Волею судьбы (или врачебной небрежности)

      Лань Ванцзи, как правило, следит за зубами. Он, правда, не ходит к стоматологу, но тщательно следит за их чистотой после каждого приёма пищи, если это происходит дома. Его так, что тут говорить, приучили. Зубы — это очень-очень важно, и если не следить за ними, то может произойти всякое, включая проблемы со здоровьем в принципе.       Другое дело — он не сразу реагирует на что-то малозначительное, поэтому он стойко игнорирует постоянную боль справа в течение трёх дней. Сначала казалось, что немного потянет — и пройдёт, как бывает обычно (иногда, конечно), — но тут боль продолжилась на второй, а потом и на третий день. На четвёртый она дала о себе знать так сильно и пронзительно, что он не смог позавтракать и даже пообедать после в офисе.       — Сходи к стоматологу, Ванцзи, — советует ему брат, забирая готовые документы с его стола. — Вдруг это что-то серьезное?       Нахмурившись, он сверлит монитор взглядом и думает, что стоит, но куда обратиться?       Решив ничьего совета не спрашивать (потому что он стесняется, и неважно, что ему уже двадцать пять лет!), он роется в интернете, смотрит близлежащие стоматологии и читает их отзывы до глубокой ночи, потому что зубы — это важно, и сервис — особенно. А если попадётся плохой врач?..       Эта мысль, должно быть, и стала роковой.       Он сходил к врачу, ему поставили пломбу, и всё шло отлично… до утра.       Потому что на утро он просыпается с опухшим лицом, дичайшей болью справа и почти что головокружением не то от злости, не то от голодания (потому что вчера поесть он так и не смог).       Сначала он узнаёт всё в стоматологии, где ему говорят, что отёк — это нормально, как и некоторое онемение. Последствия заморозки. Индивидуальная реакция организма.       И всё такое.       С этой прелестью на лице лучше бы никуда не идти, но он решает, что надо. На сегодня встреч, благо, не запланировано, но есть другая работа, которая требует его внимания. К тому же, он не прогуливает. Никогда. И не берёт отпуск за свой счёт, считая это пренебрежением (даже если он и занимает высокую должность). Счастье уже в том, что ему не приходится идти до работы пешком и у него есть личный автомобиль.       Несчастье — что у него есть коллеги.       — В-вас пчела укусила? — спрашивает Вэнь Нин, едва Лань Ванцзи переступает порог фирмы, но тут же хлопает себя по рту и приносит свои извинения за излишнюю грубость и манеры.       Не имея возможности даже ответить из-за боли и просто банального отёка, из-за которого его верхняя губа стала больше в два раза, он просто вздыхает про себя и невозмутимо идёт в свой офис, где сталкивается с братом…       И хотя тот не смеётся открыто (спасибо!), но по нему и так всё видно.       Веселится.       Конечно.       — Может быть, возьмёшь выходной? — осторожно предлагает Лань Сичэнь, но Лань Ванцзи качает головой и указывает на стопку документов. Тот следит за его взглядом и просто улыбается, сдерживая тем самым ухмылку и смешок. — Мне кажется, тебе бы лучше домой и переживать не об этих документах, а об…       Лань Сичень показывает на его лицо, не зная, как выразить это словами так, чтобы не засмеяться, но Лань Ванцзи наглухо его игнорирует, недовольно мычит и принимается за работу.       И… Что ж, это становится проблемой. Потому что отёк не спадает ни через день, ни через два, и он действительно берёт неделю больничного, чтобы разобраться с этим ужасом. В стоматологии начинают волноваться, проводят проверки и даже пытаются что-то исправить, и отёк, конечно, сходит, даже пропадает онемение, но по итогу месяца возникает проблема в лице боли на всю правую сторону челюсти. А эта проблема затягивается уже на полгода, и вот скоро Сочельник и вроде бы встреча с семьёй (возможно, они еще не решили, потому что родители развлекаются в Турции и возвращаться пока что не планируют, дядя занят делами дочерней фирмы из семьи, а у брата, если не будет хотя бы половины из них всех, есть парень).       Вроде бы.       Потому что теперь он и сам не знает, появится ли на ней, даже если они и соберутся, потому что его проблема до сих пор не решается, стоматологи дают заднюю и начинают всё отрицать, а у него даже с наличием денег заканчивается простое человеческое терпение и желание работать с этой клиникой дальше.       Поэтому к концу ноября он договаривается с адвокатами и просит их начать разбирательство в виду некомпетентной работы.       Только вот проблему с болью это не решает.       — Ты знаешь хорошую стоматологию? — в конце концов спрашивает он у брата в один из обеденных перерывов, с ненавистью глядя даже на простой сок.       Эта боль, видит Бог, его доконает. Она, бывает, пропадает на максимум неделю, но всегда возвращается.       — Хорошую? — задумывается Лань Сичэнь. — Я спрошу у своего парня. А-Чэн говорил, что как-то лечился в одной…       За этим скрывается что-то, что заставляет Лань Ванцзи напрячься, но что именно — понимает он пока что плохо.       Тем не менее он терпеливо ждёт следующего дня.       И не зря, как оказывается. Даже если его всё ещё терзают сомнения.       — Она находится в соседнем районе, — объясняет он и показывает адрес, который уже сбросил ему в чате, на навигаторе. — А-Чэн говорит, что там работают профессионалы.       В том, как улыбается брат, есть какая-то загвоздка. Они росли вместе, в конце концов, и Лань Ванцзи знает все его улыбочки да взгляды, поэтому не сомневается, что за его словами скрывается что-то другое. Да и чтобы Цзян Чэн и отзывался о ком-то хорошо? Скорее всего, брат просто по-своему переводит его слова, как и всегда, чтобы смягчить ворчливый тон своего парня. Цзян Чэн — гремлин, настоящий гремлин. Лань Ванцзи записал его так в своём телефоне сразу, как только брат представил ему его как своего парня, и они провели целый вечер за играми и фильмами втроём.       Столько, сколько ворчит Цзян Чэн, не ворчит даже их дядя!       С другой стороны, если тот о чём-то и отзывается положительно (с ворчанием и недовольством, которые для него — как вечные спутники), — это что-то да значит. Вроде бы. Потому что Цзян Чэн мало кого или что хвалит так, чтобы и его похвалить. Он не избалованный ребёнок или что-то вроде, просто таким вот вышел характером. Лань Сичэнь его понимает, как понимает Лань Ванцзи — обычного молчаливого, скупого на слова и эмоции.       У всех свои недостатки, если так подумать.       Поэтому нет, он его не винит и даже понимает.       И всё-таки решает попробовать.       (И это было второй ошибкой, потому что он должен был, прежде чем идти, посмотреть на отзывы или хотя бы сайт этой стоматологии!)       Помещение уютное, светлое, с красно-серым отливом, милыми медсестрами и администратором. Здесь даже немного пахнет цветами (он замечает на стойке баночку ароматизатора) и ещё — больницей. Как обычно. Вроде бы странный микс, но это приятнее, чем если бы не было этого цветочного аромата. Без него совсем тоскливо стало.       Запись сюда оказалась даже забитой, и если бы не Цзян Чэн, оказавший помощь исключительно по просьбе Лань Сичэня (что вызывает сомнения, кстати, как он это сделал), Лань Ванцзи пришлось бы ждать по меньшей мере пару месяцев.       И вроде бы это должно быть показателем хорошего сервиса, раз сюда настолько хотят попасть, а вроде бы — немного настораживает его после, спасибо, «удачного опыта».       Ожидая, Лань Ванцзи занимает себя просмотром ленты новостей, коротким разговором с адвокатом, который постепенно переводит дело к суду, и отписывается брату, что он пока что в порядке. Насколько это возможно с учётом, что зуб снова дал знать о себе острой болью.       — Мистер Лань, прошу вас пройти в четвёртый кабинет.       Четвёртый кабинет — это кабинет консультации, откуда его направляют сделать снимок (мало ли что там делали в другой клинике, у них своя аппаратура имеется), а уже оттуда вместе со снимком (и тапочками, на которых рисуется «ВУ», чтобы это ни значило) обратно в консультацию и уже к стоматологу с тем, что ему нужно всего лишь удалить нерв в зубе, а ещё поставить в итоге новую пломбу.       Всего лишь.       По пути в кабинет он некоторое время стоит в коридоре, пялится в точку перед собой (ни в чём неповинный куст в горшке, который так и хочется поджечь) и думает, что какого хрена. Скорее всего, так бы выразился Цзян Чэн, но какого? У него, судя по всему, настолько простая проблема — всего лишь чёртов нерв, — а ему не могли никак помочь полгода? Серьёзно? И он не знает, то ли верить словам этих врачей, то ли — тем другим, которые разводили руками.       Просто не верится.       Или те были просто настолько недалёкими и тупыми, что не смогли помочь в простом? И на что тогда были те отзывы?       Накрутка — может быть. В их время это не что-то новое, а скорее даже обыденное. Настолько, что Лань Ванцзи, когда пошла волна такого веселья, перестал верить интернету в принципе и даже сейчас относится с сомнением, почему и согласился в итоге на предложение брата (или Цзян Чэна скорее?), потому что знакомые знают лучше. Как правило. Другое дело — с кем одно не случилось, то может случиться с другим.       Та ещё заковырка.       Но мысли мыслями, а попытаться стоит, ведь разве может быть хуже?.. Просто избавьте его от этой боли, бога ради, он уже спать нормально не может!       Стоматолог — эндодонт — оказывается приятным молодым человеком. Ещё и китайцем (коих здесь в целом немало).       — Пятнадцатый, вырываем нерв и ставим пломбу. Всё верно? — улыбается тот, как-то немного прищурившись, и Лань Ванцзи, залезая в кресло, скупо кивает.       Приятный этот человек или нет, он выглядит довольно молодым и вообще… Немного растяпой. Просто создаётся впечатление несерьёзного человека, которого взяли сюда через связи. Что-то вроде. Но разве может Лань Ванцзи отказаться? Не особо.       Он просто надеется, что этот мужчина знает своё дело и сделает всё так, чтобы Лань Ванцзи не пришлось нанимать ещё одного адвоката для решения проблем уже с другой клиникой.       — А вы неразговорчивый, — разглагольствует тот, подготавливая оборудование и инструменты. — Мечта любого стоматолога, на самом деле. Некоторые любят болтать, ну, с набитым ртом, — смеётся тот, и смех его… звонкий. Приятный, но немного (просто потому что Лань Ванцзи слишком напряжён, чтобы думать только хорошее) раздражающий. Помощник того тем временем кладёт ему на грудь одноразовое синее покрывало и настраивает кресло — уже знакомая процедура. — Итак, прежде всего, — говорит стоматолог — Вэй Усянь, как он помнит, — хотите что-то посмотреть, послушать?       Моргнув и убедившись, что он не ослышался, Лань Ванцзи смотрит на своего мучителя, а потом — наконец-то замечает прикреплённый к потолку телевизор и ещё колонку на окне, на которые он не обратил внимания просто потому, что его это не интересовало.       Разве в стоматологии вообще такое предлагают? Он не уверен. В той единственной, где он был, не разрешали даже что-то своё включить, а он хотел послушать скрипку или пианино, чтобы не задумываться, что там творят эти мужчины в его рту. Мерзкое, знаете ли, чувство. Особенно с тем, что оно длилось пару часов и запомнилось исключительно болью.       Так что.       Да. Он не ожидал такого.       — У вас разрешают что-то смотреть или слушать? — всё-таки скептически спрашивает он.       Вэй Усянь улыбается и грациозно указывает рукой на телевизор.       — Конечно, господин! Всё, что захотите. Включим всё, что вы хотите: инструменталку, рок, басы, оркестры, аниме, боевик — Дуэйн Джонс, м-м-м, мечта, советую! Комедию… Порно? — Он улыбается и жмёт плечами. — Буквально всё. Не стесняйтесь. Нас шум, гам и стоны не смущают.       — Кого как… — бормочет ассистент стоматолога, впрочем, беззлобно, но…       Но.       Просто — что? Погодите?       Его заливает смущением вперемешку с раздражением и возмущением. Первое — из-за того, что ему предлагают непотребные фильмы, второе — из-за того, что здесь практикуют подобное бесстыдство (и почему-то ему кажется, что мама, когда услышит об этом, будет громко смеяться!), а третье — что Цзян Чэн вообще посоветовал такое и ничего не сказал!..       И слава богу, что ему не ставят ничего против воли.       Ладно.       Ему предложили и другое, а не только это непотребство, поэтому он очень старается на этом не зацикливаться. Он просто не из таких людей, которые увлекаются чем-то плотским и грезят о том, как бы с кем-то перепихнуться. Да, у него есть желания, и да, он не очень-то девственник, но это не значит, что его нельзя смутить предложением посмотреть порно не просто так, а в кабинете эндодонта, где сидят он, сам стоматолог и его ассистент, и при условии, что во время этого «кино» последние оба будут копошиться в его рту.       Нет.       Это уже какой-то уровень садизма.       Или экстрима.       Выдохнув сквозь нос и мысленно досчитав до десяти, чтобы не реагировать на это предложение слишком резко, он тем не менее решает поинтересоваться:       — И часто у вас такое включают?       — М-м? — Вэй Усянь смотрит на него, немного вытянув лицо в замешательстве, и едва ли не крутиться на своём стуле, будто ребёнок, что, кстати, снова заставляет сомневаться в его профессионализме.       — Порно, — выдыхает он сквозь зубы, стараясь не смущаться слишком сильно.       Потому что ладно — ладно, он не собирается это смотреть, тем более здесь. Ни вообще, ни здесь. Просто потому что нет.       — А-а-а, — тянет стоматолог, хохочет тихо (и немного — как лиса, что вроде мило, странно и… симпатично? И ещё почти незаметно — смущённо), пока его ассистент бормочет себе под нос всякие недовольства, которые Лань Ванцзи не может расслышать при всём желании. — Не-а, не очень. В основном все стесняются, но у нас это есть, поэтому — пожалуйста.       Он снова указывает рукой на телевизор, а Лань Ванцзи чувствует лёгкое головокружение, сам не понимая почему.       Вздохнув, он пытается привести свои чувства в порядок, прийти в себя и сосредоточиться на том, чтобы уже вылечить этот несчастный в буквальном смысле зуб и закончить эту канитель. Это важнее всего и прежде всего, верно?       Верно.       — Скрипку, — просит он всё-таки с некоторым смущением просто потому, что приходится об этом просить.       Но Вэй Усянь разве что лучезарно улыбается ему и просит колонку включить скрипку. Помещение тут же заливает чья-то игра и мелодия, в которой Лань Ванцзи вроде бы узнаёт Вивальди, а вроде бы — нет, потому что эта версия либо изменённая, либо — какая-то иная музыка, в которую вплели попросту знакомые ноты.       Так или иначе, это расслабляет.       Вэй Усянь же, убедившись, что ему комфортно, приступает к работе: наконец-то опускает кресло и подсаживается к нему поближе, взяв в руки стоматологическое зеркало и щуп.       — А теперь открываем ро-отик, и пошире, господин Лань!       Почему-то Лань Ванцзи бросает в жар.       Просто… Просто почему-то.       В помещение льётся игра скрипки, ему недавно предлагали посмотреть порно втроём и теперь говорят такое, что по затылку бегут мурашки, от которых и странно, и приятно, и жутко.       И ещё он почему-то очень быстро выполняет просьбу. Простую, будь всё, просьбу, которая всего лишь часть рабочего процесса и вполне нормально для стоматолога, но.       Но.       Он дико смущён. Настолько, что хочет откусить чёртово стоматологическое зеркало или вгрызться в длинные бледные пальцы своего врача, чтобы тот убрал от него руки, а сам он смог постыдно сбежать.       Желательно — домой. К себе. В свою уютную двухкомнатную квартиру, где светло, есть плед, любимые сухие фрукты, два его кролика и вкусный зелёный чай, который мама привезла из Китая этой осенью. Да. Идеально. А ещё он мог бы посмотреть какого-нибудь «Гарри Поттера» или даже «Гринча», потому что уже совсем скоро Сочельник и Новый Год.       Но он ничего из этого не делает, а только пытается успокоить свои мысли и сосредоточиться на музыке. Да. Она успокаивает, она красивая и ещё ровная. Идеальная. Без единой фальшивой ноты.       Лишь после этого он наконец-то осознаёт то, что этот Вэй Усянь обращается к нему так, будто они в Китае. Лань Ванцзи, впрочем, вырос в основном в Америке и родину не знает, только если по словам родителей и дяди. В остальном… Он там даже не бывал, а язык знает так — поверхностно.       И такое обращение — редкий случай.       — Ну, пломба нормальная, но удалить придётся, поставим новую, — тем временем говорит рядом Вэй Усянь, возвращая его в смущающую реальность. — Хотите анестезию с детской или сразу колем?       О… Он… Не задумывался? Потому что в прошлой клинике его не спрашивали, а что так можно — он не знал. Припоминая, что укол — штука вообще-то болезненная и неприятная, он решает, что можно и подвинуть гордость.       — Детскую… — неловко просит он.       Не сочтут же его за маленького, в самом деле? Он взрослый мужчина, широкоплечий и высокий, мускулистый, а это — всего лишь небольшое и слабое обезболивающее.       Никто никем его не называет. Ассистент, передав Вэй Усяню ватную палочку с чем-то розовым — этой самой детской анестезией, видимо, отходит, чтобы заняться приготовлением уже другой и в шприце. Эта часть — вот самая неприятная, но место, куда ему мажут мазь, обдаёт холодом, а парой минут спустя — совсем лёгким онемением. И когда ему делают укол, он почти не чувствует боли, что на самом деле уже приятнее, чем в той клинике.       Хорошо. Пока что это. Вэй Усянь, симпатичный молодой человек, знает своё дело.       И да — его это подкупает.       Потом проходит ещё пару минут ожидания.       — Так, сейчас мы проверим, больно вам или нет, и если да — обязательно скажите, хорошо?       Зная, что говорить в принципе не стоит (а ещё потому что это неудобно из-за онемения), он просто издаёт горловой звук, на который Вэй Усянь как-то странно (снова!) щурится и приступает к проверке щупом. Боли не оказывается. Вообще. Лань Ванцзи чувствует эти действия как просто какие-то постукивания или скреб, которые странные, но не болезненные или неприятные. Всего лишь странные.       — Не больно? — спрашивает он, и Лань Ванцзи отвечает ему тем же звуком. — Вот и славненько. Сейчас мы установим вам коффердам и поставим расширитель, — говорит Вэй Усянь, показывая ему эти самые вещи, — ничего страшного.       Лань Ванцзи смотрит то на него, то на эти приспособления и… Нет, не пугается, но не понимает, зачем ему объясняют (потому что в прошлой такого, в общем-то, не делали). Ему даже кажется, что с ним обращаются, как с ребёнком, но знаете что? Ему спокойнее, когда он знает, что с ним делают.       Так что он снова со всем соглашается.       Ассистент в это время всё помогает с трубкой, которой забирает слюну, и подаёт после всякие необходимые инструменты, пока Лань Ванцзи мирится с происходящим и слушает переливы скрипки. И снова Вивальди — серьёзно, это он или чья-то версия? Ему даже интересно, но лишь немного и потому что ничем другим занять себя он сейчас не может.       Вся эта вакханалия над его ртом происходит в течение ещё каких-то там минут, прежде чем Вэй Усянь берётся за другие инструменты и поправляет себе свет так, чтобы ему было удобно. Самому Ванцзи предлагают очки, но он отказывается.       — А теперь мы приступим к работе…       Ему постоянно объясняют, что они делают, — будут сверлить, подбираться к нерву, собираются использоваться специальные инструменты, названиями которых его не утруждают, и всё в таком духе.       Процесс проходит… безболезненно. В основном. Только в какой-то момент, когда стоматолог уже пытается подобраться к нерву, боль становится резкой и такой неприятной, что он хмурится. Не дёргается, зная, что этого делать нельзя, и собирается просто пережить это испытание, но даже тогда его успокаивают, прервавшись, и предлагают ещё одну анестезию, с которой всё проходит гладко и как надо.       Что ж… Даже если зуб не перестанет болеть, Вэй Усянь — профессионал. Действительно.       Но вот его шуточки… В какой-то момент, пока тот занят чем-то там (Лань Ванцзи не знает, насколько детально и что именно там происходит), капает ему на губы чем-то вязким.       — Ой! — хохочет тот. — Мы с тобой, похоже, немного увлеклись, — смеётся тот, пока его ассистент что-то там недовольно бормочет, а Лань Ванцзи — краснеет, пока Вэй Усянь это что-то с его губ стирает.       Ладно, тот разговор он так и не сможет оставить.       И всё-таки старается отвлекаться, не задумываться и просто не воспринимать его шутки, порой откровенно двусмысленные, всерьёз. Тем более, что, скорее всего, вина здесь лежит больше на Лань Ванцзи, чей мозг просто воспалился.       Он ставит ему пломбу, заканчивает всю работу и вообще всё время улыбается, подбадривает и называет умницей (отчего временами почему-то становится тепло и даже немного жарко, и Лань Ванцзи признаёт, что это из-за соблазнительной хрипотцы в голосе младшего мужчины). Ему ещё проверяют прикус и немного правят его, прежде чем действительно заканчивают.       — Вот и всё, вы большой молодец, господин Лань, — произносит тот, стаскивая с лица маску, в которой был с момента, как Лань Ванцзи сюда зашёл, и… У него красивое лицо. Да. Симпатичное, немного миловидное, но всё-таки строгое и мужское. Красивое. — Как вы себя чувствуете?       Присев и подвигав челюстью, он прислушивается к ощущениям.       — Сложно сказать… — говорит он сквозь онемение и небольшую пульсирующую боль.       Вэй Усянь тем не менее его ответ принимает и просто улыбается.       Ассистент же тем временем всё убирает, что полагается тому по должности.       — Ну и хорошо. Вы пока что пропейте пару дней обезболивающее… — отъезжает на стуле к компьютеру, чтобы написать рецепт, но тут же оборачивается. — Аллергии имеются?       Лань Ванцзи качает головой, а Вэй Усянь снова ласково улыбается ему и отворачивается, чтобы записать рецепт на бумажке, которую после отдаёт ему, и… Честно? Он считал, что, во-первых, волосы встать дыбом не могут, а во-вторых — что шутки про почерк врачей — всего лишь шутки. Серьёзно. Он ходил к некоторым, и чаще всего у них был в целом адекватный почерк, а здесь…       Боже милостивый.       Ладно, пускай разбираются в аптеке. Он не собирается ломать свой мозг.       Поднимая взгляд с намерением отблагодарить мужчину (пускай и слишком заранее, ведь кто знает, решилась его проблема или нет), он замечает в глазах того смешинки и начинает сомневаться, намеренно тот написал рецепт так криво или действительно потому, что только так писать и умеет.       А ещё он замечает, что глаза того серебристые. Серые. Яркие, немного с отливом из-за освещения и немного усталые, но искрящиеся жизнью. Сразу видно — этот человек любит свою работу и общение. Оно чувствуется.       В помещении пока что продолжает играть музыка. Она тоже переливается нежными либо резкими мотивами, которые то пытаются куда-то сбежать, то — остановиться, чтобы утянуть в круговорот всего. Чего всего — Лань Ванцзи не понимает и не уверен, что хочет понимать.       Тишина — их обоюдное молчание, скорее — затягивается.       — Вам понравилось? — в конце концов спрашивает Вэй Усянь, как-то шкодливо наклонив голову вбок и недобро сверкнув глазами, что Лань Ванцзи теряется и прочищает горло, стараясь ничего за этими жестами не читать.       И не видеть.       Он не фантазёр, в конце концов, чтобы надумать себе небылицы.       — Вы хорошо работаете, — говорит он, не спеша распинаться в благодарности.       «Руками», — мелькает в его голове ещё невинная, но уже немного непристойная мысль. Он давит её на корню. Но. Он не станет думать об этом, даже если этот человек симпатичный.       Вэй Усянь снова улыбается и снова щурится. Как кошка.       Довольная кошка.       — Рад слышать! Вроде бы стоит сказать, что приходите снова, но в данном случае — надеюсь увидеть вас здесь разве что по другой причине! Берегите свои зубы, они у вас прекрасные, господин Лань.       Из-за того, как Вэй Усянь певуче тянет его имя, будто даже мурлыкая, Лань Ванцзи бормочет тому благодарность и позорно сбегает. Именно позорно и именно сбегает. Потому что вот это — уже точно что-то за пределами рабочей вежливости!       В приёмной же, пока к Вэй Усяню спешит уже другой пациент, он быстренько оплачивает счёт и уходит.       Спешит домой.       К пледу. Чаю. Фруктам…       А. Нет. Фрукты завтра. Потому что сегодня у него всё болит, ноет и ещё не ощущается в принципе. Ничего, у него есть смузи и йогурты. Не самое питательное, но сойдёт.       В любом случае — домой. Это главное.

***

      Проходит неделя, прежде чем Лань Ванцзи окончательно убеждается, что Вэй Усянь — действительно мастер. Сколько бы лет тому ни было — мастер. Потому что зуб перестал болеть, и он даже не принимает обезболивающее.       А главное — ни отёка, ни онемения, ни чего-либо ещё. Он живёт, как жил всегда, и не перестаёт этому удивляться.       Полгода дискомфорта, однако, дают о себе знать.       И что ж, Лань Ванцзи — человек благодарный. Он всегда дарит что-то деловым партнёрам или даже незнакомцам, если те ему как-то помогли. Ну, стояще помогли. Соседка смогла позаботиться пару дней о его кроликах, и, хотя он почти её не знает, всё равно подарил домашний набор всякой мелочи. Ещё отблагодарил мужчину с нижнего этажа офиса (где работают не их коллеги) за помощь с обедом, когда у Лань Ванцзи почему-то отказывалась работать карточка и он застрял в кафе.       В общем… Он благодарный человек.       Ну, а ещё этот мужчина показался ему довольно симпатичным, помимо прочего, что он смог признать себе к концу той же недели, и, хотя его шутки были временами двусмысленными, они его расслабляли. Как и почему — он не знает, не понимает и не уверен, что хочет. Было — и было. Хотелось вырваться, да, а ещё покусать, но всё-таки благодаря этим же шуткам он отвлекался, когда сидеть в кресле становилось невыносимо, а эти жужжащие на ухо приборы так и норовило выдернуть из чужих рук и выбросить.       Он не любит сидеть без дела в кресле, пока у него что-то там делают во рту. Особенно после неудачного похода в прошлую клинику, где он почти обосновался (формально). Кто-то после такого начинает бояться, а вот он — злиться добела.       Так что помимо того, что этот человек оказался мастером на все руки (и он старается не думать о том, на что ещё они были бы способны, если мыслить в этом направлении), Вэй Усянь смог его отвлечь и найти подход.       Но что он может подарить стоматологу?.. Не набор же инструментов.       Загоревшись этой идеей (чем удивил самого же себя, потому редко когда проявлял такое рвение к выбору подарка), он принялся шерстить интернет.       Раз форум, два, статья о стоматологах, ещё общая информация, всякие интервью… Ничего полезного. Начав с прямого запроса, он продолжает искать подсказки окольными путями, но вскоре понимает, что причём здесь профессия и сам человек? Нет, так не пойдёт. Надо что-то общее, что-то такое, что могло бы понравиться самому Вэй Усяню — как человеку.       Сначала он думает про запонки, галстук, даже про браслет или кольцо (но потом отметает эту мысль, потому что стоматологу? Который вечно работает руками? Нет), книги и ещё всякую прочую мелочь. Даже подумывает, просмотрев варианты подарков в интернете, подарить кошелёк из настоящей кожи.       Но в конце концов ничего не находит. Всё не то. Он просто чувствует, что какой-угодно гаджет или даже подарочный купон да билет — это не то, что могло бы прийтись Вэй Усяню по вкусу. Плохо, что он ничего о нём не знает…       В итоге он решает спросить совета.       У брата.       Его чёрт дёрнул, верно?       — Запонки, ремень…       — Нет, — вздыхает Лань Ванцзи и поджимает губы. Они братья. Братья до мозга. — Это не то.       Лань Сичэнь тоже вздыхает и откидывается на диван, вскинув взгляд к потолку. Он что-то шепчет себе под нос, скорее всего, перебирая вот так, почти вслух, другие варианты, а Лань Ванцзи тем временем смотрит в панорамное окно их офиса и не понимает, как докатился до такой проблемы.       Простой, в общем-то. Всего лишь подарок врачу за помощь. Качественную.       — Сумочку?       — Он мужчина.       Лань Сичэнь фыркает.       — И что? Некоторые носят.       Лань Ванцзи хмуро смотрит на него.       — Нет.       После этого они снова погружаются в задумчивое молчание, которое Лань Сичэнь довольно скоро прерывает тем, что залезает в телефон и набирает сообщение. Лань Ванцзи не мешает, пускай пишет кому-то или гуглит.       А пока что он обдумывает мысль, что можно подарить конфеты. Хотя бы. Да, с них уже можно начинать… Но разумно ли их дарить мужчине? Насчет девушки он бы не сомневался, но мужчине — вроде и странно, а вроде — типичный подарок. Что, кстати, тоже добавляет сомнений. Не хочется типичного.       Ещё мелькает мысль подарить какую-нибудь картину, но не будет ли это слишком?        — Не Минцзюэ предлагает запонки.       Обычно он не любит, когда кто-то хлопает себя по лбу, и сам так не делает, но сейчас очень хочется. Лань Сичэнь, заметив, с каким мрачным видом он к нему повернулся, капитулирует и пишет сообщения друзьям дальше.       Теперь он начинает думать, что цветы — не настолько уж и заезженно. Даже оригинально.       Запонки. Чёрт, да, он подумывал о них, но лишь пару секунд и потому что они были в списке, но серьёзно? Подарок стоматологу — запонки?        — Цзян Чэн говорит бутылку хорошего виски. Кстати, — говорит Лань Сичэнь и смотрит на него, — а почему бы и нет? Мы с тобой, может быть, и не пьём, но другим-то можно купить. Обычно такое и дарят.       Обычно.       Но он не хочет обычно!..       А с другой стороны, почему его вообще волнует, обычный это будет подарок в благодарность или нет?       Поэтому отлично. Виски. Хороший крепкий виски.       Так он и поступает. Заходит после работы в алкогольный магазин и просит дать ему бутылку лучшего виски из имеющегося у них ассортимента. Магазин, как и сама бутылочка, обходятся ему недёшево, но знаете что? У него полно денег, как и у всей его семьи, а ещё он больше потратил на походы в прошлую клинику, чем на этот жалкий виски. Он может себе позволить. И помимо этого он всё-таки покупает коробку конфет.       Закуска.       (И да, ему подсказали на кассе.)       Поскольку очередь к Вэй Усяню обычно загруженная, Лань Ванцзи решает сделать самое простое: дождаться конца его смены, подкараулив в приёмной. Девушки из администрации смотрят на него скорее понимающе, чем возмутительно или недовольно, и позволяют сидеть, даже насладиться их достаточно вкусным чёрным чаем и теплом помещения.       Зима ведь уже.       Люди снуют мимо. Приходят злобные, раздражённые или ещё какие, но выходят в основном либо довольные, либо с болезненным видом. Лечить зубы — это всегда так, он теперь знает это на собственной шкуре. Лань Ванцзи наблюдает за ними даже с любопытством, ведь должен хотя бы раз в день при их загруженности появиться кто-то, кто окажется возмущён их сервисом? Не то чтобы он этого именно ждёт, просто любопытствует, бывает ли у них такое и часто ли.       Как правило ведь, любое большое дело — это всегда шанс, что есть хотя бы один недовольный. Всем не угодишь, как ни старайся.       Но вот людей становится всё меньше и меньше, и так до тех пор, пока он не остаётся здесь совсем один. С администраторами, почти допитым чаем и красивым пакетом с подарком для Вэй Усяня. Его, что приятно, по-прежнему не выгоняют.       И вообще-то он думает, что ему придётся ждать даже после закрытия, учитывая чаще всего ненормированный график стоматологов (или всех врачей в целом), но нет — не приходится. Вэй Усянь появляется в приёмной уже через десять минут, как уходит последний пациент, в компании, вероятно, своих коллег — двух девушек и ещё трёх мужчин, среди которых Лань Ванцзи узнаёт только одного — того ассистента.       — Эти турецкие сериалы мне скоро сниться будут, — ворчит одна из девушек, поправляя пальто и вытаскивая из них не слишком длинные волосы. — Почему все мои пациенты так любят именно их? Одна, едва увидела этого Серкана-как-его-там, вообще заверещала так, что я чуть не выронила инструменты!       — Радуйся, что турецкие. Не приходится слушать, как режут людей, — хмыкает другая и замирает, а первая испуганно прикрывает рот. И смотрят на Лань Ванцзи, который только-только встаёт с диванчика. Благо не слышал много из их разговора. Но он и так всё понимает. Клиенты — это дело такое. — О, простите… Мы уже закрыты, но если у вас что-то срочное — можем принять, — вежливо обращается она к нему, привлекая тем самым внимание своих коллег к его персоне и заодно, очевидно, пытаясь отвлечь свою коллегу, которая боится, не припадёт ли ей за такое поведение при клиенте.       Лань Ванцзи, прокашлявшись, мотает головой.       — Нет, я здесь… — Он неловко мнётся, потому что не ожидал увидеть Вэй Усяня в чьей-то компании и тем более не хочет дарить ему подарок (даже если ради благодарности) так прилюдно. Это неловко.       Вэй Усянь же его сам замечает. Смотрит с улыбкой и лёгким прищуром, а ещё — узнаванием. Именно он, заслышав неловкое молчание, и спасает его своим тихим рабочим смехом.       — Это мой пациент, наверняка ко мне. Вы идите, я всё равно сегодня на машине, — говорит он своим коллегам.       Те, в большинстве закатив на него глаза, проходят мимо.       Только это происходит, Вэй Усянь сдаёт ключи от кабинета администратору, машет ей рукой и выводит Лань Ванцзи на улицу, нежно обхватив за талию, и довольно нагло!       — Не будем мозолить бедным девушкам глаза и мешать им закрываться. Всем надо домой, господин Лань, — говорит тот почти ему на ухо, посылая тем самым снова те же самые мурашки по его телу, и открывает перед ним дверь, пропуская вперёд. И Лань Ванцзи выходит наружу, словно пленённый какими-то чарами.       Холод остужает голову и кожу. Сердце перестаёт биться так заполошно, а дыхание становится более ровным, хоть и рванным.       Он выдыхает облачко пара и смотрит на Вэй Усяня, который улыбается ему в ответ как прежде.       Без халата-шапочки ему, кстати, лучше. Пальто делает его даже более стройным и красивым, статным, даже царственным, а длинные чёрные волосы — это как водопад, сулящий приятную неизвестность. Ещё здесь, где мороз и свежий воздух, от него можно уловить тонкий аромат парфюма. Не назойливого.       — Надеюсь, вы действительно пришли не из-за ваших красивых зубок, — начинает тот первым, приводя в смятение, и Лань Ванцзи фыркает.       Разумеется, нет.       — Они обычные, — отвечает он и, не думая, протягивает пакет. Не хочет передумать, если его завалят либо бессмысленными комплиментами, либо теми же двусмысленными фразами. — Это вам.       Вэй Усянь, моргнув, вдруг меняется и смотрит на протянутый пакет с некоторой настороженностью. Лань Ванцзи не пугают потраченные зря деньги, но неужели тот действительно не примет подарок?       Что ж… Это стоило обдумать. Предположить и тот вариант, что он вряд ли будет рад благодарственному подарку.       — Это как-то… — произносит тот, отворачивается и чешет нос, словно о чём-то думает.       Лань Ванцзи, признавая поражение, вздыхает.       — Я хотел отблагодарить. За вашу работу.       — Вы ведь знаете, что не стоит, м? — произносит, снова взглянув на него с напряжением, но всё же улыбкой. Другой теперь. — Я всего лишь удалил вам нерв.       — Который не могли додуматься удалить в другой клинике полгода, — тут же ворчит он. — Большая помощь. Не всего лишь.       И, о да. Он всё ещё зол на ту клинику. Адвокаты работают тоже прекрасно, потому что у них нашлось, оказывается, немало таких бедолаг.       Вэй Усянь открывает рот, чтобы что-то сказать, но закрывает его, смотрит на него и определённо пребывает в растерянности. Лань Ванцзи его понимает. Когда он сказал брату, в чём оказалась надоедливая проблема, тот выглядит таким же сбитым с толку. Ведь как можно пропустить такое? Насколько нужно быть некомпетентным, чтобы водить человека за нос полгода ради ничего?       Он и сам такого мнения.       Абсурдная ситуация. Жаль, что такое происходит.       — Простите, — выдыхает Вэй Усянь и улыбается. — Я немного растерялся. Полгода не видеть такое… — он водит рукой в воздухе, размахивая в стороны снежинки, — …это ну просто уровень первого курса. А ещё это вы столько терпели, что мне даже страшно за ваши зубки. Сколько же они натерпелись, а?       Лань Ванцзи выдыхает.       Игнорирует очередной комплимент его зубам.       — Они в порядке, — заявляет он.       В отличие от него самого, немного расстроенного, что его подарок не хотят принимать. Опять же, дело не в деньгах. Во внимании. В том, что он хотел просто отблагодарить, а его благодарность принимать отказываются.       Это неприятно.       С другой стороны, он, который и сам довольно часто отказывается от такого, заслуживает такого, разве нет? Ну, зато теперь он понимает, как чувствуют себя коллеги, которые пытаются подарить ему что-то в честь праздников, решает их больше не игнорировать. Использует он содержимое или нет — дело десятое и маловажное, главное — это внимание, верно?       Верно.       Так что будет считать, что просто заслужил.       Но Вэй Усянь почему-то портит эти планы. Он подходит поближе, пока Лань Ванцзи занят самобичеванием, и вдруг касается его пальцев своими, легко забирая из его рук пакет. А пальцы у него тёплые. Приятные.       (Думать о том, что они побывали у него во рту всего неделю назад, не хочется, знаете ли.)       Но.       Что?       — Я приму ваш подарок. Будете моим маленьким исключением, — подмигивает тот — и, боже, почему Вэй Усянь ведёт себя так, будто старше?! — Но вы с таким поосторожней. Некоторые могут принять ваш жест за взятку.       Взятку?       Вперемешку со смущением в нём вспыхивает лёгкое раздражение.       — Это не взятка.       Вэй Усянь улыбается ему и кивает.       — Это хорошо. Поэтому я и приму ваш подарок, — произносит он, выдыхая облачко пара, которое летит Лань Ванцзи прямо в лицо — настолько близко они стоят. — И вашу благодарность. Доброй вам ночи.       И уходит.       Вэй Усянь просто уходит, а Лань Ванцзи вдруг понимает, что будто бы чего-то ждал, но чего?..       Вздохнув и мотнув головой, он провожает мужчину взглядом — не менее широкоплечего в этом зимнем чёрном пальто — и решает, что ему тоже пора домой.       В конце концов, уже ночь.

***

       Сочельник пролетает мимо, будто его и не было. Лань Ванцзи никак его не отмечает, разве что разделяет ужин с братом, его парнем и их общими друзьями, и пока первый неустанно ворчит про свою работу и нерадивых коллег, другие галдят про свою личную жизнь. И хотя Лань Ванцзи оказывается не против отдохнуть в их маленькой странной компании, ему всё равно…       Не по себе?       Он не знает, как объяснить это чувство. Или чему да кому его приписать. Оно просто его, зудит у него под кожей и неустанно пытается на что-то намекнуть. Он даже замирает у своего автомобиля как-то раз вечером после работы и смотрит куда-то в сторону, ни о чём конкретном не думая. Такое у него точно впервые. Ему просто… куда-то хочется. Или же это желание его души? Тела? Опять же, он не уверен. Пытается разобраться, если честно, копается в себе, но в этот раз не спрашивает ничьего совета и не ищет информацию в интернете.       Так проходит почти неделя.       Зуд становится таким, что хочется выскрести его из себя, либо найти его источник, каким бы он ни был.       Это он так плохо разбирается в себе? Или нарочно избегает правды?       Он не уверен. Снова.       А потом его машина ломается прямо по пути, когда небо тёмное и чистое, по обе стороны от дороги горят фонари, а мимо проезжают безразличные люди, и… Просто прекрасно. Зуд и переживания последних недель отходят на задний план, уступая место раздражению. Сначала он честно пытается решить проблему сам, но в итоге даже не понимает, что именно сломалось и почему, поэтому просто вызывает эвакуатор и ждёт, прислонившись к двери, потому что внутри уже всё равно не теплее, чем снаружи, а двигатель не заводится. Печку не включить.       Его что, небеса прокляли? Сначала зуб, теперь — это вот. Подарки на Новый Год, что ли? Прекрасные, стоит сказать. Такие, от которых хочется выть.       Но он не воет. Просто злобно прожигает взглядом проносящиеся мимо автомобили и ждёт, когда его машину заберут с проезжей части. Делать это, причём, не спешат, видимо, раз затора не обещает быть.       Раздражённый на всех и вся и занятый ожиданием эвакуатора, чем кого-либо, он даже не замечает, как кто-то медленно проезжает мимо и останавливается чуть впереди него. Таксист, возможно.       На хорошем автомобиле.       Красном.       Остальное его не волнует, поэтому он смотрит на падающие снежинки дальше. В детстве бы он, пока злился, считал бы их, как предлагают считать воображаемых баранов, чтобы заснуть. Это было чем-то весело. А ещё он учился цифрам быстрее своего брата, потому что практика — лучшее из лучших.       — Сломались? — слышит он чей-то голос, который кажется ему знакомым, и оборачивается, замирая на месте.       Хочется себя ущипнуть, но пальто слишком плотное, а ещё это было бы глупо.       Но он не спит, да? Либо он попал в аварию и теперь находится в коме, в которой ему почему-то снится Вэй Усянь с этой своей прекрасной улыбкой и румяными щеками.       Да. Он точно в коме.       Это невозможно.       Просто потому что такое совпадение?       — Да, — выдыхает он и смотрит на автомобиль, проехавший перед ним. Красный. Тот самый, который медленно проехал парой минут назад. О.       Вэй Усянь его взгляд, похоже, замечает, потому что улыбается и подходит поближе, скрыв руки в карманах.       — Заметил, что вы тут стоите, и решил, вдруг вам нужна помощь.       Помощь ему не очень нужна, на самом деле.       Или нужна? Потому что зуд, который преследовал его всё это время, вдруг оставил его с появлением рядом Вэй Усяня. А ещё он немного засматривается на него, чувствуя неловкость, но любуясь. Он красивый, Лань Ванцзи это давно признал, ладно?       — Уже нет, — выдыхает он и пытается отвлечься от того, что этот человек симпатичный. Впервые кто-то делает с ним такое. Впервые он так на кого-то реагирует. — Я заказал эвакуатор.       — О, — выдыхает он и смотрит на машину, на капот и на колёса. — Ну, зима. Могу тогда подвезти вас, если хотите?       Глянув на стоящий впереди автомобиль, затем на свой и в конце концов на Вэй Усяня, Лань Ванцзи немного теряется. Ладно, за ним вряд ли следили, потому что он стоит тут прилично и давно мёрзнет. Другое дело — этот человек что, вот так просто и сразу предлагает ему такую помощь? Даже если Вэй Усянь ездит этой дорогой к себе домой, не факт, что им настолько по пути.       Это странно.       Не подозрительно, а просто странно.       И ещё он не понимает причины.       — Зачем? — выдыхает он прямой вопрос, потому что редко любит ходить вокруг да около. — Мы с вами не настолько знакомы.       Вэй Усянь вдруг хохочет и щурится на него.       А смех ведь у него — звонкий, яркий… Лань Ванцзи даже завидует, что формально не умеет смеяться. Ему сложно это делать.       — Я буквально залезал к вам в рот, а вы говорите не настолько?..       — Вэй Усянь!       — …В остальном же просто потому что вам нужна помощь, а я вас знаю до зубов и могу подвезти. Мне несложно. Благодарю, считайте, за отличный виски. Правда отменный! И конфеты тоже вкусные. Мне такое обычно не дарят, так что приятно, так и знайте.       Лань Ванцзи, едва ли не дыша огнём от смущения, прикрывает лицо и старается не думать о том, что этот человек действительно лазит ему в рот. Буквально. Действительно буквально. Не так, чтобы…       О нет, он не будет об этом думать, особенно учитывая, какие мурашки прошлись по его телу.       Ладно.       Главное — ему понравились его подарки. И вроде бы в ответ на подарок ничем таким, даже помощью, расплачиваться не принято, но у них тут что-то иначе получается, да?       — Рад, что вам понравилось. Отблагодарю знакомого за совет.       Вереница благодарностей.       Ей-богу.       Вэй Усянь же мычит и улыбается. Выдыхает облачко пара. Поднимает взгляд к небу, прищурившись по-другому, не так, как на него.       А Лань Ванцзи пытается понять, что ему делать с предложением. Скорее всего, он его не примет, и дело здесь не в его характере.       — Эвакуатор долго ждать. Не хочу вас задерживать.       Вэй Усянь хмыкает, смотрит на проезжую часть и жмёт плечами.       — С такой прекрасной компанией можно и подождать. Не страшное дело, — произносит тот с ухмылкой, от которой ничем хорошим не веет, как и от его слов, теперь откровенно прямых. Даже не двусмысленных.       И, что ужасно, Лань Ванцзи нравятся его комплименты. Такие — особенно.       Почему-то в его присутствии он постоянно смущается. И это чувство… Оно начинает казаться Лань Ванцзи приятным. Действительно приятным. Да и смотреть на Вэй Усяня тоже само по себе приятно. Он красивый. От него веет энергией и добром, нотками лёгкого парфюма и уютом.       Это должно бы пугать, но Лань Ванцзи приходилось испытывать к людям симпатию, а ещё — заинтересованность в ком-то. Не в дружеском плане.       Тот зуд… Это симпатия. Молниеносная. Не как любовь с первого взгляда, а просто симпатия, когда знаешь, что вот он — человек, который тебе нравится даже с ничего, потому что он симпатичный и приятного, как кажется, характера. Такого хочется узнать поближе. Без надежд, что это может перерасти в романтику или в дружбу.       Лань Ванцзи — человек уже давно взрослый и потому зрело смотрит на то, что испытывает к кому-то симпатию (даже если он не понял этого так сразу, потому что настолько сильно — это с ним впервые). Симпатия — это всегда приятное чувство, будоражащее. По крайней мере сейчас точно. Он может признаться, что засматривается, и может признаться, что этот человек приятен ему в общении, как никто другой, что просто чувствуется. Само по себе. Такое чувство — оно вот возникнет и всё.       Да и дурак ли он, если упускать случайность?       Дурак, возможно, но не полный. И, скорее всего, это больше относится к Вэй Усяню, который отказывается уезжать без него.       Он не верит в судьбу, звёзды, гороскопы и прочую «мистику» да «предзнаменования», но то, что они, абсолютные незнакомцы, вот так столкнулись на дороге, где людей полным полно — уже звоночек. Приятный, наверное, раз это так происходит.       Поэтому.       — Хорошо, — просто принимает он эту данность, ловя на себе улыбку и прищур Вэй Усяня. Довольный. — Но я вас предупредил.       — Разумеется, господин Лань, — поддакивает тот.       Они ни о чём не говорят после. Вэй Усянь просто стоит рядом, пока его машина тихо грохочет и испускает пар впереди, а Лань Ванцзи просто остаётся на своём месте, спокойно дышит и смотрит, как и его внезапный компаньон, на проезжающие мимо машины.       Жизнь течёт. Пока они стоят, она двигается. Все двигаются. Вокруг них мир будто немного замер, и плохо ли это? Лань Ванцзи пока не уверен. Он знает только то, что чужая компания ему не мешает, как это случается довольно часто. К примеру, он может просидеть молча с кем-то из своих коллег, но лишь пару минут, потому что становится неловко: коллега нервничает, а сам Лань Ванцзи не умеет вести разговор.       А сейчас… приятно. Уютно даже. А ещё он может украдкой наблюдать этого человека рядом и любоваться. Ему идёт это пальто, а ещё красный шарф (он почему-то думает, что тому бы подошёл гриффиндорский) и длинные чёрные волосы. Воплощение красоты. Стати.       Почему же всё-таки так случилось, что Вэй Усянь его заметил? Таких вот, сломавшихся по дороге, полным полно, но этот человек остановился, предложил помощь и предложил даже подождать эвакуатор вместе, хотя сам наверняка хочет поскорее добраться домой после тяжелой смены. Это не бумаги перебирать в офисе, а делать сложную, кропотливую работу, и если у Лань Ванцзи зуб был хотя бы почти спереди, доступный, то что у других? Работа директором отдела — это не стоматологическая помощь.       Но несмотря на это, вот он — стоит рядом, мёрзнет вместе с ним вместо того, чтобы сидеть сейчас ну хотя бы в тёплом салоне автомобиля. Простая ли это помощь, в самом деле?       Но нет, он не будет загадывать.       Ещё немного напрягает, что придётся сказать адрес человеку, которого он едва знает, но — чем чёрт не шутит?       Эвакуатор всё-таки приезжает через десять минут. Им не приходится ждать слишком долго. Лань Ванцзи проворно забирает из машины свои вещи, говорит, чтобы её отвезли в автосервис (он называет точный адрес и название), подписывает документы и оплачивает счёт. Об остальном он не волнуется. Дела сделаны. Из автосервиса, с которым он уже договорился, ему потом ещё позвонят, всё подтвердят и начнут ремонт.       — Ну что, подвезём теперь вас? — выдыхает рядом Вэй Усянь, когда эвакуатор отъезжает с его любимым автомобилем, и Лань Ванцзи, украдкой глянув на него, кивает.       Тот улыбается и, взяв за талию — снова! Нагло! — ведёт к своей машине, открывает дверь и пропускает на пассажирское сидение. Смущённый, он всё равно не пытается вырваться, а наоборот — сам старается залезть в тепло как можно скорее. Внутри работает печка, и потому, едва дверь закрывается с обеих сторон и Вэй Усянь устраивается на своём водительском месте, сразу становится очень тепло.       Ему предлагают включить печку на больше, но он отказывается, иначе здесь станет жарко.       — Итак, куда везём господина Ланя? Можете назвать место где-то поближе, откуда вам будет удобно дойти, — предлагает он, готовый ввести адрес в навигатор.       Моргнув, Лань Ванцзи решает назвать адрес своего дома.       Это не квартира и не этаж.       Вэй Усянь только улыбается на это, вводит адрес и выворачивает на дорогу.       — Вам действительно несложно?       — Нет, — просто отвечает Вэй Усянь, не отводя взгляда от дороги. — Мне по пути, не переживайте. А если бы было иначе — ну и ладно. Не бросать же вас в беде.       Мужчина, едва повернувшись к нему на мгновение, подмигивает и снова смотрит на дорогу, перестраивается и легко ведёт свой автомобиль, жужжание которого совершенно неслышно.       Позволяя себе расслабиться, Лань Ванцзи кивает и отворачивается к окну, но потом его взгляд всё рано возвращается к Вэй Усяню.        Ещё он замечает, что играет музыка. Она тихая, почти незаметная, почему Лань Ванцзи и не обратил на неё сначала внимания. Лёгкая. В ней играют разные инструменты — и пианино, и арфа. Она вроде бы и классическая, а вроде бы — современная, с иногда резкими мотивами.       Такие по радио не крутят.       Лань Ванцзи обычно не слушает музыку, пока едет, чтобы слышать дорогу, но почему-то сейчас он думает, что это даже приятно, когда помимо гула двигателя есть что-то другое.       — Как ваши зубки, кстати? — вдруг нарушает молчание Вэй Усянь.       И почему этот человек вечно говорит «зубки»?       — В порядке. Теперь ничего не болит.       — Это хорошо, — выдыхает он с улыбкой. — Вы молодец, что пришли. Правда. Некоторые предпочитают забиться, ну, в уголок. Особенно после такого опыта, как у вас. А некоторые вообще нас боятся и не приходят, когда что-то случается.       Что ж, это правда. Не Минцзюэ из таких людей. Лань Ванцзи помнит, как Лань Сичэнь уговаривал его поскорее сходить в стоматологию, в конце концов записал его куда-то сам, потому что Не Минцзюэ — это Не Минцзюэ, рослый мужчина, который упрямый, как тысяча баранов. С ним нельзя по-другому.       Поэтому Лань Ванцзи понимает, что такие и правда есть. Но он, к счастью, не из пугливых. Надо — значит надо. Другое дело — он злится или раздражается, а ещё просто ждёт плохого. Как в этом случае.       И ещё… Ему приятно, что его хвалят.       — Надеяться, что всё пройдёт само по себе, пустое дело.       — Ваша правда, — улыбается Вэй Усянь. Он замолкает, что даже разочаровывает Лань Ванцзи, но ненадолго. — Та-а-ак… Кем вы работаете?       Он даже вдыхает. Потому что вести разговоры не умеет. Поддерживать, впрочем, тоже. Лань Ванцзи никогда не понимал, как люди это делают — говорят часами напролёт, перебирая за это время с десяток или тысячу тем. Он так не умеет. Мама вроде бы говорила много, и отец часто поддерживал с ней беседу, и Лань Сичэнь тоже — прекрасный пример общительного, социального человека. Как сам Лань Ванцзи вырос таким — непонятно.       А поговорить сейчас хотелось. Не потому что неловко ехать в тишине, музыке и тихом гуле других машин, а потому что просто хочется немного узнать этого человека.       — Руководитель финансового отдела.       Вроде бы стоит спросить то же самое, а вроде — ну, он и так знает?       А вот это уже неловко.       — О. Так вы у нас, — протягивает Вэй Усянь с некоторой смешинкой, — из офисных планктонов.       — Это грубо.       — Вовсе нет! — смеётся Вэй Усянь и мотает головой. — Не думайте, я не обижаю вас. Быть руководителем — это вообще отдельное веселье и достижение. Другой труд. Впрочем, по вам это сразу видно.       По рубашке, галстуку и брюкам. Разумеется.       — Из вас плохой детектив.       Вместо того чтобы обидеться, Вэй Усянь тихо смеётся.       — А я и не претендовал! Чинить зубы я мастер, а расследовать — вообще нет. Нисколько. Тайна пропавшего из стиральной машины носка до сих пор не раскрыта, — весело произносит тот, выворачивая руль вправо на повороте. Он тут же спешит исправиться и пояснить свою фразу: — Не по одежде. Такую могут и не в офисе носить. Просто вы ровно держите спину, ходите так — строго, а ещё у вас речь прямо как у начальства. М-м… Тоже строгая?       Он жмёт плечами, а Лань Ванцзи задумывается. Об этом он не думал, но решает, что и это завышенное мнение. Прямая осанка может быть у кого угодно, и у него такая только из-за того, что он всегда смотрит прямо, а не вниз, в отличие от большинства людей, и следит за этим в детстве; речь такая — потому что он скуп на слова и выражается прямо и коротко; а походка — мало ли у кого такая?       К тому же, Вэй Усянь вон — и сам держит спину ровно, хотя явно проводит большую часть времени скрючившись над пациентами. Но голос нет — весёлый, живой и энергичный, с лёгкой хрипотцой. Одежда… В случае Вэй Усяня, пока тот не на работе, по ней ничего не скажешь, как и по походке, потому что как могут ходить врачи? Не развалисто, но и явно не так, будто короли.       — По ним тоже не всегда скажешь, — возражает он спустя некоторое время, которое провёл за размышлениями. — Всё, что вы перечислили, может соответствовать любому человеку в любой сфере. Вы тоже ходите прямо, в конце концов.       — Поймал, — хохочет Вэй Усянь. — Тогда просто скажу, что ты создаёшь такое впечатление, и всё. Иногда ты просто это знаешь. Интуиция?       Интуиция — слово, пожалуй, хорошее.       — Это больше похоже на правду. И часто вы так угадываете?       Вэй Усянь отвечает на это сначала неловким смешком и тем, что гладит руль, пока едет прямо.       — Вам честно? — Почему-то Лань Ванцзи думает, что уже знает ответ, но всё равно просит искренности. — Никогда. Даже не пытаюсь. Зачем? — Он ведёт плечами и даже смотрит будто бы чуть вбок, но этот жест — он слабый, почти незаметный. — А некоторые и сами рассказывают. Знаете, мы, стоматологи, иногда как психологи. Нам почему-то любят раскрыть не только рот, но и душу, — смеётся тот, пока Лань Ванцзи неловко отворачивается к своему окну, но лишь на пару секунд, и фыркает.       — Тогда с чего решили гадать сейчас? — Интересует он.       — М-м, вы мне понравились? Выглядите так неприступно, что захотелось.       От того, как прямо и откровенно говорит это Вэй Усянь, Лань Ванцзи весь подбирается и загорается от смущения.       Если это не откровенный флирт, то что ещё?       И знаете что? Лань Ванцзи — человек не пальцем деланный, он взрослый мужчина и опять же — на опыте. Малом, но опыте. Да, его смущает флирт, и да, ему он приятен, но это не значит, что он смутится, словно подросток, закроется в шкафу и заявит, что не выйдет оттуда до конца жизни, потому что кто-то назвал его симпатичным или признался в симпатии. Он может выдерживать флирт.       Другое дело — редко когда он может ответить на него стоящим образом.       Те самые социальные проблемы, да-да. Он знает. Поэтому старается их исправить всякий раз, когда попадается случай, будет это ли разговор с коллегой за обедом, когда неплохо и поговорить бы даже о погоде, или беседа с родителями о том, как прошли выходные.       Флирт с человеком, мало ему знакомым, что ж… Хороший опыт. Полезный. Помимо этого полезного, ему ещё и просто хочется чем-то ответить. Продолжить эту игру.       — И часто вам нравятся ваши пациенты? — спрашивает он в ответ, не отводя от него взгляд.       В этот раз Вэй Усянь ухмыляется и снова щурится, смотрит на него опять же украдкой, в основном не отвлекаясь от дороги, и что-то в этом его взгляде будоражит Лань Ванцзи. Привлекает особенно сильно.       — Нет, — отвечает тот прямо. Он выдерживает паузу, которую Лань Ванцзи ему позволяет, с нетерпением ожидая следующего хода. Это приятное предвкушение. — А часто ли вам нравятся ваши стоматологи? — не столько произносит тот, сколько выдыхает, снова уделяя всё своё внимание дороге.       Почему-то Лань Ванцзи впервые за время их недолгого общения кажется, что и тот смущается. Либо боится.       Или даже… опасается?..       — Нет, — отвечает он аналогично.       А про себя думает, что ему вообще впервые кто-то нравится настолько, чтобы он на этого человека прямо засматривался и вёл себя, как сейчас.       Вэй Усянь улыбается на его ответ, который, впрочем, не отвечает даже на тот вопрос, нравится ли ему Лань Ванцзи в ответ. Похоже, его устраивает и это малое.       То это лишь кажется.       Потому что, улыбнувшись, тот всего через пару минут останавливает машину аккуратно возле высотки, в которой живёт Лань Ванцзи, и поворачивается к нему. От взгляда, каким мужчина смотрит на него, ему сразу становится приятно не по себе. Томительно. Он догадывается, что тот хочет сказать что-то очень двусмысленное либо откровенное.       И оказывается прав.       — Тогда я рад быть у вас первым, господин Лань.       Первым…       Вспыхнув, словно спичка, Лань Ванцзи вскакивает с места и, наскоро попрощавшись да не забыв вещи (вроде бы!), выбегает из машины в свой дом. Вслед ему не звучит ни смеха, ни криков, а только ответное прощание, слишком, на его взгляд, полное энтузиазма!       Оказавшись в своей квартире, где куда прохладнее, чем в автомобиле, и уже кажется, что не так уютно, он тяжело дышит и отчаянно хочет издать стон.       Знаете что, забудьте! Он не готов к такому флирту!

***

      Через пару дней он сдаётся. Завтра наступает новый год, а он, что ужасно, где-то потерял подарок. И где — догадывается прекрасно. Он возил ту коробочку с собой с начала месяца, как купил эти часы для брата, и никуда не девал, потому что не дай бог бы увидел. Нет. Это должен быть подарок, сюрприз.       Который теперь, очевидно, у Вэй Усяня.       Обдумывая всю эту ситуацию целый день, он в конце концов просто сдаётся, после рабочего дня собирается и едет в клинику. Смущённый тем разговором или нет, он должен забрать подарок.       Обязан.       Потому что праздник уже завтра. Вечером брат будет занят своим парнем, родители решили остаться в Тайланле ещё на неделю, а он… А он будет праздновать дома. Но подарок он подарить хочет. Просто… Где-то в течении работы.       Даже если это рано, кого волнует именно момент, когда этот самый подарок преподнесут?       Лань Ванцзи, когда подъезжает к клинике, решает подождать Вэй Усяня в своём автомобиле, искренне не зная, как воспримут его приезд. Он не знает даже, заметил ли тот ту коробочку, а если и заметил, то что сделал? Мог ли забрать себе, решив, что это ему такой подарок (взятка, Боже мой! Наверняка снова бы так подумал!), или решил, что оставили — значит, теперь его? Некоторые так и поступают. Крадут чужое.       Вэй Усянь, впрочем, вряд ли из таких, но кто знает?       Только почему тот не позвонил и не сказал, что что-то нашёл (если нашёл, конечно, мало ли не заметил)? В их клинике должен был остаться его номер телефона.       Трудно.       Вздохнув, он прижимается лбом к рулю и поворачивает голову к клинике, чтобы понаблюдать. Люди заходят и выходят, одетые во всё тёплое, ходят мимо, снуют туда-сюда. Совсем редко попадается на глаза кто-то особенный, кто одет в лёгкое — какую-то тонкую куртку или юбку. Из молодёжи, в основном. Зачем? Непонятно. То ли эти дети пытаются перед кем-то выпендриться, то ли покрасоваться, то ли они просто… себе на уме, что говорится. Зря только. Это ведь может обернуться потом всяким.       Впрочем, его ли это дело? Не очень.       Поэтому он перемещает своё внимание на округу, поглядывая на часы, и немного запоздало осознаёт, что вообще-то не знает, работает Вэй Усянь сегодня или нет.       С этой мыслью он и заходит в клинику, чтобы уточнить данный вопрос.       Стыдно, но у стойки его узнают.       — Работает ли сегодня Вэй Усянь?       — До закрытия. У вас к нему запись?       «Личное дело», — неловко думает он, но решает, что вдаваться в подробности или говорить даже это не стоит.       Удивительно, но его снова спасает этот самый Вэй Усянь, который выходит в приёмную вместе с женщиной и дочкой и, разумеется, сразу замечает его. Но сразу не подходит, разве что даёт знак, весьма очевидный, чтобы он его подождал, и он кивает.       Чтобы запоздало осознать, насколько уверен этот человек.       Либо просто самоуверен, либо — нашёл его вещь.       — Спасибо вам, мы обязательно будем следовать вашим рекомендациям, — вежливо произносит женщина, кланяясь ему на китайский манер (хотя она вроде бы не китаянка, как внешне, в отличие от дочери. Муж китаец?).       Распрощавшись, женщина берёт дочку за руку и подходит к стойке, чтобы расплатиться за процедуры, сам же Вэй Усянь что-то шепчет коллегам и, одарив тех улыбками, подходит к Лань Ванцзи, накинув на себя чью-то широкую, но в целом подходящую ему куртку.       Он встаёт перед ним снова высокий, в своём халатике и с лисьей улыбкой.       — И вот уже третий раз, как вижу вас здесь, — произносит тот со смехом. — Неужели зубки заболели? Ай-ай, господин Лань, а я был о вас лучшего мнения!       Фыркнув, он мотает головой и пропускает бездумный флирт мимо ушей.       Нет, сначала другое.       — Зубы не болят, спасибо вам, — искренне произносит он, замечая, что тот улыбается на это иначе — как-то мило или даже одобрительно. — Я… кое-что забыл в прошлый раз.       Сделавшись задумчиво — причём наигранно! Совершенно неискренне! — Вэй Усянь мычит себе под нос и, схватив его за талию снова (будто это его любимое занятие!), выводит их на улицу, где прохладно. Зябко. Мокро. Но с Вэй Усянем это почти незаметно.       — Забыли, да? Не припоминаю, — хохочет тот, закрывая за ними дверь в клинику. — Не подскажите, что такое там было?       Возмутившись, он выворачивается из его полуобъятий и грозно смотрит на него.       — Коробка. С часами.       — О, — выдыхает он, удивленный. — Так там часы были? Не бойтесь, я не открывал. Вы просто так забавно злитесь.       Забавно злится.       Забавно злится!       Подумать только!       Фыркнув и остудив своё раздражение в мыслях, он бросает на мужчину взгляд, а тот — довольный, щурится да улыбается. Даже непонятно, умеет ли тот иначе — не улыбаться, а с другой стороны — надо ли оно? Вэй Усяню идёт улыбка.       — Спасибо, что не сделали этого, — произносит он с лёгким раздражением. — Можете вернуть их, пожалуйста?       — М-м… — мычит тот, как-то странно наклонив голову. Почему-то Лань Ванцзи кажется, что ничего хорошего от этого ждать не стоит. И… правда не стоит. — Как насчёт сделки? Я верну вам часы, а вы мне пообещаете свидание на завтра?       Свидание.       За то, чтобы вернуть коробку, с него просят… свидание?       Он ослышался. Точно ослышался.       — Свидание?       — Ага. Свидание. Где-нибудь в центре? Там завтра обещают красивое представление днём, ледовое. Классику будут играть.       Свидание.       Его приглашают в канун Нового Года на свидание где-то в городе, чтобы погулять и на что-то посмотреть.       Ему… Ему надо это переварить. Хотя бы пару минут.       Во-первых, он не против. Во-вторых, он хочет. В-третьих, знаете, он давно не бывал на свиданиях, вот уже как год, а здесь перед ним стоит прекрасный молодой человек приблизительно его возраста (вроде бы?), который постоянно с ним недвусмысленно или даже откровенно шутит, делает комплименты и всё такое.       Отказаться?       Он будет дураком. Настоящим, тупоголовым, и брат, если узнает, сам же и оторвёт ему голову за такой упущенный шанс. Мама тоже. Папа… вряд ли, но посмотрит.       Потому что это у них семейное, что если понравился — то сильно. Упускать? Ха. Мама рассказывала, как отец, едва заметив её и узнав, вцепился клешнями так, что вот они — до сих пор в счастливом браке, имеют двух детей и проводят лучшие годы своих жизней на пляжах, в больших городах и среди руин древностей, слушая лекции на других языках.       Брат в своё время поступил также. Вцепился крепко, несмотря на вредный характер Цзян Чэна, и тоже вот — счастливо живут вместе как пару лет, наслаждаются жизнью и другой определённо не желают.       Неужели Лань Ванцзи не может позволить такое и себе? Такая сильная симпатия — именно её, сравнимую с едва разжигающимся чувством, он пока что и испытывает, — у него впервые. Он даже немного думал о Вэй Усяне. О том, мог бы ли он сам пригласить его на свидание, и если да — как бы это было. Он не надумывал себе лишнего и даже не пытался, но это было приятно — думать, что он был бы интересен Вэй Усяню со всеми своими очевидными недостатками как минимум в общении; и это — один из показателей, что его это действительно волнует.       Поэтому.       — Хорошо, — соглашается он, решив для себя, что почему бы и нет. Действительно. Что бы там ни было, одни его родные не в городе, другие заняты своей жизнью. Он будет даже не против встретить куранты с Вэй Усянем вместе. Не из-за каких-то чувств, а потому что иначе он будет отмечать его один, что не слишком приятно, но терпимо. — Давайте сходим завтра на свидание.       Вэй Усянь, кажется, ожидал такой ответ, поэтому легко улыбается.       — Но часы, пожалуйста, верните сегодня.       А вот над этим мужчина уже думает.       Но Лань Ванцзи не собирается сбегать.       — Сделаю это в обмен на ваш номер телефона, — в конце концов предлагает он ещё одну сделку.       А вот это — уже нечестно. За возврат одной вещи сразу два условия, и вроде бы стоит возмутиться, а вроде бы — ладно? Пускай? Он не против. Тем более, раз они идут на свидание, обменяться номерами — идея разумная.       Поэтому, когда тот просит номер, Лань Ванцзи тут же требует от него того же.       Часы ему всё-таки возвращают, что приятно, действительно запакованными в красивую праздничную обёртку. Он даже выдыхает, потому что приятно знать, что принадлежащее ему действительно не трогали и что ему не безбожно соврали. Ложь он не любит. Если бы Вэй Усянь настоял отдать эти часы завтра, Лань Ванцзи бы заподозрил его в обмане.       — Дарите кому? — выдыхает ему на ухо Вэй Усянь, и Лань Ванцзи прямо-таки покрывается мурашками и лишь едва отстраняется.       Даже если он согласился на свидание, рамки приличия до сих пор должны быть!       А Вэй Усянь улыбается. По-лисьему.       — Брату, — отвечает он.       — Брату — понятно, — улыбается тот, а потом подбирается так, будто чего-то испугался. — О. Твою же… Увидимся завтра, ладно? Я напишу время немного позже! А сейчас… я хочу закончить смену как можно быстрее и успеть в торговый центр… Боже, работайте сегодня допоздна, умоляю! — вовсю восклицает тот, завертевшись, замахав ему рукой и умчавшись, что сверкали только пятки.       Лань Ванцзи же остаётся стоять на том же месте возле автомобиля Вэй Усяня, откуда они и забрали забытую вещицу, недоумевая, что это только что было.       Впрочем, раз у них свидание, он может узнать это завтра, верно? Потому что ему правда интересно.       Кивнув самому себе, он разворачивается и уходит к своей машине, кладёт коробку на сидение и недолго греется, прежде чем наконец-то выезжает домой.

***

      Люди снуют вокруг, смеются и радуются, зажигают бенгальские огни и фотографируются на фоне ёлки, возле которой Лань Ванцзи ждёт Вэй Усяня. День сегодня вроде бы особенно морозный, настолько, что он щиплет щёки даже ему, казалось, терпимому к таким холодам, но люди всё равно здесь. Собираются праздновать Новый Год прямо на улицах, вместе с другими такими же, которым не сидится дома. Он таких, как правило, не понимает, ведь чем толпа лучше семейного уюта? А потом думает, что большая ли у этих людей семья? Так ли им есть с кем праздновать? Среди этих людей могут быть и сироты, и просто взрослые, у которых давно никого, кроме них самих и, может быть, их пары, не осталось. Не Лань Ванцзи их судить, и он их не судит, а только с любопытством наблюдает, гадая о причинах.       Некоторые кофейни ради такого даже собираются работать до первого часа. Так сказать, если захочется. А людям захочется, потому что нельзя провести на морозе весь вечер и ночь, а там их ждут кружки тёплого кофе, чая, пунша и чего угодно еще.       Лань Ванцзи обычно проводил это время дома. В прошлом году — тоже один, позапрошлый — с семьёй, братом и даже Цзян Чэном, который присоединился к ним немного позже. Тоже должен был отпраздновать со своими хотя бы немного. И он думал, что этот год ничем не будет отличаться от прошлого, раз родители снова празднуют за границей, а дядя слишком занят, как и брат, но вот — стоит же на улице, дышит морозным воздухом, жгущим горло и нос, и ждёт человека, с которым проведёт хотя бы вечер последнего дня в этом году. Есть в этом что-то тонкое, приятное, волнительно-нежное. Романтичное.       Но, на самом деле, почему? То есть, неужели Вэй Усянь тоже одинок в этот день, или он решил, что они погуляют часок-другой максимум и разойдутся в стороны? Есть ли тому с кем праздновать Новый Год?       — Целуйтесь! — кричит кто-то слева, и Лань Ванцзи, оглянувшись, замечает, как группа людей, скорее всего знакомых, столпилась возле парочки, попавшей под омелу.       — Купишь мне эту шапочку? Такая милая! А тебе — вот эту!       — Пойдём, там скоро запустят фейерверки!       — В следующем году вот и озабочусь этим! А пока — проводим этот год! Ну же, Джейк, пошли-и!       Позади него хрустит под чьими-то шагами снег, а потом ухо обдаёт жарким дыханием, от которого тело покрывается мурашками.       — Долго ждёте?       Узнав человека за собой сразу, потому что никому другому не придёт в голову сделать подобное, он поворачивается, стараясь не показывать смущения, и мотает головой.       — Недолго.       Вэй Усянь, привычно щурясь, смотрит на него и кивает. Улыбается.       — А щёчки-то другое говорят.       Он трёт щёки, покусанные морозом, и фыркает.       — Недолго, — настаивает он. — У вас они тоже розовые.       Тот трогает свои и тихо смеётся, наверное, заметив, что те холодные. Под его глазами Лань Ванцзи тем временем замечает синяки — едва заметные, бледные, но всё-таки синяки. Не спал. Либо спал, но плохо.       — Похоже на то, — соглашается Вэй Усянь и выдыхает. — Ну что же…       — Вы плохо спали?       — Ох. Так заметно? — не отнекивается он и трёт шею, похоже, смущённый, что его поймали на этом. — Не волнуйтесь, я спал, просто пришлось кое над чем постараться… И раз мы на свидании, может быть, перейдём на «ты»?       Точно.       Они на свидании.       Но несмотря на это, он замечает, как Вэй Усянь умело перешёл с прошлой темы на эту, видимо, что-то скрывая. Но Лань Ванцзи не собирается допрашивать его, потому что не имеет права. Даже если это всего лишь свидание, они всё равно почти незнакомцы.       — Хорошо, — соглашается он. — И раз мы на свидании, — повторяет он за ним, прищурившись на мужчину, — как насчёт начать действовать?       Вэй Усянь заливисто хохочет, разворачивает его за талию в одном ему известном направлении и ведёт их, впрочем, скоро убирая руку, чтобы не смущать ни его, ни людей, не привыкших видеть отношения между мужчинами так явно на публике.       — Господин Лань, оказывается, такой нетерпеливый, — смеётся, смущая его словами, но Лань Ванцзи держится и даже не фыркает, а только хмыкает, на секунду отведя взгляд. — Зайдём сначала в одно местечко. Кое-что купим.       — Кое-что, — повторяет он, оглядываясь на самые различные прилавки. Он не знает ни этих мест, ни куда его ведут, поэтому даже не может догадываться. — Почему так таинственно?       — М-м… — привычно мычит он. — Так нужно. Сюрприз.       «Сюрприз», — думает Лань Ванцзи, даже не зная, нравится ему это или нет.       Скорее нравится, чем нет.       — Хорошо, — мирится он с тем, что не узнает, пока они не придут.       — Так просто соглашаешься, — улыбается Вэй Усянь. — Не только не нетерпеливый, но ещё и очень покорный?       Этот Вэй Усянь и его двусмысленные фразочки!       Главная беда ведь в том, что Лань Ванцзи это даже нравится. Правда нравится. В этом есть своя остринка, потому что он обычно избегает всякого непотребного слова или флирта, считая это слишком грязным, но из уст Вэй Усяня все эти слова звучат скорее… нежно даже.       А ещё так и хочется ответить.       — А вам, я вижу, такое нравится, — хмыкает он, умело скрывая стыд и украдкой наблюдая за Вэй Усянем.       Что было ошибкой. Потому что мужчина щурится, глядя вперёд, и чуть ли не облизывается, даже без слов соглашаясь, что да — нравится. Очень даже. Даже его улыбка не спокойная или дежурная, а такая — с ноткой дурного умысла. В хорошем плане, конечно.       — Не всегда, — вдруг произносит он. — Скажем… Ты — маленькое исключение? Ты нетерпеливый и покорный в очень приятном смысле.       Он… Он просто с ним играет!       И ведь серьёзно — откровенно флиртует, словно бесстрашный. А ведь обычно случается так, что на него если и заглядываются, то вести с ним себя так откровенно не решаются. Из-за вечно сурового выражения лица ли? В школе, помнится, его дразнили «глыбой» и прочим подобным.       Даже в той клинике, куда он пришёл в первый раз, к нему относились настороженно с самого начала. Эта настороженность, как он после осознал весьма чётко, перешла в презрение.       — Я не покорный, — отрицает Лань Ванцзи и смотрит на Вэй Усяня с вызовом.       А тот, будто понимая этот посыл, ухмыляется.       Они идут очень близко друг к другу, плечом к плечу. Рядом. Почти как пара.       — Прямо хочется это увидеть, — произносит Вэй Усянь. И Лань Ванцзи обещает себе, что докажет. — А пока… Как прошёл твой год? Раз уж мы вместе проводим старый, можно и об уходящем поговорить. Ты поделишься своим, а я — своим.       Так они и поступают. Первым слово берёт Лань Ванцзи, который очень скоро понимает, насколько скуп был этот год. Он рассказывает и о том, что человек, с которым у них вроде бы что-то могло завертеться, сбежал от него в начале года (чему Вэй Усянь искренне сочувствует, но почти сразу отпускает шутку, что спасибо ему, иначе бы Лань Ванцзи не был сейчас свободен, и он молчит, продолжая дальше); потом — работа, командировка в Италию, работа. Дом. Неудивительно, что этот год пролетел для него так быстро, ведь его всё равно что не было. В его жизни не произошло ничего нового. Абсолютно. Разве что в его доме появился новый белый кролик в дополнении к серому старенькому, а ещё он промучался с зубом полгода — и всё. Первый хотя бы — единственная его радость в уходящем году, а второе — наибольшее разочарование. И вроде бы в компании не было ничего настолько серьезного, что могло бы завлечь его настолько долго.       Он просто упустил всё. Позволил времени стечь сквозь пальцы, и даже не позволил — сам раскрыл их ему навстречу, не попытавшись даже воспротивиться.       Ло Цинъян — его коллега и лучшая подруга из другого отдела, одна из тех немногих, кто готов по-дружески подколоть его, — отругала бы его за это и поторопила бы поскорее всё исправить; стоит сказать, он и без неё справляется. Вэй Усянь — то последнее странно-удивительное, что случилось с ним в последний месяц пока что этого года. И ещё — приятное.       Опять же, с ним комфортно и уютно, и ещё он симпатичен.       Часто ли с ним случалось такое чудо, чтобы кто-то заинтересовался им в ответ так, как Вэй Усянь? Отнюдь. Никогда.       — Офисный планктон, — в конце концов выдыхает шутку Вэй Усянь, за что Лань Ванцзи злобно смотрит на него. — Знал бы — раньше потащил тебя куда-нибудь. Иначе, видимо, никто и не вытащит, а?       Это звучит как вызов. Настоящий.       Вэй Усянь сказал, что он покорный? Что ж, он действительно покорен, потому что с лёгкостью соглашается, что это было бы хорошо, но с одним «но».       — Тогда поставь себе такую задачу в следующем году. Почаще вытаскивай, — предлагает-заявляет он, глядя тому в лицо.       А тот смущённо смеётся и едва толкает его плечом.       — Ты сам дал мне зелёный свет, запомни, — улыбается он и наконец-то рассказывает про свой год.       …Который не слишком отличается от его собственного!       Вэй Усянь рассказывает, как на самом деле и сам провёл много времени в клинике, потому что тоже не было причин куда-то выходить, а ещё людей у них всегда много, их же самих — сотрудников — значительно меньше. Им ведь тоже нужны и отпуска, и перерывы, и всё в этом роде. Одно из его достижений же — это свадьба сестры, на которую он смог вырваться несмотря на плотный график, другое — поездка на море, продлившаяся, правда, пару дней, потому что он резко заболел и был вынужден вернуться в Америку. Не повезло. Одна удача: пускай и пару дней, но он смог подышать морским воздухом и даже поплавать под палящим солнцем. Почти чудесный отпуск.       Ключевое, конечно, «почти», но Лань Ванцзи решает не комментировать то, насколько короток тот был.       — Если я офисный планктон, — ворчит он, — то ты — стоматологический.       На это Вэй Усянь отвечает хохотом.       — А я и не отрицаю!       Лань Ванцзи ворчит про себя, а потом довольно быстро схватывает, что вот он — его прекрасный шанс.       — А ты, похоже, и сам покорный.       Хохот прекращается.       Люди всё ещё галдят вокруг них, радуются уходящему году и наступающему, ждут праздника с нетерпением, будто дети.       А Вэй Усянь, разве что замедлив шаг, наклоняется к нему, снова нарушая личные границы Лань Ванцзи, вторгаясь в них нахально и так, будто уверен, что ему дозволено — и ведь так оно и есть, дозволено, потому что он нисколько не сопротивляется и даже задерживает дыхание, волнуясь от этой близости.       — Или мне просто нравится, когда за меня решают? М-м?..       В том, как Вэй Усянь постоянно мычит, когда думает и подталкивает к ответу, есть нечто такое, что тоже будоражит, но на другом уровне. Если его дыхание рождает мурашки, а шёпот — волнение, то этот звук — предвкушение.       — Я запомню это, — ровно отвечает Лань Ванцзи, ловя на себе прищур Вэй Усяня.       На том их разговор обрывается, потому что они доходят до конечной цели. Магазина со всякой ручной диковиной, среди которых и мыло, и рождественские венки, и игрушки как для ёлки, так и просто — для детей либо взрослых, кто захочет, ещё различные дощечки, на которых выжжены самые разные рисунки, гирлянды из фруктов (сколько же такие продержаться то?..), календари, чехлы на кружки и сами кружки из глины да с декором из неё.       Глаза прямо-таки разбегаются.       Здесь пахнет снегом, морозом (потому что дверь постоянно едва приоткрыта, как он заметил), а ещё — хвоей, мылом и чем-то цветочным.       Над дверью висит колокольчик, который не режет слух, а скорее играет, прямо как новогодняя песня. Приятно.       — Бабушка Баошань! — восклицает Вэй Усянь с порога, пока Лань Ванцзи проходит за ним и осматривается.       Руки так и тянутся к вещицам вокруг. Хочется их потрогать, понять, каковы безделушки, кем-то заботливо и кропотливо сделанные, на ощупь. Жёсткие ли? Нежные? Мама любит иногда сделать что-то руками, к примеру, мыло или картину. Последнее она любит особенно сильно. Часто рисует, на пенсии — особенно, потому что у неё много времени и на себя, и на сад, и на творчество.       Проживает свои лучшие годы, что тут сказать.       Из подсобки с боку выходит и приветствует их пожилая женщина.       Лань Ванцзи не вмешивается в их разговор, занимая себя диковинами. Он даже решает взять парочку, которые наверняка приглянутся его матери и дяде (тем ещё барахольщикам, честное слово!), с которыми и подходит, как только Вэй Усянь заканчивает и покупает что-то, что пока остаётся в коробке.       — У вас хороший вкус, — хвалит его хриплым голосом старушка.       Он смотрит на выбранные статуэтки и дощечки и кивает.       — Надеюсь, — поддерживает он её и спрашивает о цене.       Расплатившись, они выходит, тепло попрощавшись со старушкой. На улице всё-таки холоднее. И пахнет… просто свежестью, когда внутри — заботой. Снег всё ещё падает, и люди — здесь, резвятся. Внутри, там, мир схлопнулся, не оставив после себя ни звуков снаружи, ни снега, ни чувства Нового года. Это место, отличное от прочих здесь, такое особенное, привлекательное и одновременно невзрачное. Все эти игрушки едва-едва видны из-за инея на окне сквозь витрины, а название — «Гора Баошань» — ни о чём не говорит. Оно безлично.       И тоже особенное.       Лань Ванцзи редко бывает в городе просто так, чтобы знать, много ли таких мест хотя бы в их штате или нет. Много ли их или нет — уже малость, главное, что такие места, оказывается, есть, и они чудесны.       — Она воспитала мою родную маму, — вдруг поясняет ни с чего Вэй Усянь (либо заметил, что ему немного интересно, кто эта женщина и зачем они тут). — Пойдём? У нас с тобой ещё много времени до курантов. Можем зайти в кафе, проехаться на коньках. Лёд здесь будет до полуночи работать.       Лань Ванцзи выдыхает, удивлённый.       «У нас с тобой ещё много времени до курантов», — сказал Вэй Усянь, обозначив, что хочет встретить с ним Новый Год. Они ведь даже не обсуждали это, и если Лань Ванцзи действительно никуда не надо, то разве это не касается Вэй Усяня? У него ведь тоже есть семья, он упоминал нескольких её членов. Хотя бы сестру и мать. И ещё, похоже, у него приёмная семья — в этом ли причина?..       Едва нахмурившись, он смотрит на него украдкой, а тот улыбается ему. Просто и легко. Грустит ли Вэй Усянь о чём-то своём сейчас, пока они здесь и вместе, испытывает боль и тоску, или он действительно безмятежен и всем доволен?       Он открывает рот, думая спросить, и Вэй Усянь ведь понимает это, поэтому едва напрягается, но потом закрывает его. Решает не поднимать темы, ведь пускай. Будь что будет. Раз кто-то почти незнакомый хочет отметить этот праздник вместе с ним, составить компанию и заиметь такую для себя, зачем Лань Ванцзи допытывать его и лезть в туда, куда не просят?       — Сначала лёд, потом кафе.       Вэй Усянь, едва заметно расслабившись, улыбается ему и щурится.       — Выбираешь сначала околеть и отбить жопы, а потом уже погреться тёплым чаем или кофе? Или пуншем. У них там сейчас всякое подают, — машет он рукой в никуда и, также как уже обычно обняв за талию на пару мгновений, ведёт их в сторону катка.       Всего пару минут спустя Вэй Усянь почему-то решает рассказать о себе. С улыбкой, немного тоскливым взглядом и словами, которые, несмотря на их очевидную тяжесть, несут в себе хорошее.       Во-первых, он не из Китая, просто его первая и вторая семья жили здесь по стечению обстоятельств уже несколько поколений. Золотая лихорадка или что-то вроде. Это было давно, а семейная история — это дело такое, как сломанный телефон — постоянно меняется.       Родные родители погибли, когда ему было семь, и он остался сиротой на целый год, пока опеку над ним не смогли оформить Цзяны — Цзян Фэнмянь и Юй Цзыюань. Эти люди стали его всем — и наставниками, и вторыми родителями, и опорой, без которой он не знает, где и кем бы сейчас был. Он стал тем, кто он есть, только благодаря их поддержке и заботе. Вопреки предрассудкам, он также дружен с братом и сестрой, с которыми у них отношения такие, будто они одной крови; они часто шутили об этом в детстве, не зная, что это было, признаться, грубо.       — Отец отнёсся к этому спокойно, а вот мама поставила нас всех в угол на полчаса. А потом и его, — смеётся Вэй Усянь. — Причём его на целый час!.. Мы были детьми, что с нас взять-то? И ведь до сих пор припоминают, а мы и подкалываем в ответ, — цокает он языком.       Вроде тоскливо от этих слов, а вроде — очень тепло.       Школа, универ, практика, ординатура и аспирантура, работа в клинике помощником и, наконец, стоматологом. Он прошёл весь путь от и до сам, не прибегая ни к чьей помощи (разве что родители оплатили его обучение, потому что разве мог он сделать это сам?).       О Баошань — просто Бабуле Баошань — он узнал пару лет назад. Случайно. Проходил мимо этого места, а она как раз стояла на улице и узнала в нём Цансэ — его мать.       — Поэтому мы зашли к ней?       Вэй Усянь мычит, пока пытается пропускает его в теплое помещение, где выдают на прокат коньки.       — Нет. Не только. Я действительно прихожу проведать её каждый год, но ещё потому что я хотел купить это?       Он показательно трясёт коробкой в руках, а потом прячет ту в карман — она была вытянутой, плоской и достаточно маленькой, чтобы поместиться там почти без труда.       А ещё он улыбается, прежде чем уходит договариваться о коньках. Они называют свои размеры, оплачивают и прокат, и всё прочее, а потом забирают коньки и вместе идут их надевать. Вэй Усянь справляется с этим куда ловчее, чем Лань Ванцзи, катавшийся на этих орудиях самоубийства раза три за свою жизнь. Фраза «отбить жопы» была непременно вещей, даже если он не признавал этого вслух и выглядел уверенно.       И сдаётся же только на коньках.       Дьявольское изобретение. Не иначе.       — Помочь? — предлагает Вэй Усянь, весь такой уже готовый и румяный с мороза, и Лань Ванцзи просто соглашается.       — Буду благодарен.       Присаживаясь перед ним на колени, Вэй Усянь выглядит…       Соблазнительно.       Просто потому что он на коленях перед ним, помогает завязать шнурки как надо и ещё поглядывает снизу-вверх этой своей лисьей улыбкой, ничего хорошего не предвещающей. Хитрец. Задумал ведь что-то, как минимум — сказать.       И когда тот встаёт, предчувствие оказывается правдиво. Вэй Усянь поднимается так, что поддаётся в процессе немного вперёд и достаточно, чтобы шепнуть на ухо:       — Вот и отблагодаришь потом, птенчик.       Возмущаясь, Лань Ванцзи вскакивает, намереваясь ответить чем-нибудь настолько же коварным, но тут же теряет равновесие, а Вэй Усянь, хохоча, ловит его под локоть и за талию, не позволяя упасть. Спасает. Смеётся в щёку, греет своими руками даже сквозь одежду и просто помогает.       — Отблагодарю, — обещает он. А после, попытавшись сделать шаг в объятиях мужчины, едва снова не падает. В детстве это казалось куда проще!       — Не умеешь кататься? — спрашивает, не отпуская его, Вэй Усянь.       Лань Ванцзи стыдливо кивает.       — Не приходилось.       — Ай-ай. Ну точно надо будет почаще тебя выводить из дома. Птичка в клетке, ей богу… В офисной клетке!       Раздраженно вздохнув, он тем не менее не пытается вырваться и просто оглушено идёт рядом, пока тот болтает всякую чепуху, а сам Лань Ванцзи — пытается следить за шагами, равновесием и дорогой. Делать это всё одновременно оказывается сложно, по крайней мере — на коньках.       Стоит выйти на лёд, он всё равно не может вздохнуть с облегчением, потому что если там он хотя бы просто стоял или терял равновесие, то здесь — ещё и скользит сам не зная куда и как.       И ведь Вэй Усянь хохочет! Помогает, но хохочет над ним!       — Держи ноги ровнее и увереннее. Ты не похож на человека, готового их так легко раздвинуть, — шутит Вэй Усянь, определённо наслаждаясь его смущением, пока сам он хочет уже ткнуть этого человека под рёбра и сделать всё самому. По наитию.       — Не помогаешь, — ворчит он. — И я пытаюсь. Здесь скользко.       Потому что здесь лёд, разумеется, он скользкий!       — А я учителем и не звался, — улыбается Вэй Усянь и придерживает его за талию как раз вовремя, чтобы снова спасти. — Ох, ну что же ты. Ну-ка, возьми меня за руки. Авось лучше будет.       Да ещё чего! Вон, некоторые тоже за борт цепляются, и ничего!       Но Вэй Усянь всё решает за него и сам мягко перехватывает его руки, заключая в свои — большие и крепкие. Ноги снова разъезжаются, и они просто катятся куда-то вбок, движимые неведомой силой. Люди вокруг катаются в основном уверенно, а некоторые — и вовсе с завидным мастерством, а они просто куда-то катятся, держась за руки. Вэй Усянь оказывается гораздо опытнее, чем говорит, и талантливо учит теперь, взявшись за дело предельно серьёзно, даже если с шутками и флиртом. Может, когда берётся за дело со всей ответственностью.       Эта атмосфера между ними, когда всё ещё остаются люди вокруг, но есть они и их маленький мирок, — особенная, приятная и очень тёплая. Она согревает тело, будто огнём. И вроде бы толпа галдит, вмешиваясь в их момент, а вроде бы — они совершенно неважны.       Как зимой увидеть кусочек, не тронутый ни непогодой, ни морозом, ни дождём — светлый, чистый и девственный. Особенный. Присядешь там — и забудешь обо всём: и своих проблемах, и мире вокруг, и мелких неурядицах, и кто ты, и зачем ты. Останешься только ты, это место и тишина, будто плед. Тёплый такой, связанный чьими-то заботливыми руками, от которого пахнет порошком и ещё немного лавандой.       — Ну во-от, — выдыхает он, теперь взяв его за локоть и поравнявшись с ним у правого бока. — Теперь лучше. Как думаешь, сможешь прокатиться до того бортика?       До «того бортика» напротив в целом совсем немного, и вроде бы немного страшно — прямо как в детстве, когда мама вынесла его на каток и стала учить, — а вроде бы — хочется попытаться. Поэтому он решительно кивает, выпутывается из рук Вэй Усяня, который всё понимает и ни на чём не настаивает, но остаётся рядом, пока Лань Ванцзи очень старается ехать ровно. У него получается. Неуклюже, конечно, и не лучше, чем у ребёнка, впервые вставшего на лёд, но получается, и он успокаивает себя хотя бы тем, что просто не всем это дано — надеть коньки и выстоять на них дольше минуты не упавши.       Восторг от чувства, что он смог это сделать сам, без посторонней помощи, казалось, давно утерян — тот первый, который уникальный и возможный только раз в жизни.       Оказывается, нет.       Он не показывает этого всего внешне и разве что улыбается уголком губ. И Вэй Усянь это, остановившись рядом, замечает.       — Тебе идёт улыбка.       Лань Ванцзи только фыркает на это, не убирая с лица это выражение, и смотрит на мужчину.       — Тебе больше, — замечает он, наконец-то заставляя того смутиться. Немного. А потом он и сам, отлипнув от бортика, хотя стоит на льду по-прежнему не так твёрдо, подаёт ему руку.       Тот, привычно улыбнувшись, принимает безмолвное предложение.       И пока они катаются, Лань Ванцзи решает рассказать о себе. Скупо, коротко и так, как он умеет, потому что вот он — такой, краткий на словах. Вэй Усяня это, впрочем, похоже, что устраивает. Он слушает его, иногда что-то спрашивая, смеясь над ним или шутя.       Или флиртуя.       В остальном — он хороший слушатель, не хуже, чем рассказчик. И хотя вслух Лань Ванцзи об этом не признает, но слушать Вэй Усяня куда лучше, чем рассказывать самому.       Его жизнь такая же обычная, пускай и не трагичная: он всегда жил с родителями и старшим братом, и если они с братом родились здесь, в Америке, то их родители — в Китае, но познакомились они волею судьбы только здесь. Семья Лань переехала сюда, когда отцу едва исполнилось пять лет, а вот мама приехала сама в поисках себя, работы и лучшей жизни. Она редко говорила о своей семье, так что они с братом ничего не знали ни о том, кто их дедушки и бабушки, ни о том, что её сподвигло на такой шаг. Брат работает коммерческим директором (Вэй Усянь не упускает возможности пошутить, какие они с братом оба важные люди).       — Мы достигли этого сами, — фыркает он, понимая, как это звучит. — Учились, заслужили повышение.       А ещё — им просто повезло. Брат был старше, и он уже давно в этой компании, в отличие от Лань Ванцзи, и стать финансовым директором в двадцать пять — это действительно почти невозможный случай. Такое возможно либо через постель, как говорят в настоящее время, либо по связям и всё в таком роде. Что ж, стоит признать, что ему действительно помогло то, что Лань Сичэнь тогда работал в компании давно и уже как год занимал достойную должность, потому что к моменту, когда Лань Ванцзи работал там второй, предыдущий финансовый директор ушёл со своего места и компания искала нового. Так сложилось, что он просто хорошо себя зарекомендовал за годы практики и работы после, а ещё — здесь у него работал брат, поэтому так случилось, что директор обратил внимание и на него в том числе. Были и другие кандидаты, разумеется, как и из компании, так и со стороны по объявлению.       В остальном — везение. А ещё тот факт, что он просто смышлён и грамотен. У него имеются и сертификат CFA, и ещё — CIMA, который он получил совсем недавно, в этом году, и это всё тоже имеет свой вес.       — Ага, короче, ты у нас гений в сфере финансов, — хмыкает Вэй Усянь, умело развернувшись на льду так, чтобы ехать к нему лицом. Лань Ванцзи, наблюдая за ним, вскидывает бровь и думает, что тот насколько приврал о своих навыках.       — Нет, — медленно отвечает он и смотрит тому в лицо. — Не гений. У меня просто математический склад ума. Как у тебя — технический.       — Всё равно ты останешься для меня гением, — шутит тот и, развернувшись, едва толкает его плечом. — Это всё равно многого стоит. Я вот в этих финансах ни слухом ни духом. Скорее, ниже нуля! — смеётся он. — Ох, в школе, помню, сплошные проблемы с этим были. Мне и сестра пыталась объяснить, и брат, и родители. Сколько сил убили!       Лань Ванцзи может представить себе, каково это было. У самого была похожая проблема с занятиями с компьютером. Долго не получалось понять, привыкнуть, разобраться, как это работает, и ему казалось проще высчитать всё в уме, а не с помощью замудрённых формул. В последствии, конечно, разобрался, а теперь даже использует в работе, но факт есть факт. Трудно пришлось.       — Твоя работа труднее, — замечает он. — Требует большего внимания. Гораздо. И больших сил.       Лань Ванцзи — не дурак. Он понимает, что у стоматологов работы будет в разы больше, а ещё — это постоянная работа руками, и здесь нет права на ошибку, потому что вот он, как пример врачебной ошибки. Мучился полгода, пока не пришёл в клинику к Вэй Усяню. Иначе сколько бы эти люди страдали сами и заставляли страдать его? Бог их знает.       — У каждого своя работа, и каждому кажется, что чужая — невыносимее своей, — изрекает Вэй Усянь с умным видом и тут же фыркает от смеха. — Ну, ты понял посыл. Между тем, не пора ли нам выпить по кружечке горячего?       Пора.       Поэтому они петляют между толпы, который за час не стало меньше, сначала в здание, а оттуда, сдав коньки, — в кафе.       Людей же здесь, на улицах, стало, кажется, даже больше, чем было. Неужели их действительно так много — тех, кто хочет встретить Новый Год в кругу сплошных незнакомцев и на морозе? Он и не думал прежде, что таких настолько много. И ещё Лань Ванцзи по-прежнему не понимает, чем симпатична этим людям подобная мысль, другое дело — он думает, что раз уж он с Вэй Усянем, то всё в порядке. Он не против отпраздновать и здесь. Просто потому что ему давно не было так свободно и спокойно в чьём-то обществе.       В кафе тепло, сотрудники — приветливые молодые люди. На входе им даже дают небольшие мандарины и проводят к столику, спрашивают о предпочтениях и уходят готовить для них имбирный чай, заказанный Лань Ванцзи, и лавандовый раф — Вэй Усянем.       — Ух, тёплое место и кофеёк после мороза — самое то, — блаженно выдыхает Вэй Усянь, разматывая чёрный шарф. Лань Ванцзи согласно хмыкает, снимая и свой — белый. — Вот, кстати, ты рассказывал и сказал, что тебе двадцать пять, да?       — Мгм. В следующем году двадцать шесть. В сентябре.       — М-м-м. А по тебе и не скажешь, — протягивает Вэй Усянь, облокотившись о стол локтями и устроив на ладонях голову. — Ну, при твоей работе и всё такое. Внешне ты ещё очень молод!       Тот жмёт плечами, а Лань Ванцзи пытается сообразить, сколько лет Вэй Усяню. Внешне — скорее всего около двадцати пяти, как ему, но сколько на деле-то?       — А тебе?       — Тридцать два, — улыбается Вэй Усянь.       Тридцать…       — Тридцать два?.. — изумлённо переспрашивает Лань Ванцзи неожиданно хриплым голосом, не веря, что это правда. Нет, это шутка. Ему должно быть меньше, потому что тридцать два — и такая внешность?..       — Тридцать два, — повторяет Вэй Усянь и улыбается с тем самым прищуром. — Могу показать документы. Надо?       Лань Ванцзи выдыхает «нет» и пытается переварить тот факт, что этот человек старше его на целых семь лет. Семь! Это вроде бы и много, а вроде бы — нисколько, её почти не видно, только если в том, как смело тот себя ведёт с ним и флиртует, почти не скрывая своего к нему отношения.       Тем временем им приносят их заказ, и Вэй Усянь благодарит официанта за обоих, обещая, что расплатится позже — вдруг ещё что закажут? — и снова поворачивается к Лань Ванцзи, всё ещё застывшему в размышлениях.       Не стоит об этом много думать, пожалуй.       Какая разница, сколько между ними лет и кто из них младше? Это — вещь второстепенная и маловажная, кроме того, незначительная, потому что её не видно в общении. А опыт — что с него взять? Ну пускай Вэй Усянь опытнее, это ведь даже лучше, не так ли?       — Если тебя это сильно волнует… — начинает Вэй Усянь, но Лань Ванцзи тут же мотает головой.       — Нет. Просто сильно удивился. Я думал, тебе тоже около двадцати пяти, — фыркает он. Он смотрит на свой чай, пока слишком горячий, чтобы его пить, и всё ещё думает о другом. Больше, чем возраст, его волнует их сегодняшнее свидание. — Почему ты не празднуешь Новый Год с семьёй?       Вэй Усянь, подняв к потолку задумчивый взгляд, похоже, подбирает слова, между тем помешивая свой кофе трубочкой. И почему тот вообще называется лавандовым?.. Лань Ванцзи не силён в том, что касается кофе, и пил его разве что несколько раз, потому что один раз хотелось попробовать, что это вообще такое и почему люди так его любят, второй — не было выбора. Не сложилось.       — Брат не живёт с родителями уже пару лет, а сестра вышла замуж и определённо проведёт этот Новый Год со своим мужем, ну а родители?.. Я им всем уже отправил подарки, да и празднуем мы вместе не впервые, — он просто жмёт плечами. — Можно ведь иногда позволить себе вольности, м? А то скучно жить в одном и том же дне. А сам? Ты ведь можешь отказаться, если не хочешь, конечно. Я не настаиваю, не думай.       Он понимает, что Вэй Усянь имеет в виду, но не спешит соглашаться.       И ещё пускай тот говорит, что он может отказаться, Лань Ванцзи понимает, что в этих словах скрывается тоска. Что бы тот ни говорил, а почему-то хочет отметить этот праздник с ним. Почему только?.. И спрашивать прямо как-то страшно.       Так что вместо того, чтобы допрашивать, он отвечает за себя — что родители не здесь, а брат уже второй год сам по себе. Со своим парнем.       На улице рядом заиграла музыка — новогодняя и очень танцевальная; они оба, глянув из окна, как и прочие посетители, замечают людей, пустившихся в пляс посреди улицы. Они веселятся, водят хороводы и голосят слова невпопад, но красиво и гулко. В песне звенят колокольчики, переливаются мотивы клавиш и бубна — играет та самая мелодия, которая не может ассоциироваться ни с чем другим, кроме как с зимой и Новым Годом.       — Вот за это я и люблю Новый Год. Люди забывают про всё и просто веселятся, — вздыхает Вэй Усянь, оперевшись рукой о стол.       Лань Ванцзи же, глядя в окно, просто кивает.       Он тоже так поступил. Отбросил страхи, переживания и волнения, что надумал себе всякого, а ещё — что это снова может стать какой-то неудачей, и просто уцепился за шанс, брошенный ему судьбой. Теперь сидит вот в кафе, пьёт имбирный чай (за который Вэй Усянь оперативно и не слушая его возмущений платит позже) и слушает всякие истории, которые приключались с его собеседником.       Они продолжают разговаривать до тех пор, пока не приближается час курантов. Только тогда они выходят из тёплого помещения обратно на мороз, а оттуда — к лавочке, которую, по словам Вэй Усяня, никто не станет занимать ещё минут двадцать точно.       — Бросят салюты, потанцуют и только вот тогда устанут, — смеётся Вэй Усянь, плюхаясь на действительно пустую скамейку. Лань Ванцзи, бросив взгляд на возбуждённую толпу, всё-таки садится рядом.       — Ты уже праздновал так?       — Нет, — отвечает Вэй Усянь.       А потом он шуршит чем-то таким, что привлекает внимание Лань Ванцзи. Вэй Усянь, раскрыв купленную у старушки Баошань коробочку, вынимает оттуда пару свечек, на которых нарисованы неизвестные, к сожалению Лань Ванцзи, иероглифы.       — Они с желаниями. Ну, на богатство, любовь, удачу и всё такое, — произносит Вэй Усянь и протягивает ему одну.       Лань Ванцзи смотрит на неё, крутит в руках и хмурится.       — Слишком мало иероглифов для таких пожеланий.       По смеху, раздавшемуся в ответ, он понимает, что не ошибся — соврал.       — Поймал! — восклицает Вэй Усянь и выкидывает коробочку в бак. — Не знаю, что там написано, но, скорее всего, что-то из таких пожеланий. Дай вспомню… — он щурится на иероглифы и что-то шепчет себе под нос — видимо, вспоминая.       — Знаешь китайский?       — Ага, — говорит тот и улыбается. — На удачу, — читает он со своей и хватается за свечку, которую дал Лань Ванцзи. Поразмышляв немного, он оглашает: — На любовь! — улыбается тот и подмигивает так, что Лань Ванцзи наскоро забирает у него свечку и отворачивается, чтобы не показать румянца (будто его ещё не наколдовал мороз). — Родители меня немного учили. Что-то базовое знаю, но и только. Больше, чем этому, они учили нас традициям, поведению, манерам и всему такому. Чтобы сохранить корни, в память о предках и всё такое! — возносит он руки к небу и откидывается на спинку лавочки. — Тебя не учили?       Лань Ванцзи, покручивая злосчастную свечку в руках, качает головой.       — Немного традициям, чтобы мы просто знали. Что-то мы с братом изучали сами.       Их никогда не заставляли этого делать и не направляли. Они сами интересовались своей историей, но и то — немного. Раз это не было так важно родителям, то должно ли так быть для них? Дети перенимают привычки и мудрость родителей. Вот и стало, что они не знают даже родного, формально, языка. Разве что брат, потому что тот проявлял к этому больше интереса.       — Десять! — кричит хор голосов. — Девять!       Вэй Усянь, спохватившись, вынимает из кармана зажигалку и торопливо зажигает обе их свечки и подмигивает.       — Загадывай, когда пробьёт двенадцать. Можешь на что угодно. И задувай.       Было ли это какой-то китайской традицией? Или чьей-то личной? Он не знает, но решает не задумываться об этом сейчас, когда это слишком лишнее и несвоевременное. Прикрыв глаза, он слушает отсчёт — пять, четыре, три…       Загадав, он закрывает глаза…       …Два, один…       И задувает свечку, пока ту не тронул случайный несносный порыв.       Люди заходятся криками: пожеланиями, поздравлениями, делятся со всеми своими мечтами и ожиданиями, другие бросаются обнимать друг друга (что-то разбивают где-то в толпе, чего почти никто, кроме окружающих того несчастного, не замечает), крутить и целовать.       Они не делают этого. Вместо этого Вэй Усянь просто улыбается ему, опустив свечку вниз, и подмигивает, а сам Лань Ванцзи смотрит в ответ, думая, что чтобы они ни загадали, то сбудется, если просто приложить к тому усилий.       — С Новым Годом, Лань Ванцзи, — выдыхает со смешком Вэй Усянь и едва задевает его коленкой, определённо понимая, что Лань Ванцзи не из тех, кто бежит в объятия.       — С Новым Годом, Вэй Усянь, — отвечает он ему тем же и также толкает коленкой, вызывая у того тихий ласковый смех.