Встретиться вновь

      Кромешная темнота и мертвая тишина охватила один спальный район Японии. И, казалось бы, ничего не сможет нарушить этот ночной покой и умиротворение. Однако абсолютную тишину прерывал лишь один неприятный звук: кто-то в два часа ночи решил пронести стремянку по ту сторону улицы. Но дело было в том, что сила у этого человека была малёхонькая, и складная лестница волочилась по асфальту, издавая противный скрежет.       Можно было задаться вопросом: кому же в столь поздний час внезапно понадобилась лестница? Конечно же, нужна она была Джейн. Внезапно вспомнив про странную тетрадь Лайта, она незамедлительно решила раскрыть всю страшную тайну секретного шкафчика. Так как Лайт еще долго не появится дома, а его родители и сестра Саю мирно посапывают в постели, то, сделав все аккуратно, можно запросто остаться незамеченной.       Поставив стремянку у стены и оценив расстояние до окна комнаты Ягами младшего, Джейн полезла. Делать нужно было все максимально тихо — хотя, что уж, скрежет лестницы уже слышали все. Добравшись до окна, она с лёгкостью его взломала, так как до этого оно уже было приоткрыто. И вот, наконец-то, оказавшись в комнате, девушка приступила к своей операции. Она зажгла настольную лампу, чтобы был некий источник света, выудила из кармана джинс уже подготовленный стержень и наклонилась к ящику. Проделав все необходимые действия для приподнятия второго дна, у нее это вышло — черная кожаная тетрадь оказалась в ее руках. Но не успела Джейн ее и приоткрыть, как магическим образом тетрадь рассыпалась в прах, а позади девушки послышался знакомый женский смех.       Настороженно обернувшись, Кэрролл заметила ту самую блондинку. Ту самую московскую преступницу. Сердце пропустило удар, зрачки сузились, челюсть отвисла, тело отказалось двигаться. Эмоции перемешались: недоумение, гнев, растерянность, страх. — А тебя не учили, что чужие вещи без спроса брать не положено? — ехидно спросила Кира, которая сидела на кровати, сложив ногу на ногу и скрестив руки на груди. — Так тетрадь же в любом случае не твоя, — улыбнулась Джейн, а затем резко помрачнела: — Да и вообще, что... что ты здесь забыла?! — Это стоит спросить и у тебя тоже. — Но у тебя в первую очередь. Почему ты на свободе?! — Эх, девочка моя, ты все никак не меняешься, — Кира осторожно встала с кровати, — все такая же мелкая, беспомощная и задающая глупые вопросы, — блондинка сделала два шага к девушке, отчего та столкнулась со столом. — Ты бы лучше подумала, как спасти свою трусливую тушку, — усмехнулась она и подошла ещё ближе, накрыв руки Кэрролл, лежащие на столе, своими, тем самым прижав её. — Но раз ты хочешь этого, я расскажу, — между их носами оставалось порядка пятнадцати сантиметров, — Кира — бог нашего нового мира — карает преступников, стараясь очистить мир от зла и несправедливости. Я сбежала из тюрьмы, и по его логике он меня тоже должен был прикончить. Но у меня получилось связаться с ним, впоследствии у нас случился компромисс. И теперь за свое существование и свободу я должна принести ему твою голову и голову L. И позволь сейчас мне сделать первое.       Джейн не могла произнести и звука, хотя ее душа кричала. Душа умоляла уносить ноги отсюда, но они не слушались ее. Тело сжалось от страха, а сердце было готово остановиться в ту же секунду. На глазах лишь наворачивались слезы от безысходности.       Тем временем небесно-голубые глаза старой знакомой заполыхали ярко-красным цветом. Она отступила от Джейн и из кармана ее зип-худи плавным движением достала мужские часы. Ухватив двумя пальцами правой руки ремешок, она продемонстрировала серебристые часы. — Ты бы знала, сколько я ждала этого момента, — шептала Кира, — знаешь, как мне было весело тягаться с тобой. Даже печально немного, — пальцами левой руки она показательно медленно дернула бегунок часов, — что сегодня ты умрешь. — А-а-а! — провизжала я, пробудившись от кошмарного сновидения.       „Очередной кошмар. Это всего лишь очередной кошмар...“ — мысленно успокаивала себя я, пока все мое тело охватывала дрожь. После пробуждения я тут же почувствовала, как холодные капельки пота не спеша стекают по моему лбу вниз, а сердце колотилось в груди с невероятной скоростью. Через несколько секунд последовал другой набор проблем: головная боль, боль в горле и забитый нос.       Вздохнув сквозь боль, мое сознание пришло в себя. И как только я успокоилась и восстановила дыхание, все сбилось вновь: на углу кровати расположился чей-то темный человеческий силуэт. — А-а-а! — снова завопила я, спрятавшись под одеялом.       Прошло пару секунд, и ответа от того силуэта не последовало. Тогда я подумала, что мне это все почудилось. Аккуратно спустив одеяло с головы, я вновь заверещала, ведь этот силуэт был прямо перед моими глазами. — ТВОЮ МАТЬ, РЬЮЗАКИ! — Но у меня нет матери... — Это образное выражение, идиота кусок! — рявкнула я, ударив парня подушкой по голове. — Ты чего так пугаешь? — Я не хотел, — виновато ответил тот, почесывая место удара. — Что ты здесь забыл вообще? — возмущалась я, стараясь не упасть с края кровати, ведь Рьюзаки практически навис надо мной. — Тебе снился кошмар? — проигнорировав вопрос, спросил тот. — Нет, блин, я тут просто так ору, — саркастично сказала я и отпихнула детектива от себя. — Серьёзно? — Тц, — цокнула я, — нет, конечно!       Кашлянув, я спрыгнула с кровати и направилась в ванную комнату, оставив темноволосого растрепыша в комнате одного. * * *       Миновало два с половиной часа, но никакой из симптомов не прошел, я бы даже сказала, они сильнее обострились. Голова неприятными импульсами отдавала в висках, горло чесалось, отчего хотелось непрерывно кашлять, слизистую забило так, что текли слезы. Таблетки, которые я приняла около часа назад как-то не стремились помогать мне, поэтому я продолжала чувствовать себя отвратительно. Рьюзаки неоднократно расспрашивал, что со мной, но я лишь отмазывалась от ответа. Конечно, он и сам видел, что у меня не все в порядке. Но от отдыха и поправки я отмахивалась, веря, что таблетки все же подумают и помогут мне справиться с болячками.       Днем, на удивление, в штабе было очень пусто. Я предположила, что сегодня у детективов выходной, но озвучивать не стала — неохота. И ладно, допустим, они действительно отдыхают, но куда при таком раскладе делся Ватари? С самого утра я и мельком не видела пожилого мужчину, ходящего по комнатам номера то туда, то сюда. Он-то точно отдыхать не будет. Вот тут мне уже хотелось поинтересоваться: — Рьюзаки, а где Ватари? — Он уехал вместе с Айдзавой осматривать комнату Ягами Лайта, — значит, всё-таки детективы не отдыхают. — В комнате тебя привлек странный черный дневник, не так ли? — Угу.       Наш короткий диалог закончился. Я совершенно не знала, как продолжить разговор — хотя мне все равно было не до болтовни. Я уткнулась лбом в стол и продолжила лежать, как и до этого. Как вдруг я вспомнила кое-что: — Рьюзаки, слушай, а можно кое-что вбить в Интернете? — Конечно, можно.       Парень подвинул ноутбук в мою сторону, и, открыв браузер, я тут же начала печатать.:       „Кира Нестерова“.       Да, та самая московская шпионка, умалишенная блондинка или просто конченная — любимые прозвища для этой Киры, придуманные мной. Но, к сожалению, Интернет не поймет, поэтому приходится вбивать ее настоящее имя.       Высветились фотографии каких-то совсем не известных мне женщин. Например, заголовок: „учитель по немецкому языку школы 53 — Нестерова Кира Сергеевна“ с пожилой грозной женщиной на снимке, пугающей меня только лишь своим взглядом — страшно узнать, каково ученикам той школы. Или кричащая реклама: „привет, меня зовут Кира Нестерова, мой муж пропал без вести, но я нуждаюсь в сексе!“ и полуголая девушка в бикини на фотографии с тонной фотошопа на лице... М-да.       Пролистав чуточку ниже, я заметила нужное мне: снимки моей Киры Нестеровой. Ну, точнее не моей, а... ну, вы поняли. А вот Рьюзаки нет, поэтому он не постеснялся спросить: — Кто это? — Кхм... одна очень неприятная особа, — хрипло буркнула я, уже листая новостные заголовки. — О нет, скажите, что это фейк...       „Сбежавшая из колонии общего режима Кира Нестерова, ранее осужденная за соучастие в преступной деятельности, пропала без вести. Смотреть далее...“       Супер. Плюс еще одна проблема в копилку.       Кликнув по странице, я принялась читать статью. По окончании прочтения мой глаз задергался, а челюсть отвисла вниз. Рьюзаки глядел то на меня, то на экран, а после поинтересовался вновь: — Что все это значит? — Да так... надеюсь... кхм, — кашлянула я, — что ничего, — я листнула страницу вниз, и на экране засветилось ее лицо. — Ничего себе, как ее колония помучала...       Передо мной красовалась уже не смазливая девчушка со светлыми, как лучи солнца, волосами и с миловидной мордашкой, усеянной веснушками. На фотографиях Кира раскрывалась в совершенно другой стороне: у нее появилась нездоровая худоба, черты ее лица стали грубее, а его выражение — более отрешенным и злобным; ее бывшие белокурые волосы слегка потемнели, небесно-голубая радужка глаз словно выцвела, а белок покраснел. Не лучшее зрелище. — Хочется ли тебе знать, почему я заинтересована ей? — я развернулась к парню. В иной ситуации я бы вдобавок хитро улыбнулась, но вследствие простуды улыбка вышла какой-то кислой. — Хочется. — Сейчас... — я полезла за старыми данными российских СМИ, дабы найти интересные кадры. — Во, гляди.       2001 год. На фотографиях, сделанных с вертолета, было изображено нечто ужасное. Первое фото: ДТП из трех машин, из которых две полицейские. Следующий снимок: сотрудники полиции извлекают окровавленное тело молодой брюнетки из черной машины. Третья фотокарточка: тело расположили на земле в ожидании прибытия скорой помощи. Приблизив последнее фото, я задала очевидный вопрос: — Как думаешь, кто это?       Эл медленно обернулся в мою сторону, округлив свои глаза. В них отчетливо читалось: „Ты? “       Я безмолвно кивнула. — Ни у кого ни малейшего понятия, что она задумала. Да я более чем уверена, что всем по барабану на ее деятельность, — вздохнула я, шмыгнув носом, — думают: „Сбежала, ну и ладно“. А ведь только она могла провернуть побег из колонии, только она могла после этого пропасть без вести... кхм-кхм, — кашлянула я, — а зная ее, если она это провернула, то намечается что-то неладное...       Рьюзаки меня внимательно слушал, анализируя мою речь и, вероятно, мысленно делая какие-то выводы. Я продолжила: — Если быть честной, то, несмотря на всю беспощадность и безумие японского Киры, несмотря на то, что он серийный убийца и несмотря на то, что каждая человеческая жизнь важна и нельзя никого так безнаказанно убивать, я бы очень хотела, чтобы Кира покончил с ней. * * *       Я не думала, что таблетки могут настолько отказаться помогать. А еще я не думала, что моя простуда может усугубиться. Даже когда я завернулась в три, мать его, пледа, я все равно ощущала дикий озноб. Тело дрожало, голова токала, глаза слезились, кашель мокрый, головокружение... и это еще не весь перечень.       Спустя почти половину дня, проведенного на ногах, я только сейчас вспомнила про существование градусника. И теперь я медленно, укутавшись в теплый кокон, побрела к аптечке. Дрожащими руками я вынула измерительный прибор и засунула в рот. Медленно спустилась на пол и начала ждать, что было мучительно долго.       Голова пульсировала так, словно бьют в огромный колокол — эта боль волной исходила из головы и накрывала все тело, отчего на глазах наворачивались слезы. Нос был забит соплями, которые при сморкании никак не хотели покидать полость. Горло отдавало практически такими же импульсами, как и голова, только уже при глотании или при попытке произнести хоть какой-либо звук.       Пока я сидела с градусником во рту, в мою комнату пожаловал Рьюзаки. И, увидев мое состояние, его, по обыкновению, пуленепробиваемый характер, тут же сломался. Не сказав ни единого слова, он широким шагом подошел ко мне и присел на корточки. — А я говорил тебе отдохнуть, — пролепетал тот и, помотав головой вправо-влево, приложил пальцы к моему лбу. — У тебя очень высокая температура.       Я лишь виновато кивнула, ведь мой рот затыкал термометр. Эл взволнованно глазел на меня, ожидая результатов измерения вместе со мной.       Прошло 5 минут, а это значит, что градусник можно вынимать. 39,9°С. — Это не очень хорошо... — напряженно выдохнул детектив. — Идем. * * *       Приглушенный свет настольной лампы освещает измученное лицо Джейн. На ее лбу лежит холодный компресс, а из глаз изредка стекают капли слез. Они прикрыты, но девушка не спит — головная боль мешала ей это сделать.       А вот с краю кровати на углу примостился, как называет его Джейн, темноволосый растрепыш, иначе Рьюзаки. Он на первый взгляд глядел на нее, вовсе не переживая, даже безразлично, словно его насильно заставили сидеть здесь с ней. Но на самом деле, по привычке не показывая эмоций, он переживал. Да, такой, как Рьюзаки, умеет волноваться. Умеет сопереживать. Умеет чувствовать.       Ему это ранее, конечно, не было свойственно. Он был уперт, безжалостен и хладнокровен. Он все эти годы строил из себя образ непоколебимого человека, чей труд велик и востребован, заглушая собственные эмоции и чувства. Вопреки своему величию, он никак не умел контактировать с окружающими, общение вживую для него было чем-то незнакомым, далеким от его принципов. Однако стоило ему завести первого друга, как весь этот образ, выстроенный годами, рухнул.       Эл рассматривал Джейн и не понимал, как же ей так удалось кардинально поменять его взгляды. Когда он стал так беспокоиться о ней? Когда он так заинтересовался её личностью? Когда он успел это проморгать?       Тем не менее, будучи обеспокоенным состоянием здоровья Джейн, Эл с помощью Ватари предпринял всевозможные меры для наискорейшего выздоровления.       Уже через час температура ее тела значительно спала, но все также оставалась высокой. С промежутком в 20 минут в комнату приходил Ватари поменять компресс. А Рьюзаки все сидел на краю кровати, не собираясь покидать комнату. Но горбатиться на одной точке в полной тишине слегка поднадоело парню. Боясь потревожить больную, он аккуратно слез с кровати и устроился на полу поближе к ней. Осторожно обхватив кончики ее пальцев своими, Рьюзаки продолжил глазеть на девушку. — Рьюзаки, — хрипло и тихо пробормотала Джейн, приоткрыв светло-зелёные слезящиеся глаза. — Что ты здесь делаешь? — Наблюдаю за тобой, — вполголоса ответил тот. — Не стоит, ты же тоже можешь заболеть. — У меня хороший иммунитет. — Но это тебя ни от чего не застраховывает, — приглушенно выдохнула девушка, затем кашлянула. — Почему ты так волнуешься за меня? — поинтересовался Рьюзаки. — Ты же мой друг, — ласково прошептала она. — А еще ты величайший детектив — ты нужен миру. Кто его знает, что может произойти за неделю твоего отсутствия по болезни, — излагала девушка своим сипловатым голосом.       Рьюзаки не умел проигрывать. Он всегда стоял на одной точке зрения и охотно ее отстаивал, исключая поражение. Но вот в присутствии Джейн у него этого не получалось. Словно при ее виде все это чувство упорности высасывалось из его кожи, и парень ничего не мог сделать, кроме как согласиться с ее мнением. Эл тяжело вздохнул, отпустил ее руку и привстал. — Хорошо, Джейн. Только обещай мне, что ты поспишь. Сон — одно из лучших лекарств при болезни, — заявил детектив, покинув комнату.       Джейн лишь хлюпнула носом, а после прикрыла свои зеленые глаза и задремала, чувствуя, как головная боль отходит, а разум постепенно проваливается в сон. * * *       Прошла ровно неделя, и я точно могла сказать, что выздоровела. Никакая головная боль, насморк и кашель не волновали мою душу, и это безумно радовало. Перебирая от скуки какую-то стопку документов, в моей голове вдруг что-то щелкнуло: — Кстати, вы нашли черную тетрадь в комнате Лайта? — Мы взломали дно ящика, как ты и говорила, — ответил мне Айдзава, сидящий по правую руку от меня, — но внутри, кроме самой конструкции, ничего не было. — А на столе не смотрели? Может быть, перед арестом он оставил его где-то на столе? — Смотрели. На столе тоже ничего не было, — вмешался Мацуда. — Уверен на 60%, что его дневник и есть разгадка нашего расследования, — предположил Рьюзаки, а после ловко подкинул клубничку и словил ртом, как дитё. — Он все предугадал... — буркнула вполголоса я, оторвавшись от бумаг. — Тогда надо отыскать этот дневник! — амбициозно воскликнул Мацуда, но его тут же заткнул Рьюзаки: — Мацуда, спокойнее. Уверен на 99%, что этот дневник скрыт в самом неочевидном месте и отыскать его нам не удастся.       Мацуда огорчённо вздохнул и плюхнулся на диван. И тут в мою голову взбрел фрагмент из последнего сна: — Рьюзаки, до заключения Лайта на его руке красовались серебряные часы. Не подскажешь, где они? — Спроси у Ватари.       Я развернулась на стуле к старичку, который в тот момент раздавал детективам пирожное. Он же разговор слышал и, передав клубничную сладость Мацуде, ненадолго отлучился в соседнюю комнату. Спустя минуту мне вручили аксессуар.       Развернувшись на стуле обратно к мониторам, я стала крутить вещицу в руках. У такой модели часов предусмотрен небольшой отсек и, дернув пару раз за бегунок, он приоткрылся. Я нахмурилась.       Внутри этого отсека находились листочек бумаги в линейку и иголка. Зачем это надо? Предсмертную записку кому-то писать, что ли? Непонятно. — Что там? — поинтересовался Рьюзаки, подвинувшись ко мне, а после подтянулся и весь отдел. — Листочек бумаги и иголка, — я вертела находку в руках, внимательно разглядывая, словно обезьянка.       Вдруг воспоминание пролетело в моей голове. Тот самый сон, где Лайт меня записывал в какую-то чёрную тетрадь... в такую же, как та, что я нашла в ящике... Тогда все сходится по местам. Черный дневник — это его оружие, Лайт туда записывает имена людей, и они тут же погибают. А этот листок — лишь часть дневника, которая тоже как-никак является оружием. Но если это и так, чтобы проверить это, нам придется убить человека? Нет, люди — не подопытные кролики. А моя догадка — сущий бред. Поэтому листок отправился прямиком в мусорное ведро. — Ничего особенного, — я потерла одну ладонь о другую, — видимо, этот листочек бумаги был предназначен для шпор, — и продолжила перебирать документы, как ни в чем не бывало.