Сегодня, завтра, всегда

В этот раз оборотное зелье на вкус было как молоко с медом и растопленным маслом. Джеймс насладился вкусом, после чего приготовился к неприятному превращению. Его живот скрутило так, что он еле сдержал рвотные позывы. Тело Джеймса значительно уменьшилось, волосы посветлели и стали соломенного цвета. Пандора заранее приготовила ему копию Слизеринской формы по размеру Барти. Когда Джеймс превратился в него и посмотрел снизу вверх на высокую Пандору, то чуть не захлебнулся от смеха. Он и не представлял, как жалко, должно быть, ощущает себя Барти рядом с ней. Джеймс сам был ниже девушки, но в теле маленького Слизеринца чувствовал себя совсем неуверенно. Зато на уровне его глаз блистала грудь Пандоры, а держать голову вечно закинутой назад было очень неудобно. — Впервые вижу действие оборотного зелья вживую, — изумились Доркас Медоуз, с интересом обходя Джеймса по кругу и осматривая его новый облик. — Ты его точная копия! Теперь-то мы выявим все слизеринские секреты! Доркас радовалась так искренне, будто это не она пыталась отмахнуться от идеи с оборотным зельем. Когда Джеймс предложил решиться на этот шаг, Доркас, не в силах перебороть свою внутреннюю старосту, воскликнула: — Нет-нет и нет! Это жесткое нарушение правил! Я не могу позволить тебе это сделать! — Но нам необходимо выяснить планы Слизеринцев, — твердо переубеждал ее Джеймс. — Я превращусь в одного из них, и выясню их намерения. Мы больше не можем ждать. Доркас прикрывала лицо руками и пыталась усмирить возникшую борьбу в ее голове. Она глубоко задумалась, и все же не могла согласиться на такое. Тем не менее, она точно понимала, что уже перешла черту, и пути назад нет. Теперь все способы хороши, и она не могла быть слишком избирательной в вариантах. — А по моему, идея хорошая, — поддержала Пандора, не имея даже доли сомнения. — И оборотное зелье у нас под рукой, — улыбнулся Джеймс. — Возьму у Северуса, подменю, и он не заметит. Доркас со вздохом и тяжестью на душе, но согласилась. Выбирать, в кого Джеймс мог бы превратиться, пришлось недолго. Все разом подумали о Барти Крауче. В отличии от всех остальных, эмоций на его лице было меньше чем у пушишки. Он постоянно ходил со спокойным, немного наивным выражением, словно ребенок, не понимающий что происходит вокруг. Конечно это не было признаком глупости — скорее плохим умением выражать эмоции. Его кандидатура на роль подставного двойника подходила лучше всего: можно было даже не стараться, чтобы выглядеть как он, только молчать и иногда подавать признаки жизни. Настоящий Барти в это время был в комнате Пандоры и покорно ее дожидался. Он решил поставить ее в приоритет, несмотря на то, что в гостиной Слизерина проводилось собрание будущих Пожирателей смерти. Об этом доложила Доркас, знающая о том, что собрания они проводят три раза в неделю по понедельникам, субботам и воскресеньям. Пандора заинтриговала Барти, включила всю свою очаровательность и уговорила его побыть с ней рядом в этот день. В общем, все складывалось как никогда хорошо. — Ну что, Поттер, ты готов? — спрашивает Доркас, настойчиво стуча по туалетной кабинке. — Одну минутку. Джеймс переоделся в форму Слизерина и с интересом изучал новое тело. Он запустил руку в растрепанные волосы: удивительно, что на одной стороне они торчали словно иголки, а на другой завивались в легкие кудри. Губы его были обветрены и покрыты корочками от ран (Пандора предупредила, что в последнее время у него слишком активный нервный тик, так что Джеймсу стоит часто кусать свои губы и тяжело моргать). Что больше всего удивило Джеймса — частые веснушки по всему телу. Он даже заглянул под рубашку и увидел, что вся его грудь покрыта веснушками. Они были такими частыми, что выглядело не очень-то и мило, словно болезнь. Волос на его теле не было, что рассмешило Джеймса. — Поттер, только не смей заглядывать ему в штаны, — строго запретила ему Доркас. — Я и не собирался, — цыкнул Джеймс, затягивая ремень обратно. Когда он вышел из кабинки, Пандора уже направилась в свою гостиную к Барти, а Доркас провожала Джеймса в подземелья. Коридоры опустели, все ученики находились на ужине в Большом зале. — Помни вот что: Снейп тебя недолюбливает, так что не говори с ним. Рейнарда ты сильно раздражаешь, так что старайся не иметь с ним дел, но помни, что он у них за главного. Если он начнет подшучивать над тобой — не отвечай. Руперт ведет себя дружелюбно, но знай, что он не твой друг. Уолкис относится к тебе с подозрением, так что не пытайся проявлять свои личный характер. Твои друзья: Регулус и Эван. Можешь не поддерживать с ним разговор: они знают, что ты чаще слушатель, чем рассказчик. Пока Доркас шептала ему негласные правила поведения рядом со Слизеринцами, позади них уже шел один из них. Они сильно испугались, когда младший Блэк окликнул их, особенно Джеймс, ощутивший только сейчас напряженное осознание того, в каком положении находится. — Барти, иди сюда, я тебя долго ищу! — кричит Регулус, и начинает ускоренным шагом подходить к ним. — Рег не понимает шуток и сарказма. Лучше с ним не говори, — дает Доркас последнее предупреждение, после чего уходит, оставляя Джеймса наедине с младшим братом его лучшего друга. Регулус подбегает к нему, параллельно заглядываясь на Доркас Медоуз подозрительным взглядом, или даже пугливым. Судя по всему, одногруппники находились под ее строгим надзором и не знали, от чего могут начаться ее нравоучения. — Ты что-то сделал? — спросил Регулус, взявшись за рукав Джеймса. — Она пыталась отправить меня на ужин, — сказал он первое, что пришло на ум. — Она до сих пор не смирилась с нашими личными делами, — тяжело вздохнул Слизеринец. — Хотя знает, что ничего вон выходящего мы не творим. Джеймс криво улыбнулся и увел взгляд. Он уже успел надумать себе всякие ужасы, вроде того, что ему придется использовать темную магию, или лицезреть ее использование вживую. А Регулус говорит, что ничего плохого они, якобы, не творят. — Что сегодня будем делать на собрании? — спрашивает Джеймс, не в силах унять беспокойство. — Как обычно, — Регулус пожимает плечами. — Давай не торопиться. У меня, вообще-то, есть о чем с тобой поговорить. У меня в мыслях крутится кое-какая тема. Ты не против, если я без какого либо подвода начну о ней говорить? — Слушаю, — Джеймс приготовился к тому, что могло бы поразить его до глубины души. Он пристально посмотрел в глаза Регулуса и решил, что выслушает и примет все, что ему скажут, даже если это шокирует его. — Вот и отлично! — улыбается Рег, и делает протяжный вдох, приготовив все силы для своей речи. — В общем, ты же знаешь, что Гриффиндорцы предложили поставить танец на балу? Конечно знаешь, ты же приглашал Пандору. В общем, я не против всех этих событий, но есть одно НО. Меня не интересует вся эта романтика и отношения, и уж тем более интимные моменты, и поэтому я не соглашусь ни на одно приглашение на бал. Именно из-за такого мышления я ощущаю совсем другую атмосферу, в которой пары расстаются только из-за того, что один отказал другому в танце. Ты даже не представляешь, сколько дружбы было уничтожены всего за пару дней только потому, что кто-то посчитал, что дружбы недостаточно, и им обязательно нужно внести романтику в свои отношения. Почему они считают, что любовь имеет ценность гораздо больше, чем дружба? Почему если дружба зарождается между парнем и девушкой, кто-то из них обязательно спутает дружескую связь, платоническую любовь с каким-то физическим влечением. Или же другая ситуация: ради отношений люди готовы отказаться от своей дружбы, потому что как я и сказал, она стоит гораздо ниже, чем любовь. Странно, да? Вот ты, Барти, меня не бросаешь, и я уверен, что если Пандора все-таки согласится быть с тобой, я все равно не пропаду из твоей жизни. Потому что ты умеешь ставить в приоритет сразу два явления, и не отказываешься от чего-то в пользу другого. Ну, по крайней мере, я так думаю. Дружба ведь тоже признак любви, согласен? Я раньше этого не осознавал, потому что у меня не было друзей, но когда появился ты, Эван и Доркас… Регулус все болтал и болтал, а Джеймс смотрел в пустоту и не мог осознать происходящее. Зачем он вообще об этом говорит? Конечно Барти его друг, но Джеймс, как и все остальные Мародеры считали, что их не связывает ничего, кроме увлечения темной магии. — Не представляю, что я когда-то влюблюсь, как влюбляются обычно люди. Но я человек по-своему принципиальный. Я никогда не ищу ответов на чувства. Мне достаточно быть с человеком рядом и не рассматривать себя как участника каких-либо отношений. Как думаешь, я странный? Мои сверстники только и могут говорить о девчонках, а я в такие моменты совсем их не понимаю, и думаю только о том, как бы провести время с тобой, Барти, Эваном, Доркас и Пандорой. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Для меня дружба уже является величайшим явлением. Она важна также, как и любовные отношения, и над ней тоже нужно работать. Но судя по всему, подобная мысль обошла всех стороной, кроме меня. Не хочется на своем пути встретить человека, притворяющимся моим другом, а потом узнать, что, на самом деле, я был не больше, чем клоуном, который развлекал его до тех пор, пока он не встретит любовь всей своей жизни. «Он всегда был таким разговорчивым?» — подумал Джеймс, у которого уже начинал дергаться глаз. Он постоянно ускорял шаг, дабы быстрее добраться до гостиной Слизерина и отмахнуться от болтовни Регулуса. Но парень каждый раз тянул его на себя, заставляя замедлить шаг, а потом и вовсе остановился у круговой лестницы и продолжал нести всякую чепуху. Джеймс еле сдерживался, чтобы не снять с себя образ чужого человека и не попросить собеседника замолчать. Эти разговоры ему были не нужны, но все-таки, из-за их повседневности и легкости напряжение в нем испарилось. Теперь Джеймс ощущал себя обычным студентом, а не преступником, скрывающимся под маской Пожирателя смерти. — Вы чего тут стоите? — спросил Эван Розье, проходящий мимо них в коридоре. — Такие беззаботные: уроков нет, душевных смятений тоже, ни репетиций, ни помощи школе. Могли бы хотя бы ради приличия посетить дуэльный клуб. «Дуэльный клуб?» — изумился Джеймс, ведь в прошлом году его запретили из-за большого количества несчастных случаев и нежелания профессоров вести его. Удивительно, что староста школы Хогвартс посещает закрытый и нелегальный клуб, но это был Эван Розье, так что не слишком. Интересно, что бы случилось, узнай об этом Гораций Слизнорт. Джеймс не сдержал улыбку, думая об этом. — Чего ухмыляешься, а? — игриво спросил Розье, и зажал голову Джеймса в удушающем приеме. — Рад пропускать занятия? — Пусти меня, — раздраженно буркнул он, пытаясь высвободиться. — Ну а что? Кто умолял меня обучить вас дуэльному искусству? Вы же так хотели попасть ко мне в ученики, — Эван деликатно посмеялся и все-таки отпустил его. Эван был ростом почти в шесть с половиной футов. Джеймса всегда раздражало то, что ему приходится смотреть на него снизу вверх, а сейчас и подавно чувствовал себя слабаком. — Эван, ты же знаешь, что иногда мне нужно слишком много времени на разговоры с Барти! Вот сегодня у меня была очень важная тема, которую я держал в голове несколько дней подряд, и совсем позабыл о занятиях, — серьезно и гордо высказался Рег, словно его мыслительные процессы были неотъемлемой частью школьной жизни его и Барти. — А обсуждали мы, кстати, предстоящий бал и любовные парочки, мозолящие мне глаза уже какой день подряд. — А почему тебе так не нравится эта суета? Меня вот все устраивает. Знаешь, сколько девушек упрашивали меня стать их парой на балу? Было бы такое у тебя, Рег, совсем бы не жаловался, — Эван улыбался, и смотрел на Слизеринцев дружелюбно и мягко, как на детей. Джеймс вдруг подумал, что его манера общаться с ними очень схожа с общением Фрэнка с курсами младше его. — Дело не в девушках! — возмутился Регулус. — Мне не важно их внимание. Это не значит, что я отношусь к ним предвзято, или мне не нравится их темперамент. Отнюдь, они бывают интереснее многих парней. Но меня не привлекают отношения и близкие связи, как тебя, Эван, хотя я считаю, что для тебя общение с девушками является просто легкомысленным порывом. — Ну все, не нуди, — посмеялся Розье. — Те, кто завязывает со мной какие-либо отношения знают, что я не хочу обязательств. Я никого не обманываю. Окружающие сами обманываются, не воспринимая мои слова всерьез, — в моменте Эван поглядел на Джеймса, то есть Барти, и мягко потормошил ему волосы. — Но друзей это не касается. Дружба для меня в приоритете. — Вот здесь я с тобой согласен! — радостно воскликнул Регулус, и снова вдохнул в грудь побольше воздуха, для еще одной длинной речи. Джеймс бы не пережил ее, поэтому быстро сменил тему: — Что насчет собрания? Разве мы не опаздываем? — Рейнард ко времени не строг в такие дни, тем более ко мне, — успокоил его Эван. — Для остальных он главный, а для вас — пусть лучше буду я. — Значит у нас есть время пообщаться наедине, — заулыбался Регулус, и судя по ласковому взгляду Розье, он готов был поддержать его. — А я хочу поскорее посетить собрание, — поспорил Джеймс, лишь бы отделаться от длинных и монотонных разговоров чужой компании. — За серьезность к делу уважаю, — кивнул Эван. — Но ты же знаешь, как они проходят у нас по будням. — Не важно. Хочу провести время и с остальными. Судя по всему, не присущая Барти настойчивость слегка удивила Слизеринцев. Они переглянулись, словно перед ними предстал незнакомый им человек, и без улыбки согласились пойти ему на уступок. Конечно эта дружеская атмосфера, царящая между Слизеринцами, успокаивала Джеймса. Но ему не хотелось тратить время и проникаться не нужными ему взаимоотношения. Слизеринцы прошли вглубь подземелья и начали спускаться по закругленной лестнице. Регулус и Эван оживленно разговаривали о всяких пустяках, как хорошие друзья. Джеймс даже не думал, что они так близки. Хотелось бы остаться с ними, в безопасности, но впереди ему предстояло поговорить и с остальными участниками группы. Слизеринцы спустились вниз и прошли в гостиную Слизерина. Внутри тишина. Нет никого, только на диванах по кругу сидят двое: Северус и Мальсибер. Они о чем-то тихо шептались, вероятно о всяких личных секретах внутри их компании. Джеймс, Регулус и Эван подходят ближе. Рейнард держит Северуса за запястье, задрав рукав ему практически до предплечья. Джеймс ревниво нахмурился, присмотрелся, и вдруг заметил издалека черное пятно на его руке. В моменте он вдруг затормозил и побледнел от ужаса: на запястье Северуса красовалась черная метка. Мародер рванул, побежал к нему и схватил Слизеринца за руку, заставив Мальсибера раздраженно выругаться, а Северуса неприятно удивиться. Джеймс смотрел на запястье и с замиранием сердца рассматривал настоящую метку. Но как… Как он мог не заметить? Когда Северус ее получил? — Не трогай меня! — зло выкрикнул Северус и выдернул руку из хватки. — Откуда у тебя метка? — дрожащим голосом спросил Джеймс, не в силах нормально дышать. — Тебе тоже нарисовать? — вдруг спрашивает Рейнард, и повернув голову, Джеймс видит в его руке чернильное перо. — Правда похоже? Я по памяти нарисовал. Джеймс снова смотрит на метку, но теперь замечает, что, действительно, линии не слишком ровные, и на коже имеются легкие разводы. Он с легкостью выдыхает, хватается за голову, и садится рядом с Северусом на диван, еле отходя от сильного потрясения. — Рейнард, отличный рисунок! — восхитился Регулус, и заставив Джеймса подвинуться, сел с краю дивана. — Почему рядом со мной? — раздраженно спросил Снейп, отсаживаясь от Джеймса в обличии Барти подальше. Джеймс на его слова никак не отреагировал. Он еще не пришел в себя, как вдруг Эван схватил его за талию, и как маленького ребенка поднял с места в воздух. Северус уже отсел на другой край дивана, за Регулусом, а Эван посадил Джеймса на его место. На это он тоже не выдал реакции, хотя было достаточно раздражающе. Нарисованная метка слишком его поразила, а Слизеринцы вымотали его, так что пусть делают, что хотят, и говорят о чем угодно: больше Джеймса удивить они не смогут. Кажется, он вышел из мысленного потока только тогда, когда Рейнард взял его за руку, и начал рисовать метку на его запястье. Джеймс увел взгляд и прикусил губу, не в силах справиться с презрением к врагу. — Барти пару минут назад боязливо рассуждал о наших постоянных опозданиях, — начал болтать Розье. — А я, как погляжу, только в нем замечаю эту робость. Где Руперт, Уолкис? Они что, за временем не следят? — слова его были несерьезны. Он скорее насмехался. — Обычно - Регулус удручает своей пунктуальностью, — усмехнулся Мальсибер. — Барти, ты что, ожидаешь чего-то важного от сегодняшнего собрания? Чернильная метка пойдет? — Вообще-то, да… — неуверенно произнес Джеймс, с тяжестью перенося зрительный контакт с ним. Рейнард лишь посмеялся и не ответил. Тогда Джеймса поглядел на остальных: Северус раскрыл учебник по ЗОТИ и перечитывал недавно пройденный параграф, Регулус попытался проверить себя и тоже по памяти нарисовать темную метку у себя на запястье, а Эван разговаривал с Мальсибером о всяких пустяках: о глупых магловских песенках по вечерам, о приглашениях со стороны девчонок на бал, об уроках. Они делали все что угодно, говорили о неважных вещах, но не затрагивали тему Пожирателей смерти. Никто из них не был в этом заинтересован. Джеймс паниковал. Что ему делать? Что спросить? Почему они не говорят о своих планах, не изучают темную магию и не обсуждают своего лорда? — Целую ночь учился рисовать, чтобы детей поражать? — спросил вдруг Уолкис, вышедший из коридора, ведущего в мужские спальни. Рядом с ним шел Эйвери. — Мальсибер, что за благотворительный фонд детской радости? — Уолкис, достал, я всего на курс младше вас, — зло буркнул Регулус, оттирая с рук чернила. — Тем более ты знаешь, что мне неприятно, когда меня сравнивают с ребенком. Барти тоже, правда, Барти? Я считаю, что про возраст можно забыть, когда таланты младших превосходят умения старших, потому что… — Рег, заткнись, — раздраженно протянули все присутствующие хором. Джеймса вдруг это так позабавило, что в моменте он вспомнил своих друзей и хмыкнул. — Я разработал игру, наконец-то, — сказал Эйвери, пройдя к диванам и усевшись вместе с Уолкисом чуть дальше от остальных. — В больничном крыле опробовал ее с Гриффиндорцем, этим, как его… Не важно. Мальсибер, до этого так усердно и упорно разрисовывавший запястье Джеймса, вдруг отвлекается, поворачивает голову к Эйвери и пристально смотрит на него. Они встретились взглядами и замолчали на мгновение, заставив остальных приковать к себе взгляды. — Ты чего туда сел? — спрашивает Рейнард так сердито, что Джеймс серьезно приготовился к конфликту. — А что? — Руперт не сразу понял, что к чему. — Рядом со мной места что ли нет? — Рейнард нахмурился и с силой сжал руку Джеймса, не замечая этого. — Я хочу развалиться на диване, — когда Руперт осознал, почему его друг так зол, то еле сдержал насмешливый смех. — Я занимаю пространства не больше, чем Уолкис. — А я хочу сидеть здесь. Рейнард впивает ногти в запястье Барти, отворачивается от Эйвери и продолжает рисовать, грубо водя пером по коже. Он что-то бормотал себе под нос, прям как сварливый старик. Несмотря на странный разговор, похожий на конфликт, негатив от него не витал в воздухе. Что-то в этой ситуации было абсурдное и смешное, особенно то, с какой обидой Мальсибер игнорировал всех вокруг, и по какой причине так оскорбился, и как Эйвери тихо посмеивался над ним, а остальные переглядывались и еле сдерживали ухмылки. И все-таки, Руперт пересел на диван к Мальсиберу, прижался к его плечу виском и развалился на диване, продолжая перебирать какие-то карты. — Рейнард боится не только предательства со стороны будущих Пожирателей, но и того, что Ру найдет себе друзей получше, — внезапно произносит Эван, смело следя за его реакцией. — Заткнись, — буркнул Рейнард, но так мягко, словно это предположение было давно устоявшейся правдой. Джеймсу было не до смеха. Но затем посмеялся Регулус, Розье, и Северус тоже, так что и он не удержался. В любом случае, не каждый раз можно так открыто посмеяться над Мальсибером. — Рей, будь ангелом и не растрачивай энергию понапрасну, — улыбнулся Руперт. — Кстати, уверен, что многим интересно будет сыграть в мою новую игру. Ради нее я изучил еще десять незнакомых мне писателей. Хотите послушать правила? — Дерзай! — ответили все. — Но как же собрание… — никто не обратил внимание на Джеймса, и Эйвери начал рассказ: — Один из участников достает карту и произносит имя писателя. Тогда по кругу каждый участник должен выбрать по одной категории: автобиография, сюжеты работ, исторический период, внешность, визуальный стиль и жанры. Какую он выбрал, по такой должен назвать факт о писателе. Согласитесь, что всех писателей знать мы не можем, но ради приличия и наших умных напоказ ликов стоит притвориться, что мы знаем автора. Можем выдумывать факты, подстраиваться под чужие, но убедить остальных, что мы знаем автора. Кого поймаем на лжи — тот проигрывает. — Игра имеет место быть, по крайней мере между тобой, Руперт, и Рейнардом. Вы единственные, кто читает каждый день, и за месяц читаете больше, чем дней в нем, — скептически высказался Северус. — Вот ты и будешь проигрывать в игре, потому что не стесняешься признаться в своей необразованности! — как бы в шутку сказал Уолкис, заставив Северуса зло запыхтеть. — Я люблю читать, и знаю многих авторов. Но как же быть с младшими? Они то вообще ни черта не смыслят в книгах, — на эмоциях сказал Снейп. — А кто сказал, что я мало читаю? — разозлился Регулус. — В нашем мире не шибко то и много развлечений, так что книги, если вы не знали, читают все! Но извините, сейчас у нас в арсенале не так много времени, чтобы переключаться с учебников на художественную литературу. Тем не менее, до Хогвартса я читал много, и знаю, вероятно, почти всех авторов, которые имеются на твоих карточках, Руперт. Только пожалуйста, давайте не будем превращать эту игру в издевательские нападки. Если я не буду знать какого-либо автора, это не значит, что я глуп. — А проигравшему даем возможность отыграться, — продолжает Руперт, решив не останавливаться на словах Регулуса. — Он выбирает любого автора, но никому не говорит его имя. По всем категориям он рассказывает по одному факту, а остальные должны угадать, про кого идет речь. — Очень даже интересно, мне нравится, — поддержал его Эван. — Гриффиндорец то же самое сказал! — обрадовался Руперт. — Ты обещал, что опробуешь игру со мной, — Рейнард закатил глаза и с натяжкой сжал губы. — Ну извини, Рей! Мне тогда было так больно и одиноко, и никого не было рядом! Вот почему ты не мог со мной в больничном крыле остаться? — Руперт повис на шее Рейнарда, который даже не сдерживал улыбку, потому что на самом деле, он не мог на него злиться. — Давайте сыграем прямо сейчас. Руперт, покажи карты, — просит Регулус. — Что это за оформление?! Руперт, ты вообще рисовать не умеешь! — Эван начинает громко смеяться. — Как будто кто-то из вас бы вызвался мне помочь, — Руперт обидчиво поднимает брови. — Уж я бы получше нарисовал эти завитушки, — серьезно говорит Снейп. — Это греческие колонны! — Руперт в настоящем гневе. — Греческие колонны?! Ру, не смеши, какая Греция! При чем здесь вообще она? — ржет во все горло Уолкис. — Потому что мне нравится история! — А это что? Что это, Руперт, за гирлянда вокруг колонн? — Эван почти трясется от смеха. — Это змея! — из ушей Эйвери вот-вот пошел бы пар. Слизеринцы смеются. Даже Северус. Ему весело. Он слушает приятелей, и хоть редко участвует в разговорах, ему нравится быть в этом обществе. И Джеймсу тоже. Ему нравится необычная игра, нравится то, как смешно Регулус начинает тараторить занудные вещи, а остальные закатывают глаза и хихикают над ним, но все равно досушивают до конца. Нравится то, каким учтивым и мягким Рейнард становится рядом с Рупертом, и как смешно он ревнует его ко всему. Как Эван заботлив к младшим и внимателен ко всем участникам компании. Как Уолкис смеется звонким голосом. Эта дружеская атмосфера совсем вывела Джеймса из колеи и заставила его почти позабыть, с кем он находится. — Чем мы здесь вообще занимаемся? — вдруг говорит он, и все Слизеринцы замолкли и удивленно уставились на него. — Почему мы не изучаем темную магию, не говорим о будущих планах и не обсуждаем Темного лорда? Разве мы не должны заниматься серьезными вещами? Тогда общее настроение вдруг переменилось. Рейнард тяжело вздохнул, да так гневно, что Джеймс серьезно заволновался. Он всего лишь Барти, маленький и беззащитный. Тут же он оглядел Слизеринцев, в поиске поддержки хоть от кого-то. И тогда за него вступился Руперт: — Рей, не злись, — с осторожность произнес он, похлопав его по спине. — Барти, я понимаю, что ты дикий поклонник Темного Лорда, но мы не можем слишком погружаться в темную магию. Это беспечно. Наши души не каменные, и мы не хотим их раскалывать. — А я не верю в разрушение души, — перебил его Рейнард. — Это слишком необъятная часть, о которой мы можем судить лишь по абстрактному понятию в философии. А если душа и существует, то ее разрушение от внешнего давления бытия куда сильнее, чем от темной магии. Разве одиночество и боль не убийственнее, чем увлечение темной магии? — Рей… — Руперт сочувственно прижал ладонь к его спине, но Рейнард лишь увел взгляд и нахмурился. — Если бы не твоя осторожность, то мы бы продвинулись в изучении темной магии куда дальше, — твердо заявил он, и атмосфера мгновенно потяжелела. Тогда он пришел в себя, смутился и мягко обратился к другу: — Прости, Ру. Я знаю, что ты всегда прав. — А мне плевать на душу, — смело высказался Эван, угрюмо глядя куда-то в сторону. — Я готов изучать темную магию, пока моя душа не разобьется на мелкие кусочки. Она мне безразлична. Я хочу быть опорой для Темного лорда, только и всего. — Эван, ты просто себя ненавидишь, вот и плевать тебе на душу, — сказал Уолкис без упрека, но слова, судя по всему, задели Розье, и все это поняли. — Может еще и руки попросишь показать?! — выкрикнул Эван, заставив рядом сидевшего Регулуса вздрогнуть. — Эван, успокойся, я не хотел обидеть тебя, — Уолкис стыдливо опустил голову. — Извините, — Розье выдохнул и судорожно прошелся руками по волосам. — Я напугал? Рег, прости. Слизеринцы замолчали. Что-то заставило их всех поникнуть и совсем растерять общий энтузиазм. Джеймсу было так неловко, словно он необоснованно испортил чей-то приятный вечер. Тем не менее, он уже понимал, что ничего не добьется от этой компании, и ему уже надо торопиться ее покинуть. — Руперт, пойдем, я помогу тебе оформить карточки, — с улыбкой предложил Розье, встав со своего места. — Я тоже помогу. Барти, хочешь с нами? — спрашивает Регулус. Джеймс мотает головой, отрешенно молча. — Ну ладно. Встретимся тогда позже. — Я за компанию, — говорит Уолкис, и идет за остальными. В гостиной остаются только Северус и Рейнард. Тогда Джеймс ощущает еще более гнетущее настроение: неудивительно, ведь между этими двумя давно треснул лед дружбы. Но они все равно не уходят. Сидят друг напротив друга, и о чем-то размышляют. Джеймс спешит уходить, но перед этим попытать удачу в последний раз: — На Рождество все в силах? — Да, будем заниматься "серьезными вещами", — ответил Мальсибер, раздраженно потерев переносицу. — И что мы будем делать? — Тебе по десять раз нужно объяснять одни и те же вещи? — голос его становится таким угрожающим, что Джеймс хочет отступить. — Я просто хочу сделать все правильно, — неуверенно произносит он. Вдруг он замечает, каким тяжелым взглядом на него смотрел Северус все это время. Он был наполнен презрением, даже ненавистью, похожей на ту, с которой он смотрел в прошлом на Джеймса. Но если его он мог ненавидеть за многое, то при чем здесь был Барти? — Ты ведь знаешь, что все тебя ненавидят, — говорит Северус, заставив Джеймса удивленно поднять брови. — Что? — Не делай вид, будто не знаешь, как твое поведение раздражает остальных. Ты не часть этой группы. Люциус до сих пор сомневается в тебе. — Северус, прекращай, — говорит Мальсибер, хотя сам, судя по всему, согласен с его словами. И тут Джеймс разозлился, вспомнив о том, как же сильно ему не нравится беспечность Снейпа к чужим чувствам. Он не общался с Барти, перекидывался с ним лишь парой слов, но всегда считал его хорошим человеком. Даже несмотря на его увлечение темной магией, по какой-то причине, внутренне он не ощущал к нему никакого зла. Он был единственным из компании Будущих Пожирателей смерти, кто не вписывался в нее. Будто случайно там оказался, и находился рядом, как посторонний. И этот сдержанный ребенок сейчас выслушивал нападки однокурсника, которому вообще плевать на чьи-либо чувства. — По крайней мере, я не общаюсь с маглолюбом, — выпалил Джеймс, не в силах сдержать свою злость. Неожиданно, Северус подорвался с места, схватил Барти за грудки и угрожающе приблизился к нему. — Не смей трогать Джеймса! — злостно бросил он, уверенно смотря ему прямо глаза. Продолжение конфликта не последовало. Джеймс вмиг залился ярким румянцем и совсем позабыл, как говорить. Сердце его застучало от волнения, а в голове крутилась одна мысль: «Он что, заступается за меня?». Северус заметил его смятение и совсем растерялся. Он отпустил его, отошел назад и удивленно глядел на него. Джеймс то и дело раскрывал рот, ведь надо было что-то сказать напоследок, но силы его закончились. Развернувшись, он просто проследовал к выходу, витая в облаках. Ноги его заплетались как у дурака, а оставшиеся Слизеринцы провожали его недоуменными взглядами. Дверь гостиной отворилась, и Джеймс шагнул за нее, и только хотел закрыть ее, как вдруг услышал: — Северус, мне надо тебе кое-что показать, — голос Мальсибера казался слегка взволнованным. Джеймс прислушался и постарался приглядеться к Слизеринцам, но они находились в конце гостиной почти за углом, так что он мог смотреть лишь на Снейпа и затылок Мальсибера. Зато все было прекрасно слышно, и совсем скоро раздался глухой взрыв, как от хлопушки. — Эта взрывчатка не должна была производить такой взрыв, как у Поттера, — говорит Мальсибер, отряхивая руку в легкой дымке. — Выглядит все равно не приятно, — скептически произносит Северус, но голос его смягчается и становится почти добрым. Джеймс щурит глаза и пытается приглядеться. Поднятые руки Рейнарда покраснели, вероятно на некоторых местах была содрана кожа, но крови нет, и такого вида, каков был у Джеймса, тоже. — Я не хотел вредить тебе или Поттеру. Я не думал, что все так произойдет, — слова звучат искренне, даже от такого человека, как Мальсибера. Впервые его тон настолько спокойный, и в нем не ощущается ни злобы, ни лжи. — Извини, Северус. Мы с тобой дружим с первого курса. Я не хочу так просто рушить дружбу. Северус увел взгляд, но внимательно слушал. Лицо его выражало сожаление, будто проблема была лишь в его необоснованной обиде. Джеймс смотрел на него с надеждой, что все-таки обидчик не добьется прощения, и все же признавал, что извинение смягчило даже его самого. — И ты меня извини, — сказал Северус. — Нам стоило обсудить это раньше. Я тоже не хотел терять общение с тобой. Джеймс прикусывает губу и все же закрывает дверь гостиной, не ожидая больше услышать того, зачем он пришел изначально. И вряд ли что-то могло бы расстроить его сейчас еще больше. Джеймс уходил из подземелья, ощущая странное послевкусие от прошедшего собрания. Поначалу оно было таким необычным, даже позитивным, ведь Слизеринцы открылись ему с новой стороны. Но чуть погодя, ему стало так грустно, что хотелось убежать ото всех, спрятаться в далеком месте и пережить эту никому непонятную боль в одиночестве. Джеймс уже вернул себе свое обличие, когда дошел до женского туалета, в котором его ждала Доркас. Она не расспрашивала его о подробностях. Чем-то опечаленный вид Джеймса сразу дал ей понять, что не стоит давить на него. Парень чувствовал себя как в тумане. Тревожные и удручающие мысли не переставали преследовать его. Где-то глубоко внутри него пришло понимание настоящей истины, которую до сих пор он не хотел признавать, но честно думал о ней раньше. — Джеймс, все хорошо? — взволнованно спрашивает Доркас. Джеймс не сразу ей отвечает. Он выходит из туалетной кабинки и идет умываться. Теперь обличие Барти оставило его, и ему дается некоторое время, чтобы снова привыкнуть к самому себе. Доркас стоит рядом и сильно встревожена его молчанием, пока на лице его вдруг не появляется слабая улыбка. — Регулус всегда такой разговорчивый? — от этого вопроса Доркас улыбается в ответ. — Да, ты не представляешь, как долго он умеет говорить. И ведь говорит умные вещи, но таким нудным голосом, что никто не хочет слушать его. — А Рейнард всегда такой собственник с друзьями? — Без Руперта жить не может! — смеется Доркас, и Джеймс тоже. Легкий смех разбавляет атмосферу. Теперь им обоим не так тяжело переживать свой провал, а он для Доркас очевиден. Она знает, что ничего не получилось, и потому не задает лишних вопросов. Ее понимание и снисходительность располагают к себе, так что Джеймс чувствует, что может выговориться: — Они не такие, каких я их себе представлял. Северус находился с ними не потому, что его заставляют. Ему действительно нравится быть с ними рядом, — это заключение причиняет Джеймсу настоящую боль, но теперь он в этом уверен, и больше не обманывает себя глупыми надеждами. — Я думал, что смогу заменить ему эту компанию. Считал, что если стану ближе, то ему больше не нужно будет находиться рядом с этими людьми. Но они его друзья, чуть ли не с детства. Он никогда не был одинок. Он всегда был с ними, и мог на них положиться, даже если не осознавал этого. Доркас слушает его внимательно, и эти слова сильно задевают ее. Она чувствует его боль. Знает, какого это, ощущать, как теряешь дорогого тебе человека. — Мы не дадим ему сделать неправильный выбор, — говорит она, прижав ладонь к его плечу. — На Рождество они останутся обычными учениками и нашими друзьями. Мы справимся. Джеймс улыбается, вот только энтузиазма у него не прибавилось. — Доркас, мне кажется, что если Северуса мы можем вытянуть из этой западни, то Эван… — он с осторожностью делает паузу и смотрит на Доркас, но она спокойно слушает и готова вести разговор, так что он продолжает: — Понимаешь, он ставит Темного Лорда даже выше себя и всех своих интересов. Мне кажется, что его ничто не заставит отойти от своей веры. — Думаю, нет ничего невозможного. Я хотя бы постараюсь, — с печальной улыбкой говорит Доркас, после недолгой, неуверенной паузы.