Твой цвет

Известие о смерти твоего отца пришло дождливым утром четверга. Ты былв в блаженном неведении по пути в лабораторию, когда имя твоего дяди мелькнуло на экране. Ты ответила не задумываясь, отойдя в сторону, чтобы принять звонок. Но к тому времени, как он закончился, ты поняла, что если кто-то спросит тебя, что было сказано, ты не сможешь вспомнить ни единого слова. Все, что ты знала, это то, что ты снова двигаешься — бесцельно, беснаправленно. Странно, как мир оставался таким... обычным. Как будто смерть твоего отца вообще ничего не изменила. Не было никакого космического сдвига, не было падающих с неба птиц, не было внезапной трещины в земле под твоими ногами. Гравий все еще хрустел, когда ты шла. Ветер все еще дергал за свободные пряди твоих волос. Мир продолжал вращаться, безразличный к тому факту, что кто-то, кто когда-то был больше жизни, теперь ушел. А ты — ты ничего не почувствовала. Ну, это было не совсем так. Ты чувствовала себя дурочкой. Ты сидела в той больничной палате несколько недель назад, охваченная удушающим страхом того, как будет выглядеть жизнь без него. Ты задавалась вопросом, будет ли мир ощущаться по-другому, разобьется ли что-то внутри тебя в тот момент, когда его не станет. И все же, вот ты здесь. Мир не закончился. Время не остановилось. И ты тоже. Резкий, пронзительный звонок телефона разбил оцепенение. Ты моргнула, и мир резко сфокусировался. И ты оказалась в парке у каменного моста, перед тобой раскинулся знакомый пруд, чья поверхность рябила под дождем. Ты нахмурилась, когда посмотрели на экран, а затем снова на воду, пытаясь понять, как ты здесь оказалась. Когда ты наконец ответила, в трубке раздался голос Елены. - Эй, где ты, черт возьми? Мы же должны были пообедать. Ты отодвинула телефон от уха и, нахмурившись, посмотрела на время. - Привет? Проведя рукой по лицу, ты вздохнула. - Извини, я, эээ… - Что с тобой? Где ты? Твой взгляд метнулся к мосту. - Я в парке? — это прозвучало скорее как вопрос, чем как ответ, и ты быстро прочистила горло. - Я у каменного моста, рядом с домом Нат и Ванды. На другом конце провода послышался какой-то шорох, приглушенное ругательство, а затем ворчание: - Просто оставайся там. Я скоро буду. Ты опустила телефон на колени, тупо уставившись на экран, прежде чем снова перевести взгляд на пруд. Пожилая пара стояла у кромки воды, наблюдая, как утки лениво скользят по поверхности. Они выглядели мирными, невозмутимыми, как будто ничего в мире не изменилось. И тем не менее, все произошло именно так. Разве ты не должна что-то чувствовать? Разве не должно быть дыры, боли, чего-то иного, чем это тупое, безразличное онемение? Разве не должно быть больно? Внезапный толчок вырвал тебя из раздумий, телефон соскользнул с колен и упал на пол, а Елена с тяжелым вздохом опустилась на скамейку рядом с тобой. - Блядь, — выдохнула ты, наклоняясь, чтобы поднять телефон. Пальцы слегка дрожали, когда ты стряхивала влагу. - Как ты так быстро добралась? Елена нахмурилась, быстро окидывая вас взглядом. - Мне потребовалось около двадцати минут, чтобы добраться сюда, так что я бы не стала звонить так быстро. Ты открыла рот, чтобы ответить, но слова застряли где-то в горле. Двадцать минут. Как могло пройти двадцать минут, если казалось, что это всего лишь секунды? Елена вздохнула, стряхивая капли дождя с куртки, прежде чем откинуться на скамейку. - Так ты собираешься рассказать мне, что происходит? — спросила она ровным, осторожным тоном. - Это не похоже на тебя — просто исчезнуть без смс. Ты колебалась, проводя пальцами по краям чехла для телефона. Слова тяжело сидели в твоей груди, давя, ожидая. Но они отказывались выходить. Ты резко выдохнула, пнув гравий под ногами. Может быть, лучше было просто сказать: «Сними повязку». Ты прочистила горло, как будто это поможет выговорить слова, но все равно чувствовал, что находишься в милях от своего тела, когда твои губы наконец шевельнулись. - Мой отец умер. Слова были произнесены едва слышным шепотом, хрупкими и неуверенными, и на мгновение даже возникло ощущение, что она их не расслышала. Но потом... Резкий вдох. Она ничего не сказала сразу, просто придвинулась ближе, ее рука коснулась твоей. - Я... — ты попыталась продолжить, но слова запутались, сплелись во что-то слишком запутанное, чтобы их можно было распутать. Что ты должна был сказать? Что ты не знаешь, как себя чувствовать? Что мир продолжал двигаться, как будто ничего не произошло, но твой разум застрял, неспособный двигаться вместе с ним? Елена ждала. Она не давила, но ты чувствовала, как она наблюдает, читает тишину между твоими словами, ищет на твоем лице ответы, которых у тебя нет. - Я не знаю, что делать, — наконец призналась ты, голосом тонким, еле сдерживаемым. - Я ничего не чувствую. Это как... как будто я сломана или что-то в этом роде. - Ты не сломлена, - ее голос был твердым, ровным. Но ее пальцы были нежными, когда они переплетались с твоими. - Ты скорбишь. - Но это не похоже на скорбь. - слова вырвались прежде, чем ты успела их остановить. - Разве не должно быть больнее грустной? Разве я не должна плакать или кричать или... - Знаешь, горе у всех разное, — мягко прервала Елена, наклоняясь к тебе, пока ее глаза не встретились с твоими. - Иногда оно тихое. Иногда требуются дни, недели, месяцы, чтобы оно наступило. А иногда…, - она замолчала, слегка сжав твою руку и одновременно подтолкнув тебя в плечо своей. - Иногда это просто сидение на скамейке под дождем с другом. Ты уставилась на нее, и впервые за весь день что-то прорвалось сквозь оцепенение. Это не было облегчением. Не совсем. Скорее, как маленькая полоска света, прорезающая туман, достаточно резкая, чтобы напомнить тебе, что ты все еще здесь. Что этот момент был реальным. Елена больше ничего не сказала. Она не просила больше, чем ты можешь дать. Вместо этого вы двое сидели там, пока дождь смягчался до мороси, наблюдая, как капли цепляются за листья и края скамейки. Утки уже ушли, оставив пруд тихим и спокойным, воду нетронутой. Елена стояла рядом с тобой, нежно проводя большим пальцем по твоей руке, и говорила все то, что не могли выразить слова. - Я думала, что это будет по-другому, — тихо призналась ты, твой голос едва доносился сквозь ветер. Твой взгляд был прикован к ряби, распространяющейся по воде, каждая из которых исчезала прежде, чем ты успевала проследить ее до конца. Елена помолчала мгновение, прежде чем заговорить. - Ничего страшного, если не случится, — пробормотала она. - Ничего страшного, если ты не знаешь, что чувствовать сейчас. Тебе не обязательно сегодня во всем этом разбираться. Ты вздохнула, сжимая ее руку, находя утешение в тепле ее пальцев на своих. - Не думаю, что смогу вернуться в лабораторию, — сказала ты через некоторое время, и слова вырвались прежде, чем ты успела их осмыслить. - Тебе не обязательно это делать. - она придвинулась ближе, отпустив твою руку, но обняла тебя за плечи. - Не сегодня. Не завтра. Пока ты не будешь готов. И тут навернулись слёзы. Тихо, неожиданно. Скатились по щекам, прежде чем ты успела их осознать. Елена ничего не сказала, не пыталась вытащить тебя из этого или сказать, что все будет хорошо. Она просто крепче обняла тебя, позволяя тебе погрузиться в тишину, в простой комфорт пребывания здесь. Ты наклонилась к ней, положив голову ей на плечо, и впервые за несколько часов ты позволила себе дышать. Время тянулось медленно и неровно. Только когда высохли последние твои слезы, Елена нежно подтолкнула тебя, ее губы дрожали от холода. Она выглядела так, будто могла замерзнуть насмерть, несмотря на то, что весна уже наступила. Ты нахмурилась, потирая руками ее руки вверх и вниз в попытке согреть ее. - Тебе следовало что-то сказать, — пробормотала ты. Она отмахнулась от тебя, отмахнувшись, словно это было пустяком. - Я переживу, — пробормотала она, подталкивая тебя к тропинке. - Пошли. Пойдем домой. Медленно, тяжелыми шагами ты пошла в сторону дома Наташи и Ванды. Ты все ждала, когда эмоции улягутся, когда горе оформится во что-то, что ты сможешь удержать, во что-то, что ты сможешь понять. Но этого не произошло. Даже после слез все еще было пусто — словно они исходили из какой-то механической части тебя, а не из твоего сердца. Раньше твои слезы были бурями грусти, гнева, радости. Но эти? Эти были тихими. Отстраненными. Ты взглянула на Елену. Она шла рядом с тобой, устремив взгляд вперед, засунув руки глубоко в карманы. Ты сглотнула. - Как мне им сказать? Она слегка повернула голову. - Нэт и Ванде? Ты кивнула, засунув руки глубже в карманы. Елена выдохнула, наклонив голову, словно взвешивая свои слова. - Я не могу сказать тебе, как это сделать, Утёнок. Но я думаю, ты просто... скажи им. Как ты сказала мне. Ты прикусила губу, твои мысли роятся в поисках чего-то большего. Какого-то способа сказать это, не говоря этого. Елена прочистила горло, и ты уловила проблеск сомнения в ее выражении. К этому времени ты уже изучила все ее маленькие подсказки, и эта была безошибочной. У нее было что-то на уме. И что бы это ни было, ты не была уверена, что готов это услышать. - Ты пойдешь? — наконец спросила Елена, ее голос стал тише. Она пнула небольшой камень по тротуару, наблюдая, как он подпрыгивал и скользил вперед. Ты следила за его неровным путем глазами, как будто ответ мог скрываться где-то в трещинах тротуара. Ей не нужно было ничего объяснять. Ты и так поняла, что она имела в виду. Мысль о возвращении заставила тебя сжаться. - Думаю, мне придется, — пробормотал ты, слова были неуверенными, даже когда они покидали твой рот. Ты взглянула на нее, ища на ее лице подтверждения. - Правда? Елена пожала плечами, выражение ее лица было непроницаемым. - Да, я имею в виду... я так думаю. Ты выдохнула, грудь сжалась, когда мысль о том, что ты снова увидишь свою мать, пробудила что-то беспокойное внутри тебя. Оно свернулось глубоко, затрудняя дыхание. Прежде чем ты успела увязнуть слишком глубоко, Елена толкнула тебя в плечо, оттягивая назад. - Ты же знаешь, что они пойдут с тобой, да? — тихо сказала она. - Ты не будешь одна Ты сжала губы, уставившись на тротуар. Мысль о том, что ты втянешь Наташу и Ванду в очередную семейную проблему, заставила твои нервы напрячься. Ты опустила взгляд, считая трещины на тротуаре, твой разум прокручивал в голове неизбежность того, что должно было быть сделано. Мысль о том, чтобы вернуться в эту квартиру — ту, которая никогда не ощущалась как дом — заставила твой желудок сжаться. Ты с трудом сглотнула, пытаясь протолкнуть его вниз. Рядом с тобой Елена шла рядом, засунув руки в карманы куртки. Она больше ничего не говорила, не пыталась облегчить, но каким-то образом, просто ее присутствие делало это менее невозможным. Для тебя ее возвращение в жизнь значило больше, чем ты когда-либо могла бы описать, как будто между вами никогда и не было никакого расстояния. С тех пор, как она приняла ваши отношения с Наташей и Вандой, она сделала все, чтобы закрыть этот пробел, чтобы присутствовать, чтобы напомнить тебе, что она все еще твоя семья. И ты ценила это больше, чем она когда-либо могла себе представить. А это? Это было не то, что она могла исправить. Никто из них не смог. И когда дом Наташи и Ванды показался в поле зрения, и ты попыталась подготовиться, мысленно репетируя реплики, которые ты скажешь, стены, которые ты поддержишь. Ты медленно последовала за Еленой через входную дверь и сделал медленный, ровный вдох. Вы нашли Наташу на кухне, когда ты шагнула дальше, ее взгляд метнулся вверх, когда Елена застонала, ругаясь себе под нос, когда она ударилась пальцем ноги об одну из закрытых картин Ванды в коридоре. Наташа покачала головой с легкой ухмылкой, но ее внимание быстро переключилось, ее острые глаза остановились на тебя. Она не спросила ничего сразу, но легкий наклон ее головы сказала тебе, что она уже оценивает, уже читает между строк. - Эй, вот ты где, — сказала она, нарушая тишину с легкой теплотой, хотя за ней можно было услышать вопрос. - Ты опоздала. - Застряла, — быстро ответила ты, выдавив из себя легкую улыбку, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы развеять любые подозрения. Прежде чем Наташа успела надавить еще сильнее, из гостиной появилась Ванда, держа в руках кружку чая. Ее взгляд мгновенно нашел тебя, мягкий, но острый, словно она могла видеть сквозь осторожную маску, которую ты пыталась надеть. - Ты была под дождем, — пробормотала она, подходя ближе, ее пальцы слегка коснулись твоей щеки, чтобы стереть случайную каплю. Ее прикосновение задержалось на секунду дольше, чем нужно, ее лоб слегка наморщился. - Я в порядке, — сказала ты, отступая назад и нацепив на лицо еще одну привычную улыбку. Ванда обменялась взглядом с Наташей. Но прежде чем кто-либо из них успел что-то сказать, вмешалась Елена, ее голос разрушил растущее напряжение. - Я умираю с голоду. У вас есть какие-нибудь планы, или я могу что-нибудь взять для себя и Утёнка? Губы Наташи дернулись, но она не отвела от тебя глаз. - Я думала о лазанье, но я открыта для предложений. - Лазанья звучит идеально, — сказала ты слишком быстро, твой голос был слишком ярким. То, как Наташа наклонила голову, заставило твой желудок сжаться. Тебе нужно было выбраться оттуда. Пробормотав быстрое оправдание, ты ускользнула в гостиную, твои шаги были немного слишком поспешными. Ты почувствовала, как струйка пота скользнула по твоей спине, твое дыхание перехватило, когда ты увеличила расстояние между собой и их бдительными глазами. Как только ты скрылся из виду, ты резко выдохнула, прижавшись спиной к стене. Ты зажмурилась, твое сердце забилось слишком быстро. Ты знала, что они заботятся. Наташа и Ванда всегда заставляли тебя чувствовать себя в безопасности, всегда давали тебе место для приземления. Но это было не то, чем ты хотела поделиться. Не тогда, когда они уже имели дело со слишком большим количеством твоего багажа для твоего комфорта. Завтра, ты решила. Завтра ты скажешь им, что тебе нужно уйти. Что ты справишься сама. Тебе не нужно было их беспокойство. Не хотела, чтобы они меняли свою жизнь ради еще одной твоей проблемы. Но утро наступило слишком рано. Еще до того, как солнце коснулось горизонта, правда уже вылилась из твоих уст, задержавшись между вами как нечто незыблемое. Наташа и Ванда сидели напротив тебя за кухонным столом, их выражения лиц были спокойны, но глаза выдавали их. Ты сохраняла ровный голос, придерживаясь фактов — твой отец умер, похороны через два дня, и тебе нужно было домой. Ты пробежала по остальному, запутанному беспорядку эмоций, все еще слишком сложному для распутывания, сосредоточившись вместо этого на логистике. Если бы ты продолжала двигаться, если бы ты оставалась практичной, возможно, это не настигло бы тебя. Но тебе следовало бы знать лучше. Рука Ванды оказалась на твоей руке прежде, чем ты успела договорить, ее тепло проникло в твою кожу, успокаивая твои напряженные нервы, даже когда ты пыталась вырваться. - Ты не сделаешь этого в одиночку, — сказала она мягким, но твердым голосом, не оставляя места для споров. - Я забронирую билеты, — добавила Наташа, уже доставая телефон. Ее тон был ровным, деловым, словно она констатировала неизбежность, а не делала предложение. - К тому времени, как ты будешь готова, мы соберемся и будем готовы. - Мне не нужно... - Не надо, — прервала ее Ванда, ее голос стал тверже, ее хватка слегка усилилась. - Мы идем с тобой. - Тебе не обязательно, — пробормотала ты, качая головой. - Я справлюсь... - Мы знаем, что ты можешь, — сказала Наташа, наконец оторвавшись от телефона, ее взгляд был острым, но не злым. - Но то, что ты можешь, не значит, что ты должна, - она удерживала твой взгляд еще некоторое время, прежде чем вернуться к экрану, ее пальцы эффективно двигались, пока она продолжала делать приготовления. И это было все. К тому времени, как завтрак закончился, ваши сумки были упакованы, и Наташа ходила взад-вперед, подтверждая бронь в отеле. Ты пыталась спорить — один раз, может, два — но никто из них не слушал, отмахиваясь от твоих протестов, как от крошек на стойке. И вот ты застрялиэа в среднем кресле тесного самолета, наблюдая, как мир сжимается под вами. Наташа сидела слева от тебя, листая журнал с интересом человека, который на самом деле не читает. Справа от тебя Ванда держала в руках кружку для путешествий, ее взгляд был устремлен в окно, хотя тихое, ритмичное постукивание ее пальцев по чашке говорило тебе, что ее мысли были где-то в другом месте. Ты выдохнула, твои мысли запутались в полусформированных воспоминаниях и неотвеченных вопросах о том, почему ты чувствовала себя такой отстраненной от собственных эмоций или их отсутствия. И город, который ты оставила позади, казался другой жизнью, в которую ты не была уверена, как вернуться после прошлого раза. - Ты молчишь, — пробормотала Ванда, пробиваясь сквозь шум в твоей голове. Ты уклончиво мычала, но ее пристальный взгляд впивался в тебя. Вздохнув, ты повернулась к ней. - Я в порядке. Она не ответила, но ей это и не нужно было. Ты моглиэа чувствовать, что она наблюдает за тобой. Наташа перевернула еще одну страницу, на этот раз медленнее, слегка поерзав на сиденье. Тонко. Недостаточно тонко. Было ясно, что она слушает. - Я серьезно, — добавила ты, выдавив из себя отработанную улыбку и взглянув на Ванду. - Со мной все будет в порядке. Она не выглядела убежденной, но кивнула, позволяя тишине снова воцариться между вами. К середине полета появились бортпроводники с напитками и закусками, и на какое-то время ты позволила себе сосредоточиться на простой, бессмысленной рутине. Ты медленно потягивала заказанную вами колу, наблюдая, как Наташа отмахнулась от предложения арахиса, а Ванда приняла ее воду вежливым кивком. Было легче оставаться в этом моменте, позволить повторению повседневных вещей держать тебя на земле, вместо того чтобы думать о том, что ждет тебя по ту сторону самолета. Но вскоре самолет начал снижаться, а ты не была готова. Знакомый пейзаж простирался внизу, лоскутное одеяло полей и старых улиц, которые ты думала, что больше никогда не увидите. Твоя грудь сжалась, хотя было ли это от беспокойства или от чего-то еще, ты не могла точно сказать. Наташа потянулась, сжав твою руку, прежде чем отпустить. Ванда наклонилась ровно настолько, чтобы ее плечо коснулось твоего. Они ничего не сказали, и ты была благодарна за это. Слова были не тем, что тебе сейчас было нужно. Все происходило слишком быстро, твои мысли спутались и запутались, когда самолет приземлился с толчком, а затем ты вошла в терминал, глубоко вдыхая в попытке утихомирить тревогу, царапающую твои ребра. Два дня перед похоронами прошли как в тумане, каждое мгновение перетекало в следующее. Ты была занят приготовлениями, вялыми попытками нормальности, всем, что не давало твоему разуму слишком долго застревать в одном месте. Наташа и Ванда были рядом, давая тебе пространство, но не позволяя тебе уплыть слишком далеко. Ты ценила их присутствие больше, чем могла бы выразить словами, хотя небольшая часть тебя все еще желала, чтобы они не настаивали на своем приходе. И теперь, стоя в углу маленькой часовни, разглаживая складки на своем черном платье, ты героически пыталась сдержать свои нервные тики. Тихий гул голосов заполнял пространство, знакомые лица появлялись и исчезали из виду, но твое внимание оставалось прикованным к входу. Ее еще не было. Ты не видела свою мать с тех пор, как выписалась из больницы несколько недель назад, с тех пор, как все развалилось перед Наташей и Вандой. Воспоминание было все еще острым, все, от ее слов, ее выражения лица, до того, как она смотрела на тебя, как будто ты была не более чем разочарованием. Было достаточно плохо терпеть ее резкие замечания, но видеть Наташу и Ванду свидетелями этого? Это было невыносимо. И теперь она снова увидит тебя. Не только тебя, но и двух женщин, которые стояли рядом с тобой, которые видели ее насквозь, которые вызвали жестокость, от которой ты годами пыталась отмахнуться. У тебя скрутило живот при мысли о том, что она может сказать, что она может сделать, когда увидит их здесь. Пальцы Ванды коснулись твоих, возвращая тебя в настоящее. - Как ты держишься, милая?, - ее голос был тихим, но в нем было тепло, ровное и знакомое, словно у нее было все время мира для тебя. Она слегка наклонила голову, изучая тебя так, как она всегда это делала, словно она могла видеть сквозь стены, которые ты даже не осознавала, что возводишь. Ты быстро кивнула, хотя и не была уверена, что это правда. - Да, я в порядке, — пробормотала ты, выдавливая слабую улыбку. Она не толкала, не уличала тебя во лжи. Вместо этого она нежно сжала твою руку. Ты сглотнула, не решаясь заговорить. Наташа подошла ближе, ее присутствие было прочным и успокаивающим. Сначала она ничего не сказала, просто позволила тишине растянуться между вами, прежде чем ее рука нашла твою руку. - Послушай меня, — пробормотала она, понизив голос, словно обращаясь только к тебе. - Что бы ни случилось сегодня, мы тебя не оставим. Тебе не нужно готовиться к драке, и тебе не нужно ничего доказывать. Мы тебя поймаем, ладно? Она позволила своей руке побыть там еще мгновение, тихо успокаивая, а затем добавила: - И если в какой-то момент тебе понадобится уйти, просто скажи, и мы уйдем. Слова должны были успокоить. Может, так оно и было. Но они не могли заглушить жужжание в голове, когда открылись двери часовни — И вот она. Твоя мать вошла с той же отточенной осанкой, как всегда, ее черное платье было идеально отглажено, выражение лица было непроницаемым, но острым, когда ее взгляд скользнул по собирающейся толпе. Узел в твоем животе сжался еще сильнее, когда ее глаза остановились на тебе, слегка сузившись, прежде чем метнуться к Ванде и Наташе, которые стояли по обе стороны от тебя, словно пара часовых. Ты выпрямила спину, решив не съеживаться под ее пристальным взглядом, но пульс все равно участился, а горло выдало тебя, болезненно сжавшись. Губы твоей матери сжались в тонкую линию, и на мгновение ты подумала, что она может развернуться и уйти. Но к твоему ужасу она шагнула вперед, ее каблуки тихонько щелкнули по полу. Звук не должен был быть таким громким, но каждый шаг эхом отдавался в твоих ушах, и ты инстинктивно приготовилась к атаке. - Я вижу, ты пришла, — сказала она, ее голос был четким, когда она остановилась в нескольких шагах от тебя. Как всегда, ты принимала каждое слово и пытался уловить его смысл, эмоции, которые с ними связаны. И ты сглотнула комок в горле, когда почувствовал что-то очень близкое к раздражению или к разочарованию. Руки у тебя дрожали по бокам, как бы ты ни старалась держать их ровно. Когда ты наконец заговорила, твой голос прозвучал слишком пронзительно и больно, как тебе самому не нравилось. - Конечно. Удовлетворенный изгиб ее губ только добавил тебе дискомфорта, пока ты боролась с необходимостью бежать в укрытие. Но так же быстро, как и появился, он исчез, когда ее взгляд метнулся к Ванде и Наташе, неодобрение катилось от нее волнами. - И ты привела... их. - Мама- - Я не знала, что это групповая прогулка, — вмешалась она, ее тон был резким, когда ее взгляд метнулся к руке Наташи, покоящейся на твоей руке. Отвращение мелькнуло на ее лице — быстро, но недвусмысленно. - И на похоронах твоего отца, не меньше. Тебе не стыдно? Наташа вмешалась прежде, чем ты успела осознать слова, ее голос был холодным и острым как бритва. - Стыд? Это звучит от тебя очень мило, - ее глаза потемнели, челюсть сжалась. - Она только что потеряла отца, а тебя больше волнует внешность, чем тот факт, что твоя собственная дочь скорбит. Губы твоей матери изогнулись в ухмылке, медленной и насмешливой. - Скорбь? Так мы это называем?, - она тихо усмехнулась, наклонив голову. - Потому что с того места, где я стою, больше похоже, что она уже нашла себе замену. Резкая, холодная ярость мелькнула на лице Наташи, но прежде чем она успела заговорить, Ванда шагнула вперед. Ее голос был ровным, сдержанным, но в нем чувствовалась резкость. - Осторожно, — предупредила она обманчиво мягким тоном. - Сегодня не время для яда, которым ты так хочешь плеваться. Но если ты настаиваешь, я не против, чтобы ты это ясно выразила. Ванда сделала еще один шаг вперед, сокращая расстояние между ними. - Если ты продолжишь в том же духе, я сделаю так, чтобы единственное, что все помнили о сегодняшнем дне, это то, как скорбящую дочь пришлось защищать от собственной матери, - ее губы изогнулись, медленно и резко. - И я не думаю, что ты хочешь быть таким зрелищем. Губы твоей матери дрогнули, что-то опасное мелькнуло в ее глазах. Она ответила не сразу, лишь переводя взгляд с Ванды на комнату, полную людей, словно взвешивая свои варианты. Твой инстинкт кричал тебе, чтобы ты двигалась, находила выход, прежде чем она снова обратит на тебя свое внимание. Ты боролась со своими противоречивыми эмоциями, часть тебя чувствовала прикосновение защитной реакции Наташи и Ванды, но страх перед матерью все еще шептал тебе, что нужно бежать в укрытие. Но в конце концов ты застыл на месте, помня свое обещание себе — не в этот раз. И к твоему удивлению, твоя мать только слегка пренебрежительно усмехнулась, прежде чем повернуться и уйти. Ты глубоко вздохнула с облегчением, твои плечи слегка опустились, когда Ванда повернулась к тебе, ее выражение теперь было мягче. Она долго изучала тебя, прежде чем вздохнуть, ее руки скользнули вниз к твоим, слегка сжав их. - Я ненавижу, что тебе пришлось пройти через это, милая, - ее голос был хриплым от чего-то, что ты не могла точно назвать — гнева, грусти, может быть, и того, и другого. - Но ты наша сильная девочка. Ты рассеянно играла с ее пальцами, прежде чем слегка сжать их. Она сжала в ответ, ее прикосновение было приземленным, устойчивым. Наташа положила руку тебе на спину, ее голос стал теплее. - Ты в порядке, мой маленький утенок? Или ты хочешь уйти? — спросила она тихим шепотом. Ты покачала головой и слегка улыбнулся ей, хотя твое сердце все еще колотилось. Похороны еще не начались, а ты уже чувствовала себя так, будто прошла через битву. Сделав последний успокаивающий вдох, ты направилась к передней части церкви. Даже когда твои глаза остановились на твоих матери и кузенах, сидевших впереди, их присутствие не вызвало никакого чувства принадлежности. Ты выросла с ними, разделили годы воспоминаний, но в этот момент ты никогда не чувствовала себя более отчужденной. Невидимая нить, которая когда-то связывала вас с ними, давно уже порвалась, оставив только тупую боль там, где должна была быть знакомость. Молча, ты проскользнула в третий ряд, облегчение нахлынуло на тебя, когда Наташа и Ванда последовали за тобой без вопросов. Никто из них не сказал ни слова, предлагая только свое тихое, непоколебимое присутствие, комфорт в комнате, которая чувствовала все, кроме. И твои пальцы нашли твои кутикулы прежде, чем ты успела их остановить, ногти рассеянно царапали чувствительную кожу. Как бы ты ни старался сосредоточиться на чем-то, кроме передней части, твой взгляд продолжал перемещаться к затылку твоей матери. И для чего? Чтобы она повернулась? Чтобы она исчезла? Или чтобы она каким-то образом, по невероятному повороту судьбы, стала матерью, о которой ты всегда мечтала? Каждая возможность была столь же нелепой, как и предыдущая. И все же, тоска сидела там, упрямая и непоколебимая, отказываясь быть изгнанной силой воли. Итак, ты почти успокоилась к тому времени, как началась служба, и тихий шепот голосов стих в тишине. Голос священника разнесся по комнате, торжественный и ровный, но ты едва его слышала. Твои глаза уже остановились на гробе в передней части часовни, твои пальцы скручивали подол твоего платья, твои зубы прижимались к твоей губе. Комната задыхалась не только от горя, но и от ожиданий. С молчаливым осуждением, которое твоя мать носила как оружие. Ее присутствие задержалось, надавливая как тень, ее предыдущие слова воспроизводились в вашем сознании, пока твои глаза метались между гробом и ее затылком. Ты знала, что она что-то скажет — она всегда это делала — но это не делало тебя более легкой, стоя под ее пристальным взглядом, притворяясь, что ее слова не жалят. Ты задавалась вопросом, начала ли она уже раскручивать свою версию событий, изображая себя скорбящей вдовой, сильной, послушной матриархом. От этой мысли у тебя заболел живот. И все же, даже несмотря на то, что твое беспокойство оставалось, что-то более тихое начало укореняться, когда твои глаза задержались на гробу. Медленное, странное осознание того, что твой отец действительно ушел. Ты произнесла слова, подумала их, позволили им сорваться с твоего языка, как отрепетированной строке. Но теперь, когда министр говорил о своей жизни, о том, каким человеком он был, реальность давила на тебя так, как никогда раньше. Его не было. Мир продолжал двигаться, и ты тоже, но теперь его окончательность подкралась, холодная и незнакомая. Ты пыталась вызвать что-то — печаль, гнев, сожаление — но ничего не приходило. Была только пустая боль, пространство, где что-то должно было быть, но не было. Ты помнила драки, долгое молчание, то, как он вспыхивал без предупреждения. Но были и другие воспоминания, похороненные под всем этим, как звук его смеха, ночи, когда он не спал допоздна, помогая тебе с домашним заданием, редкие моменты, когда он смягчался, когда он позволял тебе увидеть что-то под поверхностью. Так почему же ты не можешь почувствовать это сейчас? Горе, утрату? Ты плакала, но это было механически, как будто твое тело знало, что делать, а твое сердце оставалось запертым. Это было нормально? Рука Наташи коснулась твоей, тихое напоминание, что она все еще здесь. И ты мельком взглянула на нее, уловив спокойную устойчивость в ее выражении, прежде чем твой взгляд переместился на Ванду, ее руки были сложены на коленях, ее присутствие было таким же приземленным, как всегда. Они не давили, ничего не просили у тебя. И за это ты была благодарна. Ты повернулась к гробу, твои мысли кружились. Может быть, это было горе, не острое, не всепоглощающее, а что-то более тихое, что-то, что рассыпалось по кусочкам. Или, может быть, оно придет позже, когда все замедлится и не останется ничего, что нужно было бы планировать или управлять. Или, может быть, оно вообще не придет, и ты останешься в раздумьях, сломало ли это тебя. Твой взгляд метнулся к твоей матери, сидевшей на несколько рядов впереди, с невозможно прямой спиной. Она не плакала. Она никогда не плакала. Или, по крайней мере, не там, где кто-то мог бы это увидеть. Но, может быть, тебе пришлось убедить себя, что она способна плакать, просто чтобы казаться более человечной. Ты задавалась вопросом, не в первый раз, чувствовала ли она что-нибудь, когда раздался звонок. Оплакивала ли она мужчину, за которого была замужем десятилетиями. Или она просто двинулась дальше, переключив свое внимание на внешность и договоренности. Эта мысль заставила твою грудь сжаться. А что, если ты была похожа на нее больше, чем хотела признать? Голос министра бубнил, слова омывали тебя, не прилипая. Рука Ванды легко легла на твое колено, мягко сжав, и ты понял, что затаил дыхание. Медленно ты выдохнула, пытаясь заземлиться в настоящем, в этом моменте. Ты не была уверена, как себя чувствовать, но, может, это было нормально. Может, было достаточно просто быть здесь, позволить всему этому устроиться в свое время. Когда служба закончилась, комната зашевелилась от движения, приглушенные голоса поднялись, когда люди встали. Твоя мать коротко оглянулась, ее глаза были холодны, когда они скользнули по тебе, затем переместились к Наташе и Ванде, стоящим рядом с тобой. Тревога снова забурлила, но ты подавилась ее, расправив плечи. Ты встретила ее взгляд, или, по крайней мере, попытался, послав в ответ что-то, что, как ты надеялся, выглядело как вызов. Она сделала шаг к тебе, и ты приготовилась. У тебя перехватило дыхание, напряжение сжалось в груди, пока ты ждала — слов, признания, чего-то еще. Но потом она остановилась. На мгновение показалось, что она что-то скажет. Ее поза дрогнула, губы слегка приоткрылись, но какая бы мысль ни возникла, она так и не нашла выхода в воздух между вами. Вместо этого она повернулась, не сказав ни слова, и скрылась в толпе, ни разу не оглянувшись. Облегчение и что-то гораздо более сложное поселились в твоих костях, когда ты смотрел, как она уходит. И ты тихо задавалась вопросом, было ли это тем. Был ли это последний раз, когда ты видишь ее. Если, каким-то жестоким и неизбежным образом, сегодня были похороны обоих твоих родителей. Даже если на самом деле умер только один. Со смиренным вздохом ты опустила плечи, когда толпа начала редеть. Готовый уйти оттуда и оставить все позади, ты повернулась к выходу, но прежде чем ты успела сделать больше нескольких шагов, твой дядя встал у тебя на пути. Он ничуть не изменился с тех пор, как ты видела его в последний раз на Рождество. Он был по-прежнему высоким и жилистым, с вечно усталым выражением лица, запечатленным на его лице. И сегодняшний день не был исключением. Он едва удостоил взглядом Наташу и Ванду, прежде чем сосредоточиться на тебе. Не говоря ни слова, он вытащил из кармана маленький ключ и протянул его. - Есть некоторые вещи, которые, я думаю, ты должна забрать. Ты моргнула, опустив взгляд на ключ, а затем снова с подозрением посмотрела на его лицо. - Какие вещи? - Просто… вещи, — неопределенно ответил он, сжав губы в тонкую линию. - Лучше, если ты увидишь сама. Ты колебалась, в груди у тебя образовался узел. Твой дядя никогда не был жестоким, не как твои родители, но он никогда не был и теплым. Его безразличие всегда делало его загадкой, кем-то, кого ты никогда не могла точно определить. Он никогда не делал ничего, чтобы навредить тебе, но он никогда не делал ничего, чтобы помочь. Поэтому доверять ему было не совсем естественно. И все же что-то в выражении его лица возбудило твое любопытство, и ты кивнула ему. Ты взглянула на Наташу и Ванду. Они обменялись взглядами, но ничего не сказали, просто пошли рядом с тобой, когда твой дядя повернулся, чтобы показать дорогу. Прогулка была тихой, единственными звуками были слабый шелест ветра и изредка шарканье дядиных ботинок по тротуару. Ты не отрывала взгляда от земли, мысли кружились. Что он мог иметь для тебя? И почему сейчас? Но по мере того, как улицы становились все более знакомыми, твой пульс участился. Ты узнала здания, изношенный тротуар, слабый запах сырой земли, который всегда оставался после дождя. А затем, когда твой дядя остановился перед многоквартирным домом, в котором ты выросла, твоё сердце замерло. Он, должно быть, заметил, как ты колебалась, как твои ноги дрогнули. Потому что он повернулся, чтобы посмотреть на тебя, и хотя он ничего не сказал, его легкое поднятие брови сказало достаточно - Ты идешь? - Я не... - слова едва слетели с твоих губ. Ты уставилась на здание, на дверь, через которую ты когда-то проходила так много раз. Наташа положила руку тебе на спину и наклонилась. - Тебе не обязательно этого делать, если ты не хочешь, просто скажи мне. Ты с трудом сглотнула, качая головой. - Нет... Мне нужно. Дыхание, которое ты сделала, было неровным, но этого было достаточно, чтобы заставить твои ноги двигаться снова. Что бы это ни было, это не могло быть хуже похорон. Это не могло быть хуже, чем снова увидеть твою мать. По крайней мере, так ты сказала себе, когда следовал за дядей вверх по лестнице. У двери рука Ванды нашла твою поясницу, и на несколько секунд ты позволила себе прижаться к теплу ее ладони, закрыв глаза. Именно в такие моменты ты ценила, как хорошо они тебя знали, иногда даже лучше, чем ты сам. Но ты знала, что не можешь задерживаться; ты хотела, чтобы это закончилось как можно скорее. Поэтому, глубоко вздохнув, ты отстранилась от прикосновения Ванды и переступила порог. Первое, что ударило в тебя, был запах. Затхлый воздух, пронизанный резкими цветочными остатками духов твоей матери. Он не изменился. Как и мебель, облупившаяся краска, или ощущение того, что ты стоишь в пространстве, которое всегда ощущалось больше ее, чем твоим. Твой дядя стоял в гостиной, засунув руки в карманы. Он кивнул в сторону небольшого офиса в конце коридора. - Он там. В основном бумаги. Еще кое-что, на что, как я подумал, ты захочешь взглянуть, прежде чем вернется твоя мать. Ты колебалась, твои ноги отказывались двигаться. Дверь кабинета маячила впереди, слишком знакомая, слишком тяжелая прошлым. В последний раз, когда ты была здесь, воздух был густым от неодобрения твоего отца, его ожидания давили, как гири, которые ты никогда не сможешь поднять. Ты все еще слышала его голос в своей голове — громкий, непоколебимый, невозможный. Ванда подошла ближе, ее пальцы коснулись твоих. - Мы здесь, — прошептала Ванда. Ее зеленые глаза были ровными, спокойными, ее хватка была теплой, когда она слегка сжала твою руку. Ты подарила ей сдержанную улыбку, прежде чем взглянуть на Наташу. Она выглядела на грани, ее взгляд блуждал по твоему лицу, словно она ждала — готовая вмешаться, вытащить тебя в тот момент, когда тебе это понадобится. Ты слегка кивнула им, прежде чем повернуться к офису. Каждый шаг казался тяжелее предыдущего, коридор становился невыносимо длинным, когда ты приближалась к двери. Дверь скрипнула под рукой твоего дяди, открывая кабинет твоего отца, застывший во времени. Бумаги были аккуратно сложены на столе, его почерк был нацарапан на страницах. Куртка висел на спинке стула, забытая, но все еще несущая на себе слабый отпечаток его присутствия. Ты вошла, и твоя грудь сжалась, когда ты это приняла. Воспоминания об этом месте сдавили тебя, почти удушая. Он ушел, но части его остались — тихие, скромные, ожидающие, когда кто-то решит, что с ними делать. Твой взгляд скользнул по стопкам бумаг, по разбросанным вещам. Это было слишком. Каждая вещь, от папок до ручек, даже потертое кожаное кресло, несли его присутствие. Присутствие, которое было таким большим в твоей жизни, и все же теперь казалось невыносимо далеким. Ты подошла ближе, осматривая стол, но большая часть из этого даже не имела смысла. Квитанции за вещи, которые ты не узнавала. Блокноты, заполненные небрежно написанным почерком, которые сливались воедино, чем сильнее ты пыталась их прочитать. Как будто сами предметы насмехались над тобой, бросая тебе вызов, чтобы ты поняла то, что тебе было неинтересно понимать. А потом ты увидела его часы. Они стояли на углу стола, едва заметные царапины на его циферблате отражали тусклый свет. Ты помнила эти часы. То, как он нетерпеливо постукивал по ним, наблюдая, как ты завершаешь свои бесконечные тесты, как звук вгрызался в твой разум, заставляя твои руки дрожать, когда ты пыталась оправдать его невозможные ожидания. Пальцы сомкнулись вокруг них, металл был прохладным на ладони. Ты не знала, почему ты их подняла, почему ты хотела что-то, так глубоко связанное с чувством никчемности, которое он оставил позади. Но ты это сделала. Не задумываясь, ты сунула их в карман. Ты только что подошла к книжной полке, когда тишину нарушил голос Наташи. - Здесь что-то есть. Ты обернулась и увидела ее наклонившейся над столом, с морщинкой между бровями, когда она просматривала одну из бумаг. Ванда стояла рядом с ней, заглядывая ей через плечо. Выражения их лиц были нечитаемы, но что-то в том, как они напряглись, заставило комнату казаться еще меньше, стены вдавились. Их слова слились воедино, далекие и неважные. Воздух был густым, и атмосфера в комнате становилась все более гнетущей с каждой секундой, пока не стала невыносимой. - Мне нужен воздух, — пробормотала ты, проталкиваясь мимо них. Никто из них не остановил тебя, хотя ты чувствовала их взгляды на своей спине, когда выходила из комнаты. В коридоре стало тише, дышать стало легче. Но ты не ушла. Ноги несли тебя вперед, по знакомой тропе, пока ты не достигла своей старой комнаты. И ты задержалась там на мгновение, пока не толкнула осторожно дверь. Ты колебалась, осознавая отсутствие своих вещей, и та же боль расцвела в твоей груди, как в последний раз, когда ты была здесь. Ты шагнула дальше внутрь, найдя некоторое удовлетворение в вмятинах и царапинах, которые ты создала в прошлом. Ты провела небольшой порез оконной рамой, на самом деле, всего лишь мелочь, но все же остаток твоих мятежных лет, когда твои чувства были слишком велики, чтобы их сдерживать. Легкая улыбка задержалась на твоих губах, когда ты крутилась по комнате, пытаясь вспомнить, как она выглядела раньше, ты подняла глаза и увидела маленькие точки на потолке — затяжной след от светящихся в темноте звезд, которые дала тебе Елена, которые тянулись к шкафу. Ты медленно подошла к шкафу, комок образовался в твоем горле. Ты возненавидела это место в подростковом возрасте. Сделав глубокий вдох, ты открыла дверь, только чтобы обнаружить, что она почти пуста. Но когда твои глаза скользнули к самой двери, твои пальцы зависли над маленькими отметинами, нацарапанными на ее внутренней стороне. Твои пальцы медленно прослеживали едва заметные бороздки, их неровные края шептали о времени, которое ты хотела бы забыть. Хотя они и поблекли, они все еще хранили отголоски вашего детства, моменты ужаса, которые ты так старательно пыталась похоронить. Ты помнишь, как делала эти царапины, не в знак протеста, а в отчаянии, твои ногти царапали дерево в удушающей темноте. Шкаф был твоей тюрьмой, твоим наказанием, жестоким ответом твоей матери ребенку, с которым она считала, что он слишком тяжел для нее. Воспоминания нахлынули на тебя непрошено — тяжелый воздух, то, как твое горло сжалось от страха, то, как ты царапала стены, словно вырезая мольбу в тишине. Царапины со временем стали бледнее, смягчились от лет и износа, но они все еще оставались. Они всегда будут. И ты ненавидела их за это, за то, как они тянули тебя назад в прошлое, от которого ты так упорно старался убежать. И все же, когда твоя рука зависла над ними сейчас, ты не могла не чувствовать их снова, как будто они были выгравированы в тебе так же глубоко, как и в дереве. Ты выдохнула дрожащим вздохом, звук был пугающе громким в тишине комнаты. Покачав головой, ты отодвинула воспоминания в сторону, заставив себя сосредоточиться на текущей задаче. Тени шкафа тянулись перед тобой, пока ты искала, твой взгляд метался из одного угла в другой, пока не остановился на маленькой, скромной коробке, спрятанной в самом дальнем углу. Ты засунула руку, твои пальцы коснулись ее краев, и вытащили ее, вес ее оказался тяжелее, чем ты ожидала. Стоя на коленях на полу, грубое дерево прижалось к твоим коленям, когда ты поставила коробку перед собой. Ее поверхность была поцарапана и потерта, крышка слегка болталась, как будто ее открывали тысячу раз до этого. Ты колебалась долю секунды, затем подняли крышку, у тебя перехватило дыхание, когда ты заглянула внутрь. Ваши пальцы легко скользнули по безделушкам, разбросанным внутри, вещам, о которых вы не думали годами. Потрепанный блокнот лежал сверху, его страницы были забиты детскими каракулями и полузаконченными рисунками. Под ним разбросанные фотографии, края которых потерты и загнуты, шептали о забытых днях. Треснувший браслет поймал свет, тот самый, который вы носили каждый день, пока он, наконец, не сломался. И там, среди всего этого, лежал маленький пластиковый брелок в форме звезды. У тебя перехватило дыхание, когда ты поднял его, прохладный пластик покоился в твоих дрожащих пальцах. Ты медленно перевернула его, как будто он мог рассыпаться от слишком большого давления. Это было ничто, на самом деле — дешево, незначительно. И все же, это было все. Маленький кусочек времени, когда мир казался огромным и полным возможностей, когда ты был меньше, моложе и все еще верил, с непоколебимой уверенностью ребенка, что все станет лучше. Звук мягких шагов позади тебя вернул тебя в настоящее. Ванда присела рядом с тобой, ее рука легонько легла тебе на плечо. - Я не думала, что что-то останется, — пробормотала ты, и твой голос был едва громче шепота. Ее рука задержалась на мгновение дольше, теплая и твердая, прежде чем она слегка сдвинулась. Ее взгляд упал на коробку перед вами. - Можно мне? — спросила она, ее голос был тихим, осторожным, как будто она боялась нарушить хрупкую тишину между вами. Ты колебалась, инстинкт защитить эту маленькую, сырую часть себя вспыхнул как рефлекс. Но потом ты уловил мягкость в ее выражении лица, терпение в ее глазах, и что-то в тебе успокоилось. Медленно ты кивнула и отошла в сторону, освобождая ей место. Ванда наклонилась, ее движения были неторопливыми, пока она просеивала предметы. Ее пальцы скользили по каждому из них, как будто они могли исчезнуть под ее прикосновением. Она взяла сначала треснувший браслет, держа его между пальцами, большой палец провел по его зазубренному краю. Ее губы изогнулись в небольшой задумчивой улыбке, когда она взглянула на тебя, но она ничего не сказала. Вместо этого она осторожно положила его, как будто он все еще имел какое-то значение. На дне коробки лежала небольшая стопка фотографий, погребенных под годами. Рука Ванды замерла, когда она их подобрала, выражение ее лица изменилось, смягчилось. Она пролистала их, прежде чем остановиться на одной и поднять ее. - Посмотри на себя, — тихо сказала она, и ее улыбка стала шире. Фотография выцвела, края загнулись, но изображение было четким — двое детей, ухмыляющихся, как озорные маленькие тролли, оба покрыты грязью. Твои волосы торчали во все стороны, дикие и необузданные, а Елена стояла рядом с тобой, такая же грязная, такая же восторженная. Ты не могла не улыбнуться. - Это было после того, как мы решили, что можем прорыть себе путь на другой конец света, — сказала ты, качая головой. - Все прошло не очень хорошо. Ванда тихо рассмеялась, проведя большим пальцем по углу фотографии. - Я это вижу, — сказала она с игривой улыбкой. - Но ты была полон решимости, не так ли? - Ага. Ванда отложила фотографию в сторону, открыв другую под ней. Групповая фотография. Несколько родственников стояли вместе, их лица были знакомы, но далеки, их имена размыты на периферии памяти. И вот ты, спереди и в центре, даже тогда выражение лица было сдержанным. Ванда замерла, ее улыбка стала шире, когда она взяла следующую фотографию. - Эту, — сказала она, поворачивая ее к тебе. У тебя перехватило дыхание, когда ты на нее посмотрела. Фотография с дня рождения Елены много лет назад. Наташа стояла под деревом, солнечный свет просачивался сквозь листья, отбрасывая пятнистые тени на ее лицо. На ее голове покоился цветочный венок, нежный и яркий, сплетенный из полевых цветов, которые ты обратила большую часть дня. - Она носила его весь день, — пробормотал ты, и твой голос стал тише, когда воспоминания развернулись. Ты почти чувствовала тепло солнца на своей коже, слышал, как Наташа смеялась, когда ты вложила ей в руки цветы, утверждая, что она никогда не получала ничего столь прекрасного. - Она была… - ты замешкалась, слова застряли в горле, - Прекрасна. Осознание охватило тебя, тихое, но острое. Даже тогда ты считала ее красивой. Более того, на самом деле. Она нравилась тебе так, как ты не понимала этого в то время, так, что теперь твоя грудь ныла от смеси нежности и смущения. Губы Ванды дернулись, что-то близкое к пониманию мелькнуло в ее выражении, но она не дразнилась. Вместо этого она повернула фотографию обратно к себе, проведя большим пальцем по краям. - Они особенные, — сказала она через мгновение, ее тон был задумчивым. - Я думаю, мы должны их сохранить. - Оставить их себе? — повторила ты, взглянув на нее. Она кивнула с мягкой улыбкой, пока ее пальцы ласкали фотографию. - Такие фотографии... это частички тебя, людей, которые важны. Их не следует прятать в коробке. Ты открыла рот, чтобы возразить, сказать, что, может быть, им следует остаться здесь, что, может быть, ты не готова. Но слова не шли, потому что в глубине души ты знала, что Ванда права. Тихое движение в комнате заставило вас поднять глаза. Наташа стояла в дверях, слегка нахмурив брови, когда она окинула взглядом обстановку. - Что происходит? Ванда подняла фотографию, ее улыбка стала шире. - Мы нашли это. Наташа подошла ближе, взяв фотографию из рук Ванды. Выражение ее лица смягчилось, когда она ее изучила, губы изогнулись в слабой улыбке. - Я помню это, — сказала она, взглянув на тебя. - Ты так гордился этими цветами. - И ты их носила, — пробормотала ты, отводя взгляд, когда тепло разливалось по твоей шее. Улыбка Наташи стала шире. - Как я могла не сделать этого? Ты так много об этом думала. Она вернула фотографию Ванде, которая аккуратно спрятала ее в сумку вместе с остальными. - Мы сохраним их в безопасности, — тихо пообещала Ванда. Ты кивнула, и узел в твоей груди немного ослабел. Потянувшись обратно в коробку, ты перебрала оставшиеся безделушки — маленькие, знакомые вещи. Браслет без застежки, выцветший рисунок, едва держащий форму, пуговица, история которой выскользнула из памяти, но все еще казалась слишком важной, чтобы оставить ее здесь. Они казались легкими в твоих руках, невесомыми по сравнению с воспоминаниями, связанными с ними. С тихим вздохом ты поставила коробку обратно в шкаф, засунув ее в угол, как будто ее никогда и не тревожили. Когда ты потянулась, чтобы закрыть дверь, ты замерла. Рука Ванды была там, ее пальцы легко обводили слабые отметины на внутренней стороне дерева. - Что это? — тихо спросила она. В ее голосе слышалось любопытство, но за ним скрывалось что-то еще, что-то осторожное, словно она уже подозревала ответ и готовилась к нему. Твоя грудь сжалась при виде ее руки на отметинах. Волна беспокойства накрыла тебя, инстинкт шепчет отмахнуться, солгать, сказать, что это ничего. Но беспокойство в ее глазах, то, как Наташа подошла ближе, ее внезапно обострившееся внимание заставили тебя остановиться. Ты сделала медленный вдох, заставляя себя говорить, голос твой звучал ровно, несмотря на комок в горле. - Это с того момента… когда я плохо себя вела. Ванда слегка наклонила голову, на ее лице промелькнуло смущение. Наташа нахмурилась, скрестив руки, когда она наблюдала за тобой. - Моя мать, — нерешительно продолжил ты, — Обычно сажала меня сюда. В шкаф. Или в шкаф под раковиной. В зависимости от того, насколько она была зла. Рука Ванды замерла, пальцы застыли на дереве. Выражение ее лица изменилось, что-то грубое и болезненно нежное смягчило ее черты. - О, боже, — выдохнула она, звук был едва громче шепота. Ее глаза блестели, и она быстро моргнула, словно пытаясь осмыслить то, что ты только что сказала. Реакция Наташи была тише, но не менее интенсивной. Ее челюсть напряглась, губы сжались в тонкую линию, когда она сделала еще один шаг к тебе. - Она что сделала? — спросила она. Ты моргнула, пораженный интенсивностью их реакции. - Я думала, ты услышала меня у озера, — пожал ты плечами. - Я же говорила тебе, что она делала... Ну, я кричала это озеро. Наташа обменялась взглядом с Вандой. - Да, но, увидев это… - Наташа указала на отметины на двери, ее голос затих, и она покачала головой. Рука Ванды отодвинулась от дерева, и вдруг она оказалась на коленях перед тобой, нежно обхватив руками твои щеки. Ее прикосновение было теплым, когда она ласкала твои щеки большими пальцами. И когда ты встретилась с ее глазами, они были наполнены такой заботой, что от этого у тебя заболела грудь. - Этого не должно было случиться с тобой, — тихо сказала она, ее голос слегка дрогнул. - Ничего подобного. Никогда. Ты с трудом сглотнула, комок в горле затянулся. - Это в прошлом, — сказала ты, пытаясь казаться невозмутимой, но голос дрогнул. - Это больше не имеет значения. - Это имеет значение, — твердо сказала Ванда. Ее пальцы сжимают твои щеки, прежде чем она, казалось, спохватилась и возобновила свои ласки. - Это имеет значение, потому что это случилось с тобой. Наташа присела рядом с тобой, ее движения были медленными, осторожными. Ее глаза изучали твое лицо, выражение ее лица было жестким, но не злым. - Тебе не нужно это преуменьшать, — тихо сказала она. - Не с нами. Ее слова задели сильнее, чем ты ожидала, их тихая искренность натолкнулась на стены, которые ты тщательно возвела вокруг этой части своей жизни. Прежде чем ты поняла, что она движется, Ванда обняла тебя, ее руки обхватили тебя, теплые и крепкие. Она держала тебя так крепко, что казалось, будто она хочет прижать тебя к своей груди. Или, может быть, это было больше то, чего ты желала, когда растаяла в ее объятиях и почти зарыдал, когда ее губы коснулись твоих волос. - Ты намного сильнее, чем думаешь, — пробормотала она, ее голос дрогнул. - Ты заслуживала гораздо лучшего, чем это, и все еще заслуживаешь. Ее слова растворились в тебе, утешая и одновременно нежно. Ты наклонилась в ее объятия, позволив себя обнять, хотя бы на мгновение. Только когда тихий голос Наташи нарушил тишину, чары рассеялись. - Дай ей немного воздуха, — мягко сказала Наташа, хотя в ее тоне звучала нотка привязанности. Ванда колебалась, но медленно ослабила хватку. Ее руки коснулись твоих рук, когда она откинулась назад, ее глаза все еще искали твои, как будто она не была готова отпустить. - Спасибо, — прошептала ты еле слышно, переводя взгляд с одного на другого. Наташа слегка кивнула, успокаивая, но ненадолго. Ее рука на мгновение задержалась на твоем плече, прежде чем она взяла тебя за руку, потянув тебя с тихой легкостью. Ты последовала за ними из комнаты, тихо пробормотав благодарность дяде за то, что он позволил тебе собрать вещи. Его кивок был кратким, его обычная отстраненность вернулась, но что-то в его взгляде смягчилось, когда он наблюдал, как вы трое уходите. Возвращение в отель было тихим. Ночной воздух был прохладным для твоей кожи, улицы теперь были тише. Наташа и Ванда стояли по обе стороны от тебя, надежные, но ненавязчивые, давая тебе пространство, чтобы разобраться в запутанном беспорядке твоих мыслей. К тому времени, как ты добралась до комнаты, истощение поселилось не только в твоём теле, но и в твоей груди. Ты переоделась во что-то более удобное и сели на край кровати, уставившись в пол, твой разум бурлил. Ванда сидела рядом с тобой, ее прикосновение было легким, когда она убирала прядь волос с твоего лица. Наташа прислонилась к комоду, ее руки были свободно скрещены, и она наблюдала за тобой с тихим вниманием. - Ты много держишь в себе, — тихо сказала Ванда. Ее голос не был напором, только приглашением. Ты колебалась, пальцы сплелись в узел на подоле рубашки. - Я даже не знаю, с чего начать, — призналась ты, голос был едва громче шепота. - Откуда хочешь, — сказала Наташа. Никакого давления, только терпение. Сначала ты пыталась вообще избегать разговора, но казалось, что у Наташи и Ванды была миссия, и, казалось, не было способа избежать надвигающегося разговора. Поэтому после некоторых дополнительных попыток ты перевела дух и дали волю словам. Ты говорила о странной отчужденности, которую ты чувствовала из-за смерти отца, как она висела на краю твоих мыслей, но никогда полностью не успокаивалась. - Я не знаю, что я должна чувствовать, — пробормотала ты, и твой голос слегка дрогнул. - Мне должно быть грустно, да? Но все это просто… пусто. Ванда потянулась к твоей руке, ее пальцы переплелись с твоими. - Нет никаких «должно быть», — мягко сказала она. — Горе не подчиняется правилам. Оно просто… есть. Ты кивнула, хотя слова заставили твое сердце болезненно сжаться. Затем, тише, ты заговорила о своей матери. Как она нависла над твоим детством, как грозовая туча, непредсказуемая, всепоглощающая. Уход должен был бы ощущаться освобождением, но вместо этого он оставил что-то позади, что-то темное и всепоглощающее. - Она все еще там, — призналась ты. - В моей голове. Даже когда я знаю, что она больше не может меня контролировать, мне кажется, что она это делает. Наташа оттолкнулась от комода, присев перед тобой. Ее голос был твердым, ровным. - Она не делает этого, - ее глаза встретились с твоими, не оставляя места, чтобы отвести взгляд. - Ты ушла от нее. Ты выбрала для себя что-то лучшее. Это сила, а не слабость. Ванда слегка сжала твою руку, ее большой палец провел по твоей коже маленькими кругами. - И ты не одинока в этом, милая, — добавила она тихим шепотом. - Мы здесь. Всегда. Узел в твоей груди ослаб, совсем чуть-чуть. Их слова не исправили все, но они высекли пространство — пространство, чтобы ты могла дышать, существовать без осуждения. Наташа помолчала мгновение, прежде чем пошевелиться. - Знаешь, — осторожно сказала она, — Если ты когда-нибудь захочешь поговорить с кем-то... с кем-то вне нас, с кем-то, кто мог бы помочь так, как мы не можем, мы поддержим это. Никакого давления, никаких ожиданий. Просто... если ты когда-нибудь этого захочешь , это нормально. Более чем нормально. Она немного поколебалась, прежде чем добавить: - Если бы профессионал мог сделать ситуацию лучше, хотя бы немного... Я думаю, это стоит рассмотреть. Ты не была уверена, как реагировать. Мысль о том, чтобы поговорить с незнакомцем о вещах, в которых ты едва признавалась себе, была такой же заманчивой, как положить руку в пасть льва. Твои пальцы слегка сжались в объятиях Ванды, твоя грудь снова сжалась, но на этот раз это было не только из-за всего, что ты пережила в детстве. Наташа, должно быть, заметила перемену в выражении твоего лица, потому что вздохнула. - Я знаю, что тебе есть о чем подумать, — осторожно сказала она. - И, возможно, ты сейчас не готова. Это нормально. Никто не просит тебя что-то делать, пока ты не будешь готова. Ванда кивнула, ее большой палец медленно, успокаивающе скользил по твоим костяшкам. - Мы просто хотим для тебя самого лучшего, милая, — тихо сказала она. - Наташа и я всегда будем здесь, чтобы выслушать, поддержать тебя любым возможным способом. Но иногда... иногда есть вещи, которые может быть легче решить с кем-то, у кого есть нужные инструменты, чтобы помочь. Она удерживала твой взгляд, ее выражение лица было открытым, полным тихого понимания. - Это не значит, что ты должна пройти через это в одиночку, и это не значит, что мы не можем помочь. Но наличие профессионала, который будет направлять тебя, помогать тебе распутывать все в твоём темпе, может облегчить ситуацию. Это может дать тебе пространство, которое принадлежит только тебе — то, где тебе не придется беспокоиться о том, как мы отреагируем или не делишься ли ты слишком многим. Она слегка сжала твою руку. - Тебе не нужно ничего решать прямо сейчас, но просто знай, что что бы ты ни выбрала, мы тебя поддержим. Никаких ожиданий, никакого давления. Мы просто любим тебя и хотим, чтобы ты обрела покой — не просто на мгновение, а навсегда. Искренность в их голосах заставила что-то внутри тебя перевернуться. Ты должна была оценить их заботу, и ты это сделала в некотором смысле, но мысль о том, что с тобой будут обращаться как с кем-то хрупким, сломленным, выбила тебя из колеи. Ты отдернула руку, потирая ее, когда страх сжался в твоей груди. - Мне это не нужно, — пробормотала ты, качая головой. - Мне не нужно, чтобы какой-то незнакомец препарировал мое прошлое или рассказывал, какой я облажался. Мне не нужно сидеть в каком-то офисе, пока они делают вид, что им не все равно, просто чтобы они могли навесить на меня ярлык и получить зарплату. Твой голос слегка дрогнул, скрывая страх за гневом. - Мне не нужен кто-то, кто ведет себя так, будто может меня исправить , когда мы все знаем, что он не может. Выражение лица Наташи не изменилось, но ее глаза оставались прикованными к вашим, спокойные и непроницаемые. - Это не то, что такое терапия, — сказала она, ее тон был свободен от осуждения. - Это не о том, чтобы кто-то тебя препарировал или пытался навесить на тебя ярлык. Это о том, чтобы ты дала себе пространство для исцеления таким образом, который имеет смысл для тебя. Она слегка наклонилась вперед: - Я знаю, об этом трудно думать. Я знаю, что кажется, что легче держать все под замком и справляться с этим самостоятельно. Но тебе не нужно этого делать. Терапия не о том, чтобы исправить тебя, потому что ты не сломана. Она о том, чтобы помочь тебе пережить то, через что ты прошел, дать тебе инструменты, чтобы это не продолжало причинять тебе боль так, как ты даже не осознаешь. Она медленно выдохнула, не отрывая глаз от твоих. - Никто не может заставить тебя уйти, и я бы никогда этого не хотела. Но мне нужно, чтобы ты знала, что это не для того, чтобы тебя исправить. Это для того, чтобы помочь тебе обрести покой — не только для нас, не потому, что мы думаем, что он тебе нужен, а потому, что мы любим тебя, и ты заслуживаешь того, чтобы чувствовать себя хорошо. Страх разлился по венам, делая ее слова неясными, и ты усмехнулась, качая головой. - Я знаю, что это такое, - защитная нота в твоем тоне была резкой, но ты не могла ее смягчить, не тогда, когда чувствовал, что разговор скатывается на опасную территорию, территорию, которую ты не хотела исследовать. - И мне это не нужно тебе Голос Ванды был мягче, но не менее тверд. - Может быть, не так, как ты думаешь, — сказала она. - Но это не значит, что ты должна все скрывать. Ты выдохнула, снова покачав головой, как будто ты могла полностью отвлечься от разговора. - Я в порядке, — автоматически сказала ты. В ту секунду, как слова слетели с твоих уст, Ванда резко выдохнула, не от разочарования, а от чего-то близкого к недоверию. - Нет, — сказала она твердо, не оставляя места для спора. - Не ты. Ты посмотрела на нее, пораженный. Она никогда не вызывала тебя так прямо. Ванда выдержала твой взгляд, ее выражение лица было наполнено тихой решимостью. - Ты сильная, но это не значит, что тебе не было больно, — сказала она. - И боль не делает тебя слабой. Ты стиснула челюсти, неприятное чувство пробежало по позвоночнику. - Я никогда не говорила, что я слабая. - Я знаю, — тихо вздохнула Ванда. - Но я думаю, ты боишься, что мы увидим тебя по-другому, если ты признаешь, что то, что с тобой произошло, все еще влияет на тебя. Твои руки сжались в кулаки на коленях. Ты хотела поспорить. Ты хотела сказать, что ты снова в порядке, что ты справилась с этим, что все это в прошлом. Но слова не пришли — не потому, что их не было, а потому, что впервые ты не была уверена, что веришь им. И Наташа это увидела. Она придвинулась ближе, ее прикосновение было твердым, но нежным, когда она полностью обхватила твое лицо, приподняв твой подбородок ровно настолько, чтобы ты не смогла смутиться. - Тебе не нужно делать ничего, к чему ты не готова, — пробормотала она тихим, уверенным голосом. - Никто не будет тебя заставлять. Ни я, ни Ванда. Мы никогда не попросим тебя сделать что-то, что тебе не подходит. Ее большой палец медленно, успокаивающе провел круги по твоей щеке, выражение ее лица было нечитаемым, но полным. Любви, терпения, тихой уверенности, что она не уйдет. - Но это не значит, что мы перестанем беспокоиться, — продолжила она, ее голос стал тише, ее лоб почти касается вашего. - Или перестанем беспокоиться. В горле образовался ком, тяжелый и не поддающийся проглатыванию, и на мгновение все, что ты могла сделать, это смотреть на нее, замечая тихую решимость в ее глазах, обращенную к Ванде, которая смотрела на тебя с такой заботой. Они тебе были нужны. Боже, они тебе были нужны. Больше, чем ты могла бы когда-либо сказать, больше, чем ты была готова признать. И каким-то образом, они, казалось, уже знали. Наташа наклонилась и нежно поцеловала тебя в висок, задержавшись там на мгновение, прежде чем притянуть тебя к себе, окутав тебя объятиями, не оставляющими места для сомнений. - Просто подумай об этом, ладно? — пробормотала она тебе в волосы. - Потому что мы так сильно тебя любим, наш маленький утенок. Ты закрыла глаза, медленно и прерывисто выдохнула, прежде чем кивнуть. Всего один раз. Достаточно.