Морозный алый

Пожалуй, люди знают гораздо больше, чем им кажется. Осознанно или нет, они ежедневно закапывают себя в яму бесполезных домыслов, в то время как ответ лежит на поверхности и греется на солнышке в ожидании, когда же, наконец, человеческий разум наткнется на эту элементарность. Напротив, не каждому дана возможность самостоятельно открыть глаза на происходящее. Особенно, когда разум изнурен, а элементарность больше не лежит на поверхности, а находится в чужих, отнюдь не греющих руках. Гермиона Джин Грейнджер. О чем ей самой говорило это имя? Дочь маглов, девочка, которой большую часть своей сознательной жизни приходилось бороться с неисчерпаемым злом. Она долго пыталась понять, почему именно на её долю выпали эти бесконечные прятки от смерти, а не на долю соседских мальчишек или девчонок с Хэмпстед-Гарден. И до наступления одного дня ответ почему-то являться не хотел. Она прожила семь месяцев в темноте, безуспешно пытаясь выбраться из заточения. Суровую зиму незаметно сменила весна, затем наступило дождливое лето. Хотя о том, насколько оно было дождливо, Гермиона толком судить не могла. В этом месте нельзя было найти грань между «сегодня» и «завтра». Время скучающе проскальзывало меж пальцев обреченных людей и спешно продолжало свой извилистый путь, не позволяя за собой угнаться ни-ко-му. Полгода засыпать и просыпаться в одном и том же месте — звучит как людская обыденность. Но если делать это не в мягкой кровати и не под пение птиц, либо стрекот сверчков — это больше не будет являться людской обыденностью. Это — рутина плененных, замученных душ. Так было и с ней. Гермиона, заточенная в крошечную камеру, обреченно открывала глаза и видела перед собой лишь тьму. Воздух всё время спертый, в нос бил непроветриваемый смрад: пахло сыростью, плесенью и железом. В углах её камеры сидели чьи-то задыхающиеся от слез силуэты. Во всей темнице же находилось несколько десятков заключенных. Кто-то постоянно молчал, кто-то изредка перешептывался. Тусклый коридорный свет не проникал в эти обители проигравших Тёмному Лорду, поэтому большинство лиц девушка так и не разглядела. Её схватили в ненавистном январе. В январе, в котором она когда-то неуверенно ступила на скользкую тропу и зашагала в новую жизнь. Но эта тропа, в силу своей ненадежности, всё-таки не сумела довести её до нужного конца. Прежде она ходила по длинным коридорам этой темницы, с опаской заглядывая в пустые клетки. Гермиона была уверена, что никогда не окажется внутри. Но судьба вынесла приговор не в её пользу. Все эти месяцы гриффиндорка лишь издали наблюдала за молчаливыми соседями, не изъявлявшими желания с ней разговаривать. Изнуренная пытками, она яростно стучала по решетке, вымещая гнев, мерила комнату шагами, в попытке успокоиться. Каждый день девушка ждала, что за ней придут. Она была уверена, что еще немного, и её вызволят из этого прогнившего места и разнесут его в щепки. Прошли недели, месяцы, а человек, которого она грезила увидеть, так и не явился. Её в очередной раз обманули и бросили умирать наедине со своими пороками. Её предали. До определенного момента Гермиона помнила, чем жила этот год: с кем проводила больше времени, кого сторонилась. Воспроизведение в памяти минувших событий было для неё единственным развлечением. Но весной воспоминания о последнем годе жизни изъяли. Гриффиндорка чувствовала себя опустошенной. Из книги её жизни безжалостно вырвали десятки страниц и разорвали их на мелкие кусочки. Тут-то она начала смотреть на этот мрачный образ жизни другими глазами. Испуганными и полными непонимания глазами, которые обреченно наблюдали за тем, как пленных насильно вытаскивали из клеток и вели в неизвестном направлении, после чего те больше никогда не возвращались. Пленители любили измываться над ней. Они могли долго пытать девушку, чтобы та рассказала обо всем, что происходило с ней последний год. Но говорить было попросту не о чем. «Грязнокровка всё знает, — ежедневно звучало из их уст, — а поэтому скоро расскажет». Обычно после этой фразы темница заполнялась дичайшим девичьим воплем, который не стихал, пока она не прикусывала язык до крови. После того, как пытки ужесточились, к её камере изредка начал приходить человек. Он не говорил, не пытал. Абсолютно никак не коммуницировал. Пожиратель, пряча лицо под маской, лишь наблюдал. Казалось, мрачная фигура могла часами стоять и смотреть на съежившееся в углу тело, если бы такая возможность была предоставлена. Гермиона же не обращала на молчаливого наблюдателя никакого внимания. Обычно она лишь мгновение косо глядела на человека, а затем поворачивалась лицом к стене и пыталась уснуть. Однажды ей надоел этот зачастивший посетитель, и она влипла в нагревающуюся от прикосновений решетку и ответила на эту игру в гляделки. Девушка морщилась от отвращения, пытаясь вложить в свой взгляд всю ненависть, какую могла достать из глубин раздавленной души. Тогда она получила серьезные ожоги на ладонях и щеке, которую прикладывала к заколдованным прутьям, но сумела призвать человека приходить реже.

***

Июль 1999

Малфой-мэнор

В тот злополучный день она очнулась в незнакомом месте. Солнечный свет, исходивший из панорамных окон, можно было сравнить с иглой, медленно пронизывающей глазное яблоко. Для Гермионы это было очередной пыткой, которая сладостно томилась в головах её пленителей. Яркий луч резал роговицу, пёк лицо, которое забыло ощущение тепла. Душа тоже успела забыть это ощущение. Она не могла пошевелиться, не ощущала ничего под ногами. Глаза беспорядочно бегали от силуэта к силуэту, неконтролируемая волна слез быстро начала стучать о холодный мрамор. Голова раскалывалась от количества наложенных заклинаний. Властный голос призвал присутствующих занять свои места. В шумном зале, куда её отлевитировали, было собрано пару десятков влиятельнейших Пожирателей. Некоторые генералы армии Тёмного Лорда не ожидали увидеть грязнокровку Поттера, которая давно считалась разорванной на кусочки. В уши ввинчивалась бесконечная волна возмущенных возгласов. Три длинных ряда сидений, располагавшихся вокруг неё, у стен, были залиты чернотой. Кто-то был в мантиях, кто-то — в костюмах и масках. Это помещение, в силу странного расположения кресел, напоминало амфитеатр. Гермиона, витавшая в центре зала, всеми силами пыталась разглядеть лица окружавших её убийц. — Где её держали всё это время? И почему решили вывести только сейчас? — где-то за спиной с ноткой наигранности поинтересовалась молодая девушка. — Без понятия, — с равнодушием прозвучало в ответ. — Не у того человека ты спрашиваешь, дорогуша, — с усмешкой добавил третий человек. — У нашего папаши уже давно нет времени на грязнокровские дела. Неудовлетворенная ответом Пожирательница фыркнула, с еле заметным сожалением взглянула на обездвиженное тело, после чего сложила руки на коленях и отвернулась. Всё тот же властный голос прозвучал где-то позади, и присутствующие послушно смолкли. Гермиона прекрасно знала, кому принадлежал этот низкий тембр. Северус Снейп медленно расхаживал вокруг бывшей ученицы и пояснял Пожирателям текущую ситуацию. — Как вы все прекрасно знаете, Гарри Поттер пал еще в прошлом году. Его жалкие друзья продолжили борьбу, но также пали от руки нашего Повелителя, — он на мгновение остановился и указал на гриффиндорку. — Но этого предателя Тёмный Лорд оставил напоследок… Гарри мертв. Это не то, что она хотела услышать спустя столько месяцев неизвестности. Девушка до последнего верила, что в плен она попала из-за неосмотрительности, но никак не из-за того, что все её близкие были зверски убиты. Это было неправдой. Гермиона тут же начала в сотый раз воспроизводить в памяти минувшие события, своё далекое прошлое, в попытке связать его с настоящим. Пустота, поглощающая все попытки вспомнить хоть что-то, медленно разрушала её изнутри. В виски било, словно током. Яркие вспышки начали учащенно рождаться перед глазами, сердце трещало по швам. Что-то пыталось проклюнуться в реальность, но безуспешно взрывалось в её сознании. Звучавшие вокруг слова связывались с её бесконечными домыслами в незамысловатый клубок, который с бешеной скоростью катился, стремясь распутаться, но только сильнее завязывался в узлы. Последние воспоминания о требовательном профессоре, которому, по словам Дамблдора, можно было доверять, были отвратительными. Гермиона помнила слезы и крики испуганных детей, которые застали смерть директора. Это было ударом абсолютно для каждого ученика и преподавателя школы. Именно тогда девушка осознала, что верить в их черством мире можно только самому себе. Снейп всегда был там, где её ждали неприятности: чертов предвестник слез и смерти. — К сведению неоповещенных лиц, на грязнокровку было наложено заклятие забвения, — продолжил грубый голос. — Её память, затрагивающая военный период, была извлечена и просматривалась Юстасом Бёрком на протяжении нескольких недель. Тот выделил ключевые моменты и поместил в данный сосуд, — поднимая перед публикой руку, Снейп демонстрировал пузырек, наполненный чем-то тёмным. — Сегодня наш Господин готов лично просмотреть воспоминания, после чего будет проведена публичная казнь предательницы. Хотелось взорвать это место. Гермиона обреченно впитывала каждую фразу гнусного предателя, пока внимание не привлек луч, исходивший от Пожирателя в первом ряду. Он как будто играл с ней, то и дело подставляя свой перстень под солнце так, что глаза гриффиндорки стремительно поражал яркий луч. Она напряглась изо всех сил, в попытке получше разглядеть человека. Вальяжно раскинувшись на кресле и оперев голову на руку, он не отводил от неё взгляд. Черная маска обрамляла точеный подбородок, мантия аккуратными волнами растекалась по полу. — Северус, может, ты, наконец, скажешь, как эта дрянь здесь оказалась? — перебил бывшего профессора противный женский голос. — Я не шляюсь по темницам, но была уверена, что грязнокровка давно гниет в земле с остальными предателями крови. Северус раздраженно выдохнул. — Терпение, Алекто. Если Тёмный Лорд пожелает, Он оповестит и тебя, и всех вас, — Снейп медленно провел рукой вдоль зала, — по какой причине сохранил ей жизнь. Но я в этом очень сомневаюсь. В ответ Гермиона услышала смешки и недовольное бормотание женщины. Пожиратель в первом ряду лениво поднялся с места и приблизился к говорящему, после чего что-то шепнул ему. Снейп резко отстранился и полоснул по человеку недовольным взором, а затем нехотя пропустил его к пленнице. — Десцендо. Оживи. Гермиона шумно свалилась на пол. Болезненный стон прогремел на весь зал, что заставило публику усмехнуться. Девушка непроизвольно дергалась, не имея возможности успокоиться. Ноги сводило судорогой. Накладывать оглушающее заклятие после нескольких минут Круциатуса было гениальным ходом Пожирателей. — Встань, грязнокровка. Девушка медленно облокотилась на локти и взглянула на подошедшего вплотную ублюдка. Перстень на указательном пальце, тщательно выглаженная мантия, лакированные ботинки. Каждое движение было отточено. — Я сказал встань. Или тебя ебнуло настолько сильно, что ты оглохла? В зале кто-то усмехнулся. Собравшись с силами, она неспешно села на колени. — Живее! Гермиона в очередной раз дернулась, но теперь не столько от реакции тела на проклятия, сколько от вскрика Пожирателя. Сминая пальцами грязную ткань своей бесформенной одежды, она поджала губы. Красными глазами, полными ненависти, девушка мгновение прожигала неподвижную фигуру в черном. После этого, оперевшись одной рукой на холодный пол перед собой, а другой на колено, она неуверенно потянулась наверх, но тут же свалилась обратно. — Блять, пни её уже, чтобы шевелилась! — прозвучало где-то впереди. Гермиона медленно подняла глаза и наткнулась на источник звука. Это был черноволосый мужчина средних лет с аккуратной, коротко выбритой бородой. Он небрежно что-то курил, не забывая при этом мерзко улыбаться, и выдыхал в её сторону. — Долохов, ты хочешь, чтобы мы до утра тут сидели? Не думаю, что пинки помогут, — вмешался уже звучавший голос. Именно он отвечал девушке. Гриффиндорка повернула голову и увидела молодого, с аккуратными чёрными кудрями парня. Рядом с ним сидела брюнетка с каре, а следом — темнокожий юноша. Гермиона прекрасно знала, кем были эти люди. Лицо Паркинсон выражало наигранное отвращение, и она, закинув ногу на ногу, медленно крутила левой, будто разминая стопу, отчего её лакированные туфли аккуратно поблескивали. Движения Пожирательницы были неестественными, из-за чего Гермиона пришла к выводу, что дело не в онемевшей стопе. Стерва явно нервничала и стремилась переключиться на рандомное движение. Забини тревожно поглядывал то на дрожащее тело, то на высокую фигуру подле. Нотт же не выражал абсолютно никаких эмоций. Он затуманенно смотрел в пол, явно прокручивая что-то в своей голове. — Может, так ты будешь шевелиться, — что-то потянуло пленницу наверх, и она встала на ноги. Пожиратель, стоявший рядом, держал её за локоть. Он крепко обхватил тонкую руку, впиваясь пальцами до онемения. — Шагай вперед. Человек пару мгновений тащил её за собой, а затем грубо пихнул вперед, из-за чего она чуть не завалилась на отполированный мрамор. Гермиона, напрягая каждую часть своего тела, молча захромала мимо ухмыляющегося мужчины, который продолжал выдыхать в её сторону. Сзади с грохотом отворилась дверь. Нового предателя левитировали в зал, а попытка повернуть голову и посмотреть на очередную жертву быстро пресеклась грубым движением Пожирателя, не отстававшего ни на шаг. Тот, обхватив её затылок, резко повернул маленькую голову вперед, после чего Гермиона почувствовала ноющую боль в шее. — Не отвлекайся, грязнокровка. Мы идем смотреть твои воспоминания, — выходя из зала, произнес Пожиратель. — Если в твой пытливый мозг уже пришел вопрос «Зачем?», то я на него отвечу. Тёмный Лорд дал согласие, чтобы ты вспомнила все то, что у тебя забрали. По словам Бёрка, боль тебе могут принести не столько пытки, сколько свои же воспоминания. Хотя Гермиона не видела идущего сзади подонка, она чувствовала его ухмылку. Длинный коридор, по которому они шли, был намного приятнее того заплывшего чернотой зала. Лишь брезгливо смотрящие на неё портреты портили идиллию. На глаза попалась старинная картина, изображавшая поникшую молодую девушку. В её глазах читалось сожаление. Грустный предок Малфоя долго провожал пленницу взглядом, пока та не скрылась за поворотом. Спустя несколько бесконечных коридоров, они оказались возле тёмной резной двери. Вверху на деревянной поверхности были изображены голуби, улетающие вдаль, а снизу — человек, смотрящий в зеркало. Внутри, как она предполагала, находились омуты памяти. Это место явно заслуживало восхищения каждого, кто переступал порог: воздух был пронизан чем-то терпким, омуты памяти, мерцающие в углах помещения, словно призывали опуститься и взглянуть на то, что скрыто от чужих глаз. Смотреть на такое спустя семь месяцев темноты — очевидно, было подарком свыше. Хотя, нет. На кой черт она восхищается всем этим? Она в доме убийц. Своих убийц. Пожиратель на негнущихся ногах подошел к омуту в дальнем углу, достал из кармана флакон, который ни разу не напоминал тот, что показывал Северус, и вылил бордовое содержимое. Он пару мгновений смотрел, как на голубой поверхности образовывались кровавые разводы, а затем настороженно поднял глаза на поникшую девушку. — Гермиона, — пронзило тишину. Грифиндорка, рассматривавшая потолок, дернулась, услышав своё имя. Она приподняла брови и в недоумении уставилась на мрачную фигуру. — Я знаю, что ты не понимаешь, что происходит. Ты не понимаешь, какой диссонанс в магическом сообществе начался из-за тебя, — переходя на шепот, произносил он. — Сейчас… я прошу тебя посмотреть. Сердце начало отбивать похоронный марш. Она затаила дыхание и неуверенно начала приближаться к напряженному человеку, не сводя с него полный сомнения взгляд. Парень же начал заметно нервничать: он сжимал мантию, заламывал пальцы — попросту не находил себе места. Только сейчас она вгляделась в его глаза. Они были кристально серые, чистые, как утренний туман. Пожиратель, словно завороженный, с жалостью смотрел на неё, будто умоляя не разочаровываться после просмотра воспоминаний. Что-то родное промелькнуло в его глазах, но это родное было очень далеко, где-то за гранью осязаемого. Тихо вздохнув, девушка опустилась в омут.