Твой цвет

После той ночи в клубе что-то в тебе изменилось. Сначала это было едва заметно, как дверь, оставленная слегка приоткрытой, впускающая воздух туда, где когда-то была только удушающая тишина. Каждый прошедший день становился упражнением в открытии этих дверей — не всех сразу, недостаточно, чтобы утонуть в том, что лежало за ними, но достаточно, чтобы позволить воспоминаниям дышать. Каким-то образом они потеряли свою власть над тобой, больше не таясь в темноте, ожидая, чтобы застать тебя врасплох, когда жизнь станет слишком тяжелой. Ты училась — медленно, осторожно — встречать их лицом к лицу, а не бежать. Но это произошло не сразу. Первый раз случился солнечным днем ​​в студии Ванды, когда золотой свет лился сквозь высокие окна, а пыль лениво танцевала в тепле. Ты помогала ей упаковывать несколько картин, тщательно упаковывая их для отправки, когда твой взгляд упал на холст, от которого у тебя перехватило дыхание. На первый взгляд, это было ничто — просто водоворот ярких синих и суровых белых цветов, абстрактный и хаотичный. Но когда ты начала его упаковывать, что-то в цветах заставило твой желудок сжаться, медленное, ползущее беспокойство сжалось в груди. С каждым вдохом спираль затягивалась все туже. Твое сердце колотилось — слишком быстро, слишком громко — ритмичный гул эхом отдавался в ушах. Но вместо того, чтобы оторвать взгляд, вместо того, чтобы бежать, как ты делала так много раз прежде, ты позволила ему обрушиться на тебя. Синева размылась, переместившись на глянцевую плитку ванной комнаты твоей матери — холодную, стерильную. И вдруг ты снова там. Стоишь на коленях на полу. Дрожишь. Твои руки трясутся, когда ты пытаешься ее разбудить. Белые пятна на картине превратились в ледяную воду, просачивающуюся сквозь твою пижаму, пробирающую тебя до костей. Твои колени слегка подогнулись, студия наклонилась, когда прошлое процарапывало себе путь назад, угрожая утянуть тебя под воду. Но потом — тепло. Прикосновение. Рука Ванды обхватила твою руку, нежно, но уверенно, потянув тебя назад. Ты прерывисто вздохнула, цепляясь за эту связь, хотя все инстинкты кричали тебе бежать, засунуть воспоминание обратно в тень, где его никто не увидит. Но на этот раз ты не убежала. На этот раз ты повернулась к ней. Твое тело наклонилось к ней, прежде чем ты это осознала, ища ее тепла, ее присутствия, чего-то прочного в буре. Она не отстранилась. Она оставалась рядом, мягкий запах ее кожи был знаком, заземляя таким образом, что притуплял неровные края воспоминаний. Призраки, которые держали в тебе свои когти, начали исчезать, их хватка ослабевала с каждой секундой. Руки Ванды скользнули вокруг тебя без колебаний, ее объятия были крепкими, но невозможно нежными. - Что случилось, милая? — пробормотала она, нежно проводя пальцами по твоим волосам, ее голос был спокойным и осторожным. - Я не знаю, — прошептала ты, слова едва слетали с твоих губ. И это была правда. Ты понятия не имела, почему именно эта картина, из всех вещей, расколола что-то внутри тебя. Ванда тихо и успокаивающе напевала. - Но ты дрожишь, — заметила она, ее губы коснулись твоего виска в тихом успокоении. Она не давила, не требовала ответа — просто предлагала пространство. Тихое приглашение. На мгновение ты заколебалась. Но потом ты вспомнила озеро. Тяжесть тех камней в твоих руках. То, как боль вылилась из тебя, когда они ушли под воду, поглощенные целиком. Ты отпустила в тот день, пусть даже на мгновение, и мир не развалился на части. И Наташа с Вандой увидели все это — эти острые, скрытые части твоего прошлого — и они не вздрогнули. Они не отвернулись. Не было никакого осуждения. Только понимание. Ванда, в особенности, позаботилась о том, чтобы ты это знала. Ее эмоции выплеснулись из нее в машине по пути обратно в Нью-Йорк, ее голос был полон чего-то яростного, чего-то непоколебимого. Ее гнев накатывал волнами, сырой и неотфильтрованный. Сначала это было невыносимо, наблюдать, как она за несколько минут менялась от нежности к кипению. В один момент она держала тебя за руку, крепко сжимая ее, словно напоминая тебе, что ты не одинокий, а в следующий момент ее разочарование вспыхнуло снова, направленное не на тебя, а на несправедливость всего этого. Его интенсивность была головокружительной. В конце концов Наташа протянула руку, ее голос был спокойным, но твердым, когда она сказала Ванде сесть за руль. Они поменялись местами на следующей остановке, и теперь, когда ее руки были на руле, у Ванды не было выбора, кроме как сосредоточиться на дороге, а не на своем гневе. Наташа просто держала тебя тогда. Никаких слов, никаких вопросов, только устойчивое, непоколебимое присутствие. Каждый поцелуй, который она прижимала к твоему виску, был тихим обещанием: Я здесь. Тебе больше не нужно нести это в одиночку. Ты наклонилась к ней, позволяя ровному ритму ее дыхания успокоить тебя, впитывая молчаливую силу, которую она предлагала. И пока тянулись мили, ты наблюдала, как хрупкая связь формируется на переднем сиденье — Ванда, обычно такая уверенная в себе, пробует воду с Еленой с нехарактерной нерешительностью. И Елена, как всегда сдержанная, не огрызнулась. Вместо этого она позволила это, встретив осторожные усилия Ванды чем-то, что, хотя и не было совсем приветственным, но и не было отвержением. И когда Ванда поняла, что Елена не собирается откусывать ей голову, тихая радость в ее глазах была почти умилительной. Это воспоминание задержалось сейчас, когда Ванда изучала тебя, ее взгляд был пронзительным, но полным тепла. И как и прежде, что-то в тебе треснуло. Стены, которые ты так старательно поддерживал, начали рушиться, кусок за куском, пока плотина не рухнула окончательно. Слова вылились из тебя прежде, чем ты успела их остановить. Потоп. Ты рассказала Ванде все. Ты рассказала ей о той ночи, когда твоя мать отключилась пьяной в ванной, каким маленьким и беспомощным ты себя чувствовала, пытаясь разбудить ее. Как дрожали твои руки, когда ты ее трясла, как твой голос прерывался, когда ты рыдала, умоляя ее открыть глаза. Полный ужас этого, как облегчение было мимолетным — унесенным в тот момент, когда она наконец пошевелилась, только чтобы оттолкнуть тебя в сторону. Ты рассказала ей о словах, которые последовали за этим, резких и жестоких, каждое из которых глубоко застряло под твоей кожей, как колючая проволока. А затем ты рассказала ей о той ночи. Как ты так отчаянно хотела убедиться, что с ней все в порядке, так отчаянно нуждался в каком-либо утешении, что умоляла остаться в ее постели. И как она отказалась, ее голос был невнятным, но едким, прежде чем запереть тебя в твоей комнате, как будто ты была проблемой. Слова разрывали воздух, неровные и беспощадные, но ты не останавливалась. И Ванда не вздрогнула. Она не отпрянула. Она не пыталась заставить тебя замолчать или сгладить углы. Она просто слушала. Полностью, полностью. К тому времени, как последнее из этого покинуло тебя, твое горло саднило, и пространство между вами стало тяжелее от всего, что ты наконец отпустил. Ты колебалась, прежде чем осмелиться встретиться с ней глазами, готовясь к жалости, к дискомфорту — к чему-то, что ты не мог вынести, увидев. Но этого не было. Не было никакой жалости. Никакого дискомфорта. Только тепло. Глубокая, непоколебимая забота, вплетенная в каждую часть ее выражения. Ее рука коснулась твоей щеки, ее большой палец смахнул слезу, которую ты не заметила. - О, милая, — пробормотала она, ее голос был тихим и болезненным. - Ты этого не заслужила. Ничего из этого. Ее руки обвили тебя, прижимая к себе, ее тепло прогнало прочь затянувшийся холод воспоминаний. Это было нелегко. Это не будет так, еще долго. Но в ее объятиях и с любовью Наташи, все еще звучащей в твоем сознании, исцеление казалось возможным. Нежелание Ванды было очевидным, когда ей пришлось уйти позже в тот день. Она задержалась у двери, нерешительно, словно размышляя, стоит ли ей вообще идти. Только когда ты успокоил ее легкой улыбкой, она наконец смягчилась. - Не волнуйся, — сказал ты, наклонив голову. - Я просто пойду побеспокою Елену. И вот так ты оказалась развалившись на кровати Елены, учебники открыты, но давно забыты, пока ты вяло пыталась сосредоточиться на своем задании. На другом конце комнаты Елена сидела на полу, скрестив ноги, и скрупулезно составляла то, что можно было назвать только таблицей угощений. Каждые несколько минут она объявляла о новом дополнении к своей системе вознаграждений с уверенностью человека, представляющего новаторское изобретение. - Если я закончу стирку, я получу три пачки M&M's, — заявила она, самодовольно держа в руках маленькие пакетики. - Но если я уберусь в ванной, это стоит плитки шоколада. Ты оторвался от книги, приподняв бровь. - Ты сам себя подкупаешь? - Это называется позитивное подкрепление, — парировала она, записывая что-то в таблицу. - Мне нужна мотивация, чтобы пережить ужасы взрослой жизни. Невозможно было сосредоточиться, когда абсурдность задания Елены была гораздо более развлекательной, чем то, что ты должна была читать. Через некоторое время ты полностью сдалась, отодвинул книги в сторону и пересел, чтобы сесть рядом с ней. - Дай-ка мне взглянуть, — сказаул ты, заглядывая ей через плечо. Елена ухмыльнулась и подняла свой шедевр — хаотичную мешанину каракулей, наклеек и крошечных рисунков. - Впечатляет, не правда ли? Ты прищурилась. - Похоже, взорвался рождественский календарь. Она ахнула, театрально схватившись за грудь. - Как ты смеешь. - Давай сделаем это официально, — сказала ты, толкая ее под руку. И вот так вы двое принялись за работу, расставляя угощения в импровизированный календарь, пока Елена развлекала тебя преувеличенными историями из детства, каждая из которых была нелепее предыдущей. - …а потом я упала с дерева, — говорила она, качая головой. - Моя рука была, типа, определенно сломана, но я была предана своему делу, так что я просто… - она вяло помахала рукой, - …притворилась, что это не так. Знаешь, чтобы не делать работу по дому. Ты смеялась так сильно, что у тебя болел живот, и тебе приходилось вытирать слезы, пытаясь отдышаться. - Моя мать, — продолжила Елена, закатив глаза. - Она просто посмотрела на меня, типа: «Почему ты такая?» А я такая: «Э-э, я, очевидно, научилась у тебя» Ты слегка толкнула ее, все еще задыхаясь от смеха, но прежде чем ты успела ответить, тихий стук прервал момент. Ты бросила на Елену умоляющий взгляд — не заставляй меня отвечать — и она драматично застонала, прежде чем крикнуть: - Войдите! Дверь скрипнула, и появилась Ванда. Ее улыбка слегка растянулась, когда она окинула взглядом открывшуюся перед ней сцену. - Чем именно вы двое занимаетесь?»э — спросила она, и в ее голосе послышалось веселье. Елена с гордостью подняла таблицу с угощениями. - Это называется мотивация. Я вознаграждаю себя за то, что я взрослая. Ванда шагнула дальше, скользнув взглядом по разбросанным по кровати конфетам. - А M&M's облегчают взрослую жизнь? - Да, — не задумываясь ответила Елена. Затем, немного помолчав, она добавила: - Тебе стоит попробовать. Ты внимательно следила за Вандой, замечая едва заметное изменение в ее позе, как ее плечи расслабились в ответ на игривое приглашение Елены. Это было незначительно, но показательно. - Может быть, я так и сделаю, — размышляла Ванда, наклонив голову. - Какая награда за приготовление ужина? - Это зависит от того, — Елена взглянула на тебя, прежде чем ухмыльнуться. — Это съедобно? - Эй! — запротестовал ты, ухмыляясь. - Ванда отлично готовит. - С ней все в порядке, — поддразнила Елена, хотя обычная язвительность в ее тоне заметно отсутствовала. Ты заметила, как ее взгляд метнулся в сторону Ванды, и внезапно тебя осенило, что это не просто ее таблица угощений. Это был ее способ протянуть руку, пойти навстречу Ванде, попытаться. И по тому, как смягчилось выражение лица Ванды, ее глаза слегка расширились, прежде чем ее губы изогнулись в чем-то довольном, она тоже это заметила. - Ужин готов, если вы двое хотите присоединиться к нам, — сказала Ванда, ее голос был нежным, приглашающим. Она взглянула на Елену, словно готовясь к ворчанию или пренебрежительному замечанию. Но на этот раз Елена просто кивнула. - Да, звучит здорово, — сказала она, подтягиваясь. - Но если это снова паста, я добавлю в свой график шоколадный батончик. Ванда весело и непринужденно рассмеялась, пока вы втроем спускались вниз. И когда ты шла рядом с ними, наблюдая за тем, как непринужденно они двигались вместе, тихое тепло поселилось глубоко в твоей груди. Может быть, мосты не всегда должны строиться с помощью широких жестов. Может быть, иногда их можно построить с помощью чего-то столь простого, как смех, нелепая таблица угощений. После ужина Елена с ухмылкой схватила куртку и заявила, что ей нужно отлучиться по некоторым делам. Ты подняла бровь, сразу заподозрив что-то. - С каких это пор ты бегаешь по поручениям? Она ухмыльнулась, не обращая внимания на твой пристальный взгляд. - С тех пор. Ты допытывалась дальше, пытаясь выяснить, что же ее так внезапно заторопило, но в истинной манере Елены она только пожала плечами на твои вопросы, не дав ничего, кроме понимающего взгляда. Ее небрежное, почти самодовольное поведение заслужило на нее последний пристальный взгляд, когда она направилась к двери, от которого она лениво помахала рукой. Оставшись стоять в фойе, ты долго смотрела на дверь, гадая, что именно она задумала. Но потом ты вспомнила о своем задании и с тяжелым стоном поднялся наверх, чтобы забрать свои книги из комнаты Елены. Поскольку она тебя бросила, ты решил вместо этого присоединиться к Наташе и Вандe в гостиной. Они свернулись калачиком на диване, мягкий свет телевизора отбрасывал теплые тени по всей комнате. Ванда устроилась между ног Наташи, положив голову ей на грудь, пока Наташа рассеянно провела пальцами по ее волосам. Низкий гул их голосов смешивался с фоновым шумом фильма, слишком успокаивающим, слишком манящим. Ты устроилась в кресле рядом, открыла учебник, решив сосредоточиться. Но атмосфера сделала это невозможным. Было слишком тихо, слишком безопасно. Такой комфорт, который заставлял внешний мир казаться далеким, несущественным и неважным. В конце концов, твои глаза стали слишком тяжелыми, слова на странице расплылись в ничто. С тихим вздохом поражения ты закрыла книгу и снова взглянула на диван. Они выглядели такими непринужденными, так непринужденно переплетенными вместе, и что-то в этом заставило тебя улыбнуться. Не задумываясь, ты присоединилась к ним. Ты не хотела прерывать их момент, поэтому вместо этого ты растянулась на противоположном конце дивана. Подушки слегка опустились под тобой, пальцы твоих ног задели бедро Ванды. Она посмотрела на тебя сверху вниз, ее выражение было мягким, на губах играла ласковая улыбка. Ты улыбнулась в ответ, прежде чем закрыть глаза. Комната была наполнена тихими звуками — редкий гул телевизора, ровный ритм пальцев Наташи, перебирающих волосы Ванды, тепло их тихих разговоров. Ты позволила себе погрузиться в это, в них, мир накрыл тебя, как нежный прилив. Какое-то время не было ничего, кроме тишины. Редкий, заветный момент принадлежности. Только позже ты пошевелилась, едва-едва, уловив фрагменты разговора Ванды и Наташи. Ты закрыла глаза, ровно дышала, не желая прерывать момент — но достаточно любопытно, чтобы послушать. - Я ненавижу то, что ей пришлось пережить, — пробормотала Ванда, ее голос был хриплым от эмоций. - Это несправедливо. Никто не должен нести столько, особенно тот, у кого такое сердце, как у нее. Наташа задумчиво напевала. - Она сильнее, чем думает, — тихо сказала она. - Но это не значит, что она должна была так поступать. Ванда выдохнула, долго и медленно. - Я просто хочу, чтобы она знала, что теперь она в безопасности. Что ей больше не нужно готовиться к худшему. - Она разберется, — сказала Наташа, ее голос был спокойным и уверенным. - Может, не сразу, но разберется. Мы об этом позаботимся. Ванда на мгновение замолчала, а затем призналась, на этот раз мягче: - Я просто не хочу, чтобы она снова чувствовала себя одинокой. Твоя грудь сжалась от искренности ее голоса, от его грубости. - Она не будет, — пробормотала Наташа, и это было не просто заверение — это было обещание. - Не будет, пока мы здесь. Ты не двигалась, даже не дышала ни секунды, просто позволяя их словам глубоко укорениться в тебе, заполняя пустоты, которые ты не осознавала, что они все еще пусты. Затем их голоса стали тише, плавно переходя на русский. Изменение языка привлекло твое внимание, их слова превратились в тихую мелодию, знакомую, но недосягаемую. Ты не поняла многого — только несколько разрозненных слогов, которые звучали мягко, ласково. Ванда что-то сказала, ее тон был легким, с улыбкой, даже если ты не могла ее видеть. Голос Наташи последовал за ней, игривый, дразнящий, прежде чем перейти к чему-то более нежному. Ты уловила слово — звезда — и твои губы дрогнули. Ты не была полностью уверены, но у тебя было чувство, что оно предназначалось Ванде. То, как Наташа произнесла это, как что-то драгоценное, что-то близкое, заставило почувствовать это как имя, которое она шептала тысячу раз прежде. Ванда ответила тихим смехом, и ты едва уловила слова, которые она пробормотала в ответ — любимая моя. Ты слегка сдвинулась, движение едва заметное, но этого было достаточно. Их голоса дрогнули, тихая пауза заполнила пространство, где были их слова. Ухмыляясь, ты приоткрыла глаз. - Знаешь, — пробормотал ты медленным и дразнящим голосом, — Если ты собираешься говорить обо мне, то, по крайней мере, могла бы говорить на понятном мне языке. Минута тишины. Затем тихий смех Ванды, мягкий и веселый, за которым последовало тихое гулкое одобрение Наташи. - Кто сказал, что мы говорили о тебе? — задумчиво спросила Наташа игривым, дразнящим тоном. Ты фыркнула, сдвинув ноги ровно настолько, чтобы приподняться и взглянуть на них. - Ты не такая уж и таинственная, — возразила ты, наклонив голову. - Я уловила «звезда» и «любимая». Я знаю, что это сентиментальные слова. Ванда ухмыльнулась, прижимаясь сильнее к груди Наташи, ее глаза сверкали от удовольствия. - Ты теперь шпионишь за нами? — поддразнила она. - Не шпионю, — поправила ты, сама невинность, садясь чуть прямее. - Просто... учусь. Наташа ухмыльнулась, ее пальцы прослеживали отсутствующие узоры на руке Ванды, пока она изучала тебя. - Тогда тебе предстоит долгий путь, moya lyubov, — сказала она плавно. - Русский язык не для слабонервных. Ванда напевала, ее взгляд теперь был мягче, наполненный чем-то теплым и знающим. - Мы научим тебя, — пообещала она. - По одному слову за раз. Но только хорошие. Ты усмехнулась, скрестив руки с насмешливой гримасой. - Эй, я крепче, чем ты думаешь. Я справлюсь со всем, что у тебя есть. Наташа обменялась взглядами с Вандой, между ними промелькнуло что-то забавное, прежде чем ее ухмылка стала шире. - Посмотрим. Ванда протянула руку, ее пальцы откинули прядь волос с твоего лица, ее прикосновение было легким, непринужденным. - А пока просто знай, что какие бы слова мы ни использовали, они всегда сказаны с любовью. Было что-то в том, как она это сказала, что-то непоколебимо определенное. Это засело глубоко внутри тебя, пронизывая пространства, которые когда-то казались пустыми. Тебе не нужно было слышать это на русском, чтобы понять. - Я уже знаю, — пробормотала ты, голос теперь стал тише и тверже. И когда Ванда притянула тебя к себе, ее губы нежно прижались к твоим, ты последовал за ней без колебаний, позволив этому моменту окутать тебя, словно обещанием. —————————- В следующий раз, когда очередная дверь была широко распахнута, это произошло в кабинете Наташи. Ты зашлк после последнего занятия, все еще находясь на пике дня. Один из твоих профессоров похвалил твой аргумент во время семинара, и гордость, гудящая в твоей груди, была почти опьяняющей. Ты практически плыла, твоя улыбка была неудержима, когда ты шагала к столу Наташи, горя желанием поделиться ею с ней. Но в своем волнении ты не заметила вазу, стоявшую слишком близко к краю приставного столика. Твоя сумка задела ее, и прежде чем ты успела среагировать, она упала на пол. Резкий, осколки удара керамики о плитку раскололи воздух, заморозив тебя на месте. У тебя перехватило дыхание. Комната вокруг тебя померкла, тепло твоей прежней радости сменилось чем-то холодным, чем-то тесным и удушающим. Стул Наташи заскрежетал по полу, когда она быстро встала, резкое движение только еще больше повергло тебя в панику. Твое сердце ударилось о ребра, твое тело застыло, а твой разум дернулся назад, втянутый в воспоминание, которое ты не могла остановить. Ты больше не было в кабинете Наташи. Ты была там. Маленький. Беспомощный. Воздух был густым от тяжести ярости твоего отца, его голос гудел, плюясь ядом, когда он возвышался над тобой, ругая тебя за твою беспечность. Воспоминание вцепилось тебе в горло, его ярость была такой громкой, что заглушала все остальное. - Извини, я не хотела, я не подумала, пожалуйста, не сердись. Слова вырывались в неистовой спешке, твой голос был едва громче шепота, но все равно отчаянным. Твоя грудь ныла, сжималась от паники, твое зрение затуманивалось слезами. Но выговор так и не пришел. Сквозь густой туман страха ты заметила нечто иное — Наташу, стоящую на коленях перед тобой, ее движения были медленными, осторожными. Она не злилась. Она не кричала. Она не была твоим отцом. Ее руки зависли, открытые и пустые, не тянущиеся, не хватающие, просто ждущие. - Эй, — нежно сказала она, ее голос пробивался сквозь панику, ровный, но невозможно мягкий. - Посмотри на меня, милая. Это был якорь, нечто прочное среди подавляющего потока всего остального. Ты быстро моргала, пытаясь сосредоточиться, твое дыхание было неровным и слишком поверхностным. - С тобой все в порядке, — продолжила Наташа, ее тон был непоколебим. - Это просто ваза. Вот и все. Она помолчала, давая тебе мгновение, ее зеленые глаза искали твои, но в них не было никакой настойчивости — только терпение, только теплота. - Моя маленькая любовь, — пробормотала она, нежность окутала тебя, как что-то безопасное, что-то, предназначенное только для тебя. - Ничего плохого не случится. Ты в безопасности. Я обещаю. Ты хотела ей верить. Твои руки дрожали по бокам, пульс все еще был слишком частым, но паника начала терять свою хватку, буря внутри тебя стала чуть менее яростной. - Могу ли я прикоснуться к тебе? — спросила Наташа, ее голос был осторожным и тихим. Вопрос поразил тебя не из-за его смысла, а из-за уважения, стоящего за ним. Мягкости. Выбора. Ты неуверенно кивнула. Только тогда она сократила расстояние, ее руки нашли твои с самым мягким из прикосновений. Ее большие пальцы медленно скользили, заземляя круги по твоим костяшкам, молчаливое успокоение, устойчивое присутствие посреди развязывания. - Я здесь, — пробормотала она. - Я никуда не уйду. Рыдание пронзило тебя, и прежде чем ты успела остановиться, ты вцепилась в ее руки, плотина внутри тебя наконец-то рухнула. Боль всего этого, годы страха и стыда вылились из тебя тихими, дрожащими вздохами. Наташа не отпускала. Она не торопила тебя. Она не говорила тебе дышать, не пыталась поговорить с тобой. Она просто оставалась. Держала тебя за руки, держала тебя , пока прошлое не перестало быть таким удушающим. Пока настоящее — она — не стало единственным, что держало тебя на привязи. И когда слезы наконец замедлились, ты сделала судорожный вдох, пытаясь успокоиться. Твой взгляд скользнул по разбитым осколкам, разбросанным по полу, стыд скручивался в твоей груди. - Прости, — прошептала ты хриплым голосом. - Я не хотела его сломать. Наташа нежно сжала твои руки, ее прикосновение было теплым, умиротворяющим. - Это всего лишь ваза, — снова сказала она, голос ее был тихим, но уверенным. - Ее можно заменить. Ты не можешь. Слова проникли глубоко, оседая в тех частях тебя, которые все еще готовились к разочарованию, к расстройству, ко всему, кроме этой тихой, непоколебимой заботы. Ты медленно кивнула, последние остатки страха улетучились под теплом ее присутствия. Наташа не торопила тебя. Она просто встала, ее рука легко легла тебе на спину, когда она повела тебя к дивану — не подталкивая, а просто направляя. Ты опустилась на подушки, чувствуя, как пространство меняется, когда она устроилась рядом с тобой, близко, но ненавязчиво. Она не спрашивала. Не любопытствовала. Но терпение в ее глазах, то, как ее пальцы касались мягких, отсутствующих узоров на твоих костяшках, — этого было достаточно, чтобы слова все равно пришли. Сначала они приходили по частям. Фрагментами. Рассеянным следом воспоминаний, которым ты не была уверены, как придать форму. Одиночеством. Тяжестью ответственности, которая навалилась на тебя слишком рано. Тихим, постоянным страхом, который преследовал тебя с тех пор, как ты себя помнишь. Наташа ни разу не перебила. Она просто слушала. Не только словами, но всем — своим присутствием, своей неподвижностью, тем, как она держала для тебя пространство, не требуя больше, чем ты был готов дать. Это было в том, как она смотрела на тебя, ее выражение было мягким, но непроницаемым, как будто она знала, как это тяжело, и ей не нужно было ничего говорить. Ее глаза не отрывались от твоих. Никогда не колебались. И каким-то образом это облегчало продолжение разговора. Когда слова наконец иссякли, Наташа не колебалась. Она притянула тебя к себе, ее руки обвили тебя в крепких, защитных объятиях. Она не предлагала банальностей или пустых заверений. Она просто держала тебя. Спокойно, неподвижно, позволяя всему, что ты наконец выпустила, устроиться между вами — без страха, без осуждения. Ровного биения ее сердца под твоей щекой было достаточно, чтобы успокоить оставшиеся сомнения в том, что она когда-нибудь использует что-либо из этого против тебя. Позже тем вечером, когда она убедила тебя остаться на ночь, ты обнаружила себя свернутым в привычном комфорте их кровати, та же легкость окутала тебя — та же, что ты чувствовала после той ночи на озере. Ты была в середине движения, пытаясь найти идеальное положение, когда тихий скрип двери заставил тебя поднять глаза. Наташа стояла в дверном проеме, небрежно прислонившись к косяку, тихая улыбка играла на ее губах. - Почему ты мне ничего не сказала? — спросила Наташа тихим, задумчивым голосом. - Когда ты была маленькой, когда дома было тяжело — почему ты ничего не говорила? Этот вопрос возник между вами, пробудив нечто, что ты не знала, как выразить словами. Ты пожала плечами, движение было автоматическим, хотя ответ казался совсем не простым. - Отчасти потому, что мне было неловко, — признался ты голосом чуть громче шепота. - Я не хотела, чтобы кто-то узнал. И… я боялся, понимаешь? Боялся того, что может случиться, если я кому-то расскажу. Наташа не перебивала, не давила. Она просто наблюдала за тобой, ее выражение было терпеливым, открытым, давая тебе возможность продолжить. Ты помедлила, прежде чем добавить: - И я думаю... я не думала, что кто-то может мне чем-то помочь. Я поняла, как позаботиться о себе, поэтому я просто... справилась с этим. Наташа тихо выдохнула, не отрывая взгляда от твоего. Она не заговорила сразу, словно давая словам устояться, взвешивая их в уме, прежде чем ответить. - Ты была всего лишь ребенком, — наконец сказала она ровным голосом. - Тебе не следовало нести это в одиночку. Никто не должен. Твое дыхание слегка сбилось от уверенности в ее тоне. Она не толкала, не требовала ответа. Вместо этого она оттолкнулась от стены и двинулась к тебе с тихой решимостью, садясь рядом с тобой на кровать. Она потянулась к твоей руке, не насильно, просто так, чтобы ты могла отстраниться, если бы захотела. - Ты заслуживала лучшего, — пробормотала она, ее пальцы обхватили твои так, что это было одновременно твердо и осторожно. - И я знаю, что не могу изменить прошлое, но я могу быть здесь и сейчас. Я буду здесь и сейчас. В ее голосе не было ни колебаний, ни вопросов. Просто простая правда. Ты посмотрела вниз, нервно теребя одеяло, внезапно ошеломленная. - Это не твоя вина, — тихо сказала ты. - Нет, — согласилась Наташа, ее хватка на твоей руке слегка усилилась, успокаивая. - Но я все равно хотела бы быть рядом с тобой тогда, - она помолчала, качая головой. - Чтобы напомнить тебе, что тебе не пришлось делать все это самой. Что тебе не следовало этого делать. Ком в горле увеличился, давя на ребра, и ты с трудом сглотнула. Наташа снова сжала твою руку. - Но я могу быть здесь сейчас, — продолжила она, ее голос стал тише и увереннее. - И я буду напоминать тебе, сколько потребуется, что тебе больше не придется проходить через что-либо в одиночку. Ее слова глубоко засели, окутывая что-то внутри тебя, что слишком долго оставалось нетронутым. Эмоции стали слишком сильными, и прежде чем ты успела что-то угадать, ты потянулась к ней, притягивая ее к себе с улыбкой. Наташа удивленно хихикнула, позволяя тебе притянуть ее к себе. И когда она была так близко, ты не могла сдержаться — ты покрыла ее лицо маленькими, игривыми поцелуями, сначала щеку, потом кончик носа, потом лоб. Она драматично вздохнула, покачав головой, хотя теплота во взгляде выдала ее. - Тебе так повезло, что я люблю тебя, — пробормотала она, и в ее голосе звучала та редкая мягкость, которую она приберегала только для тебя. Ты ухмыльнулся, прижимаясь последним поцелуем к уголку ее рта. - Я знаю. Только когда ее пальцы нашли твой бок, безжалостно щекоча тебя, ты задохнулась, извиваясь, и смех сорвался с твоих губ. - Стой, стой! — задыхалась ты, твой смех прерывался между отчаянными вдохами, пока ты извивалась под неустанной атакой Наташи. Ты слабо толкала ее в плечи, тщетно пытаясь вырваться, но она не сдавалась. Ее собственный смех смешался с вашим, звук был легким и непринужденным, заполняя пространство между вами. Похоже, твои протесты привлекли внимание аудитории, потому что вскоре в дверях появилась фигура Ванды. - Мне нужно вмешаться? — спросила она, ее голос был полон веселья, когда она осматривала сцену, скрестив руки на груди и сверкая глазами. Ты мгновенно повернулась к ней, протянув руки в преувеличенном отчаянии. - Ванда, спаси меня! Но Ванда только покачала головой, явно наслаждаясь зрелищем, и пошла дальше в комнату. Она наклонилась к Наташе, чьи пальцы все еще обвивали твою талию, и медленно поцеловала ее в щеку. - У тебя все под контролем, — пробормотала она, ее губы изогнулись в лукавой усмешке, прежде чем она повернулась и исчезла в спальне, оставив тебя на произвол судьбы. - Предательница! — крикнула ты ей вслед, но это лишь вызвало у тебя еще одну озорную ухмылку от Наташи, прежде чем она наконец — к счастью — смягчилась. Ее пальцы замерли, вместо этого сместившись, чтобы обнять твою талию, когда она позволила своему весу опуститься на тебя. Смех между вами смягчился, перейдя во что-то более тихое, во что-то более интимное, когда она посмотрела на тебя сверху вниз. Она протянула руку, убирая прядь волос с твоего лица, ее прикосновение задержалось. Изменение в воздухе было едва заметным, но несомненным. Затем, медленно, она наклонилась. Ее губы встретились с твоими в поцелуе, который был неторопливым, нежным в отличие от дразнящих моментов до этого. Он растопил остатки смеха, заменив их чем-то более теплым, чем-то более глубоким. Когда она отстранилась, ее губы едва коснулись твоей кожи, она позволила им скользнуть к твоей шее, прижимая томный поцелуй чуть ниже твоей челюсти. Ее голос шептал тебе на кожу, посылая дрожь по позвоночнику. - Я люблю тебя, — пробормотала она, слова окутывали тебя, словно мягкие объятия. - Так сильно, очень сильно. Твои руки нашли ее лицо, нежно прижимая его к себе, ты смотрела ей в глаза, твое сердцебиение замирало от тихой, размеренной радости. - Я тоже тебя люблю, — сказала ты, и твой голос был полон уверенности. Наташа улыбнулась, перевернулась на бок, приподнявшись на локте. Ее пальцы двигались с тихим почтением, легко и неторопливо обводя контуры твоего лица. Это было видно по ее глазам еще до того, как она заговорила, — по тому, как они светились чем-то мягким, чем-то непоколебимо любящим. - Мой маленький герой... Твое дыхание сбилось, знакомая тоска завилась в груди. Боль чего-то лелеемого, чего-то упущенного. Ты потянулась, накрыл ее руку своей, нежно уговаривая ее. - Все в порядке, — пробормотала ты ровным голосом, полным уверенности. - Я скучаю по этому. На мгновение Наташа просто посмотрела на тебя, ее губы слегка приоткрылись, как будто слова застали ее врасплох. Затем что-то изменилось в ее выражении лица — что-то более глубокое, теплое, как тихое понимание, проходящее между вами. Мягкая, почти застенчивая улыбка играла в уголках ее губ, и когда она снова заговорила, ее голос окутывал тебя, как знакомое объятие. - Мой маленький утенок, — прошептала она, и слова эти были такими нежными, такими ее собственными , что у тебя в животе затрепетало что-то непередаваемо прекрасное. Момент был идеальным — пока драматический вздох Ванды не нарушил тишину, заставив вас двоих обратить взгляд к двери ванной. Она стояла, прижав руку к груди, с широко раскрытыми от преувеличенного потрясения глазами. - О, боже! — проворковала она, и ее губы дрогнули от удовольствия. Ты застонала, уже чувствуя поддразнивание в воздухе, прежде чем она даже открыла рот. Бросив на нее насмешливый взгляд, ты попыталась — попыталась — сохранить серьезное выражение лица, но подергивание твоих губ выдало тебя. Ванда победно улыбнулась, когда она неторопливо двинулась вперед, каждое ее движение было томным, обдуманным, когда она заползла на кровать, плавно скользнув в пространство рядом с тобой и Наташей. - Итак, — размышляла она, устраиваясь поудобнее, ее голос был легким и дразнящим. - Мне тоже разрешено это использовать, или это исключительная привилегия? - она заговорщически подмигнула Наташе, ее улыбка стала лукавой. Ты усмехнулась, бросив на нее многозначительный взгляд. - Абсолютно нет, — парировала ты. - Ты предатель. Ты бросила меня на произвол судьбы раньше, когда я больше всего в тебе нуждалась. Брови Ванды взлетели вверх, когда она схватилась за свои невидимые жемчужины, ахнув от притворной обиды. - Предатель ? — повторила она, возмущенная. Она наклонилась, ее лицо зависло всего в нескольких дюймах от твоего, ее выражение было преувеличенно испытующим. - Ты ранишь меня, милая. По-настоящему. Ты изо всех сил старалась удержаться на месте, сохраняя свой суровый взгляд, но Ванда была неумолима. Ее глаза слегка сузились, уловив легкое подергивание уголка твоего рта — крошечное предательство твоей решимости. И в ту секунду, когда она это увидела, ее ухмылка стала совершенно злой. - О, ты блефуешь, — промурлыкала она, ее голос был тихим, полным торжества. - Я вижу эту маленькую улыбку. - Нет, не я, — парировала ты, хотя голос твой дрожал от едва сдерживаемого смеха. - О, но это так, — возразила она, и ее ухмылка стала еще более самодовольной, когда она наклонилась вперед. Прежде чем ты успела отреагировать, она набросилась. Ее пальцы нашли твои бока, беспощадные и непреклонные, пока она щекотала тебя без ограничений. Испуганный крик сорвался с твоих губ, быстро поглощенный неконтролируемым смехом, когда ты извивалась под ее натиском. - Ванда! — ахнула ты, извиваясь в отчаянной, но тщетной попытке вырваться. Напротив вас Наташа — вечная зачинщица — просто откинулась назад, наблюдая за разворачивающимся хаосом с ухмылкой на губах, явно наслаждаясь представлением. - Я прощу тебя, — поддразнила Ванда, ее руки все еще танцевали по твоим ребрам, пока ты извивался под ней, — Но только если ты признаешь, что я лучшая. - Никогда! — удалось выдавить тебе между приступами смеха, слабо отбивая от ее рук. Ухмылка Ванды смягчилась, когда она наконец смягчилась, ее прикосновение изменилось с игривого на нежное, когда она обхватила твое лицо руками. Она наклонилась, прижимая медленный, томительный поцелуй к твоему лбу. - Ладно, — пробормотала она, голос ее стал тише, потеряв часть своего озорства, сменившись чем-то более мягким. - Думаю, я соглашусь быть второй по качеству. - Третий лучший, — плавно вставила Наташа, вытягивая руки за головой, с выражением полной безразличности на лице. На этот раз ты обратила на нее свой взгляд , все еще пытаясь отдышаться. - Вы все смешны, — пробормотала ты, хотя нежность в твоем голосе выдала тебя. Ванда наклонила голову, в ее глазах мелькнуло веселье, прежде чем его место заняло что-то более теплое. Ее пальцы откинули прядь волос с твоего лица, ее прикосновение было легким, задумчивым. - Но ты все равно нас любишь, — пробормотала она, и ее поддразнивание сменилось тихой уверенностью. Медленная улыбка расползлась по твоим губам. - Да, — признала ты, твой голос был мягким. - Я. Ванда удовлетворенно напевала, звук был тихим и успокаивающим, пока она поправляла одеяло, аккуратно подтыкая его вокруг тебя руками. Затем, не колеблясь, она притянула тебя к своей груди, ее руки плотно обхватили тебя. Тепло ее тела на твоей спине, медленный, ровный подъем и падение ее дыхания — этого было достаточно, чтобы заставить твои веки стать тяжелее. Наташа, всегда являвшая собой образец непринужденной грации, взяла книгу и очки с тумбочки, устраиваясь в своей обычной позе. Ты молча наблюдала за ней, твой взгляд задержался дольше, чем предполагалось. Когда она наконец поймала твой взгляд, проблеск веселья в ее глазах заставил тебя улыбнуться, застенчиво и довольно. Мягкие мычания Ванды вибрировали у тебя за спиной, тихая мелодия пронизывала комнату. Звук, ровный и знакомый, убаюкивал тебя, приближая ко сну, и как раз когда тебя собирались утянуть под воду, голос Ванды прорезал тишину, мягкий, но несомненно дразнящий. - Значит, я так понимаю, что ты всего лишь Наташин утенок? Слабый, удивленный вздох вырвался у тебя, когда ты приоткрыла один глаз, поймав понимающую ухмылку, тянущуюся к губам Наташи с того места, где она сидела, ее книга все еще лежала в ее руках. Она метнула взгляд в твою сторону, явно наслаждаясь собой, но ничего не сказала. Повернувшись к Ванде, ты обнаружила, что она пристально смотрит на тебя, веселье пляшет в ее изумрудных глазах, пока она изучает твое лицо. Она не просто играет — она ждет. Ты улыбнулась теплу в ее взгляде, нежность под ее поддразниванием заставила твою грудь сжаться тем знакомым, чудесным образом. Она не отвела взгляд, ее выражение лица выжидающе, как будто твой ответ имел больше смысла, чем ты могла понять. Ты потянулась к ней, проведя пальцами по изгибу ее шеи, чувствуя мягкий гул ее пульса под твоим прикосновением. Тихий вдох сорвался с ее губ, когда ты позволила своим пальцам блуждать, скользя вниз по ее ключице, прежде чем скользнуть обратно вверх, скользя в тепло ее волос. Ее дыхание слегка сбилось, изменение было едва заметным, но несомненным, когда ее тело все больше растворялось в моменте. Твой большой палец медленно, лениво описывал круги на затылке, а ее ресницы трепетали, теперь ее все внимание было сосредоточено на тебе, полностью и совершенно плененное. Было приятно не торопиться вот так, просто чувствовать ее — мягкую, теплую, полностью присутствующую под твоим прикосновением. Ты наклонилась, коснувшись кончиком своего носа ее носа, движение было легким, как перышко, преднамеренным. - Я ваш утёнок, — пробормотала ты, позволяя словам задержаться между вами, прежде чем отстраниться ровно настолько, чтобы встретиться с ней взглядом. - Ваш. Эффект был мгновенным. Глаза Ванды на мгновение расширились, ее радость была такой чистой, такой настоящей , что от нее почти перехватывало дыхание. Затем выражение ее лица смягчилось, что-то более глубокое поселилось там, что-то, что ощущалось как дом. Мягкий, почти восторженный смех вырвался из нее, когда она притянула тебя к себе, ее руки обвились вокруг тебя с тихой уверенностью. - Мой маленький утенок, — прошептала она, слова были наполнены теплом, принадлежностью . Ее губы нашли твои в поцелуе, который длился долго, неторопливо, полный любви, не нуждавшейся в словах. Краем глаза ты заметила момент, когда Наташа слегка опустила книгу, а ее ухмылка сменилась чем-то более мягким, чем-то несомненно ласковым. - Наш утенок, — пробормотала она, и в ее голосе отчетливо слышалась тихая гордость. Ванда напевала тебе на кожу, ее губы ласкали твой висок в медленной, томительной ласке. - Наш, — повторила она. И вот так вот, ты была ... Окутанный их теплом, их прикосновениями, их тихой, непоколебимой любовью — ты принадлежала им. Не было никаких сомнений. Никаких колебаний. Просто принадлежность. Пока рука Ванды медленно, успокаивающе гладила твою спину, а Наташа вернулась к своей книге, время от времени бросая на тебя взгляд, ты закрыла глаза, и покой всего этого мягко погрузил тебя в сон.