Блестящие дела ювелира Ричарда

Не то чтобы это стоило отдельного упоминания, но всё же, к счастью, в субботу ничего страшного не произошло. С того утра этот человек не попадался мне на глаза. Хотя, похоже, он нашел кого-то из моего класса по подготовке к экзаменам — беспечного растяпу вроде меня, — и тот дал ему мой номер телефона. Теперь он мне названивал. Я сразу же заблокировал его номер, но он продолжал звонить мне с городского телефона-автомата и каких-то левых номеров. Поэтому в последнее время мой телефон чаще всего был отключен. — Доброе утро. — Ага, и тебе доброе. Все в Étranger было до невозможности обычным. Наш гранат совсем разросся — недавно я впервые пересадил его в новый, большой горшок. Магазин, как и прежде, поражал великолепием своих красных гостевых кресел и ковра. Мы поклонились друг другу перед тем, как открыть двери. Вроде и постоянный наш ритуал, но я расчувствовался, ведь для меня все было в последний раз. Тем не менее сегодня я настраивался на работу с особым энтузиазмом. Только так, иначе зарыдал бы и стал вести себя странно. И тогда моему плану конец. — Блин, прости, что подставляю тебя завтра. Я и сам не ожидал. — Не нужно извиняться. Когда я работал на Шри-Ланке, меня точно так же мог застать врасплох мой наставник, внезапно сообщив, что через три часа у нас деловая встреча. Мне нужно приготовить чай. Сегодня у нас в запасе аж четыре пакета молока — значит, встреч будет много. Госпожа Ясухара должна зайти после посещения родственника в больнице. Господин Камияма, которого так покорил кусочек хессонита, что мужчина мечтал о нем день и ночь; старичок — коллекционер редких камней; многообещающий молодой человек в начале своей карьеры, и девушка — примерно моя ровесница — работник в сфере финансов. Я не смогу обслуживать клиентов, если зациклюсь на мысли, что сегодня мой последний день. Я изо всех сил старался вести себя нормально, но несколько клиентов заметили мою усталость. Очевидно, скрыть темные круги под глазами не вышло. К счастью, мне удалось достаточно легко отговориться поиском долгосрочной работы. Мой босс на эту тему не произнес ни слова. Ричард использовал свое красноречие и обширные познания в драгоценных камнях, чтобы быть связующим звеном между камнями и покупателями, между делом потягивая приготовленный мною королевский чай с молоком. В качестве угощения к чаю я приготовил пудинг, сразу на несколько дней. Опуская миски с пудингом в горячую воду, я горячо молился, чтобы тот человек не испортил мне мои последние мгновения в магазине. Буду ли я вот так когда-нибудь еще подавать свою стряпню? Наверное, нет. — Как странно. —…Что именно? — Сейги. При звуке своего имени я обернулся, но Ричард больше ничего не сказал. Он просто смотрел на меня. Интересно, почему. Я провел рукой по лицу, решив, что на нем что-то есть, но ладонь осталась чиста. — В чем дело? Но в ответ лишь пристальный взгляд. Он что-то заметил? — …Ты сменил прическу? — Нет. — А, наверное, новый костюм? — Да, новый, но из моего обычного магазина. Вряд ли он чем-то выделяется. С чего это он так на меня уставился? Даже не знаю. Мне нужен хоть какой-то намек, ведь от недосыпа я едва соображаю и чувствую, будто вот-вот расплачусь, если слишком надолго задержу взгляд на лице Ричарда. Я отвел глаза и вяло улыбнулся. — Что, даже не намекнешь? — …Ладно, не обращай внимания. Слава богам. Я храбрился и держался изо всех сил, пока не пришло время последней встречи — наконец-то приехала госпожа Ясухара. Она искала кулон с танзанитом. Голубоватый камень в шахматной огранке, что придавала ему особый блеск, отчего он выглядел по-настоящему современно и модно. Он напомнил мне кубик льда, кружащийся по стакану с выпивкой. Бледно-фиолетовый, цвета сумеречного неба. Кажется, такой называют ультрамариновым. Судя по всему, госпожа Ясухара на сегодня последний клиент. И последний для меня лично. — «Танзанит» — довольно легкое название. Камень родом из Танзании, да? — Верно. Но на самом деле это не научное название. — Правда? Ричард объяснил, что у минерала уже есть свое название — голубой цоизит. Но для тех, кто знаком с драгоценными камнями, название «цоизит» напоминает о бледных, желтовато-зеленых камнях, нежно-фиолетовых или даже рубиновых оттенках, если его смешать с рубином. Понятно. У этого камня множество цветов. — Данный ультрамариновый цоизит действительно добыт в Танзании, но торговое название ему дала крупная американская ювелирная корпорация. Хотя с момента открытия он известен всего полвека, благодаря его мистическому голубому цвету и легкому для запоминания названию, которое говорит о его происхождении, он стал очень популярным. Ричард пришел к выводу, что гораздо реже можно услышать, как люди называют синий цоизит именно цоизитом. Где же все-таки находится Танзания? Кажется, у южного побережья Африки. В последнее время я не мог сосредоточиться на учебе и грядущем экзамене — слишком увлекся подготовкой к переезду. Я планировал в Угисудани снять комнату на длительный срок, но перевозка всех моих вещей станет настоящей проблемой. Я сказал своей домовладелице, что меня не будет некоторое время, хотя и пришлось кое-где рассказать, что происходит на самом деле, в качестве оправдания. Надеюсь, она не доложит об этом Хироми. — Этот цвет напоминает небо в сумерках, не так ли? Говорят, танзанит помогает начать новую жизнь. Это связано с такими терминами, как «таинственность», «трезвость суждения» и «возрождение» — камень полон таинственного очарования. — Возрождение? Я так понимаю, в разговоре о камнях вы больше склоняетесь к современному подходу — так называемой философии «нового века». Сама я не особая ее поклонница. — Я подстраиваю свой подход под предпочтения моих клиентов. Термин «нью-эйдж» почти так же нов, как и название «танзанит», но отношения человека с драгоценными камнями чрезвычайно древние. Чем более известным становится камень, тем больше историй вокруг него. Со временем все эти истории могут начать складываться воедино, и люди начнут думать, будто эти камни обладают некоей мистической целебной силой. Но по сути, сила этих камней — их неразрывная связь с человечеством. — А, понятно. Мы с незапамятных времен очарованы драгоценными камнями, поэтому, даже если не говорить конкретно о философии «новой эры», в истории драгоценных камней все еще присутствуют такого рода элементы. — Точно. Вы очень мудры, госпожа Ясухара. — Ахаха, ну… у меня уж точно язык не повернется отрицать силу красоты. Клиентка задержала взгляд на лице Ричарда, а затем застенчиво посмотрела в мою сторону. Мой красавец-босс вежливо притворился, будто не заметил этого маневра. Подобное часто случается в Étranger. По-видимому, один из друзей госпожи Ясухары порекомендовал ей наш магазин. Скорее всего, она вернется. В конечном итоге она не купила камень, но, кажется, хорошо отреагировала на предложение. Хотя, думаю, этого я никогда не узнаю. — Ты сегодня хорошо поработал. — Пожалуй. Ты тоже молодец. Вот и всё. Дням, проведенным с Ричардом в Étranger, пришел конец впервые с прошлой весны. Все так нормально, что мне даже не верится. Казалось, этот дивный сон будет длится вечно. Мне до сих пор с трудом верилось, что я работал не где-нибудь, а в ювелирном магазине в Гиндзе. Как я столько продержался тут? Это, с какой стороны ни посмотри, безумие, даже если поверить, что все произошло по прихоти менеджера магазина. Нет. Нет, я не могу позволить себе размякнуть. Я разрыдаюсь. Да и вряд ли Étranger куда-то исчезнет. Мне же не запрещено время от времени приходить и проверять, на месте ли магазин. — Э-эм… Мой голос звучал странно хрипло. Ричард невозмутимо посмотрел на меня. Он сидел в одном из кресел, после того как мы раскланялись с последним клиентом. Тогда было около шести вечера. У меня полно времени. Куда спешить? Но все равно — сейчас или никогда. — Эм, я же говорил тебе, что завтра не приду? — Я помню. — И, кажется, теперь я буду очень занят по выходным. — Верно. —…Ты позволишь мне уволиться? Я сказал это. Сказал. Действительно сказал. Моё сердце дрожало. Но больше мне ничего не остается. Если продолжать работать здесь, то точно принесу неприятности. Тому мужику плевать, сколько неприятностей он может причинить мне. Он пойдет за мной куда угодно. А этого я не хочу. Или, по крайней мере, так сам себе твердил. По правде говоря, это, скорее, вопрос гордости. Ричард всегда был обо мне высокого мнения, и мне не хочется его разочаровывать, ведь дела обстоят хуже некуда. Ричард ничего не сказал. Его чашка опустела. Но я не услышал ни «понятно», ни «это довольно неожиданно». Он просто уставился на меня. — Когда? — Что? — Я спросил тебя, когда ты перестанешь приходить. — Скорее всего, завтра, — выпалил я заранее подготовленный ответ. Я готовился к выговору за поспешность, но Ричард лишь ответил: — Понятно. Тогда, полагаю, сегодня наш последний день вместе. — …Ну, наверное. Не «наверное». Точно последний. Из нас двоих я — тот, кому больнее принять эту новую реальность, но мне придется смириться. Выражение лица Ричарда не изменилось, но он долго молчал и лишь потом продолжил. — Тогда, может, сходим куда-нибудь поужинаем сегодня вечером? — …Сегодня? Сейчас? — Да. Думаю, у меня на глаза навернутся слезы, если я назову это прощальной вечеринкой. Итак, давай превратим это в приятное воспоминание. Я не сдержался и улыбнулся. Мои губы изогнулись, хотя мне показалось это странным. Такое впечатление, будто я улыбнулся впервые за сто лет. Покончив с разговором, Ричард быстро принялся за уборку. Даже если сегодня наш последний день вместе, думаю, у нас все равно нет времени на сентиментальность. Я был уверен, что мы пойдем в Шисейдо Парлор. Интересно, сколько раз я уже был там? Наверное, десятки. Лучшего места, чтобы завершить эту главу своей жизни, мне не найти. Или я так думал. Однако, закрыв магазин, Ричард быстро направился к стоянке со своим ягуаром и усадил меня на пассажирское сиденье, а затем двинулся по Тюодори. Мне стало интересно, куда же мы направляемся. Я спросил, но мой прекрасный босс не ответил. Наверное, у меня не было никакого права злиться, учитывая, что я вывалил на него в последнюю минуту. Но на лице Ричарда не отображались вообще никакие эмоции. Кажется, когда-то я уже видел у него это выражение лица. Пока я пытался его разгадать, мы выехали на скоростную автомагистраль Шуто, а затем съехали с нее и оказались в районе, куда, пожалуй, не часто заезжают ягуары. До этого я был здесь всего один раз. Меня послали за манговым муссом и булочками с кремом из маракуйи. Такое чувство, будто это произошло целую вечность назад. Перед нами на фоне ночного неба возвышался иностранный отель. — Пойдем? — …А? Мы что, идем туда? — Это место славится своим рестораном не меньше, чем своими сладостями. Мы остановились перед зданием. Ричард, как всегда идеальный в своём строгом костюме, тут же передал машину парковщику и быстрым шагом направился в отель. Там он сообщил женщине за стойкой регистрации, что у него бронь столика под фамилией Ранашина. Та поприветствовала нас, проводила к лифту и нажала кнопку «Вверх». Ричард не сказал мне ни слова. Казалось, он собирается меня отругать, но в следующий же момент было ощущение, что он вот-вот расплывется в своей привычной широкой улыбке. На тридцать шестом этаже нас ждал ресторан с потрясающим видом. У одной из стен, обитых фиолетовым бархатом, стоял охладитель, доверху забитый бутылками шампанского. В окна было видно, как вдалеке сверкала Токийская башня. Тут предусмотрительно приглушили свет, поэтому лица других посетителей было трудно разглядеть. Место больше напоминало бар, чем ресторан. — Эй, помни, за рулем пить нельзя. — Я не пью. И могу позволить себе пару безалкогольных коктейлей. Ну а ты? Шампанского? Не стесняйся. — Я, э-э… Лучше воздержусь от алкоголя. Единственное, что удерживало меня сейчас — это самообладание. Я небыстро пьянею, но если переборщу — точно выставлю себя дураком. Нельзя разрушить собственный план. Моя сегодняшняя миссия — оставить у Ричарда хоть какие-то приятные воспоминания обо мне. Это я могу. Вот оно, мое главное достижение в качестве сотрудника Étranger. Пришло время проявить все свои самые лучшие навыки во имя приятного ужина. Неплохо бы заказать карри или рисовый омлет, чтобы взбодриться, но мне даже не пришлось ничего говорить. Ричард, видимо, уже спланировал все меню. Как только у нас приняли заказ на напитки, еду приносили без перерыва. От рыбы, украшенной крошечными помидорами и соусом, до супа-пюре из спаржи — каждое блюдо напоминало съедобную драгоценность. Все было продумано до мелочей, вплоть до тарелок, на которых оно подавалось. Исключительное внимание к деталям создавало впечатление как от дизайнерских украшений. Это явно невероятно дорогой ресторан. И каждое блюдо было восхитительным. Мне нравился ресторан Шисейдо, но мысль о том, что что-то может перещеголять эту вкуснятину заставила мои давно дремавшие мышцы новых впечатлений напрячься. Я чувствовал, как исцеляюсь изнутри. Что я такое съел? — …У меня нет слов. — Что, сейчас? — Если ты, Император сладостей, постоянно ешь такую вкуснятину, это точно не полезно, да? Не мне критиковать, но я переживаю о твоем здоровье. — Спасибо, я постараюсь быть осторожным. — Что ж, очень на это надеюсь. Ричард одарил меня счастливой улыбкой. — Вижу, теперь ты немного пришел в себя. — А? — Следующим будет стейк. Если ты сыт, я сам его съем. — А тебе не поплохеет? Если понадобится, я впихну его в себя. Мы наконец-то от души посмеялись вместе после долгого перерыва, поедая вкуснейшее мясо, которое нам подали. Боже, это было так вкусно! Я чувствовал, что еще немного — и я совсем раскисну и начну плакать. Но, может, получится сделать вид, будто я до слез тронут вкусной едой. Нет, я даже не пил, нельзя позволять себе увлечься атмосферой. Нам подали один великолепный десерт, чтобы освежить рецепторы, и еще один в придачу. Наверное, сладости, которые я здесь когда-то покупал, готовили в этом ресторане, поэтому неудивительно, что они были такими вкусными. Пока мы наслаждались ужином, за окном совсем стемнело. Я отключил телефон, ведь иначе, наверное, он бы мне уже названивал. Он всегда звонил утром и вечером. При одной мысли об этом мой желудок словно налился свинцом. Я отчаянно попытался изобразить улыбку. — Это было о-о-очень вкусно. Ричард, серьезно, спасибо тебе. Я правда хотел сказать «Спасибо в последний раз». Но чувствовал, что тогда сломаюсь, поэтому не стал. — Не за что, — ответил Ричард с теплой улыбкой. Смотреть на него, когда за его плечами сияло ночное небо, было… Как бы это сказать… Словно… Будто бы… Нет, это неописуемо. И я чувствовал — стоит мне только открыть рот, и все, что я сдерживал, выплеснется наружу. Ричард даже не притронулся к своей воде или безалкогольному коктейлю. Он поднялся со стула, жестом призывая меня сделать то же самое, словно уже не мог смотреть, как я сижу, мучительно подыскивая слова. Затем мы вернулись в лифт. И я понял, что вот он, конец. Когда Ричард вышел на третьем этаже, мне показалось, будто я смотрю финальные титры какого-то развлекательного фильма. Было довольно темно, но тут я разглядел перед собой бар. Ричард без колебаний подошел к стойке. Рядом с нами стояла пара, которая явно наслаждалась друг другом. Я почувствовал, как резко мы с ним выделялись на общем фоне. — Ричард, мы правда пойдем туда? — В этом баре подают вкусный шоколад. — Ты еще не наелся? Серьезно? С тобой точно все в порядке? Ты вчера постился, что ли? — Знаешь, я тоже иногда позволяю себе расслабиться. — Ну, видимо, еда была достаточно вкусной, чтобы тебе захотелось удариться во все тяжкие… Ричард, не обращая на меня внимания, заказал Саратогу для себя и Грязную Ширли для меня. Оба коктейля были безалкогольными. Бармен приступил к работе, но, на мой взгляд, тут было не самое подходящее место для наслаждения безалкогольными напитками и шоколадом. Вообще-то. — Ричард, ты, э-э, заплатил? — Нет, я внес деньги на счет своего номера. — Ты здесь живешь?! Я чуть не ляпнул: «Ого, номерок тут наверняка стоит целое состояние», но вовремя прикусил язык. Наверное, у всех разные представления о деньгах, и, возможно, для кого-то дорогой отель — это просто способ чувствовать себя в безопасности. Кроме того, ни в баре, ни в ресторане никого вроде не удивила красота Ричарда. Я решил, что это из-за престижности заведения, но теперь понятно — раз он живет здесь, они просто привыкли видеть его. — Хочешь попробовать? Кубики шоколада, разложенные на маленькой белой тарелочке, выглядели очень аппетитно, но есть мне не хотелось. И не потому, что я уже объелся. Скорее, я был готов вернуться в реальный мир, но шоколад до последней секунды удерживал меня, испытывая мое терпение. Честно говоря, мне хотелось просто отшвырнуть стул и убежать. И закричать: «Просто оставь меня в покое!» Нет. Нет. Сегодня я должен сделать Ричарда счастливым. Мне пришлось изо всех сил стараться выглядеть самым счастливым человеком в мире. — Спасибо. Я возьму один кусочек. Я прожевал дорогой шоколад, вкус которого даже не смог почувствовать, и запил его своим сладким коктейлем. Казалось, будто я глотаю огонь. Мужчина рядом с нами явно пытался соблазнить свою спутницу. Вот бы они занимались этим где-нибудь в другом месте. Мне ужасно хотелось допросить их. «Вы в порядке?» «А вы ведь не из тех, кто бьет свою жену, когда у вас появляются дети, да?» На блюдце еще оставался шоколад. Я отправил в рот еще кусочек, чтобы скрыть свое прерывистое дыхание. — Как вкусно. Мне почти не хочется его доедать. — Мне тоже. — Что? — Тоже не хочется. — …О чем ты говоришь? — Я не хочу отпускать тебя. А? Я совсем не понял Ричарда. И отвернулся от него. Пара, за которой я наблюдал, казалась немного удивленной. Наверное, мне следовало смотреть на Ричарда, а не на них. Они уж точно пялились на него. Красивый мужчина, сидевший, скрестив ноги, на своем барном стуле, положил локоть на стойку, сунул руку в карман пиджака и тут же вытащил ее. И достал пластиковую карточку из футляра для визиток. А, точно. Ключ-карта. Сейчас в отелях пользуются не металлическими ключами, а электронными. Понятно. В отличие от того, что пытался сказать мне Ричард. — Мне повторить? — Эм… Ты ко мне сейчас обращался? — А здесь есть кто-то еще? — …Нет. — Тогда, возможно, к тебе. — Верно подмечено. — Вот именно. Пойдем? — предложил мне Ричард встать. Я думал, он спрашивает, не хочу ли я вернуться к ягуару. Его тон был очень непринужденным. Я так и не понял, о чем он говорил, но моя главная цель на сегодня — завершить главное достижение в моей карьере помощника. Я хотел оставить Ричарду приятное прощальное воспоминание, пускай и не настоящее. У меня нет возможности отказаться от его предложения. Ответ уже предопределен. — Какой этаж? — Узнаешь, если пойдешь за мной. Верно. Логично. Когда я последовал за мужчиной в лифт, который поднялся на верхний этаж, я чувствовал себя так, словно мне бросили огромную подачку прямо перед казнью. Ричард ни разу не оглянулся на меня. Перед нами открылся коридор с небольшим количеством дверей. Каждый из этих номеров наверняка огромный. Он и правда остановился здесь? Готов поспорить, Саул выбрал бы место подешевле. Ричард остановился перед номером в конце коридора и посмотрел на меня. — After you, — сказал он по-английски, протягивая мне ключ-карту. В одном из путеводителей, которые я прочитал перед поездкой в Англию, говорилось о том, что, прежде чем открывать дверь номера, стоит проверить, нет ли за вами кого-то. Очевидно, речь шла о грабителях, которые могли ударить вас по затылку и вломиться в комнату. Как странно это вспоминать. Это же комната Ричарда. Я вставил ключ в замок и повернул его. Загорелся зеленый свет. Дверь открылась. Она была очень тяжелой, отчего жест казался чрезмерно серьезным. А с другой стороны… — Сюрприз! Давненько не виделись, приятель! Это я, любимчик Уолл-стрит, неотразимый английский джентльмен Джеффри Клермонт. — Эй. — Джефф, ты его пугаешь. — Он выглядит так, словно увидел привидение. — Эй, эй!.. — Он в панике. Рикки, хватай его. — И без тебя знаю. Я отступил назад, пытаясь убежать, но Ричард схватил меня за руку и втащил в комнату. В жизни бы не подумал, что Джеффри появится здесь. На нём был костюм, очень похожий на тот, что носил Ричард, а его привычная аура плейбоя была менее агрессивной. Он выглядел как человек, надевший дорогой костюм для своего последнего собеседования. Интересно, сколько же квадратных метров занимает эта комната. И она тут не одна. Еще отдельно ванная и туалет, и гостиная в придачу. Комната, которую я разглядел в глубине — вероятно, спальня, но в ней стоял письменный стол. Да, двадцатью тысячами за ночь тут точно дело не обошлось. Ричард усадил меня на одно из кресел в гостиной, а Джеффри похлопал по плечу. — Что происходит? Вы меня напугали. Эй… — Это моя реплика. О чем ты только думал? Мне нужно ответить на этот звонок… Да, здравствуйте? Вы водитель? Я получил подтверждение от арендодателя. Езжайте и доставьте все, как планировалось. — В-водитель? — Ты пытался снять комнату на длительный срок, да? Что ж, мы отменили твою бронь. Глупо тратить деньги на номер в отеле, которым ты все равно не будешь пользоваться. — …Что? — Может, ты и забыл, но я довольно долго следил за тобой, разумеется, в рамках закона. Ясное дело, я раскаялся в своих действиях — пожалуйста, Боже, прости меня за мои прегрешения. И раз уж я раскаялся, надеюсь, ты простишь мне рецидив. Очевидно ведь, что тебя что-то гложет. — Джефф. — Ладно-ладно. Не торопитесь. Я буду снаружи, если вам что-нибудь понадобится. Он помахал мне на прощание и вышел из комнаты. Ричард забрал у меня из рук ключ-карту и сунул ее обратно в нагрудный карман. Затем пододвинул еще одно кресло с резными ножками и сел напротив меня. — Я не понимаю. — Это моя реплика. Почему ты не поговорил со мной? — Хм? А? Что? Отчего Джеффри здесь? — Именно он просветил меня. Сказал, что хочет поговорить и дело срочное. Он получил сообщение от Джеффри — своего так называемого старшего брата. Ричард не понял, о чем тот говорит, поэтому неохотно позвонил ему, и тут на него обрушился поток информации. Джеффри объяснил, что за его сотрудником из Étranger идёт слежка, и преследователь — не кто иной, как его родной отец. Если это произошло на прошлой неделе, значит, он точно заметил все сразу после нашей встречи. Какого хрена? Я, что, живу в стеклянной коробке? Быть этого не может. По крайней мере, я так думал. — Я воздержусь от комментариев по поводу того, что шпионить за людьми — дурной тон, поскольку Джеффри позже пообещал принести тебе искренние извинения. Он просто нечто, да? Теперь, что касается этого человека — Шимено. Откуда всплыло его имя? Я сидел так тихо, почти не дыша. Ричард взял с письменного стола папку и протянул ее мне. Там было полно фотографий крупным планом. На одной мы с ним разговариваем, на некоторых он один в каком-то районе Такаданобабы утром, а затем фотографии гоночной трассы. Ходил ли он на гонки после того, как я дал ему ту тысячу йен? Но больше всего меня подкосило то, что представление, которое я с таким отчаянием пытался разыграть, в итоге ничего не значило. Я сердито посмотрел на Ричарда. Не кажется ли ему это немного жестоким? Но этот красивый мужчина лишь пожал плечами. — Ты тоже не сказал мне ни слова. Думаю, теперь мы в расчете. — О чем ты говоришь? Я «не сказал тебе ни слова»? Я же не могу тебя во все посвящать. — Что я слышу от человека, который ни с того ни с сего прилетел за мной в Лондон. Ричард стоял передо мной, такой красивый, что я почувствовал себя неловко из-за того, что сижу в его присутствии. — Сейги Наката. — …Что? — Ты напоминаешь мне странное отражение в зеркале. Раньше я ненавидел зеркала. Они заставили меня презирать свое лицо, потому что по мере взросления оно все больше и больше становилось похожим на мамино. Но ты — зеркало другого рода. Пускай у нас совершенно разное происхождение и детство, но в наших душах есть какое-то странное сходство. Так что, возможно, мой долг сказать тебе это. Ричард схватил меня за плечи. Я немного испугался. И замер, когда он придвинулся ближе и навис надо мной. — Я люблю тебя. Так сильно, что ничего не могу с собой поделать. И поэтому в той же мере злюсь на тебя. Я утратил дар речи. — Почему ты считаешь меня чужим? Кто я для тебя? Кукла, которая ни на что не годится, кроме как на показ? Я повидал больше твоего и знаю больше, чем ты. И у меня достаточно свободного времени, чтобы потратить его на тебя. И все же у тебя хватило наглости попытаться бросить меня и раствориться во тьме. Это за гранью глупости и иррациональности. Англичане не ценят иррациональность. Так скажи мне, почему ты так со мной поступаешь?! Я был почти уверен, что сейчас он устроил мне разнос. У меня не было возможности возразить ни одному его слову. Но нельзя сказать, что я об этом не думал. Для меня не секрет, насколько проницательным может быть Ричард. И я действительно гадал, как отреагировать, если он спросит, не попал ли я в какие-то неприятности. Я думал об этом, но ни одна из этих мыслей не помогла мне, когда он вдруг поразил меня в самое сердце. Я растерялся. Но нельзя молчать вечно. И я отрывисто начал: — …Иногда, даже если кого-то любишь… или, скорее, как раз потому, что кого-то любишь, не можешь обратиться к нему за помощью… — Я не понимаю. Мы с тобой совершенно разные люди, которые родились и выросли в разных условиях и в абсолютно непохожих странах. И нам гораздо сложнее преодолеть языковой барьер, чем для тебя и твоих родственников или одного из твоих школьных друзей, поэтому я требую логического объяснения. Это звучало сильно с его стороны. Честно говоря, я больше не встречал людей, кто бы так талантливо, как Ричард, умел проникать в самые сокровенные уголки людских сердец. Нет, талант — возможно, не совсем подходящее слово для описания такого умения. Нельзя сразу знать, о чем думают люди. Вся разница в том, повернешь ли ты назад в этот момент и сдашься или продолжишь стучать в дверь, даже если это раздражает, пока не представится возможность разобраться. От точно из тех, кто любит людей. Так же сильно, как драгоценные камни. Иначе он не был бы так добр ко мне. — …Знаешь, тот стейк был невероятно вкусным. — Да. На секунду я даже подумал, что не прочь бы умереть после этого блюда. То есть, такая вкусная еда в потрясающем ресторане вместе с Ричардом, — это рай. А туда до смерти не войти. — …Думаю, вкусная еда помогает людям расслабиться, да? — Я бы предпочел угостить тебя твоим обычным карри или рисовым омлетом, но возникла проблема в расстоянии до места назначения. Понятно, значит, мое прибытие сюда — часть плана. В Шисейдо на Гиндзе точно не нашлось бы такой комнаты для допросов. Вот мое главное достижение — я тот, кого водили за нос. Я просто утратил дар речи. Взгляд Ричарда был смертельно серьезным. От него трудно что-то утаить. Драгоценные камни, может, и не говорят, но я верю, что красота может многое рассказать. Камни постоянно спрашивают своих владельцев: «Достоин ли ты меня?» И сейчас я впервые почувствовал, что Ричард обладает такими же качествами. Он такой хороший актер — и, скорее всего, нарочно пытается заставить меня почувствовать это. И отчаянно старается скрыть свою нежную сторону. Когда стало совсем невмоготу, я открыл рот. — …Эм, итак, мой отец — огромный кусок дерьма. — Ты имеешь в виду, что он доставлял массу неприятностей — подкарауливал у дома, угрожал и постоянно выпрашивал деньги у своего родного сына? Это в основном описывало те конкретные обиды, которые он недавно причинил мне. Но я не потому его так назвал. Красота, конечно, располагает к себе, но даже так я не был готов доверить Ричарду все. Сколько придется рассказать ему, чтобы он меня простил? Внутри моего сердца образовалась большая плотина, и то, что она сдерживает — не вода, а грязь. И я не хочу, чтобы хоть что-то из этого попало на Ричарда. Такую мерзость втайне спускают в дренажную канаву. — Он повлиял на меня гораздо сильнее, чем ты думаешь. Называть его неудачником — слишком великодушно… Он из разряда людей «без него будет лучше». — Мне следует понимать это так, что у тебя есть склонность к повторению социально неприемлемого и деструктивного поведения? Я опустошенно молчал. Ричард из тех, кто одним быстрым движением может проникнуть в самое сердце. Если его слова в Étranger были пипидастром, то здесь он разил мачете. Он вырезал все ненужные слова из того, что я сказал, сведя все к основам. И все это для того, чтобы докопаться до сути. У него опытный взгляд оценщика, и он видит меня насквозь. — Думаю, лучше мне уволиться из магазина. Он абсолютный эгоист. О нем нельзя судить по обычным меркам. Достучаться до него невозможно. Что бы ты ни говорил, он просто переделывает это под себя. Даже говорить с ним утомительно. — Из досье ясно, что у него чрезвычайно «уникальные» навыки общения. Но вопрос о твоем увольнении из моего магазина не имеет к нему никакого отношения. Или к твоим поискам работы, если уж на то пошло. Так почему? Я хочу получить объяснение. Как бы я не хотел оттянуть время, Ричард не был намерен ждать. Он не сводил с меня взгляда своих голубых глаз. Чем больше я думал об этом, тем больше понимал, как мне повезло. Самый красивый мужчина в мире, чья доброта порой доводит до слез, полностью посвятил себя мне. Я чувствовал себя избалованным ребенком, которого укачивают в колыбели. Такое чувство, будто что-то вот-вот сломается. Вряд ли я и дальше смогу держать оборону, но великий мастер общения не упустит из виду даже мимолетную оплошность. — Ладно, если не хочешь мне говорить, ничего страшного, но из-за тебя я чувствую себя ужасно одиноким. Ричард надулся. Совсем не подходящее выражение лица для нашего разговора, но когда я понял, что он задумал, было уже поздно. Я не смог сдержать улыбку. — Тебе одиноко? Что это вообще значит? Мы же сейчас совсем не в такой ситуации, разве нет? Да ладно, ты тут создал такую суровую атмосферу. Знаешь, временами ты бываешь очень хитрым. — Да неужели? — Именно. Я знаю, что иногда, разговаривая с покупателями, ты начинаешь думать о сладостях. — Возможно, порой я так и делаю, но ты-то откуда знаешь? — Иногда, когда ты спрашиваешь: «Правда?», я замечаю, как блуждает твой взгляд. И тогда я точно знаю, что ты проголодался. — Верно, но я никогда не считал это проблемой. До тебя никто не обращал на это внимания. Подозреваю, так будет и впредь. — Ты действительно странный. — Уж кто бы говорил. — Да, наверное… ох… блин… ты действительно волшебник. — Я всего лишь человек, такой же, как и ты. Крошечное, незначительное существо на этой планете. И сегодня я немного испугался. Ты вел себя совсем не так, как обычно. — …Ты действительно прекрасен. Просто невероятно прекрасен. Я покачал головой, глядя Ричарду в лицо, и он погладил меня по голове. Я уже и так пустил слезу, и, кажется, он не говорил мне прекратить. Если подсчитать, я рыдал у него на глазах уже раза четыре. Но сегодня впервые мне не хотелось отводить от него взгляд. Я понял только сейчас — когда я был занят своими проблемами, красота Ричарда не привлекала меня. Как-то непривычно. Для меня он всегда прекрасен, сколько бы я ни смотрел на него. Ричард сказал, что люди способны превращать камни в драгоценности. Интересно, верно ли обратное. Возможно, если кажется, что красота драгоценного камня поблекла, то проблема в глазах смотрящего. Как же я хотел продержаться еще немного, но мне противостоял ужасно подлый противник. У меня нет выбора, кроме как признать поражение. — …Я никому об этом не рассказывал, даже Хироми. — Я сохраню твои секреты. Эта комната звуконепроницаемая, так что даже наш маленький подражатель агента МИ-6 ничего не услышит. — Спасибо. Мне потребовалось около десяти «эм», чтобы погрузиться прямо в грязь. Она напоминала застывшую массу воспоминаний. Я изо всех сил боролся, пытаясь пробиться против течения, с трудом хватая воздух. Но иначе я не смог бы ничего объяснить. В памяти всплыло воспоминание о походе в библиотеку, когда учился в начальной школе. — …Я когда-нибудь рассказывал тебе о том, как он избивал свою жену? — Возможно, ты уже касался этого вскользь. — Итак, я ведь был ребенком, да? Поэтому и воспринимал все, как ребенок, и удивился, почему он ударил Хироми. Я имею в виду, это же странно, правда? Хироми не сделала ничего плохого — у них даже не было связи, на которой можно было бы построить нормальные отношения. Так почему он ударил человека, который, можно сказать, был для него совершенно незнакомым? Я понятия не имел. Но знал, что, если чего-то не понимаешь, нельзя просто оставлять это без внимания, поэтому отправился в библиотеку за ответами. Я использовал такие ключевые слова, как «домашнее насилие», «жестокое обращение» и «проблемы в браке». Не самый простой материал для ученика начальной школы, но, поскольку чтение было не для развлечения, оглядываясь назад, я думаю, что это помогло мне улучшить свои языковые навыки. Местная библиотека, видимо, не была заточена под эти вопросы, но, проводя исследование, я наткнулся на книгу. Теперь мне ясно, что она была иностранной, поскольку текст печатался горизонтально. Открывая книгу, я и не подозревал, что прочту пророчества. — Жены чаще становятся жертвами домашнего насилия, а дети — его свидетелями. И, э-э......в книге были данные последующих опросов таких детей. Думаю, книгу написал какой-то американский врач… Там было много сложного… Это была настоящая книга, и вряд ли в ней писали неправду. В книге говорилось, что дети, которые в детстве стали свидетелями домашнего насилия, в будущем на двадцать пять процентов чаще прибегали к насилию по отношению к своим супругам, чем их обычные сверстники. В частности, речь шла о мальчиках. Согласно книге, девочки из неблагополучных семей чаще становились жертвами насилия по сравнению со своими сверстницами. Когда я прочитал это, где-то в глубине души я пожалел, что не родился девочкой. — Меня искренне потрясло прочитанное… И я подумал, что, если это написано в книге, значит, должно быть правдой. И не сказать, что на каком-то уровне я не чувствовал подтверждения… — То есть? — Если отбросить доводы рассудка, неужели ты думаешь, что нормальный человек стал бы врываться в чужой дом и разбрасываться бесценными драгоценными камнями? Эта сторона всегда меня отличала. Я почти уверен, что Хироми отправила меня на занятия каратэ, потому что у меня вошло в привычку пинать стены. Я не очень хорошо помню, но она явно была на грани из-за того, что я проделывал дыры в стенах нашей съёмной квартиры и отказывался её слушать. Но это сработало — начав заниматься боевыми искусствами, я перестал так делать. Я узнал, какие у меня сильные кулаки, и усвоил болезненный урок, который приходит, когда бьешь слишком сильно. Так я понял, что больше не хочу намеренно причинять подобные неприятности. Этот опыт многому меня научил и показал, чего я стою на самом деле. Но глубоко внутри таилась маленькая искорка гнева, которая хотела разрушить все, что шло не так, как мне хотелось. Иногда все складывается не так, как хочется. И люди раздражают. Но потом я начал задаваться вопросом, а если я так сделаю, кому это повредит? Может, мне? Или, может быть, какому-нибудь случайному человеку, по которому никто даже не будет скучать? Я не всегда так думал. Подобные мысли появились у меня после прочтения той «книги пророчеств». До того, как я бы женился и начал избивать свою половину. В некотором смысле тот инцидент с белым сапфиром идеально соответствовал моим порывам. — Думаю, мое желание быть рыцарем в сияющих доспехах… быть хорошим человеком… проистекает из желания быть хорошим в глазах людей, которых я люблю. И… как только стану «хорошим человеком»… Я хочу исчезнуть. Мне кажется, что, если я буду с кем-то слишком долго, человек узнает мое нутро. А этого я не хочу. Может, это слишком самонадеянно с моей стороны, но я ничего не могу с собой поделать. Такой уж я человек. Да… так и должно быть… Я не хочу, чтобы люди, которых я люблю, ненавидели меня. Я думал, что влюбляюсь так же сильно, как и все остальные, но мои чувства совсем другие. На первый взгляд, они могут казаться прекрасными, но под ними все совсем иначе. Если нырнуть под воду, то там нет ничего, кроме липкой, гнилой плоти. Может кто-то бы и захотел насладиться зеркально-чистым фасадом, но никто не поймет того, что таится внизу. Меня бы до смерти напугало, если бы мои чувства, как кусочки пазла, совпали с чьими-то еще. Ведь я знаю, что тогда я бы в конечном итоге ударил своего любимого человека. Я лучше всех знаю свою истинную природу. Вот что означало бы стать идеальной парой для меня. Сомневаюсь, что в мире есть кто-то, кому понравилось бы, когда его бьют. Уж мне-то это известно лучше всех. Но раньше я получал удовольствие от рукоприкладства. Или, по крайней мере, была большая вероятность этого. Я глубоко вздохнул и замолчал. И почувствовал колебание воздуха. Ричард смотрел на меня. — Сейги Наката. — …Да? — Тебе не следует работать в Étranger. Эти слова пронзили мое сердце. Видимо, у меня было ужасное выражение лица. Ричард бросил на меня взгляд, как бы говоря: «Нет». — Ты помнишь, на каких условиях нанимался? Это был длинный перечень. — Что? Вот о чем он? Конечно, я их запомнил. — Что я не должен «придерживаться предвзятых взглядов или делать дискриминационные замечания по признаку расы, религии, сексуальной ориентации, национальности или любых других качеств человека». Ричард добавил, что это — минимальный уровень вежливости, позволяющий относиться к другим людям, как к людям. Стандарты гуманности Ричарда намного выше моих, но именно поэтому он такой невероятный. Вот почему я так хочу быть похожим на него. — Ты фанатик. Возможно, было ошибкой нанимать тебя. — А? В глазах Ричарда сверкнул холод. Его бледная кожа, казалось, сияла, как жемчужина. Почему его красота очаровывает меня, даже когда он говорит мне такое? Он и правда невероятно красив. Но фанатик? Я? — Я-я… Это потому, что я все время твержу о твоей красоте? — Я не об этом. Рассуждая гипотетически, — начал Ричард. — Давным-давно жил-был студент с развитым чувством справедливости. И однажды, по чистой случайности, он спас ювелира, на которого напали пьяницы. Они быстро подружились. Допустим, в один прекрасный день ювелир просто стал очень холоден и отстранен от студента колледжа. И студент спросил, почему он так себя ведет и не случилось ли чего плохого. Но ювелир ответил, что у него есть секрет, который он от него скрывал — его отец ужасный человек, значит, и он, должно быть, тоже. Вот почему им больше не следует быть близкими. Студент пытался возразить, что в этом нет никакого смысла, но ювелир только качал головой и говорил, что он такой, какой есть. Итак, как бы ты обозначил проблему между ними? «Предубеждение»? «Фанатизм»? Погоди. Что? Я понял, что он пытается сказать. Ясно, к чему он клонит, меняя наши позиции, но разве это фанатизм? Ну я же не просто его ребенок, я видел, как мой собственный отец совершал насилие в семье. Согласно статистике, такие люди сами более склонны к насилию. Значит, это все еще фанатизм? Я посмотрел на Ричарда, словно спрашивая, — он это серьезно? И получил в ответ такой же серьезный взгляд. — Возможно, такой пример будет более понятен тебе: многие из моих родственников во времена седьмого графа Клермонта считали вполне естественным не воспринимать цветных людей за людей в принципе. Они не считали их живыми существами с таким же статусом, как у них. И в нас с Джеффом течет та же кровь, что и в жилах этих фанатиков. Следовательно, есть большая вероятность, что я обладаю скрытой склонностью не считать тебя человеком. И все же, разве у нас с тобой не сложились близкие отношения? Что ты на это скажешь? — заключил Ричард. Нет, перестань, это совсем другое. — Если у тебя сильная предрасположенность к фанатизму, тогда почти у каждого человека на планете есть скрытый потенциал быть конченым расистом… Ужасная перспектива. — Какое совпадение, я думал почти о том же самом. Ты — человек, который очень заботится о других; кто за редким исключением с большим почтением относится к драгоценным камням. Ты весьма аккуратен с вещами — об этом говорит твоя сумка, которой ты пользуешься больше года, с самого начала работы в Étranger. Так скажи мне, почему тебе кажется — нет, ты искренне считаешь себя — грубым и безнадежным человеком? Я не понимаю. Иначе, как предубеждением, я этого назвать не могу. Я промолчал, за исключением единственного «но» в ответ. Но не стал развивать эту мысль дальше. Ричард продолжил: — Твоя идея о том, что ребенок, ставший свидетелем домашнего насилия со стороны своего отца, в будущем обязательно создаст несчастливую семью, просто нелепа. Такая нетерпимость сказывается не только на тебе. Она не просто неправильна, а оскорбляет каждого ребенка, который прошел через нечто подобное. Это непростительно, — добавил он. И не успел я открыть рот, продолжил. — Ты унижаешь себя, основываясь на обстоятельствах своего рождения, при этом не осознавая, скольким людям причиняешь таким образом боль. Затем Ричард опустился рядом, положив руки мне на плечи. Его лицо было так близко от моего, что я всем своим существом ощущал силу его красоты. — Ты понимаешь? — спросил этот красавец, глядя мне прямо в глаза. — Сейги, обязательно запомни, ведь это очень важно: если ты не можешь относиться с добротой к себе, то никогда не сможешь быть добр к другим. Даже если пытаешься быть внимательным к людям, при этом поедая себя, твоя любезность всегда будет мимолетной. Любое счастье, рожденное из твоего горя, бессмысленно для тех, кого ты любишь. — Я не утверждаю, что каждый ребенок в такой ситуации в конечном итоге создаст несчастливую семью. И вовсе не говорю, что это случится с каждым. Но я… — Вот именно. Почему ты готов оправдать других, но так мало веришь в себя? Да. Ну, это потому… Потому что… Не знаю. Потому что я его сын. И я знаю, что в моем сердце тьма. Но… Сейчас я впервые подумал, что, возможно, дело не только во мне. Когда я замолчал, Ричард немного понизил голос и снова заговорил. — После твоих слов я наконец понял, почему ты снова и снова делаешь мне комплименты. — …И почему же? — На это не каждый способен, — заявил Ричард, и в его тоне не было ни похвалы, ни порицания. — Люди привыкают к тому, с чем сталкиваются постоянно. Даже если я, по твоим словам, самый красивый человек в мире, то, видя меня каждую неделю, ты должен привыкнуть ко мне и воспринимать, как норму. И все же, ты продолжаешь делать мне комплименты. Как же так? Я даже не задумывался об этом. Просто для меня Ричард красив, сколько бы я его не видел. По крайней мере, я так думаю, но, кажется, он намекает на что-то другое. — Ты не считаешь меня обычным человеком. Я для тебя неприкосновенен, а вовсе не тот, кто всегда рядом. Вот почему я остаюсь для тебя далеким и недосягаемым существом. Мы словно плывем в разных лодках по одной реке — ты можешь звать меня и махать мне рукой, но никогда не пересядешь ко мне в лодку. Ты никогда не пытаешься сократить расстояние между нами. И не позволяешь мне любить тебя так, как ты того заслуживаешь. А потом Ричард помахал мне рукой. Так изящно и красиво, почти как в танце. Даже не знаю почему, но внезапно я почувствовал себя очень одиноким. Ричард, наверное, чувствовал то же самое. Я отвел взгляд. Ричард тяжело вздохнул и пробормотал, что отклонился от темы. — В конечном счете, дело не в цифрах и статистике. Это касается тебя и твоего выбора. Во что ты хочешь верить? В статистику, которая, словно веревка, дает тебе некоторую свободу, но в то же время затягивает петлю на твоей шее? Или ты предпочтешь довериться мне, который верит в твой неограниченный потенциал? Выбор за тобой, — резко произнес Ричард. И добавил: — Кроме того, позволь мне дать тебе несколько простых математических советов, необходимых для понимания статистики: сколько ни умножай на ноль, результат всегда будет нулевым. Хотя, с другой стороны, невозможно заранее определить, будет ли кто-то жестоким партнером. Даже я, человек, которому ты безгранично доверяешь, не исключение. — …Ты кого-то ударил? Не шути так. — Сам спроси, если хочешь, — сказал он, указав подбородком на дверь. Да, Саул упоминал о чем-то подобном. Но, честно говоря, что еще ему было делать в такой ситуации? Любой нормальный человек так бы и отреагировал. Стоило этой мысли прийти мне в голову, и я пораженно замер. Неужели я не считал себя «нормальным» человеком? Смотрел ли я свысока, сам того не осознавая, на тех людей, которые выросли и боролись в похожих обстоятельствах? Нет. Этого я не хочу. Да и что это вообще такое? Ненавидеть тех, кто слишком похож на тебя? В жизни не думал, что получу такой громкий сигнал о своем невежестве. Но все равно я совсем не такой, как другие. — Дело в том, что я знаю, насколько безнадежен. Просто тебе не показывал. Я отчаянно пытался скрыть это, поскольку вряд ли переживу, если разочарую тебя. — И все же ты бросил тот камень. Ради меня, готовя себя к роли злодея века. — Это!.. Я принял то решение в последнюю секунду, и даже сам не смог бы толком его объяснить. В тот момент ничто не имело значения, кроме счастья Ричарда. — Как ты смеешь жаловаться на то, что тебя ненавидят, когда сам все это подстроил, чтобы вызвать у меня неприязнь к тебе? — …Я даже не знаю, почему иногда поступаю так, как поступаю. — Зато я знаю, пускай это и прозвучит весьма высокомерно. Знаю лучше тебя, — сказал Ричард, и опустился передо мной на колени. Его голубые глаза пристально смотрели на меня. И тут я вспомнил, как Танимото говорила, что, когда дети чувствуют себя обиженными, взгляд взрослого может очень пугать их, поэтому лучше присесть на корточки и опустить взгляд до уровня их глаз. Так с ними легче разговаривать. То есть, я ребенок? Наверное, этому двадцатидевятилетнему мужчине я именно им и кажусь. — Сейги, я прекрасно понимаю, как легко иногда просто свернуться калачиком и спрятаться в темном углу, но если ты позволишь этому выйти из-под контроля, это может превратиться в настоящую проблему. И это ужасно скучно. Как сказала девушка, которая тебе очень нравится, больше всего драгоценные камни сверкают при естественном освещении — в идеале при утреннем солнечном свете. И, как ювелир, я бы добавил, что драгоценности лучше всего выглядят, когда соприкасаются с кожей. В конце концов, для этого они и предназначены. Забавно, но именно так сияют и люди. Думаю, он имеет в виду, что люди ярче всего сияют, находясь на солнце и прикасаясь к другим людям. Ну, вообще-то, это спорный вопрос. Я не большой любитель активного отдыха, поэтому сразу подумал, что домосед вполне может обидеться на такие слова. Но, с другой стороны, при мысли о месте без людей и солнечного света меня бросило в дрожь. Это не для меня. Хотя, совсем не важно, внутри ты или снаружи. Главное, где находится твое сердце. В теплом местечке среди людей. Наверное, здорово иметь возможность так жить. — …Можно я скажу что-то ужасное? — Конечно. Говори, что хочешь. — …Я пошел в магазин, купил нож и пригрозил ему, сказав, что зарежу его, если он не уйдет. Не отступи он, мне кажется, я и правда осуществил бы свою угрозу. — Это небольшая цена за твою безопасность, но хорошо, что ты этого не сделал. Молодец. Хотя представляю, какой ужас ты пережил. Молодец? Такое не говорят в ответ на такие слова. Дело серьезное. Я умоляюще посмотрел на него, чувствуя, что он не понял ничего из того, что я сказал, и Ричард накрыл мои губы своей ладонью. Словно просил меня выслушать. — Джефф рассказал мне о вашем разговоре с ним, когда ты объяснил, что понимаешь, каково это — до смерти кого-то ненавидеть. Он тоже немало страдал, поэтому, думаю, он не мог не заметить твоей боли. Но самое главное — ты не сбился с пути. Люди каждый день борются и страдают, а ты продолжаешь выбирать путь света. Он совсем не легок, и ты не действуешь импульсивно, находясь в отчаянии. Ты действительно выбираешь идти по пути света. И я думаю, это очень благородно. Ты отлично справляешься. Закончив говорить, Ричард улыбнулся. В тот момент, когда я осознал, что он следил за мной и принимал таким, какой я есть, на гораздо более глубоком уровне, чем я мог себе представить, я почувствовал, будто меня бросили в середину океана — все было соленым, и я задыхался. Я был таким неудачником, таким беспечным, робким ребенком, плачущим в темноте, крепко прижав колени к груди. Но почему-то мне казалось, что он все понял и принял. И это не просто чувство — он верит в меня больше, чем я когда-либо верил в себя. Я прочистил горло, когда понял, что снова плачу, и вытер глаза рукавом. Блин, что за парень может плакать по нескольку раз за ночь? Наверное, я выглядел ужасно. Ричард протянул мне несколько салфеток, и я высморкался, начиная понемногу успокаиваться. — …Как думаешь, что мне делать? — Мне кажется, лучше начать с прошедшего времени — что ты должен был сделать? — А что я должен был сделать? — Обратиться к кому-нибудь за помощью. Не обязательно ко мне, но тебе следовало с кем-нибудь поговорить. Сказать кому-нибудь, что ты в беде и не знаешь, что делать. Когда ты один, легко почувствовать себя в ловушке. Судя по тому, что ты думал, будто сможешь справиться сам, несмотря на свое явное истощения, ты явно был не в себе. Ты понимаешь, как важно попросить о помощи? Люди — существа социальные и не просто не могут выжить в одиночку, но и специально создают так называемое «общество». Помогать друг другу — необходимо. Ясно тебе? — …В следующий раз я обязательно так и сделаю. — Хорошо. Ричард негромко хмыкнул. Кажется, он хотел еще поругать меня, но лицо у него было довольное. Наверное, потому что я улыбался. Забавно, когда кто-то улыбается лишь потому, что ему улыбнулись. Это такое счастье. — А теперь, почему бы тебе снова не задать свой первоначальный вопрос? — Что? Ой. Вероятно, он имел в виду: «Как думаешь, что мне делать?» Я послушно повторил свой вопрос, и Ричард произнес нечто поразительное. — Ответь на звонок. — Чего? — Твой телефон, кажется, выключен. Включи его, пожалуйста. Он пытается сказать, чтобы я принял его звонок? Я что-то неуверенно пробормотал, и Ричард заверил меня, что беспокоиться не о чем. Интересно, что бы это значило. — Только не говори мне, чтобы я не волновался! Ты не представляешь, какой он наглый! — К слову о наглости — мой кузен яркий тому пример. В студенчестве он был большим поклонником рок-музыки и вращался в панк-кругах, чем доводил своего отца до слез. Я до сих пор храню несколько его фотографий того времени — они оказались очень полезными, когда мне понадобилось одолжение. Но, пожалуй, самое наглое в англичанах — это то, что они никогда не бросают тех, с кем сблизились. Поначалу мы можем показаться неприветливыми, но как только заводим друзей, от нас трудно избавиться. Думаю, это не столько про англичан в целом, сколько о личной характеристике Ричарда — смесь наглости и сострадания. Но, кажется, он имеет в виду, что поможет мне. Хотя от этого еще хуже. Что он будет делать, если все пойдет наперекосяк? Мы с моим биологическим отцом всё-таки семья, так что если возникнут какие-то проблемы, я, вероятно, смогу решить их менее формально. А вот Ричард — совершенно посторонний человек. Да еще иностранец. Власти вряд ли будут к нему благосклонны. Я покачал головой, и Ричард улыбнулся. Ему бы похвалить меня за то, что я не сказал ни слова. Человек с самым красивым лицом в мире смотрел на меня таким притягательным взглядом, что я невольно подумал, как он может выглядеть еще красивее в упор. Этого достаточно, чтобы такие слова, как «привлекательный» или «прекрасный» утратили свой смысл. Можно ли назвать весенний бриз, когда он дует? Некоторые вещи слишком сложно выразить словами. — Тебе не о чем беспокоиться. — Твое лицо так близко. Ричард, ну правда, слишком близко. — Сейги, не нужно беспокоиться. — Черт возьми, я серьезно. Ты убьешь меня передозировкой своей красы. — Глубоко вдохни и открой глаза. Уверен, тогда ты поверишь мне. — …Я беспокоюсь о тебе. — Как я уже сказал, не о чем беспокоиться. Считай нас своими болельщиками. В каком смысле? То есть, они собираются поддержать меня в полиции? Или же наняли каких-то бандитов из Кабукичо, чтобы выбить из него все дерьмо? Это не смешно. Я знаю, что Ричард не из таких, а вот насчет Джеффри не уверен. Хотя вряд ли тот сделает что-то, что может навредить его старшему брату или Ричарду. — Мы гораздо более зрелые, чем ты думаешь. Если ты так против, можем сейчас ничего не делать. Но рано или поздно тебе придётся столкнуться с ним в той или иной форме. Как будто убираешь дом, чтобы оттереть застарелые пятна. — Пожалуйста, держитесь в рамках закона. Умоляю вас. Даже близко не подходите к краю. Не пересекайте линию. — Уверяю, в этом отношении тебе совершенно не о чем беспокоиться. — …Ты ведь не лжешь мне, правда? — Я никогда не солгу тебе. — Пожалуй этих слов хватит, чтобы воодушевлять меня всю оставшуюся жизнь. Ричард, казалось, немного смутился и пробормотал: «Я рад», — а затем отстранился от меня. Какое счастье. Наконец-то я могу хоть как-то дышать и взять себя в руки. Впервые за долгое время я открыл свою сумку и достал телефон, который ощущался в руках кирпичом. Включить его достаточно просто, но я сразу подумал, что он немедленно зазвонит. Тот человек не из тех, кто сдается после нескольких отказов. Меня тошнило при мысли о том, что в этой комнате может находиться хоть какая-то его часть. Пока я колебался, Ричард окликнул меня, стоя у окна, из которого открывался вид на ночной город. — Ты боишься? — как-то нежно и ласково спросил он. Да, боюсь. Я даже думать не хочу о разговоре с ним, ведь я в ужасе от него. У всех людей в мире есть отец, и я в ужасе от того, что человек, которому выпала честь составлять половину меня, набросится на меня со всеми этими странными эмоциями, которые даже злобой или ненавистью не назовешь. Нет, нужно рассуждать логически. Если он попытается ударить меня, кто в итоге победит? И даже без драки, объективно, у кого более веские аргументы? Очевидно, в обоих случаях у меня. Тогда чего же мне бояться? Чего мне бояться, кроме того факта, что я его сын? Я словно онемел. Такое впечатление, что посветили на драгоценный камень, чтобы четко разглядеть вкрапления и определить каждое из них. И чем яснее я все видел, тем меньше боялся. Как призрак, который больше не пугает, стоит понять, что это всего лишь букетик увядших цветов. — Когда я смотрю на твое лицо, все остальное, кроме мысли о том, насколько ты прекрасен, перестает иметь значение. Я не боюсь. — Хотел бы я сказать тебе включить мозги, но что в этом плохого? Если от комплиментов в мой адрес тебе становится лучше, что ж, ни в чем себе не отказывай. Ричард приоткрыл дверь и позвал Джеффри. Тот, пока мы разговаривали, успел купить немного еды и питья. Он протянул мне бутылку воды. У меня пересохло в горле. Похоже, он не заметил моих заплаканных щек. Спасибо. Я глубоко вздохнул. И почувствовал себя намного лучше. Есть мне не хотелось. Если Ричард хочет, чтобы я все уладил, прекрасно. Я отвечу на звонок. Я снова включил телефон и следующие пять минут или около того просто смотрел в окно на ночной пейзаж. Затем, как и ожидалось, мой телефон начал вибрировать. — Ой! — Сейги, включи громкую связь. — Я записываю. Жребий брошен. Я стиснул зубы. Переключил телефон в режим громкой связи и нажал кнопку «принять вызов». Что-то зашуршало, а затем я услышал мужской голос. — Сейги, где ты сейчас? Я замерз, без гроша в кармане и не могу попасть в квартиру. Он втиснул все, что хотел сказать, в одну короткую фразу. Проще простого. Я посмотрел на Ричарда, гадая, что делать дальше, а он уже взял блокнот. Он напоминал ассистента режиссера во время прямой телевизионной трансляции. «Узнай, где он сейчас». Ясно. — …Где ты сейчас? — У автовокзала на станции Такаданобаба. Давай, Сейги, возвращайся скорее. Я хочу попасть домой. Он действительно думает, что получит желаемое, если продолжит ныть? Даже скажи я, что не собираюсь впускать его в свой дом, он все равно не услышит. «Мне холодно». «Я заболею». «Мне грустно, ведь мой сын ужасно ко мне относится». «Тяжело быть родителем такого кошмарного ребенка». «Пускай болтает все, что хочет», — думал я, но при этом все равно постоянно раздражался. Но сейчас нас с ним не двое, и Джеффри выглядел так, словно едва сдерживал смех. И тут я понял, что не стоит позволять ему так сильно задевать меня. Я не чувствовал ни малейшего стыда за него. Я настолько далек от него, что мне абсолютно наплевать. Ричард передал мне еще одну записку. «Скажи ему, что едешь в Такаданобабу». Он серьезно? Я смотрел на него, ища поддержки, и его голубые глаза словно говорили: «Все будет хорошо» и «Доверься мне». — …Ладно, хорошо, я сейчас же отправлюсь на станцию Такаданобаба. — Где ты? — В каком смысле? Не дома. — Я встречу тебя. Ты не один? — Один. Просто пошел поесть. — Почему ты пошел один? Так нечестно. Давай в следующий раз поедим вместе. Сколько тебе потребуется времени, пятнадцать минут хватит добраться? Я перезвоню через пятнадцать минут. Но сейчас холодно, поэтому, пожалуйста, поторопись. Пока. И повесил трубку. Странно, что он так легко сдался. Я рухнул в кресло, и Джеффри протянул мне еще одну бутылку воды. Затем поставил на паузу маленький цилиндрический диктофон, который стоял рядом с моим телефоном. Вода на вкус казалась восхитительной. В жизни не думал, что, когда кто-то рядом, все становится намного проще. Я так боялся, что люди сочтут меня источником проблем или станут смотреть на меня свысока, если мой темный секрет выплывет наружу, но ничего этого не произошло. Я чувствовал себя так глупо, что не спросил совета. Что ж, думаю, я не просто чувствую себя глупо — я и есть дурак. Нет, не нужно корить себя. Я страдал. Лучше поразмыслить над своими действиями чуть позже. Ведь есть более насущный вопрос — что мне делать? Я даже не думал об этом. — Не волнуйся, приятель, я всё-о-о записал. Думаю, мы собрали отличный материал. Я в свое время разговаривал со многими клиентами, но вряд ли слышал, чтобы кто-то так волновался, как в тот раз, когда один чиновник из определенной страны заверещал: «Вы ничего не получите, пока не дадите мне взятку!» Ему бы стать комиком. — Джефф. — Прости. Ладно, я останусь тут на страже, а ты отправляйся с Ричардом. Наверное, мы едем в Такаданобабу? Правда, что ли? И не будем ждать пятнадцать минут, пока он перезвонит, чтобы записать еще больше его трепа и передать в полицию? Я посоветовался с Ричардом, и он пробормотал, что это тоже вполне приемлемый вариант. Но Джеффри сказал, что у него достаточно аудиозаписей. То есть, его относительно законное преследование приносило свои плоды. Вероятно, использовал те же методы, что и частные детективы. — Есть чуть более быстрый способ разобраться. Не волнуйся. Мой братишка может и выглядит как невероятно прекрасная хрупкая веточка, но, думаю, ты бы впечатлился, увидев его без рубашки. У него хватает мускулов, так что можешь не беспокоиться даже в случае опасности. Если хоть кто-нибудь попытается причинить тебе вред… — Джефф. — Ах, простите, извините. Я немного переборщил. — Я все еще не простил тебя за то, что ты не рассказал мне о Чиеко. — Прости. Но спасибо. Ричард и Джеффри разговаривали. Я был слишком перегружен, чтобы заметить раньше, но они добились серьезного прогресса! Я не в курсе всех подробностей поступка Джеффри, но надеюсь, они помирятся. Какое облегчение видеть, что они начинают восстанавливать свои отношения. Ричард ответил на телефонный звонок, пока Джеффри весело болтал со мной, жалуясь на холодность к нему брата и хвастаясь новой лексикой. Интересно, на каком языке говорит Ричард. Похоже на какой-то азиатский язык, но не китайский или корейский, не хинди или сингальский. Кажется, я начинаю ощущать разницу. Может, тагальский? Пока я вел светскую беседу с Джеффри, Ричард закончил говорить по телефону и объявил, что мы уезжаем. Я последовал за ним. Джеффри помахал нам на прощание. Зеленый ягуар уже ждал нас. Мы направились к моей обычной станции не совсем обычным нашим маршрутом. Мне уже не страшно, ведь Ричард здесь, прямо рядом со мной. — К слову о том, что произошло ранее. — То есть? Ты имеешь в виду наш план? — Нет, — отрезал Ричард, не отрывая взгляда от дороги. — До сих пор не верится, что ты ответил «Какой этаж?» Он о том, что произошло в баре? До чего же нечестно с его стороны. Это вопрос с подвохом, да? Что ж, вот так подлавливать людей нельзя. В ответ я спросил его, что бы он сделал, откажи я ему, и Ричард мгновенно замолчал. А затем пробормотал с напряженным выражением лица: — Тогда я, наверное, сказал бы тебе процентов восемьдесят правды. «Наверху затаился Джеффри и готовит для тебя сюрприз, так что подыграй и притворись, будто ничего не знаешь, ладно?» Что-то вроде этого. Когда я уже собирался высказаться относительно аттракциона неслыханной щедрости в виде оставшихся двадцати процентов со всей важной информацией, Ричард перебил меня. — Я был уверен, что именно так ты и отреагируешь. Голос Ричарда звучал напряженно, словно он на самом деле не ожидал, что я когда-нибудь скажу что-то подобное. Я же чувствовал, что именно так мне и следовало ответить, но придержал язык. — Твои слова наполнили меня ужасом и немного разозлили. Невозможность отклонить приглашение, от которого тебе, безусловно, следовало бы отказаться, ставит тебя в откровенно невыгодное положение. Хорошенько подумай об этом. — Ладно, в следующий раз я буду осторожнее. Но, к твоему сведению, скажи мне такое кто-то, кроме тебя, я бы сбежал. Это похоже на то, как если бы Танимото спросила, может ли она меня ударить. Разве могу я ей отказать? Не знаю, с чего бы ей вообще захотелось меня ударить, но у нее наверняка имелась бы причина. Это роскошь — иметь людей, которым можно доверять, и видеть дальше их слов. Ричард выглядел так, будто все еще был не в восторге от моего ответа, но, судя по его лицу, больше не злился. После минутного возмущения он пробормотал: — …Что ж, тогда хорошо. — Ты и правда уже особо не брезгуешь никакими методами, да? — Как ты смеешь. Я бы в жизни тебе не навредил. Но, думаю, глупо было с моей стороны приказывать обладателю черного пояса защищаться. Забудь о моих словах. — Слушай, я все понимаю. И доверяю тебе. Он не ответил. Ричард просто смотрел прямо перед собой, на дорогу. Но я видел его лицо в профиль. Он выглядел очень довольным. Оранжевые отблески уличных фонарей мелькали в окне через равные промежутки времени. На мгновение я почувствовал странное ощущение спокойствия, словно стоял в святом месте. И был не простым смертным. Следовательно мне нечего бояться.