Amour — по-французски «любовь»

      «И когда я просыпаюсь утром, я боюсь больше, чем вчера, что могу потерять тебя. Но я всё ещё дышу благодаря надежде, которую ты подарил мне тем октябрьским вечером, когда твой самолёт взмыл ввысь. Ты сказал: «мне нужно время». Значит ли это, что тебе нужно просто время, чтобы научиться любить заново? Чтобы полюбить меня…» — конец цитаты.       На часах уже перевалило за полночь, ночь своей тишиной объяла город, и только в одиноком окне второго этажа виден тусклый свет от монитора. Он освещает лицо такого же одинокого парня, отбрасывая его тень на пол. Глаза красные от напряжения, маленькая сеточка лопнувших капилляров тянется по всей поверхности белого, подобно трещинам, рассекая глазные яблоки от зрачков. Раньше писательство помогало Чимину отвлечься, стоило выплеснуть все свои мысли и переживания — и становилось легче. Но вот он смотрит на почти девственный лист своего блокнота, испачканный всего парой предложений. Вчитывается снова и снова в немного кривоватый почерк, но, чёрт, это больше не работает.       Кажется, что теперь вообще ничего не сможет быть как прежде.       Чонгук улетел. И забрал с собой чужое сердце. Сердце, что уже трещит по швам от любви, заполняющей его до краёв. Ещё немного — и разорвётся на части, не выдержав.       Они говорили долго, почти до самого рассвета. Чонгук впервые был так откровенен с Чимином. Без страха открыл свою душу настежь и позволил свету проникнуть в самые потаённые уголки, где прежде всегда царила лишь тьма.       «В моей жизни были отношения, которые причинили мне боль, я почти сломался, но нашёл в себе силы закрыть эту дверь, — его признание пеплом осело на пересохших губах, потрескавшихся от холода. Он был похож на старинную греческую статую, что не пощадило время. Красивый, только весь в трещинах. — И теперь мне нужно время, чтобы решиться открыть своё сердце, научиться доверять не кому-то, а прежде всего самому себе и своим чувствам».       Ничего конкретного. Ни имён, ни сроков. Но Чимину хватило и этого, чтобы почти угасший фитилёк надежды воспылал алым заревом, согревая их обоих. Чонгук обнял его прямо как в тот вечер, когда младший застал его в студии брата, нежно и так особенно, как обнимают лишь самых дорогих сердцу людей.       «Я обещал, что никуда от тебя не денусь. И я сдержу своё обещание. У тебя есть мой номер телефона, я всегда на связи», — сказал Чон на прощание, прежде чем объявили посадку на его рейс.       И он улетел. Оставив здесь того, кто обещал ждать его.

Чимин:

«Я буду скучать».

      Написал Чимин, как только за спиной любимого хёна закрылись двери, отрезая от прошлого и такого неясного будущего. Чонгук: «Я тоже, Кроха».       Пришло пять минут назад. Значит, Чонгук уже приземлился в Париже.       Три слова. Всего три простых слова заставляют маленькое сердечко совершить тройной аксель, разгоняя по жилам бушующую кровь. Луна и звёзды — единственные свидетели тому, как на прекрасных устах расцветает трогательная, почти робкая улыбка в это мгновение. И распустились в груди цветы дивных видов, о каких и понятия не имел. Если именно так ощущается долгожданная взаимность, то она, без сомнения, стоила тех долгих шести лет ожидания. Чимин готов был ждать столько, сколько потребуется. Только бы не обмануться. Чонгук ведь обещал. Он будет рядом. Вопреки всему. И если ему нужно время, Чимин даст его. Целый год разлуки впереди; год, который покажет, превратятся ли эти бережно хранимые тайные чувства в реальность или однажды Паку придётся проснуться и понять: всё было лишь сном, иллюзией, рождённой его сердцем.       Утопая всецело в омуте своих мыслей, младший не замечает, как кто-то подкрадывается сзади. Несанкционированное нарушение личного пространства ощущается вместе с тем, как этот самый маленький виновник выбирает объектом нападения болтающуюся в воздухе ногу. Чимин ойкает от неожиданности и подскакивает на месте, ударяясь коленом об стол.       — Дамбо, — шипит он на котёнка, потирая ушибленное место, — у меня чуть сердце не встало, шкодник.       Наклонившись, подхватывает маленького нарушителя на руки. Заведомо провальные попытки уложить его поудобнее обращаются несколькими царапинами на предплечье и груди, пока котёнок взбирается на плечо и умащивается там, свернувшись клубочком, уютно прижимаясь спиной к высокой спинке кресла, будто это и было его изначальное место.       На прощание Чонгук оставил не только своё обещание, но и нечто более материальное. Чимин, увидев пушистое создание, не мог от него отлипнуть весь вечер — старшему даже показалось, что донсен был рад новому другу больше, чем ему самому тогда. Видя безграничное счастье и такую любимую с недавних пор солнечную улыбку на веснушчатом лице, Чон взял на себя смелость сам поговорить с госпожой Пак и попросить разрешения подарить Дамбо Чимину. На удивление, мама согласилась легко, пошутив: «Я знаю твой адрес, так что в случае, если этот беспризорник посягнёт на наше имущество, счёт за компенсацию выставлю тебе».       Ещё до приезда хёна у Чимина в заметках была одна зарисовка. Он планировал воплотить её в новую красивую историю любви для своих персонажей. Это и правда раньше помогало не чувствовать свою обречённость в безответной влюблённости слишком остро. Рисуя в воображении, как могло бы быть, окажись они с Чонгуком на месте героев его фанфиков, он прокручивал в голове сотни вариаций признаний и столько же положительных ответов, которые можно было заменить простым: «Я тоже, Кроха». И, глядя прямо сейчас на это сообщение, Чимин вдруг понимает, что ему больше это не нужно. Потребность жить в выдуманном мире рассеивается подобно туману под лучами восходящего солнца. Вкладка с открытым сайтом закрывается одним нажатием курсора, и перед глазами появляется изображение пусанской набережной на рассвете. Младший сделал это фото год назад, думая в тот момент о любимом хёне и размышляя, как он там, вдали, помнит ли своего донсена, всё детство следующего за ним хвостиком. На душе становится так спокойно. Он не забывал. Теперь Чимин знает это наверняка.       Парень берёт в руки телефон и включает фронтальную камеру. Запечатлев себя улыбающегося и мирно сопящего под ухом Дамбо, открывает вкладку с перепиской и отправляет снимок. Нервно теребит зубами нижнюю губу, покусывая, и языком облизывает сухую корочку в ожидании. Ответ не заставляет себя долго ждать. Чонгук: «Милый :)»

Чимин:

«Наглый: Р»

Чонгук: «Разве? Мне казалось, что родители тебя хорошо воспитали».

Чимин:

«печатает…»

      Чимин снова закусывает губу, размышляя над остроумным ответом, пока до него медленно доходит… Чонгук назвал его милым? Чимина? В смысле, так просто взял и написал, что он милый? Парень давит в себе порыв вскрикнуть, швырнув телефон в сторону и закрыв лицо от смущения. Это было слишком неожиданно. Неожиданно получить такое сообщение именно от него.       «Ты милее».       «Но не такой милый, как ты».       «Это ты милый».       «Господи, Пак Чимин, у тебя от одного сообщения мозг превратился в бесформенную серую жижу и растёкся внутри черепной коробки?» — он ударяет себя ладошкой по лбу, после стирает очередной тупой подкат. Ему ещё слишком рано даже пытаться начинать флиртовать с объектом своего многолетнего обожания. Выглядит не просто по-идиотски, а скорее жалко от того, каким нуждающимся чувствует себя в это мгновение.

Чимин:

«Именно потому что меня хорошо воспитали, я иду прямо сейчас спать, чтобы не проспать завтра школу».

«Спокойной ночи».

      Телефон всё-таки отправляется в полёт и приземляется на кровать, затерявшись где-то между подушек. Пак не хочет видеть реакцию хёна на такое дурацкое завершение диалога. Провалиться сквозь землю, сгорев со стыда, — звучит как отличный план. Потому что на сегодня, и правда, хватит впечатлений. Голова разболелась от переизбытка эмоций и скорости, с которой те сменяли одну за другой в течении нескольких минут. Но всё же…       — Чонгук назвал меня милым.       Чимин вздыхает и, улыбаясь, мечтательно запрокидывает голову назад, совсем позабыв о том, что на его плече дремлет Его Ушастое Высочество. Котёнок неожиданно пищит, пугая своего хозяина. Он вздрагивает и не сразу понимает в чём дело. Оказывается, что своим плечом случайно придавил кошачий хвост. Пак снимает Дамбо с себя и поднимает над головой, легонько трясся маленькое тельце.       — Ты представляешь? Он и правда это написал! — восторженно восклицает парень и прижимает к себе недоумевающе мяукающего котёнка. Он столь внезапный прилив телячьих нежностей не сильно жаждал, а предпочёл бы, чтобы ему просто дали спокойно вернуться в его кошачьи сновидения.       — Ну всё-всё, иди уже, — опускает «несчастное» существо на пол, — тоже мне, и две секунды пообниматься не даёт, противный, — сетует на вальяжно вильнувшего хвостом Дамбо Чимин. А тот и в ус не дует, устраивается себе на присвоенном самим собой же пледе и закрывает голубые глазки. Ну разве можно на него злиться?       — Милый, — и в подтверждение своих слов парень мгновенно расплывается в улыбке.

* * *

      Чимин даже толком не понимает, как пролетело время. Казалось, что ещё вчера он провожал Чонгука в аэропорт, затем склейка, и вот прошло уже два месяца. Всё это время они поддерживают связь через социальные сети: созванивались по видеосвязи, часами болтая обо всём и ни о чём, как самые настоящие друзья. Причина в изображении на экране или разделяющем расстоянии — неизвестно. Но Пак отчего-то чувствует себя в разы увереннее при общении с хёном, даже смело, учитывая то, как бесстыдно он позволяет себе порою подкалывать Чонгука, хотя сам нередко ведётся на ответные стёбы и в шутку злится на старшего.       Из-за разницы во времени их звонки чаще случаются по вечерам, когда Чимин уже заканчивает с домашкой и вот-вот должен отправляться спать, а рабочий день Чонгука ещё не начался, так как занятия в художественной школе проходят в основном по вечерам. Утром и днём он обычно пропадает в студии, обустроенной по его вкусу. Пак никогда там не был, но знает каждую деталь интерьера — Чон частенько любит бродить туда-сюда с телефоном в руках, пока длится разговор по видео-связи. Он с превеликим удовольствием делится интересными деталями, связанными с процессом написания картины от самого начала и до её полного завершения, когда единственное, что остаётся — дать краскам высохнуть.       Признаться честно, Чимин совершенно ничего не смыслит в изобразительном искусстве, но всё равно слушает хёна с неподдельным восхищением, подперев подбородок ладошками и любуясь красивыми чертами любимого лица, когда Чонгук поворачивается к нему в профиль и продолжает говорить, параллельно перебирая вещи на столе.       Им хорошо вместе, пусть это «вместе» и длится каждый раз недолго, ограниченное возможностями современных технологий. Создаётся ощущение, что между ними и не существует вовсе никаких недосказанностей, нет обещаний, исполнения которых один из них ждёт с замиранием сердца, а другой всё продолжает сомневаться в себе и своих чувствах. Здесь, в приложении для видеозвонков, у них свой отдельный мирок, скрытый от чужих глаз, только для них двоих.       Чонгук сидит на разбросанных по полу подушках возле одного из громоздких викторианских окон своей студии, поправляя волосы, и с лёгкой улыбкой смотрит на Чимина сквозь мерцание экрана. В его глазах отражаются отблески света лампы, а голос полон спокойствия, какого-то тихого счастья, что они разделяют только вдвоём. Казалось, даже расстояние теряет смысл, растворяясь в этих бесконечных разговорах.       Младший, со своей стороны, тихо смеётся над шутками хёна, на секунду забывая о том, что экран — это лишь иллюзия близости. На этих виртуальных встречах они могут быть такими, какими хотят быть: безмолвными и многословными одновременно, нежными и решительными, будто мир за пределами этого окна в их вселенную просто не существует. Их «вместе» не зависит от физического присутствия, оно заключено в глубине их диалогов, в тех мелких жестах, которые только они могут понять.       Но что-то всё-таки тревожит Чимина. В эти моменты, когда разговоры стихают, и между ними воцаряется тишина, он чувствует лёгкую, едва ощутимую печаль. Как холодок, проходящий по спине, — неявный, но настойчивый. Он знает, что за этим экраном есть реальная жизнь, со всеми её сложностями и сомнениями. И пусть Чон всегда выглядит уверенным и спокойным, Пак не может избавиться от мысли, что где-то там, в этой реальности, их ожидает неизвестность: разделяющие тысячи километров, часовые пояса и… страх.       Чимин боится, что его чувства отвергнут, не примут, посчитав глупыми или несерьёзными.       А Чонгук просто боится чувств. Чужих, своих — неважно. Представляя, что случится, если он позволит себе снова к кому-то привязаться, его буквально бросает в холодный пот. Будет ли во второй раз так же больно, когда разобьют сердце? Или оно, уже наученное былым опытом, сумеет сохранить свою целостность на уровне инстинктов? Навязчивая мысль, что всё непременно повторится, не даёт покоя, порою мешает не просто спать, а даже дышать. Но в то же время Чон понимает, что бессилен. Он не просто не может, он не хочет отказываться от того тепла, которое дарит ему Чимин. Знает, что это неправильно. Большая разница в возрасте, их семьи, менталитет, опасения потерять лучшего друга (Чонгук почему-то уверен, что Юнги не сможет принять его выбор, особенно, если этот выбор — младший брат самого Пака) — всё это блекнет на фоне солнечной улыбки с кривоватым передним зубом одного мальчика с россыпью веснушек на щеках. Того, чей радостный смех пробуждает внутри отклик давно усопших чувств.       Пока его нет рядом, Чонгуку кажется, что он вполне справляется с тем, чтобы держать в узде то, что лишь насмехается над его попытками контролировать ситуацию. Он взрослый мужчина — в следующем году должно исполниться тридцать, — но ему так не хочется думать о последствиях, наслаждаясь мгновениями здесь и сейчас. Ведь впервые за много лет он может сказать, что почти снова ощутил, каково это быть счастливым. Неважно, если всё-таки окажется, что Тэмин ошибся, и Чимин на самом деле не испытывает никаких чувств к своему хёну, кроме дружеских, Чонгук не готов расставаться с иллюзией. Не сейчас. Ему нужна поддержка Чимина, нужно его внимание, до которого стал жадным, нужен он — его Кроха. И если этому однажды суждено закончиться, что ж, мужчина не станет противиться.       Когда искренне желаешь кому-то счастья, ты готов на всё, чтобы этот человек действительно стал счастливым, независимо от того, что случится. Даже если ради этого придётся исчезнуть из его жизни.

* * *

      — Сколько на тебе слоёв одежды? Ты что, матрёшка? — кривится Хосок, подпирающий своей «могучей» спиной дверной косяк последние минут десять.       — Какая ещё матрёшка? — неразборчиво доносится из-под воротника свитера, где застряла темноволосая макушка.       — Русская кукла, где внутри ещё другие куклы.       — Так, значит, ты считаешь меня куколкой? — Чимин наконец-то выныривает наружу и ехидно усмехается.       — Ага, Аннабель разве что, — фыркает в ответ Чон. — Ну серьёзно, сколько можно одеваться, я уже весь вспотел, пока жду тебя. Ты как будто на северный полюс собираешься, ей Богу.       — У меня сегодня занятие по французскому.       — Желе мюпе, можно побыстрее, биттешон, мать твою за ногу.       — Ты когда голодный, такая задница, Хоби, — парень нарочито медленно начинает собирать спортивную форму в сумку, краем глаза наблюдая, как уши Хосока алеют. То ли от злости, то ли потому что ему реально жарко стоять в куртке в хорошо натопленном помещении.       — Ты смерти ищешь?       — А ещё грубишь, никакого уважения к старшим, — цокает языком. — Что за молодежь в наше время пошла, — Чимину вот прямо сейчас можно выдать медаль как самому бесстрашному человеку на планете. Потому что только обладатель стальных яиц может позволить себе так измываться над другом, в моменты голода способного на что угодно. Возможно, даже на убийство. Ну или как минимум тяжёлые телесные повреждения.       — Ты хочешь умереть, сгинуть или сдохнуть? — с недобрым прищуром зыркает на него Хосок.       — Я бы предпочёл удон, — Пак непринуждённо вжикает молнией на сумке и разворачивается к шкафчику, чтобы достать оттуда куртку и — о милостивый Будда Иисус и все вместе взятые языческие боги! — наконец-то надеть её на себя под пристальным взором разъярённого Цербера. — Закажем острую курочку? Я давно её не ел, — закинув рюкзак на одно плечо, а спортивную сумку на второе, рассуждает вслух Чимин по пути к выходу из раздевалки.       — Невыносимый, — лаконично выдаёт Чон, приложив титанические усилия, чтобы не обрушить на того весь свой словарный запас мата на всех известных ему языках.       Хосок первый в очереди, когда выдаётся возможность (то есть практически всегда) от души поиздеваться над лучшим другом. Однако стоит также признать, что Чимин ничуть ему в этом не уступает, пусть и кажется, что чаще именно он терпит чужие нападки. Но этот раунд явно остаётся за Паком.       Плотно пообедав, школьники решают не возвращаться на автобусе, а прогуляться пешком. Наказание Чимина затягивается на дольше, чем ожидалось, из-за чего друзья видятся только на уроках, а сразу после занятий парень спешит домой. Лишь в редкие дни, как сегодня, когда у него внеклассные занятия, им удаётся выкроить немного свободного времени, чтобы побыть вместе.       Мама с удивлением и радостью наблюдает, как младший сын увлечённо осваивает новый язык, и даже не стала задаваться вопросом: почему из множества иностранных языков он выбрал именно французский. Ей и в голову не приходит, что это увлечение как-то связано с её крестником. Для Чимина изучение французского — не просто полезное занятие, а что-то гораздо более личным: так он чувствует себя ближе к любимому хёну.       Чонгук, проживая в Париже, почти всё время говорит на французском, и порой во время их разговора, даже не замечая, мог перейти с корейского на этот мелодичный язык. Чимину хотелось не только понимать старшего в такие моменты, но и однажды приятно его удивить, когда он позвонит и, безо всяких предупреждений, заговорит на французском, ставшим для Чонгука вторым родным.       — А как по-французски будет «блоха»? — вдруг выдаёт Хосок.       — Чего? — Чимин едва не спотыкается на ровном месте, не ожидавший такого внезапного и странного вопроса от друга.       — Ну блоха, — Чон имитирует в воздухе странное подобие чего-то летающего, но со стороны больше смахивающее на корчущегося птеродактиля.       — Да не зна… — отмахивается тот и замирает на месте, оставляя вторую часть фразы так и не озвученной.       Его внимание привлекает потасовка неподалёку. Подобные ситуации, к сожалению, в порядке вещей у подростков. Всегда тот, кто почему-то возомнил себя главным царём местной горы, решает, что может себе позволить задирать других, особенно тех, за кого некому заступиться. Чимин сам по себе едва ли выглядит как человек, который способен постоять за себя, но его никто не трогает из-за страха перед Хосоком. Парень внешне грудой мышц не блистает, однако многие наслышаны о том, что, несмотря на свой щуплый вид, силы в нём немерено. Возня на районе для Чона в порядке вещей, он не раз получал по морде, но проигравшим никогда не уходил. И сейчас, вытянув шею, чтобы разглядеть то, что заставило его друга остановиться, Хосок весь напрягается. Синяки и разбитая губа его не пугают, однако старается не лезть первым на рожон. Но что-то подсказывает школьнику, что в этот раз пройти мимо не удастся. И он незамедлительно убеждается в том, когда Пак хватает его за куртку на предплечье и тычет пальцем прямо в сторону шайки коршунов, окруживших свою жертву.       — Я знаю его. Это Тэхён, мы вместе ходим на французский.       — И что с того? — Хосок старается звучать безразлично, делая вид, что ему вовсе нет дела до того, что какой-то там Тэхён попал в неприятности. — Это не наше дело, Чимин. Не ищи себе лишних проблем.       — Мы должны ему помочь.       — Ты что, мать Тереза помогать всем немощным? Они же даже его не бьют, — парень кивает на троицу задир, — попресуют, пару вон отберут и отпустят.       Но его слова оказывают прямо противоположный эффект. Чимин бросает на Хосока осуждающий взгляд и, резко развернувшись на пятках, быстрым шагом направляется на помощь своему знакомому.       — Да за что мне всё это? — Чон закатывает глаза и тяжело вздыхает.       Он оказывается рядом ровно в тот момент, когда один из парней, судя по всему главный зачинщик этого балагана, замахивается на Чимина. Может, хотел ударить, а может, просто припугнуть — Хосок не собирался выяснять. Он вовремя останавливает чужую руку в воздухе, сжимает запястье с такой силой, что парень не смог двинуться.       — Грабли свои убрал.       — Ты ещё что за чёрт из табакерки? — фыркает зачинщик, окинув его пренебрежительным взглядом.       — Тот, кто из тебя сейчас оригами сложит.       — Ты? — смеётся и оглядывается на своих приятелей, кивая на Хосока, как бы говоря: «Смотрите на этого клоуна». — Ты себя в зеркало видел? Глист в скафандре!       — Главное, что этот глист станет последним, кого ты увидишь перед тем, как встретишь свет в конце тоннеля, — Чон резким движением выкручивает руку парня и заламывает её, заставив того согнуться и взвизгнуть от боли. — Что, уже не такой смелый? — шипит он в лицо противнику.       — Пацаны, вы чего стоите? Врежьте ему!       — Если хоть один из вас сделает шаг, я вызываю полицию, — хладнокровно говорит Чимин, держа в руке телефон и демонстрируя экран с набранным номером экстренной службы испуганным хулиганам.       — Чонёль, ну их к чёрту, валим, — отзывается один из задир, отступая назад. Второй тут же следует его примеру.       — Мудрое решение, — цедит Хосок сквозь зубы и, резко отпустив Чонёля, отталкивает его так, что тот чуть не падает на землю, в последний момент успевая сохранить шаткое равновесие.       — Считай, что тебе сегодня повезло, — пятясь, выплёвывает Чонёль. — Но с тобой, — тычет пальцем в сторону Тэхёна, — мы ещё не закончили, белобрысый.       — Брысь, — Чон делает шаг вперёд и топает ногой, словно отпугивая бездомную собаку.       — Спасибо, но вам не стоило вмешиваться, — тихо произносит Тэхён, стоя с опущенной головой и пряча заплаканные глаза.       — Да мы и не собирались, если честно. Просто у Чимина душа доброго самаритянина…       — Хоби! — шикает на него Пак, одними губами произнося: «Заткнись». Он разворачивается к Тэхёну и мягко касается его плеча. — Ты в порядке? Знаешь их?       — Всё хорошо, — еле слышно отвечает он, вытирая нос краем рукава своего пальто, так что стёганая манжета впитывает последние следы слёз. — Пойдём, у нас скоро урок.       Тэхён игнорирует второй вопрос, делая это с такой явной осторожностью, что трудно не заметить. Легко меняет тему, якобы не услышал, и его уверенность в этом манёвре поражает. Чимин, хотя и замечает это молниеносно, решает не настаивать, сдерживая любопытство и не давая волю вопросам. Момент и правда не самый подходящий. Обстоятельства в целом не особо способствуют тому, чтобы углубляться в чужие душевные переживания. Они едва знакомы, всего лишь сидят за одной партой пару раз в неделю. С чего бы Киму вдруг доверять свои проблемы почти незнакомому человеку? Даже если этот человек протянул руку помощи, кроме простой благодарности он ведь ничего не должен.       Чимин молча кивает и, не произнеся ни слова, следует за Тэхёном в сторону учебного корпуса, пока его взгляд рассеянно скользит по заснеженным тротуарам, забываясь в тихой задумчивости. Хосок, почесав затылок, лениво волочит ноги позади, его шаги более неуверенные, а из губ всё ещё вырывается ворчание. Улицы окутаны мягким зимним светом, который отражается от заснеженных зданий, создавая странное чувство покоя. Мелкий ветер щекочет лицо Хосока, треплет волосы, как будто пытаясь вырвать остатки раздражения из его души и унести их прочь.       — Эти типы давно к тебе пристают? — неожиданно спрашивает Чимин, разрывая тишину.       Тэхён мнётся, ему не хочется продолжать разговор, но после тяжёлого вздоха всё же отвечает:       — Они просто задирают всех, кто слабее. Сегодня был мой черёд.       — Слушай, Тэхён, я понимаю, что не моё дело, но если эти ублюдки ещё раз полезут, скажи нам. Мы разберёмся.       — Спасибо… Но, наверное, лучше не вмешиваться. Всё будет хорошо, — парень пытается натянуть на лицо некое подобие улыбки, но его глаза всё ещё выдают тревогу. — Пойдём скорее.       Когда они подходят к классу, Ким коротко прощается и быстро скрывается за дверью, явно не желая возобновления недавнего обсуждения. Чимин и Хосок остаются в коридоре, задумчиво переглядываясь.       — Что-то с ним не так.       — Да, видно, — кивает Хосок, нахмурившись. — Но он явно не хочет, чтобы мы вмешивались.       — И что, оставить всё как есть?       — Иногда лучше дать человеку самому разобраться.       — Подождать, пока его изобьют или переломают пару костей? Это твой план? — глаза Чимина так и метают молнии раздражения.       — Ну вот ты сразу преувеличиваешь. Ты ведь даже не знаешь, в чём дело, а уже раздуваешь проблему.       — Ты всегда был таким чёрствым чурбаном?       — Эй! — искренне возмущается Чон. — Я только что ему помог, хотя вижу его в первый и, скорее всего, в последний раз.       — А теперь предлагаешь дать этим придуркам закончить начатое, — парирует Пак, посмотрев на часы, висящие над входными двери. До начала урока остаётся всего две минуты. — Ладно, мне пора. Поговорим позже. До завтра.       — Я подожду тебя после занятий! — бросает ему вдогонку Хосок.       Он старается казаться равнодушным к судьбе незнакомого парня, но какой-то внутренний голос не даёт ему покоя. Этот червячок сомнений шепчет, что нужно убедиться, что Тэхён будет в порядке и сможет сегодня безопасно добраться до дома после занятий. Да и Чимина оставлять одного было бы глупо: его стремление безнадёжного альтруиста влезать в неприятности явно превышает инстинкт самосохранения. Сегодняшний случай — яркий пример.       Выйдя за пределы школы, Чон останавливается на пустынной улице. Отойдя немного в сторону, он лениво швыряет рюкзак на ближайшую лавочку и сам плюхается рядом. Во рту уже дымится сигарета, а на экране телефона мелькает новый уровень какой-то головоломки — ближайшие два часа обещают быть не слишком напряжёнными, даже увлекательными.       Хосок делает затяжку и откидывается на спинку скамейки, позволяя себе на мгновение забыть о всей этой суете. В голове тихо и пусто, будто он сам себе дал небольшой тайм-аут. Но как только игра затягивает его глубже, мысли о Тэхёне снова всплывают, как назойливые тени на краю сознания. Хосок выдыхает дым и раздражённо трясёт головой.       Ему же не было никакого дела до парня со светлыми волосами. Так почему теперь не может отделаться от странного ощущения, что, может, не стоило быть таким грубым с ним? Неужели это так подействовали слова Чимина, произнесённые с укором? Плевать. Чон не хочет об этом думать. Глупое, непонятно откуда взявшееся чувство вины ему вообще не упёрлось.       Он глубже затягивается, с силой выдыхая дым. Музыка, как всегда, должна помочь: электрогитара начинает реветь в наушниках, заполняя голову вибрациями. Звуки нарастают, заглушая внутренний голос, стирая всё остальное. Хосок заставляет себя сосредоточиться на этом, как будто шум мог стать щитом от того, что не даёт покоя.

* * *

      Чимин внимательно слушает лекцию, старательно выводя пометки в тетради. По крайней мере, первые минут пятнадцать. На уроке запрещено пользоваться телефонами, но он ловит моменты, когда преподаватель отвлекается, и нервно проверяет оповещения. Экран остаётся пустым. У Чонгука сейчас только утро, он вполне может спать и не видеть сообщений. Но тревога внутри не утихает, словно где-то в груди скребутся невидимые кошки. Терпение тает с каждой секундой, рассеиваясь подобно лёгкой дымке прямо на глазах.       Тэхён замечает беспокойство соседа по парте. Он осторожно касается его предплечья, молча спрашивая взглядом, всё ли в порядке. Затем переворачивает страницу тетради и начинает писать что-то на полях, но едва успевает вывести первое слово, как раздаётся звонок. Пак внезапно срывается с места, не дожидаясь заключительных слов учителя, и покидает класс. Ким провожает его озадаченно, проследив за ним до двери.       Оказавшись один, Чимин закрывается в одной из кабинок, садится на крышку унитаза и снимает блокировку с телефона. Сообщения по-прежнему не прочитаны. Сам не зная почему, в поисках ответов он открывает Instagram и листает ленту. В общем списке ему попадается публикация аккаунта, созданного не так давно в честь открытия галереи четы Чон. Чимин подписался ещё месяц назад, даже не рассчитывая, что станет следить за обновлениями, но вот его глаза цепляются за последнее фото. Нажав на которое, на весь экран открывается изображение: Чонгук стоит рядом с молодой девушкой, на их лицах подобие почти искренних улыбок. На фото отмечены профили спонсоров, но среди них парень замечает и другое. Сердце замирает вместе с пальцем над экраном. Неизвестность пугает, но ещё сильнее изводит желание узнать что-то, что сможет объяснить ему происходящее весь день. И, чёрт возьми, лучше бы он не делал этого, не открывал чужой профиль и не видел того, что в моменте выбило дух из груди.       Глаза заволакивает пеленой, но не из слёз, всё вокруг словно погружается в вязкий туман. Поднявшись на ватные ноги, Чимин открывает дверь и делает шаг, однако в следующий миг понимает, что совершенно теряет ориентацию в пространстве. Всё тело прошибает ознобом, дышать становится нечем, грудь сдавливает в невидимые тиски, создавая ощущение, что ещё немного и проломит грудную клетку. Его ладони дрожат, цепляясь за раковину, и белый кафель ощущается ледяным под пальцами.       Всё вокруг медленно плывёт, пространство сжимается, тесня его в угол. Шум голосов из коридора, звонок на урок — всё это превращается в странный фон, далёкий и неважный. Сердце бьётся с такой силой, что парень может слышать его в ушах, как барабанный бой. Кажется, ещё чуть-чуть, и его грудь разорвётся от этого дикого ритма.       Чимин опускает голову, волосы закрывают лицо, пытается сосредоточиться на чём-то, на чём угодно.       «Вдох… выдох…» — мысленно повторяет он, но с каждым вдохом становится всё тяжелее. Воздух кажется слишком густым для легких, как будто его тяжесть лишает сил, заставляя бороться за каждый новый вдох.       Стены туалета искажаются, подступают ближе, угрожающе надвигаясь. Его тело внезапно ослабевает, и парень медленно сползает вдоль стены на холодный пол, сжавшись в маленький комок. Не различает ничего вокруг, не чувствует чужие прикосновения, и голос Тэхёна для него звучит едва осязаемым отголоском.       — Чимин, Чимин, — зовёт его по имени Ким, но Чимин только сильнее проваливается в бездну паники, позволяя захлестнуть, как волна в шторме.       Он ничего не видит перед собой, судорожно делает попытку вдохнуть, но кислород будто в моменте весь испаряется, и младший чувствует себя выброшенной на берег рыбой, когда последние вдохи только приближают неминуемую кончину. И как же жестоко, что последнее, что Чимин увидит перед тем, как позволить тьме поглотить его всецело, это лицо любимого хёна, так беззаботно улыбающегося, пока его целует в щёку незнакомая девушка. Подпись «my love ❤️» станет тем, что высекут на могильной плите Пак Чимина, когда всё закончится. Ещё немного, веки уже тяжелеют, последний неудачный вздох…       Холодная вода, обрушившаяся потоком на голову, заставляет Пака вздрогнуть.       — Что произошло? — Чимин моргает, стряхивая воду с ресниц, его голос звучит сдавленным, но уже более осознанным. Тахикардия ослабела, хотя сердце ещё продолжает отбивать пульс, но уже без той дикости, что рвала его на части минуту назад.       — У тебя, кажется, случилась паническая атака, — Тэхён осторожно присаживается рядом на корточки и внимательно осматривает парня напротив, изучая каждую эмоцию на лице.       — Паническая атака?       — Ты был совсем не в себе. Я решил, что холодная вода поможет. Прости, что тебе пришлось намокнуть, я и сам растерялся, когда нашёл тебя в таком состоянии на полу.       Чимин моргает снова, пытаясь осмыслить сказанное. Паническая атака? Он слышал это слово раньше, но никогда не думал, что столкнётся с подобным сам. Ещё минуту назад стены сжимались вокруг него, душили, мир был искривлённым и мрачным, а теперь… обычный школьный туалет, вода капает с крана, холодный воздух щекочет кожу. Всё вернулось на свои места, но отголосок страха всё ещё витает где-то в груди.       — Паническая атака… — тихо повторяет он, пытаясь примерить это к себе. Казалось, что это произошло с кем-то другим, не с ним.       Тэхён кивает, не сводя с него глаз.       — Да, но сейчас всё хорошо, — его тон тёплый, как плед в холодный вечер, обволакивающий и успокаивающий. — Думаю, что на урок тебе лучше уже не возвращаться. Хочешь, я сам всё объясню учителю и провожу тебя домой?       — Нет, тебе не стоит пропускать из-за меня занятие. Хосок должен быть неподалёку, он обещал дождаться, — Чимин поднимается на ноги, благодарно приняв помощь Тэхёна, и стряхивает с себя остатки влаги.       — Тем же лучше. Но я всё равно тебя провожу, — Ким улыбается обезоруживающе своей очаровательной квадратной улыбкой, и Пак понимает, что у него совершенно нет ни сил, ни желания спорить.       Он сушит волосы бумажными полотенцами, пока Тэхён уходит ненадолго, чтобы забрать их вещи из класса и извиниться перед учителем. Парень заботливо сам натягивает свою шапку на влажные волосы младшего, как бы извиняясь за свой поступок.       — А ты?       — У меня есть капюшон.       — А если заболеешь? Так не пойдёт, — Чимин тянется, чтобы снять шапку, но Тэхён мягко перехватывает его руку, останавливая.       — Нет, оставь себе. Тебе она даже больше идёт, — говорит, улыбаясь.       — Тэхён.       — М?       — Я могу попросить тебя об одолжении?       — Конечно.       — Не говори ничего Хоби. Ну, о том, что произошло.       — Могу ли я спросить почему?       — У него гиперфиксация на заботе обо мне, — усмехается Чимин, — а я не уверен, что выдержу сейчас его атаку вопросами. Мне просто хочется поскорее прийти домой и остаться наедине с собой.       — Хорошо, я тебя понимаю. Даю слово, — Тэхён шутливо поднимает ладонь на уровне груди, будто он на суде даёт присягу, — что не выдам твоей тайны даже под пытками.       — А ты?       — Что я?       — Тебе разве не интересно, что случилось?       — Что бы это ни было, я уверен, что когда ты будешь готов, то поделишься с Хосоком, ну, или со мной, если захочешь. Думаю, теперь ты понимаешь меня, что иногда есть вещи, о которых никому не хочется говорить, даже если тебе искренне хотят помочь.       — Да, прости. Наверное, мне и правда не стоило вмешиваться сегодня. Но я переживал, что они могут тебе как-то навредить.       — Они бы не тронули меня. Но… всё равно спасибо. За меня ещё никто никогда не заступался, а мы, по сути, друг другу посторонние люди.       — Теперь уже нет. Будем друзьями? — Чимин протягивает мизинчик. Тэхён немного удивлённо смотрит на него, а затем поднимает взгляд снова на парня.       — А Хосок ревновать не будет? — зачем-то спрашивает Ким с озорной улыбкой, а сам мысленно себе смачную оплеуху прописывает за столь откровенно идиотский вопрос.       На мгновение ему кажется, что между ним и Паком может быть что-то бóльшее, чем дружба. Но спросить о таком напрямую не решается. Возможно, они действительно всего лишь очень хорошие друзья. Тэхёну, увы, неизвестно каково это — иметь хотя бы одного настоящего друга. Потому и чувствует какую-то неловкость из-за того, с какой лёгкостью Чимин предложил стать его первым… другом.       — Хосок-то? С чего ему ревновать?       — Ну, вы, кажется, довольно близки. Может, он не захочет, чтобы в ваших отношениях появился кто-то третий лишний. Кажется, я ему не сильно понравился.       — Брось. Хосок только с виду такая заноза в заднице, но если узнать его получше, то он самое безобидное солнышко, — с особенной теплотой отзывается о лучшем друге Пак, что не ускользает от внимания парня.       — Так вы давно дружите?       — С ясель. Хосок мой единственный близкий человек и самый лучший друг. Я, наверное, в прошлой жизни планету спас, раз в этой мне достался он. Или где-то конкретно нагрешил, — смеётся. — Ну так что? Мне долго ещё руку вот так держать? Друзья?       — Друзья, — Тэхён протягивает свою руку в ответ и, зацепив мизинцем паков, они скрепляют узы прикосновениями подушечек больших пальцев.

* * *

      Ребята находят Хосока на скамейке, где он, казалось, не изменил позу за всё это время. Единственное, что выдаёт его активность, — несколько окурков под ногами. Чон сначала не замечает их приближения, а когда поднимает голову, удивлённо вскидывает брови и смотрит на экран телефона.       — У тебя же ещё час должен был быть занят. Раньше закончили?       — Да. Идём?       — Ну, погнали, — схватив портфель, Хосок поднимается на ноги и оказывается почти вплотную к Тэхёну, который почему-то стоит слишком близко и смотрит на него каким-то нечитаемым взглядом, откровенно рассматривая. — А ты?       — Тэхён пойдёт с нами, он живёт недалеко от тебя, так что проводишь его до дома, — отвечает за Кима Чимин и отчего-то остаётся доволен своим решением.       Чего не скажешь о Хосоке: ему эта идея не понравилась от слова совсем, но он промолчал.       По дороге домой друзья болтают на привычные темы, Чимин ведёт себя непринуждённо, словно и не было того помутнения сознания в школьном туалете. Он старается сохранять лицо, не выдавая ни мускулом то, как на самом деле трещит по швам его маска напускной беззаботности. Внутри бушует ураган эмоций, ревность разъедает внутренности, оставляя после себя изувеченное нечто, внешне же парень продолжает треснуто улыбаться. Знает, что Хосок бы поддержал его в любом случае, но при Тэхёне не стал лезть в душу. И отчасти в этом план Чимина и заключался. Не совсем честно по отношению к самому Киму, что ему досталась роль приманки для отвлечения чужого внимания. Но сегодня Паку действительно не хочется делиться своей болью. Он расскажет о ней пустому листу бумаги, когда вернётся домой. Прежде чем всё отпустить. Сможет ли? Неизвестно.       — Напишите, как будете дома оба, — помахав, Чимин скрывается за дверью своего дома, оставляя двух парней наедине.       Хосок не был дураком и с самого начала почувствовал что-то неладное. Пак как актёр был отвратительным и никогда не умел лгать, особенно ему. Чон обязательно докопается до истины позже и выяснит, для чего был устроен весь этот спектакль, но сейчас перед ним стоит другая задача: решить, что делать с проблемой по имени Ким Тэхён. Этот светловолосый парень, похожий на ангела со своим кристально чистым взглядом и мягкой улыбкой, почему-то сразу показался Хосоку… источником проблем.       — Где ты живёшь?       — На Ичхоне.       — На Ичхоне? — удивлённо переспрашивает Хосок, щурясь, будто в неверии. — Это мой район, я там каждую собаку знаю, а тебя ни разу не видел.       — Я недавно переехал, — спокойно пожимает плечами Тэхён. — Мои родители развелись, и я переехал с мамой сюда.       Чон, разумеется, не рассчитывал услышать такие подробности чужой жизни. Не задавая лишних вопросов, он поворачивается и направляется к остановке, но, не услышав за собой шагов, останавливается и оглядывается.       — Идёшь, нет?       Тэхён оживляется и, поудобнее закинув портфель на плечо, спешит следом.       Первую половину пути они не разговаривают вовсе. На Хосока давит это чувство напряжения между ними, и парень решает сам завести разговор. Сперва обсуждают банальные вещи вроде музыки, фильмов.       — Да ладно! Тебе тоже нравится Марвел?       — Угу.       — А кто твой любимый персонаж? — в глазах Хосока загорается неподдельный детский интерес, и он придвигается ближе, задев плечо Тэхёна своим, но даже не замечает, как парень смущается из-за такой внезапной близости. — Нет, стой. У тебя сейчас есть шанс либо пройти мою проверку на пацана, либо провалиться с треском. Кэп или Бак?       — Конечно же Бак! У него потрясающая история жизни. Кому вообще может нравиться Сосулька, когда есть такой шикарный Зимний Солдат? — кривится Ким.       — Нашему Чимину. Он тащится по этому блондинчику с накаченной задницей.       И они оба громко смеются, привлекая к себе внимание других пассажиров, за что приходится извиняться и переходить уже на шепот.       — Сценаристы фильма разбили мне сердце, когда свели Наташу с Халком, — Чон театрально хватается за грудь, даже не за левую, а за правую, но делает это так правдоподобно, словно озвученное причиняет ему настоящую боль.       — Я тоже не смог им простить этого. Наташа и Бак — канон.       — Вот! Только ты меня понимаешь, не то, что другие.       Тэхён снова смущённо улыбается и отводит глаза. Чимин был прав: Хосок совсем не такой, каким казался при первом знакомстве. Но, почему-то, это не приносит Тэхёну облегчения — наоборот, он чувствует себя ещё более напряжённым рядом с ним. Хосок, сам того не замечая, легко касается тонких струн его души, вызывая беспокойство и волнение где-то глубоко внутри.       — Слушай, — вдруг произносит Чон, привлекая внимание парня, — я, конечно, не люблю влезать в чужие дела, но если хочешь, могу научить тебя паре приёмов, чтобы ты смог сам поставить этих уродов на место.       — Думаешь, у меня получится? Я ведь не такой сильный, как ты.       — Ерунда. Сила не в мускулах, а в умении управлять своим телом. Серьёзно, если хочешь, приходи ко мне на тренировку. После того, как я получил чёрный пояс по тхэквондо, тренер иногда просит меня помогать новичкам.       — Правда могу? — с надеждой в глазах обращается к Хосоку Тэхён.       — Конечно, мы же теперь свои в доску, — он кладёт руку на плечо Кима и дружески хлопает его. — За Бака я тебя реально зауважал.       Насилие никогда не привлекало Тэхёна, даже если речь идёт о самозащите, но мысль о том, что сможет снова увидеть Хосока, наполняет его тёплым чувством.       Они встретились всего несколько часов назад. Знакомство вышло весьма внезапным и сумбурным. Хосок неожиданно встал на его защиту, когда группа хулиганов явно была не настроена на мирный разговор. Этот момент врезался в память: Тэхён уже готовился к худшему, но Чон, не колеблясь, шагнул вперёд, бросив им вызов. Его голос звучал уверенно, а взгляд оставался спокойным. Он действовал смело и решительно, так стремительно, что Ким не успел осознать произошедшее, прежде чем Чонёль со своей сворой, поджав хвосты, как побитые собаки, исчезли в переулке.       Теперь, когда они дошли до его дома и Хосок так искренне улыбнулся ему на прощание, Тэхён не может избавиться от ощущения, что эта встреча была чем-то судьбоносным и в его жизни появился кто-то по-настоящему особенный. С каждой секундой воспоминания о сегодняшнем становятся всё ярче, а желание увидеть Хосока снова — всё сильнее. Не только чтобы выразить благодарность ещё раз, но и чтобы узнать ближе, проникнуть в его мир, понять, кто он на самом деле.