Блестящие дела ювелира Ричарда

ПАДПАРАДША. Это первое иностранное слово, которое я услышал из уст моей бабушки. Забавно, но, оглядываясь назад, я думаю, что действительно чувствовал между нами особую связь. Даже когда после смерти мужа она спряталась в своём маленьком лесном убежище, звуки сингальского языка вызывали у меня тёплые воспоминания. Когда она произнесла это слово, описывая сверкающий бледно-розовый драгоценный камень, а я повторил его, её морщинистое лицо смягчилось — это было редкое зрелище. Оно стало приятным сюрпризом, учитывая, что в то время она находилась в том состоянии, когда и её сын, и внук казались ей чужими. — У тебя прекрасное произношение. Я ответил, что, вероятно, должен поблагодарить свою японскую гувернантку, которая присматривала за мной в семейном поместье. Она улыбнулась, хотя на этот раз в своей обычной сдержанной, циничной манере. — Она японка, да? Кажется, у вас прекрасные отношения, но будь осторожен, не подходи к ней слишком близко. Я спросил, не потому ли, что она приехала издалека. Бабушка презрительно покачала головой, и белое украшение для волос, которое она всегда носила, заколыхалось. Что-то в выражении ее лица показалось мне странно печальным. — Потому что однажды она тебя бросит. Она с особым акцентом произнесла слово «бросит». Я спросил, что она имеет в виду, и бабушка долго молчала, затем улыбнулась мне. Она выглядела немного грустной, словно ныряльщик, который поднял с морского дна блестящий камешек. Я никогда раньше не видел у нее такого выражения лица. — Красота и печаль идут рука об руку — если нет печали, то нет и красоты. В конце концов, все возвратится на круги своя. Ты понимаешь, Ричард? — спросила она, намеренно называя меня по имени. Имени, которое также оказалось именем ее покойного мужа. Моего деда, человека, который увез ее из дома на тропическом острове, чтобы она стала пленницей этой холодной страны со строгими классовыми различиями. Я не знаю, действительно ли они любили друг друга. Никто в нашей семье не знал правды об их отношениях. Но мне всегда нравился слабый огонек радости в ее глазах, когда она произносила мое имя. Даже сейчас, двадцать лет спустя, я все еще не нашел «своего круга».