Сегодня, завтра, всегда

Джеймс смотрел на Северуса и не мог поверить в то, что он действительно тот самый человек, счастливо улыбавшийся при виде Темного Лорда. За все время общения он не мог даже представить, насколько ужасно обстоит это дело, и как же глубоко Снейп увяз в этой трясине. То же самое касалось и остальных. Барти, почти оправившийся от заклинания, стирающего память, пытался полностью прийти в себя и бережно вернуть в чувства Регулуса. Он выглядел потерянно и испуганно, словно ребенок. Ребенок, который безудержно лил слезы, нежно прижимаясь к руке Темного Лорда, как к отцовской. — Развлекаетесь? — Эван Розье, внезапно появившийся в дверях, после предыдущих волнений не удивил никого. — Северус, ты все-таки поспешил на помощь своему другу? — произнес он с неприязненной улыбкой, устремляя взгляд на Джеймса. — Регулус и Барти проболтались? — догадался Северус. — Сказали, что если через полчаса не придут, то мне следует заглянуть, — сказал Эван. — Как вижу, у них явно что-то пошло не по плану. Что ты с ними сделал? — Осторожно стер память. Они хотели создать Джеймсу проблемы, а я лишь избавил его от них. И, кроме того, не хотел, чтобы Регулус и Барти подключали сюда Рейнарда. — Ясно, я тоже бы этого не хотел, — кивнул Розье. — Так значит, Поттер действительно пил оборотное зелье? — Эван, ты возглавляешь нелегальный клуб, — напомнил Северус. — Не тебе осуждать его за нарушение правил. — Понимаю, но он обидел Барти. Северус и Эван общались легко и по-дружески, словно разговор шел в самых непринужденных обстоятельствах. Джеймс смотрел на Эвана, дружелюбно улыбающегося, спокойного и миловидного, вспоминая о том, что этот псих когда-то сделал с собственным запястьем. — Кстати, я пришел немного раньше, чем вы закончили, — добавил Эван, по-прежнему улыбаясь. — Что ты показал Поттеру, Северус? Темного Лорда? — Нет, — тут же ответил он, вероятно, слишком поспешно и боязливо. — Я показал разговор Барти и Регулуса. — Глупости. Ты использовал легилименцию, а значит, это воспоминание имеет значительную ценность. — Эван достал волшебную палочку. — Отойди. Я тоже сотру ему память. Джеймс тут же поспешил отыскать свою палочку в кармане джинсов, но Северус выступил вперед, останавливая его. Действительно, было бы глупо противостоять в дуэли тому, кто в этом мастак. Однако Джеймс не мог позволить ему стереть это воспоминание, и Северус тоже. — Эван, прошу, не делай этого, — произнес Снейп, сделав шаг вперед и заслонив собой Джеймса. — Ему необходимо знать то, что я показал. — Это неуважительно по отношению к нам и к нашему Повелителю, — заявил Эван, его голос стал более серьезным и угрюмым. — Ты не имел права. — Если бы я не поступил так, то Джеймс продолжал бы вставлять нам палки в колеса, лишь бы заставить меня отречься от вас. — Докучает он нам не более, чем навозный жук под ногами, — резко отрезал Эван. — Что, думаешь, еще чуть-чуть и он смог бы отвратить тебя от нашей веры? — Конечно, нет! — оскорбленно выкрикнул Слизеринец. — По этой причине я и показал воспоминание! Он должен был понять! — Когда ты стал столь доверчивым, Северус?! Особенно к Поттеру, который издевался над тобой все эти годы. Поттеру, которому ты завидовал абсолютно во всех аспектах! — Не смей лезть в наши отношения! — гневно воскликнул Северус. Эван больше не желал вести переговоры. Он поднял руку и взмахнул палочкой, его губы сжались в готовности произнести заклинание. Но кто-то опередил его. Палочка Эвана вылетела из рук, когда позади раздался резкий голос: «Экспеллиармус!». Эван обернулся, и все присутствующие уставились в ту сторону. В дверях стояли Пандора и Доркас, и хоть Джеймс испытал за последний час достаточно шока, они все же смогли его удивить. — Прости, Эван, — произнесла Пандора, виновато держа палочку у груди. — Здесь собрались все, как удобно, — произносит Доркас более уверенно и угрожающе, хотя и без палочки. — Молодец, Поттер, — добавила она, явно додумав свою версию событий. — Но что тут делает Регулус? Все оглянулись. В углу помещения лежал Регулус, которого все еще пытался поднять Барти. Заклинание, стирающее память, глубоко выбило его из сознания. — Что вы с ним сделали? — ужаснулась Доркас. — Что у вас вообще тут произошло?! Все собравшиеся обескураженно начали переглядываться. Действительно странно и даже смешно, как сложились обстоятельства, что все семеро связанных друг с другом ученика находились в одном помещении, и даже не поспевали за ходом событий. — Доркас, пожалуйста, не говори директору, — напряженно просит Северус, вытянув руки, словно защищаясь от возможной атаки. Доркас хмуро оглядела своих Слизеринцев, и твердо произнесла: — Я здесь не для того, чтобы отчитать вас за какие-либо нарушения правил. Сейчас я не староста, а ваша подруга, — она встала напротив Эвана и безотрывно смотрел ему в глаза. — Как и Пандора — подруга Барти, и Джеймс — друг Северуса. — Понятно, — кивнул Эван и усмехнулся. — Так вы и правда все это время следили за нами. — он отыскал глазами Джеймса. — Значит, Поттер, оборотное зелье было вашей общей идеей, да? — Ситуация очень серьезная, и ваша увлеченность темной магией выходит за любые рамки, — продолжила Доркас, не желая останавливаться на очевидных вещах. — Не думала, что мы будем выяснять это так открыто и в полном составе, но времени слишком мало. — Что ты хочешь услышать? — спросил Эван, смотря на нее, как на неразумную младшую сестрицу. — Что вы собираетесь делать на Рождество? Эван усмехнулся и увел взгляд в нежелании отвечать. Джеймс молчал, никак не в силах прийти в себя и отделаться от этого жуткого послевкусия после заочной встречи с самим Волан-де-Мортом. Он даже не поднялся, пока Доркас не подошла и с силой не заставила его встать. — Пандора? — озадаченно спросил Барти. Его мысли начали приходить в порядок, и он, наконец, стал немного осознавать ситуацию. — Что ты здесь делаешь? — Я пришла за тобой, — произнесла Пандора, в ее голосе дрожали нотки тревоги. — Я хочу вытащить тебя из компании Мальси. Барти изумленно распахнул глаза и шагнул ближе, словно надеясь убедиться в реальности происходящего. Между ними внезапно возникло далекое расстояние и резкая черта: Северус, Эван и он сам стояли на одной стороне, а на другой, на три шага дальше, оказались Джеймс, Доркас и Пандора. — Но как же так, Дора... — невесело усмехнулся Барти. — Ты же знала о моих увлечениях и не бросила меня, когда я сгоряча объявил об этом школе... Я полагал, ты принимаешь меня таким, какой я есть. — Это правда, Барти, я всегда буду на твоей стороне, — с легкой улыбкой произнесла Пандора, однако ее палочка оставалась нацеленной на него, пускай дрожащая рука и выдавала истинные чувства. — Но прежде я не осознавала, насколько серьезно и опасно то, во что тебя втягивают… Она сделала небольшую паузу, собираясь с мыслями. — Ты не представляешь, какие темные силы ты поддерживаешь. Неужели ты не видишь, что за всем этим стоит страшная война и убийства невинных людей? Барти, ты ведь хороший человек... Как ты можешь поддерживать это?... — Но, Пандора, — начал он, стараясь сохранить уверенность в голосе. — Я понимаю, что это может показаться опасным, но все не так плохо. Газеты всегда врут, и мы точно не знаем, что происходит там, за пределами Хогвартса. Поверь, слушая отца я понимаю, что самый жестокий метод войны ведет Министерство, а не Пожиратели Смерти. Пандора, сбитая с толку его словами, в нерешительности замерла. Она выглядела совсем неуверенно, словно не была готова в принципе к такому разговору, в отличии от Доркас. Кажется, она даже не имела точного убеждения насчет Пожирателей смерти. — Я не знаю, чему верить, Барти, — Пандора почти плакала. — Одни мне говорят, что Пожиратели Смерти есть чистое зло, а ты, действительно дорогой мне человек, заявляешь, что это не так. Кто меня обманывает, Барти? — Пандора, прекрати быть такой мягкой, — строго отозвалась Доркас, пытаясь привести ее в чувства. — Мы это уже обсуждали. Тебе пудрят мозги, как и всем Пожирателям смерти, как и Барти. — Пандора, на самом деле, ты тоже могла бы обрести там место, — сказал Барти, и голос его вдруг стал бархатным, а речь плавной, словно говорил не он, а кто-то другой, его тень, например. — Служение Темному Лорду, — это возможность быть услышанными и понятым. Поверь, Пожиратели Смерти — не просто компания идеалистов, любящих темную магию. Они— семья, где каждый может раскрыть свои таланты. И их цель состоит в том, чтобы изменить наш мир к лучшему. Ты просто не разбираешься в ситуации, не понимаешь истинных намерений Пожирателей смерти и не знаешь нашего Лорда, — Барти улыбнулся так счастливо, словно вспоминал что-то, к чему был привязан всей душой. — Он замечательный, добрый волшебник, использующий магию, которую все привыкли называть темной и злой. Люди не так поняли его, и осознавая боль отчужденности, он научился отдавать любовь тем, кто испытывает то же, что и он. Поверь, Темный Лорд... Вдруг, речь Барти прервал злорадный смех Северуса. Все отвлеклись и перевели на него взгляды. — Что смешного в моих словах? — недовольно нахмурился Барти. — Ничего, продолжай. — Нет, Северус, ты слишком часто выставляешь меня на посмешище, так что не смей увиливать. Снейп вздохнул тяжело и раздраженно, после чего посмотрел на Барти таким уничижительным взглядом, что Джеймс вспомнил времена, когда Мародеры смотрели точно также на Северуса. — Просто признай, что тебе важен сам Темный Лорд, а не его идеи. Барти смутился, но не растерялся, и быстро ответил: — Да, я согласен с тем, что идеология моего Лорда увлекает меня меньше, чем само служение ему, но не думай, что оно безосновательно. Я уважаю его настолько, что готов поддерживать абсолютно во всем. И снова Северус усмехнулся, а Барти, обычно такой спокойный и отрешенный, вдруг по-настоящему разозлился, вскипая на глазах: — Не смей смеяться надо мной, Северус! — Прошу меня простить, — произнес Снейп насмешливо, его голос был полон иронии и пренебрежения. — Просто меня чересчур забавляет то, как ты стараешься оправдать свое служение Темному Лорду, возводя несуществующие причины своего несчастья. Подумать только: отпрыск богатого и влиятельного главы министерского отдела магического правопорядка не получает достаточного внимания от своего папочки. И не имеет значения, что его отец работает не покладая рук, чтобы заранее подготовить своему сыночку светлое будущее в Министерстве. Только взгляните на бедняжку Крауча-младшего, поступившего в Хогвартс на два года раньше, чем остальные, который до совершеннолетия уже будет иметь статусную должность и большое наследство. Однако, ему не хватает объятий хладнокровного отца, и я, если честно, не понимаю, почему жизнь по отношению к нему столь безжалостна. — Замолчи, Снейп! — воскликнул Барти, но Северус продолжил: — Жизнь, как ни странно, бывает очень несправедливой. Барти, окруженный семейным богатством, любящей мамой и стенами большого особняка, не может обойтись без отцовского участия, и поэтому готов стоять на коленях перед Темным Лордом, который заменит ему отца, и бесстыдно лить слезы в его объятиях! — Заткнись, Северус, перестань об этом говорить!! — разгневанно закричал Барти, покраснев то ли от злости, то ли от стыда. — Северус, мы обещали не напоминать ему об этом, — влез Эван. — Несчастный Крауч-младший заслужил, чтобы Темный Лорд все свое внимание посвящал именно ему! — Северус никого не слышал, продолжая свою безжалостную тираду. — Крауч-младший, родившийся в чистокровной, именитой семье, вероятно не знает, что кто-то может жить по-другому! Он даже представить не может, что где-то люди живут под черным дымом от заводов, в жалком домишке без горячей воды и протекающей крышей! Он бы и секунду не смог провести в Паучьем тупике!! Барти замахивается и бьет Снейпа по лицу, но тот тут же хватает его за руки и заламывает их, не давая больше ударить себя. Эван хватается за них обоих и пытается разогнать, в то время как Доркас, Пандора и Джеймс шокировано смотрят на внезапно возникшую потасовку. Барти вырывается, то и дело наносит удары, но Северус все равно не может остановиться: — Крауч-младший понятия не имеет, что некоторые дети даже мечтают о безразличии своих отцов! Крауч-младший не знает, что есть родители гораздо хуже его, и не представляет, что чьи-то отцы могут быть жестоки настолько, что они превращаются в боггартов! — Мой боггарт — мой отец! — отчаянно выкрикивает Барти. — И он, вероятно, не грозится убить тебя! Джеймс шокировано смотрит на происходящее и не может пошевелиться. Единственное, что он хочет в этот момент — уйти, потому что бессилен перед верой в Темного Лорда и личным несчастьем Северуса. Он понимает, что даже представить не мог, какой ад творился в его душе все это время. И от этого становится больно, ведь он — абсолютное ничто, по сравнению с тем недоверием, с которым Северус относился ко всему вокруг себя. Еще чуть-чуть, и потасовка бы перешла в настоящую драку, если бы луч света не прошелся между Барти и Северусом, и не ударил второго, откинув его в стену. Ученики потрясенно растерялись и замерли, смотря на палочку, которую Пандора выставила перед собой, угрожающе направляя на других. — П-прости, Джеймс, — дрожащим голосом произносит Пандора, тут же убирая палочку. — Прости, Северус... Девушка боязливо подошла и притянула Барти к себе, крепко схватившись за его плечи, словно кто-то собирался вот-вот отобрать у нее друга. — Я не позволю так о нем говорить, — почти шептала Пандора, хотя и пыталась говорить уверенно и твердо. — Разговор шел о другом: о Пожирателях смерти, и я хочу продолжить его. Северус окинул Пандору враждебным взглядом и отвернулся от всех, больше не желая участвовать в разговоре. Джеймс смотрел на него с жалостью, но не мог заставить себя подойти. Хотелось бросить его. Забыть о своих чувствах. Он понимал, что ничего не сможет исправить, в то время как Доркас и Пандора все еще имели нелепую надежду... Стоило прекращать этот цирк. — Розье, покажи Доркас левое запястье. Как только Джеймс сказал это, Слизеринка в панике схватила друга за руку и оттянула его рукав. Эван, впрочем, и не сопротивлялся. Черной метки не было, а вместо нее огромные рубцы и страшные шрамы, хаотично разбросанные по всей поверхности руки. Доркас эта картина испугала не меньше, чем если бы она увидела метку. — Эван, что это? — шокированно спросила она, с ужасом смотря на его кожу. — Семейные разногласия, — мягко произнес Эван с улыбкой, явно тронутый ее беспокойством. — Родители бывают на всех собраниях нашего Лорда, и на одном из них, судя по всему, обсуждались возможные предательства и сомнения его слуг, которое сильно их взволновало. — И что? — поторопила его Медоуз, не выдерживая пауз. — Это они с тобой сделали? — Мама решила ежедневно оставлять шрамы на мне до моего становления Пожирателем смерти. Тогда бы в моей голове беспрерывно крутилась мысль о том, что отметины исчезнут, когда на запястье появится черная метка. — Она не имела право! — ахнула Доркас. — Она ужасно поступила с тобой! — И правда... — сказал Эван, не отрывая взгляда от своих шрамов. — Она усомнилась в моей вере в Темного Лорда. Доркас непонимающе подняла на него взгляд. — Что?... — Она не делала ничего особенного. Моя семья помешана на чистоте крови меньше, чем на чистоте кожи, — он посмеялся, но никто не нашел в этих словах шутку. — Они бы не стали делать это с такой жестокостью. Мама колола иголками, била линейкой, но не больше. Я ничуть не злюсь на нее за это, — Розье смотрит на Доркас в ответ горящими глазами. — Но каждый раз она напоминала о том, что я должен быть верен Темному Лорду. Она не осознавала, что я уже являлся его самым верным слугой. Доркас, она предавала мою веру сомнениями. — он хватает Доркас за плечи, вгоняя ее в еще больший кошмар. — И тогда я сделал это с собой. Я сказал ей, что более она не смеет смотреть на меня, как на возможного предателя моего Лорда. — Эван, ты пугаешь меня... — Доркас, у меня нет душещипательных причин или грустной истории, заставивших бы меня присоединиться к Пожирателям смерти. Я просто верю в них, и знаю, что Темный Лорд хочет сделать мир лучше, чем он есть. Сделать его таким, каким он должен выглядеть на самом деле, — Эван говорил без передышки, словно одержимый, и походил на настоящего безумца. — Мир, в котором сильные правят, а слабые униженно ползают у их ног. Я вижу в Пожирателях смерти идеал, к которому стоит стремиться. Доркас, ты посмотри вокруг: маги прячут свои способности, предпочитая оставаться незамеченными, чтобы не волновать маглов, жалких и слабых по сравнению с нами. Почему мы должны оставаться в их тени? Я вижу в Темном Лорде не только искусного волшебника, но и лидера, который способен управлять миром. Он покажет нам, как избавиться от оков, от этой ноши моральных устоев. И мы станем не простыми марионетками в руках судьбы, а истинными хозяевами своей жизни. Доркас, скажи, разве ты не жаждешь свободы от ограничений, которые навязывает нам этот мир? Разве ты не хочешь стать частью чего-то большего? Ты идеально бы смотрелась там, рядом со мной и Темным... Внезапно, заворожившую всех окружающих речь прерывает удар, который Доркас наносит Эвану кулаком прямо в лицо. Парень ошеломленно смотрит на нее и теряется в словах. В глазах его появляется осознанность, и теперь он выглядит как простой ученик, как Эван Розье, которым являлся всегда в глазах Доркас. Она, тем не менее, не успокаивается, и ударяет снова, а после еще раз, нанося удары, кажущиеся со стороны совсем не слабыми и не наигранными. — Я выбью все это дерьмо из твоей дурной башки!! Не смей больше говорить об этом, Эван!! Никогда не говори таких глупостей при мне!! — Доркас, драться в школе Хогвартс запрещено, — вставляет шуточно Эван, прикрывая голову. — Ай! Доркас, больно, серьезно!! — Заткнись и слушай, что я говорю, Эван! Пошел ты к черту со своей верой! И не смей гордиться тем, что ты сделал с собой, идиот!! Паршивец!! Маленький, дурной ребенок!! — Я старше тебя! — напоминает Эван, и получает удар прямо в глаз. Эван выскакивает из помещения, совсем неаристократично давая деру, и с дикими криками за ним ухлестывает разгневанная Доркас. Остальные провожают их вялыми взглядами, сильно утомившись, чтобы удивляться чему-то за этот день. — Пойдем, Барти, — говорит Пандора, слабо улыбаясь другу. — Больше не нужно нам с этим разбираться... Пандора взмахивает палочкой, поднимая в воздух бессознательного Регулуса, после чего хватает Барти за руку и ведет вон из этого места. Северус и Джеймс остаются один на один, погрузившись в тяжелое осмысление всего, что произошло ранее. Слизеринец первым справляется с этой ношей и, поднявшись, направляется к выходу. — Я не намерен произносить грандиозные речи, Джеймс, — произносит он, не оборачиваясь. — Эван и Барти сказали все за меня, и я во всем их поддерживаю. Едва он переступает порог, как Джеймс, оклемавшись, спрашивает: — На Рождество вы собираетесь присутствовать еще на одном собрании? И таких собраний будет много, пока вы не получите черную метку. Но кто-то может заполучить ее уже совсем скоро, верно? — Это очевидно, но твоим подругам знать необязательно, — безразлично отмахивается Снейп. — Они слишком глупы, потому ставят себя выше наших идеалов. Думают, что их забота и любовь может что-то исправить, но их чувства ничто, по сравнению с нашей верой. Хорошо, что ты это уже понял, — Северус делает шаг, и снова переступает порог. — Прощай, Джеймс. — Ты жалок, Северус! Слизеринец тут же замирает. Он поворачивается к Джеймсу и окидывает его злым взглядом. Мародер чувствует, что к нему возвращаются силы, и он готов кричать, громко и безостановочно. — Повтори, — раздраженно шипит Снейп. — Ты смешон и отвратителен после всех тех оскорблений, что высказал Барти, — не трусит высказаться Джеймс. — Знаешь, почему? Ты точно такой же, как он: ты равнодушен к идеалам. Ты всего лишь несчастный, недолюбленный ребенок, которому необходимо принадлежать чему-то большему, чтобы почувствовать себя действительно стоящим! — Не смей так говорить обо мне! — вспыхивает Северус. — Знаешь кто ты, черт тебя дери, Северус, — продолжает Джеймс, крепко сжимая кулаки — ты комплекс неполноценности, клубок ненависти и злости, бесконечное недоверие, и что еще хуже, боязнь искренних слов о любви и будущего! Северус заливается краской от гнева. — Зато ты у нас жалкий жизнелюб, герой-романтик, лишенный опоры и разума! Ты глуп настолько, что не осознаешь, как нелепо устроен мир, который Темный Лорд... — О нет, Северус, — перебивает его Джеймс. — не говори мне о вселенной, мире, обществе, и всех этих важных вещах. Ты слишком эгоистичный, чтобы задумываться о других. Ты зациклен на себе и своих проблемах, и не смей отрицать! Ты настолько неуверен в себе, что не видишь будущего где-то помимо рядов Пожирателей смерти! — Но я поддерживаю идеи! Прекрати обесценивать мою веру! — с запинкой восклицает Северус, растерявшись от такого количества обвинений. — Плевать тебе на веру, Северус, и будущее, что хочет создать твой Лорд! Все, что тебя интересует, это то, как бы отомстить окружающим за их безразличие к тебе, мне и моим друзьям за то, что мы издевались над тобой в прошлом, и твоему жестокому маглу отцу! Северус вздрагивает. Режущей правдой Джеймс ранит закрытую, но столь уязвимую душу Слизеринца, вызывая в ней болезненный отклик. Бурлящие эмоции требуют выхода, и его боль, пробужденная словами Джеймса, оживает с новой силой. — Ты не понимаешь! — яростно протестует Северус. — Ты, как и Барти, не знаешь, насколько тяжела и несправедлива может быть жизнь. Ты всю жизнь прожил в тепличных условиях с любящими родителями, и хорошее будущее тебе обеспечено! Джеймс, не желая уступать, лишь усмехается: — Как удобно оправдывать себя печальными историями из жизни. Наверное, так говорят и остальные Пожиратели Смерти после того, как нещадно убивают маглов! — Маглы не имеют такой ценности, как волшебники! Они неправильно распоряжаются властью, и не знают ничего о милосердии и морали! Сколько войн они создали, сколько ущерба природе, сколько несчастных семей и потомков! — Не все маглы, как твой отец, Северус! И не все волшебники умеют создавать счастливые семьи! Прекрати настолько разделять наши миры! Слизеринец, сжав губы, заставляет себя не поддаваться на провокацию. Но внутри него нарастает буря, а злость сворачивается в узел, готовый разорваться в любой миг. — Ты идиот, Джеймс. Ты видишь только верхушку айсберга, но не имеешь понятия о том, что кроется под поверхностью. — А что же, по твоему мнению, скрывается в этой бездне, Северус? — отвечает Джеймс, его голос полон презрения и недоумения. — Тьма, которую ты сам же насылаешь на себя? Или это тщетная жажда власти, чтобы наконец-то почувствовать себя кем-то? — Я не желаю власти, — произносит он едва слышно. — Я только хочу, чтобы маглы, вроде моего отца, и безразличные волшебники осознали свои ошибки и, возможно, сделали все возможное, чтобы искупить их. — Искупить? Так ты надеешься, что они все встряхнутся и попросят у тебя прощения? Это действительно наивно. Северус отвечает молчанием, лицо его более не выражает гнев, лишь горечь и страдание. Он отводит взгляд, стараясь не дать волю слезам, что подступают к его глазам. Джеймс знает, до чего доводит Северуса, но не может действовать мягко, как раньше. — Северус, отвечай, — требует Джеймс, без капли жалости в голосе. — И перестань пересказывать чужие речи. Говори от себя. Северус молчит, кусая дрожащие губы. — Северус! — кричит Джеймс, и тот дергается, словно на него замахнулись. — Почему за все время никто до сих пор не смог доказать мне праведность Пожирателей смерти?! Почему у вас не находится стоящих аргументов, кроме того, какие вы несчастные, или как жаждете власти, или как хотите опустить маглов на ступень ниже себя?! Джеймс знает, как болезненно пронзает сердце Северуса, но понимает, что оно открыто ему, и этот шанс упускать нельзя. — Что ты хотел показать мне своим воспоминанием? То, как серьезно вы относитесь к делам Темного Лорда, что даже не стоит пытаться вытянуть вас из этой беды, или то, как сильно вас запугали?! Я не увидел в твоих приятелях ничего, кроме страха, фанатичности и желания быть замеченными! Они всего лишь несчастные дети, что беспрекословно следуют законам чистой крови, которые распространяет ваш Лорд! И ты, Северус, самый несчастный из них! Северус не поднимает глаз. Он стоит перед Джеймсом, как провинившийся ребенок, и не может ответить. — Ты жаждешь внимания и признания, чтобы почувствовать себя ценным, вот только даже Темный Лорд при твоей непоколебимой вере не уделил тебе достаточно времени. Знаешь, никто и не обязан относится к тебе по-особенному, Северус. — Зачем ты мне все это говоришь? — наконец произносит Слизеринец дрожащим голосом. — Хочешь сделать мне больно? — Я хочу спасти тебя. Северус горько усмехается. — Зачем? Ты ведь все равно меня бросишь. — Если ты станешь Пожирателем смерти,- да, — тут же говорит Джеймс, без доли сомнения. — Но я этого не допущу. — Он вдруг резко хватает Северуса за руку, и крепко сжимает его запястье. — Я веду тебя к директору. Северус шокировано распахивает глаза. — Что?... Джеймс проходит вперед и начинает тянуть Северуса на себя. Он делает это резко и грубо, потому что знает: последует серьезное сопротивление. — Джеймс, отпусти! Не смей меня трогать! — кричит Снейп в панике. — Джеймс, не надо втягивать в это Дамблдора! — Расскажешь ему все то, что сказал мне, и покажешь собрание! Может для него у тебя найдутся более существенные аргументы! — Джеймс, пожалуйста, прекрати! Северус хватается за дверной проем, не позволяя затащить себя в коридор. Джеймс прикладывает все силы, но и Снейп ему не уступает в упрямстве. — Думаешь, я так легко сдамся?! — кричит Джеймс. — Я найду тысячу способов, чтобы заставить тебя остаться в Хогвартсе в это Рождество! — Дамблдор расскажет родителям, Джеймс! — Хорошо! Пускай выбьют из твоей дурной башки весь этот бред! — Если ты сделаешь это, Джеймс, я возненавижу тебя!! — Переживу!! — Джеймс, пожалуйста!! Умоляю тебя, отпусти!! Северус падает на колени, и Джеймс слышит подавленный вздох. Он держит его за руку, но не ощущает в ней силы. Он напряженно вглядывается в лицо Северуса, замечая, как его тело начинает дрожать, а плечи сотрясаются с каждой новой секундой. Северус закрывает лицо ладонями, и в воздухе прозвучал всхлип. Северус плакал. Джеймс присел рядом с ним на колени. Северус дернулся, лихорадочно глотая воздух, словно слезы были смертельным ядом, отравляющим его душу. Джеймс никогда не видел, чтобы кто-то так плакал, тем более не мог подумать, что так может плакать Северус. Его сердце сжалось, от переполняющего его сострадания. Слезы готовились выступить и на его глазах. Джеймс осторожно потянулся к Северусу, нежно прижав его к себе, а тот, к удивлению, не только не отстранился, но и ответил более крепким объятием. — Ты прав, — произнес Северус прерывистым и охрипшим голосом. — Я не вижу своего будущего без Пожирателей... — каждое слово сопровождалось тяжелым, судорожным вздохом. — Я... Я боюсь, что без них стану, как отец... А я ненавижу его... Настолько, что ненавижу всех, подобных ему. Ты не представляешь, какую власть имеют маглы, даже без магии, и какую боль они могут причинить... Джеймс ласково гладил его, внимательно слушая и не перебивая. По правде говоря, слезы Северуса настолько тронули его, что он совсем растерялся в словах, и не мог собраться с мыслями. — Джеймс, я много лет провел среди людей, разделяющих мои взгляды... Я не могу их подвести, тем более разочаровать Люциуса, — Северус поднял глаза, полные слез, и, отведя ладони от лица, встретился с пронизывающим взглядом Джеймса. — И при этом я не хочу терять тебя... Не хочу, чтобы ты бросал меня, Джеймс, ведь если ты сделаешь это, я перестану доверять людям совсем. Если нам и правда суждено разойтись, то я не представляю, зачем мы вообще сближались. Джеймс, ты прежде этого не знал, но я никогда не ощущал моменты одиночества так болезненно, как после знакомства с тобой. Снова Северус прильнул к нему, уткнувшись носом в его шею. Он не мог успокоиться, его трясло, он задыхался. Казалось, будто из него вырывалась вся та боль, что копилась внутри годами. Джеймс пребывал в замешательстве, не зная, как помочь. Все поддерживающие слова улетучились из головы, а лгать о том, что он всегда будет рядом, он просто не мог. — Северус, — наконец произнес он. — Меня нет в том будущем, которое ты выбираешь для себя сейчас. — Тебя не будет ни в одном другом... — Не правда. — Я не верю... — несмотря на слова, Северус прижался к Джеймсу еще сильнее — А я устал доказывать, — и Джеймс с еще большей нежностью прижал его к себе. — Мы правда не можем остаться вместе, если я приму метку? Джеймс не отвечает, но чувствует, что Северус поднимает голову, и щека его прислоняется к его щеке. — Даже если я отвечу на твои чувства?.. И тогда на его лице ощутилось горячее дыхание, а чужие губы коснулись кожи, в попытки отыскать нужный уголок. Совсем недавно Джеймс был в мрачном, далеком путешествии, одиноком и страшном, и хоть прожил он в нем не так много времени, казалось, оно отобрало у него целый век. Но затем он вернулся, и здесь его ждал Северус, сама жизнь и сама любовь. Великая любовь, чудесная и волшебная, и все же являющаяся простейшей вещью на свете. Но это был лишь обман зрения. Насмешка судьбы над двумя несчастными. Проклятое время, которое сейчас замерло. В этот миг можно было наслаждаться вечностью и любить. Вот только, поддаваясь этим порывам, можно было насадиться часами, теряя целые годы. Какую ценность имели это прелестное объятие, крепчайшая связь, биение сердец в унисон, если скоро они должны были закончиться, и никогда больше не повториться? И тогда Джеймс отстраняется. Он смотрит в лицо, трепетно раскрытое ему навстречу, чувствует тепло тела, бросившееся ему на грудь, и заглядывает в глаза, до того доверчивые и открытые, что хочется полностью отдаться этому моменту, вкусить запретный плод, о котором так долго мечтал... И все же вечность всего лишь иллюзия, несчастная секунда. Мгновение не должно стать чем-то большим, должно остаться всего лишь лишним фрагментом. Они остаются в тишине, Джеймс мысленно повторяет, что поступил правильно, но в то же время сердце сжимается от чувства утраты. Северус отворачивается, и Джеймс видит, как он пытается сдержать наплыв новых слез. — Спасибо тебе за все, что ты сделал для меня... — с улыбкой произносит Северус, и встает, отпуская Джеймса. — А теперь... — Ты придешь на бал? — столь неожиданный и неподходящий к моменту вопрос Джеймса, тем не менее, заставляет Северуса улыбнуться. — Не знаю, — отвечает он с горькой усмешкой, протягивая руку к двери. — Уверен, что там будет весело и без меня. — Но до прощания у нас будет время, — как будто вставляя последнюю плитку в мозаику, произносит Джеймс. — Только на Рождество, Северус, если позволишь. Слизеринец поворачивается к Джеймсу. Его глаза, полные печали, сверкают в тусклом свете. Он по-прежнему дрожит, но больше не плачет. Губы его растягиваются в натянутой, трагичной улыбке, но слов с них не слетает. Джеймсу, впрочем, достаточно этого молчаливого ответа. Они расходятся. Но мгновение продолжалось. Оно догорало, но все еще имело силу. Рождество. У них было еще целое Рождество.