Сегодня, завтра, всегда

— Знаю, что не должен был скрывать это от вас… — сказал Джеймс, не поднимая глаз. — Но это правда, которой я боялся с вами делиться, потому что понятия не имел, как вы можете отреагировать… Мне жаль, что вы узнаете об этом так поздно, но я бы молчал еще дольше, если бы не произошло то, что произошло… — он крепко сжимает руки в кулаки и закусывает губу. Сердце бьется в дикой тревоге. — Пожалуйста, не злитесь, и не отталкивайте меня… Ведь я ваш друг. И я, как и сказал, люблю Северуса, так что прошу, примите и его тоже… Джеймс замолкает. Его друзья, что так внимательно слушали длинную речь, тоже не решаются что-либо сказать. Тяжелое молчание с жесточайшей силой давит на Джеймса. Он догадывался, что будет тяжело, но не думал, что настолько. В миг тишины все больше чувств обрушивалось на него — из них страх, презрение к себе, стыд. И стыда было больше всего. То был невыносимый, сжигающий его до самого праха стыд перед друзьями, перед семьей, собой в конце концов. В моменте он даже подумал: «Нет, все же, не стоило мне раскрываться. Это не то, что может быть нормально». — Это ненормально, Джеймс. Юноша вздрагивает. Его мысли обрели словесную форму, бьющую в самое сердце. Он несмело поднимает голову в поиске того, кто это сказал, кто его осуждал, пока не увидел, что каждый взгляд, устремленный на него, наполнен таким яростным презрением, словно он был не собой, а его друзья были не его друзьями. — Ты ненормальный, — повторил Сириус, и Джеймс понял, что первым заговорил именно он. — Бродяга… — тихо проговаривает Джеймс с ноющей болью в груди. — Но ведь я твой друг… — Нет, это слишком… — произнес Питер, смотря на него с не менее сильным отвращением, как остальные. — Ты не можешь быть нашим другом! — И ладно, если это был кто-то другой, но Снейп… — поддержал остальных Римус, и тогда Джеймс понял, что пропал. — Как вообще можно было влюбиться в такого, как он? Он ведь будущий Пожиратель смерти… А мы не желаем общаться ни с Пожирателями, ни с их близким окружением! —Ты просто отвратителен, Джеймс, — заключает Лили. Все так, как и говорил Северус. А ведь он предупреждал… Предупреждал, а Джеймс его не слушал. И во что это вылилось? Конец… Он пропал… Друзья, в которых он был так уверен, отворачиваются от него, напоследок кидая в него брезгливые взгляды. Ну конечно… А как иначе? Никто его не примет… Никогда… Это не нормально… Они правы. Во всем правы. Зря Джеймс им рассказал. Не нужно было рассказывать. Не нужно. Никогда. Да и в этом уже нет смысла… Северус ушел… Каждый раз, когда Джеймсу снился этот сон, он просыпался уже без какой-либо реакции. Просто сон. Очередной дурной сон. Сначала его бросало в дрожь, и он в страхе путался в реальности, но потом это ощущалось как что-то не слишком правдоподобное. Теперь ситуация, в которой Джеймс объяснялся бы друзьям, была призрачной и маловероятной, потому что Северуса рядом не было. И, возможно, не будет никогда. Все те дни после происшествия в Большом зале Джеймса мучала бессонница. Он совсем не мог спать, а когда дремал, сны мучили его и так утомленное сознание. Каждую ночь лежал на спине, не шевелясь, и смотрел в потолок, ни о чем кроме того дня не думая. «Неужели, это конец?» — мелькало у него в голове, и также растворялось, потому что ответ, казалось, был очевиден. Конечно, конец. Что же еще? Джеймс буквально отказался от Северуса, сказал, что не выбирает его, а потом погрузил в тот кошмар, который окружал Слизеринца все предыдущие годы, и за которые Поттер испытывал невыносимое чувство вины. Все повторилось. «Как я мог так поступить?» — спрашивал он у себя, но ответа не находил. Внутри него разгорался огонь, не дающий покоя. Он чувствовал, что его душа была разорвана на части, и каждая из них кричала о прощении, о возможности исправить ошибку. Но как? Как можно вернуть то, что уже потеряно? Каждую ночь он повторял себе, что это всего лишь кошмар, что он проснется и все будет как прежде. Но каждое утро приносило лишь горечь и осознание того, что реальность не изменится. Северус так и будет сидеть в своем кабинете зелий, страшась даже выйти, а Джеймс так и не решится прийти к нему с извинениями. Он даже не представлял, как абсурдно это могло выглядеть: его слова, когда он будет просить прощения. Что он ему скажет? «Да, Северус, тебе снова пришлось пережить те унижения, что преследовали тебя всю школьную жизнь по моей вине. Опять над тобой издевались, как делал это я когда-то, после чего долго и упорно вымаливал у тебя прощения. Но ты прости меня еще раз». Абсолютный абсурд. Стоило еще добавить: «Ах да, еще я отказался от тебя в пользу друзей, и за это меня прости». Представить это было возможно, только что будет в продолжении? Северус, даже если и простит, заставит его снова выбирать между ним и друзьями. И что тогда ему делать? Что он выберет? Джеймс ходил на трапезы, посещал уроки, сидел с друзьями по ночам в гостиной. А чувствовал он себя так, словно вся душа ушла из него, как от поцелуя дементора. Друзья, казалось, ничего не замечали под влиянием будоражащих, разгоряченных чувств, выступающих на фоне их собственных фантазий. Они только и делали, что говорили о произошедшем в Большом зале, и, конечно, вспоминали былые времена. — А я знал, что когда-то Нюниус вновь покажет свое лицо, и все вернется на круги своя! — уже какой раз повторял Сириус, больше всех радуясь проступку Снейпа. — Не называй его так… — вяло повторил Джеймс, наверное, раз в сотый, но никто его не слышал, и у самого него не было сил говорить громче. — Удивительно, что Сохатый еще так долго умудрялся его терпеть! — говорил Питер. — Наверное, Снейп не привык, когда к нему обращаются по-доброму, — высказывался Римус, что было удивительно. Обычно он никогда не влезал в разговоры, связанные со Слизеринцем. — Вот он и не сумел удержать это хорошее отношение к себе. Джеймс яростно вздохнул и накрыл лицо подушкой. Друзья удивленно обернулись к нему. Он начал бить по подушке, ни секунду больше не выдерживая этих глупых разговоров. Мародеры трепали языками в любой удобный момент, обвиняя Северуса в его некоем «предательстве», и жалели своего «преданного» друга. Джеймс не имел никакой энергии, чтобы им противостоять, да и смысла не было: трепетала вся школа. Каждый хотел что-то сказать по поводу того дня, прийти к Джеймсу и высказать свое важное мнение, дать ему какой-то совет, вроде: «Больше никогда не доверяй Слизеринцам!». И это, конечно, давило на Джеймса, но не так сильно вгоняло его в ступор и расстраивало, как-то, что он остался в своих переживаниях один. Абсолютно. Один. Но разве могло такое произойти? Неужели никто, абсолютно, не понимал, что с ним происходит? Ладно Мародеры, которые были заняты обсуждением ненавистного когда-то им Слизеринца, но где была Лили? Почему она так и не заговаривала с ним, зная ситуацию? Никогда еще Джеймс не чувствовал себя таким одиноким. Ему было необходимо выговориться кому-то, и был единственный человек, кто знал о Джеймсе немного больше, чем все остальные. Пандора. Она знает, что он был влюблен в парня, не знала только, что это Северус. «Ну и что, если она узнает», — думал Джеймс. — «В ней не так много осмысленности, чтобы осуждать меня или распространять слухи во зло». Джеймс так и сделал: пришел к Пандоре в гостиную Когтеврана, вот только вместо нее, на его бесконечно сильное удивление, вышел Регулус Блэк: — Знаешь, не то, чтобы Пандора много говорила о тебе, но мне определенно помнится, что она выражала некоторую горечь оттого, что ты, хоть и звался когда-то ее другом, приходил ей чисто поплакаться, а потом забивал на нее, и шел своей дорогой, пока не появлялось желания поплакаться кому-то еще. Джеймс ничего не сказал, и не начал конфликт из-за его унизительного «поплакаться», которое задело его до глубины души. Регулус стоял некоторое время напротив него, ожидая ответа, но его не последовало. Выражался он ясно, так что Джеймс, без лишних разговоров, развернулся, и просто ушел. Когда Регулус открыл дверь гостиной, дабы уйти, Джеймс обернулся и заметил, что оттуда на него безразлично глядит Пандора. «Жаль» — только и мог что подумать Джеймс, не в силах реагировать как-то больше на такое расставание в этот период своей жизни. Теперь уже точно он был потерян… и одинок. Не было никого, кто мог бы его поддержать. Никого. На четвертый день Северус все также сидел в своем кабинете зелий. Джеймс не решался предпринять ни единого шага. Мародеры продолжали перетирать эту тему до дыр. Другие студенты делали то же самое. Джеймс был вне себя от горя, до такой степени, что уже размышлял, как будет проходить вторая половина года без Северуса, с которым, по всей видимости, он расстался навсегда. Точнее, с которым ему пришлось расстаться из-за своей глупости, окружающих и их предрассудков, и Лили… — Джеймс, как ты? — неожиданный голос разбудил юношу. Он лежал в гостиной Гриффиндора на диване около камина и апатично дремал. Подняв предплечье со своих глаз, он увидел Лили, нависающую над ним. Она присела рядом с ним, и он тоже приподнялся на локтях. Джеймс прижал ладонь к голове, что так сильно ныла, и долго жмурил сухие глаза. Пальцы его скользнули в растрепанные до безобразия волосы. Выглядел он соответствующе своему состоянию. — Эй, — зовет его Лили. — Ага, — устало выдает Джеймс все, что может. Когда ему удалось отыскать очки где-то в диване, он заметил, что гостиная опустела, и никого, кроме него и Лили, нет. Она сидит перед ним вся такая закрытая и будто чем-то напряженная. Она не смотрит на него, прожигая взглядом костер в камине. Джеймс не знает, чего от нее ждать, но за последние дни слишком много чувствовал, чтобы чего-то еще ожидать эмоционально. — Это случилось из-за меня, верно? — вдруг спрашивает Лили. Джеймс распахнул глаза и ошеломленно уставился на нее. Он даже не думал, что она когда-то заговорит с ним об этом: слишком долго не мог дождаться ее расположения к разговору. И уже, как будто, и не надо. Вопрос даже не застал его врасплох и не дал никакой надежды. Это был просто вопрос, на который не очень-то хотелось отвечать. Наверно, Джеймс все-таки был в некоторой степени обижен на нее. — Угу, — промычал он вяло, но внутри ощущая раздражение. — Почему ты не могла поговорить со мной в тот день? — спросил он также спокойно. — Винишь меня? — она мельком взглянула на него. — Нет. Просто спрашиваю. Он заметил, как беспокойно она перебирает ткань юбки пальцами. О чем-то волнуется. Может о том, чтобы сообщить ему, что ей больше не хочется общаться с ним? — Честно? — она снова увела взгляд куда-то в сторону. — Мне было неприятно думать о том, что происходит между тобой и Северусом. Мне не хотелось даже разговаривать. — Даже слишком честно… — произнес Джеймс, неприятно съежившись. — Лучше бы ты сделала вид, что ничего не видела, и без лишних разговоров вычеркнула бы меня из своей жизни. Другими словами, он просил ее перестать говорить такие вещи, задевающие его до глубины души, но Лили, будто не слыша, продолжила: — Джеймс, это неестественно для меня, как и для большинства людей на планете. Я ведь из магловского мира, из глубоко верующей семьи, и училась до Хогвартса в католической школе. Я была так воспитана, и во многом наше представление о нормальной картине мира сильно отличается. Что-то нарастало внутри Джеймса, обрушивалось на него с разрушительной силой. Стыд его поглощал, хотя это было неправильно. Он знал, что нормальный, знал, что не сделал в своей любви к Северусу ничего плохого. И все же слова, такие острые и болезненные, впитывались в него, имели над ним власть куда более серьезную, чем его личные убеждения. Он даже не знал, как на самом деле выглядит в чужих глазах, не понимал, что его собственный взгляд на отношения с Северусом слишком затуманен. Так он думал, пока после продолжительной паузы Лили не сказала: — Но ты мой друг, Джеймс, и Северус тоже когда-то им был. Потому мне и было необходимо время подумать, решить, что важнее: личные убеждения или друзья, — она снова взглянула на него, но теперь не уводила взгляд. — И я выбрала тебя, Джеймс. Он смотрел на нее в молчании, пока в душе его разворачивалась буря смешанных чувств, которые по мере того, как он углублялся в ее добрые глаза, начали смягчаться. Джеймс замер, пытаясь с недоверием разглядеть за этими словами какой-либо скрытый, злой подтекст, но, к его удивлению, ничего подобного не обнаружил. — Я не понимаю… Ты считаешь меня ненормальным, но… — Я не думаю, что это ненормально, просто это не то, к чему я привыкла, — прервала его Лили. — И я готова принять это как что-то естественное, лишь бы оставаться тебе такой же близкой подругой. В общем-то, закрыть на это глаза. Он не мог поверить своим ушам. Он только что был принят кем-то за его секретное, что таилось в нем в тени. И ничего страшного не произошло. Он не чувствовал себя дефектным. Внутри него не возникло чувства стыда или страха. Напротив, он ощутил, как будто с него свалился тяжелый груз, который он носил слишком долго. И хотя ему было несколько неудобно перед девушкой и тем, что она буквально 'переступала через себя', в этот момент ему стало приятно. — А я… Я так боялся быть кем-то отвергнутым, — произнес Джеймс, тронутый словами Лили. Девушка раскрыла перед ним руки, и он отдался ей в объятия. Она крепко обнимала его, искренне, без какой-либо отстраненности. Как раньше, если не сильнее. Она по-прежнему им дорожила. — Нужно и другим рассказать, — сказала она, мягко поглаживая его по спине. — Ты, конечно, не обязан, если это для тебя так сложно, но нужно как-то защитить Северуса, хотя бы от нападок твоих друзей. — Да, ты права… — согласился Джеймс, тяжело вздохнув. — Вот только… Он не хотел, чтобы кто-либо знал… И не думаю, что теперь есть смысл что-либо говорить о нас. Сомневаюсь, что он простит… — Не узнаешь, пока не поговоришь. — Это бессмысленно. — Мы сами лишаем себя попыток все исправить, — Лили отстранилась от него и взглянула в его беспокойные глаза. Джеймс молчал, прикусив губу, и не мог дать ответ. — В любом случае, решать тебе. Нужно хотя бы объяснить остальным, что они не должны трогать Северуса. — Кто тут заикнулся про Нюниуса? — внезапный голос Тивери Маклаггена заставляет Лили и Джеймса вздрогнуть. — Мы хотим поддержать беседу. — Эй, Эванс, а если Люпин узнает, что ты тут с Поттером обжимаешься? — усмехнулся Джордан. Лили нахмурила брови и в гордом молчании отвела от них голову, но от Джеймса все же немного отсела. Он тоже сел ровно, неловко почесав затылок. Ему стоило что-то сказать Маклаггену, но за эти дни слишком устал кому-то что-то объяснять и быть при этом совсем не услышанным. Лили коснулась плеча Джеймса и жестом головы указала в сторону, мол, давай уйдем отсюда. Он кивнул, и они оба только собрались встать с дивана, как вдруг, что-то из рук Маклаггена вылетело прямо в камин. Джеймс пригляделся, и сердце его замерло, когда он увидел зеленый, вязаный свитер, который он дарил Северусу на день рождения. — Нюниус нам одолжил, — небрежно бросил Маклагген, гордо смотря на свою выходку. — Заявился сюда с какой-то отравой, ну мы его и проучили. Нечего было высовываться из подземелий. Только там его место. Думаю, после такого он никогда и ни к кому даже близко не подойдет, а может вообще задумается, что бы из школы отчислиться. Хорошо мы его отделали. Лили и Джеймс окаменели. Они оба впали в ступор, и хотя слышали все отчетливо, не могли переварить эти слова внутри себя. Лили ошарашенно переводила взгляд с Тивери на Джеймса. Мародер, в свою очередь, после продолжительной паузы медленно повернул голову в сторону Маклаггена и пронзительно на него посмотрел. — Что ты сказал? — также неспеша проговорил Джеймс, резко выговариваю каждое слово, не сводя взгляд со своего оппонента — Я сказал: как хорошо мы его отделали, — произнес Маклагген, и улыбка на его лице с развеселой и самоуверенной превратилась в почти раздраженную. Он свысока глянул на Джеймса и цокнул языком. — Только не читай лекции о том, как плохо мы поступаем с этим грязным Нюнчиком, и не говори, что мы лезем не в свое дело. Мы не обязаны слушать тебя, тем более ты давно потерял авторитет в чужих глазах. Ты никто, чтобы указывать нам, как действовать с другими. Джеймс и Тивери долго смотрели друг на друга с вызовом, ощущая, как внутри нарастает волна гнева и презрения. Но, в конечном итоге, никто не произнес ни слова. В гостиной уже начали собираться ученики, в том числе Мародеры. Кто хочет устраивать шум в таком скоплении людей? В глазах Тивери засверкала насмешка. Джеймс не отвел взгляд от его наглых глаз даже когда встал и собрался уйти вслед за Лили, тянущей его куда-то в сторону. Но юноша словно прирос к земле, совсем окаменел, и она не была в силах сдвинуть его с места. — Джеймс? — спросила она, но он не ответил. Джеймс стоял на месте, застыв в моменте. Его тело было напряжено. Мысли метались в хаосе. Он раздраженно, почти судорожно провел рукой по лицу, пытаясь прогнать нарастающее чувство ярости. Взгляд его скользнул к Лили. Себе в ноги. Затем опустился на собственные дрожащие руки. Они тряслись от злости. Он резко развернулся. Сделал шаг в сторону. И с силой ударил Маклаггена прямо в лицо. Удар был настолько неожиданным, что тот не успел среагировать. Но Джеймс не остановился на этом. Дальше, совсем себя потеряв, он начал колотить его со страшной силой, даже не замечая, как его пытаются оттащить чужие, слабые руки. Толпа вокруг них заволновалась, кто-то хватает Джеймса, но его не было возможно сдвинуть с места. Он бьет и бьет это ненавистное ему лицо и даже не думает останавливаться. Маклагген тоже пытается биться, и он бьет, но Джеймс совершенно этого не чувствует. Ему что-то кричат, а он не слышит. Его бьют — не чувствует. Джеймс не думал о последствиях, не замечал, как его собственные силы истощаются. В этот момент для него существовал только Маклагген, его ненависть к нему, и Северус, побитый и униженный, не защищенный и брошенный. Лишь сила четверых смогла остановить неконтролируемого Джеймса, точнее оттащить его от полуживого Маклаггена. Мародер все равно продолжал биться, разгонять воздух своими ударами. Кого-то, кто оттаскивал его, он даже задел. Они что-то кричали ему, пытались успокоить, но он не различал голоса, не узнавал в них своих друзей. Мародеры затащили его в комнату и заперли дверь. Сириусу пришлось его затолкать. Джеймс на секунду остановился и взглянул на друзей. Казалось, ясность ума вновь вернулась к нему. — Сохатый, да что с тобой происходит? — спросил Сириус, тяжело дыша от столь напряженной схватки Все трое в ужасе смотрели на него, как и Лили, стоявшая рядом. Джеймс быстро оглянул их всех. Затем посмотрел себе в ноги. На руки. Кожа на костяшках содрана. Из них сочится кровь. Нет… Это не его кровь. Его кровь у него под подбородком. Стекает с виска. Боли не чувствует. Опять смотрит на друзей. На Сириуса. Он набрасывается и на него. Толкает в стену. Хватает за грудки и пытается ударить. — Джеймс, ты чего?! — воскликнул Сириус с неожиданного испуга. — Это ты виноват! — заорал Джеймс, больно хватая его. — Зачем ты полез?! Зачем ты ударил его?! — Остановись, Джеймс, хватит! — кричал Питер. — Джеймс, успокойся! — звучал тревожный голос Римуса. И среди всех этих возгласов, Мародер уловил лишь один: — Джеймс, они ведь ничего не знают! — закричала Лили. Джеймс замер. Кулак его застыл в воздухе у лица растерянного Сириуса, поднявшего руки так, будто он сдавался ему. Он совершенно не собирался с ним драться. Джеймс приходил в себя, с каждым вздохом возвращая себе самообладание. Друзья молчали. В уши ударил гул тишины, и тогда он услышал, какой переполох творится в гостиной. А он даже не помнил, как выглядел Маклагген после его ударов, но судя по тому, сколько крови было у него на кулаках, он не сомневался, что последствия его ярости будут очевидны. Он отпустил руку, и отошел от Сириуса, а тот, все еще поднявший руки, смотрел на Джеймса с тревогой и недоумением. Его темные волосы были взлохмачены, а в глазах читалось беспокойство. Но вскоре выражение его лица сменилось на более решительное. — Что происходит? — спросил он, опуская руки. — Ты уже долго скрываешь от нас что-то, мы знаем. Давно знаем. Джеймс не отвечал. Пытался успокоиться, глубоко дыша. Но внутренняя дрожь не проходила. Отнюдь, становилась лишь болезненнее. Он знал, что этот инцидент останется с ним надолго, и последствия его действий, вероятно, будут далеко не простыми. Но ему было плевать. Пусть хоть отчисляют. Они все ответят за то, что причинили Северусу боль. — Да что с тобой, Джеймс?! — вскрикнул Римус. Голос его дрожал. — Как я буду тебя выручать из этого инцидента?! Что прикажешь мне говорить?! — Без понятия, — бросил Джеймс безразлично. — Мне плевать. Поеду домой. — Не говори так, — успокаивал его Питер, поглаживая по спине. — Что-нибудь придумаем. — Да что тут можно придумать! — не выдерживает Римус. — Никто больше не будет лелеять нас, потому что то, что произошло — это слишком! Джеймс, ты зашел слишком далеко, слышишь?! Зачем ты вообще это сделал?! Что Маклагген мог такого сказать?! — От меня не нужно отдуваться! — также резко высказался Джеймс. — Прекрати ныть, Римус! Не твоя проблема! — Как раз моя, Джеймс! Я староста, а в первую очередь — твой друг! И не забывай, что скоро полнолуние, а вместо того, чтобы готовиться, ты создаешь проблемы всем нам! Поттер тяжело вздохнул, достаточно громко и раздраженно, чтобы друзья растерянно переглянулись и на время умолкли. Никто не решался его более трогать. Римус расстроенно отошел в угол, справляясь с тревогой. Лили разрывалась между ним и Джеймсом, не зная, кого поддерживать. Питер был совсем растерян. Сириус присел рядом с другом и прижал ладонь к его спине, но не успел он что-либо сказать, как вдруг дверь в их комнату резко распахнулась. За порогом стоял Фрэнк Лонгботтом. — Ты что, хочешь, чтобы тебя со школы отчислили?! — закричал он. Рубашка его была в крови. Вероятно, помогал Маклаггену. К их двери подошли еще ученики. Их лица были бледными, а глаза полны тревоги. Мародеры выглянули из комнаты и посмотрели на Маклаггена, который прижимал руку к разбитому лицу, пока его медленно поднимали с пола. — Поттер, ты не в себе! — воскликнул кто-то из толпы. — Ты его всего поломал! — Молись, чтобы ты не выбил ему глаз, придурок! — заявил Джордан. Джеймс не чувствовал ни сожаления, ни стыда или даже угрызения совести. Он пронзительно глядел на Маклаггена, который, наконец, осознал, что с ним произошло, и, хотя еще не мог сказать ни слова, его взгляд был полон ненависти и жажды мести. Маклагген, собравшись с силами, резко встал и начал пятиться назад. Джордан, стоявший рядом с ним, поддержал его. За ним так же собиралась небольшая группа, шепчущая что-то о произошедшем. Джеймс шагнул вперед и снова сжал кулаки. Друзья вновь взялись за него и начали уводить в комнату, пока он не разбушевался. — Говоришь, хорошо отделал Северуса, да?! — голос Джеймса вырвался с неожиданно яростной силой. — Интересно, сопоставимо ли то, что ты сделал, с тем, что сделал я! — он по-прежнему пытался вырваться и достать Маклаггена. — Если меня и отчислят за это, то тебя вместе со мной! Окружающие с любопытством зашептались между собой. Джеймс наблюдал за реакцией Маклаггена, и увидев поражение в его лице, — позволил себе усмехнуться и показать ему средний палец. Теперь нечего было и переживать, потому что быстро сообразил, как выпутаться из ситуации. Но ликование не долго радовало его. Он вдруг представил, что мог пережить Северус, раз Маклагген решил не доводить дела до директора. Снова они впятером оказались в комнате. Внешний шум умолк. Мародеры встревожено топтались из угла в угол, но не решались о чем-то заговорить. Через раз они по очереди выглядывали из комнаты в коридор и наблюдали за тем, что творилось снаружи. Маклаггена посадили на диван и излечивали самостоятельно с помощью припасов лично изготовленных зелий. Он, все-таки, не решился идти в больничное крыло и жаловаться директору. Хорошо. — Так и будешь молчать? — начала Лили. Мародеры оглянулись. Она единственная выглядела уверенной и стойкой, хоть и не без потерянности, но явно понимающая, в чем суть происходящего. По крайней мере, это понял Сириус. — Так и будешь молчать? — уже без мягкости повторил он. — Чего ты черт возьми боишься? Ты что, больше не считаешь нас за близких людей, которые должны знать о тебе все? — Сомневаюсь, что вы поймете, — Джеймс фыркнул. — Но я ведь поняла! — вдруг воскликнула Лили. — А мне не нужно такое понимание! — неожиданно громко закричал Джеймс. — Спасибо тебе, Лили, что закрыла глаза на мой недуг, и решила продолжить общение со мной, хоть и через силу! — Джеймс… — Лили с сожалением подняла брови. — Я… Я ведь не так… — Именно так! — перебил ее Джеймс. — И если от тебя я еще как-то вытерпел это, то от них не хочу! — От них? — почти оскорбленно переспросил Сириус, скривив лицо. — Я не понимаю, о чем ты говоришь! — Лили сжала губы от обиды. Римус поддерживающие обнял ее. Джеймс смотрел на нее гневно, ненавидя сейчас каждого, окружавшего его. Он оглядел их всех, молчащих в ожидании чего-то. Джеймс не ощущал это мгновение тем самым особенным моментом, к которому так долго готовился, и не чувствовал себя так, как он думал. Ему казалось, что он будет в безопасности, что его безоговорочно примут. Но нет. Теперь он чувствовал себя так, будто стоял спиной ко всему миру, что был против него, и бросал ему вызов. И больше убегать не хотелось, даже несмотря на это ноющее чувство вины внутри него за то, какой он есть. — Я люблю Северуса, понятно вам?! Слова, вырвавшиеся из его уст, не только не дали ощутить облегчение, а сдавили его душу, словно тиски, и обрушили на него еще более тяжелые чувства. Но он не был лишен голоса, и он знал, что может кричать еще очень и очень долго. Джеймс снова прошел взглядом по всем друзьям. Они смотрели на него шокировано, словно их друг обратился в какое-то кошмарное чудовище. Это невероятно сильно разозлило его. Стыда он не чувствовал. Лишь неугомонный, бесконечный гнев, потому что он знал, что Северус был во всем прав. Он знал, с чем ему придется столкнуться. — Ну… Мы друг друга тоже любим в той или иной мере… — ожидаемая тупость Питера в этот раз серьезно взбесила Джеймса. — А я люблю его совершенно в другом плане! — ответил ему Джеймс. Другие поняли это с первого раза, судя по их замерившим выражениям лиц. — И я не хочу устраивать из этого драматичную сцену, в которой я буду стыдиться себя, просить прощения за то, какой я есть, и отчитываться перед вами! — он начал нервно шагать из стороны в сторону. Пространство было совсем ему мало. — Хотя изначально я так и представлял свое признание! Думал, расскажу, и дам вам время принять меня, но какого черта я вообще должен добиваться какого-то принятия?! Это то, какой я есть, и это то, что в любом случае будет приносить мне боль из-за того, в каком мире мы живем! И это моя чертова проблема, а не ваша, так что идите к черту, если вам нужно какое-то там принятие! Я сам долгое время не мог это принять, мучился от осознания, и вы представить не можете, какой путь я прошел, и как сильно переживал за это!! А все потому, что я прислушивался к окружающим, к тем, кто считает таких как я ненормальными! Я думал, что раз большинство думает так, то я не прав, но не правы они все! И мне плевать на веру и предрассудки: они не имеют право говорить, что это неестественно и ненормально, потому что я нормальный, и для меня это абсолютно естественно! Я не стал плохим, не стал грешным. Я — это я, и ничем не заслужил чужое осуждение! Когда Джеймс закончил, горло его осипло, а дыхание совсем сбилось, стало тяжелым и рваным. Он смотрел на друзей. Искал в них то самое, о чем говорил, и первым, у кого он это отыскал, был Сириус. Джеймс наблюдал, как морщится его лицо, и взгляд наполняется хорошо уловимой брезгливостью. — В парня… Так еще и в этого… Пожирателя смерти… — произносит он без всякого замешательства в словах, с полной уверенности своего восприятия. — Я знал. Знал, что ты это скажешь! — обвиняет Джеймс. — Поэтому я и скрывал это от вас! Я знал, что будет именно это! — А я догадывался, черт подери, но не верил, что это вообще возможно, — продолжает Сириус, будто не слыша его. — Что тебя вообще в нем привлекло? — Тебе это знать необязательно! — Зачем вообще устраивать такие сцены, если Северус даже не знает о твоих… — Сириус пронзительно заглянул ему в глаза, уверенные и стойкие, и тогда он осекся и понял, что высказывает бессмысленную мысль. — Ох, Мерлин, он что, тоже такой? И как долго? — С Рождества, — тут же ответил Джеймс. — Даже месяца нет. Зачем защищать что-то настолько хрупкое и… — Неправильное? — он нахмурился. — Я не это хотел сказать! — закричал Сириус зло и потерянно. — Ладно еще это… Но Северус?! — А кто это черт возьми должен быть?! — Тот, кто хотя бы уважает тебя, и не бьет при каждой ссоре! — Прекрати говорить так, будто ты все знаешь! Ты не имел право влезать в наш конфликт! — Да я что, знал?! — Сириус взялся за голову и тоже зашагал по всей комнате. — Твою мать… И ты что, тоже изучаешь темную магию? — Ну почему, почему вы видите в этом один лишь негатив?! — Джеймс чувствовал, как закипает в нем кровь, как сильно дрожит в нем все внутреннее. Молчание. Оно длилось недолго, чтобы успокоиться. Нарушил его Питер: — А тебя… Тебя привлекают все парни? Ты на каждого так смотришь? — Питер, завались, блять! — Джеймс ударил кулаком по стене до хруста в пальцах. — Я… Я просто спросил… — испугался он. Джеймс сел на кровать и завел пальцы в кудряшки, мокрые от пота. Переводил дух. Сердце билось бешено, как при панической тревоге. Он все еще держал себя в руках, хотя это и было сложно. Друзья молчали. Никто не знал, что говорить. Они не были к этому готовы. Джеймс устремил взгляд в пустое пространство, и вдруг перед его глазами возникли картинки. Воспоминания. Северус. То, сколько всего, на самом деле, было пройдено ими вместе. — Не было ничего крутого в том, чтобы причинять боль другому человеку: даже в ответ, даже если казалось, что это заслуженно, — начал он тихо, почти шепотом. — Больше я не хотел враждовать с Северусом, и я решил, что, наверное, должен сделать для него что-то, чтобы не чувствовать себя слишком виноватым. Выходило не очень, особенно в первое… да вообще все время. И вот, когда мы, казалось, перестали враждовать, я все равно не мог прекратить грубо влезать в его жизнь… В общем, некоторое время мы притирались… А потом… Я узнал, что он все это время понимал, кем является оборотень, от которого нам обоим пришлось спасаться в прошлом учебном году. Джеймс взглянул на Римуса. Тот уже прикрыл рот и шокировано молчал. Нет, шокированы были все. Никто даже не мог представить этого. — И он все это время держал это в тайне, — продолжил Джеймс. — И меня это, честно, очень и очень тронуло. Мародеры переглянулись. Было видно, как они смягчаются в лице. — Поразительно, правда? А мне этого хватило, чтобы влюбиться, — Джеймс зарылся лицом в ладони, потирая глаза. — А потом мы начали сближаться, многое переживать вместе… В общем, много всего произошло… И вот я признался ему. Он не сразу это принял. В конечном итоге, позволил оставаться с ним рядом. Темной магией он меня не увлекал, даже не пытался, отнюдь, он стал куда меньше тянутся к своему привычному кругу общения. И в итоге он ответил мне взаимностью, и отказался от веры. Вы даже представить не можете, какой он на самом деле… Не то, чтобы он изменился и стал другим человеком, нет, просто… Я разглядел в нем хорошее, зацепился за это, и осознал всю его светлость… Он замечательный человек, пожалуйста, поверьте… Он очень хороший, и в нем много доброты, просто ее он боится показывать… — глаза его начали намокать, и все же то, что он говорил, заставляло его улыбаться. — Я всю жизнь притворялся… Потому что я сын именитой, состоятельной семьи, капитан сборной команды по квиддичу, Мародер. Конечно, я был счастлив проживать тот период, но буду честен: я никогда не был таким смелым, самоуверенным и харизматичным, как хотел казаться. Я всегда боялся, стеснялся и стыдился себя. Меня пугало, как люди смотрели на меня, и любой смешок издалека заставлял меня чувствовать себя причиной их смеха. С девушками я был грубым хвастуном, но похвастаться мне было особо нечем, и я постоянно врал, создавал образ дамского угодника, а самого меня в дрожь бросало, когда между нами возникало неловкое молчание. Я всегда был не тем, кем являлся на самом деле, но в этом не было чьей-то вины, тем более вашей, друзья, — он снова поднял на них переутомленный взгляд. Уже было безразлично, что и как говорить. — Я сам загнал себя в такое положение, и сам же от него и страдал. Не мог позволить кому-то увидеть себя слабым. А потом я начал осознавать себя лучше, выстраивать по новой свою личность, а все из-за вины перед Северусом. Это он заставил меня думать, размышлять, хотя ранее, как вы, думаю, помните, умные мысли надолго в моей голове не задерживались, — он усмехнулся. — И я думал… Думал… Думал… Думал так много, что разум мой перегрузился, а после он очистился от всего лишнего, и я отпустил все то, что тяготило меня раннее. А Северус меня принял. И он был первым, кто увидел меня таковым. Я полностью обнажил перед ним свою влюбленную душу, и жить стало легко, но теперь все это не имеет какого-то смысла, ведь я опять навредил Северусу, и в общем… — он судорожно вздохнул и выдохнул. — В общем… Я не знаю, что делать, и будет ли от этого какой-нибудь толк… А рассказываю я это вам потому, что, на самом деле, я и Сев поругались на почве того, что мы оба бесконечно сильно боялись, чтобы кто-то о нас узнал… Теперь вы знаете, и, кажется, я ничего теперь не боюсь. И не чувствую. Джеймс с пустыми глазами смотрит куда-то в угол, и подпирает голову кулаком, будто от скуки, и замолкает. Нечего больше сказать. Это все, что он мог, даже больше. И правда в нем не было больше тревоги, и страха за отношения с Северусом тоже. Сейчас он был полностью опустошен. Вокруг была тишина. Мародеры переглядывались, может, о чем-то шептались. Джеймс не обращал внимания, и не торопился застать их реакцию. Он понимал, как они шокированы, и не ждал их ответа. В конечном итоге, они бы вряд ли успели решиться произнести хоть что-то, потому что скоро в их комнату постучали и заглянули через закрытую дверь. — Вас вызывает какой-то Слизеринец. Не знаю, откуда он узнал пароль… — предупредил их безголовый Ник. Мародеры в замешательстве захлопали глазами. Джеймс тоже поднял голову. Каждый из них словно ожил. Они знали, кто это был. Они синхронно выбежали из комнаты, потеснившись в коридоре, и в конце гостиной встретили его. — Северус? — пораженно произнес Джеймс, не веря глазам. Он стоял перед ними абсолютно незащищенный, словно боец, добровольно сдавшийся врагам. Было видно, как он испуган. Кролик среди волчьей стаи. Пару секунд их глаза были пронзительно переплетены, пока Северус не увел взгляд, притворившись, будто Джеймса совсем здесь нет. Тогда он сделал неуверенный шаг. Еще один. И вот руки его уже протягивали Сириусу какую-то маленькую коробку. Мародер в замешательстве замер и не сразу сообразил, что нужно сделать. Пока он в нерешительности стоял перед ним, было заметно, как сильно дрожали руки Снейпа. — Это для Римуса Люпина, — сказал он сдавленным, совсем слабым голосом. Все оглянулись на Римуса. Затем снова на Северуса. Недоверчиво, совершенно не зная, что говорить, как реагировать. Даже Джеймс не знал. Скоро взгляды прилипли к таинственной коробке в руках Северуса, и тогда Сириус наконец-то взял ее и открыл. Слизеринец скрестил руки на груди, словно укрывшись от холода, и смотрел себе в ноги. — Что это? Зелье? — спросил Сириус, вертя снадобье в руках. Из коробочки он также достал три маленьких колбы. — Волчье противоядие. — Что?! — тут же воскликнул Римус, и сделал шаг вперед. — Волчье противоядие от Дамокла Белби? То самое, из нового издания? — То самое, которое усмиряет оборотней? — громко спросил Питер. Друзья хмуро оглянулись на него, вот-вот приготовившись накричать на него из-за столь откровенного намека, пока не вспомнили, что Северус уже знал об этом. Им до сих пор было сложно в это поверить. — Оно возвращает оборотням человеческий разум, — хрипло объяснял Северус, сильно нервничая перед ними. — Нужно пропить небольшой курс перед полнолунием, — ему приходилось делать паузы, чтобы прочистить горло и успокоиться. — Но количество дней не так важно, оно влияет только на самоощущение во время обращения и сонливость. До полнолуния три дня, и, кажется, этого должно хватить. — Кажется? — Сириус приподнял бровь и с подозрением смотрел на него. — Так ты не уверен? — Я… Ну… — Северус тяжело взглотнул. Глаза его беспокойно бегали по полу. — Нет, я… Я уверен, что все будет нормально. — А как часто тестировали зелье до тебя? Сколько испытуемых было у Дамокла Белби? Два, три? Разве этого хватает, чтобы знать точно, что зелье подходит каждому оборотню? — Я н-н знаю, сколько было у Дамокла Белби, но… — Тогда как можно довериться такому не проверенному способу? Северус глубоко дышал, успокаивая себя. Джеймс смотрел на него, и сердце его сжималось. Он пришел. Он разговаривает со своими прошлыми обидчиками. Перебарывает себя. И все ради него. — Сириус, прекрати давить на него! — неожиданно защищает бывшего друга Лили. — Я… Я не давлю! — смущается Сириус. — Просто я знаю, что зелье может быть смертельным, если приготовить его неправильно, и я не хочу, чтобы Римус был для Северуса «экспериментом». — «Экспериментом»? — Лили презрительно кривит лицо. — Ты что, совсем не понимаешь, для чего сюда пришел Северус? Не видишь, как ему страшно находиться здесь, рядом с нами? С вами, с кем у него так много плохих воспоминаний, но с которыми дружит его… — она запнулась и сглотнула неловкое молчание. — Его парень. — она взглянула на Джеймса. Сириус пронзительно оглядывается на Северуса. Ненавистные друг другу враги смотрят сейчас друг на друга настороженно, с опасением, но все же смягченно, готовясь сделать шаг навстречу друг другу. Сириус напоследок глядит на Джеймса. Вспоминает, что они близкие друзья, и понимает, что больше в нем нет места ни ненависти, ни нетерпимости. Пора все это отпускать. — Я знаю, что ты лучший зельевар, Северус, — говорит Сириус с твердостью в голосе. — И я хочу тебе доверять. Но решать будет Римус. — Я согласен! — Римус срывается с места и бежит к Северусу. Он протягивает к нему руки, заставляя того дернуться и отшагнуть, но юноша все равно хватает его за плечи тянет на себя. — Прошу, объясни, как и что мне следует делать. Какой план? Северус в моменте растерялся, и тут же взглянул на Джеймса. Тот сразу понял его, и в спешке подошел к ним. — Лунатик, давай спокойнее, — сказал Джеймс, мягко опустив ладонь на одну из его рук, что так крепко сжимали напряженные плечи Северуса. — Он… он не любит такое. Отпусти. — Ах… Извини, — Римус тут же сделал шаг назад. Все неловко замолчали. Джеймс пронзительно глядел на Северуса, но тот больше не поднимал на него взгляда. Вдруг стало слишком тихо, так, что шаги Лили стали оглушительными. Она прошла к камину и присела на один из диванов. — Давайте присядем, и все еще раз спокойно обговорим, — предложила она. В ту ночь они просидели вместе в гостиной Гриффиндора не слишком долго по времени, но достаточно по ощущениям. Все были заинтригованы и крайне любопытны, и еще больше напряжены. Еще год назад Мародеры и Северус были врагами, недавно просто недолюбливали друг друга, и вот теперь они сидят вместе, и принимают помощь от Слизеринца. Северус долго объяснял им все нюансы, правила, и эффект, последующие после правильного распития Волчьего противоядия. Мародеры очень внимательно слушали его, часто задавали вопросы, интересовались всем: от способа приготовления и точного рецепта, до истории создания зелья, расписанном в книге Дамокла Белби. Молчал один Джеймс. За все время он не произнес ни слова. Он просто наблюдал, следил за всеми, слушал разговор, присматривался к мимике, составлял представления о мыслях каждого, и гадал, что же будет дальше. Римус прилежно выполнял все правила и пропивал курс точно, как велел ему Снейп. Три дня никто из них не общался. Совсем. Во вне все также было тихо: Тивери Маклагген не стал жаловаться директору на Джеймса, и других подговорил этого не делать. И хотя ученики смотрели на Поттера опасливыми глазами, ему было совсем не до них. Три дня прошли для каждого в абсолютной прострации, и к реальности они возвращались только по ночам, когда их навещал Снейп, чтобы узнать самочувствие Римуса. — Вряд ли что-то пойдет не так, но курс прошел совсем небольшой, и самочувствие Люпина может быть не слишком хорошим в момент трансформации. Я должен за всем проследить, — сказал Снейп напоследок. И хоть никто и ничего не оспорил это решение лично с ним, Мародеры несколько напряглись. Джеймс, вероятно, не должен был слышать, но находясь рядом уловил настороженный шепот Питера: — Ему точно следует присутствовать? Вдруг он… ну… не знаю. Как-то решит отомстить, позовет своих приятелей. — Не знаю, Хвост, я вообще ни о чем даже не думаю. Ничего уже не соображаю, — вздохнул Сириус, потерев лицо. — Но Римус хочет ему доверять, и Джеймс с Лили тоже… — Но если Снейп пойдет с нами, то он узнает, что мы анимаги… — Он молчал о том, что Римус оборотень, о чем ты вообще? — нахмурился Сириус. — Конечно, мне тоже все это не очень-то и нравится: раскрывать настолько сокровенное Слизеринцу, но… Я переступаю через себя ради друзей, а ты, Хвост, чего-то еще додумываешь. — Ладно… Не будем об этом… — он расстроенно отступил. Сириус сразу от него отошел, и пока вслед за ним не ушел сам Питер, Джеймс приостановил его, схватив за локоть, и прошептал в ухо: — В начале учебного года я порой замечал тебя в гостиной Слизерина. Ты боишься, что Северус может что-то нам рассказать о тебе? — Ч-что? — Питер испуганно вздрогнул. — Больше ты не бывал там, так что не бери в голову, но знай, что это не должно иметь веса для того, чтобы отталкивать Северуса. Это было все, что он сказал. На четвертую ночь было полнолуние. Встречались юноши поздним вечером у волшебных лестниц, вшестером еле уместились под мантией-невидимкой (взяли Лили). Это было несколько неловко, потому что Джеймс был обязан ближе всех тесниться с Северусом, касаться его своим телом, но при этом он чувствовал себя неудобно перед ним, будто он был ему из всех Мародеров самым отталкивающим и далеким, ведь несмотря на то, что ради него Снейп пошел на примирение с его друзьями, он не чувствовал себя заслуженно прощенным. Шла компания по тайным ходам Хогвартса, что молчаливо, но поражало Снейпа. Джеймс даже заметил, как ухмыляются ребята, глядя на восторженного Слизеринца. — Тебе на будущее: по подземным проходам можно выйти даже в Хогсмиде, — сказал ему Сириус. — Что, правда? — Северус распахнул глаза от изумления и выглядел забавно. — Угу. Могу потом показать, если тебе вдруг понадобятся сладости в Сладком королевстве. — А как вы узнали про тайные ходы? — Наблюдательность и исследования, — ухмыльнулся гордо Сириус. Они вылезли из потайной лазейки Хогвартса и вышли к полю. Дальше они шли к Гремучей иве. Нажав на нужный сучок, дерево замерло. Римусу уже становилось плохо, и хотя это происходило с ним каждый раз до трансформации, Мародеры, и в том числе Снейп, сильно напрягались и сразу думали о несовершенстве зелья. Но никто не осмеливался поднимать это на слух и сбивать настрой. Дело нужно было довести до конца. — Северус, — позвал его Сириус. — Лили уже знает об этом, а вот ты, как я понял — нет. Чтобы слишком не шокировать тебя, сразу предупреждаем, что мы анимаги. — Но… Даже взрослые не… — он замолчал сразу, как только Сириус и Питер обратились в животных. — Ах… так тот олень и правда был… — говоря это, он все равно не смотрел на Джеймса, так что тот, хоть и хотел похвастаться, ничего не стал делать. Мародеры прошли в тайный ход под Гремучей ивой. Лили оставили снаружи, но не для того, чтобы следить за окружающей средой: Римус не позволял ей видеть его волчью форму. Она вообще никогда не бывала с Мародерами на вылазках, но в этот особенный день ее было не переубедить остаться в школе. Римус поднялся с подземного этажа на второй этаж хижины. Хвост и Бродяга сопровождали его. Джеймс и Северус остались в проходе на первом этаже. На самом деле,Джеймс больше никогда не входил в хижину после того страшного дня на прошлом курсе, поэтому еще проходя по подземному пути он чувствовал, как непроизвольно начинает потеть и дрожать, подсознательно ощущая тот страх, что он испытал тогда. Находясь в проходе, ему было плохо и тяжело смотреть на исцарапанные огромными когтями стены, и все же он стоял впереди, вытянув руки по разным сторонам, пока позади него стоял Северус. Джеймс даже обрадовался, услышав его тяжелое дыхание, и попытался ухватиться хоть за что-то: — Жутко, правда? — спросил его Джеймс, впервые за все время заговорив с ним напрямую. Северус ему не ответил, только кивнул, и это вогнало юношу в еще больший ужас, но умолкнуть было после такого еще страшнее. — Но ты не бойся. Я тебя от всего смогу защитить. В тот день я не обратился, потому что не хотел, чтобы ты узнал нашу тайну, да и смысла, наверное, не было бы. Римус был слишком агрессивным. В общем-то, не будет смысла и сейчас, если Римус все-таки не обретет разум… ну, в смысле, меня-то оно спасет, а тебя… ну, может и отвлеку его… — Джеймс схватился за голову. — Что за бред я несу… Прости… Я вовсе не сомневаюсь в твоих навыках зельеварения, в самом зелье тоже. Я просто… Ну… Джеймс вздрогнул, когда почувствовал, как рука Северуса коснулась его спины и прошлась по всей ее длине. Прикосновение заставило его всего затрепетать. Дыхание сбилось. — У тебя остался шрам, — сказал Северус тихо. — Видел каждый раз, когда мы принимали ванну вместе. Всегда смотрел с сожалением… — Но ты не должен ни о чем сожалеть, — ответил Джеймс, стоя спиной, и не решаясь на него посмотреть. — Все нормально. Больше, чем сожаления, я испытываю благодарность. Молчание. Слишком много молчания за все это время. Нужно говорить, а что же надо сказать? Джеймсу страшно хочется обнять его, и, кажется, он вот-вот бы решился, если бы не страшный скрип сверху, не собачий лай и крысиный писк, заставивший юношей покрыться мурашками и замереть. Трансформация происходит, и Римус превращается в страшного оборотня. Джеймс старается не бояться, но ничего не поделать с внутренним чувством опасности. Северус прильнул к спине парня, и тот, ощутив тепло его дрожащего тела, почувствовал успокоение. Силы внутри него бушевали огнем: он знал, что в крайнем случае защитит того, кого любит, и это было главное. Скрип лестничных ступенек. Они видят большую тень оборотня. Джеймс и Северус синхронно делают шаг назад. Оборотень спускается к ним. Громко и тяжело сглатывают, и это хорошо слышно, потому что зверь ведет себя тихо, и не рычит, как обычно. Нет… зверя не было. Вместо него — Римус Люпин в обличии волка. Он медленно приближается к юношам и протягивает лапу. Джеймс и Северус трясутся от страха, прокручивая в голове тот день, но тут же замирают, когда лапа Римуса мягко, почти неощутимо дотрагивается до лица Джеймса. — Римус? — он пораженно улыбается. — Ты понимаешь нас? Оборотень кивает. Глаза у него человеческие. В них нет ничего звериного. Со второго этажа спускаются без страха Питер и Сириус в своем настоящем обличии. — Джеймс, невероятно! — восклицает Бродяга. — Он в полном сознании! — Д-да, но хотя бы некоторое время нужно провести с ним как животные! На всякий случай, мало ли что! — испуганно кричит Питер, забиваясь по углам. — Мало ли эффект недолгий! Римус подходит к Питеру. Тот пищит от страха. Лунатик ластиться с ним, как огромный пес, и трется макушкой об его пузо. Бродяга заливается смехом, пока Хвост чуть ли не плачет. Джеймс тоже начинает смеяться, пока не замечает, что Северус неожиданно повернул назад и начал уходить. Он пошел за ним. Когда Северус вышел наружу, Лили попыталась заговорить с ним и узнать, что случилось, но тот ей не ответил. Джеймс вышел следом и попросил ее на время оставить их вместе. Слизеринец присел на снегу и прижал ладони ко рту. Он выглядел совсем бледно. — Тебе плохо, Сев? — Немного… этот оборотень долго снился мне в кошмарах. — Понимаю. Очень хорошо понимаю, — Джеймс присел рядом с ним почти вплотную. — У меня внутри все дрожало, когда мы входили внутрь. — А когда он вышел к нам, я впервые засомневался в своем зелье… — Но оно сработало. — Угу… — Северус глубоко вздохнул морозный воздух и выдохнул клубок пара. Настал тот момент. Джеймс долго готовился к нему. Ну… морально, и бессознательно. В общем, он не думал над речью, только чувствовал, что обязан заговорить об этом, но не знал, как именно. И все же, даже если он будет звучать глупо, ему нужно извиниться за все, что произошло. Вернуть обратно утерянное. Сделать все, чтобы Северус вновь его простил. — Пожалуйста, прости меня! — неожиданно просит Северус, развернувшись к парню и схватив его за руку. Джеймс изумленно смотрит на него с немым вопросом: о чем он вообще? Северус продолжил: — Я не хотел, чтобы все закончилось вот так… Не хотел манипулировать тобой, и тем более бить. Боже, прости, Джеймс… Я сильно ударил тебя? Я не хотел… Это вышло как-то случайно. Конечно, это не лишает меня ответственности, но я правда не желал причинять тебе боль. Понимаешь, в моей семье часто происходит такое, и, наверное, я впитал оттуда эту жестокость… Но я так больше не буду. Я никогда тебя… — Так ты поэтому переживал? — тронуто выдохнул Джеймс. Голос его был почти умилительным. — Ну… да… — Мой же ты милый! — Джеймс тут же бросился его обнимать. Северус сжал его, казалось, даже еще крепче. — А я даже не думал об этом! Забыл об ударе почти сразу же, и считал, что это ты злишься на меня! — За что мне было злиться? — Северус зарывался носом ему в шею, руки сжимали его одежду. В этот момент он ничуть не стеснялся проявления столь долгожданных, нежных чувств. — Это ведь не ты натравил на меня остальных. Глупое стечение обстоятельств, произошедшие из-за меня… — Но ведь я давил на тебя. — А я отнесся к тебе жестоко и бесчувственно. — Ох, Северус… Я прощаю тебя, только прошу, не переживай больше! И ты меня прости! Ха-ха… как же, оказывается, все просто! Джеймс расцеловал лицо Северуса. Тот не уклонился ни от одного поцелуя, был к нему полностью открыт, и сам растворялся его нежным теплом. Шел легкий снег. Никакого холода они совершенно не чувствовали. Рука Северуса прижалась к щеке Джеймса, обращая его внимание на себя. Он заглянул в его темные глаза, отражающие тысячи звезд, и увидел, как легкая влага их смазывает, словно краски на холсте. — Я не хочу, чтобы у нас было так, как у моих родителей, — прошептал Северус, глядя на него, точно также внимательно разглядывая медовые глаза Джеймса. — И не будет, — сказал он, разглаживая его волосы. — Я обещаю… Никогда такого не будет… И ты обещай. — Обещаю. Северус тянется к нему, и их влажные губы мягко касаются друг друга. Но они тут же вздрагивают и по привычке отталкиваются друг от друга, слыша позади хруст снега от шагов. Джеймс оборачивается и видит Сириуса, Питера и Лили. Они растерянно смотрят на них, смущенно переглядываясь. Джеймс краснея смотрит на обеспокоенного Северуса, что со стыдом прикрывал розовые щеки. — Римус уснул, — сказал Питер спокойно. — Просто прилег в углу и уснул. Представляете? — Но ближе к утру мы разбудим его в волчьем обличии и еще раз проверим его на наличие разума, чтобы наверняка, — добавил Сириус. Северус пристыженно молчал. Джеймс тоже чувствовал себя крайне неловко. Он до сих пор не был уверен в том, можно ли ему так открыто проявлять свои чувства на глазах друзей. Но сомнения развеялись, когда Сириус шагнул в сторону Северуса, присел рядом с ними и слегка коснулся его спины, привлекая внимание. Слизеринец удивленно взглянул на него. — Ты, наверное, уже знаешь, какой Поттер олень, но не представляешь, какой он на самом деле олень! — пошутил Сириус излюбленную шутку, заставив всех остальных усмехнуться. — Он ведь не показывал, да? — Ну… Как-то рядом со мной крутился назойливый олень, и Джеймс пытался доказать, что это он, но я ему что-то не слишком поверил, — сказал Северус, и широко улыбнулся, когда увидел, что слова его заставили всех рассмеяться. — Джеймс, а ну-ка продемонстрируй! — восторженно запросила Лили. Северус повернул к нему голову и посмотрел на него любопытными глазами, совсем детскими. Джеймс не мог долго смотреть в них и бездействовать. Он встал и отошел от друзей на пару футов, после чего превратился в большого, величественного оленя. Мародеры зааплодировали ему. И несмотря на то, что Северус уже видел, как Мародеры превращаются в животных, он с поддельным интересом подошел к Джеймсу, протянул к нему руки, и с широко распахнутыми глазами рассматривал его, как самое интересное и необычайное явление в этом мире. — Невероятно… — прошептал он, разглаживая его густую шерсть. — Вы… Вы все такие способные… Необычайно одаренные… — В зельеварении не настолько хороши, как ты, — сказала Лили, подойдя к Северусу. Тот взглянул на нее. Она на него. Как же давно они вот так не общались. — Я часто вспоминала, как мы работали вместе. Научишь делать Волчье противоядие для Римуса? — Конечно, — улыбнулся ей Снейп. Олень капризно зафырчал и уперся носом в щеку Слизеринца. Он шагнул в его сторону, заставив отшагнуть от Лили. — Ой, ну извините! — засмеялась она. — Это ведь твой звездный час! Джеймс ластился с Северусом, кружил вокруг него. Садился перед ним, складывая передние копыта, предлагая ему прокатиться на себе, но тот его не понял и решил, что он просто странный, или у него течка. От каждой его фразы Мародеры заливались смехом, и Северусу это нравилось, как и Джеймсу. Ему нравилось наблюдать за их взаимодействием. Потом обратился в животное и Питер, что в виде крысы прыгал и делал двойное сальто, заставляя друзей громко смеяться. Ближе к утру разбудили Люпина. Он был в сознании. Через еще пару часов его человеческий облик вернулся, только из-за маленького курса его состояние было таким сонным, что его пришлось нести до Больничного крыла на руках. Пока шли, Мародеры безмятежно общались, а Джеймс и Северус молча держась рядом позади. Пока они ждали, когда проснется Люпин, а остальные отсыпались, разговаривали о произошедшем. Северус рассказал о том, как готовил зелье с Чарити, о произошедшем с ним по вине Маклаггена и Джордана, а Джеймс говорил, что сделал с ним по итогу, и как рассказал друзьям об их отношениях. Переживал, когда говорил, смущался, но Северус слушал его внимательно, и ни за что не стыдил. Ближе к середине дня Римус очнулся. Тогда же проснулись все остальные. Каждый из них испытал тревогу увидев, как он разговаривает с Мадам Помфри, объясняя ей все, и плачет, а она обнимает его, успокаивает, а у самой на лице улыбка до самых ушей. Она обещала передать столь радостную информацию Альбусу Дамблдору, и Джеймс, представив, как он узнает о том, что Северус и Мародеры наконец примирились, чувствовал себя невероятно счастливым. — Спасибо тебе, Северус… Спасибо огромное! — слезно благодарил его Римус, утирая лицо. — Я всегда буду тебе благодарен, я у тебя в долгу! — он потянулся к нему, а потом зажался и неловко перебирал ногами и не знал, куда деть руки. — Могу я тебя обнять? Или… Ну… Пожать тебе руку? Как я могу тебя отблагодарить? Каким жестом? Северус смущенно посмотрел на Джеймса. Тот с улыбкой пожал плечами. — Так я не люблю, но сегодня буду не против, — сказал он, распахнув руки. Римус так крепко и сильно обнял его, что даже поднял, оторвав его от земли, и заставил его слегка повиснуть в воздухе. Почти сразу он его отпустил, и снова отблагодарил словесно. Пока благодарил, пожимал ему руку, и перед тем, как закончить и отойти, снова обнял его точно также. Все два раза у Северуса хрустела спина. Потом к нему подошел Сириус, протянув руку. — Сначала я не понял, почему ты подошел первым именно ко мне, — сказал он, улыбаясь ему. — А когда осознал, подумал, что я никогда бы не смог поступить также смело и решительно, как ты. Спасибо, что сделал это. Северус пожал ему руку. Сириус притянул его к себе и по-дружески похлопал по спине. В последнюю очередь его уже обнимала Лили. Обняла нежно и крепко, прямо как и раньше. Северус поразился такой близости, о которой давно уже позабыл… Нет, помнил всегда, но совсем отвык. — Ты замечательный человек, Северус, — признала она. Слова, которые они произносили, были не просто благодарностью; это было признание того, что они все позабыли обо всем плохом в прошлом, и теперь готовы быть дружелюбными и открытыми друг другу. Джеймс и Северус, в свою очередь, решились показать себя уязвимыми, позволить другим увидеть их настоящими и раскрыть свои чувства, хотя вначале и было тяжело. И в этом новом свете они почувствовали, как жизнь будет начинать меняться, так, как они никогда не осмеливались мечтать. С наступлением следующей ночи после полнолуния Мародеры лично, без просьбы Джеймса, позвали Северуса отоспаться в их комнате. При этом не было громких разговоров или классно проведенного времяпровождения вместе. Они позвали его в знак полного принятия его и Джеймса, позволив им быть в такой близости, и самим наблюдать эту самую близость. После полнолуния все были уставшими и рано легли. Не засыпали еще долго Джеймс и Северус, что все еще не могли поверить в происходящее ранее. — У вас так тепло в гостиной. Не то, что у нас, в подземельях. — Это потому, что мы вместе, — сказал Джеймс. — Я раньше тоже не замечал, а теперь… Вот бы всегда так засыпать… в тепле… вместе… Северус чуть смущенно улыбнулся, его глаза сверкали в полутьме. Он чувствовал себя странно уютно в комнате Мародеров, как будто наконец-то нашел место, которое всегда искал. Они лежали на кровати, обнявшись, и разговоры о будущем казались более реальными, чем когда-либо. — У тебя хорошие друзья. — У тебя теперь тоже, — заявил Джеймс, прижимая его получше. — С этого момента все будет иначе. Сев почувствовал, как тепло растекается по его телу. Его прошлое не исчезло, но оно теперь было менее угнетающим. Он закрыл глаза, отдался мгновению и разрешил себе просто насладиться этим союзом, который казался крепче любых оков, что его когда-то сковывали. Они были здесь, вместе, и, наконец, Северус знал: есть люди , которые его готовы принять. — Сев. У нас будет хорошее будущее. — Да. Не сомневаюсь, — улыбнулся он, обмякая в его объятиях.