Вдох, один, два

       Гарри сознался о своём визите к Джинни, едва завидел Себастьяна. Он изложил причину, по которой ходил, и всё сказанное, пока он был там, и в конце спросил, не был ли Себастьян против его решения пойти. Это было ещё одно успешное упражнение в общении, и Гарри ощутил, что они оба завершили разговор, чувствуя уважительное отношение друг от друга — что об их потребностях озаботились. Это окончательно прояснило, насколько лучше ему было именно с этим человеком, а не со своей бывшей.        Зато на следующий день после того, как он вернул вещи Джинни, к нему через камин явился разгневанный Рон. Гарри вздохнул и позволил опекающему старшему брату немного спустить пар, прежде чем спокойно рассказать ему свою — более правдивую — версию случившегося. Зайдя ещё дальше, он поведал Рону раз и окончательно, что осознал свою абсолютную гомосексуальность и никогда больше не станет ни возвращаться к Джинни, ни вводить её в заблуждение, ни разбивать ей сердце. Эффективный сеанс с Матильдой дал ему всё необходимое для преодоления страха потерять лучшего друга, чтобы открыться и быть самим собой. После этого он сказал побледневшему Рону, что уважит любое решение последнего о том, останутся ли они друзьями, на что аврор взревел, что «конечно же, мы останемся друзьями», но что, возможно, понадобится больше времени, чтобы привыкнуть к ныне неопровержимому факту: друг предпочитал мужчин.        Авроры доложили, что слепок на его ковре неотслеживаемый. Они не знали, как это возможно, но уникальные следы, оставленные кем-то в его спальне, постоянно менялись при каждом проведении теста, создавая каждому последующему результату всё меньшую видимость достоверности, чем предыдущему. Рон сказал ему наедине, что, поскольку злоумышленник проник в дом «Гарри Поттера» — и мог ещё стоять за тем заклинанием, которое выбило его из аппарации, — то считался особо важным преступником, и они передали отрезок ковра в Отдел тайн для дальнейшей экспертизы. Непосредственно Гарри они сказали, что продолжат расследование, но Рон передал Гарри, что, исходя из офисных сплетен, дело со взломом вряд ли будет раскрыто, если преступник не проявит себя снова, и им не удастся собрать более прозрачные улики.        Пока недели шли, и никаких откровений о Мальчике-Который-Выжил-Чтобы-Стать-Геем не явилось на страницах газет, Гарри с Себастьяном успокоенно вернулись к привычному укладу с чаепитиями и ужинами по понедельникам и непринуждённой компании друг друга, пока они работали каждый над своим проектом в течение недели. Гарри обожал проведённое вместе время, и в конце каждой недели он оглядывался назад и улыбался. Тепло и счастье теперь были его постоянными спутниками — необычно приятная ситуация, которая затрудняла ему работу над триггерами с Матильдой, потому что в остальном он был вполне доволен.        Себастьян закончил свою картину для Ospedale Magico, и после успешного подтверждения продажи они отправились на свой второй ужин в маггловский мир. На этот раз в одно из немногих тихих дружественных к геям местечек в Сохо, где они вкусили сэндвичей, и он убедил Себа выпить содовой. Себастьян терпеть не мог то, как она щекотала ему нос, а Гарри смеялся над гримасами, которые тот строил, пока пытался её проглотить.        Они придерживались своих обезопашивавших правил относительно физических прикосновений, но однажды, когда Гарри долго корпел над своей работой, он набрался смелости повернуться так, чтобы вытянуть ноги в носках в тепло стороны Себастьяна. Когда тот лишь приподнял бровь и плотнее прижал ступни к своим бёдрам, Гарри спрятал глупую улыбку за своей постепенно толстевшей папкой.        В столь спокойной положении вещей Гарри в течение двух недель не замечал, что Себастьян что-то скрывал от него. Когда третий кряду визит к нему был прерван ещё до ужина, Гарри, наконец, потребовал объяснить, в чём дело.        — Я не хочу тебя беспокоить, — поведал Себастьян после паузы.        — Ну, ты «беспокоишь» меня, когда ведёшь себя таким образом — а теперь говоришь мне, — будто есть о чём беспокоиться!        — Возникла проблема с поставщиком златоглазок, которые я использую для приготовления Оборотного зелья, — наконец признался тот. — Заклинания климат-контроля не справились, и весь урожай погиб. Мне пришлось ужаться со своим зельем, дабы не ушло всё прежде, чем смогут доставить ещё, и ещё после этого месяц уйдёт на то, чтобы сварить их и настоять. Я не хотел, чтобы ты думал, что мы не сможем быть вместе, и плохо отреагировал.        — Я не хрупкий, — вскипел Гарри. — Не смей — особенно ты! — не смей обращаться со мной так, будто я сломлен!        — Прости, — ответил Себастьян отчётливо. — Это не было моим намерением.        Гнев Гарри сдулся, но сам он всё ещё остался расстроен.        — Я ненавижу, когда люди решают за меня, справлюсь я с чем-то или нет, — когда Себастьян быстро вдохнул, он продолжил: — Да, я знаю, что ты помнишь все те случаи, когда люди не считали, что я готов что-то знать, а потом люди погибали из-за моих действий. Мне нужно, чтобы ты был честен со мной, и чтобы мы могли решать, как справляться с проблемами, вместе. Это гораздо лучше, чем быть с улыбкой выставленным за дверь.        — Ты прав, любимый. Моё единственное оправдание в том, что… я всё ещё беспокоюсь, что наши отношения настолько новы и действительно хрупки, что любая небольшая неудача может помешать твоему восстановлению. Ты так далеко продвинулся за то время, что я тебя знаю. Я скорее помру, чем стану частью того, что открывает раны, которые ты с таким трудом залечил.        — Я в порядке, — настоял Гарри. — Я мужчина, не ребёнок, не инвалид. Мне нужно, чтобы ты относился ко мне как к таковому, чтобы я понимал, что ты уважаешь меня как такового.        — Ты действительно в порядке?        — Да, Себ. Я могу справиться с такими вещами… Я знаю, что наши отношения уникальны, я готов к трудностям. Единственное, на что я жалуюсь в последнее время — это на правила, которые нас разделяют, — проворчал он. — Клянусь, в последнее время я хожу с полустояком двадцать четыре на семь.        Себастьян издал сдавленный смешок и затем прочистил горло.       — Действительно. Если это слишком мучительно, мы можем съездить в Knockturn и заказать для тебя мастурбатор.       На секунду у Гарри померкло в глазах, поскольку вся его кровь мгновенно приняла решение перенаправиться к пенису.       — Ты бы хотел, чтобы и я сделал для тебя такой?        Его голос выцарапался наружу смущённым, но он был слишком заинтересован в том, каким будет ответ, чтобы этим заботиться.        — Нет, не думаю, что хотел бы, — медленно ответил Себастьян, показывая, что всё ещё думал своим верхним мозгом. Гарри нахмурился, последовав за тем в сторону рациональности.        — Почему нет?        — Я бы хотел, чтобы в первый раз, когда увижу тебя, почувствую тебя, быть с настоящим тобой, — честно признался мужчина. Гарри почувствовал, что его отвлечённость полностью исчезла, когда он осознал важность сказанного Себастьяном.        — Вау, да, ты прав. Я определённо не хотел бы, чтобы у меня был пластиковый — или какой-то магический — Себ без твоего согласия сперва побыть со мной полностью. Даже захоти ты мне такое вручить, это просто будет чувствоваться… — он вздрогнул, и остатки его возбуждения улетучились, — …неправильно. Неправильно знать, как выглядит твоё тело, пока ты даже не показал его мне.        Себастьян с тёплой улыбкой взял его за руку.        — Не накручивай себя.        — Прости, я, кажется, в порядке. Я не ожидал такого всплеска тревоги. Он столь же быстро и прошёл, впрочем.        — Поправь меня, если я неправильно понимаю твои эмоции, но приятно думать, что ты так сильно заботишься обо мне.        — Я люблю тебя, — честно ответил Гарри. Он услышал тихий вздох Себастьяна и продолжил: — Знаю, ты говорил, что одной только любви недостаточно, так что я понимаю, что сказанное не меняет правил между нами… по крайней мере, до тех пор, пока я не буду готов связать себя навсегда. Но, тем не менее, она есть.        — Я люблю тебя также, — хрипло сказал Себастьян. — Я готов ждать.        — Несмотря на постоянное полу-возбуждение? — подразнился Гарри. Он довольно вежливо не упомянул о явном блеске в глазах собеседника, пока последний смеялся.        Признание в своих чувствах как успокоило в Гарри нечто, нуждавшееся в освобождении, но также и создало принудительную дистанцию между ними ещё болезненнее. Дело было не только в посиневших бубенцах: ему хотелось прижимать к себе Себастьяна каждый раз, когда только видел. Он нашёл себя отвлёкшимся от своих исследований и планирования, просто уставившимся на рот того. Он хотел свободно использовать своё тело, чтобы показать другому чувства, которые ему дозволили выражать лишь словесно.        Однажды, когда он собирал свои вещи, собираясь уйти после комфортного рабочего дня и приготовленного вместе вкусного ужина, Себастьян остановил его и вложил маленькую, но тяжёлую кобальтово-синюю стеклянную баночку в его руку.        — Это мне? Что это? — с любопытством спросил Гарри.        — Меня это надолго заняло. Я так привык к Оборотному и Анимирующему зельям, что забыл, как должным образом экспериментировать, — Себастьян протянул руку и открутил крышку баночки, являя густую полупрозрачную массу, пахнувшую свежо, но каким-то образом тепло. — Мне жаль, что мне потребовалось столь долгое время… ведь мы говорили о том, как тяжело быть порознь. Мы решили не замещать друг друга игрушками, но я вдохновился не оставлять тебя совсем с пустыми руками. Это — склянка лубриканта, изготовленного вручную с мыслями о тебе.        Гарри уставился на эту вещь, изумлённый, польщённый и слегка растерянный.        — Он выглядит таким… твёрдым, — с любопытством прокомментировал он.        — Проведи пальцем сверху, — побудил его Себастьян.        Гарри сделал как велено, и был взбудоражен тем, как содержимое истаяло вокруг его пальца. Когда он поднял руку, лубрикант закапал обратно в баночку, с падением каждой капли словно заново желеобразного вида. Он потёр большим пальцем об смазанный и подивился плавному скольжению, которое не мешало ему ощутить уникальную текстуру отпечатков пальцев.        — Также его безопасно использовать ректально, — невинно заметил мужчина.        Гарри приподнял бровь — выражение, которому он научился у Себастьяна.        — Ты ожидаешь от меня его использования таким образом? — его тон состоял из неприкрытого любопытства, и собеседник выглядел немного неловко, пока подбирал ответ.        Гарри, который к этому времени уже был хорошо знаком с выражением лица, приобретаемом Себастьяном, когда его избегали расстраивать, решил заговорить снова, прежде чем Себастьян пошёл бы на попятную.        — В чём дело, Себ?        — Я обнаружил, что когда дело касается тебя, я становлюсь ещё более ревнивым мерзавцем, чем обычно, — признался тот. — Я… не хочу никакому фаллосу позволять познать жар твоего тела раньше меня.        Гарри закрыл глаза, когда возбуждение удивительно сильно пронеслось по его животу. Южнее, в тазу его потеплело, а член взялся крепчать всё больше.        — А что насчёт пальцев? Моих, естественно, — хрипло произнёс он, хоть, когда он посмотрел Себастьяну в глаза, то смог представлять лишь другую руку вместо своей, трогавшую его, пока тот смотрел на него ровно так же.        — Это… конечно… зависит от тебя. Я не… возражаю, — Себастьян выдержал его взгляд с чем-то вроде благоговения, пока Гарри не опустил нервно глаза, чтобы снова закрыть крышку. Гарри открыл рот, чтобы малодушно попрощаться, как вдруг тревожная мысль влетела ему в голову.        — Себ, — сказал он, пока тот аккуратно наложил очищающие чары на его скользкие пальцы.        — У-у-угу-у-у? — ответил тот, переплетая их пальцы, будто бы проверяя их чистоту, но ласка была такой тёплой и неспешной, что Гарри подумал, что это прикосновение было, скорее, для личного удовольствия.        — Ты сделал его для меня, чтобы я мог оставить тебя здесь одного и наслаждаться собой без тебя.        — Да… — тон Себастьяна граничил с насмешкой, и он понял, что тот подумал, будто Гарри говорил что-то слишком очевидное или, возможно, неприятное, чтобы быть высказанным вслух.        — Не слишком ли это похоже на сугубо романтические отношения? — Гарри сжал в ладонях свой подарок, чувствуя покалывание в руках от тяжести давивших на него переживаний.        — Такая мысль ко мне приходила, но я не обеспокоен, как и следует тебе.        — Почему нет? — потребовал ответа Гарри, стараясь дышать ровно. — Почему не волноваться о той единственной вещи, которая причиняла тебе столько боли десятиле…        Губы Себастьяна оказались на его собственных. Лицо Себастьяна было близко к его собственному, и губы того двигались — двигались на его собственных — и, ахнув от осознания, Гарри прыгнул в объятия Себастьяна, чтобы ответить на жест. Когда их губы изведывали, а языки скользили и ощущали, Гарри подумал, что всё его существо могло бы утонуть в другом через их соединённые рты. Почти без его указания его руки вцепились и дёрнули к себе того, чтобы ощутить больше этой связи, больше близости, больше. Он даже не осознавал, что Себастьян нёс его спиной вперёд — или что его ноги крепко охватывали мужчину, требуя всего, — пока его спина не упёрлась в покрытую росписью стену, и их тела не оказались полностью, восхитительно прижаты друг к другу.       И всё же этого было недостаточно, пока Гарри не заскулил искажённо, когда их бёдра тоже впечатались друг в друга. Это было слишком жёстко из-за молнии на ширинке Гарри, и их налившиеся кровью члены отзывались болью, загнутые под прямым углом от упора друг в друга, но если бы Себастьян давил хоть сколько-нибудь менее сильно, он мог бы прикрикнуть, чтобы прекратил нежничать, а потом тот впился в его шею и пустил в ход зубы, а после… отступил.        — Вот почему я не обеспокоен, — хрипло прорычал Себ. — Мы месяцами знаем, что физическая связь присутствует тоже. Вот почему я готов ждать. Вот почему я не боюсь, что это снова обернётся любовью с отсутствием секса.        — Я люблю тебя, Себ, — голос Гарри был полон слёз облегчения и отчаянной жажды. Он так сильно хотел этого прямо сейчас.        Себастьян прижался к его лбу своим.        — Я тоже люблю тебя, — ответил тот. — А теперь ступай, пока я не растерял всю свою силу воли и не взял тебя раньше положенного для таких вещей времени.        Гарри снова почувствовал, как внутри него снова запульсировал жар, и понял, что это предупреждение не было пустым ни для кого из них.        — Кажется, я уронил баночку, это ничего?        — Акцио! Держи, любимый, ни царапины. Я наложил на неё чары неразбиваемости на случай пребывания в скользких руках.        — Хорошая идея.        Они разделили традиционное прощальное объятие; впрочем, это длилось немного дольше, и, возможно, они прижались друг к другу чуть крепче обычного, не желая, чтобы их физическая близость действительно прервалась.        Как только Гарри оказался в своём холле, он сбросил мантию и поспешно расстегнул джинсы, надетые в сей день. Опустившись на колени на пол, быстро черпнувший содержимого своего подарка Гарри обхватил себя рукой и задал бешеный темп, всхлипывая и заново переживая сокрушительную реальность поцелуя Себастьяна вплоть до бурного окончания, покачиваясь, пока не опёрся на свободную руку.        — Хватит, — заявил он, когда в голове прояснилось. — Хватит расстояния, хватит пыток. Он мой, — он наложил очищающие чары на заляпанный линолеум, поднял свой полезный подарок и направился принять душ.        Мыться в одиночестве после того, как он подрочил в холле, было невыносимо.        — Он мой, — повторял он себе, когда грусть становилась слишком сильной. — Прошло уже достаточно времени. Уже достаточно.