Блестящие дела ювелира Ричарда

Говорят, что даже в красоте есть своя градация. Если говорить о драгоценных камнях, то здесь все просто. Мир камней можно четко разделить. По цвету, твердости, форме, месту происхождения и предпочтениям людей. Например, изумруд и аквамарин, рубин и сапфир могут стать прекрасными друзьями, если знать, как правильно их классифицировать. Ну а сейчас? Как насчет того, что я рассматриваю? Какова эта красота? — Это... — Это?.. — Я, конечно, не мастер формулировок, но... О, знаю. Это типа Голубого периода. Когда я это сказал, мой собеседник, поднеся руку к своим поджатым губам, рассмеялся. Его лицо озарилось, словно у шаловливого ребенка. Будь здесь мой босс, он, вероятно, пожурил бы его за дурные манеры. Но сегодня, кроме меня, в этом просторном номере на верхнем этаже отеля, где я остановился, находился всего один человек. Развалившись на диване и теребя экран своего планшета, Джеффри хохотал, надрывая живот. Он напоминал разодетую выдру. — Ты что, изучал изобразительное искусство? — Вовсе нет, но в последнее время я читаю много странных книг... — «Странных книг», говоришь. Ну, вкусы покупателя налицо. У тебя, поди, и журналы с гравюрами есть? — У меня много массивных фолиантов. Мне велели «заниматься самообразованием». — Ах, он позволил своей дурной привычке проявиться. Если продолжишь учиться так, как он тебе советует, придется тогда выбрать один из двух вариантов: либо стать разносторонним гением, либо инвалидом. Где-то по пути ты должен принять решение. — Ха-ха... И что же мне выбрать? Может, стать инвалидом? Вряд ли из меня выйдет разносторонний гений. Но мне любопытно, далеко ли я смогу зайти. На обложке широкоформатной книги по искусству — одной из множества тех, которые Ричард купил мне в большом книжном магазине под эгидой «Товары для досуга», — были слова «Голубой период». Если не ошибаюсь, они относятся к изменениям в художественном стиле Пикассо. Мое представление об этом художнике не пополнялось со времен начальной школы и было крайне скудным. В основном оно ограничивалось фразами: «Если не ошибаюсь, его настоящее имя супер длинное» и «Художественный стиль искажения лица называется «кубизм». Зато благодаря этой книге я узнал, что он был художественным гением с младенчества. В подростковом возрасте Пикассо создавал картины, отражающие такое состояние души, которого мне не достичь за всю жизнь. У меня чуть челюсть не отвалилась. Видимо, поэтому он и решил сменить направление. Пытался найти не то, к чему стремился до сих пор, а скорее то, чего еще не нарисовал. После непродолжительного периода увлечения работами, где доминировали оттенки синего цвета, известного как «Голубой период», он перешёл к «Розовому периоду» с его яркими красками. И, наконец, начал осваивать кубизм. «Голубой период» был чем-то похож на переходный стиль в живописи. Ну или так было написано на обложке иллюстрированной книги. Женщина, смотрящая вниз и молящаяся. И холодное морское побережье. Когда речь заходит о синем, кажется, у этого цвета должно быть множество ярких оттенков — например, небесно-голубой или васильковый, но картины той эпохи были однородно холодными. Возможно, он пережил нечто болезненное. Людям на картинах явно не хватало улыбок. Вот что я думал об этом. Джеффри — благовоспитанная выдра, слабо улыбнулся. — Ну, не буду этого отрицать. В конце концов, эта фотография того времени, когда завещание уже обнародовали. Джеффри показывал мне фотографии на своем планшете. На экране был Ричард. Такое впечатление, что фото сделал сам Джеффри. Интересно, развалился ли он тогда на диване так же, как сейчас? На заднем плане виднелись детали изысканной комнаты, но угол обзора оставляет желать лучшего. Поэтому, несмотря на резкость изображения, в глаза бросался его подбородок, который выглядел несколько заостренным. Голубые глаза, казалось, смотрели вниз, а волосы цвета бледного золота местами напоминали снег. Только форма губ выглядела немного неправильно. Возможно, этот человек не ожидал, что его будут фотографировать. Эпоха «завещания» относилось к инциденту, который полностью изменил жизнь Ричарда и его братьев. По-видимому, после обнаружения завещания, прошло много времени, прежде чем произошло что-то решающее. Но, видимо, даже за это время между ними возникло явное напряжение. Джеффри продемонстрировал мне несколько других фотографий — в основном безобидные снимки Ричарда. Некоторые он уже показывал мне тогда в самолете, другие я видел впервые. Почти не было фото, на которых Ричард улыбался бы в детстве. Мой босс всегда был безупречно красив, но в его красоте не было ни капли дружелюбия. Как ни странно, чем моложе он был на фотографиях, тем заметнее проявлялась эта тенденция. Что же за улыбка у него, которая лишь «улучшалась» с годами? Показывая фотографии, Джеффри заставил меня анализировать их. — А эта красивая? Эта тоже? А как насчет этой? А эта? Не знаю, о чем он думал, затевая встречу со мной ради фотографий, за которые позже его кузен устроит ему взбучку. Но, в отличие от того случая в самолете, сейчас я совсем не беспокоился. Однако мои ответы были однообразными и скучными. — Это потрясающе. Круто. А тут просто типичный Ричард. И наконец: — Его одежда выглядит дорогой. Это то же самое, что реагировать на охлажденный тофу, называя его «белым», «мягким» и «холодным». Это же охлажденный тофу, конечно, он должен был быть белым, мягким и холодным! Но что еще я мог сказать? Я же не сомелье, потягивающий вино, поэтому не умею с ходу выдавать красивые речи. И все же, после того, как мне показали столько красивых фотографий, хотелось сказать что-нибудь классное хотя бы в конце. Результатом моих невероятных усилий стал «Голубой период». Даже не знаю, хорошо ли все прошло. Джеффри лежал на диване, но потом протянул руку, щелкнул по планшету и протяжно вздохнул. Судя по всему, демонстрация закончилось. — Эта последняя. После нее фотографий больше нет. Теперь все зависит от тебя. — Мне очень жаль, но у меня вообще нет фотографий Ричарда. — Я не о том. Кроме того, неважно сделаны фото на телефон или профессиональный фотоаппарат — они и в подметки не годятся человеческим высокопроизводительным камерам. — Но тут же нет функции записи. — Не говори глупостей. Они же у тебя в памяти? Множество его лиц, которые мне никогда не увидеть. Так что хорошенько запомни это, — сказал Джеффри, выпрямляясь и вставая. Он стал под таким углом, что я не мог разглядеть выражение его лица. Возможно, скоро ему придется вернуться домой. Я много раз хотел спросить этого заботливого братца, все ли у него в порядке на работе. Однако всякий раз, когда он приходил ко мне, пока я находился в вынужденном уединении, Джеффри старался меня развлечь — заказывал еду в номер, играл со мной в видеоигры и так далее. Он играл со мной, чтобы я не чувствовала себя слишком напряженно в его присутствии. Я заметил, что, когда он побеждал в шахматы, то всегда немного пританцовывал. Наверное, Ричард тоже знал об этой причуде. Этот человек много раз давал мне понять, что он действительно дорожит моим боссом. — Что ж, в следующий раз подарю тебе беговую дорожку. В конце концов, ты не должен страдать от отсутствия физической нагрузки. — В этом отеле есть тренажерный зал. Я подумывал чуть позже воспользоваться им. — Ладно, тогда обойдемся спортивным костюмом. Тогда пока оставлю тебя в покое, мой дорогой Наката. Само собой разумеется, о фотографиях, которые ты сегодня видел, ты ни на что... — Ты ни на что?.. — Хм? Чей это голос? Такое чувство, что это не голос моего дорогого Накаты. О-о-о-о, — с насквозь фальшивым изумлением протянул Джеффри. Он, несомненно, уловил звук открывающейся двери за нашими спинами и, вероятно, стук в нее, который прозвучал чуть раньше, пока он говорил. И раз он все равно высказал то, что хотел, значит, у него есть характер. Эта дерзость явно кое-кого мне напоминает. Джеффри, улыбаясь, помахал мне, повернувшись лицом к красивому мужчине, который стоял, скрестив руки на груди. Планшет со стола и пиджак, лежавший на диване, он легко держал под мышкой. — Братишка отчаливает восвояси! Увидимся! — Тебе не обязательно возвращаться. — А-а-а, этот японский слишком сложный для моего понимания. Я смотрел, как он шумно уходит, размахивая руками. Когда Ричард вдруг слегка фыркнул, я тоже по ошибке рассмеялся. Красавец передо мной приподнял брови. — В чем дело? — Да, нет, ничего. Э-э, ты снова пришел, чтобы принести мне необходимые документы? Мне очень жаль, что я доставляю тебе неудобства. — По-моему, я уже говорил на днях, но ты забыл. Каждый раз, когда ты используешь слова «неудобства», «прости» и «мне очень жаль», твои тетради с заданиями становятся все толще. Сегодня я подготовил тебе книги для делового общения на английском языке. Одна из них пригодится для ответов на телефонные звонки, другая — для электронных писем, а третья вполне подойдет для устного общения. Изучай в удобном для тебя порядке. — Ты ведь покупаешь их за свой счет? Ну правда... мне... кхэм... кхэм... Это не считается! — У тебя что-то застряло в горле? Что ты сейчас пытался сказать? Повтори, будь любезен. — Боже мой... М... Эм... Мэн-цзы, Лао-цзы, Чжуан-цзы! — Я отмечу твои усилия и поставлю тебе зачет. Это было в рамках экзаменационных вопросов из тестов на государственную службу? — Как всегда спасибо. — Не за что, — Ричард с улыбкой вышел из комнаты и направился обратно в коридор, откуда вернулся с огромными бумажными пакетами. Вероятно, он услышал голоса, доносившиеся из комнаты, и, оставив вещи, которые могли ему помешать, вошел внутрь. В пакетах лежали книги, которые мне наверняка придется запихивать в себя, а также еда и другие предметы первой необходимости. Немного в стороне лежал еще один пакет. Мне даже гадать не нужно, что в нем. Слова типа «прости» — под запретом. Я оказался в ситуации, когда мне нужно собраться и с энтузиазмом взяться за дело. И хотя у меня было некоторое — совсем небольшое — чувство, что я должен многое сделать и многому научиться для сдачи экзаменов на государственную службу... Ричард, вероятно, заметил мое замешательство, и его губы изогнулись в нежной улыбке. Удивительно, но, кажется, это выражение лица никогда не появлялось на фотографиях в планшете. Мой босс, чья элегантность порой заставляет меня верить, что на нем лежит какое-то проклятье, делающее его все более привлекательным, попросил меня подержать бумажные пакеты. Затем он убрал кофейные чашки, из которых пил Джеффри и оставил их там, когда ушел домой. Также Ричард дважды непонятно зачем хлопнул по дивану, на котором тот сидел. Интересно, он пытался избавиться от пыли? Какое ребячество! Я пошел за чистыми чашками. Ричард достал из отдельного пакета огромную коробку с мягкой обивкой. Нет, не шкатулку для драгоценностей. Внутри коробки, похожей на шкатулку, лежал чайник от сервиза. Этот человек превратил футляр для драгоценностей в коробку для чайника. Ну да, конечно, ведь стоит перелить чай в пластиковую бутылку, он тут же погибнет. Ричард с невозмутимым видом разлил королевский чай с молоком по двум чашкам, которые я принес. Чай прямиком из ювелирного магазина Etranger. Думаю, такую доставку еще стоит заслужить. И сразу же начал размышлять, как отблагодарить за такую заботу. — Что ж, почему бы тебе не поделиться со мной своими успехами после перерыва? В статистике и законодательстве, раз уж ты в них ты не особо силен. — Тебе и правда нормально, что ты проявляешь такую заботу обо мне?.. Ох, я не планировал негативный подтекст своим вопросом. — Не волнуйся, я не забегаю вперед. Просто выдал свое намерение досаждать тебе. — Я не стою твоего внимания... — Ты что-то сказал? — Ничего. — Замечательно, что в тебе столько энергии. Но, кажется, в твоем тоне кроется какой-то подтекст. Давай дадим тебе четыре книги с заданиями, и они помогут тебе в полной мере раскрыть свой потенциал. — Знаешь, кормежка осла кормом для скаковых лошадей все равно не сделает его породистым. — Королевский чай с молоком — напиток для людей. Наслаждайся. — Слушаюсь, сэр. Следуя указаниям, я занял одно из кресел, а Ричард с безупречной осанкой расположился на самом краю дивана, где ещё недавно кто-то вальяжно развалился. Мы молча пили чай. Это было спокойное время. Его лицо выражало нежность. Я уверен, что не только Пикассо, но и каждый человек постоянно меняется. Однако, когда речь заходит о знаменитых личностях, эти изменения становятся очевидными, и их часто делят на какие-то периоды — «голубые», «розовые» или как-то иначе. Даже я в свое время гадал, оставался ли однородным до встречи с Ричардом и после нее. К счастью, теперь я верил, что эти изменения были преимущественно положительными. Что же тогда с Ричардом? Как он менялся? Я пристально смотрел на его лицо, словно завороженный его длинными ресницами. Внезапно этот прекрасный мужчина поднял взгляд и посмотрел на меня, будто спрашивая: «Что-то не так?» Светло-голубые глаза вовсе не казались холодными. Ведь невозможно почувствовать холод от человека, который совсем недавно с такой энергией хлопал по диванным подушкам. То, что он с радостью продолжал давать мне новые учебники, хотя уже столько всего подарил, вероятно, не имело никакого отношения к его легкомыслию или спокойствию. Я так этому рад. — Ну что ж... Интересно, в каком периоде ты сейчас живешь ... Если смотреть в контексте такого примера. — Что? — А-а-а, эм, долго объяснять, но... Нет, все в порядке, забудь о моих словах. — «Период»? Моей жизни? — Я просто немного поговорил с Джеффри. О том, каким ты был раньше... А-а! Забудь то, что я только что сказал! — Какая жалость. Ты совершенно не умеешь хранить секреты. — Интересно, что у нас сегодня будет к чаю! Пожалуй, загляну в бумажный пакет! — Сегодня к чаю печенье из лимитированной коллекции Шисейдо Парлор. Его хрустящая текстура подарит тебе мгновения блаженства. Итак, что он сказал обо мне прежнем? Я заметил за улыбкой Ричарда тень чего-то зловещего. Его лицо словно призывало меня раскрыть все карты. Какой у меня выбор? Что мне оставалось делать? Джеффри — хороший человек. Он часто шутил со мной, и его жизнерадостность просто спасала меня. Я не могу вот так просто бросить его здесь. Точно не смогу. Ведь не смогу же, да? Я должен постараться изо всех сил. Собравшись с духом, я отчаянно улыбнулся. Казалось, что мои щеки растягиваются в стороны, но, вероятно, это все от переполнявших меня чувств. — Ричард, ты и сегодня прекрасен, как роза. Возможно, сейчас ты прекраснее всех роз королевского розария. — Да неужели? А я могу сказать, что твои слова подобны ярким и красочным пластиковым букетам, которые продаются в дешевых магазинах за сотню йен. Они кажутся ужасно яркими, красивыми и даже изящными, несмотря на свою фальшивость. Как же наивно! — Не хорошо?!.. — Не хорошо. Видимо, на полпути у тебя возникли дурные мысли. Сила твоих обычных слов не такая. — «Сила»? — Не обращай внимания. А теперь ешь. Когда мы едим, на душе становится легче. И во рту тоже, иногда. — Что? То есть первые чай и закуски, которые мы подаем в Etranger, — это... — Ешь. — Да, сэр. Теплый королевский чай с молоком и хрустящее печенье умиротворяли. В исторических текстах существует термин «Темные века», который описывает эпоху, когда цивилизация переживала длительный упадок. В это время были масштабные эпидемии инфекционных заболеваний, и, в целом, происходили ужасные события. Этот период не был голубым или розовым, а просто темным. Тьма поглотила все. В каком периоде живет сейчас Сейги Наката? Вокруг не скачут сплошные радужные единороги. Бывает, ночами я ворочаюсь без сна. В такие моменты мне хотелось связаться с родными, чтобы узнать, где находится мое тело. А иногда мне просто нужно прижаться лбом к стене в ванной, потому что я не в силах смириться с собственной беспомощностью. Но для меня это все равно не назовешь эпохой полной тьмы. Ричард напротив меня пил чай. И улыбался. Выражение его лица во много раз естественнее, чем на тех фотографиях. И от этого я невероятно счастлив. Когда я счастлив, внутри меня словно пробуждается невидимая сила. Она позволяет мне поверить, что я не так уж бесполезен, как кажется порой. Как в те времена, когда я, всхлипывая, как ребенок, дочитывал учебники и слышал от Ричарда: «Молодец!» — Восхитительно. Аромат силы воли и жизненной энергии. — Верно. Тогда после чаепития подробно расскажи мне о вашей сегодняшней встрече. — Э-э-э, насчет этого,. У меня есть определенные обстоятельства... — Да неужели? Пока я, смеясь, продолжал настаивать, мой собеседник, все еще улыбаясь, попытался отобрать коробку с печеньем,. Тогда я ответ пошутил: — Это нечестно, ужасный ты человек! Я уверен, что сейчас у меня хорошие времена. Без сомнения. И если можно, я надеялся, что этот добросердечный человек рядом со мной будет жить в такую же эпоху. И вот она, моя жизнь.