогда в жизни! — Стоун спешит заверить, выпрямляясь, собираясь извиниться… затем замечает блеск в глазах собеседника и немного испуганно смеется. Господи — он действительно настолько не в себе, что ему мерещится, или Роботник на самом деле дразнит его? Теперь он сам ухмыляется, трет глаза и уверяет: — Я слушаю, правда, просто устал. Немного. Этот поразительно пристальный взгляд прожигает его еще мгновение, прежде чем Роботник вздыхает и со щелчком кладет вилку. — Возьми выходной, Стоун. — Я… что? — Он, должно быть, неправильно расслышал. По-видимому, так и есть. Роботник закатывает глаза и бормочет что–то о замедленной реакции всяких прилипал, прежде чем повторить более резко: — Свой положенный выходной ты отказался брать — возьми его сегодня. В таком виде ты для меня здесь бесполезен. Стоун открывает рот, собираясь немедленно отказаться — он все еще может работать, раньше ему приходилось и меньше спать, — но что-то в положении челюсти Роботника подсказывает ему, что толку от этого будет мало. Это опять одна из тех хороших вещей, которую он должен просто принять, не возражая? Ну уж нет. Не в этот раз. Прежде чем он успевает передумать, он выпаливает: — Тогда ты тоже. Они оба останавливаются — замирают, на самом деле. Моргая друг на друга, как будто они оба удивлены, услышав эти слова, и пока не ясно, кто из них сильнее озадачен. — Я тоже? — Роботник, наконец, медленно повторяет. Это почти чудо, что он сразу же не огрызается на него или не смеется над ним, думает Стоун, но, возможно, ему действительно удалось так сильно удивить уставшего гения, что его первой реакцией на этот раз не является насмешка. — Тоже взять выходной? Ты это хочешь сказать? — Да, я имею в виду, мы оба устали, — объясняет Стоун, пытаясь облечь свои вялые мысли в убедительные слова. — Немного сна пошло бы нам на пользу, и мы могли бы вернуться к вечеру, чтобы продолжить работу… Он замолкает, не уверенный в том, чего он вообще пытается здесь достичь. По-видимому, он действительно сильно не в себе, чем он только думал. Сделав глубокий вдох, он готовится к тому, что Роботник может в любой момент озвучить эти самые мысли. Однако доктор снова удивляет его (и, сам того не подозревая, в третий раз за ночь заставляет Стоуна ущипнуть себя). Вместо того, чтобы усмехнуться и отмахнуться от него, или еще хуже, Роботник откидывается на спинку стула, устало вздыхает, потирая лицо рукой, и ворчит из-под ладони: — Ради всего… А знаешь, что? Ладно. Хорошо. Мы берем выходной на утро. На данный момент ущипнуть себя уже недостаточно; Стоуну хочется дать себе пощечину, чтобы убедиться, что он не спит, когда Роботник поднимается на ноги. — Да? — Да, Стоун, я только что это сказал. — Теперь появляется насмешка, когда Роботник набрасывается на него, щелкая пальцами под носом своего помощника. — Как бы мне ни было неприятно это признавать, даже я не смогу сделать много хорошего в этом состоянии, а ты так и вовсе будешь совершенно бесполезен. Мы перезагружаемся и возвращаемся сюда к обеду. Ровно в двенадцать часов; и меня не волнует, насколько ты успеешь выспаться к этому времени. Ясно? — Я… да, ясно. Конечно. — Хорошо, — пауза, во время которой Роботник, кажется, чего-то ждет, затем закатывает глаза и хлопает в ладоши. — Что означает, что тебе следует поторопиться и собраться, чтобы отвезти меня домой, подхалим. Не знаю, как ты, но я больше не собираюсь спать в кресле. — Ах, да, прости, — Стоун качает головой, чтобы избавиться от головокружения и замешательства — на самом деле это не помогает — и поспешно поднимается на ноги, начиная складывать грязную посуду и беспорядочно собирать все в кучу. Он едва может поверить, что они действительно уходят, и он чувствует, что должен сделать это как можно быстрее, пока Роботник не передумал. Пока он убирает за ними и идет за своими вещами, а главное, за ключами от машины, Роботник ненадолго исчезает в недрах лаборатории, роясь там. Стоун не обращает на него внимания, уверенный, что доктор встретит его у двери, как только он закончит. Бессонная ночь болезненно дает о себе знать в тот момент, когда Стоун выходит из лаборатории. Ранний утренний солнечный свет щиплет его воспалённые глаза, заставляя голову пульсировать, и он вскидывает руку, чтобы защититься от яркого света, бормоча проклятия. Дверь лаборатории с шипением открывается, а затем закрывается за ними, и Роботник объявляет своим надменно-насмешливым тоном: — Тебе бы пригодились солнцезащитные очки, Стоун. Пока еще не осознавая, что доктор употребил одно из запрещенных слов, одну из тех вещей, о которых они не говорят, уставший агент издает смешок и поворачивается к своему боссу, чтобы согласиться: — Вероятно, ты прав, док… Остаток слова застревает где-то в его горле, когда Стоун сталкивается лицом к лицу с Роботником, и его взгляд сразу же падает на лицо доктора. Или, если быть более точным, на солнцезащитные очки, балансирующие на его носу. Черные, гладкие, элегантные солнцезащитные очки. Очень знакомые солнцезащитные очки. Стоун чувствует, как у него медленно отвисает челюсть, пока он пытается и не может поверить своим глазам. Но у него не слишком много времени, чтобы обдумать это. Два пальца нетерпеливо щелкают перед его носом, и Роботник громко кричит прямо ему в лицо. — Земля вызывает Стоуна! Я знаю, что у меня впечатляющая внешность, подхалим, но мы уезжаем прямо сейчас, так что, если бы ты мог уже поднять свою челюсть с земли и сесть в машину, я был бы тебе очень признателен. — Но… — «но ты их выбросил. Я видел это своими глазами.» Стоун моргает, пристально смотрит и все еще не может понять, что он видит. Это не могут быть одни и те же солнцезащитные очки, но в то же время он уверен, что это они. Он потратил так много времени на то, чтобы найти, а затем смоделировать именно ту пару, которая ему нужна; теперь он сразу же узнает их. Узел чувств внезапно набухает в его груди, из-за чего становится трудно дышать, говорить. Его голос становится хриплым, когда он, наконец, снова произносит: — Это… Очень красивые очки, доктор, тебе идёт. — Спасибо… за ничего, — Роботник отпускает свою фальшиво-довольную улыбку на последней части. Каким-то образом, усмешка в его глазах видна даже за чернотой светоотражающих стекол. — У меня есть зеркало, знаешь ли. Я знаю, что они мне идеально подходят. Я бы не надел их, если бы это было не так. Узел теперь занимает большую часть пространства в его груди и горле, все увеличиваясь, поднимаясь и проскальзывая сквозь все его тщательно поддерживаемые фасады. Стоун ловит себя на том, что улыбается, как безумный, не имея возможности контролировать это, и проводит рукой по лицу, чтобы имитировать кашель и хотя бы немного скрыть свое тупое выражение. — Ты, э-э, так ещё более впечатляюще выглядишь, доктор. Очень устрашающе. Это, по крайней мере, вызывает у гения подобие улыбки, и он, по-видимому, бессознательно выпрямляется, слегка отряхивая пальто от несуществующих пылинок. — Будем надеяться, что пентагуси подумают так же на следующем принудительном собрании; и если повезет, мы сможем таким образом ещё сократить время встречи. Щелчок языком, и Роботник протягивает руку, хватает Стоуна сзади за шею и грубо толкает его вперед. — Кстати, о сокращении — садись уже в машину, Стоун, у нас не весь день впереди. Я хочу вернуться сюда самое позднее к полудню. — Да, доктор. — Стоун не возражает против толчка или дополнительного шага, который ему приходится делать, чтобы не упасть; он очень рад, что у него есть шанс скрыть свою изумленную улыбку на секунду или две, пока он спешит к двери машины. Его сердце все еще колотится где-то в горле, а руки трясутся от внезапного волнения, когда он отпирает машину, проскальзывает внутрь и садится за руль. У него даже нет возможности сделать еще один глубокий вдох, чтобы собраться, прежде чем открывается пассажирская дверь и Роботник проскальзывает на сиденье рядом с ним. И сразу же все внимание Стоуна снова приковано к мужчине — мужчине в его новых солнцезащитных очках. Он до сих пор не может поверить, что Роботник сохранил их. Словно почувствовав его взгляд — на самом деле, вероятно, так и есть, — Роботник опускает свои солнцезащитные очки достаточно низко, чтобы смотреть поверх них, ловит взгляд Стоуна и… подмигивает. Подмигивает, чёртов ублюдок. Как будто это не опустошит бедное сердце Стоуна окончательно. Ладно, может быть, это несправедливо. Доктор не знает, что он может сделать с ним одним таким простым жестом. Вероятно, никогда и не узнает, если уж на то пошло. Несмотря на сладкую иронию всего этого, Стоун широко улыбается, на этот раз позволяя себе полностью отключить свой профессионализм, пока тянется к коробке передач и начинает движение. И что с того, что он, возможно, начинает влюбляться в силу стихии, заключенную в человеческом теле, коей является его босс. И что, возможно, и весьма очевидно, это примерно так же умно, как влюбиться в дремлющий вулкан или назревающий шторм, но… Что с того? Стоун задумывается, бросая взгляд на Роботника, который смотрит в окно, не подозревая о пристальном внимании, которому он подвергается. И что с того, что он может быть унесен этим штормом; что с того, что он может быть сожжен раскаленной лавой. Прямо сейчас он в самом деле более чем готов пойти на такой риск.