Блестящие дела ювелира Ричарда

— Мне пришлось очень тяжело. Знаешь, мама умерла — ну, то есть твоя бабушка. Пневмония. Ей было девяносто пять. Готов поспорить, ты скучаешь по ней. Я тоже. И мне некому готовить, и пенсии у меня теперь тоже нет. В Токио множество ресторанов открыты допоздна. Этот человек весело болтал, пока мы поднимались на второй этаж заведения быстрого питания. Теоретически я мог просто проигнорировать его и пойти домой. Вообще-то, именно так я и пытался поступить в двух последних ресторанах, куда мы заходили, но он продолжал преследовать меня и намекнул, что ему нужно заглянуть к Хироми, поэтому я неохотно позволил ему говорить. Хотя я абсолютно уверен, что он солгал — адреса Хироми он не знает, но мало ли что. — Сколько тебе сейчас лет, Сейги? Слышал, ты учишься в колледже. Я шлялся по Мегуро и вдруг услышал, как кто-то назвал твое полное имя, говоря по телефону, и очень удивился. На одном из прежних мест работы Хироми мне сказали, что теперь твоя фамилия Наката. Я решил, что говорят о тебе, и попытался спросить, но он не знал ничего, кроме названия колледжа, в котором ты учишься. Ты, конечно, умный, Сейги. Мой старик тоже учился в Касабе, знаешь ли. Ты ж мой мальчик. Однако он изучал юриспруденцию. — Короче, я пришел в твой колледж и сказал, что мой сын учится в университете Касаба, но я не знаю, на каком факультете. Однако мне ничего не сказали, несмотря на документы, подтверждающие, что я твой отец. Думаю, сейчас учителя строги даже к родителям. После этого я просто начал искать по всему городу. Синдзюку, Сибуя и так далее. — Но я не ожидал найти тебя в Гиндзе. Мне тоже нравится Гиндза. — Ты напоминаешь мне моего старика, Сейги. Ты стал таким красивым. Когда его болтовня влетела в одно ухо и вылетела в другое, я резко спросил: — Дай угадаю, тебе нужны деньги? — Чего? — Ты поэтому искал меня? Потому что на мели? Такой он человек. Его зовут Хисаши Шимено. В этом году ему стукнет сорок девять. Он — мой родной отец и, насколько я знаю, один из худших и никчемных людей на свете. Вряд ли прошедшие десять лет что-то изменили. Мужчина с тревожно-детскими чертами лица, среднего телосложения, одетый в грязную зеленую рубашку-поло нахмурился, глядя на меня, словно ему стало не по себе от моего взгляда, но попытался с улыбкой отмахнуться — Как я уже сказал, мама умерла. Я скучаю по старушке. После этого я некоторое время жил в ее доме, но у меня возникли проблемы со счетами за воду, газ и прочее, и меня отключили. Выбора не осталось — пришлось полагаться на своих соседей, чтобы выжить. Но не успел я опомниться, как дом конфисковали, а меня вышвырнули вон. У меня нет работы, так что я оказался в очень затруднительном положении. Принимать слова этого человека на веру – все равно что быть обманутым, дав ребенку еще конфет, пока он держит плитку шоколада за спиной и уверяет, что ничего не получал. Итак, давайте рассмотрим предполагаемые «факты». Его мать умерла, и ее пенсия закончилась, и в данный момент он безработный. Скорее всего, он даже нигде не подрабатывает, ибо вряд ли он вообще горит желанием работать. Я также не думаю, что бросить азартные игры так просто, поэтому он, вероятно, начал накапливать долги, и, не имея возможности их погасить, заложил дом. Вот почему его забрали и он сейчас на улице. Не знаю, чем его безделье отличается от бездомности, но честно говоря, это вообще не важно. — Ты действительно вырос, Сейги. В последний раз, когда я тебя видел, ты был еще в начальной школе. Мой родной отец улыбался, глядя на меня. Я уставился на старика, мое сердце словно обложили стальным листом. Он немного моложе Хироми. Тогда он работал в корпорации, но уволился, сказав, что его начальник — идиот, который не понимает ни слова из того, что он говорит. После этого у него была череда работ, которые он почти сразу же бросил. Честно говоря, я удивлен, что у него вообще была работа в тот момент, когда Хироми решила выйти за него замуж! Сразу после моего рождения он начал вести себя с ней жестоко и она развелась с ним. Но, поскольку нам нужны были деньги в качестве компенсации за развод и алименты на ребенка, мне пришлось несколько раз навещать его. Правда, он почти ничего не платил. Когда они расстались, оба подписали соглашение, но поскольку оно не было нотариально заверено или официально подано в суде, с печатью или без — это была просто бумажка, не имеющая юридической силы. Но Хироми тогда этого не знала. Насколько я помню, он всего раз внес небольшую сумму в счет погашения долга, но я уверен, что эти деньги поступили от его матери. Судя по словам Хироми, та со слезами на глазах пыталась утешить ее, узнав, что ее сын бьет свою жену, и просила смириться, ведь ее собственный муж поступал с ней так же, и это неизбежно. Она даже не пыталась помочь. — Сейги? Что не так? У мужчины средних лет, сидевшего передо мной, был до боли невинный взгляд. С чего он вообще решил спросить меня об этом? Увидев, что выражение моего лица не изменилось, он пробормотал: — А, понятно. Ты ведь жил с Хироми, а она точно настроила тебя против меня. Это разбивает мне сердце. Но не волнуйся. Теперь мы сможем жить вместе, как отец и сын. — Чего? — У меня нет дома. Я хочу жить с тобой, Сейги, — улыбнулся мужчина. — ...Я не понимаю, о чем ты. Ясно же, что этому не бывать. — Конечно так оно и будет. Ты что, обрекаешь своего бедного папу спать на улице? Ты и правда настолько жесток? — Именно. Когда я это сказал, мой предполагаемый папаша посмотрел на меня в замешательстве. Словно человек перед ним вовсе не человек, а какой-то пингвин. Мне не хотелось думать об этом, но я вспомнил его лицо. Точно такой же взгляд был у него, когда Хироми рвало в коридоре после того, как он пнул ее, а я набрался смелости и попросил его прекратить. И он смотрел на меня такими глазами. Похоже, он был совершенно сбит с толку, как будто не знал, что делать с этим странным существом, разговаривающим с ним. Вероятно, он даже не понимал самой идеи двустороннего общения. — Ты знаешь, что полиция придет и бросит детей, которые не поддерживают своих родителей, в тюрьму? — В какой это стране? Полиции наплевать. И ты мне больше не отец. — Я всегда буду твоим отцом, Сейги. В конце концов, ты наполовину в меня. Где-то в глубине души я надеялся, что этот ресторан внезапно взорвется и будет стерт с лица земли. Сейчас мы в нем единственные посетители... Хотя, наверняка есть еще и подсобные рабочие. Это разрушило всю идею. — Какие у тебя планы на остаток дня? Ты еще не собираешься домой? Встречаешься со своими друзьями? — Если оставить в стороне инцидент с телефонным звонком, как ты узнал, где я живу? — Совершенно случайно! Думаю, нас действительно связывают особые узы отца и сына. Будь мама жива, она, наверное, сказала бы, что наши души взывали друг к другу, направляя нас к воссоединению. Можно ли быть счастливее? Кое-что в жизни настолько бесполезно, что даже любая надежда — просто пустая трата времени. Я не видел его с начальной школы, но все равно казалось, будто одно только пребывание рядом с ним высасывает из меня всю душу. Бывали моменты, когда я думал, что, может он взял себя в руки, хоть немного, но в конце концов это всегда оказывалось иллюзией. — Ты чувствуешь хоть какие-то угрызения совести? — ...За что? — За то, что избивал свою жену. — Что? Мы в разводе, так что она мне не жена. Она больше не имеет ко мне никакого отношения. — А, понятно. Вы развелись, так что она тебе больше не жена, и поскольку теперь она для тебя просто случайная незнакомка, насилие не считается. Все ясно. Чего я не понимаю, так это того, как кто-то может так думать. Думаю, в его словаре просто отсутствует слово «раскаяние». А может, у него просто память, как у золотой рыбки. Я до сих пор понятия не имею, почему он вообще ее ударил. Сомневаюсь, что когда-нибудь пойму это, даже если буду стараться изо всех сил. — Уходи. — Куда? — Куда угодно. Иди спать под скамейкой в парке, мне плевать. Возвращайся туда, откуда ты, черт возьми, пришел. У меня нет для тебя ни дома, ни еды, ни постели. Убирайся с глаз моих долой. — Но Сейги, ты мой сын. Мой дорогой, ненаглядный сын. — И что? Ты сам сказал, что после развода ты больше не имеешь к нам никакого отношения. Ты мне никто. — Браки бывают разные. Ты не можешь разорвать связь между родителем и ребенком. Я играл с тобой, когда ты был маленьким, и заботился о тебе, когда ты болел. — Не выдумывай. Единственный раз, когда я был у тебя дома — принес тебе письмо от Хироми с требованием вернуть деньги, которые ты ей задолжал, и вернулся, когда ты проигнорировал его в первый раз. Но я помню, как сидел на крыльце, уставившись в пространство. — Тебе всегда нравилось нежиться на солнышке. Ты был таким милым. Но она действительно ужасная женщина. Мне не стоило оставлять тебя той, кого ее собственный сын даже мамой не называет. Знаешь, она ведь ударила меня. Мне было очень больно. — Потому что ты ударил ее. — Это не значит, что бить кого-то нормально. Моя щека начала подергиваться. Он серьезно или просто пытается спровоцировать меня? Даже не знаю. В любом случае, кажется, я вот-вот сорвусь. Мне захотелось что-нибудь сделать с его глупой улыбающейся физиономией, которая маячила буквально в метре от меня. Но я не могу. Я не могу позволить ему так манипулировать мной. И что, черт возьми, значит, не стоило ей меня оставлять? Он же сам сказал, что не заинтересован в моем воспитании. Что, он собирается заявить, что Хироми солгала и он действительно хотел вырастить меня сам? Мужчина робко пожал плечами, как будто почувствовал какую-то неописуемую силу в моих глазах. — Ты сегодня выглядишь усталым, Сейги. Ворчишь. Давай попробуем поговорить еще раз, когда тебе станет лучше. — Мне неинтересно с тобой разговаривать. Проваливай. — О, успокойся, ты ведешь себя неуважительно. Но, думаю, я не могу винить тебя за то, что ты был шокирован, так внезапно увидев своего отца. Так что не волнуйся об этом. Увидимся позже, — сказал он и вышел из магазина. Он не колебался ни секунды.  Возможно, он почувствовал, как во мне закипает убийственная ярость. На самом деле, он ушел слишком легко. Я не мог не задаться вопросом, не замышляет ли он что-нибудь. Он, вероятно, ожидал, что я сразу же вернусь к себе домой после того, как выйду из ресторана. Я был уверен, что он последует за мной. К счастью, каким бы дерьмовым ни был его характер, он был не очень умен. Но я не мог потерять бдительность. Я решил, что лучшим вариантом было бы провести ночь в интернет-кафе или отеле, вместо того чтобы возвращаться к себе домой и сбивать его с толку. Мне не нравилась идея снимать деньги в банкомате на его глазах, но он не сможет ничего сделать без моей карты или пин-кода. А как же Хироми? Может, позвонить ей? Я подумал об этом, но в конце концов решил не делать этого. Как только он сдастся и уберется восвояси, все должно закончиться. Он всегда улыбался, но превращался в жестокого зверя при Хироми. Ей пришлось добиваться судебного запрета в отношении него, но с тех пор прошло уже больше десяти лет, и этот документ утратил силу. Теперь его удерживал от встречи с Хироми не закон. Помимо моего несчастного родства с ним, ужасная связь Хироми ни шла ни в какое сравнение. Какое-то время мы боялись, что он начнет преследовать нас, поэтому я дважды менял школу в начальных классах. В то время я думал, что Хироми просто параноик, но теперь, оглядываясь назад, понимаю, что её страхи не были беспочвенными — это была вполне разумная защита от её бывшего мужа. Я не хотел останавливаться рядом со станцией Симбаси, поэтому сел на линию Яманотэ, идущую в противоположном направлении моего обычного маршрут и отправился в капсульный отель в Акихабаре. Когда мне выдали бесплатную зубную щетку, я вдруг вспомнил о своей головокружительной поездке в Лондон. Как ни странно, в тот раз я действительно вспомнил о необходимости захватить зубную щетку. Завтра воскресенье. Собираюсь ли я в Étranger? Я обдумал этот вопрос в кубической комнате, которая выглядела так, словно меня ждал экзамен по математике, и решил не ходить. Будь я на его месте, упустив один из своих немногих потенциальных источников дохода, то вернулся бы на то место, где видел его в последний раз, и устроил засаду, когда он вернется, так как, вероятно, он снова пойдет тем же путем. А место, где он меня нашел, находилось в двух шагах от магазина. Скорее всего, он понятия не имеет о моей связи с Ричардом, но на всякий случай я не хотел доставлять этому прекрасному ювелиру никаких хлопот. Мои пальцы порхали по экрану телефона, пока я нервно переминался с ноги на ногу, и я не сразу набрал текст. С кучей опечаток, поэтому я помедлил и исправил каждую из них. «Знаю, что сообщаю в последнюю минуту, но я не смогу завтра прийти. Прости, пожалуйста.» Может быть, следовало упомянуть что-нибудь о предстоящей встрече в поисках работы. Я просто отправил как есть, потому что знал — если буду колебаться, то наверняка не ничего не отправлю. Интересно, что бы я подумал, получи подобное сообщение. Ответ пришел почти сразу. «Понятно. Что-то случилось?» Ничего особенного. Я просто встретил своего давно потерянного папашу и совсем не в восторге от нашего воссоединения. Он нищеброд, который намерен жить за мой счет. Я всего пару часов назад ушел из Étranger, но такое чувство, будто я прожил несколько десятилетий. Я так измотан. Но Ричард тут совсем не при чем. Я подумал, что сказать что-то вроде «внезапно возникли дела, связанные с поиском работы, и не знаю, сколько это займет времени» — довольно хорошая отговорка для меня, поэтому я ответил именно так. Но как же бесит, что образ этого ужасного человека стоит за каждым моим действием. Я тяжело дышал, поэтому вышел из капсулы на минуту, чтобы купить бутылку воды в автомате, и залпом выпил ее. Получилось слишком много, и мой желудок не давал мне заснуть. Когда я все-таки задремал, мне приснился странный сон. Я сидел на залитой солнцем веранде, наблюдая за падающими в лучах солнца пылинками, и вдруг увидел Ричарда, идущего вдоль забора. Что он здесь делает? Тут Ричард заметил мой рассеянный взгляд, и попытался открыть калитку и зайти внутрь. Наш дом в Омия был довольно большим. Построенный в японском стиле незадолго до или после первой Токийской Олимпиады. Во дворе был небольшой пруд, но без рыбы. От калитки к раздвижной двери прихожей вела базальтовая брусчатка. Шкаф был заставлен фарфором от Джинори и Норитаке и еще каких-то незнакомых мне марок. Почти все разлетелось вдребезги после его скандальных выходок. Я хотел предупредить его не подходить, но голос отказывался повиноваться. Я размахивал руками, однако он не обращал на меня внимания. Когда Ричард добрался до входа, появился этот человек, размахивая кулаком. Я не знал, во сколько заснул, когда со стоном проснулся в пять утра. Надо бы еще поспать. Я перевернулся на другой бок и снова задремал, когда заметил еще одно сообщение от Ричарда.  «Можно тебя на минутку?»  Оно пришло три часа назад. Я вздохнул. Даже заметь я его тремя часами ранее, скорее всего, проигнорировал бы. Он потрясающе умел заставлял людей говорить. А при этих обстоятельствах я ничего не могу ему сказать. Что я вообще собираюсь сегодня делать? Не работать. У меня впереди целый день, и мне нечего делать. Я случайно нашел сетевое кафе в Акихабаре, чтобы подготовиться к экзаменам и провести кое-какие исследования. Затем потратил триста иен на бейсболку, чтобы использовать ее в качестве камуфляжа, и слонялся без дела, разглядывая товары в большом магазине электроники, затем бродил по оживленному пешеходному торговому центру. Не успел я опомниться, как стукнуло семь часов. Я несколько раз подумывал о том, чтобы съездить в магазин, но рисковать нельзя. Если эта гроза минует, пока я просто слоняюсь без дела, то не видеть Ричарда целый день — цена, которую я более чем готов заплатить. Сегодня воскресенье, так что на линии Яманотэ не слишком много народу, так что я добрался до Такаданобабы и вернулся к себе домой. И тут внезапно... — Добро пожаловать домой, Сейги! Вчера ты не вернулся, поэтому я всю ночь изнурял себя и бродил между парком неподалеку и круглосуточным магазином. Может, уже и лето, но по ночам все еще холодно. ...Меня встретили самым ужасным образом. Как? Откуда он узнал, где я живу? Когда я потребовал от этого улыбающегося человека ответа, он просто сказал, что ему рассказал кто-то из соседей. Кто же? Гордиться нечем, но я особо не общаюсь со своими соседями. Мужик рассмеялся, будто я ужасно забавный персонаж. — Ты занимаешься в каком-нибудь клубе? Или зависаешь в социальных сетях? Нет. Меня и раньше привлекали для помощи в подобных делах, но я никогда не стремился вовлекаться в такие вещи. Когда я промолчал, тот опять засмеялся и начал копаться в своем телефоне. У него карта с предоплатой, которая перестает работать, если ее регулярно не пополнять. Кажется, он не врал, что у него нет денег. — Вот, взгляни. Он показал мне страницу студенческого оркестра, где я недавно помогал. Это что-то вроде онлайн-сообщества, в котором используются настоящие имена для аккаунтов. Такидзава состоит в нем под своим полным именем. Кто-то из других участников написал о том, что в кафе приходил потрясающе красивый мужчина. «Он, кажется, друг Накаты», — и пошло. «Кто такой Наката?» — спросил пользователь с фотографией девушки на аватарке. Она, похоже, училась в другом колледже. «Он учится в моей группе подготовки к экзаменам. Подрабатывает в Гиндзе», — ответил Такидзава, и на этом тема закончилась. Обычная болтовня. Просто она навсегда попала в Сеть, и, в зависимости от настроек конфиденциальности, любой может найти это. — У меня появилась идея, поэтому я пошел и заглянул на страницу этого Такидзавы. Когда я увидел, что он посещает занятия по подготовке к экзаменам на экономическом факультете, я попытался дозвониться до профессора, который преподает этот предмет, и заскочил к нему в кабинет передать привет. На другой день мы вместе обедали. Я сказал ему, что собираюсь впервые за долгое время увидеть своего сына и хочу сделать ему сюрприз, поэтому попросил дать мне твой адрес. Профессор, кажется, не знает точно, где ты живешь, но один из студентов, сидевших рядом с нами, упомянул, что знает тебя, и дал мне твой адрес. Я поехал в Гиндзу, потому что слышал, что ты там подрабатываешь, и решил прогуляться, надеясь наткнуться на тебя. Ну, что, удивил? «Удивил» — не то слово. Но даже думать приближаться к нему было противно. Я проигнорировал его и коротко велел отойти. Но он сделал вид, будто не услышал меня, и остался на месте.  Я сказал тебе отойти. — Тебе здесь не место. Я не собираюсь предоставлять тебе жилье. Если продолжишь слоняться возле моего дома, я вызову полицию. А теперь убирайся с глаз моих. — Все еще в дурном настроении? Я твой отец! — Сколько еще раз мне повторять? И что? — А тебе не кажется, что полиция просто скажет разбираться самим, если ты их привлечешь, а я объясню ситуацию? Будет очень неловко. Я бы посоветовал тебе этого не делать. Для него это необычайно логичный аргумент. Нет, думаю, все его доводы «логичны» — после развода вы чужие люди, семья должна сама решать споры. Даже если кого-то ударишь, давать сдачи права не имеют. Все его «логические» доводы были объективно неверны, но они продолжали крутиться у меня в голове. Это просто отвратительно. — То есть ты сам отправишься восвояси? — ...Сейги, за то короткое время, что мы были в разлуке, ты стал говорить по другому — сам на себя не похож. Что с тобой? Уверен, тебе пришлось нелегко. Давай поговорим. Я твой папа. Ты можешь рассказать мне, что угодно. Может прекратим этот разговор и зайдем в дом? Я чуть не потерял самообладание, когда почувствовал, что вот-вот выпалю о своем горячем желании врезать ему. С тех пор как я столкнулся с ним вчера, в моих мыслях царил настоящий сумбур. Хотя, в этой ситуации было бы странно, если бы мои мысли не были в беспорядке... Но я немного сбит с толку тем, что мой мозг сразу же переключился на борьбу, а не на бегство. Наверное, я просто хотел как можно скорее убрать этого незваного гостя из своей жизни. Возможно, дело просто в разочаровании от попыток разобраться во всем. Мне казалось, что это неправильно. — Сейги, ты куда? Не собираешься домой? — В хозяйственный магазин. — Ты, кажется, устал. Может, передохнешь? Мы будем раздражать твоих соседей, если продолжим тут болтать. Мне неинтересны разговоры. Теперь это битва на выносливость. Пожалуй, я могу запереться в своей квартире и никогда не впускать его, но тогда этот старикан со склонностью к насилию закатит истерику, как непослушный ребенок, и мне придется расхлебывать за него последствия. Как я уже сказал, прошло слишком много времени, чтобы закон мог защитить меня или Хироми. Правовая система как будто говорила: «Прошло столько времени, и вы, ребята, с таким же успехом можете быть просто незнакомцами. Люди ведь могут измениться». Я пытался как-то убить время, поэтому большую часть дня потратил на то, чтобы разобраться в этой ситуации. Но большинство законов касались только преследования и романтических отношений. Если бы домашнее насилие не было насущной проблемой, они бы и пальцем не пошевелили. И к чему это привело меня? Одна радость — он не пошел искать Хироми, когда я вчера не вернулся домой. Наверное, не смог выяснить, где находится ее дом, как сделал с моей квартирой. Хоть что-то хорошее. Значит, если я смогу справиться с этим сам, тогда все будет кончено. — Сейги, чем ты занимаешься в Гиндзе? Работаешь в ресторане? Или кассиром в магазине? Готов поспорить, у тебя там модное местечко, это же Гиндза. На тебя ведь можно положиться.  — И ты изучаешь деньги, раз учишься на экономическом факультете, да? Просто невероятно. Я абсолютно уверен, что в будущем ты разбогатеешь. Умный и богатый сын — самая большая отцовская радость. — А ты ведь готовишь, да, Сейги? Обалдеть. Я вот совсем не умею. И скучаю по маминой стряпне. В последнее время я ем только карри из пакетов — с тех пор, как умерла мама. Я не знал, что когда она умрет, ее пенсия прекратится. Я сделал покупку в хозяйственном магазине, заплатив полторы тысячи йен, названные кассиром. Я не сказал ни слова, но человека, неотступно следовавшего за мной, это нисколько не смутило. — Алё, — сказал я. — А? Что?  — Ты когда-нибудь думал о смерти? — О смерти? С чего такие неприятные разговоры? — Ну, а я думал. — Да? Ужас. Не думай о таком. Это ненормально. И жутко. — Когда я учился в начальной школе, я хотел убить тебя, а потом и себя. И прямо сейчас я почувствовал — совсем немного, — что, возможно, нужно было тогда пойти на это. Каждый год даже в мирной Японии происходят всякие ужасы. Но ножи все еще можно купить в хозяйственных магазинах. Мужик, кажется, наконец заметил, что я купил нож, и немного отстранился от меня. — Сейги, это не шутка. Тебя посадят в тюрьму. — Хочешь проверить, шучу ли я? — Я не понимаю, что заставляет тебя говорить такое. Я люблю тебя с самого твоего рождения. И не понимаю, почему ты так ведешь себя со мной, после того, как я столько сделал, чтобы найти тебя. Это стоило мне больших усилий. Твое сердце превратилось в лед, Сейги? Ты стал плохим мальчиком? — Ты уходишь или нет? Решай сейчас же. У тебя тридцать секунд. Туманные сумерки, отдаленные звуки машин и выражение шока на лице этого старикана — все слилось воедино, превратившись в один странный цвет — почти как на какой-нибудь знаменитой картине сюрреалиста. — Сейги, послушай, я не могу вернуться в дом в Омии, там коллекторы, они... — Двадцать девять, двадцать восемь... — Да послушай. Слушай. Лучше тебе не обращаться так со своим отцом, иначе жди беды. — Двадцать семь, двадцать шесть, двадцать пять, двадцать четыре, двадцать три... — Я понял, ладно? Хорошо, можем попытаться снова, попозже. Какой у тебя номер телефона? — Двадцать два... — Ты жестокий. Мужик попятился назад, а затем остановился и посмотрел мне в глаза. Что? Только открой рот, и я продолжу обратный отсчет. — ...Мне жаль тебя. Ты стал таким только из-за своей ужасной матери. Думаю, даже имея мозги, ты далеко не продвинешься. Но у тебя есть отец, так что, каким бы ужасным сыном ты ни был, я тебя не брошу. Подумай об этом, по-настоящему подумай. У тебя всего один отец во всем мире. Если я откажусь от тебя, ты останешься ни с чем. — Двадцать один. На этот раз он действительно ушел. Вот бы он шел так вечно. Через океан и в самые дальние уголки Вселенной, пока его не поглотит черная дыра. Я стоял, пока он не скрылся из виду, и тяжело вздохнул. Какое-то время я бесцельно бродил вокруг, затем подобрал брошенную газету, завернул в нее купленный нож и засунул его поглубже в мусорный бак, помеченный «для несжигаемого мусора».

***

Я листал журналы по недвижимости поверх учебников для сдачи экзаменов на государственную службу и журналов по поиску работы. И никого не видел и не слышал. Где я вообще?.. В поле моего зрения кружились пылинки. Подняв голову, я увидел большую картину посреди раздвоенной лестницы. Я сидел за столом у входа в главную библиотеку. Рядом была Танимото. — Сейги. Сейги? Ты в порядке? Неважно выглядишь. Я правда не знаю, что сказать в подобной ситуации. Я едва сдержался, чтобы не заткнуть ей рот, ведь она меня ужасно раздражала, но вряд ли ей стоит такое говорить. Мне просто нужно что-то придумать. Что угодно. Лишь бы звучало нормально. — О, эм, я просто не выспался прошлой ночью. — ...Тебя что-то беспокоит? Что-то меня определенно беспокоит. Человек, которого я не видел с детства, пришел ко мне и потребовал от меня денег и крова. И он, вероятно, скоро вернется. Это не просто недосып, а стресс. Но абсолютно неприятная тема для разговора. — Я, эм, хотела узнать, могу ли чем-нибудь помочь. Хочешь, сходим куда-нибудь выпить? Нам с тобой точно сейчас не помешает перерыв. — Да, неплохая идея. Видимо, я просто устал. Да. Ах... Стоило поймать себя на мысли о том, как мила ее улыбка, меня охватило ужасное чувство — будто мне сердце из груди вырывают. Некое отвращение, но не к Танимото, а к себе самому. Хотя, даже не столько отвращение, сколько страх. Что, черт возьми, это вообще такое? Танимото, кажется, тоже удивлена. Вместе со мной. Что тут еще можно придумать, кроме как отшутиться? Мой сдавленный смех эхом разнесся по библиотеке. Несколько мгновений спустя я понял, насколько нелепо он прозвучал. — ...Может, мне лучше уйти. Танимото с жалостью смотрела на меня. Неужели я действительно так плохо выгляжу, раз она состроила такую гримасу? Я несколько раз повторил, что со мной все в порядке, но она лишь молча кивнула несколько раз и помахала на прощание. Странно, какое облегчение принес мне ее уход. Ведь не от нее мне хотелось сбежать куда подальше. Нет. Честно говоря, сбежать мне хотелось... от него. Мой взгляд вернулся к журналу о недвижимости. И нашел объявление о продаже жилья в Такаданобабе. Однако переезд по району бессмысленен. Если уж переезжать, то только туда, где он никогда не сможет меня найти. Нужно выбрать многоквартирный дом с кодом на входной двери. День, когда я смогу расплатиться с Хироми за обучение, становился все дальше и дальше. А из-за поисков работы я даже не знаю, сколько еще смогу работать в Étranger. Точно. Поиск работы. Такое впечатление, что все неотложные дела сразу и скопом навалились на меня, пока я пытаюсь хоть как-то разобраться.  Когда мой обессиленный разум поплыл от усталости, на ум снова пришел Étranger. Ричард родом из богатой семьи в Англии. Его двоюродный брат — своего рода звезда в мире финансов. По его хорошо сшитому костюму с первого взгляда понятно, что он из обеспеченной семьи. Интересно, что бы тот сделал, узнай он, что я работаю на такого человека, который регулярно угощает меня на сумму больше трех тысяч йен. Тот человек — паразит, который пытается урвать хоть что-то где только можно. Без сомнения, он попытается использовать меня, чтобы выжать из Ричарда деньги. Глаза бы мои не видели, как он попытается заговорить с Ричардом. И отвращения на лице Ричарда при этом. Даже думать невыносимо, что какой-то непонятный мужик попытается выжать из него деньги после того, как он, наконец, избавится от всех своих проблем. Может Ричард и справится с ним, но для меня это невыносимо. Я знаю, что скоро мне придется уволиться. Но перед этим хотелось уладить кучу дел — например, сделать для него нормальную копию моего рецепта пудинга вместо того, который я наспех набросал. И написать ему неловкое письмо, чтобы полностью выразить свою благодарность. Может, купить мою любимую школьную книгу рецептов, ведь он не очень хорошо готовит. Такие вот мечты приходили мне в голову, когда я думал об отдаленном будущем. Глупая фантазия, пусть и с привкусом горечи, которая время от времени услаждала душу. Я никогда не думал, что это время наступит так скоро. Но вот мы здесь! Честно говоря, сейчас мой уход может показаться немного странным. Я говорил ему о своей загруженности и в итоге отменил все наши телефонные занятия по английскому на этой неделе. Вряд ли у меня будет возможность поговорить с ним нормально. И это пугает. Пугает настолько, что я совершенно выбит из колеи. Хотя я понимаю, в чем дело, но специфика происходящего просто ужасна. Такое чувство, будто смотришь в глубокий омут, в который тебе велят нырнуть. Но, я, наверное, нырну не глядя. Мой телефон зазвонил. Пришло редкое сообщение от Саула. Крайне лаконичное. «Мой идиот-ученик беспокоится о тебе. Ты просто занят? Или чем-то, о чем трудно говорить?» Своим вопросом он попал в самую точку. У Ричарда действительно прекрасное чутье на такое. И весьма умный подход. Скорее всего, он решил, что я не отвечу, если он отправит сообщение сам. Думаю, я слишком обольщался, когда солгал ему. Нужно было хорошенько продумать свои слова. Я ответил, что говорить особо не о чем — у меня просто много дел по выходным — информационные сессии по поиску работы, стратегические совещания с друзьями и тому подобное. И добавил, что, возможно, скоро мне придется уволиться. Саул, по словам Ричарда, прежде всего бизнесмен. Он рассказал мне о своей встрече с Ричардом на Шри-Ланке, но никогда не казался мне особо сердечным человеком. Наоборот — крайне прагматичным во многих вопросах. Конечно, я не только поэтому ему лгал, но мне не так стыдно лгать ему, как Ричарду. Я не сразу получил ответ, но, в конце концов, он ответил:  «Вы не возражаете, если я передам это своему ученику?»  Я чуть не расплакался, ведь эта короткая фраза напомнила мне, что есть люди, которые вот так общаются со мной. Я встретил не бездушного соперника, который стремился раздавить меня, а человека, который хотел по-настоящему взаимодействовать со мной. Он спрашивал, может ли кому-то передать содержание нашего разговора.  «Да пожалуйста», — ответил я.  Только после этой короткой переписки я почувствовал себя намного лучше. Ни с учебой, ни с поиском работы у меня совсем не клеилось, поэтому я собрал вещи и вернулся домой в Такаданобабе, где обнаружил письмо от хозяйки квартиры. Оказывается, мужчина, который продолжал выдавать себя за моего отца, попросил ключ от моей квартиры, сказав, что хочет жить со мной. Но в его удостоверении не значилась фамилия Наката, и, не получив подтверждения от арендатора, домовладелица просто улыбнулась ему. В записке говорилось, что я должен связаться с Хироми, если что-то случится. Я, конечно, благодарен, но не сильно. У нее должны быть контактные данные Хироми, а при одной мысли о том, что он пытается связаться с ней так же, как со мной, у меня сердце сжимается. Я немедленно позвонил по номеру, который она оставила в записке, и объяснил, что не собираюсь с ним жить. И попросил ее не звонить моей матери, поскольку она тут совершенно не при чем. Я также извинился за беспокойство.  Моя домовладелица — бойкая старушка, которая годами наблюдала миграцию глупых студентов Касабы, — все же беспокоится обо мне. Я так благодарен, что она не спросила меня, действительно ли он мой отец. Я вежливо отказал ее предложению обратиться в полицию. Я бы и сам к ним пошел, но тогда придется впутывать Хироми. Я замер на пороге, оглядел свою квартиру-студию и вздрогнул. Если бы она купилась на его рассказ, он торчал бы здесь постоянно. Я спрятал сейф за холодильником, но он наверняка отчаянно пытался бы его как-нибудь открыть. Внутри лежат драгоценные камни — аквамарин, белый сапфир и другие, которые я купил у Ричарда, и моя банковская книжка.  Я был слишком маленьким, когда познакомился с ним, и ничего особо не понимал, но слышал, что он возложил бремя своего финансового положения на родителей. Вероятно, до недавнего времени ему удавалось сводить концы с концами только благодаря матери. Но теперь он утратил опекуна, поэтому приходится искать другого. У меня от этого мороз по коже. Я изучаю экономику не для галочки. И знаю, что дети не обязаны возвращать долги своим родителям и не обязаны их содержать. Приди он ко мне за доказательствами того, что его некому содержать для получения пособия, я бы с радостью написал отказ от своего имени. Но сомневаюсь, что он пойдет на такое.  Чем больше я борюсь с этим, тем больше в моей голове мелькают мысли, которые заставляют меня сомневаться в собственной человечности. Честно говоря, я бы в жизни не подумал, что способен на такие игры с ножом. Однако, вот. Я купил нож и начал отсчет. Что бы я вообще сделал, дойдя до нуля? Стал бы я... ну, стал бы? По-настоящему? Смог бы это сделать? Я решил разуться. Нет смысла просто тупо стоять. В последнее время это не редкость — я словно застреваю в своей голове, о чем-то думаю и не могу ничего делать. Интересно, сколько денег нужно, чтобы заставить его отвалить. Он, может и уедет на какое-то время, но вернется. И по-настоящему это ничего не решит. Вообще-то, может случиться обратный эффект - и он обнаглеет в конец. И что мне тогда делать? К сожалению, эту проблему не решить поиском в Интернете. Поиск по ключевым словам «надоедливый родитель», «отвадить» и «проблемы с деньгами», не дал особых результатов. Где-то точно есть люди, которые сталкиваются с той же проблемой, что и я. Но поисковые системы недостаточно продвинуты, чтобы найти ответ на вопрос «что делать в такой ситуации?» Не помню, когда я обедал. Неудивительно, что проголодался. Я решил приготовить что-нибудь перекусить, но по какой-то причине мои руки сами собой начали готовить королевский чай с молоком. Я завариваю его каждый день — по будням он помогает мне взбодриться для учебы. Все ингредиенты у меня под рукой, и, видимо, я в состоянии готовить его на автопилоте. Я заварил большой чайник чая и налил немного в кружку. Она исходила облачками пара. Я замялся и сделал глоток. Восхитительно. На вкус просто чудо. Где-то в уголке моего разума некий голос прошептал: «А может, лучше не увольняться?» Может, он предоставит мне временный отпуск, если я воспользуюсь поиском работы в качестве предлога. Конечно, тогда никаких заработков, но я все равно остался бы частью магазина. Так мне будет гораздо легче эмоционально. Но даже в случае моего ухода — Ричард доверил мне свой сапфир. И велел сохранить его для него. Конечно, наша связь не исчезнет, если я уволюсь совсем, ведь, кажется, он и сам не хочет разрывать со мной контакт. «Тогда просто прекрати», — возразил другой голос внутри меня. Сейчас совершенно неподходящее время. Я хотел разобраться с этой неразберихой и связаться с ним, чтобы объяснить, что произошло, но теперь-то уже все. Разве оно не к лучшему?  Так я не доставлю ему никаких хлопот. Но откуда мне знать, когда все закончится? Вдруг тот узнает о моей связи с ювелирным магазином и начнет угрожать вмешательством в бизнес Ричарда. Этого я хочу меньше всего.  В любом случае, придется мне какое-то время держаться подальше от Гиндзы. Понятия не имею, какой вариант лучше. Я бы с удовольствием обсудил все с Ричардом, но это сведет на нет саму цель увольнения. Помнится, кто-то однажды сказал, что все по-настоящему важные решения в жизни принимаются в одиночку. Думаю, сейчас как раз один из таких моментов — я стою на распутье. Я хотел связаться с Ричардом, но передумал. Мне нужно придумать план. В субботу я в последний раз выйду на работу, а потом, наконец, признаюсь ему, что слишком занят и уже не могу работать. Он может попросить меня остаться еще на один день, но я откажусь, сказав, что мне нужно посетить информационную встречу. А потом просто исчезну. Так будет лучше всего.  Но, может, заранее сказать ему, что я не смогу прийти в воскресенье? Я глубоко вздохнул — никогда еще мне не было так тяжело дышать — и отправил Ричарду сообщение о том, что в воскресенье у меня информационная сессия, поэтому я не смогу прийти. Я впервые за долгое время принялся за разминку, когда пришел ответ. «Понятно». Разговор оказался короче, чем я ожидал. Хорошо, конечно, что он не стал задавать никаких вопросов, но страшновато. Узнай он, что у меня на самом деле нет планов и я собираюсь уволиться, он бы разозлился. Саул должен был передать ему мои слова, и, надеюсь, он поверил. В тот день я впервые за долгое время приготовил овощное рагу с устричным соусом. Мне хотелось готовить, но не хотелось идти что-то покупать, и это блюдо — единственное, что удалось приготовить из продуктов в моем холодильнике. Даже не знаю, вкусно получилось или нет. Кажется, впервые я почувствовал эту липкую консистенцию на языке в средней школе. Честно говоря, этим рецептом я хотел скрыть безвкусие ингредиентов и постарался на славу. Я всегда любил готовить. Мне нравилось, что я могу оставить нож без присмотра. Мне нравилось, когда тарелки не разбивались и можно было не бояться, что они разлетятся во время еды. И мне не приходилось жить в страхе перед тем, как мою мать били головой о стену, потому что он решил затеять драку. Хироми всегда защищала меня. Я видел нечто подобное всего несколько раз в своей жизни, когда мне приходилось бывать в доме Омии в рамках бракоразводного процесса, но она сказала мне, что бывало всякое. Даже не знаю, сколько раз я слышал о подобном. Хватило, чтобы устать от этих разговоров. У Хироми, наверное, тогда выдались самые тяжелые времена. Честно говоря, в десять лет мне ужасно хотелось, чтобы она не рассказывала мне о таких вещах, но теперь... Я понимаю, почему ей нужно было высказаться. Мы были товарищами по оружию. Бабушка гладила меня по волосам всякий раз, когда Хироми говорила со мной об этом, но ни разу не сказала, что жалеет меня. Она твердила, что я сильный парень. Когда такая крепкая женщина, как моя бабушка, называла меня сильным, я чувствовал, что способен на все. Теперь у Ричарда бабушкин розовый сапфир. Без него я не чувствовал себя одиноким. Возможно, я считаю Танимото своим ангелом, но Ричард для меня — почти такой же. И если Танимото — ангел, который время от времени парит в небе, то Ричард — эксцентричный ангел, который решил ходить по земле, несмотря на свои крылья. Невероятно прекрасный ангел, который хранит для меня самое дорогое.  И оно все равно будет у него, куда бы я в итоге ни отправился. И он будет ждать меня. Вряд ли что-то еще может сделать меня счастливее. Даже если все это только в моей голове и я никогда больше не увижу его. Впервые за долгое время я хорошо выспался. Возможно, следует за это воздать должное королевскому чаю с молоком, хотя, признаюсь, это звучит странно с учётом кофеина в нем. Мой взгляд опустился медленно, как сахар ко дну чашки со свежезаваренным чаем, при мысли о предстоящей субботе. Я уверен, что справлюсь. — Я принес тебе подарок в знак нашего примирения. Тебе всегда нравились блестящие штучки, да, Сейги? — сказал мужчина, протягивая мне прозрачный пластиковый камень за сотню йен. Синий, с заостренным концом. Такими игрушками расплачиваются в игорных заведениях. Нет смысла пытаться нормально поговорить с тем, кто только и делает, что высасывает из тебя жизнь — это лишь раззадорит его, а тебя измотает. Неужели он действительно думал, что Сейги в его голове понравится такое? Стоящий там улыбающийся человек едва ли напоминал живое существо. Скорее нечто большее — мясная скульптура, замершая в человеческой форме. — Сейчас пять утра. — Да. Доброе утро. Ты меня впустишь? — Я звоню в полицию. Уходи. Моя хозяйка сказала, что ты просил ключ. — Но она мне его не дала, хотя дом моего драгоценного сына — и мой дом тоже. Мой свирепый взгляд, казалось, ничуть его не смутил. Думаю, он уже привык. Угрозы действовали только временно. Они теряют свою эффективность, если не повторять их регулярно. Вероятно, по той же причине он регулярно избивал Хироми. — Иди броди. Я иду спать. — Мне негде спать. Ты просто ужасный. Я ведь принес тебе подарок, и вот как ты со мной обращаешься? Я бросил в него камень, и мужик взвизгнул. Стоило закрыть дверь, как он постучал снова. Мои соседи по обе стороны, наверное, еще спали. Насколько я знаю — оба студенты, но мы не общались, просто изредка здоровались. Голос продолжал кричать: «Сейги! Сейги!», — и меня охватила паника. Я издал звериный стон, вытащил из бумажника банкноту в тысячу йен, открыл дверь и бросил ее в щель. Хотя банкноты не очень-то хорошо бросаются. Я услышал радостный вскрик, которого никогда раньше от него не слышал, и короткое ворчание о том, что это не так уж и много. Но в конце концов он, кажется, ушел. С чего он взял, что это «не так уж много»? Я вконец измотан. Но, знаете, может, в том-то и смысл. По его мнению, я его опекун, его кошелек и его дом, поэтому для него вполне естественно распоряжаться моими средствами. Все, что я получил за тысячу йен, — это мирное утро и острое чувство беспомощности и поражения. Мне действительно стоит поторопиться и переехать в другое место. Лучше всего бы пока пожить у друга. Я точно не могу остаться с Хироми. Поедь я к ней, он обязательно увяжется за мной. Но у меня нет друзей, которым я могу объяснить ситуацию и остаться на ночлег. К тому же, и так велик шанс, что этот человек последует за мной, и создаст неудобства. Такой план не вариант. А как насчет отелей длительного проживания для путешествующих бизнесменов? Уже получше. В любом случае, мне нужно собираться. Я, едва волоча ноги от недосыпа, принялся вытаскивать свои немногочисленные пожитки и раскладывать их на полу. Раскладывая их по кучкам, чтобы взять с собой или выбросить, я вдруг кое-что вспомнил. Пожалуй, наша семья всегда была такой. Сколько раз я бывал в доме в Омии? Я пошел с Хироми навестить своего отца, но она с самого начала выглядела как солдат, идущий в бой. Может, из-за того, что мы были там трижды, я помню, как моя бабушка летом приглашала нас переночевать — мы устраивали фейерверки на заднем дворе, — но еще я помню, как поздно вечером мой отец набросился на Хироми и швырнул в нее столом, и нам пришлось уходить посреди ночи. Она могла бы поручить агенту передать ему документы, но Хироми ужасно ответственная, и, скорее всего, сама хотела исправить свои ошибки. Я почти уверен, что именно поэтому она не оставила меня на попечение бабушки. Она точно была не в восторге от мысли, что ее мать, которую она ненавидела, но в то же время чувствовала себя перед ней в неоплатном долгу, будет разбираться с последствиями ее собственных неудач. В начальной школе я узнал, что есть то, что не исправить, как ни старайся. И Хироми научила меня, что это не повод опускать руки, ведь спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Каким-то образом, пока я был в отключке, наступило семь утра. Я рухнул на пол и проспал около двух часов. Идти на занятия совсем не хотелось. Я все вспоминал то, что вспоминать совсем не хотелось. Такими темпами, даже не знаю, дотяну ли я до субботы. Может, зайти в отдел косметики одного из известных универмагов Гиндзы и попросить одну из продавщиц приукрасить мне лицо? Я часто видел их на работе, когда покупал сладости. Накрашенные женщины припудривали свои лица. Спроси меня кто-то, как бы я хотел выглядеть, думаю, я бы ответил: «Пожалуйста, сделайте меня похожим на человека, который хоть немного жив».  Потому что прямо сейчас я не чувствую себя живым.