Благословение Господа

       — Итак, милостивый сударь, вы сюда по делу Сюань Цзи?— Устало спросила Линвэнь. — Ага! Простите, очень уж сильно за нее переживал. — Даже о русалках тревожитесь?— Святая приподняла брови, смерив серьёзным взглядом улыбающегося Се Ляня,— Лучше бы о себе хоть раз подумали, государь... Так что именно вам надобно узнать? — Если это уже известно, то ради кого она хотела пойти на сделку с Ци Жуном? — А, это. Думала, до вас уже дошли рассказы сплетников. Это все полководца Пэя ради, она хотела получить силу у Зеленого Демона чтобы привлечь его внимание.— Равнодушно ответила девушка махнув рукой, и снова принявшись что-то писать на грамоте из желтоватой бумаги.       В монастыре на пару мгновений воцарилась тишина. Вообще, этот монастырь имени Святой Линвэнь на Небесах в точности повторял такой же монастырь в ее честь на земле. Именно в таких монастырях, храмах и соборах коротали вечность, то бишь "жили" вознесшиеся святые. — Полководца Пэя? Того, у которого помощи в делах любовных просят? — Да. — Что же, надеюсь, он того стоит,— Усмехнулся княжич. — Я бы не сказала. Сюань Цзи для Мингуаныча лишь одна из многочисленных любовниц, тогда как он для нее один-единственный. Если хотите знать мое мнение, то из-за мужика, которому на тебя все равно, убиваться не стоит,— Спокойно сказала Линвэнь. — Сударыня, вы конечно дельные вещи говорите,— Начал Се Лянь, немного нахмурившись,— Но вы так же упомянули, что у него было много любовниц... — И?... — Разве похоть не является одним из смертных грехов?—Выпалил княжич и неловко улыбнулся,--- Неужто так нагрешив все еще есть вознестись? — Это мало кого волнует, на самом деле. В конце концов, Пэй Мина причислили к святым не из-за "святости", а из-за того что он великий полководец и всеми правдами и неправдами защищал граждан.— Оторвав взгляд от бумаги, Линвэнь серьёзно посмотрела на Се Ляня, который о чем-то напряженно задумался.— В чем дело, государь? Неужто сбиты вы с толку системой вознесений? — Мне кажется, тут нет никакой "системы", Сударыня,— Княжич невесело усмехнулся. — Мгм. В какой-то степени вы правы,— Линвэнь тяжело вздохнула, снова склонившись над грамотой и продолжив там что-то писать серым пером. В ее голосе послышалась смесь тоски и задумчивости:— Люди просто превозносят тех, кто по их мнению этого достоин... При этом понятия не имея, кто на самом деле те люди, которым они поклоняются. Если бы о похождениях Пэя знали бы больше народу, то не видать ему Небес как ушей своих. Никому похотливый святой даром не нужен. — Лучше бы люди поклонялись тому, чего не существует. Тогда хотя бы не разочаровывались... в собственных фантазиях,— Последнее княжич произнес как-то неестественно для себя холодно.       Если бы святая удосужилась вновь посмотреть на Се Ляня, то она бы увидела как тот помрачнел. Казалось, ему физически больно об этом думать. — Хорошая идея, государь. Жаль только, к ней не прислушаются, как и ко всем вашим идеям.       Княжич молча кивнул, соглашаясь. — Ладно, сударыня, пойду я. Спасибо за беседу,— Се Лянь улыбнулся и торопливо пошел на выход, но потом обернулся, будто что-то вспомнив.— Ой, нет! Совсем забыл попросить вас еще кое о чем! Кхм... Там, где была найдена Сюань Цзи я так же нашел мальчика с поветрием ликов. Не могли бы вы помочь его найти? — Да. Конечно поможем, а теперь, государь, ступайте. Благослови вас господь. — Спасибо большое, сударыня!— Сердечно поблагодарил он ее.— До свидания!       Распрощавшись со святой и покинув монастырь княжич нашел более-менее уединенное место на краю облака, вдали от всех здешних соборов, храмов, и жилищ святых по-скромнее. Отсюда открывался прекрасный вид на средние небеса, или же Рай. Залюбоваться можно на облачные царства-государства, и изящную лестницу из нескольких километров ступеней, разделяющую слои небес. Се Лянь планировал сейчас послушать, что вообще сейчас обсуждают в сети духовного общения-- может, услышит что-то интересное, да и вообще ему стоило бы завести тут знакомства.       Приложив пальцы к виску, он сразу услышал голос разгневанного Фэн Синя: — Да какого дьявола эту бешеную утопленницу повесили на меня?! Почему сам Пэй Мин ее не допросит, раз уж она так его любит?! — Увы, не выйдет. Если она его хоть глазком увидит, то сразу сойдёт с ума еще больше, а нам этого не нужно, ежели мы хотим узнать хоть что-нибудь о Ци Жуне,— На ор Фэн Синя спокойным голосом отвечал неизвестный Се Ляню молодой человек. — Ай, ты бы помалкивал! Не тебе же возиться с этой бабой! — И слава Богу, должен сказать. Сударь, просто потерпите немного ее присутствие, дальше мы уже ею займёмся. — Пэй Су, мать твою налево! Ты уже давно мне это обещаешь, и где бл..!— Дальше княжич не расслышал, ибо слова Фэн Синя заглушил удар святого по столу. — Будьте добры не выражаться языком нечистой силы,— Все тот же спокойный молодой человек, видимо, Пэй Су, говорил таким тоном будто на самом деле ему глубоко безразлично,— Чёрта привлечете. — Можно спросить?— Полюбопытствовал Се Лянь,— Я правильно понял, что Пэй Су это родственник Пэй Мина? Я просто не знаю здешних святых, хотел вот уточнить. — Ваш' Высочество! Здравствуйте,— В голосе грубого полководца послышался намек на неловкость,— Да, вы правильно поняли, этот мелкий- какой-то потомок Мингуаныча в не пойми каком колене.       Фэн Синь замолчал, и больше не смел и слова сказать. Постыдился он того что грубо ругнулся в присутствии княжича. Все таки негоже использовать столь грубые слова в присутствии бывших товарищей. Пэй-младший, поняв что больше беспокоить его не будут, тихо покинул сеть. — Су-у-ударь,— Растягивая слова кто-то вошел в беседу,— Что же вы замолчали? Неужто стыдно стало? Но вы же так красочно сей час бранились на Сюань Цзи и на Пэй Мина! Почему не продолжаете?— В тоне невидимого собеседника ясно слышалась издевка,— Мы все заслушались вашими речами! Ну же, продолжайте! — Му Цин, молчал бы ты лучше,—Раздраженно прошипел Фэн Синь.       Со всех уголков сети послышались шепотки-- сочувственные, насмешливые, и заинтригованные. Похоже, все святые что были сейчас свободны от дел уже давно заинтересованно слушали как Фэн Синь, что с самого утра и так на нервах, яростно ругает всех и вся на чем свет стоит. — Не собираюсь я молчать. К тому же, не могу не отметить, что стоило Его Высочеству Се Ляню появиться, как вы тут же присмирели,— Му Цин продолжал говорить бархатистым тоном... Только вот, как бы вежливо он ни говорил, у княжича появилось стойкое ощущение того, что этот молодой человек вот-вот плюнет ядом кому-нибудь в лицо.— Княже, думаю, вы и сами прекрасно слышали каков ваш "самый верный" подчиненный за вашей спиной! Удивлен я, что вы ему когда-то верили. — Он и тебе когда-то верил, и чем же это обернулось?!— Фэн Синь прикрикнул на товарища, и судя по секундному молчанию, на этот раз задел соперника за живое. — Вы понятия не имеете, как обстояло дело,— Все так же спокойно и с легким сарказмом говорил Му Цин. Но теперь действительно вероятность того что он прямо сейчас пойдёт и плюнет сопернику в табло была совсем не нулевая. — Постойте-ка!— Се Лянь поспешил прекратить спор, пока двое его старых знакомых не поубивали друг друга.       Стоило ему сказать слово, так оба святых тут же замолчали. Откуда-то послышались смешки и шепотки. Се Лянь устало сказал: — Если вы так хотите поспорить, то будьте любезны, не при всех. Договорились?       Ответом была лишь тишина, которую нарушило только то как Му Цин раздраженно фыркнул. — Молчание знак согласия!— Княжич воодушевленно ответил никому, и добавил:— Кстати, кое-кто обещал мне пояснить за одно интересное явление, но эти двое мне так ничего и не рассказали. — О чем же речь, княже?— Убийственным тоном спросил язвительный молодой мужчина, наверняка натянуто улыбаясь.       В духовной сети больше не было так уж тихо; святые что слушали перебранку решили будто аттракцион закончился, и начали наперебой обсуждать все что только сейчас услышали. Размеренный гул толпы святых создал непринужденную атмосферу. — О том повелителе каменных бабочек,— Спокойно ответил княжич.       Стоило его словам упасть с его уст, как снова вернулась настолько густая и напряжённая тишина, что можно было бы услышать чье-то сердцебиение. — Что я такого сказал?—Удивился Се Лянь.        Вокруг послышались шёпотки: "О ком-о ком? О том самом?" — О Хуа Чэне он спрашивает!— Фэн Синь снова начал не выдерживать,— Глухие вы что ли? — Так это его имя? Должен сказать, оно ему подходит!— Радушно заметил княжич. Он точно знал, что своими словами довел кого-то до инсульта или обморока.— Так что же с этим добрым мо́лодцем не так? — Я бы не назвал его добрым мо́лодцем,—Где-то закатил глаза Му Цин. — Соглашусь. Он тварюга еще та!— Фэн Синь кашлянул, и продолжил:— Думаю, вам уже известно про четырех главных чертил? — Да, слыхал я про них. Но только про Ци Жуна. — Так вот, Ваш' Высочество, Хуа Чэн один из них. — Его обычно зовут не по имени, а "Собирателем Цветов Под Кровавым Дождём", но я с этим Фэн Синем предпочитаем звать его тварью, чертом, или ублюдком. Потому что он такой и есть, княже, не вздумайте с ним связываться,— С энтузиазмом рассказывал Му Цин,— Даю вам совет по старой дружбе, знаю ведь, что вы тот еще любитель найти себе приключений!       Хуа Чэн один из четырёх великих бедствий. К этой про́клятой четверке, помимо упыря Ци Жуна и беса Собирателя, относятся так же Черновод или Погибель Кораблей, а так же Белое Бедствие Безликий Бай. Черновод скромняга и мы о нем часто вообще забываем, ведь проблем от него мало. А вот Безликий Бай вам знаком не понаслышке, да, княже?       Се Лянь молча сжал руки в кулаки. Даже умиротворенные Небеса перестали быть столь мирным местом, стоило упомянуть Бая... Именно из-за него и появилась эта хворь-- поветрие ликов. Жуткая болезнь, из-за которой слег не один город, в том числе и Сянград Се Ляня. Более того, столица самой первой пала из-за поветрия.       На телах заболевших вырастали наросты в форме человеческих лиц. Сначала, эти наросты похожи всего-то на небольшую сыпь, но потом кожа распухает, гноится и твердеет приобретая форму, а за тем эти "лица" со временем начинали кричать и невнятно говорить. Люди, подхватившие поветрие приходили в такое отчаяние, что пытались выжечь эту дрянь или срезать ее ножом. Никакие увечья не пугали народ так, как сама болезнь, и каждый был готов с себя живьём содрать кожу или ломать себе кости— что угодно, лишь бы это прошло!!!       Се Лянь всегда приходил в тихий ужас, когда в его памяти воскресали мрачные воспоминания-- безумные стенания людей, каждый сантиметр тел которых был покрыт человеческими лицами которые вылезали откуда-то изнутри прямо на глазах. Отвратительное верещание самих лиц умолкло века назад, но княже чуть не оглох, когда память его вернула в те времена и заставила услышать вновь... И увидеть, как город объяло пламя, в которое добровольно кидались люди, все лишь бы выжечь эту чуму!       И словно гром среди ясного неба, он услышал ненавистные до глубины души слова, которые ясным шепотом заглушили все остальное:

"Это твоя вина..."

— Да, знал я его...— Скрепя сердце, едва смог вымолвить Се Лянь. Тон его голоса не выдавал никаких... "лишних эмоций." — К счастью, он давно мертв, спасибо за это Цзюнь У,— Продолжал Му Цин,—Так вот, о Хуа Чэне. Никто не знает, когда он выполз из недр ада, но как только он объявился в нашем мире то покоя от него нет. — Ага. Лет восемьсот назад он бросил вызов тридцати пяти святым. Откликнулись на отзыв всего тридцать три, земля им пухом,— Бросил Фэн Синь. — Думаю, мне стоит вмешаться. Вы двое расскажете не все, или сильно приукрасите правду,—Вмешалась Линвэнь. Поняв, что ее внимательно слушают, она продолжила:— Хуа Чэн, как уважаемый Му Цин уже упомянул, бросил вызов святым, причем и тем что вознеслись за военные заслуги и тем что прославились своим умом. Они конечно решили, что нахальный бес им не ровня, и были уверены в своих силах.       Но когда святые вояки сошлись в честном бою с ним, то и пяти минут не прошло как их мечи и щиты были разбиты в пыль его оружием... Как он сам его назвал, ятаганом Эмином. Тогда пришел черед мудрецов сойтись с Собирателем, но мерились они не воинским искусством, а искусством красноречия и ума. Но и тут Хуа Чэн не оплошал: он показал хорошее знание истории, языков иностранных... И так же оказался он остер на язык. Он мог быть и любезным, и язвительным, и грубым когда нужно. Своими речами он мог запутать и одурачить кого угодно. По итогу, он выставил наших войнов неумехами, а мудрецов олухами.       И это не всё. До этих состязаний эти тридцать три святых заключили сделку с Хуа Чэном: Ежели проигрывает он, то отдаёт свой прах. А если проигрывают святые, то они добровольно отрекаются от своего Небесного чина, покидают Небеса и становятся обычными людьми. Как вы знаете, сделка с бесом это не шутки. Но вся эта компания решила, что если бы так опозорился только кто-то один, то ему бы ничего не оставалось кроме как выполнить свою часть договора, а раз уж они опозорились вместе, то они вполне могут это дельце как-нибудь замять и забыть, сделать вид будто ничего не было. А если повезет, то и поднять на смех самоуверенного нахала Хуа Чэна.       Будь наш бес не таким волевым, то им может и сошло бы с рук, да только он за одну ночь сжег все монастыри и храмы возведенные в их честь, уничтожил все их иконы и втоптал в грязь их мощи. Словом, сделал все, чтобы от них ничего не осталось. В итоге, как выразился Фэн Синь, да, земля им пухом. Не выдержали они такого позора. Удивительно, но даже простые люди были на стороне Хуа Чэна, ведь всем своим последователям эти святые во снах показывали свои состязания с нечистым. Их сокрушительный провал заставил людей отвернуться от них, а кто-то в тайне стал молиться бесу. Сатанисты, что с них взять...       Получается, что Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём изрядно пошатнул репутацию Небес. Даже века спустя его тут уважают и боятся, он буквально кошмар каждого здешнего святого. Лишь глупец станет отрицать его влияние и могущество. Кстати говоря... Му Цин с Фэн Синем были теми двумя святыми, что не откликнулись на вызов Хуа Чэна, видимо, посчитав тогда это ниже своего достоинства. Наверняка сейчас они благодарят прошлых себя за то, что приняли столь правильное решение. Верно говорю? — Так точно,— Отозвался Фэн Синь. А Му Цин благоразумно промолчал. — Государь, а те каменные бабочки, которыми управляет Хуа Чэн, их в народе прозвали призрачными бабочками,— Продолжила разъяснять святая,— О них отзываются исключительно как о кровожадных безжалостных тварях. Я бы не советовала вам к ним приближаться.       Уже успокоившийся Се Лянь, который до этого как завороженный слушал о Хуа Чэне, невольно поразился: эти бабочки-- кровожадные и безжалостные твари? Эти малютки, которые непринуждённо пархали вокруг него? "Быть не может! Они же такие очаровательные существа!"— едва не сказал вслух княжич. — Никто не знает, как он выглядит, какое у него настоящее имя, и чего от него стоит ожидать,— Линвэнь увлеченно продолжила рассказ. Что угодно, лишь бы хоть ненадолго оторваться от бесконечной работы.— Некоторые свидетели утверждают, будто встретились с обольстительной цыганкой, некоторые, что встретили милостивого барина, а кто-то уверяет будто повстречал взбалмошного юнца. И его никак понять нельзя- то он творит чистое зло, то принимается за добро. Очень загадочная он личность, о которой можно сказать наверняка немного. Но вот самые главные приметы Хуа Чэна: носит он красные одежды, вокруг него всегда кружат бабочки вырезанные из белого камня, и появляется он чаще всего там, где запахло кровью. Ну как вам этот бес? Что думаете, государь?       Со всех уголков духовной сети послышались аплодисменты: все прямо-таки заслушались, как Линвэнь рассказывала про беса Хуа Чэна. А Се Лянь как ни в чем ни бывало ответил: — Я думаю, что мне было бы очень приятно познакомиться с этим Собирателем Цветов! Сдается мне, что он довольно интересный человек,— Княжич почувствовал, как на душе стало теплее, стоило ему вспомнить как еще совсем недавно этот "страшный бес" провожал совсем беспомощного его взяв под ручку.       Даже не важно, был это поступок от чистого сердца или лишь из жалости, но это воспоминание определенно будет одним из тех немногих, что станет поддерживать душевное равновесие Се Ляня.       Но не долго он находился в беззаботных раздумьях об этом мужчине-загадке. Из воспоминаний его вырвало то, как Фэн Синь с Му Цином отчаянно в один голос воскликнули: — Се Лянь, НЕТ!