Coffee and Mayhem

~~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~~ Вскоре после ежегодного благотворительного собрания — ах, так вот, что это было — несколько человек, которые присутствовали на нем, тяжело заболевают. Пищевое отравление — наиболее распространенное объяснение этого, или, возможно, кишечный грипп, или что-то подобное. Мерзко и неприятно, но в целом это не попытка убийства или что-то в этом роде. Довольно быстро решается, что у этой эпидемии была естественная причина, и, таким образом, никому из присутствовавших телохранителей или сотрудников службы безопасности не предъявляют обвинений в произошедшем. Вот почему Стоуна снова назначают к Миллеру — по крайней мере, как только тот приходит в себя после отравления. Стоун встречает своего работодателя у входа в правительственное учреждение, где должна состояться встреча, и идет ему навстречу с ухмылкой в уголках рта легкой пружинистой походкой. — Сэр, — приветствует он, как только открывает дверь для другого мужчины, изо всех сил стараясь скрыть насмешку в своем голосе. Болезнь, может быть, и прошла, но совсем не бесследно. Лицо Миллера цвета простокваши, глаза красные, а ладонь холодная, когда он беспомощно цепляется за протянутую руку Стоуна. Он тихо стонет, когда ему приходится вытаскивать из машины больные, уставшие конечности, и стоит, морщась, щуря глаза от солнца. — Боги, — бормочет он, потирая лоб. — Поверить не могу, что они отправили меня обратно на работу так скоро после этого жуткого покушения… — Я думал, этот инцидент был классифицирован как несчастный случай? — Стоун с легкостью поспевает за короткими шагами другого, сложив руки за спиной. Сегодня он в приподнятом настроении и горит желанием поговорить со своим работодателем по поводу — для него — очень забавного происшествия. — Да уж, конечно! — Миллер отмахивается от него в тот же момент, как его просят предъявить пропуск у двери, в результате чего он чуть не хлопает охранника бейджем по носу. — Мне все равно, как они это квалифицировали; это определенно было похоже на покушение, попомни мои слова. Я думал, что мне конец. Сколько драмы, думает Стоун, забавляясь, и в то же время на пооолном серьёзе согласно мычит в ответ. Он задается вопросом, кто, в таком случае, по мнению Миллера, был бы нападавшим, если бы он знал: Роботник, который «отравил» напиток, или сам Стоун, который хитростью заставил официанта наполнить бокал Миллера. …Ну а что? Он же сказал, что не в восторге от этого человека. — В любом случае, я рад видеть, что вы так быстро оправились от расстройства желудка, сэр, — говорит Стоун четко и, самое главное, громко. Мгновенно Миллер шипит сквозь зубы и огрызается, жестом приказывая Стоуну заткнуться, в то время как его широко раскрытые нервные глаза бегают по сторонам, проверяя, не подслушал ли кто-нибудь. — Шшшшшш! Будь добр, говори потише! — О боже, — протягивает Стоун, даже не пытаясь казаться искренним. — Мои извинения. Миллер сердито смотрит на него в ответ и бормочет что-то вроде «идиот» себе под нос, при этом разворачиваясь и продолжая идти. Стоун не удивлен, что тот даже не заметил неискренности. В этом проблема с людьми, которыми он постоянно окружен; весь его сарказм тратится впустую, они даже не понимают, что это сарказм. Как сообщают Стоуну, сегодняшняя работа — будет несложной. Всего лишь встреча между некоторыми высшими чинами и коммандером Уолтерсом в качестве председателя. На самом деле это не то, для чего обычно приходят с телохранителями. Единственная причина, по которой Миллер и некоторые другие начальники вообще настаивали на мерах безопасности, заключается в паранойе, которую вселило в некоторых из них «отравление» на благотворительном мероприятии. Стоун не возражал, когда его снова вызвали. Он тихо забавляется возможностью немного подшутить над своим сегодняшним работодателем. И без того нервное состояние Миллера ухудшается еще больше, нервы теперь проявляются в виде гнева, сердитых взглядов и отрывистых слов вместо потных ладоней и отведенных глаз. Странно и забавно наблюдать, как плохо этот человек подходит для своей должности, когда он вообще не в состоянии выдержать ни малейшего давления. Стоун придерживает дверь в конференц-зал, едва сдерживаясь, чтобы не сказать «после вас», он все ещё в приподнято-насмешливом настроении. Он сомневается, что Миллеру понравится эта веселость, судя по тому, как мужчина проносится мимо него, не удостоив даже взглядом. Они прибывают не последними, но и далеко не первыми; половина длинного стола для совещаний уже занята людьми в темных костюмах и с медалями, сверкающими на груди, мужчинами с лицами, как будто вырезанными грубыми линиями, и пальцами, нетерпеливо постукивающими по столешнице. Во главе стола Уолтерс — единственный, кто весело улыбается той дружелюбной, дедушкиной улыбкой, от которой у Стоуна всегда мурашки бегут по коже от неуместности и фальши. Но тот, кто действительно привлекает внимание Стоуна, притягивает, как магнит, заставляет повернуться к нему, как подсолнух поворачивается к солнышку, — это мужчина справа от Уолтера, единственный человек, не в военной форме и без каких-либо блестящих украшений, приколотых к его груди. Он должен бы казаться неприметным рядом с остальными, но вместо этого он, скорее наоборот, самый примечательный из всех… и, похоже, также самый скучающий. В отличие от других мужчин, собравшихся за полукруглым столом, которые сидят с прямыми спинами и наклонившись вперед, что свидетельствует о крайнем интересе, доктор Роботник сидит, развалившись на стуле, его поза просто кричит о скуке и незаинтересованности. В то время как все внимание присутствующих полностью сосредоточено на Уолтерсе, доктор проворачивает на ладони маленький кибернетический куб размером с кулак, внимательно осматривая его, иногда останавливаясь, чтобы подкрутить что-то крошечной отверткой. Он либо правда полностью отключился, погрузившись в своё занятие, либо намеренно игнорирует все происходящее в комнате. Судя по тому, как опущены уголки его губ, Стоун поставил бы хорошие деньги на последнее утверждение. Стоун осознает, что застыл в двух шагах от входа в конференц-зал, уставившись на учёного, только когда кто-то еще пытается войти, и дверь касается его руки. Бормоча извинения, он отходит в сторону, а затем следует за Миллером, который не дождавшись его, уже занял место — ближайшее к двери, с некоторым разочарованием отмечает Стоун. Он надеялся быть поближе к Роботнику, может быть, взглянуть на то, над чем он работает, но… увы, он не в праве решать. Заняв свое место у стены позади Миллера, он использует тот факт, что никто никогда не обращает внимания на сотрудников службы безопасности, чтобы наблюдать, оставаясь незамеченным. Почему Роботник сегодня здесь, недоумевает он. Речь идет о нескольких миссиях и финансировании департаментов — а, значит, дело в финансировании, решает Стоун. Доктор, разумеется, не допустил бы, чтобы начальство попыталось сократить бюджет чисто научного отдела, для того, чтобы увеличить прибыль других департаментов. Вероятно, именно поэтому Роботник лично присутствует здесь сегодня. — Джентльмены, — Уолтерс приветствует зал в целом, как только все заходят и занимают места. При звуке его голоса несколько негромких разговоров затихают, и все поворачиваются к нему лицом. Все, кроме Роботника, отмечает Стоун с кривой улыбкой, который все еще возится со своим кубом, полностью поглощенный им. Наступает пауза, прежде чем Уолтерс один раз резко прочищает горло и стучит по столу перед Роботником. Отвертка останавливается на середине оборота. Затем Роботник с бормотанием закатывает глаза и защелкивает отвертку, складывая ее так, что она помещается у него на ладони, и убирает в карман. Однако кубик остается в его руке, и когда он откидывается назад, не сводя глаз с Уолтерса, он продолжает играть с ним, перекатывая его на ладони, а затем подбрасывает вверх и снова ловит. Кубик подлетает вверх и приземляется с тихим «клац-шлеп» каждый раз, когда доктор ловит гаджет. Проходит несколько мгновений, пока Уолтерс, очевидно, размышляет, стоит ли вообще пытаться просить другого перестать. Похоже, он заключает, что это бесполезно, так как качает головой и продолжает говорить с натянутой улыбкой: — Во-первых, о повестке дня на сегодня. Пожалуйста, не стесняйтесь прерывать меня, если есть тема, которую, по вашему мнению, необходимо обсудить, но которой нет в списке. Первым пунктом сегодня будет… Стоун перестает сосредоточенно слушать через несколько предложений. Краем уха он по-прежнему улавливает самые интересные отрывки, но пока у него есть время сосредоточиться на других вещах. Например, понаблюдать за другими людьми за столом, отметить их реакцию на различные пункты списка тем для обсуждения или то, как они обмениваются взглядами друг с другом. И, больше всего, он сосредотачивает внимание на Роботнике. Что создает разительный контраст с самим Роботником, который, похоже, вообще ни на что не обращает внимания. Его глаза устремлены на Уолтерса, но они полуприкрыты и пусты, его мысли явно где-то далеко, и явно не о бубнящем коммандере. Он по-прежнему непрерывно подбрасывает кубик — бросает, ловит, клац-шлеп, бросает, ловит, клац-шлеп. Для Стоуна движение становится чем-то умиротворяющим, чем-то, на чем можно сосредоточиться вместо скучной речи. Другие, тем не менее, кажется, думают иначе. Мужчина рядом с доктором, и без того сидящий со слишком ровной спиной с начала этой встречи, напрягается все больше, чем дольше подкидывания продолжаются. Стоун заинтригованно наблюдает, как с каждым новым «шлеп» плечи мужчины поднимаются все выше, а хмурый взгляд становится все более и более мрачным. Это все равно что наблюдать за обратным отсчетом перед взрывом, решает Стоун, и его губы кривятся в улыбке. 5…4…3… Поймав кубик, Роботник перекатывает его между ладонями, перебрасывает из одной в другую и обратно. На мгновение кажется, что он закончил с этой возней, и генерал рядом с ним немного расслабляется, поудобнее устраиваясь в кресле. Затем Роботник останавливает куб ладонью, готовится и подбрасывает его выше, чем раньше. Бросает, ловит, клац-шлеп. Это уже слишком. Все напряжение возвращается в мгновение ока, генерал заметно вздрагивает на своем месте от этого звука, прежде чем из него, наконец, вырывается шипящий протест, низкий и угрожающий: — Может, хватит уже? — Что-что? — Кубик снова взлетает в воздух и со шлепком приземляется обратно в ладонь доктора. Свободную ладонь он прикладывает к уху, приподнимая бровь. — Не могли бы вы повторить погромче? Этот разговор больше похож на шипение, достаточно тихое, чтобы оппоненты не прервали речь коммандера. Стоун слышит его только потому, что прислушивается изо всех сил. Однако, судя по гневу, отражающемуся в каждой черточке лица генерала, только вопрос времени, когда громкость возрастет. — Я попросил вас прекратить уже это клацанье! — О, нет, не выйдет. Это помогает мне сконцентрироваться на докладе. — Сконцентрироваться? — Ииии вот оно, громкость резко возрастает. Уолтерсу тоже приходится говорить немного громче, чтобы заглушить начинающийся спор, когда генерал полуоборачивается лицом к Роботнику. — Да вы вообще не обращаете внимания на доклад. И даже не пытаетесь притворяться! — Вы что, шутите? Да я здесь самый внимательный слушатель, — Роботник продолжает поигрывать с кубиком, постукивая по нему длинными пальцами, так-так-так, от указательного пальца к мизинцу и обратно. С каждым крошечным ударом глаз генерала дергается от крайнего раздражения. Улыбка Роботника слишком явная и довольная, он прекрасно замечает его реакцию, когда наклоняет запястье для следующего броска, в то же время протяжно добавляя: — Я буквально заворожен этой речью. Прямо-таки, потрясен. И куб снова отправляется в полет. Это последняя капля; терпение генерала явно лопается, и он резко выбрасывает руку, отталкивая руку Роботника, прежде чем тот успевает поймать куб еще раз, при этом мужчина рычит, повышая голос с каждым слогом: — Можете вы проявить хоть каплю уважения — …! Следующие события будто происходят в замедленной съемке, пока Стоун пытается решить, на что смотреть: на все еще абсолютно довольного и спокойного Роботника, напоминающего кота заполучившего канарейку, несмотря на то, что другой человек только что осмелился поднять на него руку… или на куб, который теперь беспрепятственно падает, и, поскольку никто его не ловит, он приземляется на столешницу с низким гудящим звоном, который запускает вибрацию по дереву. Стоун чувствует, как его бровь приподнимается, удивляясь, как маленький кубик может издавать такой тяжелый звук при приземлении. Он не единственный, кто замечает это; несколько человек за столом подпрыгивают или вздрагивают от неожиданности, оглядываясь в поисках источника звука. Даже разгневанный генерал прекращает свою тираду и поворачивается, а Уолтерс замирает в движении, он уже поднимался на ноги, явно намереваясь положить конец начинающемуся спору. Все взгляды устремляются на маленькое устройство, которое наклоняется и катится по столу. Кубик перекатывается дважды, после чего останавливается со странной резкостью; ударяется о столешницу с силой, которой он не должен бы обладать, и останавливается слишком быстро, чтобы это выглядело естественно. Щелчок, с которым он останавливается, эхом отдается во внезапной тишине, пока все смотрят на него. Стоун слегка наклоняется вперед, заинтригованный тем, чем же всё-таки окажется этот маленький кубик… А он тем временем начинает жужжать и пищать, по его краям мигают красные огоньки, очень напоминающие сердцебиение. Это само по себе уже выглядит немного зловеще, но затем части куба начинают двигаться наружу, вверх, сегменты разворачиваются и удлиняются, переплетаясь новыми и непохожими способами. С каждым сегментом куб растет, и за считанные секунды он уже достигает размера в шесть раз большего, чем был вначале. И это не прекращается. — Ну, видите, что вы наделали? — говорит Роботник сквозь зловещее жужжание и щелканье, звуча ужасно скучающе, в то время как все остальные все еще неотрывно смотрят, застыв в удивлении или шоке. — Поздравляю, вы активировали непроверенный прототип. Браво. У всех перехватывает дыхание, затем коммандер Уолтерс шипит сквозь зубы, не сводя глаз с меняющейся, крутящейся машины: — Вы принесли непроверенный прототип на…? — У меня плотный график, коммандер, и этот конкретный прототип должен быть закончен через. о, уже два дня. Так что, раз уж вы вынудили меня прийти сюда, что ж… да. Очевидно, я это сделал. К этому времени куб уже почти достигает размеров взрослого человека и, кажется, несколько замедляется в своем росте. Он также больше совсем не похож на куб, даже отдаленно, отмечает Стоун, отходя от стены, не в силах оторвать глаз от машины. У нее появляются гусеничные цепи, прикрепленные к основанию, напоминающему широкую ступню, на которой балансирует робот, ведущая к меньшей части, которая служит ногой, и более широкой, которая, по-видимому, составляет верхнюю часть тела. Прямо на глазах у Стоуна боковые панели верхнего отдела складываются и отходят от остальной части, изгибаясь и вытягиваясь — превращаясь в руки и вызывая у агента полнейший восторг. Это не просто машина, это полноценный робот. Из простого маленького кубика. Этот человек — гений в наивысшем смысле этого слова. В это время все остальные в комнате также замечают, что крошечный кубик больше не выглядит даже отдаленно безобидным. Несколько генералов с трудом выбираются из-за стола, в спешке путаясь в ногах, и весь присутствующий персонал службы безопасности тянется к оружию, не выпуская из поля зрения все еще меняющегося робота. Стоун чуть не сталкивается с Миллером, когда мужчина, спотыкаясь, отступает от стола, дрожа, сдавленный вскрик застревает в горле толстяка. — Роботник, — в голосе Уолтерса все еще слышится неуверенность, но также и резкость, это приказ, выполнения которого он не просит, а требует. — Что бы оно ни делало — выключите это. Немедленно. — Как? Мне запрещено брать с собой перчатки с управлением. Вашим прямым приказом, между прочим. — Для наглядности Роботник поднимает обе свои голые руки и шевелит пальцами в жесте «та-да». — Нет перчаток, нет кнопки деактивации. Очень жаль. Робот, кажется, уже перестал расти. Теперь он возвышается по меньшей мере на два метра, «плечи» шириной с двух мужчин, вместе взятых, и огромная голубая линза-глаз, мигающая на овальной голове. Он начинает осторожно двигаться, тихо пища, как будто тестируя свою новую форму. Ой… Стоун с самого начала понимает, что его движение может плохо закончиться — не из-за опасности, исходящей от самого робота, хотя с этим, безусловно, нужно будет разобраться позже, а из-за стола, на котором он все еще находится. Куб — робот — каким-то необъяснимым образом стал тяжелее после расширения. Стоуну хотелось бы понять, как такое вообще возможно, но на данный момент сохранять дистанцию вместо того, чтобы присмотреться поближе, кажется разумнее. Стол начинает издавать зловещий, тихий стонущий звук, когда робот начинает двигаться. Предчувствуя беду, Стоун делает медленный, размеренный шаг назад, протягивая руку к своему подопечному. Как раз вовремя, чтобы увидеть как робот снова двигается, поднимая руку и поправляя — голову? — с пищащим звуком. Этого движения достаточно. Деревянный стол, который уже находился под сильным давлением от нового распределения веса на его столешнице, начинает стонать, а затем трескается насквозь ровно посередине. Стоун едва успевает протянуть руку и оттащить генерала Миллера назад, подальше от удара, прежде чем мебель с грохотом обрушивается. Повсюду слышится ругань и один или два крика, когда весь длинный стол разваливается на две половины, пыль и щепки взлетают в воздух над головами людей, которые пытаются отползти подальше от обломков. Оказавшись на полу, робот издает высокий свистящий звук, удивительно похожий на вскрик испуганной птицы. Сам удар, похоже, не сильно его пугает, но он все равно трясет головой и руками, словно проверяя, все ли по-прежнему на месте. Он также выглядит явно недовольным, когда снова поднимает взгляд, и его единственный глаз внезапно становится красным, а не небесно-голубым. В воздухе начинает витать тревога еще до того, как жужжащий шум внутри машины усиливается, и Стоун резко командует «Пригнитесь!», отталкивая своего работодателя еще дальше в сторону. Как раз вовремя, так как через полсекунды глаз робота становится кроваво-красным, и из него вырывается лазерный луч, прорезающий половину стола перед ним. Требуется всего секунда, чтобы кусок был разрезан еще раз пополам, и как только он с ним заканчивает, робот поворачивает верхнюю часть своего тела и проделывает то же самое с другой половиной стола. Он как будто пытается наказать стол за то, что тот сломался под ним, размышляет Стоун, чуть не смеясь, когда это понимает. Изобретение, похоже, так же легко выходит из себя, как и его создатель. Но если Стоуна забавляет эта демонстрация, то остальной персонал службы безопасности, явно не в восторге. Когда робот начинает стрелять, раздаются крики, и к тому времени, когда лазер гаснет, закончив наносить урон столу, несколько телохранителей в зале поднимают оружие и начинают стрелять в робота, попадая в голову и верхние части машины. Стоун нисколько не удивлен, когда очередь из пуль не производит абсолютно никакого эффекта. Снаряды с отчетливым звоном отскакивают от белоснежной поверхности и падают на землю, не причиняя никакого вреда. Пули не наносят ущерба, но робот определенно их чувствует; его голова поворачивается с высоким удивленным звуковым сигналом, фокусируясь на людях, которые стреляли. Его глаз снова становится красным, и из его груди слышится зловещий треск, когда перегородка сдвигается в сторону, открывая еще один светящийся красным шар. Никто не успевает даже дернуться, прежде чем луч с хрустом вылетает из груди робота, попадая первому стрелку прямо в грудь. Следуют еще два выстрела, обрекая двух других стрелявших, на ту же участь, что и их коллегу. Видя это зрелище, люди начинают терять самообладание. Одни матерятся, другие кричат и падают на землю, а некоторые разворачиваются и пытаются броситься к двери. Им не удается уйти далеко. Издав высокий, резкий звуковой сигнал, робот разворачивается в сторону убегающих людей и стреляет еще раз. Двоих мужчин, ближайших к двери, почти одновременно поражает бело-голубым разрядом, электричество распространяется по их телу к конечностям со слышимым потрескиванием. Они даже не успевают закричать, когда ток сковывает их мышцы и заставляет судорожно дергаться несколько секунд, прежде чем они падают без сознания. Следующего агента, который поднимает свой пистолет, чтобы выстрелить — бесполезно — в робота, постигает та же участь. Стоун беззвучно присвистывает сквозь зубы. Черт. Это выглядит как усовершенствованная версия электрошока в бэднике, которую он помнит еще с первой презентации, свидетелем которой ему посчастливилось стать. Гораздо более мощный, гораздо более прицельный. Очевидно, что эти лучи все еще предназначены для того, чтобы оглушать, а не убивать, но они также, очевидно, весьма болезненны. Лучше под них не попадать… что легче сказать, чем сделать в закрытой комнате, полной людей, с ограниченным пространством для передвижения и минимальными вариантами для укрытия. Тихий звук рядом с ним, наконец, отвлекает его внимание от впечатляющего робота, и Стоун моргает. Ой. Он почти забыл о своем работодателе. Миллер сидит, свернувшись калачиком на земле, подтянув колени к груди и высоко подняв руки в смехотворной попытке прикрыть лицо. Не в первый раз Стоун задается вопросом, видел ли этот человек когда-либо за свою карьеру что-нибудь более опасное, чем внутренний интерьер уютного маленького бюро. С беззвучным вздохом он обращается к мужчине: — Сэр. Тут же широко раскрытые глаза Миллера устремляются к нему и фиксируются на нем, как будто он — единственный якорь в этом хаосе. — Ты, — хрипит Миллер, от страха у него сжимается горло, а язык тяжелеет, но под страхом, тем не менее, все еще чувствуется гнев. — Ты… ты должен защищать меня. Сделай что-нибудь! Какую бы жалость Стоун теоретически ни испытывал к этому человеку, она рассеивается как дым. Выпрямляясь, он хладнокровно предлагает: — Хорошо. Оставайтесь здесь и не двигайтесь. — Не двигаться?! — Голос Миллера поднимается на несколько октав, достаточно высоко, чтобы его было слышно даже сквозь стрельбу робота и крики. — Ты должен вытащить меня отсюда…! Последняя капля терпения Стоуна по отношению к этому человеку лопается, и он не предпринимает больше абсолютно никаких попыток сохранить свой профессионализм, когда приказывает: — Я сказал. Не двигаться. Начинающаяся истерическая тирада Миллера резко обрывается на всхлипе, и он смотрит на Стоуна уже не так, как начальник смотрит на кого-то, кому нужно приказывать, а скорее как кролик на удава. О, ну наконец-то. Стоун позволяет себе легкую улыбку. Наконец этот человек понял, что ему больше следует бояться Стоуна, чем робота, который сейчас даже не обращает на него внимания. Справившись с этой проблемой, Стоун выпрямляется и возвращается к текущей ситуации. Он игнорирует бездумно бегающую толпу, игнорирует выстрелы, крики и мерцание электричества и сосредотачивается исключительно на роботе и его движениях. Неопытному глазу поведение робота может показаться хаотичном и случайным, но чем дольше Стоун наблюдает, тем больше он начинает видеть в его движениях закономерность. Во-первых, робот стреляет не беспорядочно, как будто полностью выйдя из-под контроля, он целится совершенно четко. И, во-вторых, он нацелен не на всех в комнате, а на тех, кто либо пытается добраться до двери, либо пытается подойти слишком близко к нему. Только после того, как эти две группы начинают редеть, машина нацеливается на тех, кто больше всего двигается, бегает быстрее всех. Это не происходит бесконтрольно, решает Стоун. Все слишком просчитано, чтобы выйти из-под контроля. Что означает… Что означает, ему нужно для начала найти место с лучшим обзором. Стоун осторожно делает медленный шаг в сторону. Никакой реакции; робот не поворачивается к нему лицом в тот же миг, ничто не взрывается и не стреляет в него. Однако инстинкт и опыт подсказывают Стоуну, что это изменится достаточно быстро. По его оценке, машина атакует любого, кто нападает или пытается убежать, и последнее, похоже, включает в себя любого, кто бежит. Как только он начнет двигаться быстрее, он тоже попадет на радар робота. Так что он может либо попытаться проскользнуть мимо, либо перебежать. Последнее кажется гораздо более интересным. Хах. Даже захватывающим. Стоун ловит себя на том, что дико ухмыляется, когда разворачивается на каблуках и начинает бежать, слегка пригибаясь и бросаясь из стороны в сторону на ходу. Почти сразу же, как он начинает бегать, его теория подтверждается. За его спиной раздается высокий звуковой сигнал и щелчок поворачивающегося робота, и Стоун бросается в сторону как раз вовремя, чтобы избежать чего-то, что со свистом пролетает мимо его правого плеча. Да, робот фокусируется на движущихся целях. Он не останавливается, чтобы проверить, находится ли он все ещё на прицеле, просто продолжает бежать так быстро, как только может. Не раз он слышит и чувствует, как выстрелы свистят в миллиметре от его головы или бьют слишком близко к ногам, но он не позволяет этому заставить его замедлиться. Замедлиться означает получить разряд, а он, пожалуй, и без этого как-нибудь проживет, спасибо большое. Каким-то образом ему удается добежать невредимым, отчасти потому, что он осторожен, отчасти потому, что, к счастью, роботу хватает и других целей, на которых он может сосредоточиться. Добравшись до угла, наиболее удаленного от бешеного робота, Стоун разворачивается на полной скорости и спиной сталкивается со стеной, используя ее как опору и защиту одновременно, и сканирует комнату, получив лучший обзор ситуации. Робот даже не думает замедляться, продолжая вращаться вокруг своей оси, стреляя почти без остановки с ужасающей точностью. К настоящему времени около половины из тех, кто присутствовал на встрече, лежат на земле, либо пораженные электрошоком, либо пытаясь стать как можно незаметнее, свернувшись калачиком. Теперь это ещё сложней. Чем меньше людей, тем выше риск получить разряд. Но это не то, на чем сосредоточен Стоун в данный момент; Он ищет что-то — кого-то — очень конкретного. Если его оценка верна, то во всей комнате есть только одно безопасное место. Стоун осматривает комнату дальше и довольно легко находит то, что ищет. Там. Посреди хаоса, в эпицентре бури — сердце покоя: за размытым пятном, представляющим собой неистовствующего робота, на противоположной стороне комнаты доктор Роботник, подняв одно из упавших кресел и расположившись на нем, закинув одну ногу на другую и сложив пальцы домиком, наблюдает за происходящим хаосом. Он абсолютно расслаблен, что только подтверждает то, что Стоун уже предполагал ранее — все заявления о невозможности выключить робота без перчаток? Абсолютная чушь собачья, простите за выражение. Роботник полностью контролирует эту ситуацию, и он может покончить со всем этим в любой момент — хорошим или плохим способом. Черт возьми, Стоун поставил бы зарплату за целый год на то, что доктор, вероятно, мог бы сделать что-нибудь простое, например, свистнуть, и робот немедленно прекратил бы свое неистовство. Он просто не хочет этого делать. Он использует встречу, на которую не хотел идти, в качестве испытательной площадки для нового прототипа. Стоун посмеивается про себя, качая головой. Совмещать работу со старой доброй местью, одновременно убеждаясь, что пройдет много-много времени, прежде чем кто-нибудь снова пригласит Роботника на какое-нибудь собрание. Злой, порочный и просто гениальный ублюдок… Но как бы ни было забавно все это, удар электрошоком определенно менее забавен, и Стоун предпочел бы избежать этого, если получится. Однако сейчас укрытий осталось очень мало, и выстрелы робота медленно приближаются к тому месту, где стоит Стоун, стратегически теперь переключаясь на цели, которые все еще находятся в вертикальном положении. Да, вариантов больше нет. Во всей комнате действительно остаётся только одно надежное укрытие. Зная, что как только он пошевелится, робот снова нацелится на него, Стоун делает глубокий вдох, мысленно намечает наилучший маршрут… и бросается прочь, отталкиваясь от стены и придавая себе дополнительный импульс. Он уже на полпути через комнату, мчась так быстро, как только может, когда треск справа предупреждает его о том, что опасность близко. Не сбавляя скорости, он пригибается, и одновременно слышит и чувствует, как подгорают самые кончики его волос, когда выстрел проходит буквально на миллиметр мимо него. Это был один разряд. По его расчётам, роботу требуется полторы секунды, чтобы перезарядиться для следующего выстрела, поэтому он использует этот момент длиной в удар сердца, чтобы резко изменить свою траекторию вправо — и вот. Второй выстрел едва не задевает его левое плечо. К настоящему времени Стоун почти у своей цели, всего в двух или трех метрах от нее, но его резкий поворот выводит его из равновесия. Если он сейчас споткнется, хотя бы немного ошибется в выборе времени, следующий удар попадет ему прямо в спину. Отчаянные времена, решает Стоун и, стиснув зубы, позволяет себе упасть на колени и проскользнуть вперёд, не сбавляя скорости. Над ним что-то горячее рассекает воздух там, где он только что был, но Стоун в безопасности. Его собственный импульс уносит его вперед еще на некоторое расстояние, но он не может сказать, насколько сильно, и внутренне ругается. Либо его догадка верна, и он сделал это вовремя, либо через секунду последует еще один выстрел, и на этот раз он находится в не особенно выгодном положении, чтобы увернуться. Полсекунды, одна секунда… Выстрел не раздается. Вместо этого царит… тишина. Ну, не совсем тишина, так как в комнате все еще очень шумно из-за криков людей, сигналов робота и взрывов, но сюда все это доносится как-то странно издалека. Этот уголок комнаты защищен от всего этого хаоса и остаётся нетронутым. Сделав глубокий вдох, Стоун разворачивается так, чтобы сесть, вместо того, чтобы стоять на коленях, и иметь возможность наблюдать за роботом. И действительно — несмотря на дикое размахивание руками и беспорядочную стрельбу, робот ни разу не оборачивается, чтобы выстрелить в этом направлении. Стоун позволяет торжествующей ухмылке тронуть его губы. Он так и знал. Робот вовсе не неуправляем; даже если доктор действительно не может дистанционно деактивировать его без перчаток — хотя Стоун в этом тоже очень сильно сомневается — есть один факт, о котором Роботник так заботливо забыл упомянуть. Машина не будет атаковать своего собственного создателя. Эта штука явно узнает его, думает Стоун, теперь открыто ухмыляясь. Этот человек наделил этот неуклюжий механизм и программное обеспечение достаточным интеллектом, чтобы отличать друга от врага — или, скорее, своего создателя от любого другого одноразового человечка в этой комнате. Какой ход! Какой простой, но гениальный план — провернуть это здесь, где он будет единственным, кто сможет уйти невредимым по «чистой случайности»! Боковым зрением Стоун замечает движение, и рефлекторно отодвигается в сторону; как раз вовремя, чтобы удар, направленный в его бок, пришелся лишь по руке, вместо того чтобы задеть ребра. Когда Стоун поднимает взгляд, он успевает заметить нос блестящего ботинка, которым его только что попытались пнуть, и обнаруживает, что взгляд Роботника останавливается на нем, глаза сужаются в явном неудовольствии. — Проваливай, — рявкает Роботник, как только их взгляды встречаются, недостаточно громко, чтобы привлечь внимание, но достаточно, чтобы его резкий тон был услышан агентом сквозь общий шум. — Это мое место, и я не намерен делиться. Странно говорить такое посреди царящего хаоса, но Стоун, как ни странно, обнаруживает, что его не слишком удивляет такая расстановка приоритетов доктора. В каком-то смысле это ужасно мило, и агент хихикает, прежде чем успевает сдержаться, тихий смех срывается с его губ, прежде чем он успевает его сдержать. — Я не собираюсь претендовать на ваше место, сэр, — отвечает он, широко улыбаясь собеседнику. — Просто дело в том, что на данный момент самое безопасное место в комнате — рядом с вами. К какому бы резкому ответу ни готовился Роботник (а он готовился, Стоун начинает замечать язвительный изгиб губ мужчины, что бы тот ни делал), он замолкает и моргает несколько раз, на этот раз действительно опешив, и смотрит на Стоуна так, как будто у него внезапно выросла вторая голова. Это… довольно сильная реакция, признает Стоун. Он задается вопросом, является ли её причиной его собственное веселье вместо страха, или его улыбка, или, что более вероятно, это потому, что не многие люди когда-либо считали доктора Айво Роботника чем-то хоть отдаленно близким к понятию безопасности. Когда ответа не следует, Стоун использует временное замешательство собеседника, чтобы отвернуться и еще раз понаблюдать за роботом. Теперь, когда ему пока не нужно бежать и уклоняться от выстрелов, он может по-настоящему насладиться произведением искусства, которым является робот. Движения машины не менее плавные и гибкие, чем у любого существа из плоти и крови, и она движется с поразительной скоростью и грацией, учитывая ее огромные размеры и вес, каждое движение и каждый выстрел абсолютно точны. Все это превосходит все, что Стоун видел до сих пор, даже бэдники не могут с этим сравниться. Одним словом… восхитительно. Вопросы вертятся у Стоуна на языке, и так и просятся задать их вслух — как называется этот проект? Поскольку это, похоже, тестовый запуск, означает ли это, что он еще не завершен? Как доктору удалось спрятать машину такого размера в крошечный кубик? Проглотить их все и не озвучить — это, несомненно, самое трудное, что Стоун когда-либо делал в своей жизни. Но он сильно сомневается, что доктор оценит, если его засыплет вопросами какой-то незнакомец, и он не собирается рисковать этими драгоценными несколькими минутами, которые он действительно может провести рядом с учёным, из-за своей нетерпеливости. Итак, с большим трудом Стоун выбирает всего один вопрос, который кажется достаточно невинным: — Так, когда вы собираетесь его выключить? Бровь Роботника подпрыгивает, в его фасаде безразличия мелькает удивление, и Стоун сдерживает усмешку. Да, он сформулировал это очень обдуманно. Когда, а не если, или может ли он его выключить. Наступает короткая пауза, во время которой доктор оценивающе оглядывает его, будто вскрывая ему кожу тем самым тревожно-напряженным взглядом, который был у него на благотворительном вечере. Что бы там Роботник в нем ни увидел, этого, должно быть, достаточно, поскольку, к крайнему изумлению Стоуна, он всё-таки отвечает. — Хм. Напомни-ка, сколько ещё должна продлиться эта встреча? — По моей оценке? — Стоун смотрит на часы, вспоминая, как долго должно было длиться собрание, и сколько у них обычно было дополнительного времени для обсуждения и вопросов. — Я бы сказал, еще минут тридцать, может, сорок. — Так долго? Пффффф. Они потратили бы столько моего времени на что-то вроде… буэээ. — Роботник мрачно бормочет что-то себе под нос, забывая, что он отвечал на вопрос, вместо этого продолжая хаять начальство. Стоун уже и не ждёт ответа, когда Роботник внезапно подскакивает на месте, вводя команды на наручном голоэкране так быстро, что у агента почти начинает кружиться голова. — Ладно. Так уж случилось, что, по моим расчетам, энергоблоку осталось работать еще минут тридцать, может быть, сорок. В том, как доктор ухмыляется, и как сверкают его глаза, есть что-то настолько непринужденное, что-то настолько по-мальчишески озорное, что Стоун ничего не может с собой поделать — он начинает смеяться. Он смеётся, потому что это так странно, это так нелепо и прекрасно одновременно, и он наслаждается каждой чертовой секундой происходящего. Звук, вырывающийся из него, исходит из глубины души, голова откидывается назад, плечи трясутся от смеха. Это немного отрезвляет даже его самого — когда он вообще в последний раз так смеялся? Ему требуется минута, чтобы снова успокоиться, и он все еще не может полностью стереть ухмылку со своего лица, когда берет себя в руки и снова поднимает взгляд. Если раньше Роботник смотрел на него с подозрением, то теперь он прямо-таки сверлит его своим взглядом, наклонив голову и нахмурив брови, совсем как ученый археолог, ломающий голову над древним, забытым языком. Он явно не понимает, что Стоун нашел здесь такого смешного, и его грубый голос выдает его недовольство этим фактом. — Тебя это веселит, не так ли? — Весьма, — отвечает Стоун без промедления, честно и весело, и да, может быть, немного восторженно; он правда в восторге от того, как этот хаотичный, странный человек умудряется сделать его день намного интереснее всякий раз, когда их пути пересекаются. В порыве он добавляет: — Это действительно впечатляет, сэр. Гораздо эффектнее, чем какой-то жалкий фейерверк. Рот Роботника кривится, а его хмурый взгляд становится еще пристальней — оу, Стоун вдруг понимает, что доктор еще не осознал, что они встречались раньше. Возможно, их последняя встреча мало что значила для самого доктора, в отличие от Стоуна; или, возможно, Роботник на самом деле просто ужасно запоминает лица, мысль, которая достаточно забавна, чтобы заставить Стоуна, которого и так уже веселит выражение замешательства на лице гения, снова издать смешок. Как только звук срывается с его губ, выражение лица Роботника застывает, затем темнеет — замешательство переходит в ледяную ярость. Стоун мгновенно осознает свою ошибку; на этот раз он в некотором смысле смеется над Роботником. Не со злым умыслом, конечно, но очевидно, что доктору не нравится, когда кто-то смеется над ним, какова бы ни была причина. Черт возьми. Поднимая руку в успокаивающем жесте, он пытается: — Сэр, я не… — Хорошо, агент, — в тот момент, когда Роботник начинает говорить, Стоун осознаёт, что никакие аргументы уже не смогут его успокоить; в голосе мужчины остаётся только холодная насмешка, лед вместо почти теплого веселья человека, довольного хаосом, который он произвел. — Раз уж ты, кажется, проявляешь такой живой интерес к моему творению — кем бы я был, чтобы помешать тебе взглянуть на него поближе? С этими словами Роботник щелкает пальцами. Реакция следует незамедлительно; робот на другой стороне комнаты прекращает стрелять — ага, значит, он всё-таки может им управлять — и поворачивается к ним лицом, мигая глазом с серией звуковых сигналов. О-оу, думает Стоун, не столько испугавшись, сколько продолжая веселиться. Теперь очередь Роботника смеяться — и его веселье носит весьма злобный характер, это смех такого рода, от которого у людей по спине бегут мурашки, а сердце замирает от страха. — Что ж, посмотрим, будет ли тебе также весело, скажем, минут через пятнадцать. Двадцать, если ты хорошо бегаешь. Краем глаза Стоун замечает, что кресло доктора отодвигается от него с тихим скрипом колес, но не поворачивается, чтобы проверить, глядя исключительно на быстро приближающегося робота. Возможно, ему следовало бы почувствовать беспокойство, или страх, или, по крайней мере, легкую обиду из-за того, что его так подставили, но он не может себя заставить. На самом деле он отчасти гордится тем, что зашел так далеко в сближении с доктором; но теперь его удача, похоже, иссякла, и он нисколько не удивлен, оказавшись лицом к лицу с роботом. Время снова бежать. Он делает кувырок назад как раз вовремя, чтобы избежать первого выстрела, который попадает в землю в том самом месте, где он был полсекунды назад. Когда Стоун грациозно вскакивает на ноги, готовый броситься бежать, он успевает заметить, что место, куда попал разряд, на секунду покрывается сетью разветвленных молний, прежде чем луч отступает. Да, это определенно будет больно, если в него всё-таки попадут. Он не настолько наивен, чтобы снова пытаться укрыться рядом с доктором; возмездие будет еще хуже, чем получить разряд от робота, он уверен в этом. Адреналин бурлит в его венах, этот пьянящий прилив волнения от опасности заставляет его соображать быстрее, заставляет широко улыбаться, пока робот настраивается, целится еще раз — и ждет. Он стреляет не сразу, пауза почти насмешливая, как будто он говорит: «Что теперь, человек?» Он выстрелит снова, в этом Стоун не сомневается. Он готов поспорить прямо сейчас, что Роботник сделал его единственной мишенью для второй части этого маленького шоу, просто чтобы отомстить ему за то, что тот осмелился подойти и заговорить с гением — даже вторгнуться в его пространство. Сейчас в нем говорит задетая гордость, а Стоун — тот, кто посмел её задеть. — Ну, ладно. — бормочет агент, все еще ухмыляясь, следя острым взглядом, как робот готовится к следующему выстрелу, статично-синий цвет собирается в стволе. — Второй раунд. Высокий свист пронзает воздух одновременно с выстрелом, но Стоуна уже там нет, метнувшись в сторону, он начинает бежать так быстро, как только может, по широкой дуге вокруг робота. Он не оглядывается назад, чтобы проверить, что или кого ударило вместо него, или посмотреть, видел ли Роботник, как он ушел от разряда; нет времени, ему нужно найти какое-нибудь укрытие. Он не сможет бегать в таком темпе в течение следующих тридцати минут. Возможно, это даже выполнимо. Если бы целью робота было преследовать его до победного конца, у Стоуна не было бы ни единого шанса, учитывая, что возможности его человеческой выносливости не идут ни в какое сравнение с возможностями искусственного существа. Но, к счастью, сейчас у него есть ограничение по времени. Что там сказал Роботник — полчаса? Стоун может продержаться полчаса. Он ставит перед собой цель — уйти отсюда как можно более невредимым — не из-за того, что он боится получить травму, а просто чтобы доказать, что он на это способен. Ну, что тут скажешь? Когда доходит до дела, он сам немного склонен к духу соперничества. Он планирует выиграть эту маленькую игру. Не судите строго. «Это будут долгие полчаса», — думает он, снова бросаясь в сторону, чтобы избежать очередного прямого попадания. Но он все еще ухмыляется, и, кажется, уже не сможет прекратить ни за что на свете, даже когда выстрел свистит прямо у него над ухом. ~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~ Из того, что слышит Стоун, целых три дня после инцидента уходит на уборку и ремонт конференц-зала. Его там не было, чтобы увидеть воочию, из-за его вынужденного больничного, который ему предоставили, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, но он может живо представить, сколько работы, должно быть, потребовалось, чтобы убрать обломки разрушенного стола и залатать следы ожогов, которые лазеры и электричество оставили на полу и стенах. И, конечно, к тому времени, как он возвращается на работу, снежный ком слухов уже успевает вырасти до невероятных размеров. Он абсолютно не обращает внимания на взгляды и перешептывания, которые сопровождают его, когда он входит в здание; он просто игнорирует их, пряча свою тонкую ухмылку за глотком кофе. Когда он двигает рукой, она все ещё слегка немеет. Напевая какую-то мелодию, он вытягивает руку, чтобы размять покалывающую конечность, пытаясь вернуть ей хоть какую-то чувствительность. Прошло уже несколько дней после инцидента с неистовым роботом, но его левая рука, единственная часть его тела, которая всё-таки пострадала в этом хаосе, все еще имеет тенденцию немного подергиваться и спазмироваться, когда в ней сокращаются мышцы. Небольшой промах, но в целом Стоун доволен своим «счетом». Разряд всего лишь слегка задел его плечо и, таким образом, агент ушел почти невредимым. Были и другие, как его коллеги, так и начальство, которые получили прямой удар и все еще не пришли в себя. В целом, Стоун считает, что ему очень даже повезло. Не говоря уже о том, что все это было неплохой тренировкой и развлечением одновременно. Он все еще улыбается про себя, когда заворачивает в комнату для персонала, намереваясь спрятаться и долить немного кипятка в свой кофе. Однако то, что он там обнаруживает, заставляет его притормозить на пороге. Фрэнк сидит за обеденным столом, уткнувшись лицом в ладони, растирая свои и без того розовые щеки с приглушенным стоном агонии. Стоун не совсем уверен, что тут более удивительно — тот факт, что его коллега находится в таком очевидном отчаянии, или то, что этот человек первый раз за все время пришел на работу вовремя. Он ненадолго задумывается над возможностью просто проигнорировать агента и заняться своими делами, но со вздохом смягчается; он прекрасно знает, что Фрэнк сейчас все на него вывалит в любом случае, лучше покончить с этим сразу. Полностью войдя в комнату, он приветствует: — Доброе утро. Ты сегодня рано. Хмыкнув и пожав плечами, Фрэнк смотрит сквозь растопыренные пальцы, но не комментирует. Боже, сколько драмы. Сдерживая фырканье, Стоун отодвигает стул, чтобы сесть напротив другого мужчины. — Ладно, выкладывай. Что случилось? Все ещё молча, плотно сжав губы, Фрэнк пододвигает папку через стол к Стоуну, явно предлагая взглянуть. Приподняв бровь, Стоун принимает файл и открывает его. Ему не приходится много читать; содержание составляет всего одну страницу, и самый интересный отрывок находится сразу в первом абзаце. …назначаетесь к доктору Айво Роботнику в качестве ассистента и телохранителя… Хммм. Закрывая файл, Стоун протягивает его обратно Фрэнку. — Настала твоя очередь, как я понимаю. — Я не могу туда пойти! — Фрэнк взрывается, возглас внезапно громкий и пугающий после его долгого молчания. Он отчаянно проводит обеими руками по волосам и качает головой. — Я не могу — я даже дня не выдержу с этим человеком, я просто знаю это! Он же меня на куски порвет! — Подожди. Но ты же вроде говорил, что откажешься, если это тебя коснётся… — Оказывается, это не вариант! Они уволят меня насовсем, если я откажусь от такого важного задания! — Со стоном, вырывающимся из самых глубин его души, Фрэнк опускает голову на скрещенные руки. Его следующие слова больше похожи на приглушенный стон. — Мне конец. Драматизм агента, насколько непрофессиональным и неуместным бы ни было такое поведение, давно стал привычен для Стоуна, после того как он проработал с Фрэнком в течение нескольких месяцев. Он даже не морщится в ответ на это… но использует момент, пока другой его не видит, чтобы позволить улыбке медленно растянуться по его лицу. Если это не потрясающая возможность, то он просто не знает, что тогда. Протянув руку, Стоун похлопывает своего отчаявшегося коллегу по плечу. — Фрэнк. — Просто дай мне умереть. — Если ты успокоишься ненадолго, и выслушаешь меня, то узнаешь, что у меня, возможно, есть идея, как ты сможешь выкрутиться. Перемена происходит мгновенно; Фрэнк вскидывает голову так быстро, что по инерции чуть не опрокидывает свой стул назад, и смотрит на Стоуна со смесью надежды и удивления. — Идея? Какая?! — Так вот, это может немного противоречить твоей рабочей этике… — Этика меня сейчас волнует меньше всего, — я бы буквально убил человека, если бы это помогло мне избежать этого назначения! Ага, почему же я сомневаюсь, что ты вообще на это способен? Стоун слегка качает головой и решает, что он достаточно долго оттягивал этот момент. Четко и коротко он объясняет свой план: — Возьми больничный на несколько дней прямо сейчас. И я имею в виду прямо сейчас — иди и подпиши немедленно, как только мы поговорим, скажи, что тебе внезапно стало плохо. Придумай что-нибудь, что не заставит начальство сомневаться. Например, пусть будет кишечный грипп. Это же частый случай в последнее время, верно? — Да… — Это ясно? Так, а тем временем я позабочусь об этом. — Для наглядности Стоун постукивает по папке между ними. — Я что-нибудь придумаю, предложу кого-нибудь другого. Так что, когда ты вернёшься с больничного, у них уже будет замена. — Это звучит… идеально! — От радости Фрэнк практически вскакивает на ноги, ударяя кулаком в воздух. Однако его восторг недолговечен; кажется, что-то привлекает его внимание, и он в мгновение ока сдувается, безнадежно опуская плечи. — Но подожди. Никто добровольно не согласится на эту работу. Мы не сможем найти замену вовремя, и тогда боссы все еще будут недовольны мной. — Предоставь это мне. Ты просто сосредоточься на том, чтобы иметь отмазку. — Стоун изображает мгновение колебания, как будто ему нужно что-то обдумать, прежде чем пожать плечами, решительно нахмурившись. — Если до этого дойдет, я сам вызовусь на эту должность и прикрою тебя. Отблеск надежды, который ненадолго возвращается на встревоженное лицо Фрэнка, тут же исчезает, и он яростно трясет головой, размахивая руками. — Э-э, что? Нет. Ни за что! Я не могу просить тебя о таком! Такой категорический отказ это… ладно, мягко говоря, немного странно. Возможно, Стоун недооценил, насколько большое значение Фрэнк на самом деле придавал этим их странным рабочим отношениям; его первым предположением было, что другой сразу ухватится за возможность выпутаться из этой ситуации. Но не важно, он справится с этим. Качая головой, он пытается вернуть разговор в нужное русло. — Ты не просишь меня, я сам предлагаю. И в любом случае, — здесь он позволяет улыбке слегка проявиться; Фрэнк все равно истолкует ее скорее как озорство, чем триумф, он уверен в этом. — Они все равно ждут, что кто бы ни принял эту должность, через несколько дней они все равно уволятся. Так что, никто не удивится, если я передумаю через пару дней. Оборонительная поза Фрэнка смягчается, пока он слушает, и к тому времени, как Стоун заканчивает, глаза другого мужчины широко раскрыты и полны надежды. Как же его легко читать. Фрэнк хихикает, затем громко смеется, явно в приподнятом настроении, перегибается через стол и сильно хлопает Стоуна по плечу. — Это… кажется, это действительно может сработать?! Стоун, ты чертов гений. И отличный коллега. Я когда-нибудь говорил тебе это? Потому что ты такой и есть. Типа, самый лучший. На этот раз Стоун не вздрагивает и не отстраняется при длительном контакте, просто улыбается и любезно отвечает: — Ой, да брось, это уже слишком. Для меня это совсем не проблема. И на этот раз он действительно имеет в виду именно то, что говорит. Для него это в самом деле вовсе не проблема. В действительности, даже очень наоборот. ~~~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~~~ — Так. Опять ты? — Похоже на то, сэр. — отвечает Стоун. Он надеется, что его актёрская игра сегодня на высоте, так что ликование, которое он испытывает, не просачивается сквозь его маску невозмутимости. Напротив него его начальник устало проводит рукой по глазам, вздыхая так глубоко, что почти видно, как он буквально сдувается вместе с выдохом. Он размахивает единственным листком бумаги в своей руке, как будто едва сдерживается, чтобы не сжечь этот нонсенс. — Ты второй раз предлагаешь себя на место ассистента Роботника. Агент, если ты будешь продолжать в том же духе, я решу, что у тебя развилась склонность к суициду. — Мне показалось, что это было бы правильно, сэр, — любезно отвечает Стоун, наклоняя голову в такой манере, которую, как он узнал, многие люди считают признаком забывчивости. — Учитывая, что Фрэ-э, я имею в виду, агент Райан, так внезапно заболел, и никто другой в отделе не желает взять на себя эту ответственность… — …по любой мыслимой и немыслимой причине, да, так и есть. — Я думаю, это потому, что большинство из них уже были ассистентами доктора раньше и… — …и все они уволились, да, агент, я в курсе! — Его начальник захлопывает запрос с такой силой, что держатель для ручек на столе слегка дребезжит. Встав, он начинает расхаживать вокруг своего стола, едва глядя на Стоуна и продолжая жаловаться. — Потому что он вынудил их всех уволиться, этот чертов псих! Это продолжается уже больше года, и мы не продвинулись ни на шаг, мы только позволили агентам нескольких департаментов сгореть в безумной попытке взять под контроль этот бушующий пожар, который из себя представляет этот маньяк! И теперь это действительно зашло настолько далеко, что я вынужден всерьез думать о том, чтобы пожертвовать одним из наших лучших людей ради этого… этого человека! Ну что ж. Очевидно, его начальник не так уж хладнокровен, как ему казалось. На мгновение Стоун моргает от неподдельного удивления, прежде чем успевает сдержать ухмылку. Накал эмоций — это всегда хорошо, они помогают застать людей врасплох и подтолкнуть их к чему-либо. Переходя на успокаивающий тон, Стоун предлагает: — Не стоит волноваться, сэр. Это все равно не недолго. Из того, что я слышал, ассистенты доктора Роботника меняются почти еженедельно, поэтому моё переназначение будет лишь временным решением, пока вы не найдете более подходящего кандидата. Так мы сможем избежать разрыва в этой цепи. Его начальник ворчит, не оборачиваясь, проводя рукой по своим седеющим волосам. — …Этот псих, вероятно, почувствует, что он победил, когда поймет, что мы изо всех сил пытаемся найти замену. Не говоря уже о том, что начальство оторвет мне голову, если я не найду хоть кого-нибудь… Почти получилось. Понимающе хмыкая, Стоун мягко надавливает на слабое место, которое он обнаружил в самообладании другого. — Как я уже сказал, сэр, я рад помочь, я готов принять на себя эту роль хотя бы на некоторое время. Еще одно ворчание, затем глубокий выдох. Поворачиваясь обратно, чтобы занять свое место, пожилой мужчина устало смотрит на него исподлобья. — И ты отдаешь себе отчет в том, на что подписываешься, агент? — Я был подробно проинформирован, сэр, — кивает Стоун, пряча усмешку. Слишком рано праздновать, хотя он почти чувствует вкус победы в воздухе. — Чушь! Поверь мне, что бы ты ни слышал об этой работе, это намного хуже, — но, несмотря на его слова, в наклоне плеча мужчины чувствуется капитуляция, и его вздох выдает, к чему все идет, задолго до того, как он начинает говорить. — Ну, по крайней мере, с тобой мне не нужно беспокоиться о том, что ты решишь уволиться насовсем, если доку удастся тебя сломать. Хмм… Ладно, прекрасно. Просто постарайся продержаться там несколько дней. А пока я буду искать замену, так что у нас все будет готово к тому моменту, когда он тебя вышвырнет. За кратким мигом недоумения быстро следует волна торжества, Стоуну приходится впиться ногтями в ладони, чтобы не выказать никаких эмоций. Теперь ему кажется, что это было слишком просто. Он ожидал, что придется сражаться подольше… но то, что все слишком устали от Роботника и поручают эту работу некомпетентным агентам, сейчас, по сути, работает в его пользу. Прочистив горло, Стоун серьезно кивает и ровным тоном отвечает: — Конечно, сэр. Если все пойдет так хорошо, как он надеется, то в замене просто больше никогда не будет нужды. — Хммм. Мне придется либо кардинально изменить, либо полностью удалить твое личное дело, агент. — Очевидно, задумавшись о перспективах, его начальник набрасывает что-то на своем компьютере, хмуро смотрит на это и качает головой, делая какие-то пометки на клочке бумаги. — Роботник попытается завладеть твоими личными данными, попомни мои слова — этот человек ужасный параноик. Считает, что все вокруг стремятся украсть его технологии или каким-то образом использовать его самого. А разве это не так?! Стоун осторожно прикусывает кончик языка, чтобы не произнести это вслух и не испортить свои шансы. — Если он узнает, что мы посылаем к нему кого-то твоего уровня, он сразу же решит, что это какая-то форма шпионажа или покушения. — Я не возражаю против удаления записей о себе, сэр, — уверяет Стоун, действительно имея это в виду. — Это будет далеко не в первый раз. Это вызывает невеселый смешок у другого. — Нет, конечно, нет. Черт возьми, на данный момент я даже не помню, как тебя на самом деле звали, когда ты начинал свою карьеру здесь. Ты сам-то хоть еще это помнишь? Это риторический вопрос, но даже если бы это было не так, Стоун не ответил бы. Какое это имеет значение? Ему вполне нравится его нынешнее имя, но в любом случае прошла уже целая вечность с тех пор, как кто-то называл его иначе, чем просто агент. Не похоже, что в ближайшем будущем кто-то будет спрашивать его об имени, которое он носит, не говоря уже о том, чтобы его использовать. Стоун просто улыбается, когда другой посмеивается над своей собственной плоской шуткой. — В любом случае, — очевидно, только сейчас по-настоящему осознав, что Стоун все еще здесь и слушает, как он бормочет что-то себе под нос, пожилой мужчина смотрит на него, затем делает прогоняющий жест рукой. — У тебя есть работа, агент, можешь идти, пока я позабочусь о деталях. Я вышлю тебе подробное описание задания, как только все будет улажено. — Конечно, сэр. Хорошего дня, — сдерживая дерзкое «спасибо огромное, сэр», вертевшееся у него на языке — это было бы немного подозрительно, — Стоун отдает честь, выпрямляется по стойке смирно, а потом быстро выходит из комнаты после ответного ворчания. Только оказавшись снаружи и убедившись, что он один, Стоун позволяет своей ухмылке прорваться наружу. Шесть месяцев, две недели и четыре дня. Вот сколько времени ему пришлось ждать, чтобы получить эту возможность добиться того, чего он так хотел. Слишком долго, на его взгляд, — но в любом случае, теперь у него есть эта работа. Теперь все, что ему нужно сделать, это удержаться на ней. ~~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~~ Следующие несколько дней кажутся бесконечно долгими, хотя на самом деле все документы готовятся, проверяются и раздаются в невероятной спешке. В мгновение ока файл Стоуна удаляется и пишется заново, контракт уже составлен и вручен ему, и ему полагается внимательно прочитать его и вернуть подписанным только в том случае, если он абсолютно уверен, что хочет взяться за эту работу. Они не спрашивали его столько раз, уверен ли он, даже когда посылали на по-настоящему самоубийственные миссии, поэтому повторяющийся вопрос кажется… ироничным в данной ситуации. Тем более, что Стоун едва читает контракт, прежде чем подписать его; все, что ему нужно знать, это то, что он точно будет работать непосредственно на доктора Айво Роботника, рядом с ним, в его лаборатории, — и он ставит свою подпись под всем этим, полностью пропуская весь мелкий шрифт и примечания о возможных травмах и отсутствии ответственности со стороны агентства. Разумеется, они останутся в стороне, если с ним что-то случится. А случиться очень даже может, но ему просто наплевать. Он знает, что его быстрое согласие неприятно удивляет многих людей, но это также ускоряет процесс в два раза, и этим он вполне доволен. Быстро, но недостаточно скоро, наступает его первый день на новой работе, и Стоун уже стоит, чуть раньше положенного времени, в полной готовности и нетерпении начать, перед довольно непримечательными автоматическими дверями, которые скрывают интереснейший и одновременно ужаснейший секрет правительства. Глядя на блестящий металл без дверной ручки и отсутствие чего-либо похожего на коврик перед входом, Стоун приходит к мысли, что в лаборатории ещё никогда не было посетителя, который был бы так нетерпелив и рад находиться здесь. Эта мысль только еще больше забавляет его, и он даже не пытается скрыть свою улыбку, все утро она не сходит с его лица. Ему потребовалось более полугода терпеливого ожидания, тщательного составления планов и шанса ухватиться за представившуюся возможность, но сейчас он здесь. Наконец-то. Теперь, он должен убедиться, что не упустит этот единственный в жизни шанс. Он смотрит на часы и прикидывает, что пришел рано, но не слишком рано, чтобы это было нетактично или застало доктора врасплох. Его ноутбук и термос с кофе аккуратно уложены в маленькие чемоданчики, которые он использует для поездок на работу, и у него есть довольно надежный план, как сделать себя максимально терпимым для доктора; а именно: ни на что не жаловаться, быть максимально полезным, не путаться под ногами, и обязательно выяснить, какой кофе доктор может пить, не обливая им своего ассистента, так быстро, как это возможно. Просто и ясно, но иногда простота — это лучший путь. Уверенный, что он подготовлен настолько, насколько это возможно, Стоун подходит к двери. Никакой кнопки звонка не видно, и он сильно сомневается, что стук будет слышен через армированную сталь, но ему не приходится долго гадать, как объявить о своем прибытии. Почти сразу же пластина на двери отодвигается в сторону, открывая камеру, похожую на глаз бэдника. Пока Стоун восхищается безупречным исполнением (датчики давления в земле, невероятно), красный луч света выходит из камеры и сканирует его с головы до ног и обратно. Выполнив свою работу, глазок дважды подает звуковой сигнал, мигая зеленым, и двери открываются почти беззвучно. Тихонько посмеиваясь — такие спецэффекты, как будто его впускают в злодейское логово — Стоун заходит внутрь. Коридор, в который он попадает, сплошь из грубой, неприветливой стали и яркого искусственного освещения. Каждый шаг отдается эхом вокруг него, единственный звук, кроме низкого жужжания и тихого писка из неизвестного источника. Нет никого, кто мог бы поприветствовать его или направить, но Стоуну не приходится долго раздумывать — дальше по коридору перед дверью парит бэдник, издающий звуковой сигнал и взлетающий выше, когда замечает агента. Прежде чем Стоун успевает поддаться глупому порыву помахать ему, дрон разворачивается и исчезает за дверью, которая открывается перед ним. Таким образом, Стоун понимает, что ему туда, когда дверь останется открытой. Несмотря на недвусмысленное приглашение, он осторожно входит в комнату, чувствуя себя настороже. Он не настолько наивен, чтобы думать, что ему здесь рады, и он не надеется, что доктор Роботник встретит его чем-то кроме недружелюбного удивления. Его внимание ненадолго отвлекается, когда он входит и впервые видит убежище доктора — лабораторию. Это так же впечатляюще, как он себе и представлял: огромное открытое пространство, мерцающее яркими синими и красными огнями десятков голоэкранов, расположенных полукругом вокруг центра комнаты. Ряды за рядами полок, заполненных выключенными бэдниками, тянутся вдоль стен, рядом со столами, на которых установлено множество машин, о предназначении некоторых из них Стоун даже не догадывается. Пока что он, как загипнотизированный, наблюдает, как три бэдника кружат по комнате, неторопливо моргая линзами-глазами. И посреди всего этого стоит Роботник, спина прямая, все его внимание сосредоточено исключительно на экранах перед ним. Его руки, на этот раз в перчатках, летают по экранам, постукивают, переключают и печатают с почти нечеловеческой скоростью, открывая новые вкладки, отбрасывая старые и вводя данные так быстро, что даже у Стоуна почти нет шансов уследить за всем этим. Доктор, кажется, полностью в своей стихии… может быть, даже немного чересчур. Не может быть, чтобы он не слышал, как вошел Стоун, так что он явно намеренно игнорирует новоприбывшего. Возможно, ожидая, что тот будет просто тихо стоять в уголочке? Если это так, то такого счастья ему не светит, решает Стоун. Он проделал весь этот путь и получил эту работу, не для того, чтобы никогда не разговаривать с этим человеком. Мягко прочистив горло, он говорит твердо, но негромко: — Доктор Роботник, сэр? Доброе утро. Я агент Стоун, агентство прислало меня в качестве вашего… Он даже не успевает закончить, когда Роботник поднимает одну руку — чёткий сигнал стоп. Стоун немедленно замолкает, выжидая… Но доктор не оборачивается и даже не отводит взгляда от своего экрана. Как только он убеждается, что Стоун больше не делает попыток заговорить, он щелкает двумя пальцами поднятой руки и указывает в сторону, на дальний угол комнаты. Его голос безразличен и в то же время почему-то все еще резок, звучит протяжно, едва скрывая режущие стальные нотки. — Я знаю, мне все равно, иди, встань вон в том углу и не смей. Ни к чему. Прикасаться. Ладно, ну, это… в общем-то неудивительно, но все же немного досадно. Стоун зацикливается на этом дольше, чем ему бы хотелось. С одной стороны, для себя он решил, что, по крайней мере в начале, он будет беспрекословно выполнять приказы доктора, чтобы тот мог убедиться, что агент с этим хорошо справляется и будет следовать указаниям. С другой стороны, ему довольно трудно будет выполнять свою работу, если ему ничего не разрешат делать. Решив, что это необходимый риск, Стоун осторожно предлагает: — Я могу вам чем-нибудь помочь, сэр? Реакция на простой вопрос следует незамедлительно и выражается гораздо более бурно, чем ожидал Стоун. Со всей силой и скоростью захлопывающегося медвежьего капкана Роботник впервые поворачивается к нему лицом с негромким сердитым рычанием, а пальцы нажимают что-то на перчатке вместе с слышимым щелчком клавиш. В одно мгновение три бэдника, которые до этого бесцельно и безобидно дрейфовали по комнате, молниеносно меняют курс, устремляясь из всех углов лаборатории к Стоуну. Все они останавливаются в нескольких дюймах от его головы, построившись треугольником, глаза-линзы сверкают красным, а лазерные прицелы направлены точно в лоб Стоуна. Что ж, кажется, это не слишком хорошее начало, не так ли? Не прошло и пяти минут на новой должности, а его жизни уже угрожают. Но, несмотря на довольно напряженную ситуацию, Стоун обнаруживает, что он не особенно обеспокоен; доктор не будет стрелять на поражение, проблема с необходимостью прятать тело и объяснять внезапное исчезновение агента не стоит того сиюминутного удовлетворения, которое он мог бы получить от этого. Это запугивание, ничего больше, а с этим Стоун в состоянии справиться. Это также дает ему прекрасную возможность изучить бэдников с более близкого расстояния, и теперь, когда ему удается хорошо их разглядеть, он на мгновение теряет дар речи от восторга и любопытства. Бэдник на презентации уже представлял собой совершенно невероятное зрелище, но вблизи машины выглядят еще более впечатляюще… Насмешка отрывает его от благоговейного созерцания, и Стоун снова обращает свое внимание на своего нового босса, лишь отчасти чувствуя вину за момент отвлечения (хотя можно ли его за это винить?) Не двигаясь с места, но всей своей позой выражая агрессию, Роботник щелкает пальцами — смесь нетерпения и, возможно, привычки так часто пользоваться перчатками управления. В его стальном взгляде нет узнавания, сразу понимает Стоун, как только их взгляды встречаются; ни единого проблеска сомнения, который мог бы свидетельствовать о молчаливом вопросе: «разве я не встречал тебя раньше?» Неудивительно, решает Стоун, с трудом сдерживая смех. Прямо сейчас Роботник на самом деле не смотрит на него; не так, как тогда, на благотворительном мероприятии. Он не видит Стоуна, стоящего перед ним; все, что он видит, — это еще одного агента, которого ему навязали против его желания, еще одну неприятность, от которой он не может избавиться достаточно быстро. Прямо сейчас Стоун — просто помечен, как «враг» для Роботника. — Агент Которого-сюда-не-звали… — начинает Роботник, прерывая мыслительный процесс агента. Стоун чувствует, как его губы слегка подергиваются, не в силах полностью сдержать веселье от осознания, что ему, по общеизвестной манере Роботника раздавать всем творческие прозвища, уже одно присвоено. Не то чтобы его сильно заботило его имя, но, чтобы хоть как-то обозначить свою позицию, он мягко уточняет: — Стоун, сэр. — …Агент Кому-какое-дело, — подумать только, два прозвища за раз. Лишь подергивание усов доктора выдает, что тот отметил попытку Стоуна его поправить. — Напомни-ка мне еще раз — сколько у тебя докторских степеней? Моргая, Стоун быстро соображает. Он сильно сомневается, нет, он точно знает, что докторская степень не является обязательным условием для этой работы, так что это явно риторический вопрос, средство для перехода к чему-то другому. — …Нисколько, сэр? — Это был вопрос? Ты в этом не уверен? Нет, не нужно отвечать, — Роботник продолжает говорить без паузы, в любом случае, не давая агенту возможности ответить. — Неважно. Лучше отгадай загадку: чем таким ты мог бы мне помочь? — Ну… — Оглядывая лабораторию и ее общее состояние творческого хаоса, плюс явно высокий уровень стресса у доктора? Много чем. Но, разумеется, учёный не признает это сразу, так? «М-да, придется попотеть, чтобы мне поручили здесь хоть что-то», — думает Стоун, и подергивание его губ превращается в улыбку. Ему всегда нравились трудности. — Я уверен, что вы могли бы что-нибудь придумать, сэр? И ему самому тоже всегда нравилось создавать трудности для других. На лице Роботника мелькает что-то еще, что-то более близкое к удивлению, чем к высокомерному раздражению, прежде чем маска невозмутимости возвращается, и он снова ухмыляется, прижимая два пальца к переносице, как будто пытаясь подавить начинающуюся мигрень. Прошло семь минут и тридцать секунд, а Стоун, похоже, уже успел исчерпать весь лимит терпения этого человека. Агент молча клянется сам себе впредь вести себя осторожнее; настаивать на своем — это одно, но слишком сильное давление может лишить его этой долгожданной работы быстрее, чем он успеет моргнуть. С глубоким, напряженным выдохом Роботник натягивает невероятно фальшивую улыбку и хлопает в ладоши, его голос звучит фальшиво радостно, когда он объявляет: — О, смотри-ка! Я кое-что придумал! Тебе просто нужно… встать в тот угол и ЗАТКНУТЬСЯ. Тычок пальцем в угол комнаты, на который он уже указывал ранее, и затем Роботник, похоже, полностью теряет к нему интерес, разворачиваясь на каблуках к своему рабочему месту. В считанные секунды доктор возвращается к просмотру нескольких экранов и голоэкранов, либо забыв о своем помощнике… Либо, скорее, намеренно игнорируя его, решает Стоун, не в силах удержаться от кривой улыбки. Упрямый, темпераментный и, самое главное, намеренно усложняющий жизнь окружающим. Работать на этого человека уж точно будет не скучно. Конечно, Стоун мог бы попытаться облегчить себе задачу; он мог бы пойти дальше и напомнить Роботнику об их предыдущих встречах или мог бы попытаться убедить доктора, что он на его стороне, в отличие от предыдущих агентов. Он мог бы сказать: «Я с нетерпением жду возможности поработать с вами», или «я действительно мечтал об этой должности», или «я восхищаюсь вами», и все это было бы сказано искренне и от всего сердца. Но что-то удерживает его. Он инстинктивно чувствует, что любой из этих вариантов не будет воспринят хорошо, и что Роботник, вероятно, расценит его слова как ложь, предназначенную для того, чтобы попытаться подлизаться к нему. Вероятно, агента уволят быстрее, чем он сможет сказать «да, сэр», если он попытается ляпнуть нечто подобное. Ему придется действовать очень, очень осторожно на этой новой работе. Он будет стараться помогать Роботнику — тихо, но твердо давать понять, что он желает добра, что они на одной стороне. Это либо закончится очень быстро, либо займет невероятно много времени, прежде чем он сможет довести дело до конца. Отлично. Устраиваясь на том месте, на которое ему указали, Стоун скрещивает руки за спиной и начинает планировать. Возможно, доктор не дает ему никакой работы, но это не значит, что Стоун не может найти себе какую-нибудь работу сам. Ему кажется, что по дороге сюда он видел кухню; он выйдет позже, чтобы проверить, сможет ли он приготовить кофе для доктора. Может быть, это немного поднимет его настроение. А после, что ж. Стоун либо найдет способ быть полезным самостоятельно, либо подождет, пока это сделает Роботник. В конце концов, он очень терпеливый человек, а вот доктор… нет. Конечно, это займет время, но у Стоуна теперь оно есть. Он находится именно там, где ему хочется быть, и у него нет ни малейшего намерения уходить.