Сегодня, завтра, всегда

— Доркас, ты такая хорошая девочка! Учишься хорошо, выглядишь прекрасно, да еще и староста! Мы так рады, что за нашей дочерью есть, кому присмотреть. — А я всегда говорил, что со старостами нужно дружить! Лили ведь тоже староста! Родители Марлин были очень веселыми и простодушными людьми. Они прекрасно находили общий язык с младшим поколением, и могли без лишних усилий быть с ними на одной волне. При этом они были достаточно серьезными мракоборцами, поймавших много десятков темных волшебников. Они были уважаемыми людьми в Британском магическом мире, и многие знали их с громких новостных газет. Несмотря на сложную работу, в повседневной жизни семья Маккиннон позволяла себе веселиться и наслаждаться жизнью не хуже подростков. Доркас было с ними не удобно. Она никогда не встречала таких расслабленных и ничем не обремененных взрослых. Ей всегда казалось, что быть взрослым — значит стать серьезным и позабыть о своей детской натуре. Ее родители были такими. В родительском доме Медоуз всегда веяло легким холодом. Ее родители были главами Министерства в отделе магических происшествий и катастроф, и никто не мог сравняться с ними по переработкам, не считая, конечно, Крауча старшего. В общем, для семьи Медоуз карьера была крайне важна. Родители никогда лично не встречали дочь с платформы девять и три четверти, не отмечали с ней праздники, не бывали на важных мероприятиях. Но Доркас не могла держать обиду на них, потому что при всем этом они были хорошими людьми, которые никогда не давили на нее, не указывали, кем ей становиться в будущем, и не ставили ценность дочери ниже своей репутации. Они давали ей свободу выбора и действий, только лишь изредка указывая на некоторые недочеты в ее дисциплине. Мама и папа поженились по контракту, дабы сохранить чистокровие своей семьи, но все равно любили друг друга, как могли. Доркас не просила большего, потому что не знала, как может быть по другому. Поэтому ей было так неудобно находиться рядом с родителями Марлин, такими эмоциональными и чувственными. Для Доркас это было странное и необычное ощущение — видеть, как родители Марлин выражали свои эмоции открыто и без ограничений. Они казались такими близкими друг другу, такими светлыми и теплыми людьми, что Доркас начала думать лишнего про свою уважаемую семью. Доркас часто чувствовала себя одинокой рядом с закрытыми родителями. Иногда она скучала по такому понимающему и доброму отношению, которое она видела в семье своей подруги. Ей ничего не оставалось, кроме как абстрагироваться от них эмоционально, дабы не оскорблять своих родителей неблагодарными мыслями. Доркас по просьбе Марлин познакомилась с ее родителями и просидела с ними весь вечер шестнадцатого числа. На следующий день она их не навестила, и на второй день тоже, хотя обещала. Она была лишена счастья — родители не приехали, так чего создавать искусственное, используя родителей Маккиннон? — В свой единственный выходной ты решила отделаться от меня? Марлин подхватила Доркас на выходе из школы. — Не хотела портить семейную идиллию, — спокойно отозвалась Слизеринка. То была правда. Других причин не находилось. — А мне кажется, что ты уже продолжительное время избегаешь меня, и дело не в родителях, — с улыбкой проговорила Марлин, но в ее голосе чувствовалась тревога. Доркас увела взгляд и тяжко вздохнула. Не потому, что ей было утомительно объяснять, просто она знала, что Марлин все-таки надумает себе лишнего, и станет волноваться, пока у Доркас не будет возможности объясниться. — Дело не в тебе, — сказала Доркас. — Многое произошло… — Давай прогуляемся, и ты расскажешь, — предложила Марлин. — Твои родители скоро уезжают. Лучше проведи время с ними. — Ничего страшного. Я уже давно с тобой не общалась. Марлин улыбнулась так печально, что сердце Доркас в жалости растаяло. Ей не хотелось видеть подругу столь грустной, а особенно осознавать, что она такая из-за нее. Тем более, у нее и правда не было дел и других веских причин для отказа. Как Доркас и говорила, ей важно лишь то время, которое Марлин могла бы провести со своими родителями, и которое Слизеринка не имела права касаться. Но предлагала сама Марлин, так что Доркас не спорила, хотя и чувствовала себя виноватой. — Куда направляешься? — спросила Марлин. — В магазин Шапку-невидимку. Родители отправили деньги, чтобы я купила дорогое платье на бал. — Ого, так ты все-таки танцуешь? — искренне изумилась Марлин. Доркас замерла и поглядела на нее. Она помнила про приглашение, и хоть у нее не было времени поговорить с ней об этом и сразу ответить согласием — девушка надеялась, что Марлин до сих пор держится за эту идею и никак в ней не сомневается. — Я… Я думала что… — Доркас всегда была честной и прямолинейной, но в тот момент ей вдруг стало страшно, что если она напомнит Марлин о приглашении, а она вдруг ответит, что забыла о нем, то ситуация станет неловкой. — А ты с кем-то танцуешь? — решила выкрутиться Доркас. — Есть пару вариантов. Доркас сузила глаза от ревности, услышав эти слова. Она задумалась: говорит ли Марлин всерьез или просто хочет ее ранить? Если второе — ей это удалось. Медоуз вдруг осознала, что ее беспокойство должно касаться не только драгоценных Слизеринцев, но и возлюбленной. Марлин перевела тему разговора, и по пути в Хогсмид девушки общались о другом. Марлин шагала рядом с Доркас, но ее мысли были где-то далеко. Она вспоминала их короткий перерыв в общении а также последний разговор, и не могла избавиться от ощущения, что что-то пошло не так. «Может, стоило все-таки напомнить о приглашении?» — думала она. Доркас, в свою очередь, тоже была погружена в раздумья. Она чувствовала, что между ними витает некая напряженность, и это ее беспокоило. «Смогу ли я сохранить наши отношения, если она узнает, что я чувствую? Ее приглашение могло быть всего лишь шуткой, которую я восприняла всерьез» — размышляла Доркас. — Лили сказала, что у вас произошла стычка на собрании старост, — вела разговор Марлин. — Она не говорила о тебе плохо, отнюдь, Эванс тебя очень уважает, но выразила некоторое возмущение. Что у вас там произошло? — Она хотела привести родителей на школьный бал, — безрадостно усмехнулась Доркас и демонстративно закатила глаза посчитав, что Марлин должна будет понять ее и тут же поддержать в недовольном тоне. Но Гриффиндорка никак не отреагировала. — В смысле, кто в здравом уме повторит то, что произошло недавно в Большом зале? Многие остались без встречи с родителями. Не представляешь, сколько детей пролило слез, и все ради счастья других, кому посчастливилось увидеть своих родителей. Лили ведь тоже без родителей осталась. Я ее не понимаю. — Она просто прониклась атмосферой чужих семей. Ты тоже так могла, — сказала Марлин, и эти слова Доркас восприняла как укор. — Я никто для твоих родителей, и Лили они никто. Не знаю, чему она там прониклась, но это всего лишь самообман, — сказанное прозвучало слишком грубо, не так, как хотела Доркас. — Ты слишком много думаешь, — с какой-то хмуростью рассудила Марлин. — Говоришь о единении со взрослыми, как о какой-то работе или обязанности, а не обычном беззаботном общении. — Ты расстроилась из-за того, что я не пришла на встречу с твоими родителями? — Вообще-то, да. Ты обещала. Если тебе с ними неудобно — могла бы сказать прямо, — обиделась Марлин. — Нет-нет, — запаниковала Слизеринка. — Они очень милы. Я же наоборот, лишняя. — Мэрлин ты мой, — вздохнула Марлин. — Да ничуть ты нас не стеснишь. Ты не первая, с кем мои родители разговаривали, и не такая забитая, как некоторые. Доркас распахнула глаза и тут же отвернулась, не желая выдавать в своем лице шока. Она-то думала, что Марлин знакомила родителей лишь с ней… А девушка еще удивилась их общительности, но даже не предположила, что она распространялась и на других, хотя это было очевидно. И именно из-за очевидности ситуации, Доркас чувствовала себя так стыдливо и неуверенно, потому что надумала себе лишнего, и чуть не опозорилась перед Марлин. Ее мысли были смешанными и противоречивыми. С одной стороны, она чувствовала тепло и благодарность Марлин за ее дружбу и поддержку, с другой — ее сердце сжималось от тревоги и неуверенности, а это было ей совсем несвойственно. Любовь и уважение к Марлин были неизменными, но Доркас не могла избавиться от ощущения, что она не соответствует ожиданиям. Она боялась, что не смогла правильно представить себя родителям Марлин, что они увидели в ней не ту, кем она хотела быть перед ними. Это было не просто вопросом внешнего вида или манер — это было глубже, это касалось ее сущности, ее любви. Доркас чувствовала к Марлин что-то большее, чем просто дружбу, но не могла понять, разделяет ли Марлин эти чувства. Любовь и привязанность к Марлин были для Доркас новым и пугающим опытом. Ранее она даже представить не могла, что способна полюбить девушку, а это означало, что она не сможет родить чистокровного наследника. Хотя родители давали ей полную свободу, да и о контрактах никогда не завязывали диалог, а с началом Первой магической войны так и вовсе потеряли уважение к традициям чистокровных волшебников. В общем, преград для принятия своего существа никаких не было, а некоторые тревоги Доркас без сомнения отметала от себя. Вот только что было по части Марлин? Могла бы она принять себя? Да и вообще, является ли таковой? Доркас боялась, что ее чувства могут быть неправильно истолкованы или отвергнуты, что приглашение на бал было лишь шуткой, а знакомство с родителями — дружеским жестом, а не знаком более глубоких эмоций. Доркас тосковала по ясности, по знаку от Марлин, который бы развеял все ее сомнения. — Пойдем уже. Скоро до Хогсмида дойдем, — сказала Марлин ровным, безэмоциональным голосом. Дальше девушки шли в абсолютной тишине. Никогда прежде у них еще не было ситуаций, при которых обеим становилось некомфортно друг с другом. Доркас боялась, что ее собственные чувства могут повлиять на их дружбу. Она не хотела ничего менять, боясь потерять ту теплую связь, которая существовала между ними. И сейчас она ощущала, что это могло случиться совсем скоро, ведь впервые поняла, какого это, быть Марлин почти чужой. Она не понимала, что сделала не так, и почему сейчас так сложно говорить. Точнее нет, себя то она понимала, но что происходило внутри Марлин? Доркас проводила мыслительную, смысловую цепочку и думала, что к чему: ей неизвестно, нравится ли она Марлин, но девушка пригласила ее на бал, и это означало то, что она могла испытывать к ней чувства, если это, конечно, была не шутка. Должна ли Доркас уточнить? Она задавалась вопросом, стоит ли рисковать всем ради возможной любви, которая могла быть невзаимной. — Посмотри на это зеленое платье, — сказала вдруг Марлин, указав на витрину магазина Шапка-невидимка. Оттуда на девушек выглядывало пышное, зеленое платье. — Слишком праздничное… — смущенно произнесла Доркас. — По-моему, у нас праздник достаточно большого масштаба. Когда еще мы отпразднуем Рождество всей школой? — улыбнулась Гриффиндорка. — А какое у тебя будет платье? — Шелковая рубашка и розовая юбка. Тяжело объяснить, но оно выглядит при полном параде, серьезно. Когда они вошли в магазин, их внимание отвлекли яркие цвета и необычные фасоны. Они начали примерять одежду, и на мгновение казалось, что все сомнения исчезли. Они смеялись, делились мнениями о том, что им идет, а что нет. Казалось, все может вернуться на круги своя, если девушки продолжат умалчивать о своих чувствах и оставили бы все как есть. Обе понимали, что им нужно будет поговорить, но никто не хотел возвращать себе это чувство отчужденности друг от друга. — Серьезно возьмешь это зеленое? — удивилась Марлин. — Так ты же сама мне предложила. — Да, но я думала, что ты возьмешь то розовое. Ты так долго смотрела на него… Хотя я не думала, что тебе нравятся такие нежные платья. — Если бы могла, ходила в них хоть каждый день. Но я староста, и мне нужно выглядеть серьезно в чужих глазах. Это придает мне уверенности. — Тебе так важно чужое мнение? — Нет, просто… Я хочу выглядеть под стать своему будущему. Я ведь хочу многого добиться, и стать уважаемым мракоборцем. — И тем не менее, ты берешь платье, которое нравится мне, а не тебе. Доркас даже его не примеряла. Она не придавала нарядам большое значение, и ей было не важно, что носить. Но этот поход приобрел смысл, потому что Доркас было бы плевать на любое выбранное платье, если бы ей пришлось обойтись без взгляда Марлин. — Я хочу нравиться своей партнерше по танцам. Необъяснимо взявшаяся откуда-то смелость заставила Доркас высказать то, о чем она думала, но никогда бы не осмелевшая произнести это вслух. В миг она залилась румянцем и поглядела на Марлин, решив, что если она возмутиться или отреагирует как-то не так, слова можно перевести в шутку. Вот только Марлин вспыхнула и покраснела даже сильнее своей спутницы. — Я думала, ты забыла… — призналась Марлин смущенно, но в ней ощутилась печаль и некоторая обида. — Я гадала: шутка было то приглашение, или нет. — Конечно я была серьезна! — воскликнула Марлин почти оскорбленно, хотя сама понимала, как могла легкомысленно и несерьезно выглядеть со стороны. — Извини, что так растянула с ответом… — виновато произнесла Доркас, уведя взгляд. Марлин осторожно взяла ее за руку и усадила рядом с собой на скамью в примерочной. В магазине никого не было, а хозяйка принимала поставку, так что торопиться им было некуда. — Значит, мы будем парой на балу? — уточнила Марлин, до сих пор не веря. — Думаю, никто не будет против этого. — А если бы были? — Мне не важно. А тебе? — Да в принципе тоже. Даже если бы родители узнали. — Серьезно? — Ну конечно. Да и не думаю, что они были бы против, узнав. Оказывается, не так сложно решать проблемы и признаваться в чувствах. Хотя после подобных разговоров наступает такое неловкое, давящее молчание… Такое напряженное, словно идет перезагрузка их отношений. Тяжело… Доркас всегда было не просто со взаимоотношениями, но она не думала, что будет так тяжело. Оказывается, Эван Розье еще совсем прост, ведь он просто друг, и никакой загадки в нем нет. — Ты в последнее время была такой отстраненной… Скажи, это из-за приглашения? — спрашивает Марлин. — Так ты волновалась по этому поводу… — на короткий миг Доркас тронула это беспокойство. — Я просто должна была решить некоторые проблемы со своими друзьями. — Что-то, с чем ты не могла поделиться? — спрашивает Марлин, но без укоризны. — Это связано с Эваном, Барти и Регулусом. — А… Они… Эти… — не скрывая презрения, Марлин не смогла продолжить. Все прекрасно знали об их увлечениях, и никто в здравом уме их не одобрял. Марлин вообще недолюбливала Розье, но ничего говорить не стала. — Я понимаю, что если Эван станет пожирателем смерти — мы будем врагами. — Думаешь отговорить его? — скептически поинтересовалась Марлин. — Попытаюсь. Мне кажется, я что-то могу изменить. Марлин пригляделась к Доркас и заметила, как велика тревога в ее лице. В глазах ее читалась глубокая забота, и Марлин чувствовала, как уважает ее за это. — Дори, — начала она. — Я знаю, что ты переживаешь за всех нас, и твоя забота не знает границ. Но не забывай о себе. Ты тоже заслуживаешь покоя, танцев на балу, времяпровождение с друзьями. Доркас улыбнулась. — Марлин, ты всегда знаешь, что сказать. — Очень жаль, что ты не поделилась со мной этим раньше. — И правда… Будущее не стало яснее. Разговоры не были полны надежд и планов. Для Доркас так и оставались непонятны чувства Марлин, а для Марлин не было правды в приоритетах и мыслях Доркас. Им обеим хотелось любви, но когда момент решения этого вопроса, казалось, был взят в оборот, ответ оказывался не так близок, как казалось на первый взгляд. — Но знаешь, Марлин. Сейчас эти проблемы — будущее. А в настоящем я хочу станцевать с тобой на балу и купить платье, — уверенно заявила Доркас, с улыбкой поглядев на Марлин. — Тогда пойдем готовиться к балу! — громко предложила Марлин, пытаясь скрыть смущение. — Репетиции уже полмесяца идут, а я ни разу на них не побывала. — Ты же говорила, что у тебя несколько вариантов, — хитро ухмыльнулась Доркас. — Первый — староста Слизерина, второй — наследница семьи Медоуз, третья — девушка в зеленом платье. — Ну все, прекращай паясничать. Туман не рассеялся, зато выглянуло солнце, и девушки смогли отыскать совместный путь. Хотя им еще предстояло о многом поговорить и решить, насколько сильна и взаимна любовь в их сердцах, разговор об этом они решили оставить на потом, когда придет нужный момент. В любом случае, его не решат ни гадальные карты, ни магический шар будущего, а они уж тем более не осилят столь важный вопрос именно сейчас. Впереди девушек ждал бал, где каждая из них должна была предстать во всей красе и великолепии. Но важнее всего было то, что они были вместе, и это давало им силы. На репетициях они учились не только танцевать, но и понимать друг друга без слов. Взгляды, жесты, молчаливые улыбки — все это становилось частью их тайного языка, который они разгадывали вместе. И хотя они еще не говорили о своих чувствах вслух, каждая чувствовала сердцем, что их связь укрепляется. Когда наступал вечер, и звезды начинали мерцать на небе, они сидели на крыльце старой гостинице, где на время остановилась семья Маккиннон, и подолгу общались с ними. Доркас пожалела, что так сторонилась их ранее. Отец, мистер Маккиннон, о многом поведал ей насчет работы в Министерстве, мама, миссис Маккиннон, рассказала о детстве Марлин, чего она еще не знала. Доркас слушала рассказы, хотя почти не говорила о себе. Она ощущала, как ее сердце наполняется теплом и благодарностью за эти моменты искренности и доверия. За пару дней до Рождества, семья Маккиннон покинула Хогвартс. Доркас и Марлин провожали их на станции Хогсмид. И вот, когда Гриффиндорка в помощь родителям отошла в сторону, к другим взрослым, чтобы уточнить у них время отправления, к ее семье сделала шаг навстречу Доркас. Она держала в планах этот разговор, но не думала, что ей посчастливится такой удачный момент, чтобы выполнить его. — Я хочу станцевать с вашей дочерью на балу, — уверенно призналась она, храбро сжимая руки в кулаки и задерживая дыхание. — Хочу получить ваше благословение. Миссис и Мистер Маккиннон переглянулись, и слегка покраснели. Они озадаченно глядели то на свою дочь вдалеке, то на Доркас. Кажется, они все поняли. Слизеринка держалась смело, но внутри нее все дрожало от волнения. Вскоре, Мистер и Миссис Маккиннон улыбнулись, и суетливо попытались отыскать нужные слова: — Ох, конечно… Конечно дорогая! — радостно воскликнул мистер Маккиннон. — Мы так рады за вас! — изумилась женщина. Спустя минуту подошла и Марлин, оповестила родителей о времени и удивилась их странному воодушевлению. — Марлин, будь счастлива! — сказала ее мать, крепко ее обняв. — Будьте лучшими на этом балу! — заключил отец. — Что-то случилось? — удивилась Марлин, увидев, как сильно заблестели глаза ее родителей. — Все хорошо. Это было очень мило, — сказала Миссис Маккиннон, переведя взгляд на Доркас. Марлин посмотрела на подругу. Доркас стояла перед ней, уверенная и гордая, словно совершившая подвиг. Ведь она, хоть и не говорила об этом прямо, но расположила родителей своей возлюбленной к себе и к их отношениям. Марлин догадывалась, что могло произойти, и тем не менее, на лице ее не возникло радости или ликования. Она стала напряженной, а хмурость серьезно испугала Доркас. Когда родители уехали, она подошла к ней и произнесла: — Ну зачем придавать этому столько важности, — голос у Марлин был холодным, а глаза полны горечи и сожаления. — Что? — шокировалась Доркас, совсем растерявшись. — Я… Я просто сказала о том, что мы танцуем… Они бы узнали и так, полагаю. Марлин слабо улыбнулась. Доркас поняла, что произошло. В глазах Гриффиндорки была целая трагедия. В них уже была ее смерть. Они погибла раньше своей истиной смерти. Поняв это, Доркас осознала, насколько же близка, на самом деле, правда их чувств, и как сильно она не импонировала ни одной из них. — Ты будешь плакать, Дори.